Огненная Кровь

Это казалось безнадежным. Слишком много факторов, которые мы не понимали или не могли контролировать. — Но мы не можем ничего не делать. Минакс там… убивает людей, оборачивая их, друг против друга. Невинные жизни. — Я задыхалась, грудь сжалась, что я едва могла дышать.

Брат Тисл говорил тихо, успокаивая меня. — Ты права. Мы не можем позволить себе игнорировать эту возможность или знания, которыми мы обладаем сейчас, о том, как убить Минакса. Ты помнишь книгу о престолах, которую я упомянул? Ту, которой больше нет в нашей библиотеке?

Я кивнула. — Как я могла забыть Перниллиуса?

— Было два экземпляра, по одному для каждого Ледокровного и Огнекровного монарха. По одному на каждый трон. Секреты в книге считались опасными, поэтому она находилась под замком. А ключ во времена короля Акура я… — он прочистил горло — мне удалось получить его однажды.

— Вы имеете в виду, что украли его? — Я восхищенно усмехнулась.

— Да, но, заимствование более точное слово. Я кратко прочитал книгу, прежде чем лорд Устатиус обнаружил, что она у меня и забрал ее обратно. Эта книга, — он развернулся и посмотрел на полки, как, если бы он мог вызвать книгу силой своей воли. — Вот где я впервые узнал о пророчестве и о том что Дитя Света разрушит трон. Я уверен, что в книги содержатся сведения об уничтожении Минакса. С того дня, как я вернулся сюда после того, как король Расмус изгнал меня, я прочесываю замок, но безрезультатно.

— Возможно, она все еще у лорда Устатиуса, — предложила я.

— Я спрашивал его. Он говорит, что едва помнит книгу, хотя ему нравится мешать мне. Много лет назад у нас было неформальное соревнование за внимания короля.

— Итак, еще одна копия, которая находится в Судазии, — сказала я, обращая внимание на точку. — Но на, каком острове? — На картах, которые я видела, острова показаны, сгруппированные вместе, как куски разорванного листа, брошенные на землю.

— Я предполагаю, что она хранится в столице, Сере, где живет королева, а также являющейся родиной школ Мастеров Огненной Крови.

Это была самая близкая надежда, которую я чувствовала в течение нескольких недель. — Но… Аркус никогда не согласится на мое путешествие в Судазию. Он скажет, что это слишком опасно. И даже если он разрешит это, вы знаете, что он отправит военные корабли и солдат, чтобы сопровождать меня. Мы могли бы с таким же успехом, объявит войну.

— Нам нужна эта книга, — сказал он. — Я убежден, что в ней есть ответы, которые мы ищем.

Я видела, как моя собственная уверенность отражалась в глазах Брата Тисла. Альтернативы не было: мне нужно было ехать. Но мы не могли сказать Аркусу.

Даже когда беспокойство и чувство вины перевернулись в животе, я не могла не волноваться от перспективы сесть на этот корабль. Судазиия была страной тепла и огня. Мне очень хотелось узнать, приемы Огнекровных и откуда пришли обычаи того места, которое казалось мне таинственным, но было домом для моих предков. Домом моей матери, прежде чем она уехала в Темпезию, хотя она никогда не говорила мне, почему. Может быть, вернувшись на родину, я найду ту часть себя, которая эхом отзывалась с пустой тоской с того дня, как она умерла. — Когда я доберусь туда, — сказала я, — если я буду там в безопасности… с чего мне начать?

— Со школьной библиотеке Мастеров Огненной Крови, которая не имеет себе равных и старше, чем наша. Если ты сможешь найти древний текст или, может быть, ученого с одержимостью эзотерическим знанием, там наша последняя надежда узнать, как уничтожить Минакса.

— Тогда вы должны поехать со мной. Ни один ученый не одержим больше, чем вы.

— Я очень сомневаюсь, что твой Судазийский друг позволит мне сесть на его корабле.

— Почему это он не позволить? В конце концов, если бы не вы, король Расмус все еще был бы на троне.

— Если бы не мы. — Он протянул руку и похлопал руку Аркуса. — Какими бы ни были наши ошибки, мы сделали это.

Я коснулась другой руки Аркуса. Мы сидели так тихо, что на минуту, показалось что мы, трое связанны. Мы прошли через многое вместе. Я не хотела их оставлять. Сама мысль заставила меня чувствовать себя плохо, словно стальными зажимами сжали мое сердце.

— Но неважно, что я помог тебе, — продолжил он. — Судазианцы увидеть меня только как Ледокровного. Врага.

— Тогда я поеду одна, — тихо сказала я. — Но как я могу оставить Аркуса в таком состояние, задаваясь вопросом, восстановится ли он? Он будет беспокоиться обо мне.

— Я расскажу ему наши планы, как только ты уйдешь. Он будет злиться, но он простит меня. Попытайся отправить нам сообщение, когда ты приедешь в Судазию. Возможно, если южные провинции оказывают помощь в прохождении Судазианских кораблей, они также будут готовы передать сообщения.

— Я попробую. И я найду книгу.

— Не говори королеве о своих намерениях. Если она находится под влиянием проклятия, она будет защищать трон любой ценой. Твоя лучшая возможность состоит в том, чтобы снискать ее расположение и Мастеров Огненной Крови. Если они увидят тебя как своего рода героя, уничтожившего ледяной трон, тебя могут принять.

Я заметила тонкое покрытие льда, покрывающее стул монаха, знак того, что он терял контроль над своим даром и больше беспокоился, чем позволял. И неудивительно. В нашем плане было так много ненадежных предположений. И все на моих плечах. Это вызвало головокружение. На минуту я просто сжала руки и глубоко вздохнула, пока не успокоилась.

— Подумайте об этом так, — сказала я, — я не только буду искать книгу, я буду пытаться наладить связи между нашими королевствами, и это именно то, чего хочет Аркус. В таком свете меня можно было бы называться своего рода неофициальным послом от имени Ледокровных. — Я поймала его взгляд, и мы оба улыбнулись иронии, хотя его улыбка не доходила до его глаз. — Действительно, Брат Тисл, кто бы мог подумать?

— Я немного съеживаюсь думая о том, что отправляю тебя на миссию дипломатии, — сказал он, — ты — наша лучшая надежда на мир. И наша единственная надежда на уничтожение Минакса.

***

Мы обсуждали этот план, пока мои глаза не стали тяжелыми, и Брат Тисл ушел. Кровать Аркуса была настолько большой, что я смогла свернуться калачиком довольно комфортно. Усталость ушла, и я сразу открыла глаза, как только услышала, что Аркус просит воды. Рассвет просочился сквозь щель между занавесками, проложив желтую полосу по полу. Я прыгнула с кровати, дрожа от утреннего озноба. Я налила воду из кристального кувшина и поднесла чашку к округлым губам Аркуса.

Он изо всех сил пытался поднять голову. Я скользнула одной рукой, чтобы помочь ему, мое сердце сжалось при признаке слабости. Даже в битве за трон он не пострадал, так сильно.

Он сделал глоток и кивнул, прислонившись к подушке, когда я поставила стакан на стол.

— Я не ожидал, что ты будешь здесь, — сказал он, его голос был грубым от сна.

Я улыбнулась, с облегчением вздохнув, что он проснулся и все осознавал. — К вашим услугам.

— Мне нужно чаще болеть, — сказал он. — Мой личный…

— Если ты скажешь «слуга», я уйду. — Хотя правда была в том, что он мог сказать все, что захочет, и я никуда не уйду. Я наслаждалась этими последними моментами с ним.

Он поднял брови. — Я собирался сказать «целитель».

— Ах. — Я провела кончиком пальцев по его лбу, и он закрыл глаза со вздохом. — Это приемлемо. Хотя я понятия не имею, что делать, кроме как держать тебя в постели.

На его лице появилась озорная усмешка.

Я прищурилась. — И не говори ничего о том, как я должна держать тебя в постели. Ты уже смутил меня перед лордом Манусом. Я никогда не видела такого румянца у Ледокровного.

Он слегка рассмеялся. — Извини, я не помню этого. — Он огляделся. — Брат Тисл был здесь вчера вечером? Я смутно помню, но вроде как слышал ваши голоса.

Пульс тревоги пробежал по мне. Сколько он слышал?

— Мы обсуждали, кто может стоять за атакой. И что делать дальше.

Его глаза дрогнули. — И? Что вы придумали?

— Пока ничего конкретного. — Я ненавидела лгать ему. Это было тяжелее, чем я думала. Я продолжила поглаживать его лоб, а затем прижала ладонью к его щеке.

— Ой. — Его рука поднялась, чтобы схватить мою. Я удивленно моргнула, увидев кольцо, которое Кай надел мне на палец. Я совсем забыла об этом.

— Где ты это взяла? — спросил он. — Эта филигрань настолько сложна. Это напоминает мне… — Его брови нахмурились. — Это напоминает мне кольцо, которое было передано моей семье. Из Судазии. Но у него сапфир. И оно более толстое в этом месте.

— О? — Я не знала, что еще сказать. Если я расскажу ему о кольце, я должна буду рассказать ему все.

— Руби. — Его голос стал тяжелым. — Что ты мне не говоришь?

— Ты тоже многое скрываешь от меня, — быстро возразила я, вытягивая свою руку из его. — О Минаксе? Об убийствах?

Мерцание вины появилось на его лице. — Это другое. Я пытался защитить тебя.

— Ну, и я тоже.

Его взгляд упал на мою руку. — Где ты взяла кольцо?

Я вздохнула, отступая. — У южного сановника. — Я сделала паузу. — Только он не был тем, за кого себя выдавал. Как оказалось, он Судазианиц.

Его глаза пронзили мои. — Как это, черт возьми, он попал на бал?

Я крутила кольцо в руках, наблюдая, как оно ловит лучи солнечного света. — Я не знаю. Должно быть, у него был кто-то, кто поручился за его ложную личность. В любом случае, он пошел на бал… чтобы увидеть меня.

— Чтобы увидеть тебя? — Его голос поднимался с каждым словом. — Зачем?

Я рассказала ему, что сказал Кай, опустив часть про людей из южных провинций, помогающих ему пройти через блокаду Ледокровных. Если бы Аркус узнал об этом, он был бы вынужден бороться с этим.

— Значит, этот незнакомец утверждает, что он Судазианиц, и он предлагает тебе поехать через море. — Он был зол. — Зачем? Что они хотят от тебя?

Я пожала плечами. — Возможно, это интерес к миру, который, по его мнению, может быть, достигнут, только если человек вроде меня будет вести переговоры. Но я не смогла задать ему больше вопросов. После атаки он убежал.

— Не совсем хороший знак для честного человека. Он мог бы сделать предложение прямо мне.

— Он тебе не доверяет. Конечно, это не удивительно. Все Судазианцы знают, что твой брат сделал с Огнекровными в Темпезии. И на нас только что напали.

— Насколько мы знаем, он был в нападении.

Я покачала головой. — Это бессмысленно. Кай сражался с нападавшими в месте со мной.

— Кай, — сплюнул он. — Ты уже зовешь его по имени?

Я напряглась. — Когда брат Дрейка прижал нож к моему горлу, Кай спас мне жизнь.

Лицо Аркуса потеряло цвет. — Он угрожал тебе ножом?

Я отодвинула воротник кофты, чтобы показать нежную кожу, которую брат Дрейка порезал своим ножом. — Я бы умерла, если бы не Кай.

Он сглотнул и замолчал на минуту. Его выражение не изменилось, но его глаза показывали ярость и страх, когда смотрели на рану. Затем его ноздри раздулись. — Ты бы не была там, в первую очередь, если бы не он. Что он планировал? Похитить тебя? Кто знает, что бы произошло, если бы…

— Если бы эти Ледокровные убийцы не пришли? Ты вообще слышишь себя? Это может быть единственный способ восстановить связи с южными провинциями и найти способ уничтожить Минакс. Который, если ты забыл, превращает людей в убийц. Что, если он собирается вернуться ко мне, как обещал? — Я указала на свой шрам в виде сердца. — Что, если видения, которые только ухудшаются, являются предвестником того, что он берет меня под контроль? Что, если я стану следующим убийцей? Я не могу просто сидеть и ждать, и не думать, что я могу что-то сделать, чтобы защитить королевство, чтобы защитить тебя. — Я практически задыхалась после стремительной речи. Я сделала успокаивающий вдох. — Брат Тисл знает о книге…

Он махнул рукой. — Я знаю о его проклятой книге. Разве ты не думаешь, что я тоже искал ее?

— Значит, ты знаешь, насколько это важно. Возможно, если я смогу как-нибудь обучиться и привезти Огненного Минакса в Темпезию, мы сможем найти способ уничтожить обоих существ сразу! Так, хорошо, я признаю, что мы мало знаем о Кае. Но, учитывая то, что поставлено на карту, и что мы выиграем, это стоит того риска.

— «Стоит риска». Как будто тебе много нужно, чтобы подвергнуть себя опасности.

— Здесь тоже небезопасно.

— Но будет, — клялся он. — Я чуть не потерял тебя! Я буду чертовски наблюдательным и более осторожным, кому теперь доверять. И, кстати, Голубой Легион, или как, там они себя называют, тоже пытались убить меня. Ты предлагаешь и мне сбежать в Судазию?

— Ты так бесишься! Подумай, Аркус. Почему эти дворяне хотят убить тебя?

— Потому что я вношу изменения. Потому что они потеряют землю, которую дал им мой брат. И потому, что они хотят держаться за старые предрассудки и ненависть.

— Да. Точно. Расмус провел два года, скручивая всех и всякого, чтобы удовлетворить его потребности, без сомнения, с Минаксом влияющим на каждую мысль и решение. И теперь ты пытаешься разобраться со все этим за несколько недель. Одно дело — подписывать договоры, но другое… парад Огнекровных перед ними.

Глаза Аркуса вспыхнули, затем сузились. — Будь очень осторожна, Руби. Если ты предполагаешь, что я использую тебя как своего рода… насмешку… — Его глаза горели холодным огнем. — Подразумеваешь, что тебе не плохо здесь из-за твоего наследия… он покачал головой. — Ты лицемерка.

— И ты дурак, если не видишь, что делаешь! Мое присутствие здесь причиняет тебе боль. И я не могу этого вынести.

