Вчера, собственно сегодня, лёг спать поздно - в три часа ночи. Заранее знал, что сна не будет, потому что отдых заменит изнурительный мрак из полуреальных видений, когда прокуренный сверх всякой нормы мозг снова и снова будет выверять впечатанные в память факты и строки. Поэтому глотнул сразу две таблетки ноксирона - венгерского патентованного средства, гарантирующего четыре часа глубокого тонизирующего сна. Без утомительных снов. Без всяких, даже короткометражных сновидений.
Поднялся с воробьями, свежий, будто после двухдневного отдыха. «Готов к героическому труду, а также победоносной борьбе за темпы и качество. Приложим все усилия! Найдём все скрытые внутренние резервы!» Когда покончил с бодрыми мобилизующими лозунгами и уже до солёного пота делал гантельную гимнастику по усложнённому комплексу «Возвращаемся к Геркулесу», начал думать о ноксироне гениальными словами Михаила Ломоносова: «Глубоко простирает химия руки свои в дела человеческие.»
Утренний ритуал: душ, два яйца, сваренных всмятку, и черный кофе без сахара. И - со вкусом - первая сигарета, которая, как и последующие, укорачивает жизнь.
А («между прочим!») сегодня на работу можно было бы не спешить. Можно было бы («взвесим и этот вариант») гордо заявиться аж после обеда. А не лучше ли («безусловно, лучше!») не прийти позже, а уйти пораньше? В конце концов, уже давно пора замочить новые красные плавки на пляже! Всласть замочить, не поглядывая на часы, а поглядывая на девушек («высококалорийное мороженое - лучший метод знакомства!»). Глотнул кофе и зажёг новую сигарету.
Включил магнитофон, чтобы по крайней мере морально компенсировать вчерашнюю потерю. Вчера всей группой пошли на эстрадный концерт югославских гастролёров. И тогда («у театрального подъезда!») была сделана непоправимая ошибка. Вместо того чтобы вовремя войти в помещение и без следа раствориться в тысячной толпе зрителей, он легкомысленно торчал с ребятами у входа. Курили по последней и для ответственного эстрадного настроя делились специализированными полезными советами:
- Не лезь за словом в карман. Особенно когда карман с дыркой.
- Не болтай! Болтун - находка для врага и жены.
И вот, ровно за пятнадцать минут до начала, соизволил прибыть на собственной машине шеф. Он ещё на ходу скользнул по их кучке рысьими глазами («засёк!») и, когда остановил машину, сразу направился к ним - высокий, упитанный и весь, от ботинок до галстука, готовый к концерту.
- Развлечение отменяется, - спустил он руководящее указание с высоты один метр восемьдесят семь сантиметров. - Не волнуйтесь, не для всех, - успокаивающе поднял руку.
«Ах, да! Уже хорошо. А для кого?»
- Развлечение отменяется только для одного, - с королевской щедростью утешил шеф притихшую группу подчинённых и уточнил, глядя куда-то в пространство: - Сейчас на работу отправится наш, вне всякого сомнения, обездоленный и несчастный Мандрика. Материалы ждут его на столе. Две папки. К завтрашнему дню должны быть обработаны.
«Пропали мои аплодисменты!..»
И когда уже уходил, услышал голос Павла Моторного:
- Федька, оставь нам свой билет! Реализуем на пиво!
Конечно, отдал.
- А на раки вам не хватит!
- Ничего, - сказал Павел, - будь уверен, раков тоже не будет...
А потом Федьке Мандрике, вне всякого сомнения, обездоленному и несчастному, добавила ещё два часа лишней работы его собственная аккуратность.
Странно и непривычно было сидеть во всегда шумном, а сейчас немом помещении. Молчал телефон, убранные столы сиротливо стояли, никто не заходил за спичками или сигаретой. И, может потому, что привычный ритм был нарушен, работалось хорошо, «в хорошем темпе при хорошем качестве.» Часа за полтора тщательно изучил содержимое папок, на чистый лист легли первые «контрольные» заметки и некоторые соображения. Речь шла о хозяйственной афере, хитро замаскированной под режим экономии. «Приложим все усилия! Найдем всё скрытые резервы!» А содержание двух папок (хоть и тоненьких, но всё-таки двух!) надо было изложить не более чем на трёх страницах машинописи.
