Однажды ты полюбишь

3

– Кэтрин, у меня для тебя удивительные новости! – воскликнула Энн, как только услышала в трубке голос сестры.

– Что случилось? – тревожно спросила Кэтрин.

– Все в порядке. Оказывается, у нашего папы был сводный брат, Кристофер Ланкастер. Недавно он умер и оставил нам с тобой свой особняк в центре Лондона.

– Откуда он взялся-то? – удивилась Кэтрин.

– Особняк? – не поняла ее вопрос Энн.

– Какой особняк! Дядя!

Энн кратко пересказала ту часть семейной истории, которая долго оставалась для них тайной. Как только она закончила,

– И где же он раньше был? Когда ты с таким трудом сумела убедить социальные органы передать опеку надо мной тебе? Когда мы много лет экономили на всем, на чем только можно?

– В последнее время ты очень неуравновешенна, Кэтрин! – попеняла ей Энн. – Нужно избавляться от этой ужасной привычки! Мне кажется, мы должны быть благодарны дяде Кристоферу. Он мог бы ничего нам и не завещать… Ты как хочешь, а я съезжу к нему на могилу, чтобы проститься.

– Ох, Энн, я тебе уже тысячу раз говорила, что нельзя быть такой доброй! Ты готова простить кому угодно и что угодно. Все вокруг пользуются этим!

– Кристоферу Ланкастеру уже все равно, простила я его или не простила. Да и если разбираться по существу, ему не за что было просить у нас прощения: он не встречался с нашим дедом много лет, отца в первый раз увидел на похоронах Самуэля Ланкастера. Да и о нашем существовании узнал, я думаю, совсем недавно. Да, мы его кровные родственники. Но ведь у него есть еще и родня по линии матери, с этими людьми его связывает гораздо больше. По крайней мере, с ними он общался в течение жизни. А особняк он оставил нам. Его поверенный сказал мне, что этот особняк стоит почти столько же, сколько и бизнес, доставшийся другим родственникам. И это если не учитывать коллекцию произведений искусства, которая хранится в этом особняке.

– Все-все, Энн! Я осознала свою ошибку и неправоту. Ты мне лучше скажи, что мы будем делать с этим особняком? У нас ведь нет средств, чтобы его содержать. И это не квартира и не дом, чтобы можно было его сдавать.

– Скажем прямо, в последние несколько лет я зарабатываю не так уж и мало…

– И все равно этого не хватит! – перебила сестру Кэтрин.

– Кроме того, – спокойно продолжала Энн, – Кристофер Ланкастер оставил нам приличный счет в банке. На ближайшие десять лет на содержание дома нам вполне хватит. А я искренне верю, что через десять лет мы с тобой будем зарабатывать гораздо больше. Так, звезда колумнистики?

– Уговорила! – вздохнув, ответила Кэтрин. – Оставляем особняк себе. Интересно бы было на него посмотреть…

– Если хочешь, приезжай в уик-энд, и мы вместе съездим, – предложила Энн.

– А как же Боб? – каким-то натянутым тоном спросила Кэтрин.

– Его все равно не будет. Он снова уезжает к вам в Оксфорд. Кстати, он сказал, что ты лучшая ученица в группе.

В голосе Энн явно звучало обожание и восхищение. Непонятно было только, кем она восхищается: то ли своим «почти женихом», то ли умницей сестрой. Скорее всего, обоими. Но на Кэтрин интонации Энн не произвели ни малейшего впечатления, и она презрительно фыркнула.

– Ты скоро будешь все вокруг воспринимать в свете Боба и его мыслей! – недовольно буркнула она.

– Да что это с тобой? – удивилась Энн. – Тебе же всегда нравился Боб.

– Не хочу говорить на эту тему, – остановила ее Кэтрин. Говорила она каким-то странным, чужим голосом. – Постараюсь выбраться на выходные. Я по тебе очень соскучилась, сестренка!

– Я тоже скучаю о тебе, Кэтрин. Звони мне, пожалуйста, чаще! – попросила Энн.

– Обещаю!

Энн рассмеялась.

– Ты всегда обещаешь, а мне приходится первой набирать твой номер.

Энн стояла в холле огромного особняка. Она робко смотрела по сторонам, словно была здесь не полноправной хозяйкой, а рассчитывающей на место поломойки сиротой. Ее угнетали высокие потолки, темные балки, блестящий в тусклом свете угасающего дня паркетный пол. Пугал даже какой-то странный портрет на стене.

