Одинокие мужчины

Глава 16

Он стоял, склонившись надо мной, с ножом у моего горла и глядел мне прямо в глаза. Я тоже не отрывал от него взгляда. Я знал, что стоит ему сделать одно движение — и я покойник.

Медленно, чтобы он не подумал чего-нибудь, я поднял руку и осторожно отвел лезвие.

— Хороший нож. И острый, — сказал я.

— Ты храбрый человек. Ты воин.

— Мы оба воины. И хорошо, что мы знаем друг друга.

Остальные апачи потихоньку возвращались, их черные глаза сверкали огнем в предвкушении пытки. Испытать сильного человека — в таком удовольствии они не могли себе отказать.

Я сразу узнал среди них Токлани. В армии мы вместе служили под командованием Эммета Кроуфорда, делили последний кусок лепешки и бок о бок дрались с другими апачами. Я понятия не имел, чем обернется для меня это давнее знакомство. Токлани мог вернуться к диким апачам, которые воевали со всеми, кто оказывался у них на пути.

Деваться мне было некуда. Я, как и каждый житель границы, сознавал, что ждет меня впереди, но больше всего меня волновала судьба Испанца и Баттлза. Удалось ли им спастись? Мерфи, во всяком случае, скорее походил на покойника, чем на живого, а Баттлзу было далеко до Испанца или меня, когда дело касалось странствия по пустыне.

Связать меня никто не пытался, но у меня отобрали оружие, включая нож, и возможности бежать практически не осталось. Более того, чувствовал я себя отвратительно — очень хотелось пить, а живот, когда я услышал запах мяса, громко заурчал.

Мы убили двух апачей, а их оказалось в кустах не меньше дюжины, и теперь все они собрались у костра и стали разводить еще один.

Мой винчестер и кольт лежали футах в тридцати; если я попытаюсь завладеть ими, шансы остаться в живых сведутся к нулю. Катенни в отдалении за костром разговаривал с остальными. Я не слышал, о чем они говорили, но разговор смахивал на ссору и наверняка касался моей шкуры.

Пока апачи ели, трое из них сторожили меня. Я понял, что улизнуть отсюда не удастся, растянулся на земле и, положив шляпу под голову, уснул.

Проснулся я часа через два, костер уже догорал. Большинство апачей спали, но я тем не менее не был связан. Это показалось мне странным, если только они не собирались поразвлечься, когда я попытаюсь бежать.

Жажда становилась невыносимой, а источник был совсем рядом, на краю лагеря, поэтому я, не обращая ни на кого внимания, встал, подошел к воде и напился. Потом вернулся на прежнее место и снова лег, отдавая себе отчет в том, что за каждым моим шагом наблюдали четыре-пять пар глаз. Попытайся я протянуть руку к винтовке или приблизиться к лошади, со мной будет кончено. Так или иначе, теперь я чувствовал себя гораздо лучше.

Наконец Катенни встал, подошел ко мне и присел рядом на корточки. Он свернул себе самокрутку ловко, как ковбой, и несколько минут молча курил.

— Кое-кто хочет, чтобы тебя убили.

— Меня-то? Желающих много. — Я засмеялся и изобразил удивление. — Ты имеешь в виду своих ребят?

— Другого. Белого.

— Белый человек хочет, чтобы меня убили? Откуда ты знаешь?

— У него моя скво. Он говорит, когда ты умрешь, он ее отдаст. Я привожу твой труп, он отдаст скво.

— Так что же ты меня не убил?

— Почему он хочет твоей смерти? — озадаченно спросил Катенни. — По-моему, здесь что-то не так.

— Откуда у тебя такие сведения? Их привез Токлани?

Катенни не удивился, что я знаком с ним.

— Да, он привез. Моя женщина… она ездила к сестре в Сан-Карло. Ночью ехала быстро, но ее поймали.

— Они ее обидели?

— Нет. Токлани говорит, что нет. — Он поглядел мне в глаза. — Я дрался с Токлани, но Токлани хороший человек. Моя женщина — хорошая женщина. Токлани приказал индейцам наблюдать за ней.

— Кто ее поймал?

— Их зовут Хаддены. Их несколько. Токлани видел. Почему они хотят убить тебя?

— Я стрелял в них. Рокка… Ты знаешь Тампико Рокку? Они назвали его мексикашкой и собирались убить. Мы дрались и вместе с Роккой убили одного, может, двоих.

Он все еще сомневался в правдивости моих слов.

— Токлани говорит, ты хороший человек. Великий воин.

На это мне нечего было ответить. Я лихорадочно обдумывал услышанное. Не скажу, что хорошо умею думать или планировать. Я простой парень с гор, скиталец. Но не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что у меня появился шанс, если только правильно использовать ситуацию.