Заварил густой, коричневый чай, потягивал его без сахара и обдумывал факты. Так прошёл еще час. А потом писал, аккуратно разрывая и выбрасывая в корзину черновики, потому что терпеть не мог на столе лишней бумаги. Оставались только листочки с окончательным текстом. Где-то в полночь завершил работу, спрятал папки в ящик, сонным, уже бездумным взглядом сбросил на голый полированный стол и отправился домой. Было какое-то неуверенное ощущение, будто что-то осталось незавершённым, будто что-то забыл, но это невыразительное ощущение не вызревало в мыслях. Лишь в троллейбусе, на полпути к дому, вдруг в воображении медленно всплыла и возникла, как на фотобумаге, трагикомическая картина.
Вот он завершил работу. Сразу спало возбуждение и охватила усталость. Он зажигает сигарету и, несколько ошалело уставившись невидящими глазами просто на себя, механически кромсает страницы с готовым текстом. Материал - в корзине вместе с черновиками! Ужас! В шесть утра придёт уборщица и...
Через полчаса был снова на работе и по всем нетронутым столам раскладывал большие рукописные пасьянсы, потому что не мог отличить черновики от готового текста. А потом ещё и переписывал начисто с причудливой бумажной мозаики. Разумеется, домой добирался на такси.
Вот такая выпала ночь.
«Ну, что ж, для самореабилитации представим ещё большего забывчивого. Например: мужчина разгадывает кроссворд и наталкивается на слово из пятнадцати букв. И вот слово найдено! Но пока считал буквы, само слово забыл... Или: мужчина пошёл в кино и всё время ругается, не оставил ли дома непогашенную сигарету (вдруг пожар?!), напрочь забыв, что месяц назад героически бросил курить... Ура! Есть ещё уникальные забывчивые на свете! Куда мне до них!..»
Порядок. Теперь - шагом марш! - на работу. Чёрт возьми, не хватает ещё забыть о включённом магнитофоне...
Как и всегда, весь боевой, мобильный и сплочённый коллектив устраивал толчею в приёмной, ожидая летучки, чтобы разбежаться потом на задания или повиснуть на телефонном проводе, «выбивая» новости. Просматривали утренние газеты, активно курили, болтали о вчерашнем концерте, и, само собой, на неисчерпаемую, как бездонный колодец, тему - футбол.
Федька взял свою драгоценную рукопись и пошёл в машбюро.
- О! - сказала утренняя машинистка Серафима Платоновна - Вы сегодня первый.
- Первый, потому что последний, - промямлил Федька; увидел, что машинистка его не поняла, и уточнил: - Я вчера последний ушёл с работы...
- Так сегодня уйдёте первым, - угадала она его личные намерения.
- Конечно, сбегу...
Когда вернулся в приёмную, ребята уже неорганизованно заходили в кабинет шефа. Расселись вдоль стен и на вид поделались послушными и смирными.
На здоровенном столе шефа, главного редактора крайгородских «Вечерних новостей», кучковались лишние вещи. Между настольным календарём и самописками «ракетами», навечно вмонтированными в мраморный пьедестал, выстроилась череда экзотических зажигалок. У шефа было хобби: собирал зажигалки и новые всегда держал на рабочем столе, пока не натешится. Только тогда они попадали на стационарное хранение в домашнюю коллекцию. И, как ни странно, все зажигалки, как «служебные», так и «домашние», действовали постоянно и безупречно.
Но не зажигалки привлекли Федькино внимание. Он к ним, как и все, давно привык. Заметил другое: на зеркальной глади главредовского стола лежала зелёная папка.
«Будет кому-то работка», - мысленно улыбнулся Федька.
- Вы подготовили материал? - вдруг спросил его шеф.
- Да, Олег Игоревич, - ответил Федька, - Сдал на машинку.
- Ладно. - Олег Игоревич достал из коробки сигарету «Опал», щёлкнул зажигалкой в виде миниатюрного маяка и поднялся во весь свой баскетбольный рост. Начал мерить кабинет вдоль стульев, ни разу не ступая на ковер. Такая у него манера вести совещания - на ногах, с сигаретой между пальцами. Федька в очередной раз считал редакторские шаги, хотя и знал, что кабинет равен семнадцати шефским шагам вдоль и двенадцати поперёк.
