Огни маяка

Игорь Любимов
СТАРАЯ БЕСКОЗЫРКА

Командир корабля был чрезвычайно удивлен: за два месяца службы Алексей Близняк успел зарекомендовать себя одним из самых дисциплинированных матросов нового пополнения. И вдруг случилось такое! И командир корабля, выслушав доклад старпома, приказал немедленно вызвать к нему виновника происшествия.

Накануне вечером, незадолго до раздачи коек, Близняк разбирал свои вещи, аккуратно уложенные в чемодане. Сидевший рядом матрос Зотов, случайно заглянув в чемодан, увидел в нем бескозырку и, когда Близняк отвернулся, ловко выхватил ее из чемодана. Это была старая бескозырка, потерявшая от времени цвет и форму, и на ее гвардейской ленточке почти невозможно было разобрать надпись.

Зотов — большой шутник и весельчак — набросил бескозырку на голову, прихлопнул ее ладонью и, забавно скорчив лицо, пошел под дружный хохот матросов по кубрику, прихрамывая и нараспев выкрикивая:

— Шурум-бурум, старья берем!..

Близняк, услышав смех, обернулся. Секунду он стоял неподвижно, потом, побледнев, бросился к Зотову, сорвал с него бескозырку и закричал:

— Идиот!. Комедиант несчастный!..

Что произошло бы дальше — сказать трудно. В этот момент дверь раскрылась, и в кубрик вошел старпом, совершавший вечерний обход корабля.

Близняк не пытался объяснить свое поведение, и старпом счел нужным наложить на него взыскание. При докладе командиру корабля он вскользь упомянул об этом инциденте.

Происшествие, однако, заинтересовало командира. Он вызвал к себе матроса.

— Товарищ Близняк, мне доложили о вашем поступке. Я хотел бы знать, почему вы так грубо реагировали на шутку Зотова и что это за бескозырка, из-за которой вы оскорбили своего товарища?

Юноша чуть приоткрыл рот, как бы желая что-то сказать, ко только пересел дыхание и не проронил ни слова.

— Сядьте,- показал командир на стул,- и расскажите все начистоту.

Разговор продолжался больше часа… А вечером в большом кубрике собрался весь свободный от вахт и дежурств личный состав корабля. Рассказ командира корабля был выслушан в глубоком молчании.

…Горячее солнце льет полуденный зной на тихий приморский поселок. По пустынной улице, вдоль белых домиков, прикрытых зеленью фруктовых садов, медленно шагает прохожий.

Тяжело ступая запыленными сапогами, он внимательно смотрит по сторонам, изредка останавливаясь у ивовых плетней, На нем черный матросский бушлат, из-под которого синеет полосатая тельняшка; на голове помятая бескозырка с черно-оранжевой лентой, тисненной пятью золотыми буквами-«Варяг»; за спиной тяжелый солдатский мешок. Лицо уже немолодое, светлые глаза чуть прищурены.

Матрос остановился у одной из калиток. В глубине чистого дворика в тени старых яблонь спряталась белая хата.

На крыльцо вышла женщина с ведром в руках. Прикрывшись ладонью от солнца, вгляделась в стоящую у плетня фигуру, на мгновение замерла, потом тихо ахнула, прижав руки к груди, — ведро со звоном покатилось по ступенькам.

Толкнув низенькую калитку, матрос вошел во двор, женщина бросилась ему навстречу. Он крепко прижал ее к себе правой рукой, она же то припадала мокрым от слез лицом к жесткому сукну бушлата, то, подняв голову, всматривалась в его глаза, гладила его впалые щеки и все повторяла;

— Никита, Никитушка… пришел, вернулся, голубчик ты мой родной!

За плетнем остановилась группа мальчиков, видимо, только что пришедших с моря,- у них еще не просохли взъерошенные волосы и блестели на солнце мокрые рубашонки. Впереди стоял паренек лет двенадцати, с любопытством, как и другие, смотревший на происходившее. В его больших серых глазах сквозило недоумение.

