Односуточный детектив

Раздел третий
Способ комиссара Мегрэ

Где именно ещё не искали?

Федька не представлял, куда идти и как действовать. Снова вытащил из зелёной папки автобиографию искомого гражданина Крамаря Бориса Владимировича. Смотрел на неровный размашистый почерк и жалел, что средневековая графология не получила развития и была отброшена как ложная наука. «Вот если бы не оказалась ложной, черты его характера и определённые особенности были бы у меня как на ладони. Тогда бы и выяснилось, что это был за конфликт между объективным содержанием ситуации и её субъективным значением. Характер определяет поступки человека, а разве из биографии на одну страницу о характере узнаешь?»

И всё-таки Федька вспомнил некоторые графологические сведения - то ли из популярной книги, то ли из популярного журнала, кажется, из статьи, где речь шла о вспомогательных исторических дисциплинах.

Неровный, как этот, почерк означает неуверенность личности в себе, склонность к пассивному подчинению неблагоприятным обстоятельствам. Размашистый почерк, как этот, говорит об активном, авантюрном характере, способном на неожиданные поступки и не обременённом моральными критериями. Открытые вверху гласные, как в этой автобиографии, свидетельствуют о доверчивости и откровенности, а открытые внизу, как в этом же письме, - о лицемерии и лживости. Опять же, длинные петли в буквах, а их Федька также наблюдал, характеризуют человека как придурковатого болтуна, не способного логически мыслить.

Из графологической экспертизы Федьки вырисовался причудливый образ: ищущий - энергичный авантюрист, который пассивно подчиняется неблагоприятным обстоятельствам, потому что не уверен в себе; он - доверчивый лицемер и откровенный лжец, а также болтун и придурок. Обезуметь можно!

«И почему бы это шефу вздумалось поручить это хлопотное дело именно мне?» - мысленно жаловался Федька. – «Чем я, несчастный, перед ним провинился, что он меня так яростно наказывает? Ай-яй-яй и ой-ой-ой! Разве в редакции не хватает куда более опытных работников, чем я? Может, потому и поручил что расследование это невыполнимо, а для редакции всё равно, бродит ли по коридорам газетный неофит, или даже табачного духа его там нет?»

Как ни странно, но в результате этих отчаянных, самокритических размышлений Федька вдруг возмутился.

- Ага, да?! - вслух воскликнул он. - Ну, тогда мы ещё посмотрим!

Ему вспомнилось, как он, мечтая о работе в большой газете, впервые зашёл в «Вечерние новости». Направился к самому главреду.

«По какому делу?» - спросила секретарша.

«По личному», - солидно выкрикнул Федька.

«А точнее нельзя?»

«А точнее нельзя», - заменил он знак вопроса на точку.

«Хорошо. Подождите немного...»

Федька уже разбирался в этих «немного», поэтому предусмотрительно прихватил с собой толстую книгу. Сел в угол и демонстративно взялся читать её с первой страницы. Но ждать пришлось действительно недолго.

Редактор слушал его, играя зажигалками, - передвигал их по столу, как шахматные фигурки, что отвлекало Федьку и препятствовало ему вести гладкую, заранее продуманную речь.

«Итак, вы закончили факультет журналистики, приобретали опыт в многотиражке и теперь хотите работать у нас», - подытожил его монолог главред.

Он встал, зажёг и двинулся по кабинету вдоль ковра.

«Буду с вами откровенен», - говорил редактор, - «штат у нас сравнительно небольшой, а работа намного сложнее, чем в заводской двухполоске. Поэтому каждый работник для нас много значит. Однако из того, что вы мне рассказали, я ещё не могу сделать вывод, соответствуете ли вы нашим требованиям.»

Федька потупился, ожидая отказа, но, как выяснилось, преждевременно.

«Пусть будет так», - продолжал редактор, - «мы дадим вам временное удостоверение внештатного литработника, и вы напишете несколько материалов. Тогда посмотрим... Итак, работайте и знайте, что вакантное место у нас есть. Всё зависит от вас самого.»

Редактор вызвал заведующего отделом информации Павла Моторного и приказал:

«Дайте парню все письма по «Минутке». Пусть выяснит, что там, собственно, происходит.»

Один из городских павильонов бытового обслуживания населения недаром назывался «Минутка». Теоретически сюда можно было заскочить на минутку, чтобы тебе пришили ненароком оторванную пуговицу или же починили ботинок. Практически же павильонные «минутки» растягивались на дни и даже недели, на что и жаловались читатели газеты.

