Я в бешенстве. Редкое для меня состояние, но оставляющее после себя масштабные последствия. Самое настоящее безумие. Нарастающее. Жгучее. Ослепляющее.
Стирающее все границы и подразумевающее звериное поведение.
На меня так действует только один человек. Мой отец.
Это просто выражение. Никакой истины в этом обозначении нет. Если бы можно было выразиться по-другому, я бы так и сделал. Но этот мужчина считает, что имеет полное право называться моим отцом, что всё для этого по жизни делает, а соответственно, и рассчитывает на особое влияние.
Каждый раз, когда мы с ним видимся, происходит какая-то безрассудная хрень, тянущая меня на дно.
И сейчас я, наученный прошлыми исходами таких встреч, чувствую, что грядёт буря.
Не за себя боюсь.
За девчонку, что едва одетая испуганно дрожит и прижимается к моей спине.
Владимира Астахова не остановит ни возраст, ни вид, ни вразумительные слова. Если он посчитает, что кто-то мешает ему двигаться к заданной цели, то не задумавшись уберёт с пути. А если это сопливая девочка, которую так яро защищает единственный сын, показывая неподчинение, то уже можно начинать переживать.
– Выпроваживай свою девку и давай поговорим, – холодно произнёс отец, устремляя на моё лицо сокрушительный взгляд.
– Следи за словами, Астахов, – промычал я, стискивая челюсти до боли в скулах. – Она отсюда никуда не уйдёт.
– Так плоха в постели, что пришлось ещё и доплачивать? – кинул за моё плечо жалящую колкость. – Без денег-то теперь приходится только с бродяжками утешаться или…
Вот оно.
Первая потеря контроля.
Не успев даже дослушать, я занёс кулак и основательно ударил им в нос мужчины, утоляя свою кровавую жажду.
Доля секунды, и одним натренированным толчком меня под девичий визг вжали в стену, передавливая локтем горло.
Что-что, а после десятка лет контракта в армии отец научен выбивать из людей все жизненные способности одним махом.
– Чтобы нанести удар, надо твердо стоять на ногах, – его ледяной голос резал как скальпелем по шее.
Подкрепив свои слова действием, отец со всей силы стукнул меня по животу, продолжая фиксировать мою голову:
– До конца борись!
Издав вымученный хрип, я предпринял попытку освободиться, но мужчина, потешаясь над этим, снова впечатал кулак мне в грудь.
– Скулишь как баба, – поморщился он, ударяя мой затылок об стену. – Твоя сучка и то, наверное, меньше стонет.
Выплюнув эти желчные слова в сторону Алисы, Астахов совершил опрометчивую ошибку.
Спровоцировал меня на неудержимый рывок. Ощутив в себе приток ярости, я вцепился в руку противника и, вывернувшись из захвата, обхватил ладонью затылок собственного отца и приложил его лицом о рядом стоящий шкаф.
С полок посыпались вещи, но мне было не до этого. Я с ненавистью смотрел на то, как мужчина прикладывает к кровоточащему носу пальцы и гордо улыбается.
– Вот оно что, Леонид… – сказал он, косясь на зашуганную в углу Алису. – Оказывается, всего-то нужно было дёрнуть за рычаг.
– Даже не смотри в её сторону, – предупредил я, чувствуя, как лёгкие заполняются злобой. – Никакого рычага нет. Просто ты ублюдок, заслуживший получить по морде.
– Ты становишься отчаяннее. Мне это нравится, – продолжил нести свой бред папаша. – Попроси свою девочку уйти, и давай обсудим твоё возвращение.
Переведя глаза на Акимову, я увидел в них… полное согласие.
Она готова уйти и не возвращаться.
Я её понимаю и не осуждаю, но такой расклад вещей меня не устраивает.
Гномиха ещё немного побудет со мной.
– Она здесь живёт. Бабушка сдала ей квартиру, и это не обсуждается, – сурово донёс информацию, приструнив у девчонки в глазах кричащее желание смыться.
Алиса раскрыла рот, нервно хватая воздух, но, бросив короткий взгляд на моего отца, сжала плотно губы и медленно кивнула.
– Если ты ещё не самая последняя мразь в этом мире, то не станешь беспокоить родную мать, проходящую лечение сердца, – предотвратил дальнейшие действия Астахова я.
– Ты прав, – спокойно ответил он, делая шаг к Акимовой. – Есть куда более страшнее мрази, чем я, поэтому тебе всё равно придётся вникнуть в дела бизнеса и научиться их вести, чтобы уметь защищать своё, – и мерзко улыбнувшись, вытер свою кровь на пальцах об её халат.