Трудность состояла в том, что действовать следовало осторожно, поскольку многое мне было неизвестно. Но хорошо уже и то, что Катенни заподозрил неладное в поручении Хадденов.

Ему ничего не стоило убить меня, да он бы так и поступил — после пыток. Но теперь кто-то желал моей смерти, и он был озадачен.

Как я понял, скво Катенни проскользнула в резервацию, чтобы повидаться с сестрой. На обратном пути Хаддены выследили ее и похитили.

Нет ничего необычного в том, что непокорный апач приезжает в резервацию, живет там некоторое время, потом уезжает. Армия постоянно пыталась вернуть индейцев в резервации, потому первой туда нередко наведывалась скво — разведать обстановку.

И вот теперь женщина Катенни оказалась их заложницей, а он, подобно дикому зверю, который чует опасность в непривычном, не знал, чему верить.

Он курил и ждал. Наконец я сказал:

— По-моему, ты не должен им доверять.

Он посмотрел на меня.

— Они ее убьют?

— Они плохие люди. Они застрелили бы Рокку без всякого повода, просто так. Мне кажется, если ты отвезешь им мой труп, они убьют и ее и тебя… если смогут. — Он ждал, и я, подкинув хвороста в костер, добавил: — Верни мне оружие, а я верну тебе скво.

Он долго молчал, потом решительно поднялся и пошел ко второму костру, где индейцы тихо о чем-то разговаривали.

Через некоторое время Катенни снова подошел ко мне и уселся на песок.

— Ты можешь отнять у них мою скво?

— Катенни — великий воин. Ему ведомы превратности войны. Всякое может случиться, но одно я тебе обещаю твердо: если существует хоть малейшая возможность вернуть твою скво живой и здоровой, я это сделаю. — Помолчав немного, я добавил: — Хаддены — не апачи. Они свирепы, но они не апачи. Я верну твою скво.

— Она хорошая женщина. Она провела со мной много лун.

— Ты знаешь, где они ее держат?

— Мы тебя отвезем. Это возле границы.

Я отдавал себе отчет в том, что мои беды только начинаются. Катенни мог дождаться, когда я привезу его женщину, а потом спокойно пристрелить меня. Не хочу сказать, что апачам не ведомо чувство благодарности, просто у них совершенно иные, нежели у нас, принципы. Если ты не из племени, то ты — потенциальный враг и заслуживаешь смерти.

От Испанца и Джона Джея не было ни слуху ни духу. Насколько я мог понять, апачи о них тоже не говорили. Похоже, им удалось ускользнуть. Вот и хорошо, удачи им.

На рассвете мне привели коня, я не торопясь оседлал его, но когда потянулся за оружием, меня остановили. Токлани взял мой винчестер, перекинул мою патронную ленту себе через плечо, дал наполнить флягу, и мы тронулись в путь.

Все время, пока мы ехали, я вспоминал Нейсса, одного из пяти пассажиров дилижанса, на который возле Стайнс-Пик напал Кочизе со своей бандой. В первые же секунды были убиты возница и один из пассажиров, дилижанс перевернулся, и оставшиеся в живых стали готовиться к драке, но Нейсе их отговорил. Кочизе, сказал он, его старый друг, сейчас он с ним поговорит, и все будет хорошо. Пассажиры поверили, и Кочизе накинул на Нейсса лассо и поволок его вдоль каньона по камням, кактусам и кустам. Остальные индейцы сделали то же самое с оставшимися пассажирами. Их замучили до смерти. Это случилось в апреле 1861 года.

Вспоминая этот факт, я понимал, что обещания Катенни ничего не стоят, и, хотя индейцы не спускали с меня глаз, обдумывал варианты побега.

Их не было.

Вороной за время путешествия выдохся и похудел. О том, чтобы спастись на нем бегством, не могло быть и речи. Оружия у меня не было, не было и места, куда я мог бы ускользнуть от преследователей.

Мы вели лошадей по выжженным, каменистым холмам, петляя между кактусами и зарослями кустарника. Местность была неровная, изрезанная тускло-красными или коричневыми зазубренными хребтами, перемежающимися с лавовыми полями с белесыми руслами некогда протекавших здесь ручьев. Индейцы окружали меня со всех четырех сторон, всегда оставаясь настороже, всегда готовые в случае чего остановить меня. Все молчали.

Мне казалось, что каждый шаг коня приближал меня к смерти — побег был бы слишком большой удачей.

