Огненное дыхание Земли

Глава 25. Неразрешимая дилемма

Я не мог уснуть. Я сомневался. Долго ворочался в кровати, прислушиваясь к звукам ночи. Мерещилось, что дом дышит своей жизнью, что он — живое существо, которое не подчиняется нашим законам и правилам. А ещё казалось, что это существо мне совсем не дружественно, враждебно.

Разумеется, ощущения были навеяны недавним разговором. Обсуждаемая тема поразила меня, мобилизовала воображение, которое в своих играх рождало бредовые образы и идеи.

В соседней комнате спала Зоя. Она тоже долго не могла успокоиться. Я слышал, как она ходит по комнате, слышал неровную поступь человека, охваченного тяжёлыми размышлениями. Именно тяжёлыми, ведь я не сомневался в том, что Зоя переживает больше не из-за открытия профессора, а из-за несостоявшегося разговора между нами. Временами из её комнаты доносились резкие звуки — вероятно, Зоя переставляла стул с места на место. Я представлял себе, как она садится возле окна, смотрит в звёздное небо, плачет и что-то тихо шепчет. Иногда даже казалось, что слышу её приглушённый голос и негромкие отрывистые всхлипывания. Но, разумеется, мне это только казалось.

Ближе к полуночи в её комнате воцарилась тишина, и я решил, что Зоя всё-таки смогла уснуть.

Через узкий коридор напротив располагалась комната профессора. И он тоже не спал. Профессор Тельман работал — я слышал, как он перебирает бумаги, периодически встаёт, расхаживает по комнате, половицы под ногами громко скрипят, а профессор бормочет себе под нос. Если бы не один и тот же голос, то можно было бы подумать, что разговаривают два разных человека — настолько эмоционально и на разные лады профессор обсуждал сам с собой волновавший его вопрос. Временами чувства подшучивали надо мной, однако, прислушавшись, каждый раз различал только один голос — голос профессора.

Вскоре и он тоже затих.

А я не мог уснуть. Лежал в кровати, ворочался с бока на бок и думал.

Думал о том, что женщины, даже самые умные, всегда идут на поводу у эмоций. Пытаясь решить какую-либо проблему, они могут всесторонне её изучить, досконально проанализировать данные, однако всё равно в итоге поддадутся чувствам и упустят самый важный момент. Такова их природа, просто — особенность женской психологии, и в этом нет ничего удивительного.

Дейдра — в высшей степени спокойная и уравновешенная личность — правильно прочла мою карту и увидела мою двуликость. Инстинкт собственника взыграл, она расценила мою двойственность как потенциальную угрозу нашему с ней союзу и благополучию — не без основания, следует заметить. Однако стал бы я давать волю чувствам, допустил бы развитие отношений с Зоей, если бы не был уверен, что между мною и Дейдрой всё кончено, если бы знал, что дома меня ждут, что есть к кому вернуться? Дейдра сама порвала, сожгла мосты, и таким образом развязала мне руки. Это не поиск самооправданий, а констатация факта.

В решающий момент эмоциональность, присущая женской природе, взяла верх, затмила разум, помешав Дейдре учесть одну маленькую, но важную деталь.

Доктор Кальвин — безусловно, большой аналитик, холодный учёный — для того, чтобы разгадать загадку, рассматривала мою карту чуть ли не под микроскопом, но всё равно ни черта не поняла. Против натуры не попрёшь — она так сильно переживала по поводу того, что не может найти верное толкование, но не увидела решение на самой первой странице моей карты.

Ответ лежал на поверхности. Для этого достаточно было взглянуть на дату моего рождения.

Стоило учесть дату рождения, чтобы понять, что я родился сразу под двумя знаками зодиака. На самом деле я — не стрелец, я — змееносец.

Знак змееносца частично покрывает сектор знака стрельца и не признаётся официальной астрологией. Даже в таком гармоничном мире найдутся люди, которые будут считать себя изгоями, и этими изгоями стали мы, те, кто причисляет себя к змееносцам.

Дейдра, как и доктор Кальвин, была права: я действительно двуликий. О чём-то подобном догадывалась и Зоя. Однако ни одна из них не смогла определить природу этой двуликости…

С Терри Клиффордом я познакомился, когда учился в университете. Было это на каком-то митинге в поддержку чего-то там — не помню точно, чего именно. Акцию организовал Орден Змееносцев, а как я туда попал — ума не приложу. Был я изрядно навеселе и вёл себя активнее всех других. Вот и приметил меня Клиффорд.

После акции Клиффорд позвал выпить. Узнав о том, что я тоже змееносец, предложил поучаствовать в следующем мероприятии. Отказывать было как-то неудобно, и я согласился. Чуть позже предложили вступить в Орден, я долго отнекивался, однако меня дожали. В общем, завертелось.

Не скажу, что целиком и полностью проникся идеями Клиффорда и его организации, что доверял им, но всё же нашёл в них что-то для себя. С одной стороны, сыграл свою роль дух бунтарства, коим тогда был одержим. С другой стороны, все мы немного одиноки, каждому нужна поддержка, а в Ордене её оказывали сполна.

Когда Орден попал в число запрещённых организаций и ушёл в дикое подполье, я уже перебесился, постарался отойти от дел, по крайней мере — участвовал в них уже не так активно, как раньше. Клиффорд понял меня, особо не настаивал и теперь появлялся в моей жизни крайне редко. Как правило, просил сделать что-нибудь необременяющее: оплатить оказавшемуся в беде змееносцу билет на стратолет, перевезти посылку или документы из пункта А в пункт Б и прочую незначительную суету.

