Офицерский романс. Песни русского воинства

В ужасах войны кровавой

Я опасности искал,

Я горел бессмертной славой,

Разрушением дышал;

И в безумстве упоенный

Чадом славы бранных дел,

Посреди грозы военной

Счастие найти хотел!..

Но, судьбой гонимый вечно,

Счастья нет! — подумал я…

Друг мой милый, друг сердечный,

Я тогда не знал тебя!

Ах, пускай герой стремится

За блистательной мечтой

И через кровавый бой

Свежим лавром осенится…

О мой милый друг! с тобой

Не хочу высоких званий,

И мечты завоеваний

Не тревожат мой покой!

Но коль враг ожесточенный

Нам дерзнет противустать,

Первый долг мой, долг священный —

Вновь за родину восстать;

Друг твой в поле появится,

Еще саблею блеснет,

Или в лаврах возвратится,

Иль на лаврах мертв падет!..

Полумертвый, не престану

Биться с храбрыми в ряду,

В память Лизу приведу…

Встрепенусь, забуду рану,

За тебя еще восстану

И другую смерть найду!

Где друзья минувших лет,

Где гусары коренные,

Председатели бесед,

Собутыльники седые?

Деды, помню вас и я,

Испивающих ковшами

И сидящих вкруг огня

С красно-сизыми носами!

На затылке кивера,

Доломаны до колена,

Сабли, ташки у бедра,

И диваном — кипа сена.

Трубки черные в зубах;

Все безмолвны, дым гуляет

На закрученных висках

И усы перебегает.

Ни полслова… Дым столбом…

Ни полслова… Все мертвецки

Пьют и, преклонясь челом,

Засыпают молодецки.

Но едва проглянет день,

Каждый по полю порхает;

Кивер зверски набекрень,

Ментик с вихрями играет.

Конь кипит под седоком,

Сабля свищет, враг валится…

Бой умолк, и вечерком

Снова ковшик шевелится.

А теперь что вижу? — Страх!

И гусары в модном свете,

В вицмундирах, в башмаках,

Вальсируют на паркете!

Говорят: умней они…

Но что слышим от любого?

Жомини да Жомини!

А об водке — ни полслова!

Где друзья минувших лет,

Где гусары коренные,

Председатели бесед,

Собутыльники седые?

О память сердца! ты сильней

Рассудка памяти печальной,

И часто сладостью своей

Меня в стране пленяешь дальной.

Я помню голос милых слов,

Я помню очи голубые,

Я помню локоны златые

Небрежно вьющихся власов.

Моей пастушки несравненной

Я помню весь наряд простой,

И образ милый, незабвенный

Повсюду странствует со мной.

Хранитель-гений мой — любовью

В утеху дан разлуке он:

Засну ль? — приникнет к изголовью

И усладит печальный сон.

Ворон к ворону летит,

Ворон ворону кричит:

Ворон, где б нам отобедать?

Как бы нам о том проведать?

Ворон ворону в ответ:

Знаю, будет нам обед;

В чистом поле под ракитой

Богатырь лежит убитый.

Кем убит и отчего,

Знает сокол лишь его,

Да кобылка вороная,

Да хозяйка молодая.

Сокол в рощу улетел,

На кобылку недруг сел,

А хозяйка ждет милого,

Не убитого, живого.

Одинок месяц плыл, зыбляся в тумане,

Одинок воздыхал витязь на кургане.

Свежих трав не щипал конь его унылый,

«Конь мой, конь, верный конь, понесемся

к милой!

Не к добру грудь моя тяжко воздыхает,

Не к добру сердце мне что-то предвещает;

Не к добру без еды ты стоишь унылый!

Конь мой, конь, верный конь, понесемся

к милой!»

Конь вздрогнул, и сильней витязь возмутился,

В милый край, в страшный край как стрела

пустился.

Ночь прошла, все светло: виден храм с дубровой,

Конь заржал, конь взвился над могилой новой.

Соловей мой; соловей,

Голосистый соловей!

Ты куда, куда летишь,

Где всю ночку пропоешь?

Кто-то бедная, как я,

Ночь прослушает тебя,

Не смыкаючи очей,

Утопаючи в слезах?

Ты лети, мой соловей,

Хоть за тридевять земель,

Хоть за синие моря,

На чужие берега;

Побывай во всех странах,

В деревнях и в городах:

Не найти тебе нигде

Горемычнее меня.

У меня ли, у младой,

Дорог жемчуг на груди,

У меня ли, у младой,

Жар-колечко на руке,

У меня ли, у младой,

В сердце миленький дружок.

В день осенний на груди

Крупный жемчуг потускнел,

В зимню ночку на руке

Распаялося кольцо,

А как нынешней весной

Разлюбил меня милой.

«Кончен, кончен дальний путь!

Вижу край родимый!

Сладко будет отдохнуть

Мне с подругой милой!

Долго в грусти ждет она

Казака младого,

Вот забрезжила луна

С неба голубого!

И веселый Дон течет

Тихою струею;

В нетерпеньи конь мой ржет,

Чуя под собою

Пажити родных брегов,

Где в счастливой доле

Средь знакомых табунов

Он гулял на воле.

Верный конь, скачи скорей

И как вихорь мчися;

Лишь пред хатою моей

Ты остановися!» —

Так спешил казак домой,

Понукал гнедого;

Борзый конь летит стрелой

До дому родного.

Вот приближился донец

К своему селенью:

«Стой, товарищ, стой! — конец

Нашему стремленью!»

Видит он невесты дом,

Входит к ней в светлицу,

И объяту сладким сном

Будит он девицу.

«Встань, коханочка моя!

Нежно улыбнися,

Обними скорей меня

И к груди прижмися!

На полях страны чужой

Я дышал тобою;

Для тебя я в край родной

Возвращен судьбою!»

Что же милая его?..

Пробудилась, встала

И, взглянувши на него,

В страхе задрожала.

«Наяву или во сне

Зрю тебя, мои милый!..