— Ваня! — воскликнула женщина. — Ведь это батя… батя вернулся!.. Иди скорее, поздоровайся, Ваня!..

На липе мальчика появилась застенчивая и несколько недоверчивая улыбка; он продолжал все так же внимательно смотреть на стоящего рядом с матерью человека, но не двинулся с места.

Ласковый взгляд матроса встретился с глазами сына.

— Иди же, ну, иди…- подталкивали его товарищи, а Ваня все стоял.

И только когда отец сделал первый шаг, Ваня нерешительно двинулся к нему навстречу. Но стоило матросу, нагнувшись, обнять его, как жгучая волна радости захлестнула мальчика, и он понял, что наступила та долгожданная минута, о которой так часто мечтал он с матерью.

Матрос поднял одной рукой мальчонку, и только теперь заметили жена и сын, что левый рукав бушлата заложен в карман, а на груди отца тускло поблескивает белый крестик, прикрепленный к черно-оранжевой полосатой ленточке.

…Так вернулся домой после русско-японской войны Никита Близняк — матрос первой статьи с крейсера «Варяг».

А спустя восемь лет был призван на военную службу во флот и сын его Иван. В день расставания отец вынул из сундука бескозырку и, подавая се Ване, сказал:

— Вот тебе, сынок, мое флотское благословение. Береги и вспоминай отца. Крепко помин, что отец твой воевал за Родину и русский народ. Служи и ты так же честно своему народу…

Застонав, Иван тяжело повернулся и открыл глаза. Было темно и тихо; сильно болела голова, хотелось пить. Возвращавшееся сознание постепенно восстанавливало в памяти нить прошедших событий: были в разведке, обнаружены белыми… окружены… рукопашная схватка…

Близняк с трудом приподнял голову и огляделся. В полумраке серели бревенчатые стены большого сарая.

Рядом с Иваном лежал матрос в бушлате.

— Что. друг, очухался? — негромко произнес он.

— Голова трещит,- ответил Близняк, продолжая всматриваться в глубину сарая.- Куда это нас занесло? — И, помолчав, спросил: — А эти кто? — У противоположной стены он рассмотрел несколько неясных фигур.

— Пленные,- сказал матрос тихо.- Как мы с тобой. Эх, и дело было! — воскликнул он вдруг, подползая ближе к Ивану.- Ну, да и мы немало их уложили!

— А как Петров?

— Цел Петров, вон позади меня лежит. Петров! — негромко позвал матрос.

— Здесь я,- неохотно откликнулся хрипловатый голос, и в полумраке показалась голова красноармейца в серой буденновке.

— Вот что, хлопцы,- проговорил Близняк, с усилием приподымаясь.- Если кто из нас в живых останется, надо тот план, который я зарисовал,- он понизил голос до шопота,- и все другие сведения доставить командованию. Они там позарез нужны. Все спрятано у меня в бескозырке, Я се…

Он не договорил,- снаружи послышался приближающийся топот ног, громкие голоса, затем лязг отодвигаемого запора. Вместе со скрипом двери в темноту ворвался яркий солнечный свет. На пороге стояла группа солдат с винтовками; впереди, сжимая в руке наган,- очевидно, старший. Оглядевшись, он направился к лежащим против двери и ткнул Ивана сапогом в бок:

— Ну, вы, развалились… Встать, живо!

Окруженные солдатами, все трое шли по двору. На воздухе Ивану стало легче. Вошли в дом. В большой комнате за письменным столом сидел лысый офицер с капитанскими погонами, на его мясистом носу блестели овальные стеклышки пенсне.

Заметив бескозырки матросов, капитан прищурился:

— С «Авроры»? Ого, какие птицы залетели! И этот с ними? -Несколько секунд он молча разглядывал пленных, потом продолжал: — Ну вот, голубчики, если хотите пожить еще на свете, так не вертитесь, признавайтесь во всем… Говорите, какой части, кто из вас командир, куда, зачем пробирались. Ну вот, хотя бы ты,- ткнул он пальцем в стоявшего с краю Близняка.

