В этой главе мы снова встретимся с Ричардом Блейдом, героем и суперменом. Напомню вам, читатель, что отрывки из художественных произведений даются для иллюстрации тех или иных моментов моего изложения. Сейчас речь пойдет о космических полетах, так как этими деяниями человечество гордится более всего; иногда приходится слышать, как двадцатый век называют космическим веком, что, на мой взгляд, абсолютно неверно. Если судить по высочайшим достижениям минувшего столетия, то оно являлось веком электричества и компьютерной техники, причем в последней области за несколько десятилетий был достигнут поразительный прогресс. В двадцать три года, будучи аспирантом Физического факультета Ленинградского университета, я делал расчеты для своей диссертации на ламповой машине М-20 и полупроводниковой БЭСМ-3. Каждая занимала помещение 70–80 квадратных метров, имела оперативную память чуть более двадцати килобайт, громоздкие магнитные барабаны, магнитные ленты и устройства ввода-вывода с перфокарт. Сейчас мне шестьдесят лет, и на моем столе – древний компьютер ИБМ, можно сказать, реликвия, которой я пользуюсь вместо пишущей машинки с 1992 года. Но память и быстродействие этого монстра на два порядка больше, чем у М-20 и БЭСМ-3.
Однако люди упорно восхищаются не тем, чем стоило бы. Согласен, ракеты, взмывающие в небеса в пламени и громе, гораздо более красочное зрелище, чем скромный компьютер или электрический утюг. К тому же факт наличия ракет, шаттлов и обитаемых орбитальных станций позволяет нам с гордостью заявлять, что мы вступили в космическую эру. Это возвышает нас в собственных глазах и порождает удивление: отчего же пришельцы не вступают с нами в контакт? Ведь мы, земляне, тоже присутствуем в космосе, мы – космическая раса!
Да ничего подобного! Космическая раса – это цивилизация II типа, а мы пока что жалкие чечако. Одно дело, преодолеть межзвездные расстояния, перебросить в Солнечную систему тысячи летательных аппаратов и соответствующий экипаж, и совсем другое – ковыряться вблизи Земли, где-то за границей ее атмосферы, слетать разок на Луну и запустить к другим планетам крохотные автоматические зонды. Что касается космоса, то земной прогресс и технология пришельцев просто несопоставимы, так что не надо уповать на их благожелательную оценку наших «достижений». Некогда, задолго до возведения пирамид, люди одомашнили ослов. И как мы сейчас воспринимаем человека на осле? Со снисходительной улыбкой… Осел! Даже не лошадь!
Чтобы продемонстрировать ничтожность наших успехов в космосе и развеять миф о наступлении «космической эры», я предлагаю вашему вниманию историю, в которой Ричард Блейд летит на Луну. Он уже не юный офицер, а высокий чин в британской разведки, человек зрелых лет, и можно думать, что полет совершается где-то в конце семидесятых. Разумеется, это тайное путешествие, не отраженное в официальных сводках НАСА, и его цель – отыскать на Луне базу пришельцев.
Описывая крохотный земной кораблик, я пользовался личными впечатлениями. Когда-то, еще в советские времена, я посетил на ВДНХ павильон «Космос», где выставлен спускаемый модуль ракеты, в которой летал Гагарин или кто-то еще из наших первых космонавтов. Эта капсула меня поразила – настолько она была тесной и маленькой. Разглядывая ее, я впервые осознал примитивность нашей космической технологии и понял: тут нечем восхищаться, кроме мужества людей, что поднимались в небо в этих аппаратах.
А теперь в одном из них, немного более совершенном, Ричард Блейд летит на Луну.
Снадобье, которое вкололи Блейду, вначале погрузило его в полное беспамятство. Он ничего не ощущал, когда крепкие парни из «группы захвата» вытащили ящик с его телом из коттеджа, бережно погрузили в фургон и доставили на вертолетную площадку. Когда машина поднялась в воздух, он по-прежнему крепко спал и не видел никаких снов; плавное покачивание вертолета и мерное гудение моторов баюкали его. Ничего не изменилось и за время перегрузки. Руки техников из команды обслуживания приняли контейнер; затем, под неусыпным наблюдением Стоуна и его людей, пластмассовый ящик с драгоценным содержимым был поднят к люку и передан в жилую капсулу, где его расположили у задней стены, поверх точно такой же емкости, в которой хранились продукты и кое-какое оборудование.
Люк задраили, начался контрольный отсчет; Ричард Блейд спал. Внезапно веки его чуть дрогнули, дыхание участилось, с губ слетел странный звук – то ли стон, то ли невнятное проклятье. Начинался кошмар.
Блейду мнилось, что он лежит под плитой огромного пресса, которая давит на него все сильней и сильней. Он напряг мышцы, пытаясь в непроизвольном усилии удержать нависшую над ним чудовищную тяжесть, но тщетно; плита опускалась, плющила плоть и кости, превращая тело в кровавый блин. Потом ее сменил асфальтовый каток, который раз за разом утюжил Блейда с головы до ног, довершая работу пресса. Это было ужасно! Впрочем, все эти неприятные ощущения не превышали мук, которыми одаривал странника лейтоновский компьютер.
Наконец каток и пресс исчезли, лицо спящего разгладилось, он задышал мерно, спокойно; слабая улыбка тронула губы. Нет, ему и сейчас не снились счастливые сны, но переход от недавнего кошмара к полному беспамятству казался блаженством. Так прошло еще несколько часов.
Ричард Блейд очнулся. Над ним склонялось чье-то лицо – не Дэвида Стоуна; этот человек выглядел гораздо моложе и совсем не так величественно, как руководитель Группы Альфа. Парень скалился во весь рот; белки глаз и великолепные зубы сверкали на фоне шоколадной кожи, щегольские усики щетинились над пухлой верхней губой, не менее щеголеватые бачки обрамляли веселую физиономию. Его прическу Блейд не мог разглядеть: голову и верхнюю часть шеи охватывал плотный мягкий шлем, застегнутый под подбородком.
– Первый раз вижу, чтобы командира доставляли на борт в ящике из-под сосисочного фарша, – по-прежнему скалясь, сообщил щеголь.
Блейд постепенно приходил в себя. Внезапно марево полусна – полуяви исчезло, мозг заработал на полную мощь, словно набравший обороты мотор; он вспомнил, где находится и что обязан делать. Осторожно, не меняя позы, он чуть оттолкнулся кончиками пальцев от подстилки и неожиданно воспарил вверх, ощущая во всем теле необычайную легкость. Далеко он, однако, не улетел; потолок находился над ним на расстоянии протянутой руки.
– Нос, командир! Береги нос! – с притворным ужасом вскричал темнокожий щеголь, хватая его за щиколотку и подтягивая вниз. Блейд плавно приземлился на край своего ящика, окинул шутника суровым взглядом и приказал:
– Ну-ка ты, остряк! Доложись по всей форме!