Его глаза стали треснувшим льдом, его скулы и челюсти, были словно вырезанные из камня, шрамы выделялись, как, будто скульптор еще не отшлифовал края. — Я умру, прежде чем отошлю тебя, чтобы удовлетворить их ненавистные ожидания.

Клятва послала дрожь чего-то болезненно сладкого в мои нервы. — Но, Аркус, если ты умрешь, как ты думаешь, что случится со мной?

Его глаза медленно закрылись и оставались закрытыми. Он выглядел почти побежденным, так отличаясь от его обычного «я», и я вспомнила, что его тело сражалось с битвой за исцеление.

— Прости, — сказала я, упав на край кровати. — Ты так устал. Ты ранен, и тебе следует отдохнуть. Мы можем поговорить об этом позже.

Он покачал головой, все еще закрыв глаза. — Я не могу позволить, тебе уехать.

Я снова вскочила. — Ты так упрям! Это может быть единственным способом спасти нас. Я пришла сюда одна, сражалась на арене, убивала и чуть не умерла несколько раз. Теперь я должна жить, как завернутый в шерсть ягненок, чтобы не получить царапин? — Я поняла, что дрожу, и мои руки были сжаты в кулаки. Была только одна вещь, которую я не смогу вынести, это быть лишённой свободы. Я не позволю никому остановить меня — даже Аркуса. — Нет. Я поеду. Я поеду.

Его глаза открылись. — Нет, Руби. Нет, ты не поедешь.

— Что ты собираешься сделать? — Мой голос поднялся до крика. — Запрешь меня в своих владениях?

— Если придется!

— Ну, тебе придется! Поступишь точно так же, как и твой брат! И я клянусь, я больше никогда не заговорю с тобой. Я клянусь жизнью моей матери.

Слова эхом отозвались и повисли в воздухе, как ножи, которые собирались упасть. Мой желудок сжался от страха, которого я не ощущала в течение нескольких недель. Сожаление опустило тяжелые острые когти в мою грудь. Зачем я это сказала? Как мы пришли к этому?

— Тогда, иди, — сказал Аркус, его голос был горькой ниткой звука. Если бы молчание было не таким абсолютным, я бы не услышала его вообще. Воздух сотрясался от боли. — Иди к своим людям. Рискуй свою жизнь, если тебе кажется это таким важным. Меня не обвиняй в том, что я держу тебя там, где ты не хочешь быть. Ты только обижаешься на меня. Я отказываюсь быть источником твоего несчастья.

— Для тебя это тоже важно, — сказала я, и мой голос сломался. — Я делаю это для тебя.

Он не двигался, и не говорил несколько минут. — Говори себе это, если надо. Беги за вещами, которых ты никогда не найдешь. Доверься лжи незнакомца.

— Я не думаю, что он врет, Аркус.

— Я больше не могу об этом говорить. Просто уходи.

Внезапно слезы появились в моих глазах, и я не могла дышать. — Я не могу оставить тебя так, когда ты слаб. Позволь мне остаться, пока ты снова не заснешь, по крайней мере.

— Нет.

— Тогда я пошлю за Братом Тислом.

Он усмехнулся. — Его я тоже не хочу видеть.

Я чувствовала изменения в нем, решимость закрыться от нас. Я сказала себе, что его гнев корениться в обиде, его холодный отказ основан на страхе. Аркус знал, что забота ведет к боли. Его мать была убита, когда он был молод. Он любил своего младшего брата Расмуса, но был вынужден возглавить восстание против него, чтобы спасти королевство от проклятого короля. Когда мы жили в аббатстве, он отталкивал меня, так как боялся собственных чувств ко мне, он отказывался от них, столько сколько мог. Он пытался защитить себя, строя стены, слой за слоем твердого льда, чтобы не подпустить никого, чтобы никто не мог разочаровать его или навредить. Если бы он продолжил это делать, ему удалось бы изолировать себя от людей, которые заботились о нем.

— Не говори так, — тихо сказала я. — Ты для него как сын. Он просто хочет помочь. Не наказывай его за то, что он согласились со мной.

— Он может сопроводить тебя по пути в порт, а затем отправиться в аббатство. У меня здесь достаточно врагов.

***

Брату Тислу было больно, но он ушел в отставку, будучи изгнан из замка, как нежелательный гость. Он провел дни, собирая вещи, потерянные в своих личных заботах.

С другой стороны, Марелла, как только я призналась в своих планах, пристала ко мне за подробностями, пока я не рассказала ей, как я намереваюсь найти Кая в Тевросе и отплыть оттуда. Она настояла на том, чтобы помочь мне упаковать вещи, игнорируя мои протесты, что я не собираюсь брать больше, чем сумку, которую я легко могла бы нести. По мере того как она критически просматривала в мой гардероб, она давала советы о маршруте к Тевросу и рассказывала предостерегающие сказки об опасностях доверять незнакомцам, в основном связанных с потерей монет и жизни. Я, наконец, спросила прямо, думала ли она что я поступаю, глупо ехав туда.

Ее фиолетовые глаза оставались неподвижными на мне, пока она размышляла над вопросом. Мой желудок завязался в узел, пока я ждала. Я поняла, что ее мнение, стало важным для меня.

Наконец, она отвернулась, бросив бальное платье в мой сундук. Я сомневалась, что я буду использовать эту одежду, но поскольку я не собиралась брать сундук, я не стала ничего говорить. Казалось, ей понравилась помогать мне, собирать вещи, и я была тронут тем, что она хотела помочь.

— Правильно ли это, не важно, — сказала она, аккуратно складывая сорочку, которую я тоже не возьму. Она выглядела серьезной, почти меланхоличной. Очень отличаясь от своего обычного вида. Прежде чем я успела спросить, что случилось, она пожала плечами и схватила еще одно платье. — Иногда выбора нет. У всех нас есть своя роль, и это твоя. Ты должна ехать.

Хотелось бы мне, чувствовать себя так же уверенно, как она говорила.

Я пыталась два-три раза в день увидеть Аркуса, но стражники каждый раз меня не пускали. Наконец, на третий день, я пригрозила сжечь дверь, говоря достаточно громко, чтобы услышала половина замка.

Голос Аркуса шел сквозь толстый дуб. — Впусти ее.

Я вошла в его комнату, и весь шум моего предстоящего отъезда взревел гневом, как только я ступила на мягкий ковер. Стражник ту же закрыл за мной дверь.

Аркус сидел, прислонившись к подушкам, лицо его приобрело больше цвета, но взгляд его глаз был пустым. Холодным. Сосредоточенным на чем-то позади меня, как будто я была незнакомцем, который случайно встал между ним и человеком, с которым он разговаривал. Видимо, он провел последние три дня, укрепляя стены безразличия.

Я стояла неловко насколько мгновений. — Как твоя рана?

— Говорят, что она хорошо заживает.

Я кивнула. Все в его голосе, позе и выражении говорило, что мне не рады. Что он не мог смотреть на меня.

Я выталкивала слова один за другим. — Я пришла попрощаться.

Его глаза закрылись. Если бы не навязчивое напряжение в каждой линии его тела, я бы подумала, что он просто заснул.

— Это одна из самых трудных вещей, которые я когда-либо делала, — прошептала я, дрожа.

Он пожал плечами, вытянутое движение, которое говорило о безразличии.

Тепло вспыхнуло, мгновенно и остро, и это было облегчение. Я предпочла гнев, этой убийственной неопределенности. — Значит, ты даже не поговоришь со мной?

Его глаза встретились с моим напряженным взглядом, который был одновременно и запутанным, и сердитым. — Я просто не понимаю, почему ты это делаешь. Зачем доверять этому незнакомцу? Ты говоришь, что делаешь это для королевства и для меня, но признайся, Руби, — на самом деле ты делаешь это для себя. Ты хочешь поехать в Судазию, и ты хочешь сделать это на своих условиях. Все это чертовски эгоистично. — Слова были равносильны толчку в грудь.

— Ты неразумен, — возразила я. — Ты, кто так гордиться своим рассудком.

— Я никогда не был разумным, когда дело доходило до тебя.

Простые слова сделали меня кроткой. Если бы он сказал это мне несколько дней назад, я была бы в восторге, от мысли, что он слишком много чувствует ко мне, чтобы быть логичным. Но теперь слова резали мое сердце как ножи. Это может быть последний раз, когда он признался, что чувствовал ко мне что-то большее, чем гнев. Или, что еще хуже, безразличие.

В нашей общей истории я никогда не позволяла Аркусу увидеть, насколько он мне нужен. И он, в совершенной пантомиме, делал то же самое. Никто не хотел быть первым, в том, чтобы признаться что мы чувствовали больше, чем могли вынести.

И сейчас, я была в нескольких шагах от того чтобы уйти.

Из моего сердца раздалась колотая боль, которая, казалось, не знала, нужно ли выплеснуть тепло или вообще прекратить биться.

Он был прав? Я просто искала оправдания, чтобы отправиться в Судазию?

Нет. Я могла бы быть импульсивной, но Брата Тисл не было. У него не было никаких других помыслов, кроме помощи Аркус и Темпезии. Он также заботился обо мне и не рискнул бы моей безопасностью, если бы не считал это абсолютно необходимым. Нам нужно было воспользоваться этим шансом.

И я должна была попытаться вернуть Аркуса ко мне, прежде чем я уеду.

Я подошла так близко, что мои ноги прижались к матрасу. Моя рука коснулась его руки, его мышцы были жесткими от напряжения. Температура понизилась, выдав его. Он не был таким спокойным, как хотел, чтобы я верила. В его обороне были трещины.

Когда я наклонилась к нему, он отвернулся, и мои губы приземлились на его щёку. Мир сузился до небольшого участка его кожи, где две противоположные температуры боролись за господство: настойчивая жара моих губ, вызывающий холод его щеки. Не уступающий. Не двигающий. Дыхание в моих легких остыло.

Понимание поразило меня, как осколки разбитого стекла: он не собирался признавать мою ласку. Он собирался притвориться, что меня здесь нет, полностью обличая меня своей идеальной тишиной. Мне казалось, что меня медленно разорвали пополам. Он принуждал меня к выбору, которого я не собиралась делать: Попытавшись спасти королевства, я потеряю его.

Мое сердце пропустило удар, когда он, наконец, двинулся. Его рука накрыла мою руку, моя кожа стала холоднее, чем северная деревня в мертвую зиму. Облегчение наполнило меня от его прикосновения, пока я не поняла, что он только снимает мои пальцы с его руки, один за другим.

— До свидания, Руби. — Его голос был пуст, как заброшенная арена, повторяя призраки прошлой боли.

Шок каким-то образом освободил меня от паралича. Я выпрямилась.

— До свидания, — повторила я, и моя кровь нагрелась от гнева. Его кожа была мраморной, его бледные глаза были светло-серыми, почти бесцветными. Я знаю, что ты заботишься обо мне! Я хотел кричать. Не отталкивай меня!

Мне нужно было двигаться. Я сосредоточилась на мышцах ног, и сказала им, чтобы он повернули меня в сторону двери. Приказываю ногам увести меня. Сейчас, быстро, прежде чем ты начнешь кричать и злиться и выставишь себя дурой.

Затем, как только я начала поворачиваться, его лицо исказилось, как, будто что-то внутри него внезапно сломалось. Его руки схватили мои запястья и потянули, но я уже двинулась вперед, мои рука сжала его плечо. Наши губы встретились с резкой силой, эхом отражаясь в мою челюсть. Затем он наклонил голову, чтобы приветствовать вторжение.

Его язык был так холоден, что я вздрогнула. Он имел вкус, зимнего утра, ледяной воды и мятного чая. Я впилась в него жаждущими глотками, и он сжал мою нижнюю губу в наказание и награду.

Когда его пальцы нырнули в волосы на моем затылке, и его открытый рот скользнул к чувствительному месту под моим ухом, я забыла все, кроме необходимости, быть ближе, перекинув ногу через его бедро, я оседлала его, прислонившись к нему грудью. Мне понадобилось время, чтобы признать его резкие вдохи, как боль. Он был ранен, и я причинила ему боль.

Я мгновенно улегся, рухнув рядом с ним, словно падающий шарф, медленно погружаясь в тишину. Его рука схватила меня и притянула к себе, продолжая поцелуй более осторожно, нежно. Его губы прижались к моему запястью, где красная вена все еще пульсировала от страсти, успокаивая кожу, в то время как пульс медленно возвращался к норме.

Мы так и оставались в таком положение в течение долго времени, молча, слушая лишь дыхание, которое переходило от рваного до ровного. Я переместилась так, что моя голова лежала на его груди, но достаточно низко, чтобы не касаться повязки. Его рука опустилась на мою голову, поглаживая мои волосы. Мою кожу покалывало от удовольствия. Через некоторое время тишина загудела.

— Почему мы всегда возвращаемся, к тому, чтобы навредить, друг другу? — спросила я слабым голосом, надеясь не разрушить хрупкое перемирие.

Он молчал достаточно долго, и я начала волноваться. — Потому что мы слишком много чувствуем, — сказал он резко.

Я кивнула, моя голова все еще была прижата к его торсу, с облегчением и полным понимания. — Ты ненавидишь это. Чувствовать.

— Нет, не знаю, — немедленно отрицал он. — Я ненавижу… быть во власти этого. Я ненавижу, когда я не могу убрать чувства, потому что они слишком сильны.

Я подняла его руку, поглаживая его пальцами, думая о том, какие они прекрасны — крепкие, способные и с россыпью мелких коричневых волосков.

— Тебе было бы лучше с кем-то, кто, — я сглотнула, — не заставлял тебя чувствовать себя неконтролируемым.

— Может быть, — сказал он через мгновение, заставляя мое сердце запнуться. — Но я бы не выбрал это.

Я сказала очень тихо, — Тебе, возможно, придется это выбрать.

У него был долг перед народом, перед его двором, но я хотела услышать, как он скажет, что он не хочет, породнится с кем-то вроде Марелла, что он предпочел меня. Но это было несправедливо просить его об этом сейчас, когда я собиралась уехать. Я крепко закрыла глаза, и попыталась не думать о том, насколько легко этот выбор может быть сделан в мое отсутствие.

— Мы должны немного отпустить друг друга, — сказал он очень тихо, словно читал мой мысли, подтверждая мои худшие опасения. — Мы оба знаем, что будущее… У нас может быть выбор, впереди, который мы не можем предсказать сейчас. Мы должны позволить друг другу сделать его без вины.