Ах, недаром же во мне

Сердце приуныло!

Долго я тебя ждала

И страдала в скуке;

Сколько слез я пролила

В горестной разлуке!

И, отчаясь зреть тебя,

Быть твоей женою,

Отдалась другому я

С клятвой роковою».

— «Так, так Бог с тобой!» — сказал

Молодец удалый,

И — к воротам, где стоял

Конь его усталый.

«Ну, сопутник верный мой! —

Он сказал уныло, —

Нет тебе травы родной,

Нет мне в свете милой!»

С словом сим он на гнедка,

Шевельнул уздою,

Тронул шпорой под бока:

Быстрый конь — стрелою.

Полетел в обратный путь

От села родного.

Но тоска терзала грудь

Казака младого.

Он в последний раз взглянул

В сторону родиму

И невольно воздохнул,

Скрылся в даль незриму.

Что и родина, коль нет

Ни друзей, ни милой? —

Ах! тогда нам целый свет

Кажется могилой!

Не искушай меня без нужды

Возвратом нежности твоей:

Разочарованному чужды

Все обольщенья прежних дней!

Уж я не верю увереньям,

Уж я не верую в любовь

И не могу предаться вновь

Раз изменившим сновиденьям!

Слепой тоски моей не множь,

Не заводи о прежнем слова,

И, друг заботливый, больного

В его дремоте не тревожь!

Я сплю, мне сладко усыпленье;

Забудь бывалые мечты:

В душе моей одно волненье,

А не любовь пробудишь ты.

Страшно воет, завывает

Ветр осенний;

По поднебесью далече

Тучи гонит.

На часах стоит печален

Юный ратник;

Он уносится за ними

Грустной думой.

О, куда, куда вас, тучи,

Ветер гонит?

О, куда ведет судьбина

Горемыку?

Тошно жить мне: мать родную

Я покинул!

Тошно жить мне: с милой сердцу

Я расстался!

«Не грусти! — душа-девица

Мне сказала. —

За тебя молиться будет

Друг твой верный».

Что в молитвах? я в чужбине

Дни скончаю.

Возвращусь ли? взор твой друга

Не признает.

Не видать в лицо мне счастья;

Жить на что мне?

Дай приют, земля сырая,

Расступися!

Он поет, никто не слышит

Слов печальных…

Их разносит, заглушает

Ветер бурный.

Свеча, чуть теплясь, догорала,

Камин, дымяся, погасал;

Мечта мне что-то напевала,

И сон меня околдовал…

Уснул — и вижу я долины

В наряде праздничном весны

И деревенские картины

Заветной русской стороны!..

Играет рог, звенят цевницы,

И гонят парни и девицы

Свои стада на влажный луг.

Уж веял, веял теплый дух

Весенней жизни и свободы

От долгой и крутой зимы.

И рвутся из своей тюрьмы

И хлещут с гор кипучи воды.

Пловцов брадатых на стругах

Несется с гулом отклик долгий;

И широко гуляет Волга

В заповедных своих лугах…

Поляны муравы одели,

И, вместо пальм и пышных роз,

Густые молодеют ели,

И льется запах от берез!..

И мчится тройка удалая

В Казань дорогой столбовой,

И колокольчик — дар Валдая —

Гудит, качаясь под дугой…

Младой ямщик бежит с полночи:

Ему сгрустнулося в тиши,

И он запел про ясны очи,

Про очи девицы-души:

«Ах, очи, очи голубые!

Вы иссушили молодца!

Зачем, о люди, люди злые,

Зачем разрознили сердца?

Теперь я горький сиротина!»

И вдруг махнул по всем по трем…

Но я расстался с милым сном,

И чужеземная картина

Сияла пышно предо мной.

Немецкий город… все красиво,

Но я в раздумье молчаливо

Вздохнул по стороне родной…

Когда умру, смиренно совершите

По мне обряд печальный и святой,

И мне стихов надгробных не пишите,

И мрамора не ставьте надо мной.

Но здесь, друзья, где ныне сходка наша

Беседует, разгульна и вольна;

Где весела, как праздничная чаша,

Душа кипит студенчески шумна, —

Во славу мне вы чашу круговую

Наполните блистательным вином,

Торжественно пропойте песнь родную

И пьянствуйте о имени моем.

Все тлен и миг! Блажен, кому с друзьями

Свою весну пропировать дано,

Кто видит мир туманными глазами

И любит жизнь за песни и вино!..

Нелюдимо наше море,

День и ночь шумит оно;

В роковом его просторе

Много бед погребено.

Смело, братья! Ветром полный

Парус мой направил я:

Полетит на скользки волны

Быстрокрылая ладья!

Облака бегут над морем,

Крепнет ветер, зыбь черней;

Будет буря: мы поспорим

И помужествуем с ней.

Смело, братья! Туча грянет,

Закипит громада вод,

Выше вал сердитый встанет,

Глубже бездна упадет!

Там, за далью непогоды,

Есть блаженная страна:

Не темнеют неба своды,

Не проходит тишина.

Но туда выносят волны

Только сильного душой!..

Смело, братья, бурей полный,

Прям и крепок парус мой.

Не бил барабан перед смутным полком,

Когда мы вождя хоронили,

И труп не с ружейным прощальным огнем

Мы в недра земли опустили.

И бедная почесть в ночи отдана;

Штыками могилу копали;

Нам тускло светила в тумане луна,

И факелы дымно сверкали.

На нем не усопших покров гробовой,

Лежит не в дощатой неволе:

Обернут в широкий свой плащ боевой,

Уснул он, как ратники в поле.

Не долго, но жарко молилась творцу

Дружина его удалая

И молча смотрела в лицо мертвецу,

О завтрашнем дне помышляя.

Быть может, наутро внезапно явясь,

Враг дерзкий, надменности полный,

Тебя не уважит, товарищ, а нас

Умчат невозвратные волны.

О нет, не коснется в таинственном сне

До храброго дума печали!