Ни за что на свете не буду здесь жить! – твердо решила Энн. Она сделала глубокий вздох и крикнула:

– Эй, есть здесь кто-нибудь?!

От звука собственного голоса коротко стриженные волосы на затылке Энн встали дыбом. Она передернулась и поспешила подняться по лестнице. Насколько Энн помнила план дома, где-то наверху должны были располагаться жилые комнаты, библиотека и кабинет, куда она, собственно, и спешила.

В эти выходные Кэтрин не смогла выбраться к сестре, Боб снова пропадал на каком-то семинаре и даже не соизволил позвонить Энн. Она была немного обижена на Боба и при встрече собиралась высказать ему все, что думает по этому поводу.

Его пренебрежение уже перешло всякие рамки! – рассерженно думала Энн, поднимаясь по огромной центральной лестнице. Мало того что он не звонит, никак не сообщает о себе, так мы еще и не были близки уже почти два месяца! Как только Боб вернется, мне нужно будет серьезно с ним поговорить. С тех пор, как он начал читать этот курс в Оксфорде, он себя ведет как минимум странно. Может быть, я смогу убедить его не разевать рот на слишком большой кусок?

– Надо же, мне всегда казалось, что богини спускаются с неба в ослепительном сиянии, а не поднимаются, словно простые смертные, по лестнице!

От неожиданности Энн вздрогнула и чуть не оступилась.

– Кто вы такой? – выдохнула она, схватившись за перила, покрытые сложной резьбой.

– Позвольте представиться, богиня: Фредерик Стрейт. Меня пригласил мистер Бернер, чтобы я мог оценить коллекцию вашего дядюшки. Вы знаете, что он был страстным поклонником искусства Испании времен Золотого века?

– Я всего неделю знаю, что у меня вообще был дядюшка, – ответила Энн. – Вы уже закончили работу?

– Нет, только начал. Думаю, вам будет интересно посмотреть на коллекцию.

Энн пожала плечами. В ее программу самообразования раздел «искусствоведение» не входил. Но все же эта коллекция – шанс узнать Кристофера Ланкастера лучше, и Энн не хотела упускать этот шанс. Почему-то неожиданно появившийся родственник был ей очень интересен.

– Может быть, обопретесь? Вдруг снова не сможете устоять перед моим обаянием?

Фредерик предложил Энн руку и, произнося вежливые, ничего не значащие фразы, повел ее в глубь дома.

Совершенно удивительный человек! – подумала Энн, украдкой рассматривая Фредерика. То он говорит непростительные вещи, то ведет себя как истинный джентльмен. Странно, с такой-то внешностью этот Фредерик Стрейт должен был бы не картины рассматривать, а на «харлее» носиться по улицам с банкой пива в одной руке и с девчонкой в другой!

Внешность искусствоведа Фредерика Стрейта действительно заслуживала самого пристального внимания. Высокий, гораздо выше Энн, хотя миниатюрная Энн и привыкла к тому, что подавляющее большинство мужчин выше ее. Упругие бугры мускулов переливались под ладошкой Энн, и это движение отзывалось во всем ее теле напряженной дрожью.

Энн имела достаточный опыт общения с мужчинами, чтобы считаться опытной женщиной, она прекрасно понимала, чего хочет ее тело!

С ума сойти можно! – сердито думала Энн, стараясь унять дрожь, чтобы Фредерик, не дай бог, ничего не почувствовал. Я хочу совершенно незнакомого мужчину, и это при условии, что у меня есть Боб! Конечно, с Бобом у нас никогда не было сногсшибательного секса, но он всегда удовлетворял мои потребности. Боже мой, я еще и думаю о Бобе в прошедшем времени! Давай, Энн, возьми себя в руки! – призвала она себя к порядку. Нельзя так реагировать на совершенно незнакомого мужчину, да еще и на рыжего.

Но одного взгляда на шелковистые длинные волосы Фредерика было достаточно, чтобы волна дрожи вновь возникла в ее животе. Энн только представила, какими мягкими и нежными будут на ощупь его длинные, сейчас стянутые в хвост волосы.

