Однажды в Екатеринбурге

Глава 10

Итак, я снова, как в самый первый раз, когда попала в ДОН, оказалась в караульном помещении. С тех пор, как Мишаня с Васяткой вывели меня отсюда на двор и предъявили прошлому коменданту Авдееву, бившему меня по лицу перед Николаем, я сюда и не заглядывала. Дело в том, что дом Ипатьева был разделён на две не сообщающиеся половины: верхнюю и нижнюю. Лестница между ними почему-то была заколочена, поэтому на каждый из этажей имелся отдельный вход со двора. Романовы и слуги обитали на верхнем этаже и особенно не контактировали с чекистами, сменившими в качестве стражников рабочих из Сысерти, и жившими на нижнем. Так уж вышло, что я почти всё время проводила наверху – на кухне или же в столовой или в нашей с Аней комнате, – а во двор выходила лишь тогда, когда у узников была положенная им прогулка, да если надо было взять корзинку с монастырскими продуктами с КПП. Слоняться по двору просто так, в неурочное время, было чревато излишним вниманием и подозрением с обеих сторон. А заходить на нижний этаж, полный молодых вооруженных мужчин, я попросту стеснялась и побаивалась.

История повторяется. Теперь я сижу на одной из коек охранников, по очереди смотрю на вооружённых людей, расположившихся от меня с двух сторон, и жду, когда придёт отряд чекистов, чтоб забрать меня в тюрьму. А потом меня, наверно, расстреляют… Или проще: я умру в тюрьме от голода, от холода, от тифа или от всего этого сразу… Вся эта история с пребыванием в Доме Ипатьева была полным бредом. Надо было не высовываться, не стоить из себя суперагента, а устроиться куда-то, приспособиться и жить тут как обычный человек. Со временем привыкла бы. На завод или домработницей или, вон, в монастырь, как Алёнка хотя бы…

Эх, Алёнка… Она думала, что через меня Николай вернее получит записку из пирожка… А вышло вон что… Я их предала… И стоило ли оно того? Всё одно меня арестовали!

Хотя почему «предала»? Вовсе я и никого не предавала! Я работник ВЧК, у меня же и карточка специальная мясожировая имеется! Я свою работу выполняла! Да, всё честно. Я сделала то, что должна. Всё равно ж теперь власть большевистская. Её и другие страны потом признают. Красные же всё равно Гражданскую войну выиграют. Зачем помогать тем, про кого ты знаешь, что он исторический лузер? Ну сбежали бы Романовы… Ну спрятались бы где-то… Ну и что б это решило? Побегали бы, побегали, да всё равно бы потом попались! Всё одно, конец известен. А если я вдруг выживу и дотяну года этак до 1921-го, то, может быть, меня даже и наградят за помощь Советской власти в нелёгком деле борьбы с остатками царской власти…

Да и вообще, с какой стати я должна была помогать Алёне? Если уж рассуждать, кто кого первый предал, так это она настучала классухе, что я курю! Так что можно считать, что передача записки Юровскому была с моей стороны справедливой местью!

Я вообще ни в чём не виновата!

Я была на стороне законной власти!

Я за тех, кто победит!

А если каким-нибудь представителям жалкого меньшинства это не по нраву, то не надо было рассказывать классной про то, её не касается!

Минуло несколько часов. Я передумала все свои мысли по нескольку раз и теперь мы с караульными сидели и скучали. Можно было бы, конечно, пошариться по нижнему этажу – здесь-то я двери не проверяла! – но охранники сказали, что максимум дозволенного мне это поход в туалет под конвоем.

После похода в туалет один из караульных сходил на второй этаж в комендантскую и вернулся с сообщением, что сегодня ГубЧеКа не до меня. Отряд не придёт, так что я могу спать.

Все легли. Часовой остался следить за тем, чтобы арестованная не убежала, а остальные, включая меня, благополучно вырубились на железных солдатских кроватях, расставленных в караулке.

Пробудилась я посреди ночи от жуткого шума, доносящегося сверху. Стуки, выкрики, топот – возникло ощущение, будто на на втором этаже толчётся целая рота солдат. Потом со двора, а следом и с лестницы вниз зазвучали шаги, и я поняла, что была не так уж и далека от истины: по дому действительно передвигалась здоровенная толпа народу. Минуло несколько секунд – и через нашу караулку прошли несколько вооружённых людей в кожанках, потом все узники (Николай с подростком Алексеем на руках, царица на инвалидной коляске, царевны, Харитонов, Аня, врач, лакей), а за ними еще пара представителей новой власти. Последним шёл Юровский.

– Эту тоже! – сказал он, заметив меня. – Поднимайся! Идём!

– Куда? – спросила я.

– Фотографироваться.

– Это ещё зачем?

– А ну-ка без разговоров! – Юровский повысил голос.

Так как он и его товарищи были вооружены, спорить с ними не хотелось. С беспокойным ощущением, что что-то тут не так, и что всё это где-то уже было, я поднялась со своей лежанки (спала одетой) и присоединилась к толпе.

Мы прошли комнату, примыкавшую к караулке, и дошли до следующей. Это была тесная каморка с полосатыми обоями и полукруглым сводом над дверью в еще одно помещение. Юровский приказал всем встать спиной к этой двери.

– Давайте, – сказал он. – Чтоб все влезли в кадр.

Мы построились.

– А где же фотографический аппарат? – спросил Николай.

Юровский ответил:

– Сейчас принесут.

А затем он развернул листок бумаги и прочёл:

– «Учитывая все преступления Николая Кровавого против граждан России, также наличие несомненной связи между ним и силами контрреволюции, а также опасную близость чехословацких банд к Екатеринбургу, а также существование заговора, имеющего целью не допустить справедливого суда над гражданином Романовым, а также участие в этом заговоре слуг бывшего императора, Уралсовет постановил…»

И тут я закричала:

– Нет, нет, нет!!!

До меня, спросонья бестолковой, наконец, дошло, что происходит.

От моего вопля и жертвы, и палачи на секунду опешили. Воспользовавшись этой секундой, я бросилась бежать. Бежать, куда глаза глядят! А глядели они на ту дверь у меня за спиной – кроме, как в следующую комнату, бежать было некуда.

Я метнулась к двери, толкнула её и выбежала.

За спиной раздались выстрелы.

Следующая комната внезапно оказалась церковью. Домашняя часовня Ипатьева, что ли? Не тратя времени на рассуждения и завидев вдали будто выход на улицу, я бросилась через часовню бегом и через несколько секунд была уже снаружи.

На улице было прохладно.

Шагов сзади вроде не слышалось…

Мимо меня проехал парень на электросамокате. По проезжей части шёл непрекращающийся поток автомобилей – и ни одной лошади. Памятник комсомольцам Урала вернулся на своё место. На боку высотного здания неподалёку была нарисована полосатая буква Z.

От всего пережитого у меня подкосились ноги, так что я опустилась прямо на асфальт.

Немного посидела.

Потом встала и отправилась домой.