Твой одр одинокий в чужой стороне

Родимые руки постлали.

Еще не свершен был обряд роковой,

И час наступил разлученья;

И с валу ударил перун вестовой,

И нам он не вестник сраженья.

Прости же, товарищ! Здесь нет ничего

На память могилы кровавой;

И мы оставляем тебя одного

С твоею бессмертною славой.

Вечерний звон, вечерний звон!

Как много дум наводит он

О юных днях в краю родном,

Где я любил, где отчий дом.

И как я, с ним навек простясь,

Там слушал звон в последний раз!

Уже не зреть мне светлых дней

Весны обманчивой моей!

И сколько нет теперь в живых

Тогда веселых, молодых!

И крепок их могильный сон;

Не слышен им вечерний звон.

Лежать и мне в земле сырой!

Напев унывный надо мной

В долине ветер разнесет;

Другой певец по ней пройдет.

И уж не я, а будет он

В раздумьи петь вечерний звон!

Зачем задумчивых очей

С меня, красавица, не сводишь?

Зачем огнем твоих речей

Тоску на душу мне наводишь?

Не припадай ко мне на грудь

В порывах милого забвенья —

Ты ничего в меня вдохнуть

Не можешь, кроме сожаленья!

Меня не в силах воспалить

Твои горячие лобзанья,

Я не могу тебя любить —

Не для меня очарованья!

Я был любим, и сам любил —

Увял на лоне сладострастья,

И в хладном сердце схоронил

Минуты горестного счастья;

Я рано сорвал жизни цвет,

Все потерял, все отдал Хлое, —

И прежних чувств, и прежних лет

Не возвратит ничто земное!

Еще мне милы красота

И девы пламенные взоры,

Но сердце мучит пустота,

А совесть — мрачные укоры!

Люби другого: быть твоим

Я не могу, о друг мой милый!..

Ах, как ужасно быть живым,

Полуразрушась над могилой!

Она взошла, моя звезда,

Моя Венера золотая;

Она блестит, как молодая

В уборе брачном красота!

Пустынник мира безотрадный,

С ее таинственных лучей

Я не свожу моих очей

В тоске мучительной и хладной.

Моей бездейственной души

Не оживляя вдохновеньем,

Она небесным утешеньем

Ее дарит в ночной тиши.

Какой-то силою волшебной

Она влечет меня к себе,

И, перекорствуя судьбе,

Врачует грусть мечтой целебной.

Предавшись ей, я вижу вновь

Мои потерянные годы,

Дни счастья, дружбы и свободы,

И помню первую любовь.

Не плачь, не плачь, красавица,

Что друг твой на войне,

Что носится он по полю

На вороном коне.

Не плачь, не плачь, красавица,

Что друг в чужой земле,

Что мчится милый по морю

На быстром корабле.

Не плачь, не плачь, красавица,

Что друг твой под землей,

Что заживо идет во гроб

За сребряной струей.

Не плачь, не плачь, красавица,

Что друг в могиле твой;

До гроба он любил тебя,

Дышал одной тобой.

Ты слезы лей, красавица!

Друг в тереме чужом;

Забыл тебя! — С невестой он

За княжеским столом.

Подвиг есть и в сраженьи,

Подвиг есть и в борьбе;

Высший подвиг в терпенья,

Любви и мольбе.

Если сердце заныло

Перед злобой людской

Иль насилье схватило

Тебя цепью стальной;

Если скорби земные

Жалом в душу впились —

С верой бодрой и смелой

Ты за подвиг берись:

Есть у подвига крылья,

И взлетишь ты на них

Без труда, без усилья

Выше мраков земных,

Выше крыши темницы,

Выше злобы слепой,

Выше воплей и криков

Гордой черни людской!

Зачем на краткое мгновенье

В сей жизни нас судьба свела,

Когда иное назначенье,

Нам розный путь она дала?

Твой робкий взгляд, живые речи —

Все, все я, милый друг, понял.

Я запылал от первой встречи

И тайны сердца разгадал.

В другой стране — вдали я буду,

Меня легко забудешь ты!

Но я — я сохраню повсюду

Твои небесные черты.

Так грубый мрамор сохраняет

Черты волшебного резца,

И вдохновенная сияет

В нем мысль художника-творца.

Гуляет по Дону казак молодой;

Льет слезы девица над быстрой рекой.

«О чем ты льешь слезы из карих очей?

О добром коне ли, о сбруе ль моей?

О том ли грустишь ты, что, крепко любя,

Я, милая сердцу, просватал тебя?»

«Не жаль мне ни сбруи, не жаль мне коня!

С тобой обручили охотой меня!»

«Родной ли, отца ли, сестер тебе жаль?

Иль милого брата? Пугает ли даль?»

«С отцом и родимой мне век не пробыть;

С тобой и далече мне весело жить!

Грущу я, что скоро мой локон златой

Дон быстрый покроет холодной волной.

Когда я ребенком беспечным была,

Смеясь мою руку цыганка взяла.

И, пристально глядя, тряся головой,

Сказала: «Утонешь в день свадебный свой!»

«Не верь ей, друг милый, я выстрою мост

Чугунный и длинный хоть в тысячу верст;

Поедешь к венцу ты — я конников дам:

Вперед будет двадцать и сто по бокам».

Вот двинулся поезд. Все конники в ряд.

Чугунные плиты гудят и звенят;

Но конь под невестой, споткнувшись, упал,

И Дон ее принял в клубящийся вал…

«Скорее бандуру звончатую мне!

Размыкаю горе на быстрой волне!»

Лад первый он тихо и робко берет…

Хохочет русалка сквозь пенистых вод.

Но в струны смелее ударил он раз…

Вдруг брызнули слезы русалки из глаз,

И молит: «Златым не касайся струнам,

Невесту младую назад я отдам.

Хотели казачку назвать мы сестрой,

За карие очи, за локон златой».

Что это за сердце,

Что это такое —

Что ни днем, ни ночью

Не дает покоя?