Он сказал это так мягко, нежно. Но почему-то от этого было еще больнее. Почему он должен быть таким разумным сейчас, когда я, наконец, отдалась чувствам? Я не могла сдержать слез, мое тело дрожало, когда я пытался их подавить.

— Я не хочу отпускать тебя, — сказал он неровно, — но я сойду с ума, если попытаюсь удержать тебя. Ты пламя, Руби, а если огонь не может быть свободным, он будет погашен. Последнее, чего я хочу… — его голос сорвался, и звук был как удар в мою грудь. — Последнее, чего я хочу, это погасить тебя.

Я села и полностью отвернулась, так что моя спина повернулась к нему, не потому что хотела уйти, а потому, что мне было нужно пространство. Я не хотела думать о том, насколько он прав. Его рука дотронулась и погладила мою спину, сначала оттолкнув мои волосы, а затем прикоснулась к основанию моей шеи, его пальцы задерживались на каждом позвонке по пути вниз.

Я повернулась к нему и схватила его за руку, прижимая к ней губы, а затем положил лоб на его ладонь. — Мне жаль. Мне очень жаль.

Он повернулся так, что его пальцы коснулись моей щеки, и мои губы покоились на его ладони. Через минуту он вздохнул.

— Не пойми это неправильно, — тихо сказал он, — но я так устал. Я просто… я не могу больше этого выносить.

Я знала, что он ранен, болен и измотан, но все равно почувствовала боль отталкивания. Я должна был быть достаточно зрелой, чтобы оставить его. Прекратить простить его, всеми тонкими не и не очень тонкими способами, дать мне причины остаться. Если я сейчас отступлю, я обреку всех нас на мою трусость.

Но я не могла не спросить тихо, — Если… когда я вернусь, будет ли место для меня? С тобой?

Его голос был сломанным гранитом. — Всегда.

Эмоции наполнили мою грудь, так сильно что мне было больно от них. Я не могла просить большего.

Поэтому я убрала его руку и дала ему грубый, почти болезненный поцелуй, встала, повернулась и подошла к двери. Я не позволила себе оглянуться. Я знала, что не настолько сильна. Словно свинцовый груз привязали к моим ногам. Я вышла из комнаты, закрыла дверь и осторожно двинулась по коридору, чувствуя, что оставила в комнате какую-то жизненно важную и незаменимую часть себя.

Небо было серым за окнами. Свет, который стекал в коридор, был серым. Даже моя кожа, когда я смотрела руку, на которой я все еще носила кольцо, выглядела болезненно серой.

Но рубин на кольце сиял, как, будто в нем жило огненное сердце. И мое сердце в ответ произвело сильный пульс тепла.

Глава 6.

Соленый привкус моря витал в воздухе задолго до того, как я перешла горный хребет, который скрывал из вида шумный, портовый город Теврос. Под полуденным солнцем сверкала огромная бухта. Доки высились из причала, окруженного изобилием судов, от скромных рыбацких лодок до крупных торговых кораблей, все с ослепительными, белыми парусами.

Я приложила руку к моему скачущему сердцу. На мгновение туман, который омрачил мой разум после ухода от Аркуса, поднялся. Однажды я спросила его, не покажет ли он мне море, желание, что было у меня с детства, когда самое дальний из моих путешествий было в соседнюю деревню. Аркус согласился, но теперь я смотра на все это без него. На чтобы он указал мне, если бы был здесь? Что он мог увидеть, из того что я пропускала?

Даже со скалистыми мысами, выступающими с обеих сторон, огромная масса воды поразила меня. Увидев это, я почувствовала себя ничтожной. Как только я ступлю на борт корабля я стану не больше, чем песчинка на куске коряги, брошенная в это бесконечное, бурлящее и дрейфуешь пространство.

Я вздохнула и продолжила путь по извилистой тропинке. Попытавшись в сотый раз стереть ладонью боль из груди. Было ощущение, что там укоренился шип, немного слева от грудной кости, где мягко и нежно, где он будет гноиться. Каждое слово, которое Аркус сказал мне в последнем разговоре, продолжало повторяться в моей голове, ощущение нашего поцелуя запечатлелось на моих губах и в моей крови. Он сказал, что всегда будет место для меня. Я говорила себе, особенно, когда начинала воображать худшее — что он может вырезать меня из своих воспоминаний, разорвать нити общих переживаний, которые связывали нас, и заморозить те части его сердца, которые он открыл мне, в тот нежный момент на балу.

Я прерывисто вздрогнула и уронила руку. Сердца не разбилось, как бы оно себя не чувствовало. В конце концов, боль уйдет. И я не могла пересмотреть, свое решение об уходе. Это было нецелесообразно.

Это было облегчение, наконец, побыть в одиночестве. Брат Тисл сопровождал меня, используя поездку, чтобы обсудить детали моей миссии, вплоть до перекрестка в миле от сюда, когда моя развилка повела меня в Теврос, а его в Аббатство Форванд.

Когда я переместила некоторые свои припасы к его лошади, он удивился и быстро обнял меня.

— Будь осторожна. — Он положил руки мне на плечи и пристально посмотрел на меня. — Не иди на глупый риск.

— Вы развлекаетесь от всего этого.

— Во всем будь осмотрительна. Осторожна и спокойна. Не теряй самообладание.

Я огляделась. — С кем вы разговариваете? Разве это, похоже, на меня.

Его густые брови сдвинулись вместе, как грозовые тучи, сгущающиеся над его бледно небесными глазами. — Хотел бы я пойти с тобой.

— Ну, так как вы не можешь, не могли бы вы убедитесь, что у Аркус все под контролем, пожалуйста? Я ненавижу, что он остался один с Голубы Легионом, который все еще скрывается.

— Не волнуйся, я не оставлю его ненадолго. До тех пор, пока его темперамент не остынет. И у него есть несколько союзников, которым он может доверять. Я убедился, что они будут следить за ним. Сосредоточься на своей задаче. И держись в безопасности.

Я похлопала его по плечу. — Вы тоже.

Я отправила своего мерина вместе с ним, желая вылезть из седла после трехдневной поездки. У нас была дюжина гвардейцев, следующих за нами по пятам всю поездку, по приказу Аркуса, но мне удалось убедить их вернуться в столицу этим утром. Вчера вечером мы отправились в гостиницу, и я оплачивала кружку за кружкой эля, из тяжелой сумки монет, которую королевский казначей дал мне на поездку. Гвардейцы навалились на них, и когда мы выехали из трактира на перекресток, их мутные, налитые кровью глаза скользили в поисках неприятностей. Брат Тисл заверил их, что они могут оставить меня одну.

Мы оба знали, что контингент королевской гвардии, вероятно, оборвет перья Кая. Лучше я пойду одна.

В Тевросе было не на что смотреть. Если сияющая гавань была его лицом, то город был его задней стороной, с плотно упакованным центром, окруженным тесными и уродливыми домами, взгромоздившимися, как раздавленные шляпы на полыхающей, наклонной земле. Вскоре я покинула холмистой тропы и пробиралась по оживленным улицам.

У меня было мало опыта о том как ориентироваться в городе. Было там много всего, что нужно было принять: шумно дребезжавшие повозки и раскрашенные вагоны, звонкий баритон матросов и хорошо одетых купцов, измученные родители, пасущие любознательных детей, овощные лотки, и витрины, и торговцы. И запахи рыбы и пота, и цветов, и мочи, и море.

Когда я проходила мимо затененной аллеи, произошло резкое движение, столкновение с моей ногой, и я вдруг почувствовала себя легче с одной стороны. Потребовалось секунду, чтобы понять, что мой кошелек пропал.

В ярости от того, как легко меня ограбили, я последовала за звуком бегущих ног. Когда я повернула за угол в другой переулок, то резко остановилась.

Там стояла знакомая худощавая фигура с рыжевато-золотистыми волосами, смуглой кожей и кривой улыбкой. Он держал маленького мальчишку, который брыкался и бил ногой, сжав в маленькой, грязной ручке, кошелек с деньгами.

— Ах, что это я поймал? — спокойно размышлял Кай. — Малек. Слишком маленький для обеденного стола.

— Отпусти меня! — Голос был высоким, и я поняла, что карманник — девочка, ее глаза широко раскрылись. — Или я… Я скажу констеблю, что ты пытаешься похитить меня.

Кай усмехнулся. — Ты хотела очистить наши кошельки, но мы пока не готовы расстаться со всеми этими блестящими монетами.

— Просто случайно наткнулась на нее, — сказала карманница. — Я не хотела…

Кай ткнул. — Не унижай себя ложью, малек. Ты умела в своем призвании, и я ценю умение. Почему бы нам не проверить ловкость этих умных плавников? Если ты поймаешь эту монету, прежде чем она упадет, она твоя. Если я поймаю ее, мы найдем этого констебля и посмотрим, удастся ли ему вернуть тебя в море.

Кай взял кошелек, вынул монету и бросил ее в воздух. Она поднялась высоко и опустилась. Рука девочки потянулась вперед и схватила ее. Она усмехнулась, ее лицо покраснело от торжества.

Увидев ее улыбку, меня пронзили воспоминания: больная девочка которую я встретила в зимнюю ночь, когда убежала из аббатства, и оказалась в лагере беженцев, которые скрывались от солдат Ледяного Короля. Ее семья направлялась в Теврос, чтобы сесть на корабль и начать новую жизнь где-нибудь в другом месте. Но девочка болела, у нее была лихорадка и кашель. Я пыталась помочь, найдя правильные травы, чтобы исцелить ее, прежде чем взрослые меня прогнали. Я часто задумывалась о ней, надеясь, что она выздоровела.

Присмотревшись, я увидела на ее мальчишечьем лице румянец, и густые волосы, вырывающиеся из-под кепки. Глаза ее сияли здоровьем, и уже не были бледными от лихорадки, но лицо ее было худым, и черты лица стали более острыми.

— Кейтрин, — сказала я, вспомнив ее имя.

Ее глаза расширились. Она резко повернулась, но рука Кая схватить ее за локоть, прежде чем она смогла убежать. — Я думаю, леди знает тебя, малек, — сказал он спокойно.

— Кейтрин, это я, Руби. — Я шагнула вперед и успокаивающе улыбнулась. — Я встретила тебя, когда у тебя была лихорадка. Ты, наверное, не помнишь.

— Я помню. — Она несколько секунд смотрела на меня. — Они сказали, что ты была Огнекровной, и хотела всех нас убить.

Мои губы скривились. — Ну, последняя часть была неправдой. — Я продолжала улыбаться, желая, чтобы она не выглядела такой испуганной. Или это было возмущение в ее взгляде? — Я так рада, что ты выздоровела и добралась до Тевроса.

— Теврос — это дыра, — сказала она прямо. — Здесь почти нет работы, и ни один корабль не отвезет нас никуда без монеты. Мои родители потратили все свои деньги на травы, чтобы вылечить мои легкие. Потом мой отец заболел. Несильно, так говорить моя мама, но он превратилась в кого-то совершенно другого за одну ночь. Сошел с ума без причины. Однажды он убил кого-то в драке. Его отправили в тюрьму и через неделю он умер.

Я почувствовала, как кровь покидает мое лицо. — Кейтрин, мне очень жаль. — Не было никаких сомнений в том, что ее отец был одержим Минаксом. Это означало, что, освободив его, я разрушила ее семью.

Она отмахнулась от моего сочувствия, но боль в ее глазах была безошибочной.

Я повернулась к Каю. — Отдай ее кошелек. — Он посмотрел на меня недоуменно, затем пожал плечами и протянул его.

Глаза Кейтрин широко раскрылись. — На самом деле?

— Ты нуждаешься в этом больше, чем я, — сказала я.

Ее рука схватила кошелек, и он быстро исчез в каком-то скрытом карман в ее заштопанном и мешковатом жилете.

— Это прокормит нас в течение нескольких недель, — сказала она, горящими глазами.

— Послушай, Кейтрин, — сказала я импульсивно, — я собираюсь отправиться в плавание, и думаю, что жизнь на борту корабля будет лучше, чем жизнь на улицах. Почему бы тебе не пойти со мной?

Она посмотрела на меня, ее глаза задумчиво сузились, но затем с улицы раздался хор молодых голосов, и ее глаза снова расширились. — Одна из банд. Им не нравиться, что я занимаюсь воровством здесь. Пора уходить.

— Кейтрин, подожди, я хочу помочь тебе, если…

Но она была такой же скользкой, как прозвище, которое дал ей Кай, как малек выскользнула из его хватки и исчезла в толпе. Я бросилась на улицу, но она исчезла.

— Твой друг? — Спросил Кай, когда последовал за мной. Я просматривала лес голов, но Кейтрин нигде не было видно.

Когда мы пошли к пристани, я рассказала ему подробности моей первой встречи с Кейтрин, увеличивая шаги, чтобы не отставать от него.

— Ах, малек переживает трудные времена. — Я была удивлена его печальным тоном, который показал этого незнакомца чуть менее заносчивым. — Я бы предложил ей место на корабле, если бы она осталась.

— Серьезно?

Он пожал плечами. — Почему нет? В любом случае, она ушла. Вместе с твоим кошельком. — Он посмотрел на меня вопросительно. — Разве никто не научил тебя охранять свое золото?

— Я не привыкла к тому, что у меня можно что-то украсть. И говоря о том, что можно украсть, полагаю это твое. — Я сняла кольцо с пальца, и передала ему, наши пальцы слегка коснулись. Хотя его кожа была горячей, я слегка вздрогнула. Было так странно прикасаться к коже с такой же температурой, что и моя.

Мы повернули за угол, и вдруг оказались на пристани с деревянным настилом, установленным напротив сверкающей сине-зелёной гавани.

Я последовала за Каем через лабиринт движущихся моряков и простых людей. Одни несли бочки и ящики, другие продавали рыбу из шатких киосков и играли в шумные игры с кубиками. Здесь и там семьи и возлюбленные прощались перед посадкой на корабли. Молодая пара обнялась, как, будто они никогда не хотели отпускать друг друга. Я сглотнула и отвернулась. Мне не нужны чужие прощания. Я еще не отошла от одного из своих.

Мы остановились у разбитой деревянной двери с выцветшим знаком, изображающим толстого животного, курящего трубку.

— Толстый барсук, — сказал Кай с расцветом. — Где никто не задает вопросы, пока ваши карманы глубоки. К счастью для тебя, я не отдал свои деньги.