- Итак, что мы сегодня дадим в номер? - лично ни к кому не обращаясь, спросил он.
Федька к разговору не прислушивался, думал о своём - о пляже и красных плавках, которые наконец-то крайне необходимо замочить, о неизвестных стройноногих девушках, недосягаемых для перегруженных служебными обязанностями деловых граждан, которые за противной текучкой не научились толком знакомиться. А впрочем, кто знает, возможно, какая-нибудь из них когда-нибудь войдёт хозяйкой в его кавалерскую однокомнатную квартиру... Не прислушивался, потому что знал наперёд, что первым возьмёт слово ответственный секретарь, который снова напомнит о том, что уже планировалось и что уже лежит в металле; потом заведующие отделами будут воевать за строки, угрожая, что, «если снова не будет места на полосе, замечательный материал устареет.» Затем заведующий отделом информации Павел Моторный начнёт ругаться, мол, все эти вопросы следует решать в рабочем порядке, а не здесь, на летучке, когда им, казакам из отдела информации, давно следует работать, а не терять зря время... Со всех углов посыплется, как из рукава, конкретные предложения, интересные и неинтересные, и тогда ответственный секретарь пристанет к мятежной речи Пашки Моторного и напомнит, что на все «спонтанные предложения» есть его, секретарская, планёрка, которая происходит сегодня же, в два часа и – «Прошу не опаздывать, потому что не запланируем!»
А зелёная папка лежала без движения...
- Итак, считаем, что всё выяснено, - услышал Федька резюмирующий глас главреда, - А вы, Павел, учтите, что летучку заканчиваем на восемь минут раньше... Все свободны. Прошу остаться Мандрика.
Зелёная папка тоже осталась на столе...
- Садитесь поближе, - Олег Игоревич указал на кресло у края стола. Сам тоже сел, достал из левого кармана пиджака три зажигалки - пистолетик, краба и гильзу времён войны, - добавил их в коллекцию. - Вы, Фёдор, безусловно, заслужили отдых. Я знаю, когда вы ушли вчера из редакции: утром спрашивал у вахтёра. Но знакомили ли вас в университете с таким термином - ненормированный рабочий день?
- Знакомили, - бесцветным, лишённым всякого энтузиазма голосом ответил Федька.
- Отлично. Тогда давайте оставим эту тему. Однако сначала прошу выслушать коротенькую преамбулу. Это необходимо для того, чтобы вы не принимали своего редактора за обезумевшего феодала.
На его лице появилась улыбка и тут же исчезла.
- Сейчас вы поедете домой - вот с этой папкой. В течение недели можете не появляться в редакции. Планируйте своё время, как вам заблагорассудится. - Олег Игоревич сделал эффектную паузу и подчеркнул: - Учтите, если через неделю вы вернётесь и скажете, что задание не выполнено, никаких нареканий не будет. Курите, если есть желание.
Федька аж онемел, потому что ничего не понял. Странное задание: освобождают на неделю от редакционной суеты и не требуют обязательного выполнения! А тайна крылась в зелёной папке, которая словно приобрела другой вид и потемнела.
- А что же там такое, в папке? - наконец смог спросить, беря сигарету.
Олег Игоревич воспользовался случаем щёлкнуть ещё одной зажигалкой.
- В этой папке, - главред задумчиво взвесил её на руке, положил на стол и тоже закурил, - в этой папке - материалы одной из центральных газет, требующие проверки. Их собкор как раз в отъезде, вот они и обратились к нам... Конкретно: здесь история одного парня, почти вашего сверстника. В своё время он окончил политехнический институт, по специальности инженер-теплотехник, получил назначение на большую новостройку. Где-то аж в Восточную Сибирь...
- И не поехал, - докинул Федька небрежно, как выдающийся знаток газетных тем.
- Не спешите с выводами, - предостерёг главред. - Всё не так просто, иначе эта папка не попала бы на мой стол. Он уехал. Он должен был поехать, так как должен был получить диплом на месте назначения.