То забьется пташкой,

Запертою в клетке;

То замрет цветочком

На скошенной ветке!..

Быть бы сердцу пташкой —

Чего 6 захотело?..

Дать бы ему крылья —

Куда 6 полетело?

Знаю я сторонку,

Где его зазноба…

Ах, туда бы лётом

Полетели оба!..

На той на сторонке

Теплей солнце греет —

Там девица красна

Как маков цвет зреет!

Там в темные ночи

Не звезды лишь светят —

Там ясные очи

Приветливо встретят!

Приветливо встретят,

Ласково проводят…

Любезные речи

Тоски не наводят.

Каркнул ворон на березе…

Свистнул воин на коне…

Погибать тебе, красотке,

В чужедальней стороне!..

Ах, за чем, за кем бежала

Ты за тридевять полей, —

Для чего не размышляла

Ты об участи своей?..

Все покинула, забыла —

Прах отца, старушку мать —

И решилася отчизну

На чужбину променять.

То ли счастье, чтобы очи

Милым сердцу веселить, —

После ими ж дни и ночи

Безотрадно слезы лить?

Неужли ты не слыхала

Об измене? — «Никогда!»

Неужли ты полагала

В сердце верность?.. — «Навсегда!»

Было некому, бедняжку,

Поучить меня уму,

И голодной, вольной пташкой

Я попалась в сеть к нему…

Никого я не спросилась,

Кроме сердца своего,

Увидала — полюбила,

И умру, любя его!»

Каркнул ворон на березе…

Свистнул воин на коне…

И красотка погибает

В чужедальней стороне.

Наедине с тобою, брат,

Хотел бы я побыть:

На свете мало, говорят,

Мне остается жить!

Поедешь скоро ты домой:

Смотри ж… Да что? моей судьбой,

Сказать но правде, очень

Никто не озабочен.

А если спросит кто-нибудь…

Ну, кто бы ни спросил,

Скажи им, что навылет в грудь

Я пулей ранен был,

Что умер честно за царя,

Что плохи наши лекаря

И что родному краю

Поклон я посылаю.

Отца и мать мою едва ль

Застанешь ты в живых…

Признаться, право, было б жаль

Мне опечалить их;

Но если кто из них и жив,

Скажи, что я писать ленив.

Что полк в поход послали

И чтоб меня не ждали.

Соседка есть у них одна…

Как вспомнишь, как давно

Расстались!.. Обо мне она

Не спросит… все равно,

Ты расскажи всю правду ей,

Пустого сердца не жалей;

Пускай она поплачет…

Ей ничего не значит!

Спи, младенец мой прекрасный,

Баюшки-баю.

Тихо смотрит месяц ясный

В колыбель твою.

Стану сказывать я сказки,

Песенку спою,

Ты ж дремли, закрывши глазки,

Баюшки-баю.

По камням струится Терек,

Плещет мутный вал;

Злой чечен ползет на берег,

Точит свой кинжал;

Но отец твой старый воин,

Закален в бою,

Спи, малютка, будь спокоен,

Баюшки-баю.

Сам узнаешь, будет время,

Бранное житье;

Смело вденешь ногу в стремя

И возьмешь ружье.

Я седельце боевое

Шелком разошью…

Спи, дитя мое родное,

Баюшки-баю.

Богатырь ты будешь с виду

И казак душой.

Провожать тебя я выйду —

Ты махнешь рукой…

Сколько горьких слез украдкой

Я в ту ночь пролью!..

Спи, мой ангел, тихо, сладко,

Баюшки-баю.

Стану я тоской томиться,

Безутешно ждать;

Стану целый день молиться,

По ночам гадать;

Стану думать, что скучаешь

Ты в чужом краю…

Спи ж, пока забот не знаешь,

Баюшки-баю.

Дам тебе я на дорогу

Образок святой:

Ты его, моляся Богу,

Ставь перед собой;

Да, готовясь в бой опасный,

Помни мать свою…

Спи, младенец мой прекрасный,

Баюшки-баю.

Выхожу один я на дорогу;

Сквозь туман кремнистый путь блестит;

Ночь тиха. Пустыня внемлет Богу,

И звезда с звездою говорит.

В небесах торжественно и чудно!

Спит земля в сиянье голубом…

Что же мне так больно и так трудно?

Жду ль чего? жалею ли о чем?

Уж не жду от жизни ничего я,

И не жаль мне прошлого ничуть;

Я ищу свободы и покоя!

Я б хотел забыться и заснуть!

Но не тем холодным сном могилы…

Я б желал навеки так заснуть,

Чтоб в груди дремали жизни силы,

Чтоб, дыша, вздымалась тихо грудь;

Чтоб всю ночь, весь день мой слух лелея,

Про любовь мне сладкий голос пел,

Надо мной чтоб, вечно зеленея,

Темный дуб склонялся и шумел.

Не обвиняй меня, Всесильный,

И не карай меня, молю,

За то, что мрак земли могильный

С ее страстями я люблю;

За то, что редко в душу входит

Живых речей Твоих струя;

За то, что в заблужденье бродит

Мой ум далеко от Тебя;

За то, что лава вдохновенья

Клокочет на груди моей;

За то, что дикие волненья

Мрачат стекло моих очей;

За то, что мир земной мне тесен,

К Тебе ж проникнуть я боюсь,

И часто звуком грешных песен

Я, Боже, не тебе молюсь.

Но угаси сей чудный пламень,

Всесожигающий костер,

Преобрати мне сердце в камень,

Останови голодный взор;

От страшной жажды песнопенья

Пускай, Творец, освобожусь,

Тогда на тесный путь спасенья

К Тебе я снова обращусь.

В полдневный жар в долине Дагестана

С свинцом в груди лежал недвижим я;

Глубокая еще дымилась рана;

По капле кровь сочилася моя.

Лежал один я на песке долины;

Уступы скал теснилися кругом,

И солнце жгло их желтые вершины

И жгло меня — но спал я мертвым сном.