— Отбились мы от своих, заблудились, вот и все,- ответил равнодушно Иван, глядя в сторону.

— Та-а-к-с,- пропел капитан раздельно.- Отбились, заблудились.- И вдруг стукнул кулаком по столу: -Вы что же, сукины дети, думаете, я с вами миндальничать буду? Запорю! Шомполами!..- Он свирепо оглядел поочередно каждого и коротко бросил: -Обыскать!

Солдаты подскочили к пленным, но в это мгновение

Петров вдруг сделал шаг вперед и, приложив дрожащую руку к шлему, срывающимся голосом заговорил:

— Ваше высокородие, дозвольте доложить!,. Я все расскажу… Я не большевик, ваше высокородие, ло мобилизации пошел… У меня отец в Тамбове пекарню держал…

— У, гад!-крикнул матрос, размахнувшись кулаком; солдаты схватили его за руки. Петров шарахнулся в сторону и торопливо продолжал:

— Они оба коммунисты, ваше высокородие, вот этот,- он показал на Близняка,- командир. У него в бескозырке важный документ спрятан…

Бородатый унтер сорвал с головы Ивана бескозырку, тот не шелохнулся, только сжал до боли кулаки. Офицер с брезгливой миной взял бескозырку, пошарил внутри и вынул помятый незапечатанный конверт. В кем оказался сложенный вчетверо лист бумаги. Капитан развернул его, сдвинул брови, посмотрел на свет,- листок был совершенно чист.

— Это что же, любезный? — сказал он, подозрительно смотря на Петрова; тот покраснел, затем побледнел, но в этот момент сидевший у стола поручик протянул руку к листку и произнес многозначительно: — Позвольте мне, Евгений Викентьевич, тут может быть химия, симпатические чернила…

— Ладно, разберемся… А с тобой, любезный, мы побеседуем, — обратился капитан к Петрову более ласковым тоном.

— А этих убрать! — резко кивнул он на матросов.- И тех, кто в сарае,- тоже!..

Солдат ткнул Ивана прикладом в спину. Близняк повернулся, пошел к двери. Его товарищ последовал за ним.

Через час их вели по узкой лесной дороге. Впереди шли оба матроса, крепко державшие друг друга за руки; сзади них несколько пленных, в большинстве молодые красноармейцы, и вокруг группа вооруженных солдат, возглавляемая конвойным офицером.

Близ реки, там, где дорога образует крутой поворот, они вышли к обрывистому берегу высотой и несколько метров.

Пленных установили в ряд вдоль края обрыва; напротив выстраивалась серая шеренга солдат.

Прапорщик, подняв вверх наган, натужливо прохрипел:

— По большевикам… Отделение…

Но, прежде чем раздалось заключительное «пли», на одну, быть может, сотую секунды раньше, Иван сделал порывистый шаг назад — к обрыву — и стремительно полетел вниз. Почти одновременно воздух разорвал оглушительный залп винтовочных выстрелов.

Перевернувшись в воздухе, Иван упал в воду плашмя, больно ударившись. Его потянуло на дно, но сильным толчком ноги он рванулся кверху и вынырнул почти у самого обрыва. Из-за нависшего берега ему не было видно, что происходит наверху,- доносился лишь неясный шум голосов.

У самого уречья он заметил торчащую из воды корягу. В два взмаха Близняк оказался около нее, подтянулся и кое-как вскарабкался. Вода струями лилась с него. На поверхности реки широко расходились круги; в центре их вода вскипала пузырями, как будто кто-то бился в ней, пытаясь вынырнуть. Близняк колебался: броситься на помощь — бесполезно, только обнаружишь себя…

Прошло несколько минут. Голоса наверху не замолкали. Очевидно, белые хотели удостовериться, что все расстрелянные утонули. Спуститься в этом месте к реке нм было трудно, поэтому они предпочли наблюдать с высоты.