Федька знал, что ему накинули одно из самых простых редакционных поручений, и потому отнёсся к заданию, как к одному из самых сложных. По сути, он должен был проверить факты, изложенные в жалобах, и написать обзор писем. Но Федька хорошо запомнил слова редактора, что от него самого зависит, займёт ли он желанное вакантное место. Ну, что ж, лучше один раз увидеть, чем сто раз («и даже тысячу!») услышать...

На следующее утро Федька надел старое, невзрачное пальтишко, из-под которого выглядывали дешёвые не глаженные штаны («встречают по одёжке») и отправился в павильон. Как и ожидал, на него здесь не обратили никакого внимания. Скользнули взглядом, когда скрипнула входная дверь, да и всё. Федька втихаря снял убогие ботинки, которые действительно нуждались в ремонте, и в одних носках подошёл к столу. Женщине, сидевшей за столом, его ног не было видно. Федька оформил заказ, заплатил вперёд за ремонт, тихонько сел за здоровенной бочкой, в которой росла комнатная пальма, и, развернув книгу, сделал вид, что читает. На самом же деле между страницами книга была нашинкована чистыми листочками, на которые Федька украдкой записывал всё, что слышал и видел. А записывать было что. Конфликты взрывались, как петарды, и причин хватало, чтобы заказчики и работники павильона не придерживались лозунга «Будем взаимно вежливы!..». Единственное, что беспокоило Федьку,- это как не спутать очерёдность конфликтных дискуссий и записей в книгу жалоб, которая пользовалась бешеным спросом у широких слоёв заказчиков.

Перед обеденным перерывом наконец разоблачили его укрытие за пальмой.

«А вы чего ждёте?» - спросила женщина, принимавшая заказ.

«Ботинки», - скромно объяснил Федька.

«Какие ботинки?»

«Свои. Которые я утром сдал в ремонт.»

«Идите, юноша, домой - у нас сейчас будет обеденный перерыв.»

«В носках?» - спокойно спросил Федька и протянул на осмотр ноги.

Женщина на мгновение аж обалдела, а потом во весь голос завопила:

«Макар Петрович!!!»

В голосе её слышалось такое неподдельное смущение, что Макар Петрович, мастер с клеёнчатым метром на жилистой шее, появился моментально.

«Что здесь произошло?»

«Посмотрите», - указала женщина на ноги Федьки в носках.

«Слушай, ты», - сказал длинный, как жердь, Макар Петрович, - «может, будешь в другом месте дурака валять?»

«Будем взаимно вежливы!» - вежливо изрёк Федька.

«Слушай сюда, шут. Одевайся и убирайся с глаз моих долой.»

«А ты слушай сюда, дядя. В носках я не пойду. Отремонтированы ли мои ботинки? Я уже полдня жду!»

«Томочка», - интимно произнёс Макар Петрович, внимательно изучая мохнатый ствол пальмы, - «видели ли вы когда-нибудь такого идиота и шизофреника?»

«Томочка» - женщина за столом - захихикала.

«Псих ненормальный!» - с явным наслаждением овладевал Макар Петрович ораторским искусством, - «Видно, в сумасшедшем доме его не долечили и кретином выпустили на волю.»

Федька притворился растерянным и умоляюще взглянул на Томочку.

«Ему по-человечески говорят», - втолковывал Макар Петрович жене, - «что ботинки отправлены на фабрику бытового ремонта, а он сидит под пальмой, как глупая африканская обезьяна.»

«Через три дня их вам вернут», - сказала Томочка, махая квитанцией.

«Всемилостивый бог!» - обратился Макар Петрович к люстре на потолке – «Когда на земном шаре переведутся идиоты?» - и с этим риторическим вопросом скрылся в своём закутке.

До конца рабочего дня Федьку уже не трогали, видно, воспринимали его, как неизбежное стихийное бедствие. Федька проголодался и ругал себя за то, что не припас хотя бы сухарик. Безумно хотелось курить, но об этом нечего было и мечтать - кто бы ему, африканской обезьяне, позволил?

А под вечер выплыл павильонный трибун Макар Петрович.

«Слушай, ты», - обратился он к прейскуранту в аккуратной рамке, - «может и ночевать здесь собираешься?»

«Нет», - вздохнул Федька, - «ночевать я буду дома» - Он выдвинул из-за бочки портфель и вынул из него новенькие ботинки.

Макар Петрович онемел.

«А теперь поболтаем», - сказал Федька, доставая редакционное удостоверение.