Пока я ринулся к Алисе, чтобы убрать её долой с его глаз, она успела побледнеть так, что я испугался до чёртиков.
– Я не твоё и никогда таким не буду, – огрызнулся я, обнимая девчонку и скрывая её лицо у себя на груди. Она не возражала и вцепилась трясущимися руками мне в одежду. – Ты бросил нас с мамой ещё пятнадцать лет назад, так что решай свои проблемы без нас, – подытожил я, сверля мужчину нетерпящим взглядом.
Черты его лица на короткий миг обострились от непринятия моего решения, но затем он откинул все лишние мысли и вернул себе прежний важный вид:
– У тебя не будет другого выхода. Ты мой сын, а значит, всё состояние перейдёт по праву к тебе. Пора готовиться к лидерству, – и, заострив внимание на моих руках, властно добавил. – Мало нарастить мышцы, Леонид, нужно иметь стержень.
Внимательно осмотрев с ног до головы Алису и зацепившись взглядом за мою ладонь на её волосах, Астахов усмехнулся и в склонной для него манере вышел к людям с непроницаемым выражением лица.
От шока я отошла не сразу. Астахову пришлось постараться, чтобы расцепить мои скрюченные пальцы на его груди. Перекоробило знатно.
– Это ничего не меняет, гном, – он усадил меня на мою кровать и, усевшись рядом, взглянул с откровенным возражением. – Наш договор в силе. Не нужно тревожить бабушку. Она очень… чувствительно относится к отношениям между мной и её сыном.
Он сказал это спокойным тоном, но на дне карих глаз плескалась нарастающая тревога.
Я кивнула, но свою мысль решила высказать:
– Я не буду беспокоить Любовь Валерьевну, но после угрозы твоего отца здесь задерживаться у меня нет смысла.
– Он ничего не сделает, – моментально среагировал сосед, желая убавить мой страх. – Это просто для подкрепления имиджа циничной твари, не в его стиле пытать маленьких девочек.
Наверное, после этого заявления мне должно стать легче, но что-то пока не действует.
– А если он ещё раз придёт? – ужаснулась я.
– Не волнуйся, – смягчился Леонид, поправляя вырез халата, оголяющий моё бедро. – Сейчас позвонит матери в санаторий, невзначай выяснит все обстоятельства с квартирой и пальцем тебя не тронет, когда подтвердится аренда жилья. Против бабушки он не пойдёт. Она единственная осталась из тех, кто безусловно любит его… любым.
Проследила за его взглядом, оценивающим мои ноги, и заметно смутилась.
Чтобы сбить его прямой взгляд с моей обнажённой кожи, указала на его шею.
– Как ты легко перестраиваешься… – внимательно осмотрела красные следы. – Он же только что чуть не задушил тебя, а ты так спокойно и уверенно считаешь, что всё в порядке.
– Привык, – без эмоций ответил парень. – Всю жизнь пытается сделать из меня воина.
– А ты?..
– Я готов бороться, гном, – поднялся на ноги, неосознанно потирая костяшки своих пальцев. – Но только если оно того стоит, – кинул на меня задумчивый взгляд и хмуро свёл брови. – Я не любитель применять силу. Предпочитаю не участвовать в переплётах.
– У-у, парень, с таким отцом далеко от этого не убежишь, – хмыкнула я, подходя к нему. – Но мысль твою поддерживаю. Это не мой родственник, поэтому терпеть такое я не обязана… – запнулась на слове, подумав, что лучше пока отделаться неопределённой фразой, чем выдвигать Астахову своё новое решение. А оно ему точно не понравится.
Но от соседа не укрылось волнение в моём голосе, и после короткого колебания он дотронулся пальцами до моего подбородка и приподнял его вверх, наклоняя свою голову для лучшего зрительного контакта прямо к моему лицу:
– Я не думал, что он заявится сюда… Обычно он не тратит время и присылает за мной машину… В любом случае… – почувствовав на своей щеке прикосновение его руки, удивлённо распахнула глаза. – Я бы не допустил, чтобы тебе сделали больно.
– Почему? – хрипло спросила я, чувствуя, как горит кожа под его горячей рукой.
– Я старше, и пока ты со мной, я несу за тебя ответственность.
Услышав в его тоне покровительственные нотки, которые были явно лишними, дёрнула подбородком, освобождаясь от хватки, и уязвлённо произнесла:
– Чтоб ты знал, Астахов, через четыре дня мне исполнится восемнадцать, так что умерь свой родительский контроль. Ты видел мою семью и должен сообразить, что мне сполна этого хватило ещё до тебя.