— А как ты достал Темпезианские деньги?

Его брови дернулись вверх. — Это действительно имеет значение?

Это было не так важно. Он мог быть вором или шарлатаном, но он все еще был моим билетом в Судазию.

В таверне было всего несколько тихих клиентов — мужчина и женщина разговаривали за едой за небольшим круглым столом, несколько человек сидели за деревянной, барной стойко. Импульсы холодного воздуха сигнализировали, о том что, по крайней мере, один из посетителей был Ледокровным.

Странное чувство настигло меня — головокружение и покалывание в затылке. — Не сейчас, — пробормотал я. Это было не время, чтобы впасть в видение. Но ничего не пришло. Только нерешительно чувство, словно невидимые пчелы пробирались по комнате, ожидая шанса укусить.

Коренастая барменша в грязном фартуке, над сильно залатанным платьем принесла две тарелки с тушеным мясом.

— С дополнительным перцем, как ты любишь, — сказала она Каю. — Тебе нужно что-нибудь еще, дорогой? Что угодно?

Кай усмехнулся. — Не сейчас, спасибо, Инге. — Он подмигнул ей, заставляя ее щеки покраснеть. Я задалась вопросом, знает ли она, что он Огнекровный. И будет ли это важно для нее, учитывая силу этого румянца.

— Темпезианская еда настолько безвкусная, — пробормотал Кай, когда она ушла, тыкая ложкой в тушеное мясо.

Мой рот был слишком полон, чтобы ответить. Горячая еда была долгожданной, после твердого сыра, сухого мяса и черствого хлеба, которые я ела в течение последних трех дней.

Краем глаза я поймала мужчину за маленьким столиком, уставившегося на меня. Но когда я подняла голову, чтобы встретить его взгляд, он вообще не смотрел на меня. Затем слева я увидела головы, повернутые ко мне от угла барной стойки. Но когда я повернулась к ним, они сгорбились над их кружками или болтали с барменшей.

Когда я повернулась назад к Каю, увидела, что он держал нож, зубчатое лезвие указывало на меня. Я отшатнулась назад.

Но затем я моргнула, и это оказался не нож. Это была ложка, застывшая на полпути к губам. Одна из его бровей поднялась в вопросе. — Что-то не так?

Гудение в глубине моего разума поднялось до рева. К нему присоединился темный, жгучий смех, который я знала.

Нет-нет-нет-нет-нет.

— Мы должны уйти отсюда, — сказала я. Или я попыталась, но мой язык не слушался меня, мышцы были слишком тугие.

— Что? — Спросил Кай. — Что ты сказала?

— Истинный сосуд, — сказал резонирующий, подобный звону колоколов голос, который когда-то отзывался эхом с трона. Теперь он стал больше, сильнее. Но также и утешительнее. Более управляемым. Более убедительно, он подбивался мягкими словами, которые я жаждала услышать.

— Ах, как тебе больно внутри, — пробормотал он. — Боль. Одиночество. Печаль. Разрывают тебя на части. Так не нужно. Так неправильно для тебя. Для нас.

Я покачала головой, дыша шатко. Мысли Минакса коснулись меня, взволновав всю мою печаль и потерю, выталкивая их. Заменяя их пьянящим облегчением. Когда я снова взглянула на людей в баре, они все смотрели на меня.

Все они меня ненавидели. Они хотели убить меня. Они поднимались со своих мест, доставая ножи из рукавов и карманов, и сапог. Подходя ближе.

— Руби, — сказал голос, с ярко выраженным акцентом. — Руби! Что случилось?

Я повернулся, чтобы увидеть Кая, и два изображения постоянно сменяющих друг друга, сначала беспокойство на его лице, а затем взгляд убийственной ярости. Его рука держала нож, а затем — нет. Нож, без ножа. Беспокойство, ненависть. Опасность, безопасность.

Это было как на арене снова и снова, чувство жизни и смерти, желание жить, облегчение, которое поглощала тьма. Чувства больше не имели значения. Вся боль, которую я ощущала, оставив Аркуса, удобно исчезла.

— Они убьют тебя, — сказал голос в моей голове. — Они все против тебя. Они погрузят свои ножи в твою плоть и будут радоваться твоей крови, пролитой на пол.

Радостная тьма пульсировала. Так захватывающе, так соблазнительно, так неотразимо. Потерявшись в ее ласке, я позволила ей течь по мне и окутать меня, как сладко цепляющийся туман.

— Мы уничтожим их. Только доверься мне.

Мир потерял цвет, и я была заполнена мощной силой. Я видела, как бьются сердца моих врагов. Я боролась с импульсом, чтобы прекратить биение их сердец, хватаясь за здравомыслие, как я могла бы хвататься за край обрыва, чтобы не упасть до самой смерти. Но все мои враги бросились на меня, и это превратилось в живи или умри. Они или я.

— Руби! — закричал Кай. — Что ты…

Моя рука, которая больше не принадлежала мне, выбросила огонь. Человек сотрясался, когда тепло наполняло его грудь, его глаза закатились. Он упал и приземлился на спину, его голова ударилась о пол. Его пальцы дрогнули, голова повернулась в сторону, и он был неподвижен.

Крики и хаос. Строб солнечного света, когда дверь открылась. Выбегающие люди. Чьи-то руки на моих запястьях, держат мои руки по бокам. Голос, кричал на меня на другом языке. И все это время шепот в моей голове говорил мне, что я преуспела, наполняя меня легкомысленным ликованием. Смягчил грани всего. И смеясь.

Я тоже смеялась. Я не могла остановиться.

Грубая ругань в ухе и руки на моих плечах, толкали меня к двери. Я обернулась, собрав все свое тепло, и сосредоточилась на бьющемся сердце моего захватчика. Огнекровный, его сердце пульсировал белым от жары.

Он схватил меня за запястья и сжал. — Так, ты и меня пытаешься убить? — Он обыскал меня глаза. — Что с тобой случилось? Что там произошло? Руби!

Его твердая, но нежная хватка, или, может быть, шок от его температуры, столь похожую на мою собственную, каким-то образом вернули меня к осознанию. Что-то натянулось и оборвалось. Тьма исчезла, завитки теней поднялись в воздух, оставив меня наедине, со скорбью и одиночеством. Я опустилась на пол.

Руки поймали меня, крепко держа, потянув вверх. Я покачала головой, пытаясь отмахнуться от него.

Кай. Это было его имя. Его лицо было красным, его руки были горячими, и он был испуган.

— Я… я не хотела… — Я оглянулась. Бар был пуст, за исключением барменши, и женщины плачущей над неподвижным телом мужчины.

Человек, которого я убила.

— Сюд, нет. Нет! — Я взывала к богине южного ветра, чтобы помочь мне. Этого не может быть.

Но тут мужчина на полу застонал и кашлянул. Женщина, наклонившись над ним, всхлипнула. — Спасибо Форсу, ты жив, — сказала она судорожно.

Облегчение захлестнуло меня. Но, о Сюд, что случилось? Неужели мужчина пытался убить меня? Или это все в моей голове?

— Позовите констебля! — закричала женщина. — Эта грязная Огнекровная пыталась убить моего мужа!

Кай вытащил меня наружу в момент путаницы. Его рука была зажата на задней части моей шее.

— Куда ты меня ведешь? — спросила я, вырываясь из его хватки.

Он затащил меня в переулок и толкнул меня к стене здания. — Почему ты пыталась убить этого человека? Скажи мне!

Я яростно покачала головой. — У него был нож!

— Он просто сидел там! Ты узнала его? Он раньше причинял тебе боль?

— Нет. — Я вся дрожала. Было так холодно. — Должно быть, это как-то последовало за мной. Я не знаю.

— Что? Что последовало за тобой?

— Проклятье. Пожалуйста, пожалуйста, просто забери меня отсюда, прежде чем он вернется. — К моему ужасу, я обнаружила, что рыдаю.

Наступило долгое молчание. И затем меня потянули вдоль причала в один из скрипучих доков. Невысокий, широкоплечий мужчина в кепке помог мне сесть в лодку, и Кай забрался следом за мной. Они ритмично поговорили на Судазианском, и крепкий мужчина начал грести с устойчивыми ударами.

Мы двинулись в изменчивую воду, вокруг мыса и вошли в бухту. Там стоял корабль, на его передней части была изображена фигура широкоглазой молодой женщины со струящимися, резными волосами, которые текли по бокам корабля. Она выглядела такой же испуганной и потерянной, как я себя чувствовала.

Несколько моряков выстроились в линию и закрепили шлюпку, а затем бросили веревочную лестницу. Когда я добралась до вершины, упала на пол, точнее, на палубу. Я читала о кораблях достаточно, чтобы знать это. Я слушала, как Кай выкрикивал приказы, потом скрип цепи, когда они поднимали якорь.

Ветер поймал паруса и брызги воды, ужасно холодившие мою нагретую кожу, от страха. Я вскочила на ноги и схватилась за перила. Когда мы изогнули сушу, граничащую с гаванью, доки и пристань становились все меньше и меньше, исчезая из поля зрения. В конце концов, даже земля оказалась не более чем серыми мазками на пергаменте, оставленных пальцем ребенка.

Я долго стояла и смотрела, как Темпезия исчезает в плоском голубом горизонте — оставляя все, что я когда-либо знала.

Глава 7.

Когда я закончила подниматься по перилам, мои ноги были похожи на влажную соломинку, Кай привел меня в маленькую каюту, где я быстро заползла в постель и заснула.

Спустя некоторое время он вернулся в новой одежде: желтовато-коричневых штанах, черных сапогах до колена и белой рубашки. Свет лам отбрасывал блики и тени на его угловатые черты, делая оттенок его волос более оранжевым. Он держал металлический поднос с кружкой и деревянной чашкой, от которых шел пар.

— Поешь, — сказал он, ставя поднос на маленький столик рядом со стулом, оба были прикручены к полу. — Думаю, твой недуг пройдет.

Каюта была такой маленькой, что я могла достать от одного конца до другого одним прыжком. Не то чтобы мне хотелось прыгать. Или двигаться вообще. Я думала над тем, чтобы натянуть одеяло на голову и снова заснуть. Вместо этого я заставила себя сесть.

— Спасибо, — тихо сказала я.

— Это просто пюре с репой. Ты не будешь благодарить меня, как только попробуешь его.

— Нет, я имею в виду спасибо, что привел меня на борт после…

Он прислонился к стене и скрестил руки на груди. — Если бы тот человек напал на тебя, я бы сражался вместе с тобой. Но он ничего не делал. Ты не отвечала мне, когда я сказал тебе остановиться. Ты была как дикое существо. Животное.

Я вздрогнула. — Я знаю.

Его глаза были закрыты. — Ты утверждала, что это проклятие.

Я забыла, что я сказала это. Я махнула рукой в воздухе, чтобы скрыть мое беспокойство. — Это не имеет смысла для тебя. Ты мне не поверишь.

Он колебался. — Твои глаза — цвета меди на солнце, но когда ты посмотрела на меня в таверне, цвет исчез. Твой ужас был подлинным. Скажи мне, что тебя испугало, и я постараюсь тебе поверить.

Чтобы выиграть немного время, пока я думала, что сказать, я попробовала пюре и поморщилась. Если Кай думал, что Темпезианская еда безвкусная, я не знаю, как он мог это переваривать. Я поставила чашку обратно на поднос. — Это длинная история.

Он сель на стул рядом с постелью, скрестив вытянутые ноги и сложив руки. — Путешествие долгое. Есть время.

Брат Тисл предостерег меня, чтобы я не говорила королеве, о моих причинах приезда в Судазию. Это было разумно, я не должна ходить, и всюду болтать о своих планах. Кай может казаться союзником, но я его едва знала. Поэтому я дала ему измененную версию событий.

— Я должна была бороться за свою жизнь на арене, — сказала я, ища частичку истины, которую он примет. — Я должна была убивать людей.

— Да, я знаю это.

— Несмотря на то, что это было необходимо для моего выживания, я иногда чувствую бремя того, что я сделала. Иногда мне даже кажется, что… меня охватывает темное присутствие.

— Какое присутствие? — спросил он, наклонившись вперед локтем на колени.

— У меня есть воспоминания о тех боях, которые так реальны, как, если бы я переживала их снова. Несколько мгновений… иногда… я не могу сказать, что реально.

Я смотрела ему в лицо, изучая его реакцию. Я должна была быть осторожна, чтобы не рассказывать ему то, что могло бы заставить его не доверять мне, но в то же время часть меня хотела освободить себя. Часть меня все еще хотела отпущения за то, что я сделала, хотя у меня не было выбора. Смерть Клея — мальчика из моей деревни, восстание которого против короля Расмуса привело его на арену — не было моей виной, но это все еще преследовало меня. И глаза жены и дочери капитана Дрейка, когда я стояла над его окровавленным трупом, мелькали в моих мыслях в странные моменты. Я рассказала Каю, и он слушал спокойно с нейтральным выражением.

— Значит, на тебя нахлынули воспоминания в таверне? — спросил он.

— Я… Человек, должно быть, напомнил мне кого-то, с кем я сражалась на арене.

Но это были не воспоминание. Минакс заставил меня увидеть вещи, которых там не было. Неудивительно, что было так много убийств. Он, должно быть, обманывал людей, заставляя их думать, что они находятся под атакой, наполняя их умы галлюцинациями.

— Но ты сказала, что что-то пришло за тобой. Проклятие. Ты умоляла меня увести тебя, прежде чем он вернется.

Я схватилась за первое объяснение, которое пришло мне в голову. — Иногда я верь, что была проклята за то, что сделала. И я хочу сбежать от этого проклятия и начать все сначала.

В этом была, правда. Я хотела освободиться от Минакса. Я хотела узнать, какой будет моя жизнь без существа, воздействующего на мои мысли и мечты, разрушая мой сон и мое душевное спокойствие чувством вины и тревожными воспоминаниями.

Выражение его лица было серьезным, губы сжаты, глаза слегка насторожились, когда он сказал: — А что произойдет, если ты столкнешься с кем-то еще, кто напомнит тебе старого противника? Ты тоже нападешь на этого человека?

Я покачала головой и сказала с уверенностью. — Эти воспоминания связаны с Темпезией. Когда я буду в новом месте, эти воспоминания исчезнут.