– Мамма миа! Начальник-то развоевался!
Парень с усиками подтянул колени к подбородку и обнял их руками, приняв позу младенца в материнской утробе – вероятно, по его мнению, она была самой далекой от строевой стойки. Блейд приподнял брови. Веселые дела! Полет только начался, а ему уже предстоит потерять одного из пилотов… Пока он соображал, что же делать с нахальным негром – то ли придушить на месте, то ли выбросить в открытый космос – к нему повернулся летчик, занимавший сейчас левое кресло у пульта управления. Этот выглядел постарше и походил на викинга: серые спокойные глаза, соломенные волосы, твердые тонковатые губы.
– Гарри, перестань паясничать, – произнес викинг. – Простите его, сэр, – это было уже адресовано Блейду, – у парня приступ взлетной эйфории. Через час-другой его вполне можно будет переносить.
«Если он переживет этот час», – отметил про себя Блейд, а вслух сказал:
– Прошу экипаж представиться.
– Полковник Керк Дуглас, первый пилот, сэр, – четко доложил светловолосый.
– Подполковник Гаррисон Нибел, второй пилот, сэр, – отрапортовал негр. Внешне будто по всей форме, но он произнес эту фразу с таким ужасающим гарлемским акцентом, что Блейд уловил лишь имя.
– Ричард Блейд, командир данной экспедиции и экипажа, – представился он сам. – Дуглас, вы, насколько мне известно, доктор физики?
– Так точно, сэр. Калифорнийский университет, сэр.
– Хорошо. А вы, Нибел?
– Тоже доктор, масса. Электроника и связь, масса. Моя кончать Массачузетский Технологический.
– Трудно поверить… Ну, ладно, официальная часть закончена. – Блейд оттолкнулся от контейнера, перелетел к стоявшему справа креслу второго пилота и протянул руку Керку Дугласу: – Дик.
– Керк, – светловолосый стиснул его пальцы и улыбнулся.
– Так. Теперь познакомимся с тобой, – Блейд обменялся рукопожатием с Нибелом. – Дик.
– Гарри, хозяин. Спасибо за честь, хозяин. Бедный негр будет помнить это до самой… О-о! Что ты делаешь! О-о!
Не выпуская руки второго пилота, Блейд сжимал ее все сильнее и сильнее. Белые в подобных случаях зеленеют; Нибел посерел. На лбу его выступил пот, губы задрожали, красивое точеное лицо исказила гримаса боли.
– Э-э… Дик… сэр… пожалуй, хватит…
– Ты все понял, Гарри?
– Да, сэр.
– Когда я обращаюсь по имени, как ты должен ответить?
– Да, Дик.
– Отлично! Ты понятливый парень. Теперь я вижу, что тебе не зря вручили докторский диплом.
Блейд разжал пальцы. Нибел, криво ухмыляясь, начал растирать кисть.
– Как говорила крошка Лин, моя вторая жена, когда мужчина не может взять умом, он берет силой… Но если бы ты сломал мне руку, Дик, кто доставил бы тебя на Луну и обратно?
– Первый пилот, я полагаю.
– Керк управляет кораблем в космосе, а я – мастер мягкой посадки.
– Хорошо, мастер. Я вспомню об этом, когда соберусь свернуть тебе шею… если ты снова начнешь корчить бедного дядюшку Тома.
Дуглас с наслаждением наблюдал за ними, паря над своим креслом и придерживаясь за спинку; его тонкие губы растянулись в улыбке.
– Хочешь, я открою тебе один секрет, командир? – Он заговорщицки подмигнул Блейду. – Наш Гарри – сын преуспевающего черного бизнесмена не то из Ларчмонта, не то из Мамаронека, и был в Гарлеме раз пять за всю свою жизнь. Наверное, высматривал там хорошеньких шоколадных девочек, когда ему надоедали белые подружки.
Блейд кивнул, припомнив, что в Ларчмонте и Мамаронеке, северных пригородах Большого Нью-Йорка, могли селиться лишь люди весьма состоятельные. Видно, папаша Нибел был настоящим золотым мешком.
– Так, парни, – сказал он, – прошу вас запомнить следующее: на этом корабле командую я. Ваше дело нажимать кнопки, крутить рукояти и постараться не угробить нас всех при посадке. Остальное – мое дело. Ясно?
Согласное молчание было ему ответом. Поддержав таким образом свой авторитет, странник оглядел кабину. Она была невелика, три на два метра, и напоминала внутренность удлиненной консервной банки. В передней части располагалась панель управления с гигантским количеством циферблатов, рукоятей, маховиков и клавиш; приборы также громоздились на стенах над пультом, плавно переходящих в потолок. Вся эта машинерия и два пилотских кресла занимали ровно половину отсека; в оставшейся части тоже были какие-то приспособления и устройства, с экранами и без оных, но здесь, по крайней мере, можно было вытянуться в полный рост. В кабине имелись два небольших иллюминатора, казавшихся сейчас парой круглых картин в металлических рамах: по их абсолютно черному фону были разбросаны яркие точечки звезд. У задней переборки лежали два контейнера; верхний, из которого выбрался Блейд, зиял пустотой.
Он принюхался, постепенно начиная соображать, почему Стоун назвал «Аполлон» ракетой для мужчин. Безусловно, Ее Величество королева не сумела бы выдержать перелет в этом курятнике, даже ради знакомства с великой межзвездной цивилизацией! Тут царили мужские запахи – пота, металла, пластика. Едва заметно пованивало мочой.
Сообразив это, Блейд почувствовал некий позыв. В конце концов, он проспал сутки, и теперь ему требовалось выполнить все, что положено: умыться, поесть, привести себя в порядок и так далее. Откровенно говоря, «так далее» беспокоило его больше всего.
– Подполковник Нибел, – командирским голосом распорядился он, – пока первый пилот занят, ознакомьте меня с правилами поведения в отсеке. Учтите, я не астронавт.
– Есть, сэр! Слушаюсь, сэр! – Лицо Гарри приняло самое серьезное выражение. – Самое главное, сэр, не делайте резких движений, чтобы не повредить оборудование. Второе: во время маневров занимайте место в своем контейнере и пристегивайтесь понадежнее, там есть ремни. – Он продемонстрировал их. – Третье: в случае попадания метеорита…
– Меня не интересует попадание метеорита, – прервал его Блейд. – И я обещаю, подполковник Нибел, задушить вас медленно, неторопливо, не делая резких движений.
– Понял, сэр! Прошу простить, сэр!
Нибел ловко порхнул к стене, покопался там, разворачивая какое-то приспособление, напоминавшее казенную часть стадвадцатимиллиметровой гаубицы, и бодро доложил:
– Вакуумный унитаз, сэр! Приведен в боевую готовность! Прошу вас!