И снился мне сияющий огнями

Вечерний пир в родимой стороне.

Меж юных жен, увенчанных цветами,

Шел разговор веселый обо мне.

Но в разговор веселый не вступая,

Сидела там задумчиво одна,

И в грустный сон душа ее младая

Бог знает чем была погружена;

И снилась ей долина Дагестана;

Знакомый труп лежал в долине той;

В его груди, дымясь, чернела рана,

И кровь лилась хладеющей струей.

Не для меня придет весна,

Не для меня Дон разольется,

И сердце радостно забьется

В порыве чувств не для меня!

Не для меня взойдет заря,

Где Маша встретит в поле лето.

Мне не слыхать ее привета,

Она вздохнет не для меня!

Не для меня весной родня

В кругу домашнем соберется,

«Христос воскрес!» из уст польется

В день Пасхи нет, не для меня!

Не для меня дни бытия

Польются светлыми ручьями,

И дева с черными очами

Живет-цветет не для меня!

Не для меня луна, блестя,

Родную рощу освещает,

И соловей, что май встречает,

Там запоет не для меня!

Не для меня придет весна,

Я поплыву к брегам абхазским,

Сражусь с народом закавказским,

Давно там пуля ждет меня.

Не для меня придет весна,

Не для меня Дон разольется,

И сердце радостно забьется

В порыве чувств не для меня!

Гори, гори, моя звезда,

Гори, звезда приветная,

Ты у меня одна заветная;

Другой не будет никогда.

Сойдет ли ночь на землю ясная,

Звезд много блещет в небесах.

Но ты одна, моя прекрасная,

Горишь в отрадных мне лучах.

Звезда надежды благодатная,

Звезда любви, волшебных дней,

Ты будешь вечно незакатная

В душе тоскующей моей.

Твоих лучей небесной силою

Вся жизнь моя озарена.

Умру ли я, ты над могилою

Гори, гори, моя звезда!

Звезда, прости! — пора мне спать,

Но жаль расстаться мне с тобою,

С тобою я привык мечтать,

А я теперь живу мечтою.

И даст ли мне тревожный сон

Отраду ложного виденья?

Нет, чаще повторяет он

Дневные сердцу впечатленья.

А ты, волшебная звезда,

Неизменимая сияешь,

Ты сердцу грустному всегда

О лучших днях напоминаешь.

И к небу там, где светишь ты,

Мои стремятся все желанья…

Мои там сбудутся мечты.

Звезда, прости же! до свиданья!

Эти бедные селенья,

Эта скудная природа —

Край родной долготерпенья,

Край ты русского народа!

Не поймет и не заметит

Гордый взор иноплеменный,

Что сквозит и тайно светит

В наготе твоей смиренной.

Удрученный ношей крестной,

Всю тебя, земля родная,

В рабском виде Царь небесный

Исходил, благословляя.

Ты долго ль будешь за туманом

Скрываться, Русская звезда,

Или оптическим обманом

Ты обличишься навсегда?

Ужель навстречу жадным взорам,

К тебе стремящимся в ночи,

Пустым и ложным метеором

Твои рассыплются лучи?

Все гуще мрак, все пуще горе,

Все неминуемей беда —

Взгляни, чей флаг там гибнет в море,

Проснись — теперь иль никогда…

Ты долго ль будешь за туманом

Скрываться, Русская звезда,

Или оптическим обманом

Ты обличишься навсегда?

Не слышно на палубе песен,

Эгейские волны шумят…

Нам берег и душен, и тесен;

Суровые стражи не спят.

Раскинулось небо широко,

Теряются волны вдали…

Отсюда уйдем мы далеко,

Подальше от грешной земли!

Не правда ль, ты много страдала?

Минуту свиданья лови…

Ты долго меня ожидала,

Приплыл я на голос любви.

Спалив бригантину султана,

Я в море врагов утопил

И к милой с турецкою раной,

Как с лучшим подарком, приплыл.

Светает… Не в силах тоски превозмочь,

Заснуть я не мог в эту бурную ночь.

Чрез реки, и горы, и степи простор

Вас, братья далекие, ищет мой взор.

Что с вами? Дрожите ли вы под дождем

В убогой палатке, прикрывшись плащом,

Вы стонете ль в ранах, томитесь в плену,

Иль пали в бою за родную страну,

И жизнь отлетела от лиц дорогих,

И голос ваш милый навеки затих?..

О Господи! Лютой пылая враждой,

Два стана давно уж стоят пред Тобой;

О помощи молят Тебя их уста,

Один за Аллаха, другой за Христа;

Без устали, дружно во имя Твое

Работают пушка, и штык, и ружье…

Но, Боже! Один Ты, и вера одна,

Кровавая жертва Тебе не нужна.

Яви же борцам негодующий лик,

Скажи им, что мир Твой хорош и велик,

И слово забытое братской любви

В сердцах, омраченных враждой, оживи!

Какое горе ждет меня?

Что мне зловещий сон пророчит?

Какого тягостного дня

Судьба еще добиться хочет?

Я так страдал, я столько слез

Таил во тьме ночей безгласных,

Я столько молча перенес

Обид тяжелых и напрасных;

Я так измучен, оглушен

Всей жизнью, дикой и нестройной,

Что, как бы страшен ни был сон,

Я дней грядущих жду спокойно…

Не так ли в схватке боевой

Солдат израненный ложится

И, чуя смерть над головой,

О жизни гаснущей томится,

Но вражьих пуль уж не боится,

Заслыша визг их пред собой.

Очи черные, очи страстные!

Очи жгучие и прекрасные!

Как люблю я вас! Как боюсь я вас!

Знать, увидел вас я в недобрый час!

Ох, недаром вы глубины темней!

Вижу траур в вас по душе моей,

Вижу пламя в вас я победное:

Сожжено на нем сердце бедное.

