Огонь и меч

ГЛАВА 25

Знай Салокан заранее, что Даавис окажется таким крепким орешком, он мог бы пересмотреть свою стратегию. Генералы постоянно уверяли его, что город скоро падет, но пока единственное, что ему предстояло увидеть – это еще один неудачный и кровопролитный штурм. Он устал смотреть, как длинные потоки раненых хаксусцев тянутся к госпитальному углу лагеря, в то время как стены Даависа стояли опаленные и потрепанные, но все же не рушились. Он понятия не имел, какие потери несли войска Чарионы, но был чертовски уверен, что они существенно меньше тех, которые она наносила ему.

– Когда я возьму город, – вслух проговорил Салокан, – то повешу королеву Чариону на главных воротах. Повешу за ноги. Живой. И голой.

Некоторые из стоящих поблизости офицеров оценивающе засмеялись, втайне испытывая облегчение, что пока он не говорит о намерении повесить на стенах Даависа вверх ногами и голыми их самих. Они понимали, что если город вскорости не падет, им не придется ожидать от короля особенной доброты. Вся беда в том, что никто не ожидал от Чарионы такой действенной организации обороны своей столицы.

Салокан изучил взглядом своих офицеров, читая их мысли, как в раскрытой книге. «Мне нужно какое-то преимущество, – подумал он. – Нужно что-то такое, чего нет у Чарионы». Он тяжело вздохнул. И конечно же, этим «чем-то» был Линан Розетем. Вот тогда он мог бы возить изгнанного принца по стране, подымая провинцию за провинцией против их же осажденной сейчас в Даависе тщедушной королевы. Он понимал, как важны символы, точно так же, как понимал, что продолжающиеся неудачи его армии со взятием города тоже символ – символ провала его вторжения в Гренду-Лир.

«Такого оборота не предполагалось», – сказал он себе. К данному времени ему полагалось быть уже в Даависе и готовиться к неизбежному контрнаступлению, с Линаном в одном кармане и Чарионой в другом.

Позади него раздался крик, и оглянувшись, он увидел, как несколько солдат показывают на стаю голубей, летящих с запада и направляющихся на северо-восток.

– Это странно, не правда ли? – спросил он вслух, но не обращаясь ни к кому конкретно. – Ведь в Океанах Травы нет голубей, ведь так?

– Так, ваше величество, – подтвердил его адъютант, а затем кашлянул. – Это могут быть наши.

Пораженный его словами, Салокан посмотрел на него.

– Что ты имеешь в виду?

– Я хочу сказать, что это могут быть голуби, отправленные нами с Тевором для экспедиции Рендла.

– Но ведь не может же быть, чтобы все они несли послания, верно? – спросил кто-то.

– Думаю, они все несут одно послание, – мрачно отозвался Салокан.

Фарбен потряс головой, словно желая прочистить уши.

– Извините, ваше величество, но я не уверен, что правильно вас понял.

– Вы отлично меня поняли, Фарбен. Не лгите.

– Но у нас не хватает солдат.

– Вот видите, я так и знала, что вы меня поняли. А солдат у нас хватает.

– Но за городскими стенами мы в безопасности, – возразил Фарбен, уже заранее зная, что спорит напрасно. – Войска Салокана истекают там кровью. Зачем идти на такое рискованное предприятие?

– Затем, что любые наши действия, способные деморализовать врага, увеличивают надежды на снятие им осады.

– Но здесь же скоро будет армия Аривы! Воевать может и она! Наши солдаты устали, большинство из них в той или иной мере ранено…

– Наши солдаты ухватятся за возможность нанести врагу ответный удар, – заявила Чариона. – Вы хуже меня знаете их.

– Несомненно, ваше величество. Могу ли я как-то убедить вас отказаться от подобного курса действия?

Чариона покачала головой.

– И скажите им, что я лично поведу их в бой.

Следующий штурм Салокан организовал сам. Согласно его плану, катапультам полагалось сосредоточить обстрел на северо-восточной стене, близ лагеря. Враг решит, что штурмовать всеми силами будут либо эту стену, либо противоположную ей, юго-западную. Два полка пехоты возьмут штурмовые лестницы и для усиления данного впечатления полезут на юго-западную стену. А затем силы главного удара, состоящие из пяти пехотных полков, без всякого предупреждения атакуют северную стену. Если удача будет сопутствовать им, они доберутся до зубцов и, очистив вал, пробьются на юго-западную стену, тем самым позволив наносящим отвлекающий удар полкам присоединиться к ним. А при семи полках в городе они должны суметь открыть городские ворота и впустить остальные войска Салокана, в том числе и кавалерию.

