Одна в толпе

Глава 11

– Не нравится он мне! – безапелляционно высказал мне в лицо папа, когда перед сном я заглянула к ним с мамой в комнату. – У него на лбу написано, что по бабам ходит…

– Юра, – закатила глаза мама, усаживая мужа на кровать. – Он же подтвердил, что девочки его не интересуют и с Алисой они просто дружат.

– И ты поверила? – разразился криком мужчина. – Да он с Алиски глаз не сводит.

– Т-ш-ш, – пригрозила мама подушкой.

– Это от нервов, пап, – впряглась я за соседа. – Ты ж его специально провоцировал весь вечер. «А чего тебя девки-то не устраивают? Вон Алиска у меня какая куколка! Восемнадцать исполнится, и замуж могу отдать», – изобразила я издевательский тон отца.

– Раскусить его хотел, – признался Акимов. – Но пока умело держится, видать, не впервой мозги морочит людям…

– А мне кажется, что он неопасный… – поддержала меня мама. – Сначала испугалась, когда его увидела, а сейчас чувствую, что в безопасности ты с ним…

О, лёд тронулся. Это хорошо.

– Чувствуешь, значит? – подколол папа, выгибая бровь.

– Материнское чутьё, – мама бросила ему в лицо подушку и фыркнула, когда он перехватил её прямо перед носом.

– И я должен разрешить им спать в одной постели, полагаясь только на это? – рассвирепел мужчина.

– С Ванькой же спала, – возмутилась я и сразу же получила от мамы затыкающий взгляд.

– Когда это?! – повысил голос папа, в порыве эмоций приближаясь ко мне вплотную.

– Да маленькими они ещё были, Юр! – подскочила тушить пыл мама. – В начальной школе.

Ага, как же. Два месяца назад мы с другом после купания в озере дрыхли без задних ног, деля кровать-полуторку на двоих. Там уместились только потому, что я – как половина Ваньки. Мама, привыкшая, что я с ним была всегда не разлей вода, слова против не сказала.

– Ну, Ванька пацан нормальный, – успокоился папа, вспоминая моего добродушного одноклассника. – Как свой, считай. А городской – вон… с причудами. Неизвестно ещё, на что способен.

– Юр, они ж вместе уже больше недели живут, и ничего не случилось, – потянула обратно на кровать неугомонного великана мама. – Ты давай не настраивай против семьи Лёню, а лучше контакт наладь. Твоя дочь и дальше с ним останется, лучше, если он будет на нашей стороне и продолжит оберегать её, чем испугается и будет держаться подальше.

– Ты чего городишь, Люд? – вскинул густые брови отец. – Какой контакт? А если он будет в дом водить… таких же, а? Дочка глазеть на это всё будет… Нет, – махнул гневно рукой. – Так не пойдёт, мать. Забирать её отсюда надо и новую квартиру искать. А то насмотрится на всё это и в будущем нормального мужика себе не сможет найти.

– Не будет он никого сюда водить… – попыталась я вставить слово, но папа уже стремглав собирался выйти из комнаты.

– Сядь на место, Акимов, – зашипела грозно мама. – Не пори горячку. Парень он хороший и не заслужил такого обращения с твоей стороны. Дочь твою от хулигана спас. На секундочку, мог бы и спасибо сказать.

Папа насупился. Я притихла. Мама в позе командира стоит над папой и указывает ему рукой на кровать. Никак мужика спать не уложим.

– Ремонт здесь хороший… – спустя какое-то время произнёс Акимов, цепляясь за любую мелочь, чтобы не утащить меня обратно в отчий дом.

Улыбнулась и забралась папе на колени. Обняла за шею и погладила по спине.

– Он точно… того? Голубой? – сжал меня в ответ в надёжных тисках.

– Да, – соврала я, мысленно прося у родителей прощения. – Если вдруг перестанет быть таким, и я заподозрю неладное, то первая сбегу, – торжественно пообещала, чмокнув расслабившегося мужчину в колючую щёку.

– Я его убью, если обидит, – с чрезмерным ожесточением поставил точку папа, и я кивнула в знак солидарности.

– Спокойной ночи! – с облегчением расцеловала родителей, оставила по велению отца все двери открытыми и вернулась в комнату Астахова.

Сегодняшнюю ночь я проведу в его постели.

И судя по жгучему цепкому взгляду, которым меня наградил парень, стоило мне показаться перед его глазами, такая же мысль сейчас и в его голове.

И я должен изображать гея и делать вид, что всё нормально?

Мало того, что весь ужин глава их бабахнутой семейки потешался надо мной, намекая, что я бракованный экземпляр, и донимал вопросами, как я до такого докатился, так потом ещё и сверху гномиху предложил взять в жёны.

Они там у себя на огороде лука, что ли, пережрали?

Такую ахинею нести.

Когда перед глазами появилась Алиса и робко прошла к моей кровати, на секунду остолбенел. Не от вида её красных щёк и сцепленных пальцев, а от мелькнувшей мысли.

А с Ромкой у них всё серьёзно было? Их отношения дошли до секса? Он прямо об этом не рассказывал, но почему-то я был уверен, что да. До этого момента. Смотря на такую открытую стеснительность, на искреннее девичье поведение, нехотя представил гномиху в объятиях друга и поморщился от злости.

Да ей же ещё восемнадцати нет. Никогда не задумывался о возрасте своих девчонок. У меня были и младше Алисы, когда я только начинал постигать азы секса. Но не сейчас, когда я чувствую себя зрелым парнем и маленькие девочки кажутся мне бесполыми существами. Запретными и сомнительными. Глаза и желание раскрываются у меня, только когда передо мной взрослый человек. Когда девушка официально признана перешедшей границу допустимости.

Нормально ли это?