Нет, рыжие мне никогда не нравились, твердо решила Энн и постаралась больше не пялиться на искусствоведа. Но не успела она отвернуться, как встретилась взглядом с Фредериком. Только сейчас Энн поняла, кого ей напоминает этот человек, и поняла, почему она чувствовала все это время скрытую угрозу. Глаза Фредерика были совершенно желтыми, словно у кошки.

Он даже не тигр, он рысь: быстрая и смертоносная кошка, от которой невозможно спастись, думала Энн, завороженная этим взглядом.

– Вы мне сейчас очень напоминаете мышонка, застывшего перед огромной кошкой! – рассмеялся Фредерик.

Энн несмело улыбнулась и поспешила отвернуться.

Как восьмиклассница, честное слово! – сердито обругала она себя.

– Вы ведь уже видели коллекцию? – спросила она, решив сменить тему разговора. Сильной и уверенной в себе Энн было неприятно оказаться в шкурке мыши.

– Да, я видел коллекцию мистера Ланкастера еще до того, как ее хозяин покинул сей бренный мир. Жаль, хороший был человек.

Шокированная Энн вновь чуть не упала.

– Такая очаровательная, как ценитель прекрасного говорю, между прочим, женщина не может быть столь неловкой! – попенял ей Фредерик. – Может быть, вы, мисс Ланкастер, просто хотите быть ближе ко мне?

И он подмигнул Энн самым неприличным образом. От возмущения она даже не нашлась, что ответить грубияну.

– Стоп. А как вы узнали, что я – Энн Ланкастер?

– Мне вас рекомендовал мистер Бернер. Он очень точно описал вас.

Интересно, как же? – подумала Энн, но спрашивать не рискнула, не желая разочаровываться еще и в пожилом адвокате.

– Так что вы можете сказать о коллекции? – тоном, отточенным во время многочисленных деловых встреч, спросила она. В «Калвин индастриалз» все знали, что так мисс Ланкастер говорит только с клиентами. В основном с клиентами – должниками.

Фредерик усмехнулся, и на его щеке появились ямочка, от одного взгляда на которую Энн чуть не прослезилась.

Я стала слишком эмоциональной, недовольно подумала она. Ничего удивительного, за последние два месяца Фредерик – первый мужчина, обративший на меня внимание.

– Раз вам так хочется уйти от обсуждения ваших достоинств… – Он выразительно посмотрел в вырез платья Энн, и она почувствовала, как заливается краской. – Вам никто не говорил, что вы очаровательно краснеете? – поинтересовался Фредерик таким тоном, словно спрашивал о погоде.

– Остановитесь, мистер Стрейт, – устало попросила Энн. – У меня есть жених, и мне не очень хочется продолжать эту игру.

– Странно.

– Что странно? Что я не собираюсь изменять своему жениху? – удивилась Энн.

– Странно, что при наличии жениха у вас в глазах застыла такая тоска. Вы ведь давно не были с мужчиной?

Словно выброшенная на берег рыба, Энн хватала воздух ртом. Всего за пятнадцать минут этот мужчина уже во второй раз ставил ее в положение, когда она не знала, что делать дальше: ударить его по щеке или упасть в его объятия и попросить сделать счастливой хотя бы на полчаса.

– Ох, мисс Ланкастер, непросто вам с таким характером жить, а? – Фредерик подмигнул ей. – Никогда не думали о том, чтобы стать премьером?

– Спасибо, мне и на моем месте неплохо, – огрызнулась Энн. – Мы будем обсуждать мою карьеру или коллекцию моего покойного дядюшки?

– А что коллекция? Она великолепна и стоит больше чем этот дом и весь бизнес вашего дяди в придачу. Но я бы не советовал вам спешить распродавать ее: такое сокровище нужно передавать из поколения в поколение или дарить музеям. – Глаза Фредерика загорелись, он схватил Энн за руку и потащил за собой. – Вы только посмотрите! – восторженно воскликнул он, указывая Энн на какой-то странный рисунок. – Ведь это первые снимки с гравюр Гойи из знаменитой серии «Капричос»!

– И что это такое? – удивилась Энн, разглядывая гравюру, на которой мужчина спал, уронив голову на руки, а вокруг него сидели, летели, бежали странные звери.

– Это гравюра под номером сорок три: «Сон разума порождает чудовищ. Воображение, покинутое разумом, порождает немыслимых чудовищ; но в союзе с разумом оно – мать искусств и источник творимых ими чудес».

