Однажды ты пожалеешь

Глава 18

В моей реальности точно произошел какой-то сбой, потому что все в ней стало перевернутым.

Моя мать не пьет уже вторую неделю. Я не знаю, радоваться этому или на это не реагировать, но она оставляет для второго мало шансов.

У ее просветлений всегда есть четкие признаки — она начинает собственноручно драить дом, вести долгие телефонные разговоры со знакомыми, скупать все подряд в интернет-магазинах, вспоминает, где лежит ее коврик для йоги. Но в этот раз все еще масштабнее — я обнаруживаю в холодильнике испеченный ею торт.

Выпечка всегда была ее хобби, по крайней мере у нее той, которую я знала ребенком. Я стала слишком ненормальной в последнии дни, чтобы, увидев это творение, испытать желание расплакаться.

Вот он, ее торт.

Идеальный, прямой, с клубникой на верхушке.

Такое может сделать только тот, кому это дано. Дан талант. Это ее талант, у нее он есть. То, о чем я давным давно позабыла — моя мать какая-никакая личность. Почти стертая, но все же. Это она. Она!

Я смотрю на этот торт, медля с тем, чтобы захлопнуть холодильник и просто пройти мимо, забыв и про этот торт, и про личность своей матери, но я смотрю на него, как идиотка.

— Хочу сделать такой на твой выпускной, — слышу я ее голос. — Только побольше, — сообщает она.

Мой выпускной через два дня, и я почти к нему не готовилась.

Я не испытываю никаких чувств по поводу окончания университета. Не чувствую себя сильно повзрослевшей или что стала лучше себя понимать. Или наконец-то поняла, чем хочу по жизни заниматься.

Мне только через четыре месяца исполнится двадцать один, но я не думаю, что к тому времени найду ответ.

— Я позвала Витю с семьей, — продолжает мать. — Поужинаем все вместе. Поздравим тебя.

Теперь я удивлена втройне.

Родителей Лёвы я не видела уже полгода, с их семейного юбилея, на котором присутствовала.

— Мне нужно составить меню. Данияр ведь придет?

При упоминании Осадчего я получаю маленький удар в солнечное сплетение. Мой голос из-за этого хрипит.

— Да… — отвечаю я. — Да, придет.

В последние дни он ведет себя так, будто ему вообще ни на что разрешение не нужно, так что он пришел бы, даже если бы я вдруг забыла его позвать.

Это сумасшествие какое-то.

Мне хочется прижаться лбом к дверце холодильника, чтобы остудиться.

Наш совместный уикенд превратил мои мозги в отбивную, и самое ужасное в том, что я так и не смогла собрать их в кучу. До сих пор. Даже спустя три дня.

Я будто в трансе. Ем, двигаюсь, говорю, но я в тумане!

Его много, даже когда мы не вместе.

Даже сейчас я его чувствую — его руки, как прикосновение привидения.

Как будто он меня обнимает, дышит мне в шею, целует ее. То резко, то медленно. То крепче сжимает, то ослабляет свою хватку. Смотрит молчаливо, но так пристально, что хочется орать.

Вместо этого я все ему позволяю. Позволяла там, в базе Камыша, и просто бесконечно сдавалась. Ни в размякшем теле, ни в размякших мозгах на это не было ресурсов.

Я слушала про его планы относительно их семейного автосалона. Осадчие собираются его продать.

Он делился планами так, будто за спиной у него нет конфликта с родителями из-за побега, который мы учинили. Невозмутимо он делал все, чтобы мы вообще об этом не вспоминали, но я не настолько наивна, чтобы не понимать, — все знают, где он и с кем.

Знают, кому обязаны тем, что по их семейным традициям потоптались. И это должно уронить меня в глазах его семьи еще сильнее.

Я никогда не собиралась быть для них удобной, но теперь меня гложет эта чертова мысль, тревожит!

Я по-прежнему не знаю, как он решил это разногласие с родителями и решил ли вообще.

Мы занимались сексом, купались, готовили чертовы бургеры, и я была послушной, как кукла. И на каждое его пожелание говорила “да”. Если не ртом, то всем своим поведением. Уснула на его груди, постоянно ощущая его губы у себя на виске, а утром Осадчий поймал для нас рыбу. Я визжала, когда он ее убивал.

Рыбалка — это хобби его отца. В отличии от меня, Данияр знает, как разделывать рыбу и как ее готовить, чтобы это можно было есть. Он отлично готовит рыбу. Вдумчиво, аккуратно, вкусно.

Моя реальность действительно перевернулась, раз все кажется идеальным.

Этот торт в холодильнике, как еще один идеальный штрих!

Мать задумчиво смотрит в свой телефон, когда я оборачиваюсь.

Я присматриваюсь к ней, впервые за много лет. И я не знаю, что вижу. В основном то, от чего горло сводит — нормальность. Затяжную нормальность. Но, когда мой телефон звонит, картинка рассыпается и я быстро выхожу на веранду, чтобы ответить.

— Алло, — произношу в трубку тонко.

— Привет, солнце… — говорит Данияр.

Он уехал вчера. С Платоном и отцом. У них командировка.

— Привет…

— Отдыхаешь?

Его вопрос, как и голос, полон конкретики. Он в движении, это отлично ощущается через трубку. И он звонит, потому что… нашел для этого звонка свободную минуту.

Или потому, что все эти дни будто закрепляет результат. Я ощущаю, что в отличии от меня, его мозги работают отлично. И голос у него твердый, в отличии от моего.

— Чем мне еще заниматься? — спрашиваю я с хрипотцой.

— Сделай мне фото, — предлагает он.

— Может быть…

Я кусаюсь, но это бравада. Я сделаю. Он знает. Как знал то, что я отвечу на его звонок. Уже три дня я отвечаю на все его звонки.

— Я без него не усну.

— Может быть.

Дан издает смешок.

Представляя, как улыбка меняет его лицо, я кусаю изнутри щуку.

— Ладно, пусть будет сюрприз, — отзывается Осадчий. — Я вернусь послезавтра. Я в твой универ не успею, мы тут немного застряли. Херово?

Некоторое время участвовать в официальном мероприятии по вручению дипломов я и не хотела, но потом решила, что сделать это нужно. Меня хотят видеть мои одногруппники, и я… наверное все же этого хочу. Наверное, это будет впервые, когда хоть на каком-то мероприятии я буду без своего парня.

Это не страшно!

— Ты ничего не потеряешь, — бормочу я.

— Я бы хотел поприсутствовать.

— В другой раз.

— Ну да, в другой, — снова издает Данияр смешок. — Ты королева позитива, малыш.

Разумеется, другой раз вряд ли произойдет. Мне выше крыши хватило этого образования.

Мы замолкаем, как делаем часто в последнее время. И это молчание бередит меня до самых костей.

— Мне надо идти…

— Ладно…

— Целую.

Сглотнув, я произношу:

— И я… тебя…

Снова тишина, от которой у меня вращается голова.

— Пока… — наконец-то произносит Дан.

Он кладет трубку, но мое сердце от этого только сильнее бьется.