Не знаю.

Но я такой.

Получается, что Ромыч придерживается другого мнения, раз позволил себе дотронуться…

Чёрт!

Загоревшееся внутри желание отвернуться от Алисы не смогло побороть другое, заставляющее оценивать каждое её движение, пока она смущённо укладывалась на моей подушке.

И как бы это глупо ни звучало, я понимаю друга. От неё просто невозможно оторвать глаз.

Куколка…

Отец Алисы невольно попал в точку, называя её этим словом.

Какие же тонкие у неё запястья. Маленькие руки не давали покоя их хозяйке, и она нервно теребила край одеяла, пытаясь понять, укрыться или оставить всё как есть. Продолжать выставлять на обозрение полуголые ноги.

Кажется, гномихе не нравится моё молчание. Не нравится, что я продолжаю сидеть на подоконнике и пристально её рассматривать.

Я бы отвернулся. Правда. Но моя тупая башка увлечена созерцанием тонких линий, изящных изгибов, прорисовывающихся из-под натянутой майки, и округлыми очертаниями, притягивающими взгляд дольше, чем положено.

Интересно, Алиса понимает, что вызывает у мужчин интерес, ещё не достигнув этой самой… спелости?

На первый взгляд кажется нелепой, но при рассмотрении понимаешь, что пора к окулисту.

Мне всегда нравились высокие и с богатыми формами девушки. Но почему-то на гномихе произошёл сбой пристрастий. Иначе как объяснить, откуда взялось сбивчивое дыхание и странное покалывание в пальцах, тянущихся прикоснуться к нежной коже девчонки?

Не справившись с секундным порывом, подошёл к ней и лёг рядом прямо в одежде.

– Никогда бы не подумал, что именно родители девушки заставят меня с ней спать… – прошептал я, любуясь блеском голубых глаз.

– Много на себя не бери, Астахов, – зыркнула в ответ гномиха.

– Ну как же? Ты же та, ради которой я брошу всех своих парней и женюсь по настоящей человеческой любви, – слегка перефразировал речь её отца. – Свидетели ещё будут? – кивнул на открытую дверь. – Или можем начинать? – коварно улыбнулся, когда в глазах девчонки зародилось понимание. – Нам ещё утром на балконе простынь со следами крови вывешивать…

– Это будет твоя кровь, идиот! – ругнулась Алиса, выдёргивая из-под меня одеяло и натягивая его по самый подбородок.

– Больше нечем удивить-то? – съязвил я, снова отгоняя образ гномихи и друга. Неприятное чувство царапнуло в груди, и я принял это за обиду. Из-за этой вертихвостки я сгораю от тоски по дружбе с Ромычем, а она уже спокойно лезет в чужую постель.

– Пошёл ты, Астахов! – яростно процедила сквозь зубы она и уже собралась встать, но я вовремя успел поймать её за руку.

Ещё не хватало, чтобы она отцу пожаловалась. Разберусь с ней потом, сейчас требуется только пережить этот момент и дождаться ухода её родителей.

– Даже не думай, – дёрнул её назад, чувствуя, как бешено бьётся моё сердце, в унисон пульсу, пробивающемуся в жилке на худеньком запястье. – Я буду спать на полу.

С этими словами рывком оказался у шкафа и перерыл все полки с бельём, что так аккуратно были сложены бабушкой. Нашёл пару каких-то одеял и побросал всё на пол. С непреодолимым желанием открутить гномихе голову кое-как устроился на жёсткой поверхности и тяжко вздохнул, прислушиваясь к звукам, доносящимся из соседней комнаты. Судя по лёгкому храпу, родители уже успешно восстанавливали силы после потрясения, что устроила их своенравная дочь.

Мне же такого шанса, увы, не выпадет. Чувствую себя экспонатом в музее. Как положили, так и лежу. Двигаться себе дороже. Мышцы просто задеревенели, и при любом движении я боюсь услышать треск.

– Не валяй дурака, Астахов… работал ведь весь день… – сжалилась Алиса, когда я в очередной раз не выдержал и сцепил зубы, укладывая тело поудобнее. – Ты ничем не хуже и не лучше свиньи, – огорошила меня своим мнением. – А мне однажды пришлось в хлеву грозу пережидать. Вот сейчас ощущения те же, так что давай с поросячьим визгом ко мне на перину.

Промолчав на оскорбление, взвесил все против и за, и пришёл к выводу, что лучше спать со злобным карликом, но в расслабленном состоянии, чем дойти до того, что мышцы сведёт в судороге, и в итоге всё равно, наплевав на всё, запрыгну на кровать.

Тихо ворча под нос, взгромоздился на постель и, не скрывая наслаждения, вытянулся во весь рост и припал щекой к мягкой подушке.

Алиса, убедившись, что я занял больше чем половину кровати, сползла на самый край и, сжавшись в позу эмбриона, протяжно вздохнула.

Вот как можно быть такой ужасной и прелестной одновременно?

Как можно с лёгкостью поставить крест на чувствах одного человека и при этом волноваться за другого?

Несмотря на все мои унизительные слова, протянуть руку помощи, даже в такой мелочи, как сейчас, но всё же наступить себе на горло и подпустить ближе.

Так близко, что я могу видеть, как её кожа покрылась мурашками, а сама она едва слышно борется с участившимся дыханием.

И всё равно старается отгородиться от меня, не показывая своей секундной слабости.

На время прикрыв глаза, я, откровенно говоря, очень удивился тому, что продолжаю воспринимать маленького воителя как беззащитного котёнка. А всё потому, что, по непонятным мне причинам, я взял одеяло, накинул на плечи своенравной девчонки и прижался ближе, думая, что так смогу её успокоить.

Это клиника, товарищи. Надеюсь, что хотя бы лечится.