На второй день он был в кабинете главреда с фельетоном «Минутный разговор». Редактор читал фельетон молча. Потом так же молча взял чистую бумагу и сотворил гораздо более интересную для Федьки вещь - приказ о зачислении товарища Мандрики Фёдора Александровича в штат редакции на должность литературного работника отдела городского хозяйства...

«Хорошо, что меня тогда не экзаменовали нынешним поручением», - утешился Федька, - «но что же всё-таки делать? Совет Шерлока Холмса, безусловно, хороший, но я не Шерлок Холмс. Интересно, а как бы действовал комиссар Мегрэ, знаменитый герой произведений Жоржа Сименона?»

«Комиссар Мегрэ брился перед зеркальцем, зацепленным дужкой за оконный шпингалет. Смывать пену приходилось бегать в ванную. Стояла жара. Тяжёлые испарения разогретого асфальта поднимались сюда, до третьего этажа. В такой день любо было бы бездумно полежать в прохладе на берегу реки. Мегрэ искоса взглянул на красные плавки, которые приобрёл ещё зимой и до сих пор ни разу не надел. Холодная вода из-под крана бодрила, и оттого жара уже не казалась такой удушающей.

Ему не хотелось возвращаться в кабинет на набережную Орфевр.

Мегрэ посмотрел в окно вдоль улицы, туда, где на углу сверкал стеклом и керамикой павильон прохладительных напитков. Парень в велосипедной кепке, сидя верхом на садовой лесенке, мыл из шланга витрины. Не мешало бы выпить кружку ледяного пива. Но в такой день пиво нечего было и искать.

Искать...

Это слово вернуло его мысли к делу, которое сегодня утром ему навязал - иначе и не скажешь! - шеф комиссариата. В кабинет Мегрэ вернулся с таким свирепым выражением лица, что старший инспектор Люка заговорщицки подмигнул Жанвье. Только юный Лапуэнт не сориентировался и спросил:

- Есть свежий кофе. Хотите?

- К чёрту! - гаркнул Мегрэ.

В кабинет порывисто влетел запыхавшийся Торренс. Хотел что-то сказать, но заметил, как Люка предостерегающе приложил к губам палец, и молча сел за стол листать бумаги.

- Люка! - позвал Мегрэ.

- Слушаю, шеф!

- Ты ещё не обедал?

- Нет, но я перехватил бутерброд в кафе.

- В таком случае, оставайся за меня.

- Хорошо, шеф. Когда вы вернётесь?

- Сегодня не вернусь.

Люка вопросительно поднял брови. Торренс, Жанвье и юный Лапуэнт внимательно прислушивались к этому разговору.

Мегрэ спрятал зелёную папку в стол, подошёл к печке и вытряхнул из трубки потухший пепел.

- Я ушёл, - буркнул он.

Люка осмелился спросить:

- Если вас позовёт начальник, что говорить?

- Говорите, нет и не будет! - Мегрэ хлопнул дверью, оборвав разговор.

Он не любил запущенных дел, в которых всё было неуверенно и шатко, где почва выскальзывала из-под ног, как кочки на трясине. А дело Боба Крамье принадлежало именно к таким.

Мегрэ вздохнул.

«Люка наверняка уже сгонял Лапуэнта, как самого младшего, за пивом и сосисками на всех», - вдруг подумал он и снова вздохнул.

Он запер дверь и вышел по выщербленной лестнице на улицу. Этот день Мегрэ запомнит надолго, потому что ему утром хотелось прохладного пива и бездумного удовольствия на пляжном песке. Было парко, как в котельной парохода. Прохожие умывались потом, к которому физически ощутимо липла шершавая уличная пыль.

Мегрэ прошёл уже несколько баров. Везде важно вывешены предупреждения: «пива нет».

Он не заметил, как вышел на улицу Лябурб. На этой улице когда-то жил с матерью Боб Крамье. Мать живёт здесь и поныне. Мегрэ вдруг понял, что не собирался идти сюда. Чувствовал, что это преждевременно и что даже один его неосторожный шаг может кого-то напугать. Но ничего не мог с собой поделать. Подошёл к регулировщику и поздоровался:

- Добрый день.

- Здравствуйте, месье.

- Где здесь дом номер сорок восемь «а»?

- За пять домов во дворе, месье.

- Спасибо.

- Пустяки, месье...

Дом 48-а прятался за другим домом, который каменной громадой возвышался на улице Лябурб, но его хорошо было видно сквозь проездные ворота, похожие на туннель. Собственно, видно было не сам дом, а входную дверь в него.