Но не грустен я, не печален я,

Утешительна мне судьба моя:

Все, что лучшего в жизни Бог дал нам,

В жертву отдал я огневым глазам!

Поехал далеко казак на чужбину

На добром коне вороном.

Свою он Украйну навеки покинул —

Ему не вернуться в отеческий дом!

Напрасно казачка его молодая

И утро, и вечер на север глядит,

Все ждет да пождет — из полночного края

К ней милый когда прилетит.

Далеко, откуда к нам веют метели,

Где страшно морозы трещат,

Где сдвинулись дружно и сосны и ели,

Казацкие кости лежат.

Казак и просил, и молил, умирая,

Насыпать курган в головах:

«Пускай на кургане калина родная

Красуется в ярких плодах,

Пусть вольные птицы, садясь на калине,

Порой прощебечут и мне,

Мне, бедному, весть на холодной чужбине

О милой, родной стороне!»

Помню, я еще молодушкой была,

Наша армия в поход куда-то шла.

Вечерело, я стояла у ворот,

А по улице все конница идет.

Вдруг подъехал ко мне барин молодой,

Говорит: «Напой, красавица, водой».

Он напился, крепко руку мне пожал,

Наклонился и меня поцеловал.

Долго я тогда смотрела ему вслед,

Обернулся — помутился белый свет.

Всю-то ноченьку мне спать было невмочь,

Раскрасавец барин снился мне всю ночь.

А потом, уж как я вдовушкой была,

Пятерых я дочек замуж отдала,

К нам приехал на квартиру генерал,

Весь изранен и так жалобно стонал.

Пригляделась, встрепенулася душой:

Это тот же, прежний барин молодой,

Та же удаль, тот же блеск в его глазах,

Только много седины в его усах.

И опять я молодешенькой была,

И опять я целу ночку не спала,

Целу ноченьку мне спать было невмочь,

Раскрасавец барин снился мне всю ночь.

То не ветер ветку клонит,

Не дубравушка шумит —

То мое сердечко стонет,

Как осенний лист дрожит;

Извела меня кручина,

Подколодная змея!..

Догорай, моя лучина,

Догорю с тобой и я!

Не житье мне здесь без милой:

С кем теперь идти к венцу?

Знать, судил мне рок с могилой

Обручиться молодцу.

Расступись, земля сырая,

Дай мне, молодцу, покой,

Приюти меня, родная,

В тесной келье гробовой.

Мне постыла жизнь такая,

Съела грусть меня, тоска…

Скоро ль, скоро ль гробовая

Скроет грудь мою доска!

О, говори хоть ты со мной,

Подруга семиструнная!

Душа полна такой тоской,

А ночь такая лунная!

Вон там звезда одна горит

Так ярко и мучительно,

Лучами сердце шевелит,

Дразня его язвительно.

Чего от сердца нужно ей?

Ведь знает без того она,

Что к ней тоскою долгих дней

Вся жизнь моя прикована…

И сердце ведает мое,

Отравою облитое,

Что я впивал в себя ее

Дыханье ядовитое…

Я от зари и до зари

Тоскую, мучусь, сетую…

Допой же мне — договори

Ты песню недопетую.

Договори сестры твоей

Все недомолвки странные…

Смотри: звезда горит ярчей…

О, пой, моя желанная!

И до зари готов с тобой

Вести беседу эту я…

Договори лишь мне, допой

Ты песню недопетую!

Мой костер в тумане светит;

Искры гаснут на лету…

Ночью нас никто не встретит;

Мы простимся на мосту.

Ночь пройдет — и спозаранок

В степь, далеко, милый мой,

Я уйду с толпой цыганок

За кибиткой кочевой.

На прощанье шаль с каймою

Ты на мне узлом стяни:

Как концы ее, с тобою

Мы сходились в эти дни.

Кто-то мне судьбу предскажет?

Кто-то завтра, сокол мой,

На груди моей развяжет

Узел, стянутый тобой?

Вспоминай, коли другая,

Друга милого любя,

Будет песни петь, играя

На коленях у тебя!

Мой костер в тумане светит;

Искры гаснут на лету…

Ночью нас никто не встретит;

Мы простимся на мосту.

Какой тут дышит мир! Какая славы тризна

Средь кипарисов, мирт и каменных гробов!

Рукою набожной сложила здесь Отчизна

Священный прах своих сынов.

Они и под землей отвагой прежней дышат…

Боюсь, мои стопы покой их возмутят,

И мнится, все они шаги живого слышат,

Но лишь молитвенно молчат.

Счастливцы! Высшею пылали вы любовью:

Тут что ни мавзолей, ни надпись — все боец,

И рядом улеглись, своей залиты кровью,

И дед со внуком и отец.

Из каменных гробов их голос вечно слышен,

Им внуков поучать навеки суждено,

Их слава так чиста, их жребий так возвышен,

Что им завидовать грешно…

Когда предчувствием разлуки

Мне грустно голос ваш звучал,

Когда, смеясь, я ваши руки

В своих руках отогревал,

Когда дорога яркой далью

Меня манила из глуши

Я вашей тайною печалью

Гордился в глубине души.

Перед непризнанной любовью

Я весел был в прощальный час,

Но Боже мой! — с какою болью

Тогда очнулся я без вас!

Какими тягостными снами

Томит, смущая мой покой,

Все недосказанное вами

И недослушанное мной,

Все, недосказанное вами

И недослушанное мной.

Во Францию два гренадера

Из русского плена брели,

И оба душой приуныли,

Дойдя до Немецкой земли.

Придется им — слышат увидеть

В позоре родную страну…

И храброе войско разбито,

И сам император в плену!

Печальные слушая вести,

Один из них вымолвил: «Брат!

Болит мое скорбное сердце,

И старые раны горят!»

Другой отвечает: «Товарищ!

И мне умереть бы пора;

Но дома жена, малолетки:

У них ни кола ни двора.

Да что мне? Просить Христа ради

Пущу и детей и жену…

Иная на сердце забота:

В плену император! В плену!