Пока Блейд, спустив комбинезон, седлал непривычное устройство и приноравливался к нему, Гарри трещал без умолку:
– Вы, безусловно, правы, сэр, я не с того начал. Ведь клозет, по сути дела, самая важная вещь на корабле, центр местной Вселенной, можно сказать. Что такое, в конце концов, наша ракета? Как говорила моя пятая жена, унитаз с мотором, и все! А уж малышка Джейн понимала толк в таких вещах! Она была физиологом и…
– Была? – Блейд осторожно слез с насеста и подтянул комбинезон; унитаз за его спиной глухо рявкнул – вероятно, реализуя свои вакуумные функции. – Что же с ней случилось, с нашей малышкой Джейн?
– Ничего. Она по-прежнему служит в НАСА. Прошедшее время, сэр, в данном случае означает, что крошка выпорхнула из моей постели. Боюсь, навсегда… – Гарри грустно потупился.
Оправившись, Блейд пришел в хорошее расположение духа. Второй пилот помог ему умыться – соответствующее устройство оказалось еще сложнее вакуумного унитаза. Затем они поели, потягивая из туб саморазогревающийся фуд-квик, и он велел Дугласу доложить обстановку. Согласно рапорту первого пилота, старт и отстрел двух ступеней были произведены без сучка, без задоринки, все бортовые системы функционировали нормально, корабль прошел около восьмидесяти тысяч миль и до выхода на луноцентрическую орбиту оставалось шестьдесят три часа. Дуглас также радировал в центр управления полетом, державшим их суденышко в радарном луче, что «двухсотфунтовый телескоп никаких повреждений при взлете не получил». Эта кодовая фраза предназначалась для генерала Стоуна.
Ознакомившись с обстановкой, Блейд провел беседу с экипажем. Выяснилось, что дежурство у пульта было чистой проформой – до маневра выхода на лунную орбиту их корабль вели земные станции слежения, и делать пилотам было абсолютно нечего. Этот полет не преследовал никаких военных или научных целей; у Дугласа и Нибела имелась лишь одна задача: доставить своего командира в некую точку на поверхности Луны в сотне миль к западу от Океана Бурь.
Оба пилота оказались ветеранами. Дуглас поднимался в космос в седьмой раз, для весельчака Гарри Нибела эта экспедиция была шестой. Он многословно жаловался, что каждый полет разбивает его семейную жизнь: по возвращении очередная жена давала ему отставку, опасаясь то ли последствий космического облучения, то ли чрезмерной славы своего супруга, то ли его любвеобильности. Нибел страдал, ожидая, что также поступит и крошка Карин, его нынешняя жена, шестая по счету, и все порывался поведать командиру историю своих несчастий.
Блейд велел ему заткнуться, лег в свой контейнер и заснул.
Его трясли за плечо.
– Командир! Проснись!
Блейд открыл глаза; в двух футах от него плавало лицо Дугласа, и было оно весьма мрачным.
– Обстановка?
– Полетное время – двадцать два часа пятнадцать минут; расстояние – девяносто шесть тысяч триста пятьдесят одна миля, – доложил первый пилот. Немного помолчав, он добавил: – За бортом наблюдается любопытное зрелище.
Оттолкнувшись от своего ящика, Блейд подплыл к левому иллюминатору. Где-то сзади маячил огромный диск Земли, голубой и зеленый, в разводах белых облаков; выше угадывалось яростно пылающее Солнце, отсеченное верхней закраиной окна. Но не эти великолепные светила, и не звезды, неподвижные и яркие, приковали внимание Блейда: он заметил несколько разноцветных точек, перемещавшихся параллельно их курсу. Вернее говоря, примерно в том же направлении – эти огоньки словно танцевали в пространстве, то приближаясь к крохотному земному кораблику, то удаляясь в сторону Земли, Солнца, Луны или просто в пустоту.
– Можешь взглянуть с правого борта, командир, – подал голос первый пилот. – Там солнце не слепит глаза, лучше видно.
Блейд оторвался от иллюминатора.
– Спасибо, не стоит. Я увидел все, что хотел. – Он обвел взглядом свой экипаж: Дугласа, парившего над контейнером, и Нибела, который устроился в своем кресле. – Ну, что вы приуныли? Следят? Черт с ними, пусть следят!
– Ты, кажется, не удивлен? – спросил Гарри. Его физиономия, обычно сохранявшая лукаво-насмешливое выражение, сейчас была серьезной и даже угрюмой.
– Не удивлен. Ну и что?
– При виде такого эскорта, – глаза Гарри стрельнули к иллюминатору, – любой нормальный человек наложит в штаны.
– Значит, я ненормальный. – Блейд ухмыльнулся. – Скажи-ка мне лучше, может, у нас коллективная галлюцинация?
– А на локаторе у меня тоже галлюцинация? – зло ощерился Нибел. – А в прошлых полетах тоже была галлюцинация? А у русских парней тоже мания преследования?
– Они всегда появляются, рано или поздно, – пояснил Дуглас. – Сопровождают и наши объекты, и аппараты красных.
– Любопытно… – Блейд покосился на локатор, где танцевала стайка зеленоватых бабочек. – Значит, это общеизвестный факт?
– Как сказать… И мы, и русские космонавты всегда докладываем о таких встречах, но руководство… оно… как бы это выразиться…
– Не верит? – подсказал Блейд.
– Не то чтобы не верит… Еще не сформировало мнения по этому поводу – скорее, так.
– Мы летаем в ближний космос уже двадцать лет. Вполне достаточный срок для любого бюрократа.
Дуглас едва заметно улыбнулся.
– Проблема эта слишком сложна и запутанна, – он кивнул на локатор, – бюрократы же, что наши, что советские, большие тугодумы. Если проблема слишком сложна, то лучше всего сделать вид, что ее вообще не существует.
– Я понимаю, – Блейд кивнул. – Но почему у вас такой похоронный вид, парни? Может быть, они сопровождают наши корабли, чтобы оказать помощь в случае чего? Вроде нянек, которые следят за первыми шагами младенца?
– За те двадцать лет, о которых вы упомянули, сэр, произнес Дуглас официальным тоном, – в космосе случались аварии, и довольно серьезные. Но я что-то не припомню, чтобы нам оказывали помощь.
Этим словечком, «нам», он словно связал русских и американцев, объединив их в единое, великое и интернациональное братство звездоплавателей Земли. На миг Блейда уколола зависть – еще ни разу корабль под флагом его родины не поднимался в космос.
Они помолчали, потом Нибел сказал:
– Что до меня, то я чувствую некоторый дискомфорт при виде таких «нянюшек». Так и кажется, что в спину глядят шестидюймовые лазеры… и что они вот-вот просверлят в моей черной шкуре дырку с футбольный мяч.