– Красиво, – пробормотала Энн, внимательно всматриваясь в гравюру. – Наверное, дядя был очень интересным человеком?

– Своеобразным, – чуть подумав, ответил Фредерик. – Думаю, Бернер уже рассказал вам о психическом заболевании, передающемся по наследству в их семье по линии матери?

– Мистер Бернер сказал, что моему дяде удалось сохранить разум и он умер вполне здоровым психически человеком.

– Мне иногда кажется, что Кристофер Ланкастер все же потерял часть разума… Он так много времени проводил со своими гравюрами… Эта была его любимая гравюра. Может быть, она и помогла ему остаться по эту черту? «Сон разума рождает чудовищ». Впрочем, кого из нас можно считать нормальным?

Фредерик вдруг повернул Энн лицом к себе и впился губами в ее губы. Ошеломленная, она стояла, словно истукан, и не могла ни оттолкнуть его, ни ответить на поцелуй. И Энн ужасно боялась ответить самой себе честно на вопрос, чего же ей хочется больше.

Его губы были страстными и жаркими. Сладкие, словно нагретый июльским солнцем вересковый мед, они дарили блаженство и забвение.

Энн и сама не заметила, как начала отвечать на этот неожиданный поцелуй: ее губы раскрылись, повинуясь беззвучной просьбе, язык сплелся в страстном танце с языком Фредерика…

Боб, боже мой, Боб! – подумала Энн.

Она оттолкнула Фредерика, не понимая, откуда только взялись силы справиться с этим огромным мужчиной.

– Что вы себе позволяете?! – возмутилась Энн.

– У вас не было мужчины очень, очень давно. Я был прав! – чуть насмешливо сказал он.

– Вы просто мерзавец!

– Нет, я всего лишь пораженный вашей красотой и изяществом мужчина. Все же вы богиня, мисс Ланкастер. Или теперь мне можно называть вас Энн?

– Для вас я всегда буду мисс Ланкастер! – сердито бросила Энн, на всякий случай отодвигаясь от него подальше. Она не была уверена в своей способности сопротивляться магнетизму и природному обаянию этого мужчины.

– Если честно, мне все равно, кого целовать, Энн или мисс Ланкастер. У обеих губы сладкие и пьянящие, словно вересковый мед.

Энн вздрогнула. Фредерик сделал один шаг к ней.

– Не подходите ко мне! – сердито потребовала она. – Я буду кричать.

– Вам ведь так хочется оказаться в моих сильных руках. Я бы ласкал вас, словно вы хрупкий цветок, растущий высоко в горах, я бы заставил вас сойти с ума, показал бы вам Вселенную… Разрешите мне сделать вас счастливой, мисс Ланкастер!

Энн прикрыла глаза. Соблазн был велик. Она была уверена в том, что Фредерик сможет выполнить свои обещания. Но кем же окажется она, если не выполнит свои? Пусть с Бобом они еще не обручены, но ведь это просто пустая формальность!

– Ясно, честность победила. – Фредерик тяжело вздохнул. – Я бы все же советовал вам подумать, мисс Ланкастер.

– Когда вы оцените коллекцию? – дрожащим голосом спросила она.

– Через три дня я подготовлю все документы.

– Вот и отлично. До свидания, мистер Стрейт.

– Увидимся через три дня?

– Нет, передайте документы мистеру Бернеру.

Энн страшила одна только мысль о том, чтобы вновь встретиться с ним, вновь оказаться дрожащей мышью, с которой желтоглазая кошка затеяла какую-то сложную игру.

Он просто убьет меня, а потом пойдет искать следующую жертву, с ужасом думала Энн, спускаясь по лестнице так быстро, что это было похоже на бегство.

У двери что-то заставило ее обернуться. Фредерик стоял на верхней ступеньке и смотрел ей вслед. Энн показалось, будто его желтые глаза, словно два фонаря, горят в сгущающихся сумерках. Фредерик усмехнулся и облизал губы. Энн почувствовала, как у нее подгибаются ноги от одного только воспоминания об этом поцелуе. Еще никто ее так не целовал! И Фредерик знал об этом. Он все о ней знал.

Энн выскочила за дверь и подняла руку, надеясь, что такси попадется ей достаточно быстро, чтобы хватило моральных сил не броситься обратно в дом, в объятия человека, пообещавшего сделать ее счастливой.