Я надеялась, что это правда, что я оставляю свои видения позади. Я была на корабле, плывущем на юг в огромное море. Конечно, я буду в безопасности от Минакса на таком большом расстоянием между нами. И когда я вернусь в Темпезию, я буду вооружена знаниями и, надеюсь, средствами, чтобы уничтожить его.

Внезапно я почувствовала себя легче. Спокойнее.

— Ты сожалеешь, что взял меня с собой? — Я приготовилась к тому, что он скажет, что я слишком опасна, чтобы быть на его корабле.

Его глаза сузились в задумчивости, но он не сразу ответил. Я зарылась в одеяла и наблюдала, как фонарь мерцает над потолком.

Он издал какой-то задумчивый гудящий звук и встал, потягивая руки, прижимая длинные пальцы к низкому потолку, затем поправил свою рубашку на место, дергая за манжеты. — Я не сожалею, что привел тебя. Я понимаю твое желание оставить прошлое позади. Ты пережила вещи, которые я даже вообразить не могу.

— Спасибо, — сказала я снова, почти с облегчением. — Я знаю, что ты мог отвести меня к констеблю.

Он прислонил ногу к кровати и по-волчьи улыбнулся. — Ты действительно думаешь, что я отвел бы моего птенчика к констеблю?

— Я благодарна тебе, Кай. Но я не твой птенчик.

— Но ты выглядишь именно так. Потерянная и одинокая в своем гнезде. — Он поднял несколько прядей моих волос и позволил им упасть, рассмеявшись, когда я сузила глаза. — И так легко взъерошить твои перья.

— Не говори так, как, будто ты взял меня из жалости. Я не забыла, что ты сказал нападавшим в саду, что я могу помочь получить то, что тебе нужно.

— Они хотят тебя в Судазии, и я привожу тебя. Почему я не должен получить что-то в обмен на мои проблемы?

— Кто хочет меня?

Он колебался. — Королева Налани и ее муж, принц Эйко

Перспектива присутствия королевы на балу, хотя и была маловероятна, ощущалось достаточно монументально. Идея о том, что она действительно заботилась о моем существовании, даже послала кого-то, чтобы привести меня в ее королевство, было слишком большой для размышления.

В детстве бабушка рассказывала мне истории о великолепной королеве Налани, любимой всеми Огнекровными. В моих мечтах она была теплой, беспечной, устрашающей, но справедливой. Это были фантазии, я знала, и все же семя этой веры осталось. Какими бы ни были ее неудачи, я была уверена, что она не будет похожа на короля Расмуса — искривленного и жаждущего власти и войны.

Если только другой Минакс не обитал в ее троне и не искривил ее разум.

— Какая она? — спросила я, опасаясь ответа.

— Она не тот, кого ты хочешь, как враг, — ответил он, затем добавил с удивлением: — Не смотри так тревожно. Она хорошая королева. Она заботится о своих людях.

Я с облегчением вздохнула. — Что она хочет от меня?

Он пожал плечами. — Думаешь, она мне все рассказала?

Я подняла брови. — Наверняка ты может предположить.

Его губы изогнулись. — Ты очень скромная для Огнекровной, знаешь ли. Здесь нет никакой тайны Руби. Ты уничтожила Ледяной трон. Ты — человек, которого стоит знать.

Я пыталась сохранить свой скептицизм, но это было тяжело. Я вдруг захотела встретиться с королевой больше, всего на свете. — Откуда ты ее знаешь?

Он задумчиво сузил глаза. — Мои родители… Я полагаю, что в Темпезианском самые близкие слова — «принц» и «принцесса».

— Ты в родстве с королевой?

— Нет, все не так. Каждый остров является княжеством, хотя королева правит, прежде всего. Мой отец — принц небольшого острова.

— Так почему она послала тебя?

— Поскольку я плавал по Большому Морю, я превосходно говорю на Темпезианском, и у меня есть опыт в улаживание конфликтов с кораблями Ледокровных.

— Я не знала, что мы официально воюем с Судазией, — сказала я с сомнением.

— Мы нет. Конфликты носят более… оппортунистический характер. Торговые корабли на обратном пути с Коралловых островов, слишком нагружены, тяжёлыми грузами. И для их же собственного блага, я делаю им одолжения, облегчая их нагрузку.

Мой рот открылся от удивления. — Ты пират!

Его глаза сверкали по углам. — Это не пиратство, если оно санкционировано собственной королевой. «Капер» — правильный термин, но я предпочитаю думать об этом как, о торговле. К несчастью, военно-морской флот Темпезии уловил смысл и в последнее время усложнил ситуацию. Теперь все торговые суда находятся под серьезной охраной. — Его глаза смялись в углах

— Ты убивал людей? — спросила я, пытаясь решить, что думать об этом откровении. — Если они сопротивляются?

— Темпезианские капитаны на удивление сотрудничают, когда их корабли находятся под угрозой огня. — Он подошел к двери. — Поспи. Завтра один из членов моей команды начнет учить тебя Судазианскому. Пришло время тебе узнать свой родной язык.

Если бы он не сказал так снисходительно, я бы призналась, что несколько недель учила Судазианский с Братом Тислом. Как бы то ни было, его тон заставил меня защищаться. — Мой родной язык Темпезианский.

Он разочаровано щелкнул. — Огнекровная, которая говорит на Темпезианском, похожа на лающего кота. Любопытно и, возможно, довольно забавно, но несколько смешно.

— Ты сейчас говоришь с Темпезианском. — Я дала ему милую улыбку.

— Но, как и многие другие вещи, я делаю это исключительно хорошо. — Он посмотрел на меня с намеком поднятой бровь. — Спокойной ночи, птенчик.

***

Мир наклонился.

Погружение, рост и скручивание во всех направлениях.

И я соскальзывала.

Я хваталась за пучки травы, мои пальцы горели, когда я отчаянно пыталась держаться. Затем земля застыла под моими ладонями, ровное и гладкое, безжалостное совершенство без единого изъяна или трещины, чтобы удержаться. Выше меня, бархатное черное небо.

Затем темнота неба сформировалась, образуя острые плечи и злобно острую корону. Тень широко раскинула руки в стороны, как, будто сама ночь была готова обнять меня или поглотить. Я царапала ледяную землю, пока мои пальцы не стали истекать кровь, что сделало поверхность пятнистее, мое скольжение усилилось. Я могла только наблюдать, как мир поднялся и рухнул, земля вздымалась, чтобы опрокинуть меня прямо в зияющую пасть монстра.

Голос позвал меня по имени. Сцена в моем сознании исчезла, когда теплые руки скользнули вокруг моей талии. Дождь врезался мне в спину, как тысяча замерзающих игл. Открыв глаза, я вытерла капли дождя. Я опиралась на перила, а зеленовато-черная вода вздымалась внизу.

Для моего разума потребовалось время. Я грезила. Как-то я нашла путь на палубу. И казалось, что я собиралась броситься за борт. Я сильно дрожала.

Кай оттолкнул меня от перил, когда весь мир задрожал, как погремушка в яростной хватке младенца, все скрипело и стонало в знак протеста. Еще один сильный удар послал на обоих, скользить по главной палубе.

Вспышки молнии ползали по полуночно-голубому небу, покрытому дымкой болезненно-зеленого цвета на горизонте. Паруса были свернуты, но все равно трепетали на ветру.

Корабль плыл вверх по склоны волну в тяжелом понижении, а затем взгромоздился на гребень на короткую вечность, прежде чем опрокинуть край, накренившись носом вниз, чтобы впасть в желоб. Я закричала, когда гора воды ударилась об нос корабля, захлопнув шлюзы, так сильно врезавшись в нас, что мы попали в сторону поднятой палубы. Если бы не барьер, вода взяла бы нас с собой, когда она пронеслась по краю.

Когда я смахнула воду с глаз, то увидела, что Кай держал в одной руке веревку, которую я позволила ему завязать вокруг моей талии, его пальцы скользили по мокрым нитям. Он закончил как раз вовремя, прежде чем очередной удар в нос корабля кошмарно погрузил нас в желоб, сметая душащей зеленой водой.

— Джаро выглядит усталым. Мне нужно взять руля! — сказал Кай, прежде чем скрыться.

Я повернулась, чтобы посмотреть, как он подходит к матросу, который держал руль. Молния озарила Кай, когда он освободил Джаро, его промокшая белая рубашка сияла, его волосы стали гладки прилипнув к лицу и блестели, как полированное, красное дерево, его обычно бронзовая кожа словно обесцветилась. Руль уперся в его руки, как призовой бык, когда мы достигли гребня другой волны. Скудные мышцы его рук напрягались, чтобы держать его под контролем.

Очередное погружение, очередной спуск воды, очередной подъем, и старый матрос который стоял за рулем оказался рядом со мной. У него было широкое лицо и редкие черные волосы, посыпанные серебром; они были связанны веревкой на затылке. Его рубашка и штаны были заплатанные, тяжелые и пропитанные водой. Он решительно указал. — Вернитесь в каюту!

Но теперь, когда я была на палубе, я не хотела возвращаться в душные пределы каюты. Ощущение того, что меня поймали в ловушку, все еще осталось после кошмара. Когда я покачала головой, матрос почти незаметно пожал плечами и привязался рядом со мной, когда корабль прорвался через еще одну волну, и очередной поток стремительной воды омыл палубу.

Время от времени я заставляла ноги поддерживать меня, чтобы я могла украдкой взглянуть на Кая. Его руки дрожали, его лицо было вырезано из гранита, а его скулы резко выделялись под его кожей. Глаза его непоколебимо смотрели вперед. Он сражался, чтобы держать нос корабля, направленный прямо в волну за волной, когда море ударяло нас кулаками, пока все, что существовало в мире, не было мокрым, соленым и холодным.

Это было бесполезно, борьба корабля против моря. Буря казалась бесконечной, непреодолимой. Я боялась, что, в конце концов, Кай совершит ошибку, и мы потеряемся, повернувшись к осколочной, бьющейся смерти.

Что подумает Аркус, если я никогда не вернусь? Он предположит, что я предпочла держаться подальше, что я забыла его? Эта мысль заставила грудь ныть от боли. Или он знает, что я никогда не покину его? Опять же, откуда бы ему это знать? Несмотря на то, что он умолял меня остаться — или, по крайней мере, самая близкая вещь похожая на мольбу от него — я уехала.

Как всегда, мой разум вернулся к практическим вопросам. Аркус был далеко, а я была здесь. Если существует какой-то способ выжить, я найду его. Я вытерла с глаз смесь дождя и морского бриза, потом проверила волны и небо, а затем Кай. Он выглядел, так же: все еще у руля, все еще сосредоточенно смотрел прямо.

Но волны были уже не такими высокими, и ветер не таким свирепым, и небо не совсем темное. Часы или вечность после наступления шторма, купол сверху повернулся от индиго до розовато-серого оттенка. Экипаж распространился по палубе, бросаясь в такелаж, проверять мачты, ярды и паруса. Ещё один парус был развернут. Кай рявкнул на усталую команду и получил ответ. Я повернулась, чтобы увидеть, как он передал штурвал кому-то другому, и немного шатаясь, спускался по ступенькам.

Я возилась с веревкой вокруг моей талии оцепенелыми пальцами, проклиная, когда они соскользнули. Тень упала на меня.

Кай не говорил. Он просто опустился на одно колено, вытащил нож из сапога и начал резать веревку. Его руки дрожали. Часы удерживания корабля взяли свое.

Когда веревка упала, он посмотрел мне прямо в глаза, и я напряглась, готовясь к упрекам. Вместо этого его голос был спокойным.

— Я вижу, ты встретила Джаро. Он особенно любит беспризорников и бродяг. Так что будет кудахтать на тобой как курица-наседка, но по крайне мере, он будет делать это на Темпезианском. Он обычно плавал на торговом судне во времена моего деда.

— Миледи, — сказал Джаро, шагнув вперед с придворным поклоном. Когда он наклонился, вода потекла с его волос на лоб и вытекла на кончик носа. Если бы у меня была энергия, я, возможно, рассмеялась бы, как это нелепо: седой матрос кланялся как придворный, крестьянке, которая пыталась, но не смогла стать леди.

— И, Руби? — сказал Кай, встретившись со мной взглядом.

— Да?

— В следующий раз оставайся в каюте.

Глава 8.

К концу недели я знала, что такое грот-мачта и фок-мачта, грот с верхушки, порт с правого борта, нос с кормы, и могла отличить главную палубу от квартердека. Это напомнило мне об Аббатстве Форванд в том смысле, что все имело свое место, хотя названия были разными. Вместо кухни, камбуз, вместо трапезной кают-компания, кладовые это трюм, а общие спальни, кубрик.

Джаро и его двенадцатилетняя дочь, тощая, вечно активная корабельная девушка по имени Авер, обеспечили меня бесконечными лекциями по морскому плаванию, в том числе, как судить, сбалансированы ли паруса, как перемещаться с помощью астролябии, как связать множество узлов, как починить паруса или веревку, и как защитить часть веревки от натирания. Если что-то имело какое-либо отношение к веревке, Джаро знал об этом все. Иногда, когда он слишком долго гудел, мне хотелось, чтобы он знал немного меньше.

Джаро был в восторге, когда понял, что я уже знала основы Судазийского. Он включал уроки языка в каждое занятие, обучая меня Судазийскому, в тот момент, когда инструктировал Авер на Темпезианском. Каждое слово повторялось на обоих языках, и я была вправе спросить, что означают слова и практиковаться в их произношении. Он был терпеливым учителем, хотя и не мог удержаться от смеха над моими самыми смешными ошибками.

Каждый день Кай проводил инспекцию с боцманом, суровой женщиной по имени Эйлинн. Экипаж хватался, исправляя все, что было неуместно. Было ясно, что они уважают своих командиров. Эйлинн говорила только на Судазийской, но она всегда учтиво кивала мне.

Через пару недель я пришла к выводу, что в море время идет по-другому.

Несколько часов проходили неспешно, медленно двигаясь в страшной монотонности, например, когда я помогала с какой-нибудь обыденной задачей, такой как чистка картофеля на камбузе. Вот тогда проникали мысли о Аркусе, и тоска с шумом проносилась через мою кровь, как мародёрский захватчик, заставляя меня затаить дыхание до боли в животе. Я мучила себя воспоминаниями: как я чувствовала себя, когда он танцевал со мной на балу, наш жгучий поцелуй в ледяном саду, в тот момент, когда он сказал мне, что я растопила его сердце. Все моменты, когда я украдкой смотрела на него из какого-нибудь незаметного угла, когда он был занят делами короля. И тогда, в резком контрасте, агония нашего последнего разговора снова и снова играла в моей голове частями, моменты боли, врезавшиеся в мой разум, как иглы.