Невесело усмехнувшись, Блейд окинул взглядом крохотную кабину. Он понимал чувства своих пилотов. Это замкнутое пространство, пульт, усеянный приборами, слишком ненадежными, слишком сложными и в то же время примитивными… Излишняя сложность была в данном случае свидетельством несовершенства. Как и сам их кораблик, немногим отличавшийся от жюльверновского снаряда, выпущенного из пушки в Луну…
А за бортом изящно и легко танцевали чужие аппараты, то устремляясь вперед, то огибая в стремительном полете убогую консервную банку, в которой томились трое землян. Истинные властелины космоса, галактические странники, с холодным спокойствием разглядывали эту древнюю посудину, интересуясь, вероятно, лишь одним: не несет ли она какой-то смертоносной начинки, которую надо вовремя распознать и обезвредить. Блейд, знавший больше других, был уверен: вряд ли чужаков интересует что-либо иное.
Экипаж его, однако, пребывал в мрачном настроении, и обстановку стоило разрядить. Он повернулся к Дугласу:
– Первый пилот, есть ли на борту карты?
– Карты, сэр? Лунной поверхности? Сейчас я… – Дуглас дернулся к пульту.
– Отставить, полковник, – приказал Блейд. – Я имел в виду другие карты.
– А… По этому делу у нас Гарри большой специалист.
– Так, хорошо. Второй пилот, что можете доложить по сути вопроса?
– Пожалуйста, сэр. – Нибел уже протягивал ему засаленную колоду.
– Надеюсь, не крапленые? – поинтересовался Блейд.
– Сэр!
– Чего еще ожидать от человека, совратившего шестерых женщин? – буркнул странник. – Ну, Нибел, взгляни-ка, сколько птичек нас сопровождает?
– Двенадцать, сэр, судя по показаниям локатора.
– Превосходно! Значит, по четыре на нос. Оценим каждое из этих корыт, скажем, в миллион долларов… – Блейд поднял глаза к потолку, пошевелил губами, будто производя сложные вычисления. – Итак, джентльмены, у каждого из нас имеется исходный капитал в четыре миллиона. Садимся играть!
– Отличная идея, сэр, – Нибел потер ладони. – Бридж, экарте, баккара?
– Увольте, подполковник. Покер, только покер!
– Покер так покер. Керк, ты согласен?
Дуглас молча кивнул.
Игра в невесомости была сопряжена с некоторыми трудностями, которые астронавты преодолели, использовав планшет с зажимами для чашек, бумаги и других мелких предметов. После первого круга Блейд отыграл у Дугласа половину инопланетного корабля, а у Нибела – целую «тарелочку»; правда, в распоряжении второго пилота оставался еще экипаж из четырех зеленых человечков, оцененных по двадцать пять тысяч за голову. Странник заметил, что его подчиненные реже поглядывают на экран локатора, а больше смотрят в карты да почесывают в затылках. Это показалось ему хорошим признаком.
– Сдавай, – велел он Гарри.
– Есть, кэп, – Нибел ловко перетасовал карты и начал сдавать. В каждом его движении ощущалась большая практика; свою сдачу он держал в зубах, а партнерам всовывал карты прямо в руку. Закончив, он закрепил карты в зажимах и поинтересовался: – Желаете прикупить, джентльмены?
– Мне две. – Блейд протянул руку.
– Одну. – Керк тоже сменил карту.
– Я не нуждаюсь, – сообщил Гарри. – Первая ставка?
– Двигатель. – Керк подмигнул Блейду.
– Ого! Это же у нас… – второй пилот справился с таблицей, где были расписаны цены на инопланетное оборудование, – это же сразу сто кусков! Крутой старт, Керк!
– Пасуешь?
– Нет, отвечаю.
Блейд тоже ответил, но с явной неохотой; у него на руках было королевское каре, и вся проблема заключалась в том, чтобы затянуть партнеров поглубже в омут торговли, а потом облапошить. Покер – психологическая игра!
Прошли по первому кругу.
– Добавляю обшивку, – сказал Керк.
– Отвечаю, – Нибел сделал пометку на листке, где фиксировался размер банка, затем поднял глаза на Блейда: – Извини, командир, могу я кое-что спросить?
– Спрашивай.
– Ты вроде бы не удивился, поглядев на наш эскорт?
– Нет. – Странник посмотрел в свои карты, мрачно покачал головой и тяжело вздохнул. – Отметь, что я тоже отвечаю, Гарри… Дьявол с вами, с фокусниками… только чтобы поддержать компанию…
– Не первый раз в пространстве? – продолжал допрос Нибел. В глазах Дугласа тоже блеснула искорка интереса.
– Первый, – ответил Блейд.
– И все же не удивился?
– Нет.
– Знал заранее?
– Что-то вроде этого.
Они прошли еще два круга, и Керк предложил открыться. Блейд предъявил свое каре, наблюдая, как вытянулись физиономии у соперников: он стал богаче на корабль с четвертью.
– Хотел бы я знать, кто здесь фокусник, – разочарованно пробормотал Нибел. – Прошу прощения за дерзость, масса…
Блейд только загадочно усмехался; покер был его коньком.
Игра продолжалась. Иногда краткие фразы, которые они бросали друг другу, перемежал вопрос. Чаще спрашивал Гарри, но и первый пилот, гораздо более сдержанный, тоже стал проявлять любопытство. Вероятно, спокойствие, с которым командир отреагировал на чужаков, потрясло экипаж.
Наконец Нибел заявил:
– Возьмем, скажем, меня… я – пилот и, по совместительству, скромный специалист в области электроники и связи… Керк – доктор физики… – Он поднял глаза на Блейда. – Командир, прошу прощения… кроме полетов в космос, у тебя есть какое-нибудь хобби? Чем ты занимаешься на шарике?
– Ломаю пальцы любопытным пилотам. – Странник ухмыльнулся.
– Ну, это само собой… А еще?
– Тебя интересует моя профессиональная принадлежность, Гарри?
– Разумеется.
– Очень хочешь знать?
– Видишь ли, босс, бедному негру будет как-то спокойнее, если ты окажешься лауреатом Нобелевской премии.
Блейд задумчиво обозрел потолок кабины и признался:
– Видишь ли, Гарри, я не лауреат, я – эксперт.
– В покере?
– Нет, больше по части кокосового масла.
Черные усики обиженно дрогнули.
– Смеешься над бедным негром, масса!
Странник торжественно поднял вверх руку, вытянул два пальца и произнес:
– Клянусь Господом нашим, что есть на шарике город, а в нем – здание с дверью, на которой так и написано: Ричард Блейд, старший эксперт отдела качества кокосового масла.
Если он и приврал, то чуть-чуть; однако Нибел подозрительно уставился на него.
– А ты, часом, не богохульствуешь?
– Гарри, Гарри… – Дуглас укоризненно покачал головой. – Ты забываешь, что допрос можно снимать только с младшего по званию.
Нибел было вскинулся, но Блейд сгреб его за плечо и внушительно произнес:
– Я и в самом деле эксперт, парень. И в покере, и в масле, и во многом другом.
– В другом? Среди этого другого есть что-то главное?
– Конечно. Выживание! – Странник посмотрел в черные зрачки Нибела, потом – в серые глаза Дугласа, и добавил: – Потому-то я и лечу с вами, и я – ваш командир!