Парень мою гневную тираду вынес спокойно и только под конец недовольно скривил губы:
– О, да. Я заметил. Из-за этого самого контроля ты так между парнями скачешь, наплевав на их чувства?
Это он про кого? Про того мальчика из параллели, что пару дней назад приглашал меня погулять, а я отказалась? Так не в моём он вкусе вообще-то! И чего теперь, каждому «да» говорить, лишь бы не обидеть?
– Астахов, ты за своей жизнью лучше следи, у тебя там жести побольше будет, чем у меня! – взбунтовалась я.
– В последнее время благодаря тебе её ещё больше прибавилось, гномиха, – тоже набычился верзила. – Ты вообще нормально жить умеешь? Учись избегать неприятностей, а то так и будешь обливаться соком и психам дорогу перебегать.
– Не нужно всех с собой сравнивать, – огрызнулась я, вспоминая, как Астахов в столовой до самого конца молча лицезрел моё фиаско. – Есть на свете хорошие люди.
– А я, значит, плохой? – выгнул бровь в изумлении.
– А я? – выгнула грудь колесом, с силой напирая на потрясённого соседа. – Я же в твоих глазах уже кем только не побывала… Вот ещё и «неудачница» добавилась. За что такое отношение? – замерла в ожидании.
– А ты не понимаешь, да? – посмотрел на меня с чувством полного презрения, что я даже отступила назад. – Бросила – и даже совесть не мучает?
Твою кочерыжку! Так и не простит мне никогда эти лимоны!
– Надо было сильнее бросить, если б заранее знала, что у тебя так харя по диагонали треснет!
Ох, и правда, за живое задела. Вон как смотрит.
Недобро как-то. Мысленно на кусочки меня расчленяет.
Тачку выше жизни человека ставит!
Тьфу.
– Я чуть не совершил ошибку, поверив в то, что такая милая девочка не может быть расчётливой стервой… – холодным тоном сказал Астахов, заправляя мне за ухо ещё мокрую прядь волос.
Такого обвинения я не ожидала, поэтому не смогла дать внятный ответ. Просто стояла и смотрела в глаза Леонида, думая в этот момент, что он олицетворение этого гнилого городишки. Что соврал он про то, что не любит применять силу.
О, ещё как любит. И делает это сейчас осознанно. Не физически. Он давит морально. Чувствует, что я слабее, ведь мне сложно противостоять такому самодостаточному и взрослому человеку, поэтому пользуется ситуацией.
Изучив меня за последнее время, думаю, он понял, что я ни за что не втяну родителей в нашу с ним передрягу, а с прибавлением ещё и шизоидного отца вообще замолкну и буду изображать счастье, пока не вылезу из этого ведра с помоями.
– Спасибо, что заступился за меня перед своим отцом, – понизила от разочарования голос и, бесшумно вздохнув, показала парню на дверь.
У него состояние не лучше. Черты лица заострились от злости, а в глазах самый настоящий огонь.
– Пока долг не вернёшь, даже не думай сваливать, – бросил мне яростным тоном. – Иначе удвою твои неприятности.
Когда за ним хлопнула дверь, я беспомощно вздрогнула и, приложив ладони к лицу, тихонько всхлипнула.
Просто западня какая-то. Куда ногу ни поставь, вылезет острый кол и уколет побольнее.
Забравшись в постель, укрылась с головой одеялом и молча лежала так, пока от упадка сил не вырубилась.
Проснулась внезапно от раздирающей жажды. Свесив ноги на пол, вгляделась в темноту ночи и поняла, что дверь в комнату до сих пор закрыта, хоть и привыкла, что Астахов зачем-то её открывает.
Только не в этот раз.
Выйдя в коридор, прислушалась.
Тишина, но какая-то ватная. Подошла к окну и выглянула на парковку. Машины нет, значит, уехал.
Тягучий поток грусти прошёлся по венам, и я присела на стул, начиная впадать в хандру.
Ехала в город с мыслью, что жизнь приобретёт светлые ориентиры, и каждый мой шаг будет продвигать меня выше и наполнять незабываемыми счастливыми моментами.
Но всё в точности наоборот.
Чем дальше, тем хуже.
Погрязла в унынии, и просвета не наблюдается.
Только учёба доставляет радость, остальное же задвигает моё желание стать городской подальше.