Я задавалась вопросом, думал ли он обо мне, или он сумел стереть меня из головы. Когда моя тоска по родине была в худшем положении, я почти желала, сделать то же самое.

С другой стороны, несколько часов пролетали довольно быстро, например, вечером, когда погода была ясная, и моряки успевали побаловать себя музыкой, исполненной на трубе или скрипке, а остальная часть экипажа добавляла лирику к мелодии. Некоторые из них были веселыми, энергичными мотивами, которые заставляли меня прыгать на ноги и танцевать, а другие — скорбные баллады, из-за которых мои глаза наполнялись слезами, даже если я не могла понять все слова. Было стыдно плакать, хоть я и старалась делать это незаметно, другие же наоборот не скрывали, когда они ломались, как, будто слезы были признанной частью жизни. Судазианцам было явно более комфортно терять контроль перед другими.

Обычно Кай не принимал участия в этих вечерах. Как капитан, он держался в стороне от своей команды. Но однажды ночью, около двух недель в пути, он пришел, чтобы сесть в круг фонаря на палубе.

Джаро кивнул ему. — Сказка для нас, капитан? — Для меня, Джаро добавил: — Он рассказывает хорошие истории.

— Что бы вы хотели услышать? — Спросил Кай с улыбкой.

После краткого и дружеского спора среди присутствующих, с перевесом в большинство голосов, они остановились на истории, которую предложила Авер, о Набу и рождении ее детей, богов ветра. Кай свободно обнял его согнутые ноги и прочистил горло. Несмотря на то, что мой Судазианский запас слов был ограничен, я знала, старые мифы достаточно хороши, чтобы заполнить пробелы.

— В зубчатой и дикой юности мира, — начал Кай, его голос был таким же глубоким и сочным, как медовые торты, — когда Набу впервые открыла глаза, она обнаружила пустую землю и огромную темноту над головой. Не имея ничего, кроме самой себя, она вырвала зубы изо рта и бросила их в темноту один за другим. Они парили там, становясь звездами, даже когда выросли новые зубы.

— Гладкая земля не нравилась ей, поэтому она вытащила прядь волос и бросила ее на землю. На ее месте выросло дерево. Затем она начала стучать кулаками по земле, пока она не раскололась в горы и долины. Она села в тени горы, чтобы отдохнуть, и ее усталый вздох стал воздухом, который шевелит листьями. — Он выдохнул и жестом показал, как дыхание превратилось в воздух.

— Но духи земли, которые спали под поверхностью, были злы, когда их били. Из центра земли поднялся один горный дух, и бросил горсть камней в Набу. Хотя он бушевал, она увидела в его глазах, что камни, покрывающие его кожу, причиняли ему боль, поэтому она ударила его по плечам, рукам и спине, пока каменная броня не упала с него, разбросав по миру валуны и гальку. Набу положила руку ему на плечо…

Я немного подпрыгнула, когда Кай положил мне руку на плечо, кончики пальцев невольно щекотали чувствительную кожу, где плечо встречает шею. Поскольку он просто добавлял действия к истории, я сидела спокойно, и не отмахивалась от него.

— Она наслаждалась чувством уязвимой плоти, как и ее собственной, — продолжал он, не глядя на меня, хотя я ощущала его внимание. — Горный дух поблагодарил ее и сказал, что он был в ловушке под землёй так долго, что уже не знал своего имени. Набу назвала его Темпусом, потому что он был для нее началом и концом времени.

Кай слегка сжал мое плечо, прежде чем его рука соскользнула.

— И какое-то время они были счастливы. Живот Набу округлился, и ее ребенок был ярче звезд. Но Солнце было отважным ребенком, и однажды она подошла слишком близко к краю мира. Она провалилась в небо, упав вне досягаемости, вечно паря, чтобы светить своим светом на землю.

Корабль качнулся, и фонари качнулись вместе с ним, а затем сами себя поправили.

— Солнце не пришло бы домой, как бы не умоляла Набу, и она бы все равно не смогла вернуть свою дочь, которая стала слишком яркой и горячей, чтобы прикоснуться. Поэтому Набу впервые закричала, ее слезы образовали океаны, в то время как слезы Темпуса были расплавленной скалой, изливающейся в центр земли и извергающейся через трещины на дне океана, чтобы образовать новые земли. В своем горе Набу вытащила ресницы, и там, где они рассеялись, появились растения и мелкие животные.

— Набу и Темпус ушли друг от друга, — продолжал Кай, — она в горы, а он под скалистую землю. Но Набу уже носила второго ребенка, и ее родовые крики вытащили мужа из его укрытия. Темпус держал своего новорожденного ребенка и назвал его Еврус, дав ему имя Востока, где погибшая сестра младенца каждое утро поднималась в небо.

— Набу взяла листья и ветки и сделала из них куклу, как игрушку для своего сына. Но в скуке он вытаскивал листья и ветки, и Набу приходилось создавать новые. Поэтому вместо этого она дала ему веер из пальмовых листьев, а Еврус использовал его для создания восточного ветра.

В этот момент легкий ветер поднял паруса. Авер ахнула и засмеялась. Кай ухмыльнулся ей.

— Ты видишь? Сам Еврус наслаждается нашей сказкой.

Джаро нахмурился, и Кай усмехнулся. — Или, может быть, это Сюд, щекочет наши паруса, пока ждет своей очереди в истории. У Темпуса и Набу родился третий ребенок, и они назвали ее Циррус. Она была нежной и доброй, и ее смех создал первую музыку. Гордые родители часами тянули фрукты с деревьев, чтобы накормить ее и наблюдать, как их дочь блуждает по холмам и долинам, радуясь всему, чего касалась. Она делала землю более плодородной, куда бы ни ступала.

— Но в своей радости они забыли о своем втором ребенке. Еврус увидел, что их любовь к Циррусу больше, чем их любовь к нему. Поэтому он поставил ловушку для своей младшей сестры.

— Следуй за мной на вершину северной горы, — сказал Еврус, — где наша потерянная сестра, Солнце, каждую ночь перед сном подкрашивается небо розовыми красками. Так как Циррус, желала увидеть сестру, которую она никогда не знала, то последовала за братом на вершину. Когда она потянулась, чтобы попытаться коснуться Солнца, Еврус использовал пальмовую ветвь, чтобы сделать порыв ветра. Циррус потеряла опору на рыхлой скале и упала к земле далеко, далеко внизу.

— Но все было в порядке, — успокоил Кай Авер, — потому что Солнце увидела, как ее сестра падала и согнула свой свет на севере, заставляя множество цветов танцевать по небу, как предупреждение родителям. Темпус и Набу подняли глаза, увидев, как их маленькая дочь падает, и протянули ей пальмовую ветвь. Циррус поймала веер и использовала его, чтобы создать западный ветер, который поднял ее обратно на вершину горы.

— Когда они поняли, что пытался сделать Еврус, Темпус и Набу были в ярости. Темпус поднял сына и бросил его, насколько мог, до тех пор, пока Еврус не упал на скалистые берег острова.

Еще один порыв ветра резко наполнил паруса, словно гигантская рука ударила их.

Джаро нахмурился и покачал головой, но Кай продолжил рассказ. — Еврус жил там в течение бесконечного времени, в одиночестве, и когда…

— Он заслуживает того, чтобы быть в одиночестве, — сказала Авер, ее лицо сжалось в хмурой гримасе. — После того, что он пытался сделать с сестрой.

— Действительно, — сказал Кай. — Он заслужил страдания за это.

И опять, ветер закрутился на несколько секунд, но затем умер полностью. Мы все подняли глаза, чтобы увидеть паруса вялыми в первый раз за несколько недель.

— Нехорошо называть имя восточного ветра, находясь в море, — прошептал Джаро.

— Ты же на самом деле не веришь в это, — сказала я, но тоже почти шёпотом. Как будто какое-то невидимое враждебное ухо могло уловить слова. В конце концов, согласно легендам, бог восточного ветра создал Минакса, а в его существования, я конечно верила.

Джаро поднялся на ноги. — Если боги ветра откажутся от своих даров, мы останемся здесь, упокоенные и беспомощные. Это не путь моряка умереть, голодая в море…

— Этого достаточно, Джаро, — сказал Кай, ласково, но твердо. — Мы закончим сказку в другую ночь.

Авер скулила и умоляла о большем, но он остался твердым. — Другую ночь.

***

Помимо нескольких шквалов, погода была гостеприимной до конца путешествия. Однажды утром, когда я вышла на палубу, примерно через четыре недели после выхода из Тевроса, острова стали ближе к нашей боковой стороне. Темная, скалистая береговая линия неясно вырисовывалась впереди.

— Земля? — спросила я, нетерпеливо склонившись на перила.

— Пролив Акоденс, — сказал Джаро на своем родном языке. В течение прошлых недель мое понимание Судазийского языка стало вполне приемлемым. — Здесь мастера Огненной Крови охраняют проход день и ночь, хотя Ледокровные моряки никогда не рискую заходить так далеко — слишком много скал и смещённых песчаных отмелей для их больших кораблей.

Высокие, зубчатые скалы заслонили горизонт. Когда мы приблизились, текстура стала ясной: отвесной и щербатой, словно в камне застряла куча гнилых зубов. Узкая лента моря была пронизана между двумя вершинами, которые опирались друг на друга, вздымаясь к небу. Сторожевая застава была установлена, на выступи высоко над уровнем моря. Появились фигуры в оранжевых туниках. Один из них крикнул: «Назовите себя!» Кай назвал свое имя и был встречен дружескими криками.

Потребовалось несколько минут, чтобы переместиться между скалами, нависшими с обеих сторон. Морской бриз дул над палубой, когда она заскользила в узкие щели. Любая ошибка в управлении приведет к бреши в нашем корпусе. Похоже, весь экипаж задержал дыхание на время.

Как только мы прошли, напряжение спало. По улыбкам на лицах экипажа стало ясно, что мы находимся на пути к дому.

Я наклонилась над перилами и вдохнула полной грудью легкий влажный воздух. Погоде красовалась приветственной, солнечной жарой, из-за которой я хотела остаться на палубе весь день. Это был первый раз, когда я чувствовала себя действительно тепло на улице. Когда мы плыли на юг, я ощущала головокружительную силу солнца, пронзившую мою кровь.

В течение следующих двух дней пространство между островами стало еще меньше, пока мы не были зажаты с обеих сторон. У Кая была команда, измеряющая глубину моря через регулярные промежутки времени.

Затем, наконец, в один прекрасный день, раздался торжествующий крик от Авер, когда она увидела остров Сере, столицу. Когда она закричала Судазианское слово означающее дом, это был один из самых радостных звуков, которые я когда-либо слышала.

Дом. Мысль пронзила что-то глубоко в моей груди. Я была на земле моей матери и бабушки. Я жаждала увидеть это, даже больше, чем когда-либо признавалась сама себе. И я была здесь. Я сделала это.

Экипаж взобрался на такелаж или прижался к перилам, взволновано крича. Большой остров сформировался, его широкая бухта, покрытая изумрудными холмами, а позади него, дымка нескольких вершин, увенчанных пушистыми облаками, которые, казалось, делали небо голубым. Бухта была засеяна белоснежными судами, покачивающиеся в бирюзовой воде, в основном небольшие лодки, но были и крупные корабли. Возбужденные крики с берега принесли ответные крики и улыбки от экипажа. Внезапно погружаясь в то, что ни одна из этих улыбок и криков не были для меня.

Но несмотря на это, удар восхищения шипел в моих венах, когда я смотрела на песчаную береговую линию, интенсивно зеленые холмы, дым из вулканов, которые возвышались с надменным превосходством над другими горами. Все выглядело таким пышным и ярким, совершенно отличающимся от Темпезии и как-то больше, чем я когда-либо себе представляла.

Если бы только Аркус был здесь, чтобы увидеть это со мной.

Глава 9.

Кай молчал, когда наша карета поднималась по взгорью холма с боками, задрапированными зеленым плащом, а замок увенчался вершиной. Толстые стены соединяли четыре башни из тщательно подогнанных черных камней. Стиль был тяжелым и квадратным, без каких-либо шпилей или остроконечных крыш — больше похож на Аббатство Форванд, чем на ледяной замок Аркуса. Но, хотя на первый взгляд он казался довольно темным и неприступным, в нем была ясная красота. Окна были изогнуты, зубцы на башнях были такими же тонкими, как кружевная окантовка. Низкие стены, сделанные из красного и черного камня, граничили с садами, разразившиеся невероятно яркими цветами.

Темное каменное здание вырисовывалось, бросая глубокую тень над округлой гравийной дорогой. Трепет ускорил мое дыхание, когда карета остановилась. Я мечтала об этом, но в реальности были острые края и скрытые опасности. Королева больше не была фигурой воображения, а правителем с абсолютной властью здесь. Я отдаю себя полностью на ее милость и понятия не имею, чего она хочет от меня.

Чтобы прикрыть мое беспокойство, я выпрыгнула из кареты, не обращая внимания на протянутую руку Кая, и зашагала рядом с ним к открытым дверям. Стражники с серебристо-золотыми шлемами, каждый из которых держал искусно выполненные алебарды, стояли по обе стороны от входа. Кай, должно быть, был хорошо известен, потому что они даже не моргнули, когда мы вошли.

Щиты и оружие закрывали стены прихожей. Богатые резные столы из красноватого дерева были украшены фарфоровыми вазами с ароматными белыми цветами, их тяжелые цветы кланялись к стеблям.

Появился придворный и повел нас по длинному, освещенному солнцем коридору прихожей, потом по ряду извилистых лестниц башни, и провел нас мимо двух стражников, которые открыли дверь, ведущую в просторную комнату с позолоченной люстрой и серебряными факелами. Красно-золотистый ковер эхом повторял стиль драпированных золотых штор цвета граната, которые открывали двери на каменный балкон. Ветер наполнил комнату тяжелыми цветочными ароматами.