Они доиграли партию и подвели итог: Блейд стал владельцем целой флотилии из десяти летающих тарелочек, а у его партнеров было по одному жалкому кораблику. Гарри печально подергал ус и повернулся к локатору; на его зеленоватом экране подрагивали только две черточки.
– Гляди-ка, командир! Твои десять миллионов смылись!
Блейд поглядел.
– Будем считать, джентльмены, что я инвестировал свой выигрыш в «Банк Нью-Йорк», а тот лопнул.
– Ну уж нет! – Нибел покачал головой. – Скорее на Манхэттэн высадится инопланетный десант, чем прогорит эта контора! Там держит капиталы мой старик, – признался он спустя секунду, – а нюх у него, как у ищейки.
Ричард Блейд спал.
В пути он спал много, ибо кроме сна, покера и болтовни с пилотами заняться было нечем. Странно, но его энергичная натура, его сильное тело будто бы не возражали против такого времяпрепровождения – возможно, предчувствуя, что энергия и силы понадобятся в скором будущем.
Ричард Блейд спал, и сны его в невесомости были легкими и приятными, как луч майского солнца, путешествующий по пестрому ковру и освещающий то прихотливый завиток узора, то фон, сотканный из нитей двадцати цветов, то розовую чашечку тюльпана или изысканные лепестки орхидеи. Иногда он улыбался во сне, любуясь наплывавшими видениями, иногда сжимал кулаки, но даже в такие минуты лицо его оставалось ясным. Он снова странствовал в лесах и горах, сражался и побеждал, плыл в океане на крутобоком паруснике, любил, вдыхал соленый и свежий ветер, наслаждался молодой силой, бурлившей в крови. Ему снова было тридцать три; может быть, тридцать четыре, и уж никак не больше тридцати пяти.
…Он стоял на склоне горы, пологими террасами спускавшейся вниз, к морю, такому пронзительно-синему, словно его поверхность была гранью огромного, тщательно отполированного сапфира. Он был наг, и яркое южное солнце ласкало кожу, приветствуя странника в новом мире, юном, прекрасном и загадочном. Он видел могучие дубы, обрамлявшие террасы, зеленые свечи кипарисов, вытянутые в небесную синь, блестящие лаковые кроны лавров, заросли колючей акации; меж темными лентами лесов простирались лужайки с изумрудной травой, и он находился как раз на окраине такой просторной поляны.
Посередине нее темнел сложенный из гранита жертвенник – низкий серый пьедестал, на котором высилась увитая цветами статуя местного божества. Она казалась небольшой; издалека Блейд не мог разглядеть ни лица, ни фигуры, ни позы, только смутный силуэт, блеск белого мрамора да пестрые гирлянды цветов. Он решил, что этот божественный символ, мирный и величественный, прекрасно гармонирует с морем, и с лесистым склоном горы, и с городом, чьи светлые стройные каменные башни вздымались на побережье – там, где зеленая земля обнимала руками-мысами обширную бухту.
Внезапно послышался звук, тонкий и протяжный посвист свирели. Она тянула и тянула нежную мелодию, хрустально-чистую, как воздух этой Аркадии; и, двигаясь ей в такт, из-за деревьев стали появляться гибкие фигурки. Они танцевали, вытягиваясь многоцветной змейкой, такой же гибкой и упругой, как их тела. Блейд видел развевающиеся хитоны – бирюзовые, розовые, палевые, сиреневые; стройные босые ноги ступали по мягкой траве, нагие руки плавно покачивались, отбивая ритм, волосы – рыжие, огненно-золотистые, каштановые, темные, как вороново крыло, и светлые, как лен, – падали на обнаженные плечи.
Цепочка девушек обошла статую, закружилась в хороводе; хитоны взлетели вверх, как крылья бабочек, поплыли в теплом воздухе и огромными цветами опустились в траву. Нагие плясуньи шли то влево, то вправо, высоко поднимая колени, прогибаясь назад, подставляя лица ветру и солнцу. Метались локоны, щекоча и лаская спины, колыхались стройные бедра, играли в прятки с травой маленькие ступни, текла, струилась мелодия…
Блейд, очарованный, покинул опушку. Он двигался прямо к алтарю, окруженному кольцом теплой юной плоти, такой соблазнительно-дразнящей, такой многоликой, разнообразной, сладостной… Он миновал разбросанные в траве хитоны; тонкая прозрачная кисея вздымалась волнами под его ногами, исходила волшебным ароматом девичьих тел. До хоровода оставалось с десяток шагов, и он замер, приглядываясь к молодым плясуньям, сравнивая, выбирая.
Эту… нет, лучше ту… или все-таки эту…
Он прыгнул, подхватил на руки девушку; темный шелк волос расплескался по груди, алые губы дрогнули в испуганном вскрике. Флейта замолкла, хоровод распался, нагие фигурки заметались перед алтарем, словно моля свое божество о защите, и тогда загрохотали барабаны. Они стучали мерно, грозно, воинственно, и темная опушка дубовой рощи вдруг ощетинилась копьями.
На Блейда надвигалась фаланга. Теперь на поляне сверкали не девичьи нагие тела, а бронза панцирей; не прозрачные хитоны шевелил ветерок, а развевал плащи и жесткие плюмажи; не гибкие тонкие руки плавно струились в воздухе, а пронзали его копья и мечи. И девушка, пойманная им, вдруг превратилась в меч: длинный блестящий клинок с рукоятью из оникса, черного, как локоны красавицы, теплого, как ее кожа.
Любовь, битва! Нежные объятия после смертельной схватки, кровавый бой после поединка в постели! Что еще нужно мужчине!
Подняв сверкающий клинок, Блейд испустил боевой клич.
– Ты что ревешь, как гризли во время случки? – Темная рука Гарри Нибела вцепилась в воротник комбинезона, и невесомое тело Блейда выплыло из ящика. Он раскрыл глаза, осмотрел крохотный отсек, принюхался к затхлому воздуху и буркнул:
– Сон…
– Что – сон?
– Сон не дал досмотреть, дьявол тебя побери! Боюсь, скоро у нас станет на одного пилота меньше.
– Ну, а я-то при чем? – Гарри на всякий случай отодвинулся. – Центр на связи. Интересуются самочувствием телескопа… значит, какая-то шишка хочет с тобой поговорить, командир.
– Ладно. Скажи, сейчас буду.
Блейд подплыл к вакуумным удобствам, воспользовался, потом протер руки и лицо влажной губкой. Опускаясь в кресло второго пилота, он кивнул Дугласу; тот кивнул в ответ. На лицо Керка падали блики от огоньков на приборной панели, и оно казалось раскрашенной маской индейца: зеленоватый рот и подбородок, алое пятно на щеке, голубые полоски на лбу. Странник подумал, что сам выглядит, скорее всего, не лучше.
