Одинокие мужчины

Глава 4

На рассвете я проснулся в мрачном настроении. Обыкновенный приступ хандры.

Вчерашняя перестрелка оставила неприятный осадок, хотя я не слишком жалею тех, кто сам нарывается на неприятности. Когда человек носит кобуру с револьвером, он должен отдавать себе отчет в действиях и словах, потому что мало кому нравится, когда на него наезжают.

Меня беспокоила судьба племянника. Совсем еще малыш, он находился в плену у апачей, если, конечно, они его не убили, а ведь в нем течет кровь Сэкеттов.

Никто не знал лучше меня, какой длинный путь предстояло мне пройти и с какими трудностями встретиться. Края там были дикие, нехоженые тропы, и полное отсутствие каких-либо человеческих поселений, еды взять негде, да и пригодной для питья воды практически не было.

С Тампико Роккой мне будет легче. Правда, двое не могут пробраться незаметно, но Рокка — исключение. И в то же время я взваливаю на себя огромную ответственность, потому что, если с ним что-нибудь случится, винить я буду только себя.

Прежде всего, мне предстояло купить лошадь, но, обегав весь город, я не нашел ни одной, которую хозяева согласились бы продать. Поиски нужного мне седла тоже заняли немало времени, и наконец я купил основательно подержанное испанское седло с седельным мешком и широкими шпорами, хоть и неказистое с виду, зато плотно прилегающее к туловищу лошади и удобное для наездника. Оно обошлось мне в восемнадцать долларов, и три доллара я уплатил за старые седельные сумки. А за двадцать пять центов я приобрел армейскую фляжку. Таким образом, мало-помалу я собирал снаряжение и припасы, а к тому времени, как приобрел запасную патронную ленту, уздечку и всякие прочие мелочи, оказалось, что я истратил больше пятидесяти долларов из моих скудных сбережений. Лошадь же я так и не смог купить.

Бегая по Тусону, я на всякий случай высматривал Арча и Вольфа Хадденов. Оказалось, что один из участников вчерашней перестрелки не убит, а только тяжело ранен и, по прогнозам врачей, выживет. Другого завернули в его же одеяло и похоронили на городском кладбище.

К полудню у меня было почти все необходимое для путешествия, за исключением коня. Я решил забежать в «Мухобойку» перекусить и заодно расспросить о лошадях.

Приладив треугольный осколок стекла, служившего мне зеркалом, к ветке мескитового дерева, я побрился, пока Рокка спал рядом, подложив под голову седло. Мы расположились неподалеку от города в мескитовых зарослях среди скал. Неожиданно неподалеку раздался голос, громко распевавший «Только не хороните меня в просторах прерий». Рокка сдвинул шляпу с глаз, усмехнулся:

— Не стреляй, это Джон Джей.

И правда — вскоре из-за кустов появился Баттлз и окинул нас с Тампико критическим оком. Пришлось рассказать ему о предстоящем путешествии.

— Где Испанец? — строго спросил он, и Тампико ответил:

— Он нашел себе в городе девушку. Ее зовут Кончита, и когда она сердится на Испанца, стычка с апачами кажется ему отдыхом. Но не волнуйся, когда придет время, он оседлает коня и приедет.

Я закончил бриться, и мы немного поговорили, потом Рокка направился в мексиканский квартал вылавливать Испанца Мерфи, а Баттлз снова засел в кустах, дабы не попасться на глаза кому не следует. Как-то так получилось, что мы с Роккой не рассказали ему о стычке с Хадденами.

Когда я вошел в «Мухобойку», там было полно народа. Мое появление почему-то привлекло внимание некоторых посетителей. То ли из-за вчерашней потасовки, то ли из-за виски, которым я сполоснул лицо после бритья. Я, в свою очередь, боялся повстречаться с шерифом, который мог приказать мне немедленно убираться из Тусона, чего мне пока не хотелось делать.

Что касается еды, я никогда от нее не отказывался. Кажется, мне не скоро придется лакомиться блюдами, приготовленными женщиной, да и вообще горячей пищей, потому что разводить костер по дороге в Сонору, а потом в Чихуахуа, которые кишмя кишат апачами, было бы непростительной глупостью.

Сидя в ресторане, который нельзя было назвать элегантным, хотя никакого другого здесь не было, я подумал, что хоть кто-нибудь мог бы с уважением посмотреть на человека, который убил соперника в честном поединке. Ничего подобного.