День уже был на исходе, когда наверху наступила тишина. Только птицы перекликались в лесу… Расстегнув полевую сумку, Иван вынул из нее старую отцовскую бескозырку, осторожно ощупал под серой подкладкой намокшие бумаги и плотно натянул ее на голову, невольно усмехнувшись, вспомнив, как изумился офицер при виде чистого листка бумаги, который Иван приготовил для письма.

Связав мокрую одежду в плотный узел, Близняк прикрепил его ремнем к шее и, стараясь не шуметь, спустился в воду. Чтобы добрать я до пологой части берега, ему пришлось плыть минут двадцать. Выбравшись на сушу, он долго пробирался густым кустарником, пока не дошел до одинокой избушки старого рыбака.

Спустя пару дней, глухой ночью, старик перевез его на лодке к своим.

Последние отзвуки артиллерийской канонады постепенно замирали вдали. Приморский поселок был обойден войной, но со дня на день здесь ждали появления немцев.

Мария Ильинична вышла на крыльцо, с беспокойством вглядываясь в сумерки. «Что-то будет дальше? Вот уже сколько времени нет от мужа вестей. Иван Никитич, несмотря на немолодой уже возраст, ушел с начала войны во флот, а вчера ко всему и Ленька, старший сын, затвердил, что уходит к партизанам. Тоже мне партизан в шестнадцать лет!»

Тяжело вздохнув, Мария Ильинична вошла в дом. Стемнело. Бабушка собирала ужин. Младший сын Алексей сидел у стола, задумчиво глядя на лампу. Было тихо, только в открытое окно доносилось настойчивое стрекотание цикад.

А Леонида все не было. «Ну, как можно в такое время где-то бродить до поздней ночи!» — Мария Ильинична нервно прошлась по комнате. Случайно взгляд ее упал на стену. Она чуть вскрикнула. Сразу все стало понятным. Небольшой коврик на стене, где висели охотничья двустволка и старинный матросский нож, был пуст; вместе с ними исчезла из комода и старая дедовская бескозырка.

Немцы пришли на следующее утро.

Через два дня в поселке, на видных местах, висело объявление:

«В последнее время в районе появилась банда, именующаяся партизанским отрядом и направляющая своя преступные действия против германских воинских частей. По полученным сведениям, банда имеет соумышленников в числе жителей настоящего по елка и пользуется их помощью. Вследствие этого предлагается всем знающим место расположения банды или отдельных лиц, с ней связанных, заявить об этом в штаб германской воинской части в течение 24 часов с момента выпуска настоящего объявления. В противном случае, при не обнаружении указанных выше преступников, будут преданы казни заложники, взятые из местного населения…»

Заложников уже взяли — они находились под охраной в большом колхозном амбаре. В числе их были: учитель, агроном, несколько передовых людей поселка из колхозников и рыбаков, а также семья бывшего председателя колхоза, а теперь командира военно-морского флота, Ивана Никитича Близняка.

Немецкий штаб разместился в одном из лучших в поселке домов, окруженном небольшим, но густым садом. Здание охраняли солдаты с автоматами: один расхаживал перед фасадом дома, другой — позади сада вдоль изгороди и еще один маячил на крыльце перед дверью.

…Темная, безлунная ночь…

— Раз -два, раз-два,- четко выстукивали подкованные каблуки. Когда шаги часового удалялись, вдоль улицы, плотно прижимаясь к заборам и к стенам домов, осторожно двигалась маленькая темная фигурка. Время от времени она скрывалась в придорожной канаве и ползла по ее дну. Наконец, изгородь. Легкий прыжок в траву, хруст ветки… Часовой резко обернулся, насторожился. Никого. Всюду по прежнему мрак и невозмутимая тишина…

Через открытое окно слышны голоса. Развалившись в кресле и склонив голову набок, обер-лейтенант снисходительно слушал доклад офицера, сидевшего против него. Третий лежал на диване и, поминутно зевая, листал потрепанный немецкий журнал.