Он взял наушники с дрожащим на изогнутом стерженьке шариком микрофона и водрузил эту конструкцию на голову. Большие круглые диски плотно прижались к ушам, отсекли едва слышную воркотню приборов, поскрипывание кресла Дугласа, шелест и стук – второй пилот копался в ящике, выбирая обеденный рацион.
На связи был Стоун.
– Как дела, Дик?
– Все в порядке.
– Вам привет от шефа.
– Надеюсь, вы не…
– Нет-нет, не беспокойтесь. Вы выполняете важное задание в Сан Франциско… или в Лос Анджелесе… Ревизию местных веселых домов, я полагаю.
– Благодарю за доверие, Дэйв.
Стоун помолчал.
– Дик, мы можем поговорить приватно? Так, чтобы не слышали пилоты?
– Что касается вас… – начал странник, бросив взгляд на Дугласа.
– Речь не обо мне, меня они не слышат. Но я хочу задать вам несколько вопросов и получить ответы. Совсем не обязательно, чтобы они дошли до их ушей.
– Боюсь, это трудно устроить. Как вы и предупреждали, тут между креслом и… гмм… прочей мебелью колена не просунешь.
– Придумайте что-нибудь, Ричард. Вы же такой изобретательный человек!
– Ну, хорошо… ждите, Дэйв. Сейчас я посоветуюсь с экипажем.
Блейд сдвинул наушники чуть повыше и сказал:
– Парни, мне надо провести один секретный разговор. Какие будут идеи?
– Я могу заткнуть уши поролоном и лечь в твой гробик, – быстро сказал Нибел. – А Керка мы вышвырнем за борт.
– Ты все равно вытащишь затычки и будешь подслушивать государственные тайны, – возразил Дуглас. – Поэтому в контейнер Дика заберусь я, но сначала двину тебе в ухо – так, чтобы полчаса звенело.
Блейд усмехнулся.
– Вы в курсе поданных предложений, Дэйв? – спросил он, придвинув к губам шарик микрофона.
– Да, я все слышал. Вы можете сделать так, чтобы звенело в ушах у обоих? И как можно дольше?
– Это было бы слишком жестоко, сэр. В конце концов, эти парни еще пригодятся… мне, по крайней мере.
Он увидел, как Нибел в комическом ужасе схватился за голову – видно, решил, что шишка из Центра велит командиру выкинуть за борт обоих пилотов.
– Ну, так что предложите вы сами? – нетерпеливо произнес Стоун.
– Спрашивайте, Дэйв, я отвечу.
– А! Понял! Эзопов язык?
– Если вы не владеете китайским, то это все, что нам остается.
После короткой паузы – видимо, генерал пытался поточнее сформулировать вопрос – в наушниках послышалось:
– Ваш первый пилот передал кое-какую любопытную информацию.
– И что же, это новость для вас?
– Нет, разумеется. О подобных встречах сообщают почти все наши астронавты. И русские, насколько мне известно, тоже.
– Чего же вы хотите от меня?
Генерал хмыкнул; Блейд не мог понять, какую эмоцию выражает этот звук – то ли раздражение, то ли Стоун развеселился.
– Вы подтверждаете этот факт?
– Сформулируйте точнее, чтобы у нас не возникло неясностей.
– Хорошо. Итак, полковник Дуглас сообщил, что ваш корабль сопровождают инопланетные летательные аппараты в количестве двенадцати единиц. Через два часа семнадцать минут осталась только пара наблюдателей. Еще через два часа исчезли и они. Дуглас кратко описал эволюции этих машин в пространстве, указал расстояние до них и предположительные размеры – по данным локатора. На дистанцию прямой видимости они, насколько я понимаю, не приближались. Вопрос: подтверждаете ли вы эти сведения?
– Целиком и полностью, Дэйв.
В наушниках воцарилось ошеломленное молчание. Подождав с минуту, Блейд произнес:
– Я чувствую, вы удивлены. Вопрос: почему? Ведь эта информация, по вашим же собственным словам, не является новой.
– Хмм… да! Но одно дело получить ее от пилотов либо от технических специалистов, входивших в состав наших экипажей, и совсем другое – от вас.
– Не вижу разницы.
– Вы меня удивляете, Дик! И пилоты, и высоколобые умники из НАСА склонны к шуткам. К очень своеобразным шуткам, уверяю вас! Это первое. Второе, пилоты могли страдать галлюцинациями либо иметь определенные предубеждения, которые вызывают самые удивительные галлюцинации… Ну, вы понимаете, о чем я говорю: иногда человек видит не то, что есть на самом деле, а то, что ему хочется. Легенды же о чужих аппаратах, сопровождающих наши ракеты, ходят в пилотской среде чуть ли не с первого запуска… Наконец, третье: мы не можем исключить элемента рекламы. Понимаете, и пилоты, и ученые рано или поздно выходят в отставку; любой из них может неплохо подзаработать, разъезжая по стране с лекциями. Люди гораздо охотнее верят байкам тех, кто действительно побывал там, наверху, чем историям прочих мистификаторов. В силу изложенных выше причин, Ричард, нам крайне трудно отличить истину от ненамеренной или заведомой лжи… – Помолчав, Стоун поинтересовался: – Ну, теперь вы понимаете, в чем суть дела? Вы не склонны к шуткам, не страдаете галлюцинациями и вам не нужна реклама. Вы объективный свидетель, совершенно неоценимый для нас! Итак, вопрос: вы подтверждаете факт появления чужих аппаратов?
– Да.
– Подробности?
– При личной встрече.
– Вы имеете в виду, что Дуглас нечто упустил? Вы заметили такое, о чем не сообщается в его рапорте?
– Да.
– Что именно?
– Дэйв, формулируйте правильно вопросы или запаситесь терпением.
– Я понял. Вы затрудняетесь говорить об этом при пилотах?
– Да.
– Информация касается инопланетных аппаратов?
– Нет.
– Вашего корабля?
– Это уже ближе.
– Вашего экипажа?
– Да.
– Но не вас лично?
– Не меня лично.
– Значит, речь идет о пилотах?
– Совершенно верно.
– Об их поведении?
– Да.
– Они запаниковали?
– Нет.
– Проявляли нервозность?
– Скорее, так.
– Вам пришлось предпринять какие-то меры, чтобы успокоить их?
– Да.
Стоун снова сделал паузу, обдумывая услышанное; Блейд ощущал в наушниках дыхание генерала, оно было тяжелым, взволнованным. Странно! Почему Стоун начал снимать с него этот допрос в таких неподходящих условиях? Не мог подождать до возвращения?
Внезапно он понял, в чем дело: его возвращение отнюдь не гарантировалось. Весьма возможно, он останется вместе со своими пилотами на Луне – в качестве трофея пришельцев или в результате какой-то неисправности в одной из многочисленных систем своего ненадежного кораблика. Стоун хотел получить информацию немедленно, и он ее получил. Из самых первых рук!