Исполни завет мой: коль здесь я

Окончу солдатские дни,

Возьми мое тело, товарищ,

Во Францию! Там схорони!

Ты орден на ленточке красной

Положишь на сердце мое,

И шпагой меня опояшешь,

И в руки мне вложишь ружье.

И смирно и чутко я буду

Лежать, как на страже, в гробу…

Заслышу я конское ржанье,

И пушечный гром, и трубу.

То Он над могилою едет!

Знамена победно шумят…

Тут выйдет к тебе, император,

Из гроба твой верный солдат!»

Что ты жадно глядишь на дорогу

В стороне от веселых подруг?

Знать, забило сердечко тревогу —

Все лицо твое вспыхнуло вдруг.

И зачем ты бежишь торопливо

За промчавшейся тройкой вослед?..

На тебя, подбоченясь красиво,

Загляделся проезжий корнет.

На тебя заглядеться не диво,

Полюбить тебя всякий не прочь:

Вьется алая лента игриво

В волосах твоих, черных как ночь;

Сквозь румянец щеки твоей смуглой

Пробивается легкий пушок,

Из-под брови твоей полукруглой

Смотрит бойко лукавый глазок.

Взгляд один чернобровой дикарки,

Полный чар, зажигающих кровь,

Старика разорит на подарки,

В сердце юноши кинет любовь.

Поживешь и попразднуешь вволю,

Будет жизнь и полна, и легка…

Да не то тебе пало на долю:

За неряху пойдешь мужика.

Завязавши под мышки передник,

Перетянешь уродливо грудь,

Будет бить тебя муж-привередник

И свекровь в три погибели гнуть.

От работы и черной и трудной

Отцветешь, не успевши расцвесть,

Погрузишься ты в сон непробудной,

Будешь нянчить, работать и есть.

И в лице твоем, полном движенья,

Полном жизни, — появится вдруг

Выраженье тупого терпенья

И бессмысленный, вечный испуг.

И схоронят в сырую могилу,

Как пройдешь ты тяжелый свой путь,

Бесполезно угасшую силу

И ничем не согретую грудь.

Не гляди же с тоской на дорогу

И за тройкой вослед не спеши,

И тоскливую в сердце тревогу

Поскорей навсегда заглуши!

Не нагнать тебе бешеной тройки:

Кони крепки, и сыты, и бойки, —

И ямщик под хмельком, и к другой

Мчится вихрем корнет молодой…

Звенит звонок, и тройка мчится.

Несется пыль но столбовой;

На крыльях радости стремится

В дом кровных воин молодой.

Он с ними юношей расстался,

Пятнадцать лет в разлуке жил;

В чужих землях с врагами дрался,

Царю, Отечеству служил.

И вот в глазах село родное,

На храме Божьем крест горит!

Забилось сильно ретивое,

Слеза невольная блестит.

«Звени! Звени, звонок, громчее!

Лихая тройка, вихрем мчись,

Ямщик, пой песни веселее!

Вот отчий дом!., остановись!»

Звонок замолк, и пар клубится

С коней ретивых, удалых;

Нежданный гость под кров стучится,

Внезапно входит в круг родных.

Его родные не узнали,

Переменились в нем черты;

И все невольно вопрошали:

«Скажи, служивый, кто же ты?»

«Я вам принес письмо от сына,

Здоров он, шлет со мной поклон;

Такого ж вида, роста, чина,

И я точь-в-точь, две капли — он!..»

«Наш сын! Наш брат!» — тогда

вскричали

Родные, кровные его;

В слезах, в восторге обнимали

Родного гостя своего.

Средь шумного бала случайно,

В тревоге мирской суеты,

Тебя я увидел, но тайна

Твои покрывала черты.

Лишь очи печально глядели,

А голос так дивно звучал,

Как звон отдаленной свирели,

Как моря играющий вал.

Мне стан твой понравился тонкий

И весь твой задумчивый вид,

А смех твой, и грустный и звонкий,

С тех пор в моем сердце звучит.

В часы одинокие ночи

Люблю я, усталый, прилечь —

Я вижу печальные очи,

Я слышу веселую речь;

И грустно я так засыпаю,

И в грезах неведомых сплю…

Люблю ли тебя — я не знаю,

Но кажется мне, что люблю!

Живет моя зазноба в высоком терему;

В высокий этот терем нет ходу никому;

Но я нежданным гостем — настанет только

ночь —

К желанной во светлицу пожаловать не прочь!

Без шапки-невидимки пройду я в гости

к ней!..

Была бы только ночка сегодня потемней!..

При тереме, я знаю, есть сторож у крыльца,

Но он не остановит детину-удальца:

Короткая расправа с ним будет у меня —

Не скажет он ни слова, отведав кистеня!..

Эх, мой кистень страшнее десятка кистеней!..

Была бы только ночка сегодня потемней!..

Войду тогда я смело и быстро на крыльцо;

Забрякает у двери железное кольцо;

И выйдет мне навстречу, и хилый и седой,

Постылый муж зазнобы, красотки молодой,

И он не загородит собой дороги к ней!..

Была бы только ночка сегодня потемней!..

Войдет тогда к желанной лихая голова,

Промолвит: будь здорова, красавица вдова!..

Бежим со мной скорее, бежим, моя краса,

Из терема-темницы в дремучие леса!..

Бежим — готова тройка лихих моих коней

Была бы только ночка сегодня потемней!..

Едва перед рассветом рассеется туман,

К товарищам с желанной примчится атаман;

И будет пир горою тогда в густом лесу,

И удалец женою возьмет себе красу;

Он скажет: не увидишь со мной ты черных

дней!..

Была бы только ночка сегодня потемней!..

Миленький ты мой,

Возьми меня с собой!

Там, в краю далеком,

Буду тебе женой.

Милая моя,

Взял бы я тебя,

Но там, в краю далеком,

Есть у меня жена.

Миленький ты мой,

Возьми меня с собой!