Страх разочаровать родителей и саму себя связывает по рукам и ногам. Но я отчётливо понимаю, что сдаваться нельзя и мне нужна помощь.
Взяв в руки телефон, зависла на несколько минут, убеждая себя в правильности, и только после этого набрала номер лучшего друга:
– Вань, прости, что разбудила… у меня проблемы.
– Прости, что сразу не ответил, – пробормотал я в трубку, заодно делая долгожданную затяжку. – Препод никак не отпускал с пары. Что нового?
– Твой отец мне звонил, – обыденно ответил Ромка, а я чуть не подавился дымом. – Эй, ты ж сказал, что бросил? У вас там строго в фитнесе с этим… – подловил меня друг.
– Нервы, – коротко огласил причину, стараясь выкинуть из головы образ настырной девчонки. – Что он хотел? – вернулся я к важному моменту.
– Предлагал место в компании и такую зарплату, что мне и не снилась, – ошарашил меня Ромыч.
– Если… – затянулся в последний раз и потушил сигарету об язык. Дурацкая подростковая привычка.
– Если я тебя уговорю занять свой трон, – рассмеялся друг.
– А ты что? – оглядел пустую утреннюю улицу и побрёл обратно в универ, мысленно молясь, чтобы Ромка не попался в сети отца.
– Отказался… – сказал он. – Лёнь, может, всё-таки подумаешь? Ты же сам мечтал о финансовой независимости, чтобы не брать у матери денег…
– Но не под началом этого урода, – отрезал я. – Он отказался от меня и мамы и пошёл преспокойно служить, а когда вернулся, то «сопляк» снова для него только обуза. И вдруг сейчас я стал сыном, ради которого он так старался подняться и желает научить меня уму-разуму. Тебе самому-то не смешно, Ром? – мотнул головой, чтобы сдержать эмоции, а то на весь коридор раздаётся мой гневный голос.
– Мне бы хотелось верить, что люди способны меняться к лучшему… – замкнуто ответил парень.
Перед глазами возникло лицо Акимовой, и мне пришлось насильно заставить себя не воспринимать её всерьёз. Она пройденный этап для Ромыча и мимолётный для меня.
– Ты о своей…
– Не будем о ней, – резко перебил Ромка. – И кстати, что за прикол с сожительством?
Нервно сглотнул.
– С каким? – состроил идиота.
– Горский сдал тебя.
– Вот гад, – треснул кулаком по стене, но вовремя вспомнил, что за ней идут лекции и лучше не привлекать к себе внимание. – И что сказал? – осторожно прощупывал почву.
– Что какая-то деваха живёт в квартире бабки, и ты с ней носишься, как с писаной торбой, – ровным тоном произнёс друг, и я облегчённо прислонился лбом к прохладной стене.
– Приходится, – отмазался я, блуждая по универу и вглядываясь в номера аудиторий. – После того, как в мамкиной квартире оказалась доля отца и он заявил на неё права, мне остаётся только вариант с бабушкой, хотя бы до тех пор, пока не накоплю сумму, чтобы снять другую квартиру.
– Гордость тебя погубит, – коронная фраза Ромыча.
– Ну, не могу я у неё деньги просить, – упрямо заявил я. – Жерар и так меня нахлебником считает, хоть и улыбается при матери. Её подарок на день рождения уже дорого мне обходится, я все запасы на ремонт тачки потратил… – ляпнул я не подумав и тут же прикусил язык.
– А что с тачкой не так? – зацепился за новость Рома.
– Э-эм… да одна девочка во дворе мячом в лобовуху зарядила… – пространно объяснил я.
Смех друга, наверное, услышали все, кто есть в здании.
– Чувак, не представляешь, как я соскучился по таким историям, – в сердцах проболтался он.
– Так возвращайся, – попытался до него достучаться.
– Не раньше, чем через год, – стоял на своём упрямец. – Чтобы больше никогда её не встретить вновь.
Я промолчал. Хотел согласиться, но язык не повернулся. Представил, что больше никогда не увижу Алису, и вместо радости испытал неприятное чувство, будто внутри образовалась стягивающая засуха. Словно безысходность, типичная пустошь.
Еле осилил эту минуту, пока напоминал себе, что гном второстепенный персонаж, и в финале я всё равно её солью.
– Подумай над работой, Астахов, – уловил смену моего настроения Ромыч. – Мне бы пригодились в будущем такие деньжата.
– Отвали, – не стал принимать просьбу всерьёз.
– Без проблем, – насмешливо сказал он. – Я пошёл. А ты передавай от меня привет гражданской жене.