Удивительно, подумал Блейд, насколько доверие к тому или иному сообщению зависит от авторитетности источника. Биржевой маклер предсказывает колебания курса акций, юрист трактует закон, политик – политическую ситуацию… И люди готовы следовать их советам, учитывать их рекомендации, полагаться на их мнения, считая их если не абсолютной истиной, то уж, во всяком случае, более близкими к реальности, чем все исходящее от непрофессионалов. Скорее всего, это так; но привычка верить лишь авторитетам приводит к бессознательной слепоте, когда речь идет о необычном. Боссы от астронавтики вполне доверяли своим пилотам и ученым в делах, лежавших в пределах их компетентности; но факт поразительный, принципиально новый и нетривиальный вызывал у руководства НАСА инстинктивное неприятие. Даже у Стоуна, который занимался проблемами уфологии всю жизнь!
Блейд догадывался, почему его слова перевесили все рапорты и доклады астронавтов: с точки зрения Стоуна он был профессиональным наблюдателем, а значит, лицом авторитетным и заслуживающим полного доверия. Каждый хороший секретный агент – наблюдатель, причем крайне заинтересованный в объективной оценке увиденного, ибо домыслы, фантазии и галлюцинации в профессии разведчика означают смерть. Вероятно, Стоун это учитывал.
Его голос прервал размышления Блейда.
– Благодарю вас, Дик, я удовлетворен. Как проходит полет?
– Нормально.
– Тогда до связи.
– До связи, Дэйв.
Блейд содрал наушники и повернулся к Дугласу и Нибелу.
– Ну? Что вы поняли, парни?
Первый пилот пожал плечами.
– Кажется, они проверяли мое последнее сообщение, командир?
– Нечто вроде этого.
– Эти жирные задницы – там, внизу – считают нас ненормальными, – возмущенно произнес Нибел. – И теперь, Дик, ты тоже попал в небесную компанию умалишенных.
Блейд ухмыльнулся.
– Скорее всего. Особенно если они узнают, что я предложил разыграть флот тарелочек в покер.
– Это была превосходная идея, командир! Я думал только о том, как бы обчистить вас с Керком!
– Меня обчистить непросто, – сказал Блейд.
– В этом я не сомневаюсь, – подтвердил второй пилот. – Как говорила Франсуаза, моя третья жена, на всякого мошенника найдется свой Гудини.
После обеда и утилизации отходов разговор вновь вернулся к недавним событиям. Педантичный Дуглас припомнил все подобные случаи из своей практики – где, когда и что он видел, в каких количествах и на каком удалении от Земли. Он описал по крайней мере три типа летательных аппаратов – огромные эллипсовидные конструкции, напоминавшие дыню, довольно большие полусферы с плоским днищем и двояковыпуклые диски. По мнению первого пилота, эллипсоиды и сферы являлись кораблями дальнего и ближнего радиуса действия, а диски – разведывательными судами. Блейд припомнил, что в лейк-плэсидском музее хранились обломки такого бота. Из него, по утверждению Стоуна, извлекли обгорелые и изуродованные трупы инопланетян, человекоподобных существ невысокого роста с зеленоватой кожей.
Когда Дуглас закончил, в воспоминания ударился второй пилот. Гарри Нибела не интересовала внешняя сторона событий; он больше напирал на собственные переживания при виде звена тарелочек, садившихся ему на хвост. Он пришел в астронавтику из истребительной авиации и привык ощущать под пальцем гашетку пулемета; отсутствие оной на космическом корабле повергало его в крайне нервозное состояние. Каждый раз при встрече с чужаками Нибелу хотелось выпалить в них, но, к счастью – своему собственному и миллиардов землян – ничем подходящим он не располагал: ни пушками, ни ракетами, ни самонаводящимися снарядами, ни термическими бомбами. Блейд, сочувственно покачав головой, рекомендовал ему отличный способ успокоить нервы – выпустить в пришельцев содержимое вакуумного клозета.
Затем оба пилота уставились на командира, всем своим видом показывая, что пришла его очередь развлечь компанию. Вполне возможно, их рассказы преследовали именно эту цель – вызвать на откровенность эксперта по кокосовому маслу, которого навязали им в начальники. Поразмыслив, Блейд решил поведать экипажу историю одной операции, зафиксированной в анналах Эм-Ай-6 под кодом «Воспоминания о будущем». Разумеется, он не собирался излагать все детали, хотя с той поры минуло чуть ли не двадцать лет, и главные участники тех интригующих событий почили в бозе. Впрочем, Ван Дайкен был еще жив.
Этой личностью Блейд эпизодически занимался лет шесть или семь, начиная с шестьдесят первого года, со своей командировки в Лейк Плэсид. Он был послан тогда в ведомство Дэвида Стоуна для предварительного ознакомления с деятельностью Группы Альфа, особого подразделения ВВС США, изучавшего факты, связанные с НЛО. Собственно говоря, Группа являлась единственным на планете и прекрасно оснащенным институтом уфологии; разумеется, совершенно секретным.
В Англии подобных заведений не было. Британская разведка и британские ученые считали уфологию занятием крайне несерьезным – несмотря на то, что на территории их собственной страны можно было обнаружить немало загадок подобного же плана, начиная от пресловутого чудовища из озера Лох-Несс и кончая Стоунхенджем. Времена, однако, менялись; все чаще на экранах локаторов систем раннего оповещения возникали загадочные всплески, которые никак не удавалось списать ни на русских, ни на природные явления вроде метеоритов и шаровых молний. Наконец отдел Эм-Ай-6, занимавшийся нестандартными операциями, начал расследование.
Почти сразу же в поле зрения Дж., его бессменного руководителя, попала фигура Ван Дайкена. Этот голландец, человек ловкий и неглупый, делал бизнес на интересе публики к палеоконтактам, инопланетным пришельцам, йети, доисторическим чудищам и прочим загадочным явлениям и фактам, которые хранила земная история, джунгли Амазонки, Конго и Южного Китая, вершины Тибета и Анд, глубины океанов и прочие труднодоступные места. Продукцией Ван Дайкена были фильмы – надо признать, великолепные – а также книги, статьи, интервью и лекции. Он не нарушал абсолютно никаких законов и греб деньги лопатой.
Блейду было поручено выяснить, что в сказках голландца истина, а что – ложь. Начал он издалека, с Бразилии, где в 1965 году якобы обнаружили пещерный комплекс, древнюю базу инопланетных пришельцев, битком набитую непонятными приборами, таинственными записями и золотыми изображениями людей и животных. Как водится, пещеры в амазонских джунглях охраняли индейцы, скальпировавшие всех любопытных без разбора рода и племени. Однако некий Умберто да Синто, бразильский спелеолог, сумел снискать расположения краснокожих и не только посетил загадочные пещеры, но якобы провел туда Ван Дайкена. В результате у голландца появились новые статьи, новые книги и изрядные деньги.