Сейчас в этом зале находились такие люди, как Уильям Оури, сражавшийся за независимость Техаса. Оури был техасским рейнджером и участвовал в бесчисленных схватках с индейцами и разным сбродом на границе с Мексикой. Большинство здешних посетителей, одетых в простые суконные костюмы, участвовали в различных войнах и прочих конфликтах с индейцами. И все они были добропорядочными горожанами — адвокатами, владельцами шахт, магазинов и тому подобное.

Не успел я приняться за еду, как отворилась дверь и вошла Лаура. Она была во всем белом и выглядела изящной и хрупкой. На ней были перчатки без пальцев, от которых, на мой взгляд, не было никакой пользы, в руках — зонтик от солнца.

Она секунду постояла, привыкая к полутьме после яркого полуденного солнца, затем подошла к моему столику. Я встал и помог ей сесть.

Головы всех находившихся в зале повернулись в ее сторону. Люди недоумевали, как такая красивая, элегантная женщина могла сидеть за одним столом с оборванцем, поскольку мало кто из них знал, что мы родственники.

— Телль, — сказала она, — я слышала, вы ищете лошадь. Это правда?

— Да, мэм, правда. Мой конь погиб во время стычки с индейцами. Мне нужно найти нового коня и по крайней мере одну вьючную лошадь. Похоже, налеты апачей сильно уменьшили поголовье, да и армия покупает много лошадей.

— Почему же вы мне не сообщили об этом? Я могу достать вам лошадей. Вообще-то у меня уже есть подходящий конь.

— Это было бы здорово, — признался я. — Снаряжение у меня готово.

Она взяла чашечку с кофе, который принесла миссис Уоллен, и сказала:

— Кажется, у вас были неприятности?

— Не у меня. Охотились за моим знакомым, а когда его не нашли, остановили выбор на мне, то есть на нас с Роккой, одним из тех, с кем я приехал в Тусон.

Она больше ни о чем не спрашивала, а мне об этом говорить не хотелось. Мы еще немного поболтали, а потом она объяснила, где можно посмотреть лошадей.

— Тот, что я приготовила вам, — крупный вороной, с белой звездочкой на бедре.

Надо сказать, что единственная масть, которая мне не подходила, была именно черной. Мне годится лошадь любой масти, но вороная в тех местах, по которым будет пролегать наш путь, не подходит, так же как и белая. Я предпочел бы чалую, темно-серую или пепельную. Любую масть, которая не выделяется на фоне окружающих, подобно красноносому пьянице на церковном празднике. Конечно, на пути нам встретятся и черные скалы, и густые тени, и что-то еще в этом роде, и тогда вороная окажется все-таки лучше белой, которую в солнечный день видно за несколько миль. Однако времени спорить у меня не было.

— Ладно, — сказал я. — Если у нас будут лошади, мы отправимся в путь завтра же.

Лаура поговорила о Тусоне, посетовала на отсутствие в нем необходимых удобств, и заметила, как ей хотелось бы вновь оказаться в Санта-Фе… Или в Вашингтоне, добавила она.

— Мне нравится Вашингтон, — сказал я.

Она удивилась:

— Вы там были?

— Да, мэм. Наша часть некоторое время стояла на Потомаке. Я порядком побродил по Вашингтону. Это было давно, я был тогда почти мальчиком, только что вступившим в армию северян.

Когда она ушла, я продолжал сидеть, потягивая кофе и обдумывая маршрут, с учетом различных трудностей, которые могут возникнуть. Не в моем характере было действовать вслепую, к тому же многое в этом предприятии внушало мне тревогу, но что именно, я никак не мог осознать.

Миссис Уоллен подошла к моему столику.

— Вы с миссис Сэкетт родственники?

— Она — жена моего брата.

— А то я недоумевала, почему это у вас одинаковые фамилии… — Она, чуть поколебавшись, присела за мой столик. — Немногие женщины отваживаются путешествовать в одиночку по здешним местам.

— У нее в Калифорнии умер отец, — сказал я. — Он жил там один, у него никого, кроме нее, не было. Оррин — это мой брат — вынужден был остаться в Вашингтоне.