– Это вряд ли… – обескураженно протянул я и, услышав в трубке зазвучавшие короткие гудки, поднял глаза на номер кабинета, к которому пришёл и остолбенел.
В этой аудитории сейчас проходила пара Алисы.
Какого чёрта я сюда припёрся? Лучше бы не проверял сегодня её расписание. Зачем только сунулся в график первокурсников?
Почесав озадаченно затылок, пошёл на этаж ниже, где меня уже наверняка заждался препод. За время, что я отсутствовал, можно было бы уже всю пачку сигарет выкурить.
Постучав в дверь, прошёл на своё место с глубоким пофигизмом на лице. Сейчас больше интересует, как меня сегодня встретит после работы Акимова. Вчера мы поругались, и я, психанув, переночевал у Женьки, но постоянно так бегать никаких нервов не хватит.
Девчонка понимает, что натворила, и угрызений совести не испытывает. Растоптала Ромыча, и тот факт, что я его лучший друг, её нисколько не смущает. Только приход отца заставил задуматься, а стоит ли со мной вообще связываться.
И правда испугалась. Как она смотрела на меня… как на героя. Держалась за меня так отчаянно и крепко, что мне безумно понравилось чувствовать себя сильным. Я видел себя в её голубых глазах просто каким-то выдающимся, и это усилило желание доказать, что я смогу защитить её, смогу преодолеть любую преграду ради хрупкой девочки, что прижималась к моей груди и опаляла кожу сбивчивым тёплым дыханием…
Пока опасность не покинула дом и прекрасная дева не превратилась в знакомую фурию. Прямым текстом мне заявила, что после восемнадцати пойдёт в пляс. Всего четыре дня – и двери откроются для каждого желающего. До сих пор кулаки сжимаются, как вспомню ту сцену, где её лапал какой-то хрен, а она его ещё и по рукам гладила.
Неужели Ромыч не замечал за ней таких выкрутасов? Почему продолжал считать своей, пока она сама не ушла?
Но больше всего тревожит, почему меня самого заботит жизнь чужой девушки? Она отравила собой все мои мысли. Пара недель – и я лишился внутренней свободы. Всё моё существование окружено Алисой. Наизусть запомнил её запах, в голове звучит её голос, до сих пор чувствую на себе прикосновения её мягких пальчиков, а память без перерыва воспроизводит её большие голубые глаза.
– Чертовщина какая-то! – ругнулся я, когда, зайдя в раздевалку фитнес-центра, не смог переключиться на работу. Переодевшись в форму, сразу направился в зал, чтобы развеять затяжные думы и накалить в себе запал, который я испытываю при физической нагрузке.
Это было временное облегчение. Да, вся нервотрёпка с гномихой и отцом на рабочее время забылась, но накрыла по новой, когда под вечер я, попрощавшись с сослуживцами, сел в машину, чтобы ехать домой.
Надоедливый внутренний голос повторял, что Алиса не обязана жить по моим запросам, и во всей ситуации с их расставанием с Ромычем и возникших у нас обстоятельствах с квартирой, бросает во все стороны только меня. Такое ощущение, что только я бешусь и не нахожу себе места. Ромыч уже не кажется таким унылым, а Акимова, не считая появления отца, вообще нормально устроилась. Ну, почти. Периодически отхватывает порцию конфузов, но без этого никуда у таких косолапых особей, как она.
Зря накричал на неё. Таким способом я не добьюсь от неё желаемого. Быстрее возненавидит меня, а это вообще лишнее.
Нужно как-то суметь оградить девчонку от стада баранов, которые захотят подбить к ней свои клинья и раскрыть ей глаза, что живёт она с лучшим из лучших.
Осталось загладить вину.
Когда надо, я тоже бываю хорошим.
Заехав поблизости от дома в цветочный магазин, выбрал там самый красивый букет и, с целью обольстить артистичную хищницу, побежал скорее к ней.
Угомонив неожиданно разбушевавшееся сердце, мысленно подготовил извинительную речь и достал ключи. Вставив их в замок, обнаружил, что у меня не пойми почему дрожат руки.
Ёлы-палы, мужик, соберись! Всего лишь сраный веник для гномихи, а трясёшься так, будто в ЗАГС сейчас поведёшь.
Не будь тряпкой, Астахов!
Сейчас войдёшь и скажешь, что ничего плохого о ней не думаешь и больше не будешь мешать её личной жизни!
Глубоко вздохнув, я открыл дверь, улыбнулся и… от увиденного оцепенел.