В комнате не было мебели кроме двух прочных тронов, оба были отделаны золотом и обтянуты красной парчой.

Не было трона из расплавленной лавы. Никакого темного, коварного присутствия не скрывалось из виду. Я не знала, то ли разочароваться, то ли вздохнуть с облегчением.

Худой, темноволосый мужчина в красной, атласной мантии занимал трон поменьше. Это должно быть муж королевы. Кай упомянул о нем на корабле, но мне потребовалось несколько секунд, чтобы вспомнить его имя: принц Эйко. Он исчез в фон рядом с королевой. Мое внимание пало на него, но потом было захвачено только ей.

Волосы темные, как полированный грецкий орех, текла в сложной косе через плечо. Сильный, хорошо сформированный нос доминировал на ее лице. Элегантная шея изогнулась в квадратные плечи, которые были обнажены над лифом вишневого платья. Рефлексивно проверяя признаки одержимости, я отметила, что не возможно было разглядеть вены на ее запястье на таком расстоянии.

Ее бездонные глаза остановились на мне.

Дрожь пробежала по мне, посылая импульсы энергии через мое тело и поднимая волосы на моих руках. Мечта стала реальностью. Я стояла в шаге от королевы Судазии, правителя Огнекровных, потомка первоначального правителя, благословленного Сюд.

И все же, это было не чистое счастье или восторг, которые я ощущала, но и страх. Кай сказал, что королева послала за мной, но он не сказал, почему. Надоедать ему вопросами и ждать ответов оказалось бесполезно. Я приехала добровольно, имея собственные планы, но я полностью вложила свою безопасность в ее руки. У нее здесь была вся власть, а у меня не было ничего.

Она поманила нас вперед.

Кай в какой-то момент взял меня за руку и переплёл со своей рукой. Он подвел меня на несколько шагов к трону и остановился. Он низко поклонился в пояс, и я опустилась в свои лучшие реверансы, тот, который Дориина заставила меня тренироваться снова и снова перед моим первым ужином с ледяным двором.

Королева просто молча смотрела на меня. Я почувствовала ее оценку в моих костях.

Ее внимание переключилось на Кая. Ее ноздри раздувались, и когда она заговорила, каждое слово было, похоже, на камень, падающий в пруд. — Что ты наделал?

Кай перевел дыхание, прежде чем ответить. — Я сделал так, как вы велели, Ваше Величество. Я нашел способ избежать Темпезианской блокады, а затем я проник в ледяной двор, чтобы найти ее.

— И это девушка? — Она щелкнула рукой в мою сторону мне.

— Ее зовут Руби Отрэра, — ответил он равномерно.

Ее выражение лица оставалось каменным. — Твоя задача была ясна: найдите девушку, передайте мое предложение — что она в конечном итоге получит приглашение в Судазию, если она будет служить моим шпионом, — а затем оставить ее в ледяном дворе.

Моя голова повернула в сторону Кая. Его отправили завербовать меня в шпионы? Если бы он смотрел на меня, он бы видел ярость в моих глазах, но он смотрел вниз с нехарактерным уважением. — Я сделал то, что счел необходимым, чтобы спасти ее, Ваше Величество. Наш… мой план был испорчен.

Я хотела схватить его и вытрясти из него правду. Вместо этого я сжала кулаки и смотрела спокойно, так как королева могла раскрыть больше, если не поймет, что я понимаю Судазийскую речь.

— Как так? — Холодно спросила королева.

— Она не была в безопасности. — Его глаза мелькали, чтобы оценить ее реакцию, как, если бы он знал, что это важная карта, для игры. — Ледокровные наемники пытались убить ее. Они говорили о группе под названием «Голубой Легион», целью которых является возвращение порядков, которые были при короле Расмусе.

Она вздохнула. — Я не вижу оснований полагать, что новый король ничем не отличается от предыдущего.

Раздражение зажглось в моей груди. Я хотела кричать, что она понятия не имела, о чем говорит, но вместо этого кусала внутреннюю часть губы, пока кожа не стала пульсировать.

— Мы не можем ей доверять, — сказала королева.

— Ваше Величество, — тихо сказал Кай, — я должен напомнить вам, что она уничтожила ледяной трон и убила своего короля.

Не правда. Это была одержимость Расмуса Минаксом, что привело его к собственной смерти, а не исправленная Огнекровным версия, чтобы выиграть мне пару очков.

Королева насмехалась. — Но она пощадила его брата, его преемника. И она охотно осталась при его дворе. Если бы она была истинной Огнекровной, она бы убила столько Ледокровных, сколько могла, прежде чем ее собственная жизнь была бы окончена. Ее единственная ценность для меня была в ее близости к королю — шпион Огненной Крови в ледяном дворе — и вместо этого ты предлагаешь мне девушку с уже устаревшей информацией.

— Возможно, я не сделал то, что вы ожидали, Ваше Величество, — утверждал Кай, становясь более уверенным, — но я считаю, что я дал вам что-то более ценное. Вместо того чтобы рисковать ее жизнью и потерей активов, она здесь у нас. Мы все еще можем использовать ее знания против Ледокровных: их сильные и слабые стороны, внутреннюю работу их двора, их планы.

Предупреждение Аркуса вернулось ко мне в спешке: я не должна была доверять лжи незнакомца. Чувство предательства, выстроилось в яростно белую злость в груди.

Королева задумалась на мгновения. — Что ты надеешься получить от этого, принц Кай?

Он сделал шаг вперёд, его спина выпрямилась. — Я хочу мой второй шанс, как было оговорено.

— Ты лишился этого, когда тебе не удалось выполнить свою задачу. Я должна бросить тебя в тюрьму за неповиновение.

Кай взглянул на меня беспокойно. Эмоции мелькали на его лице — расчет, нерешительность, решение — прежде чем он заговорил. — Новый король благоволит к ней. Он… заботится о ней. Вы можете использовать это в своих интересах.

Внезапное мое дыхание резко упало в тишину. Тепло текло по моим венам, словно искало выход.

— Насколько? — Спросила она.

— Намного, — сказал Кай, избегая моих глаз. — Она зовет его ласковым прозвищем. И ходят слухи, что она его любовница.

Мои руки чесались, чтобы остановить слова, выходящие из его лживого рта.

Кай продолжил. — Также есть слухи, что он намерен сделать ее своей королевой.

Аркус никогда не говорил ничего подобного! Это были просто разговоры между слугами и придворными и всеми людьми, которые возмущались мной и не доверяли Аркусу. Моя ярость горела так жарко, что это было близко к ненависти. Кай меня обманывал, рассматривая меня как козырь в какой-то игре, в которую я не знала, что он играет. И я ненавидела себя за то, что доверилась ему.

У королевы был осторожный взгляд, когда она осмотрела меня, словно видя что-то, что сперва пропустила. Я держала подбородок поднятым, предупреждая о моем неповиновении. Кажется, она не замечала. Она была слишком занята, вычисляя мою ценность, как кредитор взвешивавший золото.

— Король влюблен в девушку, которая растопила трон? — Она сильно рассмеялась. — Комический драматург не смог бы создать такой диковинный фарс. Ледокровный король, руководствующийся безрассудными эмоциями. Это выходит за общепринятые рамки.

Она одарила Кая улыбкой. — Возможно, я помилую тебя. Если то, что ты говоришь, правда, ты принес мне драгоценность из короны короля, столь ценную для него, что он сделает все, чтобы обеспечить ее безопасность. Я, может быть, держу его ледяное сердце в своей ладони.

При упоминании его сердца моя сдержанность сломалась. Мне нужно было выпустить давление и тепло, скопившееся у меня в груди, либо огнем, либо словами. Учитывая предостережения Брата Тисла относительно моего нрава, слова казались более безопасными.

— Король никогда не сделать ничего, что навредит его народу. — Я говорила на Судазианском, не заботясь, если моя речь была несовершенной, только чтобы она поняла. Мой голос был низкий и кипящий, с предупреждением. — Вы ошибаетесь в нем, Ваше Величество.

Ее брови поднялись. — Значит, ты признаешь, что ты особенная для него, — сказала она, глядя на меня так же одобрительно, как, будто я только что сказала ей комплимент. — Сколько ты стоишь, интересно? Пятьдесят кораблей? Тысяча? Возможно, сообщение с нашими условиями принесет некоторые плоды.

Она хотела выкупить меня за корабли? — Он не заплатит. Вы только спровоцируете его. — Правда это или нет, я хотела, чтобы она в это поверила.

— Тем лучше. Отправит ли он корабли в качестве оплаты за твою безопасность или отправит корабли в атаку, им придется пройти через пролив Акоденс. Наши корабли меньше, но они быстрее, более маневренны. И у нас есть огонь. И он дорогая моя, гораздо смертоноснее для деревянных судов, чем лед. Почему ты думаешь, набеги Ледокровных на Судазию всегда терпели неудачу?

Невидимый кулак сдавил моё горло. Конечно, Аркус бы не стал поддаваться ее требованиям?

Я была настолько опьянена идеей найти свой народ, что позволила себе поверить, что меня будут приветствовать с распростертыми объятиями. Вместо этого королева планировала использовать меня, чтобы нанести удар по Темпезии, которая теперь вдруг казалась домом. Если Аркус отреагирует на ее угрозы агрессией, это может означать война. Я чувствовала себя такой глупой — маленьким ребёнком — за то, что попалась в их ловушку.

Но я знала Аркуса. Он продумает каждую возможную ситуацию, просчитает опасность и выберет осторожность. Он никогда не рискнул бы так сильно и не доверился так слепо.

— Он никогда не будет торговать безопасностью своего народа для меня или любого другого человека, — сказала я, пытаясь восстановить самообладание, чтобы звучать спокойно и уверенно.

— Он будет, — ответил Кай. — Я бы поставил свою жизнь на это.

Я сжимала руки, чтобы не бросить в него огонь.

— Ты явно хочешь защитить короля, — заметила королева. — Возможно, ты планируешь шпионить за мной и посылать информацию ему.

— Я не шпион. Я не ваш враг. — Я поняла, что мое предупреждение о провоцировании короля было истолковано как угроза. Я вздохнула и попыталась восстановить ущерб. — У короля нет злых намерений по отношению к вам. Фактически, он составил мирный договор…

— Мир? — Она наклонилась вперед, ее темный взгляд был так устремлен, что у меня возникло желание сделать шаг назад. — Когда ледяной двор будет уничтожен, когда Огнекровные буду править, когда последний ледяной вдох будет изгнан из самого последнего Ледокровного, растворившись в воздухе, нагретым огнем моего народа, тогда и только тогда у нас будет мир. Я поклялась Сюд, что я не успокоюсь, и мои наследники не успокоятся до этого дня.

Комната была нагрета, воздух был густым, цепким и влажным. Гнев королевы был страшен в его неустанной жаре. Даже для меня.

Ее слова были ужасно похожи на слова короля Расмуса, ее стремление уничтожить Ледокровных, ощущалось как и его желание уничтожить Огнекровных. Испуганная тем, что может здесь быть, я провела ментальную проверку ума, но я не смогла обнаружить никакого намека на грозное присутствие, подобное тому, которое ощущала в присутствие ледяного трона. Если не Минакс вызвал у нее жажду крови, то, возможно, королева была еще опаснее, чем бывший Ледяной Король.

Ничто не шло, как ожидалось. Я пересекла океан, чтобы добраться сюда, но не стала ближе к выполнению своей миссии. Королева была в ярости, и она явно хотела выплеснуть свой гнев на меня. Упоминание о мире только подстрекало ее гнев.

Мне нужно было восстановить контроль. Брат Тисл сказал мне, что я должна добиться доверия королевы и мастеров.

Я сделала шаг вперед. — Я горела, чтобы отомстить Ледокровным, Ваше Величество. Я хотела убить короля Расмуса, и теперь он мертв. Неужели это нечего не доказывает вам? Я не сделала ничего, чтобы действовать против вас.

— Ты приехала из Темпезияи без моего разрешения, — холодно ответила она. — Этого достаточно, чтобы заработать место в моей тюрьме.

— Она не знала наших правил, моя королева, — вмешался Кай.

— Но ты знал, — огрызнулась королева Налани. — Тюремное заключение может научить тебя ценностям послушания, уроку, который тебе очень нужен, принц Кай.

— Хорошо, Ваше Величество, — быстро сказал он, — но я прошу вас дать Руби шанс проявить себя. Прошу вас и принца Эйко внимательно рассмотреть этот вопрос, прежде чем вы решите.

Мужчина, сидящий рядом с королевой — принц Эйко, склонился к жене. — Моя дорогая, я должен согласиться с мальчиком. — Его взгляд переместился от нее ко мне, его длинное угловатое лицо, нарисованное серьезными, почти резкими линиями. Глаза его сузились, таким образом, что мне не понравилось. — Она может быть нам полезна в некотором роде, что пока неясно.

Королева Налани повернулась к нему. — Какая польза от нее здесь? Если Ледяной Король заботится о ней, я никогда не смогу ей доверять.

— Возможно, если бы ты испытала ее способности, — предположил принц Эйко, — ты бы узнала, сможет ли она служить тебе в каком-нибудь другом качестве. — Хотя он утверждал в мою пользу, интенсивность в его голосе была нервной.

Взгляд королевы Налани переместился ко мне. — Что помешало тебе убить брата бывшего короля — короля Аркануса? Если бы ты это сделала, преемственность была бы оспариваемой, и это привело к хаосу в королевстве. Если не считать этого, ты могла бы быть моим шпионом. Ты бы лучше служила мне, подрывая ледяной двор изнутри.

— Я ничего не знала о ваших желаниях, Ваше Величество, — сказала я почтительно. Не время было спорить. — Возможно, если вы будете обучать меня по-своему, я буду лучше знать, как вам угодить в будущем.

— Или как ударить меня в спину. — Ее ноздри раздувались.

Я проглотила желание поспорить. — Моя преданность находиться перед вами, Ваше Величество. Я ненавижу ледяной двор и всех в нем. — Кроме Аркуса, мысленно добавила я.

Я склонила голову, чувствуя взгляд Кая на меня. Но сейчас не время позволять гордости или смущениям мешать мне, спасти мою шею. И Каю тоже.

Принц Эйко наклонился вперед. — Почему ты согласилась приехать сюда, юная леди? Что ты ожидала получить?