Она посидела еще немного, но ничего не сказала. Потом встала и ушла. Я не мог понять, зачем она подсела ко мне и завела разговор о Лауре. Похоже, намеревалась что-то сказать, скорее всего про военных или апачей.

Вороной и в самом деле оказался великолепным конем, намного лучше, чем я ожидал. Если бы не белая звездочка на бедре и не один белый чулок, он был бы сплошь черной масти. В качестве вьючных лошадей нам приготовили двух мустангов неопределенной масти, крепких и выносливых.

Они стояли в конюшне на заднем дворе. Человек, ухаживавший за ними, на корточках с соломинкой во рту наблюдал за тем, как я осматриваю лошадей.

— Что-то вы слишком привередничаете, мистер. Выбора-то у вас все равно нету. — Он выплюнул соломинку. — Хотите — берите. У меня нет времени пробавляться здесь с вами. За них заплатила леди, а вам остается лишь сесть и поехать.

Я ему не понравился, и он мне тоже, поэтому я забрал лошадей и отправился к стоянке в кустах, где уже находилось все снаряжение и где меня ждал Рокка.

Рокка раздобыл лошадь где-то в мексиканском квартале. Теперь мы были готовы отправиться в путь.

— Тебя что-нибудь удерживает здесь? — спросил я его.

— Да нет вроде, Испанец с Джоном Джеем будут ждать нас к югу отсюда.

Мы вскочили на коней и тронулись в путь, ни о чем не заботясь. Мили через четыре мы встретились с Испанцем и Джоном Джеем Баттлзом.

— Вы, ребята, зря рискуете, — предупредил я. — В этой игре вы не делали ставок.

— Заткнись, — оборвал меня Испанец. — Побереги дыхание, оно тебе еще пригодится.

— Я никогда не был в Сьерра-Мадре, — сказал Джон Джей. — И должен непременно увидеть все те места, в которых мне не довелось побывать.

Вздымая легкую пыль, мы двинулись на юг. Я ехал впереди по хорошо наезженной дороге, ведущей к ранчо Китчена.

Можно подумать, что на дороге с бойким движением можно чувствовать себя в безопасности. Но это не так. В глубинке Аризоны никто и никогда не чувствовал себя в безопасности. Лит Китчен держал круглосуточную охрану, вооруженную до зубов, в любой момент готовую отразить возможное нападение, поэтому со временем апачи стали обходить его ранчо стороной.

До сих пор не утихают споры по поводу правомерности и неправомерности притязаний индейских племен. По-моему, тут неправы обе стороны. Когда сюда пришли белые, лишь очень немногие богатые индейцы могли предъявить свои права на землю, подавляющее же большинство индейских племен вело кочевой образ жизни. Они передвигались с места на место, добывая себе пропитание охотой и сбором съедобных растений. Белый человек нуждался в жизненном пространстве, он нуждался в земле, на которой можно было построить дом. Вместо того чтобы кочевать, подобно индейцам, он предпочитал оседлый образ жизни, чтобы возделывать землю.

Одни белые стремились жить в мире с краснокожими, и некоторые краснокожие тоже, однако другим и с той, и с другой стороны мир был не нужен. Молодые индейские воины пускались в охоту за скальпами белых, крали у них лошадей. Эти люди занимали почетное положение в среде своих соплеменников и соответственно своему положению обзаводились несколькими женами. К тому же, как выяснилось, у белых красть оказалось легче, чем у других индейцев, как они делали раньше. И когда старейшины и наиболее прозорливые белые предпринимали попытки договориться о мире, всегда находился какой-нибудь пьяный ранчеро или безрассудный воин, которым мир был ни к чему.

Когда индейцы воевали, они воевали не только с мужчинами, но и с женщинами и детьми, поэтому даже дружественно настроенные белые забывали о своем дружелюбии, когда, вернувшись домой, находили свои дома сожженными, а жен и детей убитыми. С другой стороны, и белые, из числа тех, что стремились завладеть индейскими землями и табунами, беспощадно грабили, обманывали и убивали индейцев.

Вина была обоюдной, но в данном случае апачи украли детей и увезли их в Мексику, и мы ехали освобождать их.

День клонился к закату, уступая место вечерней прохладе. Мы переночевали в развалинах какого-то старого поселения, укрывшись за остатками глинобитных стен, а на рассвете отправились дальше.

Вторую ночь мы провели на ранчо Пита Китчена.