От Хадденов помощи ждать тоже не приходилось. Я понятия не имел, как сумею похитить у них скво Катенни, они никогда не отдадут ее по собственной воле. Даже у хороших людей опустошение и грабеж, чинимые апачами, пробуждали желание уничтожить их всех до единого, а Хаддены отнюдь не были хорошими людьми.

Я всегда уважал апачей. Они приспособились к суровым условиям пустыни. Их образ мыслей был совершенно иным, чем у белых, и, чтобы понять, что они чувствуют и чего хотят, нужно было очень хорошо их знать.

Через некоторое время нам стали все чаще попадаться заросли чоллы, отсвечивавшие на солнце бледно-желтым. Отмершие нижние сочленения были темно-коричневого или черного цвета. Мы называли чоллу «прыгающий кактус», потому что стоит оказаться с ним рядом, как его иголки вонзаются вам в тело. Проезжая сквозь заросли чольи, апачи вытянулись в цепочку.

Неожиданно мы остановились. Катенни указал рукой на невысокую гору.

— Они там, — сказал он. — У Пруда Мертвеца. Их шестеро, с ними моя скво.

Похоже, индейцы жаждали моей смерти.

Катенни, как и я, не доверял Хадденам, иначе убил бы меня не задумываясь. Он просто не был уверен, что получит обратно свою женщину, если предъявит им мой труп.

— Тебе придется вернуть мне револьвер и винтовку, — сказал я. — Иначе нас обоих просто убьют. С Хадденами я справлюсь, а остальные вряд ли станут поднимать шум.

Самое интересное, что мыслями я был не в жаркой пустыне, а в прохладных холмах Камберленда. Говорят, перед смертью перед глазами человека проходит вся его жизнь. Не могу сказать, что я вспоминал всю жизнь, — нет, только ту ее часть, которую провел далеко в родных горах.

Весь день у меня перед глазами стояла зелень лесов. Я представлял себе, как собирается и падает на землю утренняя роса, когда мы выходим на охоту. Мы добывали кабанов, которых потом коптили и варили с зеленью в чугунных кастрюлях.

Обычно ходили мы с Оррином, реже с Тайрелом, потому что он был младшим. Кстати, ни разу не видел, чтобы Тайрел промахнулся. Вот я, бывало, пускал пулю не туда.

Я не видел ту землю с тех пор, как уехал на Запад. Не видел, но скучал по ней. Сколько раз, лежа у костра в пустыне и глядя на звезды, я воображал, что снова дома, видел освещенный прямоугольник кухонной двери. Я шел к нему, возвращаясь с дойки, и шагал осторожно, чтобы не расплескать молоко в ведре.

Трудно представить, что человек может думать о таких пустяках, когда у него масса проблем, и главная — остаться в живых. Но так уж устроены люди. И чувствам надо дать передышку, вспоминая что-нибудь приятное.

Вот я и думал о зеленой и славной земле, о том времени, когда плыл на пароходе по Биг-Саус-Форк в Новый Орлеан. Я вез продукты на продажу — кукурузу, сорго и немного табака. Мы, Сэкетты, торговали в основном сами, поскольку земля наша была бесплодной и давала скудный урожай, которого едва хватало, чтобы прокормиться. Даже если мы успешно промышляли охотой. Но люди побогаче, отправляясь в путешествие, всегда брали с собой Сэкеттов, потому что мы были надежной защитой от всяких грабителей, разбойников и прочего сброда.

Я вернулся мыслями к настоящему и увидел, что Катенни делает мне знак рукой.

— Иди, — сказал он. — Иди и приведи мою скво.

Он отдал мне патронную ленту и винчестер. Во рту было сухо, как на песчаном дне оврага.

— Глядите в оба, — сказал я. — Может, мне не удастся вернуться.

Мы молча сидели в седлах, потом я протянул руку.

— Одолжи еще один револьвер, он может понадобиться.

Катенни взглянул на меня, вынул свой шестизарядник и передал его мне. Это был морской кольт 44-го калибра — хорошее оружие. Я засунул его сзади за пояс брюк под жилетку.

Рядом оказался Токлани.

— Я иду с тобой, — сказал он.

— Нет уж, спасибо. Оставайся здесь. Если меня увидят одного, может, и разрешат подъехать поговорить, а если мы поедем вдвоем, то они наверняка начнут стрелять.

Я шепнул пару слов своему отощавшему вороному, и мы тронулись. Позади послышался голос Катенни:

— Привези мою скво.

Для этого мне понадобится немного везения и намного больше везения, чтобы выбраться из этой переделки с непродырявленной шкурой.

— Ладно, коняга, — сказал я вороному, — поехали поговорим с ними.

И мы направились сквозь заросли чольи к пруду Мертвеца.