Летом шестьдесят шестого Блейд расследовал эту историю. Ему удалось разыскать да Синто – который, правда, оказался не спелеологом, а дантистом и главарем местных мафиози – и отправиться с ним, с его командой и солидным запасом динамита в амазонские джунгли. Главным фактором убеждения послужила солидная сумма в фунтах стерлингов, которую он обязался выплатить бразильцу, если информация того подтвердится.
Путешественники добрались на вертолете до какой-то пещеры, но тут между ними возникли разногласия. В результате вход в подземелье был взорван, да Синто разнесло в клочки, а его банду Блейд уложил из автоматического пистолета. Можно было бы считать, что он столкнулся с шайкой обычных жуликов, попытавшихся ограбить доверчивого иностранца, если бы не одно обстоятельство. После взрыва, надежно завалившего вход в пещеру, Блейд нашел в траве перстень, ранее украшавший палец мнимого спелеолога. Обычное кольцо, по виду – из золота; его овальную печатку украшал какой-то крылатый зверь вроде грифона, оседлавший то ли колесо, то ли солнечный диск. Вот это-то колечко Блейд и подобрал в траве, только теперь оно не выглядело обычным – вместо отверстия для пальца сверкала сплошная золотая пластинка.
Еще один экземпляр загадочного украшения он раздобыл той же осенью в Монако, фактически ограбив самого Ван Дайкена. Голландец был заядлым покеристом и, встретившись за карточным столом игорного притона с молодым нахальным американцем, собирался обчистить его до нитки. Но получилось наоборот; богатый шалопай, которого с блеском изобразил Блейд, имел неплохих помощников и хорошо отработанную сигнальную систему. Вскоре речь уже шла не о деньгах, а о чести; Ван Дайкен считался шестым игроком в Европе и дорожил своим реноме.
Блейд поставил весь свой выигрыш против бесспорного доказательства причастности к делам таинственным и неземным, которое должен был предъявить его противник в случае поражения. Поражение не замедлило наступить, и тогда Ван Дайкен показал перстень, точно такой же, как у бразильца, и продемонстрировал его загадочные свойства. Чем Блейд не замедлил воспользоваться! В притоне находилась пара его помощников, стажеров Эм-Ай-6, крепких умелых парней; втроем они спровоцировали скандал, в результате чего голландец оказался под столом в бессознательном состоянии – как и большинство посетителей. Перстень же, в качестве боевой добычи, нырнул в карман победителя.
Впрочем, все эти героические подвиги не привели ни к чему полезному. Проклятые кольца, ради которых Блейд перебил бразильских мафиози и нарушил покой игорного дома, не желали раскрываться. Их изучали специалисты, но ни радиосигналы, ни высокочастотное поле, ни гамма-излучение, ни лазер, как и прочие силовые приемы, не привели к успеху. У Блейда были свои догадки на этот счет, но лишь в одном из миров Измерения Икс он смог их подтвердить: кольца отпирались ментальным внушением. Весьма разумная мера предосторожности; эти перстни с грифонами служили средством обороны, и с их помощью не составляло труда испепелить батальон автоматчиков.
Вот эту-то историю, слегка подретушированную и расцвеченную драматическими подробностями, Блейд преподнес своим пилотам, убив сразу трех зайцев. Во-первых, он их развлек; во-вторых, подготовил к тому, что с пришельцами шутки плохи; в-третьих, дал понять, что его деятельность эксперта не ограничивается кокосовым маслом. В конце концов, подчиненные должны доверять своему командиру!
Рассказ произвел впечатление. Дуглас молчал, угрюмо уставившись в приборную панель, на которой перемигивались цветные огоньки, Нибел же, стащив шлем и взъерошив волосы, пробормотал:
– Вот, значит, как… У нас – пушки и ракеты, а у них – колечки… пшик – и нету! Воистину, «омне игнотум про магнифико эст!»
– Это что такое? – поинтересовался Блейд, изрядно подзабывший латынь. – Может, переведешь, доктор?
– Так сказала крошка Мимси, моя первая супруга, когда мы расставались… Тацит! «Все неизвестное представляется величественным…»
– Видно, она была образованной женщиной.
– Да. Преподавала в гуманитарном колледже.
Они замолчали, поглядывая то на экран радара, то в иллюминаторы, затянутые черным бархатом тьмы, скупо расшитой бриллиантами звезд. Крохотный кораблик летел к серебристой луне, за его тонкими стенами простирались холод, мрак и безмолвие; теплая живая Земля кружилась далеко за кормой, а впереди ждала неизвестность.
«Мы с ним давние знакомцы, с этим Джизаком. Оба из Мобурга, оба из Свободных наемников и оба сражались в Тридцать Второй Продуктовой Войне, только я бился за Фруктовых, а он – за Мясных. То есть сперва он подписал контракт с Фруктовыми, попал в мою центурию и воевал в ней ровно десять пятидневок, но после побоища в Лоане переметнулся. В общем, случай рядовой – любого пленника-бойца стараются завербовать, а не отправить на компост в сельскохозяйственную латифундию. Не знаю, как поступил бы я сам на месте Джизака – мне-то повезло убраться из Лоана, хотя и с кое-какими потерями. Руку я там оставил, правую, по локоть. Можно было бы потом клонировать ее в ГенКоне и пришить, однако биопротез, с учетом нынешних моих занятий, куда полезнее. Четверть века его таскаю, и никаких претензий».
«Последние лет двадцать мои земные соплеменники ставили над собой эксперименты с непредсказуемыми последствиями. Я имею в виду не аутбридинг, породивший аму – аму во всех отношениях были и оставались людьми, такими же, как мексиканцы или бразильцы, соединившие наследственность и кровь различных рас. Но кое-кто – и в первую очередь модификанты и игруны – с натугой вписывались в человеческий стандарт. Первых из них выращивали из оплодотворенных яйцеклеток, подвергнутых по мере их развития генетическому программированию – обычно для того, чтобы добиться максимальных физических характеристик: силы, выносливости, скорости реакций. Или, например, способности извлекать кислород из водной среды, что привело к созданию модификантов-гидроидов. Все эти существа не отличались высоким интеллектом и, вне профессиональной сферы, были совершенно беспомощны.
Игруны являлись продуктом не генетической перестройки, а электронной микрохирургии. Вживленные в тело импланты фактически делали их киборгами, но в глазах закона и общества термин «киборгизация» имел вполне определенную трактовку. Так, в случае неизлечимой болезни пациент мог выбирать между естественным органом, клонированным сердцем или почками, и приборами, их заменяющими, причем замена была эквивалентной – в том смысле, что больной, восстановив здоровье, не получал каких-либо иных, сверхчеловеческих способностей. Согласно этому правилу киборгизацией считалось только внедрение боевых и силовых имплантов, а также чипов, подключенных к мозгу, либо «розеток» – то есть интерфейсов для связи с компьютерной сетью. Именно от них, от этих «розеток» произошло понятие «игрун» – лет тридцать назад их устанавливали фанаты компьютерных игр».