«А шеф таки умеет интриговать», - подумал Федька, - «Солёный огурец подаст как конфету...»
А Олег Игоревич рассудительно вёл дальше:
- Там ему сразу поручили масштабное, как для молодого специалиста, дело - он возглавил монтаж теплоцеха. В перспективе он бы, пожалуй, стал начальником этого цеха - в тех краях специалистов ценят, они там на вес золота. Работал он, надо сказать, хорошо, но неожиданно подал заявление об увольнении по собственному желанию. Заявление отклонили, поскольку по закону он должен был три года работать по государственному назначению. К тому же замены не было. Тогда он подал новое заявление, ссылаясь на плохое состояние здоровья, однако на здоровье не ему бы жаловаться, что и доказала врачебная комиссия. Следующее заявление - уже по «семейным обстоятельствам», но и это выяснилось - никаких «обстоятельств» не оказалось. Вся его семья - мать и он. Мать работает у нас, в Крайгороде, в одном из научно-исследовательских институтоварищ Его поведение рассмотрел комитет комсомола - обошлись предупреждением. И тогда наш молодой специалист исчез...
- Как исчез? - искренне удивился Федька.
- А очень просто: сложил в чемодан вещи, взял билет на самолёт и развеялся.
- Извините, Олег Игоревич, но я что-то ничего не понимаю.
- Что именно?
- Как он получил трудовую книжку, когда его не увольняли с работы? Как снялся с комсомольского учёта? А ещё...
- Так вот, - остановил Федькино допытывание редактор, - трудовая книжка оставалась в тамошнем отделе кадров. С комсомольского учёта также не снимался. И ещё: хорошо, что он воспользовался самолётом, а не поехал поездом. Меньше было хлопот - его фамилию обнаружили в списках авиапассажиров.
- Даже не верится, - скептически поднял брови Федька и собрал на лбу морщины. - Разве такое у нас возможно?
- А что? - с притворным равнодушием сказал редактор - Скажем, вы сейчас уйдёте из редакции и поедете в аэропорт. Разве вам не дадут билет? Разве вас будут задерживать? Охотятся только на «зайцев.»
- Но при чём тут мы? Где Крым, а где Рим...
- А к тому, что он родом из нашего Крайгорода, и есть подозрение, что он живёт и работает здесь. В папке вы найдёте мотивы, из которых это подозрение вытекает. Это и есть ваше задание с одним неизвестным. Хотя не уверен, что оно кому-то из нас по силам...
- А разве не достаточно позвонить в адресный стол?
- В адресном столе он не зарегистрирован.
- Ну, тогда... обратиться в милицию.
- Крайгородская милиция уже разыскивала его. Проверяли даже в загсах - не женился ли и не взял ли фамилию жены. Никаких следов... Теперь понимаете, Фёдор, почему я не буду иметь к вам претензий, если придёте с пустыми руками?
Только сейчас Федька понял всю сложность задачи. Он растерялся и беспомощно пробормотал:
- Где же мне его искать?
Редактор подвинул к нему зелёную папку.
- Чего не знаю, того не знаю. Если бы я знал, я бы уже сказал. Искать - вам. Дело в том, что случай этот приобретает общественный вес, социальное значение. Недаром им заинтересовалась центральная пресса. Потому что выходит за пределы сезонной темы: не хочу ехать и работать по назначению. Посмотрим на событие шире. Государство выучило человека, государство поручило ему ответственное дело, государство ждёт от него творческой отдачи. Учтём и то, что он был освобождён от службы в армии, чтобы ничто не помешало учёбе. И что же? Этот человек в разгар монтажных работ дезертирует, подмены нет, монтаж теплоцеха законсервирован, планы летят кувырком... Вы можете себе представить, какой ущерб он нанёс своим бегством? И это продолжается уже пять месяцев. Так что берите папку и постарайтесь, Федька, постарайтесь... Рассчитывайте на любую помощь, лишь бы только такая потребность возникла...
- Да попробую, - мрачно отозвался Мандрика. В его голосе звучала неуверенность.
Подумал: «Пять месяцев теплоцех стоит на консервации... Пять месяцев назад я пришёл в «Вечерние новости» и попросился на работу... Обратил ли на это внимание шеф?..»