Я глубоко вздохнула и встретилась с ним взглядом. — Я мечтала приехать сюда всю жизнь. Моя бабушка рассказывала мне истории об этой земле и ее красоте, о богатстве, культуре и ее истории. — Это было правдой. — Я жаждала быть там, где Огнекровных ценят, а не бранят. Я выросла, скрывая свой дар. Затем, когда моя личность была раскрыта, меня ненавидели и боялись. Моя жизнь ничего не стоит для ледяного двора. — Это также было правдой.

Наступила тишина. Казалось, взгляд королевы смягчился. Я вызвала ее сочувствие. Мне нужно было продолжать, пока я держала преимущество.

Я слышала разговоры на корабле о том, что мастера Огненной Крови высоко ценятся. Доказать мою полезности, казалось хорошим началом.

— Возможно, вы могли бы проверить меня, как предложил принц Эйко. — Я была осторожна, чтобы не допустить какого-либо намека в моем тоне. — Принц Кай объяснил, что любой может попытаться пройти испытания Огнекровных, независимо от его происхождения. Вам было бы приятно, если бы я стала одним из ваших мастеров?

Маленькая улыбка играла в уголках ее губ. — Ты говоришь слишком сладко, чтобы доверять, юная леди. Хотя я ценю, насколько хорошо ты предвидишь, что я хочу услышать.

Я сжала руки перед собой и прямо взглянула на нее. — Я восхищаюсь вами, и я сделаю все, чтобы получить ваше одобрение. — Это было не сложно сказать. В этих словах была правда, возможно, больше, чем я хотела признавать самой себе. Я хотела завоевать ее доверие, чтобы быть по-настоящему принятой. Быть одной из них.

Она повернулась к мужу. — Как ты думаешь, принц Эйко? Что я получу, удовлетворив эту просьбу?

Его ответ был почти готов. — Ей удалось уничтожить ледяной трон, что мог совершить только могущественный Огнекровный. С обучением она могла бы превзойти некоторых из твоих самых сильных мастеров. Возможно, Сюд прислала нам этот подарок. Мы будем небрежны, если не рассмотрим такую возможность.

Выражение королевы было спокойным, но она, казалось, тщательно взвешивала его слова. Наконец, она снова обратила внимание на Кая. — Говори, молодой принц. Тебе всегда есть что сказать.

— Я видел, как она использовала свой огонь, и ее дар силен, — сказал Кай. — Она могла бы стать ценным дополнением к мастерам. — Он колебался, прежде чем добавить низким, почти срочным тоном: — И это может раскрыть вещи о ее даре, которые могут представлять большой интерес.

Между бровей королевы Налани образовалась склад. Кажется, что между ней и Каем прозвучало молчаливое сообщение.

— И предположим, что она использует свою подготовку и знания против нас?

— Мы ничего не рискуем, потому что она здесь, и мы можем ее сдержать, — ответил Кай.

— Я никогда не буду использовать свои знания против вас или вашего королевства, Ваше Величество. — Нет, я буду использовать их, чтобы спасти Темпезию. Мне нужны знания мастеров. Как только я узнаю, как уничтожить Минакс, я уйду.

Она долго смотрела на меня, потом, наконец, покачала головой. — Я не могу позволить себе рисковать. — Мое сердце сжалось, когда она продолжила. — Не думай, что с тобой буду плохо обращаться, юная леди. Я понимаю, что принц Кай привел тебя сюда. Но я не могу тебе доверять. Ты будешь находиться в моей тюрьме, пока я не решу, что с тобой делать.

Капелька пота пробежала вниз по моей спине. Я дико размышляла о том, что может изменить ее мнение. Принц Эйко выглядел невозмутимым ее приговором, но Кай показал свое волнение, беспокойными движениями и оживленным дыханием.

— Ваше Величество, пожалуйста, — начал Кай.

Королева подняла руку. — Не трать впустую свое дыхание, юный принц. Я выберу подходящее наказание за твое непослушание. Только верность вашей семьи спасла тебе от тюремного заключения. Ты останешься в моем замке, пока я не решу, что делать. Только знамение от самой богини изменит мое решения в данный момент.

Когда королева нахмурилась глядя на него, сильный поток ветра пробился через балконные двери, поднимая тонкие занавески. Факелы склонились и замерцали. Горячий, влажный воздух застыл, словно одеяло на моей коже.

Королева удивленно посмотрела на него. Принц Эйко повернулся к ней и улыбнулся. — Полагаю, у тебя есть ответ Сюд, дорогая.

Она замолчала на мгновение, прежде чем кивнуть. — Действительно, кажется, Сюд говорит с нами. Тогда я решила. — Она спокойно вздохнула как, будто напряжение и неопределенности утекло из нее. — Руби.

— Да?

— Ты будешь допущены в школу для оценки и обучения. Если мастера объявят тебя подходящим кандидатом, я разрешу тебе пройти испытания. Если ты пройдешь их, ты будешь инициирована как мастер Огненной Крови и поклянешься в верности Судазии. Если ты прошла такой длинный путь, чтобы принять свое наследие, это дает тебе определенную степень доверия в моих глазах. Возможно, однажды оно возрастет до такой степени, что я позволю тебе жить здесь свободно.

Облегчение было настолько большим, мне пришлось свести колени, чтобы оставаться в вертикальном положении.

— Тебе придется рисковать своей жизнью на каждом этапе испытания. И будут жертвы, к которым ты не сможешь подготовиться. — Ее темные глаза завораживали меня. И у меня было ощущение неудобства, которое она могла видеть в моей голове, она как будто знала мои мотивы и видела то, что я пытаюсь скрыть.

— Ты должна будешь обещать себя мне, если ты станешь мастером, — добавила она. — Твоя преданность, твоя жизни, будут моими.

***

Когда мы вышли из тронного зала, Кай повел меня вниз по лестнице башни и через длинную аркаду с залитыми солнцем арками, поддерживаемыми толстыми круглыми колоннами.

Когда мы благополучно вышли из поля зрения каких-либо придворных или стражников, я обернулась и толкнула его в грудь. — Шпион? — Я едва могла произнести слова.

Он скрестил руки на груди и прислонился к колонне. — Я никогда не лгал.

— Ты сказал, что королева послала за мной!

— Возможно, я… слегка не сказал всей правды, чтобы облегчить твои заботы. И я знал, что королева будет рада тебя, как только ты окажетесь здесь.

Его отказ признать вину ввел в бешенство. — И это, по-твоему, был радушный прием?

— Разве кто-то навредил тебе? Если ты помнишь, я сказал, что ты сможешь тренироваться, чтобы стать мастером Огненной Крови. Королева согласилась позволить тебе пройти испытания. И довольно легко, я могу добавить.

— Ты забыли упомянуть, что она по существу будет владеть мной, если я пройду.

Его брови чуть поднялись. — Все знают, что мастера — марионетки королевы.

— Я не знала этого! — Внезапно я была расстроен больше собой, что не надавила на Кая для получения дополнительной информации до и во время нашего путешествия.

Он бросил взгляд в окно на фигуры во внутреннем дворе. Несколько любопытных лиц были повернуты в нашу сторону.

Я подняла голос. — И мне все равно, кто слышит!

— Тогда, давай, — сказал он, более учтиво, чем когда-либо, — расскажем нам свои секреты прямо здесь. Я только подумал, что ты, возможно, предпочтешь говорить об этом в уединении в своей комнате. Вперед, кричите все это перед двором. Они любят хорошее шоу.

Я вздохнула и опустила голос. — Зачем привозить меня сюда, если это не то, чего она хотела?

— Чтобы спасти твою жизнь, во-первых. Впрочем, ты не выказала ни чуточки благодарности за это.

— Не строй из себя альтруиста. Ты пытаешься обменять меня на второй шанс.

Его подбородок поднялся. — Некоторым из нас приходится бороться за то, что другим доступно так легко.

— Перестань увиливать. Ты злобный принц, ради Сюд.

Румянец подкрался к его щекам. — Ты ничего не знаешь о Судазии. Ничего. И до тех пор, пока ты этого не сделаешь, не смейте судить меня, леди Руби.

Он сказал это так, будто я была глупой. Я хотела наброситься на него. Запустить в него огнем. Но он мог сделать то же самое и многое другое. Это было его областью, не моей.

И как бы он не был зол на меня, это я была дурой, которая поверила ему.

Он повернулся, и продолжил идти по коридору в ускоренном темпе.

— Подожди, Кай, — сказала я, борясь со своим нравом.

— Что? — Он не сбавил темп.

— Где трон?

Это остановило его. Он повернулся и посмотрел на меня с раздражением. — Мы только что вышли из тронного зала.

— Я имею в виду трон Сюд. Черная горная порода, текущая расплавленной лавой. Массивная и пугающая. Звучит знакомо?

— Этот трон был разрушен в извержении вулкана, вместе со старым замком и всем в нем.

Нет. Этого не может быть. Я рассчитывала найти огненного Минакс в троне Сюд.

— Когда? — спросила я.

Он покачал головой. — Я не знаю, это случилось до того как я стал достаточно взрослым, чтобы что-то запоминать. Большая часть острова была эвакуирована на некоторое время. Здесь все было перестроено. Это единственный замок, который я помню.

Я приложила руку к животу, мои плечи сгорбились, как, будто я только что получила удар по телу. Какой я была дурой. Стремилась в Судазию с чуть большим чем горсткой историй и множеством предположений.

— Руби, ты в порядке? — Кай положил мне руку на плечо.

Я выпрямилась, и его рука упала. — Я в порядке. Покажи мне мою комнату.

Пришло время приступить к разработке новых планов.

Глава 10.

Я провела ночь в комнате для гостей, украшенной в синих и золотых цветах, с вышитыми бисером подушками, расписными вазами, заполненными гибискусом, и лампами из цветного стекла. Каркас кровати был крупным и сложным, с четырьмя отполированными деревянными столбами в голове и четырьмя столбами у подножия, поднимающимися вверх к изысканной деревянной раме, задрапированной кремовым шелком, наверху.

Я лежала на кровати, но не спала. Мои мысли мчались.

Несмотря на потрясения и разочарования прошлого дня, мало что изменилось. Отсутствие трона не изменило моей основной миссии. Мне нужно было найти книгу. Это раскроет, как уничтожить Минакса, и я верила, что было несколько способов сделать это. Поиск книги означал получение доступа к школе Огнекровных, что означало проведение испытаний.

Я могла бы на самом деле стать мастером Огненной Крови. Я была достаточно сильной и достаточно мощной, чтобы быть замеченной. Но я больше не могла себя обманывать: на каком-то уровне я хотела этого. Я хотела проверить свои способности и овладеть ими. Чтобы проявить себя. Чтобы быть больше, чем я есть.

Волнение продолжалось несколько секунд, пока я не вспомнила, что означало прохождение испытаний: обещание моей жизни королеве. Отказаться от моей свободы. Следовать ее приказам.

Я больше никогда не увижу Аркуса.

***

Школа Огнекровных была приземистым зданием из зеленовато-желтого камня. Яркие розовые и красные цветы в глиняных горшках смягчили линейный фасад с нежными листьями и круглыми бутонами. Изящно изогнутый дверной проем вел во внутренний двор, где перемещались и выходили пары студентов, их ворчание и возгласы смешивались с диссонирующей музыкой деревянных духовых инструментов, дрожащих при легком ветер.

Высокий мужчина вышел через дверной проем и поклонился. У него был кривой нос, похоже, что он был сломан и исцелен не один раз, округлые скулы и глубокие борозды, вырезанные между его бровей. Через темные волосы пробежала полоска красновато-оранжевого цвета, а седина коснулась его висков. Его волосы были собраны назад и закреплены на затылке.

Его взгляд двинулся на меня с какой-то целенаправленной оценкой, которую я видела на лицах, конюхов оценивающих лошадей. По его закрытому выражению невозможно было сказать, прошла ли я осмотр. По крайней мере, я аккуратно заплела волосы, и служанка постирала мою тунику и штаны, прежде чем выложить их на кровать в это утро.

— Это Мастер Даллр, — сказал Кай, первые слова, которые он произнес после приезда, чтобы забрать меня в напряженную и тихую поездку на катере. — Он старший учитель и отвечает за эту школу.

Мастер Даллр просто кивнул и повернулся, ведя нас внутрь. Он и Кай обменялись любезностями, а я огляделась. Студенты от десяти лет до вполне взрослых проводили спарринги в большом открытом дворе, используя только свои руки и ноги как оружие: удар ногой, удар кулаком, блокируют и переворачивают своих противников. Они не использовали огонь. Через несколько минут, один из мастеров, — это можно было понять по ее ярко-оранжевой тунике, в то время как студенты носили солнечно-желтый цвет, — громко свистнула. Все отошли назад, образуя круг, который оставил центр двора пустым. Другой мастер назвал имена и два студента шагнул вперед. Они поклонились, заняли свои позиции, согнулись колени, кулаки наготове и по команде начали двигаться.

Противники явно не были новичками, но и не совершенными. Некоторые движения были быстрыми и хорошо выполненными, в то время как другие были своевременными или плохо нацеленными. Отвечающий за их спарринг мастер поправлял их, и ученики вносили соответствующие корректировки. Затем мастер сказал слова, которое я не узнала, и выстрелы пламени из рук учеников, встретились в центре и текли к небу.

— Что он сказал? — Я спросила Кая, который сидел справа от меня, скрестив ноги на утрамбованной земле. В моем любопытстве я забыла, что не разговариваю с ним.

— Команды даются на древнем Судазианском язык, — прошептал он, и лишь слегла изогнутая губа, выдала, что он заметил, что я нарушила мое молчание. — Первое слово означало «выпуск». Следующее слово означало «спираль», и этот шаг теперь называется «щелчком».

— Это похож на «Хвост дракона».

Кай пристально посмотрел на меня. — Это сочетание спирали и щелчка. Ты знаешь это?

Я кивнула, неосознанно делая движения в воздух. Брат Тисл приложил огромные усилия, чтобы научить меня этому много месяцев назад, когда я изо всех сил пыталась получить основные знания по управлению своим даром.

Я заметила, что кто-то наблюдает за мной и повернула голову, чтобы увидеть Мастера Даллра. — Возможно, наша гостья очень хочет показать нам свои навыки в тренировочном бою, — сказал он. Прежде чем я успела ответить, он встал и свистнул. Студенты немедленно прекратили спарринг и поклонились, прежде чем бегом сесть в круг.