Как раз напротив, на другой стороне улицы, находилась кофейня «Аквариум», названная так видимо потому, что вся её внешняя стена была из сплошного стекла.

Мегрэ охватило ощущение, будто он на пороге важного открытия, но сделать ещё один шаг он, к сожалению, не может, потому что не знает, на какую кочку ступить. Неужели он так и будет топтаться на месте и не решится на что-то решительное? Знал, что решится, но спешить не следует.

Он зашёл в кафе. Кроме него, посетителей здесь не было. Солнце пропекало кофейню насквозь, и только сумасшедший полез бы в этот настоящий ад пить горячий кофе. Видимо, такого же мнения придерживался и хозяин этого заведения, раскрасневшийся и распаренный, как в бане. Белая нейлоновая рубашка на нём темнела от пота. Он исподлобья глянул на посетителя, не прекращая перетирать полотенцем совершенно сухие стаканы.

- Жара! - сказал Мегрэ, чтобы что-то сказать.

Хозяин молча перетирал посуду.

- Стакан оранжада со льдом, - попросил Мегрэ, несколько удивлённый холодным приёмом в таком раскалённом помещении.

- Льда нет.

- А что у вас есть?

- Могу предложить минеральную. Несколько бутылок держу в холодильнике. - Он на мгновение замолчал и потом добавил: - Для себя.

- Буду благодарен.

- Эт!..

Достал из холодильника две бутылки и откупорил обе. Одну оставил себе.

Мегрэ сел в угол за столик, лицом к улице. Маленькими глоточками с наслаждением потягивал ледяной напиток. Хозяин глотал прямо из горлышка, разливая воду на рубашку - всё равно мокрая, хоть выкручивай, и скоро опустошил всю бутылку.

Мегрэ цепким взглядом изучал улицу, будто вживался в её жизнь. По этой улице бегал когда-то маленький Боб Крамье. По этой улице он ходил и тогда, когда изучал инженерное дело. Возможно, здесь он встречался со своей девушкой, если она у него была. Мегрэ всегда пытался все увидеть глазами того, кого он искал. Но это было не легко.

«Второй бутылки не даст», - подумал он, с сожалением смакуя последние капли.

Бутылку и стакан занёс к стойке, чтобы хоть чем-то отблагодарить хозяина.

- Когда вы открываете кафе?

- В восемь.

- Так рано?

- Люди рано идут на работу.

- И много по утрам посетителей?

- Достаточно, но свободные места всегда есть.

- Значит и для меня найдётся.

- И для вас...

- До свидания.

- До свидания. Заходите. Завтра будет лёд - сегодня обещали завезти.

И всё же Мегрэ зашёл в этот дом. Он не воспользовался лифтом, а поднимался по лестнице, присматриваясь к табличкам на дверях. На четвёртом этаже среди других заметил табличку «Шевчик П. Н.». Квартира коммунальная, есть соседи», - отметил Мегрэ и повернул на выход, его никто не заметил.

В этот день он побывал ещё в Институте сверхтвёрдых пластмасс, девятиэтажном модерновом клубе с вереницей машин у входа. Здесь работала мать Боба Крамье, и Мегрэ никак не мог избавиться от чувства, что непременно должен её увидеть. Зачем? Он бы не смог этого объяснить.

Наконец зашёл в приемную директора.

- Добрый день!

- Добрый день.

Мать Боба Крамье и она же секретарша была женщина лет сорока пяти, стройная, как для своего возраста, и довольно красивая. Но какая-то сухая и равнодушная невозмутимость, словно маской сковавшая её лицо, портила первое хорошее впечатление.

- Не знаю, к вам ли мне обращаться, - нерешительно произнёс Мегрэ, пристально её изучая.

- Вы по какому делу?

- Хотел бы устроиться на работу.

- Ваша профессия?

- Собственно, профессии ещё нет, но я...

- Какую работу вы ищете?

- Ну, скажем, разнорабочим...

- Разнорабочие нам не нужны.

- Жаль...

Мегрэ направился к выходу.

- Подождите, - остановила она его. - Возьмите свежую газету. Может, найдёте что-то среди объявлений.

- Спасибо, - сказал Мегрэ, беря сегодняшний выпуск «Вечерних новостей». Всю четвёртую полосу занимала реклама «Требуются на постоянную работу». Речь шла и о разнорабочих. В Париже с ним ещё такого никогда не случалось...»

В институт зашёл грозный комиссар Мегрэ, а вышел немного ошарашенный Федька Мандрика.

- Вот это номер! Цирк!

Что же за человек Полина Никоновна Шевчик?