Подобные задания меня, как правило, не напрягали. Выполнял их легко и непринуждённо. Мотивацией к действиям служил долг перед диаспорой змееносцев, которых я воспринимал как товарищей по несчастью.

Тем сильнее обескуражил звонок Клиффорда, который имел место пару месяцев назад. Клиффорд извинился за вторжение и попросил о встрече. Я попытался отговориться, но как всегда не смог.

В забегаловке, где мы с ним встретились, Клиффорд принялся расспрашивать о профессоре Тельмане и его работе. Немало подивившись проявленному интересу, я поведал ему всё, что знал. Когда Клиффорд понял, что особой ценности мои знания не представляют, изложил суть своей просьбы.

Как оказалось, профессор работает над проблемой, которая живо интересует людей из Ордена. Что это такое, Клиффорд пояснить затруднился, но исследования профессора крайне любопытны и могут иметь важные последствия. Змееносцы уже давно пытались выйти на профессора Тельмана, однако тот в корне пресекал возможность контакта с Орденом. Клиффорд уже подумывал о более решительных действиях, но тут сам случай предоставил ему великолепную возможность в лице меня. Пусть я уже давно не общаюсь с профессором, пусть разминулся с ним не на самой приятной ноте, но лучшей кандидатуры на роль посланника всё равно не сыскать.

Когда Клиффорд рассказал, я, разумеется, взял с него гарантии того, что вся эта затея не повредит профессору. Клиффорд уверил в своих благожелательных намерениях, объяснил, что собирается действовать лишь посредством добровольных переговоров, поклялся, что при возникновении хоть малейшей угрозы для профессора, работа в этом направлении будет прекращена. Я верил Клиффорду и согласился содействовать. Нужна была лишь причина, удачное стечение обстоятельств для встречи с профессором. Впрочем, их ждать долго не пришлось: вскоре нашёлся вполне официальный повод для визита в горы…

Я приподнялся и сел на кровати, опёрся спиной о стену. В окно светила Луна — тонкий серпик холодного белого серебра.

Где-то там, на дальней орбите, вращается маленькая станция. Как её?.. «Ксения», да, точно — «Ксения»! На «Ксении» несколько десятков человек работают над созданием огромной базы. И среди них — Дейдра. Дейдра, так и не понявшая меня и убежавшая на далёкую станцию…

Чем бы закончилась эта история, если бы Дейдра осталась со мной?

Что-то острое впилось в сердце.

К чему я это? Зачем ворошить прошлое, вспоминать того, кто для тебя уже давно потерян?

Я отвернулся от окна и уставился в противоположный конец комнаты, в темноту.

Теперь я знаю об открытии профессора Тельмана всё или почти всё. Но так и не понимаю, зачем он понадобился Клиффорду. Абстрактное знание, почти неприменимое в борьбе змееносца за их идеалы, — какой ему в этом толк?

Не понимаю. Однако это не должно отразиться на исходе миссии. Я нашёл профессора, установил контакт. Остаётся лишь отчитаться перед Клиффордом. Нужно встать, сделать несколько шагов до стола, взять видеофон и набрать его номер. Сказать что-то вроде: задание выполнено, профессор рядом, что я должен ему передать?

Но я не находил в себе сил сделать. Было в этом что-то низкое, противное. Не это ли предательство, о котором говорила доктор Кальвин? А может быть, Клиффорд уже давно предал меня, и намерения его далеко не благожелательны? Что если они замышляют что-то подлое, и я им только содействую в их грязном деле?

Если профессор прав, то Земля явно не симпатизирует змееносцам. Возможно, конечно, это было неприятие лишь моей миссии. Ведь Земля точно сопротивлялась мне и моим действиям. Подобно огненному дыханию, которое практиковала Зоя, Земля пыталась избавиться от меня, сделать так, чтобы не дошёл до конца.

Земля воздействовала на собаку, и та бросилась на водителя красного седана. Земля завладела волей и разумом таксиста, который напал на меня. Земля пыталась остановить камнепадом, снегом, бурей, а хозяева леса чувствовали это и своим поведением хотели сказать мне. Всё это неоспоримо свидетельствовало: Земля не хочет, чтобы профессор Тельман участвовал в делах змееносцев.

С другой стороны, если эзотерические выкладки верны — планета действительно обладает разумом и волей настолько, что снизошла до такой ничтожности как отдельно взятый человек — если это так, то Земля ведь могла действовать порешительнее. Она ведь всемогущая, она запросто могла убить меня. Может быть, Земля не очень сильно хотела остановить? Мол, нежелательно, конечно, но если доберётся до конца, то и чёрт с ним, ничего страшного…

Я сомневался, в ходе командировки постоянно звонил Клиффорду, который обладал гораздо большей информацией. Однако и он точно не знает, что тут и как. Создаётся впечатление, что никто толком об этом ничего не знает, да и я, если честно, не уверен в происходящем. Возникла проблема, куча вопросов, но мы как всегда не знаем на них ответы.

«Что же делать? — в отчаянии спрашивал я себя. — Звонить Клиффорду или отключить видеофон, рассказать всё Зое и профессору, потеряться в горах?»

Если позвоню, то наверняка потеряю Зою. К тому же, подставлю профессора. Это уж точно предательство по отношению к ним.

Что важнее? Насколько значим для меня Орден, его идеи, работа, которую для них делаю, обязательства, которые взял?

Или Зоя? И её отец — мой учитель и старый товарищ по экспедициям.

Чувство долга или…

В голове в такт тяжёлому пульсу билась одна мысль: нужно лишь подойти к видеофону и набрать номер…