Там, в краю далеком,

Буду тебе сестрой.

Милая моя,

Взял бы я тебя,

Но там, в краю далеком,

Есть у меня сестра.

Миленький ты мой,

Возьми меня с собой!

Там, в краю далеком,

Буду тебе чужой.

Милая моя,

Взял бы я тебя.

Но там, в краю далеком,

Чужая ты мне не нужна.

Растворил я окно, — стало грустно

невмочь, —

Опустился пред ним на колени,

И в лицо мне пахнула весенняя ночь

Благовонным дыханьем сирени.

А вдали где-то чудно так пел соловей;

Я внимал ему с грустью глубокой

И с тоскою о родине вспомнил своей,

Об Отчизне я вспомнил далекой,

Где родной соловей песнь родную поет

И, не зная земных огорчений,

Заливается целую ночь напролет

Над душистою веткой сирени.

Я люблю тебя, как солнце,

Звезды, небо и луну,

Как подснежник серебристый,

Предвещающий весну.

Я люблю тебя, как трели

Звонкой песни соловья,

Так люблю, как в самом деле

Не полюбят никогда!

Я люблю тебя, как силу,

Жизнь дающую и страсть,

Так люблю тебя, мой милый,

Что в твою отдамся власть.

Я люблю тебя, как славу,

Как свободу, как любовь,

Так люблю, как, разлюбивши,

Никогда не любят вновь!

Не пробуждай воспоминаний

Минувших дней, минувших дней —

Не возродишь былых желаний

В душе моей, в душе моей.

И на меня свой взор опасный

Не устремляй, не устремляй,

Мечтой любви, мечтой прекрасной

Не увлекай, не увлекай.

Однажды счастье в жизни этой

Вкушаем мы, вкушаем мы.

Святым огнем любви согреты,

Оживлены, оживлены.

Но кто ее огонь священный

Мог погасить, мог погасить, —

Тому уж жизни незабвенной

Не возвратить, не возвратить!

Наверх, о товарищи, все по местам!

Последний парад наступает!

Врагу не сдается наш гордый «Варяг»,

Пощады никто не желает!

Все вымпелы вьются, и цепи гремят,

Наверх якоря поднимая,

Готовятся к бою орудий ряды,

На солнце зловеще сверкая.

Из пристани верной мы в битву идем,

Навстречу грозящей нам смерти,

За родину в море открытом умрем,

Где ждут желтолицые черти!

Свистит, и гремит, и грохочет кругом

Гром пушек, шипенье снаряда,

И стал наш бесстрашный, наш верный

«Варяг»

Подобьем кромешного ада!

В предсмертных мученьях трепещут тела,

Вкруг грохот, и дым, и стенанья,

И судно охвачено морем огня, —

Настала минута прощанья.

Прощайте, товарищи! С Богом, ура!

Кипящее море под нами!

Не думали мы еще с вами вчера,

Что нынче уснем под волнами!

Не скажут ни камень, ни крест, где легли

Во славу мы русского флага,

Лишь волны морские прославят вовек

Геройскую гибель «Варяга»!

В далеком Цусимском проливе,

Вдали от родимой земли,

На дне океана глубоком

Забытые есть корабли.

Там русские есть адмиралы,

И дремлют матросы вокруг,

У них вырастают кораллы

На пальцах раскинутых рук.

Когда засыпает природа

И яркая светит луна,

Герои погибшего флота

Встают, пробуждаясь от сна.

Они начинают беседу —

И, яростно сжав кулаки,

О тех, кто их продал и предал,

Всю ночь говорят моряки.

Они вспоминают Цусиму,

Напрасную храбрость свою,

И небо, от жизни далекое,

И гибель в неравном бою.

И в шуме морского прибоя

Они говорят морякам:

«Готовьтесь к великому бою,

За нас отомстите врагам!»

Среди миров, в мерцании светил

Одной Звезды я повторяю имя…

Не потому, чтоб я Ее любил,

А потому, что я томлюсь с другими.

И если мне сомненье тяжело,

Я у Нее одной молю ответа,

Не потому, что от Нее светло,

А потому, что с Ней не надо света.

Желтый пар петербургской зимы,

Желтый снег, облипающий плиты…

Я не знаю, где вы и где мы,

Только знаю, что крепко мы слиты.

Сочинил ли нас царский указ?

Потопить ли нас шведы забыли?

Вместо сказки в прошедшем у нас

Только камни да страшные были.

Только камни нам дал чародей,

Да Неву буро-желтого цвета.

Да пустыни немых площадей,

Где казнили людей до рассвета.

А что было у нас на земле,

Чем вознесся орел наш двуглавый,

В темных лаврах гигант на скале, —

Завтра станет ребячьей забавой.

Уж на что был он грозен и смел,

Да скакун его бешеный выдал,

Царь змеи раздавить не сумел,

И прижатая стала наш идол.

Ни кремлей, ни чудес, ни святынь,

Ни миражей, ни слез, ни улыбки…

Только камни из мерзлых пустынь

Да сознанье проклятой ошибки.

Даже в мае, когда разлиты

Белой ночи над волнами тени,

Там не чары весенней мечты,

Там отрава бесплодных хотений.

Сквозь вечерний туман мне, под небом

стемневшим,

Слышен крик журавлей все ясней

и ясней…

Сердце к ним понеслось, издалека

летевшим,

Из холодной страны, с обнаженных

степей.

Вот уж близко летят и, все громче рыдая,

Словно скорбную весть мне они

принесли…

Из какого же вы неприветного края

Прилетели сюда на ночлег, журавли?..

Я ту знаю страну, где уж солнце без силы,

Где уж савана ждет, холодея, земля.

И где в голых лесах воет ветер унылый, —

То родимый мой край, то Отчизна моя.

Сумрак, бедность, тоска, непогода

и слякоть,

Вид угрюмый людей, вид печальный

земли…

О, как больно душе, как мне хочется

плакать!

Перестаньте рыдать надо мной, журавли!..