— Что же касается партизан и их сообщников,- почтительно докладывал офицер,- то никаких сведений о них, герр обер-лейтенант, еще не поступило…

Обер-лейтенант поднялся, потягиваясь, с кресла и собирался что-то сказать, как вдруг замер на месте, устремив широко открытые глаза на окно. Перед ним на подоконнике лежала матросская бескозырка с полустертой надписью «Варяг». В первое мгновение он невольно сделал шаг к окну, но потом, как бы опомнившись, быстро выдернул из кобуры пистолет. Два других офицера тоже схватились за оружие.

В этот момент раздался оглушительный взрыв брошенной гранаты. Посыпалась штукатурка, блеснули осколки разбитого стекла. Матрос вскочил в комнату через окно. В руке он сжимал пистолет. На полу лежали два неподвижных тела, третий немец безжизненно сидел на ковре, прислонившись к дивану. В раскрытую силой взрыва дверь заглядывали испуганные лица солдат. Матрос выстрелил — стоявший впереди упал, остальные скрылись. Послышались крики: «Матросы! Полосатая смерть!..»

Одновременно где-то невдалеке прозвучала характерная дробь пулемета, в другой стороне пронесся грохот винтовочных залпов и совсем близко, почти у самого дома, послышались разрывы ручных гранат. Казалось, во всем поселке начался ожесточенный бой.

Матрос подбежал к окну, и, высунувшись наружу, несколько раз выстрелил по мелькавшим в темноте фигурам.

В эту минуту прозвучала автоматная очередь.

К утру все было кончено. Большую часть гитлеровцев партизаны уничтожили, остальных взяли в плен. Леонид Близняк был найден на том самом месте у окна, где его сразила автоматная очередь. Он лежал в отцовской тельняшке, крепко сжимая в застывшей руке пистолет. В трех шагах от него, в осколках разбитого стекла, среди обломков штукатурки, нашли старую бескозырку.

В тот же день на небольшой площади поселка, перед домом сельсовета, состоялся митинг. Командир партизанского отряда, обращаясь к жителям, сказал:

— Леонид Близняк проявил исключительный героизм. Своим подвигом он помог нам разгромить немцев и спас свою семью и других заложников от смерти. Он сообщил нам точные данные о расположении немцев и сам предложил план нападения. Мы разработали этот план и, как видите, добились успеха. Леонид Близняк, сын и внук русских моряков, с честью выполнил свой долг и пал смертью храбрых…

Командир корабля продолжал:

— …Вчера вечером матрос Алексей Близняк, младший брат погибшего Леонида, проявил невыдержанность и оскорбил товарища. Он сознает свою вину и будет просить у Зотова прощения. Своей неуместной шуткой Зотов задел его чувства, не зная, конечно, того, что эта вещь дорога Близняку как память о близких людях. А Близняк. опасаясь, что его не поймут, сочтут его чувства пустой сентиментальностью, не хотел сначала объяснить, в чем дело. Но он был не прав. В этой флотской бескозырке, которая лежит сейчас перед нами на столе, шли защищать Родину, бились с врагом и побеждали представители трех поколений знатной семьи моряков. И мы, конечно, относимся с уважением не к этой ветхой, давно отслужившей свои срок вещи, а к памяти тех людей, которые ее носили…

Дружное рукоплескание наполнило кубрик. Сидевший у стола Близняк низко опустил голову, чтобы скрыть свое смущение. К столу подошел Зотов и остановился перед Алексеем, Протянув ему руку, он произнес:

— Я тоже прошу прощения у товарища Блнзняка… Этот случай послужит для меня хорошим уроком на всю жизнь…

И руки их встретились в крепком дружественном пожатии над старой флотской бескозыркой с полустершейся надписью «Варяг».