Сперва все шло хорошо. Катапульты со второго выстрела точно метали камни, и в скором времени на стене впервые стала видна трещина, тянущаяся от зубцов до основания. Салокан отдал приказ атаковать, и атака пошла даже лучше, чем ожидалось. Нескольким штурмовым лестницам удалось оставаться у стены достаточно долго, чтобы какая-то часть пехоты действительно добралась до зубцов. Когда Салокан решил, что Чариона задействовала все свои резервы на юго-западе, он приказал начинать общую атаку с северной стороны. Вот тогда-то все и пошло не так, как он планировал.

На северной стене оказалось куда больше защитников, чем он считал возможным – если только Чариона не предугадала его действия. Он отказывался в это поверить; и так уже слишком многие его солдаты считали ее сверхъестественно везучей. Штурмовые лестницы сталкивали, едва их успевали установить. Град стрел и камней бил его солдат. И как раз когда Салокан уже собирался отозвать войска, чтоб перестроиться для нового штурма, он услышал, как заскрипели огромные главные ворота. Сердце его дрогнуло от радости! Он был уверен, что это могло означать только одно: два полка, штурмующие юго-западную стену, сумели-таки прорваться в город, несмотря на неравенство в силах, и теперь открывали для Салокана городские ворота. Он спешно выкрикнул новый приказ, и его генералы со всех ног кинулись выполнять его. Пять пехотных полков побросали свои лестницы и выстроились на насыпи перед воротами, в то время как кавалерия нетерпеливо готовила свои колонны позади пехоты.

Но вместо своих двух полков, приветствующих его войска, их встретила атакующая кавалерия Чарионы. Салокан в ужасе глядел, как его ожидающие вступления в город пешие полки рушатся, словно пшеница под серпом. Его армия запаниковала, посыпалась с насыпи, а хьюмская кавалерия все рвалась вперед, рубя направо-налево. И, что еще хуже, вражескую атаку возглавляла сама Чариона, сверкающая в надраенной броне, вертя в воздухе блистающей саблей.

Салокан закричал, приказывая собственной кавалерии схватиться с врагом, но на пути у нее стояла своя же пехота. Зажатая между атакующей конницей спереди и напирающей сзади массой своих, изрядная часть пехотных полков вообще не могла пошевелиться.

Солдат просто закалывали или рубили и давили на месте, и мертвые оставались стоять, так как падать им было некуда. А затем атака прекратилась так же внезапно, как и началась, и неприятель отступил, закрыв за собой ворота прежде, чем хаксусская кавалерия сумела пробиться сквозь ряды своей пехоты и добраться до него. Салокан в шоке все сидел на коне, уставясь на груды убитых хаксусцев на насыпи, почти оглушенный криками и стонами раненых и умирающих.

Это был небольшой приречный городок, состоящий в основном из единственной улицы с домами по обеим сторонам, заканчивающейся на причале. Еще в городишке имелись небольшой постоялый двор, причал без пирса, конюшня. Несмотря на ранний час несколько горожан занимались своими делами. Одна лавочка уже открылась и торговала свежеиспеченным хлебом. И в городишке находились солдаты.

– Пехота? – спросил Магмед.

– Думаю, да, – согласился Гален Амптра. Он указал на конюшню. – На вид там может поместиться лишь десяток с небольшим лошадей, и я не вижу поблизости никакого лагеря.

– Сколько врагов? – нетерпеливо спросил Магмед, предвкушая бой, и радуясь, что находится подальше от этого выскочки Сендаруса. Возможно, Гален Амптра еще не носил титула своего отца, но он, по крайней мере, принадлежал к одному из Двадцати Домов.

– Трудно сказать. – Гален пожал плечами. – Если те, кого мы видим сейчас – просто часовые, то их там по меньшей мере человек пятьдесят.

– Всего лишь гарнизон.

Гален был в этом не столь уверен. Со своей позиции – за деревьями на холме близ городка – он не видел других признаков неприятеля, но его беспокоило, что в поле зрения не наблюдалось кавалерии. Не имело большого смысла оставлять гарнизон из одной лишь пехоты, которую мог отрезать и изолировать любой вражеский отряд, располагающий хоть какой-то конницей.

– Думаю, нам следует еще немного понаблюдать, – сказал Гален.

– Мы можем взять этот городишко одним ударом, – возразил Магмед. – Подай сигнал и…

– И мы можем оказаться ввязавшимися в полномасштабную битву без всякой надежды на подкрепление.

– И что из этого? – отмахнулся Магмед. – Чем раньше мы побьем этого Салокана, тем скорей закончится война.

– Нам даны четкие указания, – твердо сказал Гален. – Отданный приказ не допускает разночтений.

– Отданный этим аманитским выскочкой, – с явным отвращением бросил Магмед.

– Консортом нашей королевы, – напомнил ему Гален, – и обладателем Ключа Меча. Ты пойдешь против него?

Магмед насмешливо фыркнул, но ничего не сказал. Гален покачал головой. Слишком многие представители знати горазды только шуметь. Они так привыкли к преобладанию трона и так привыкли только и делать, что жаловаться на это, что когда у них появилась некоторая свобода выбора, они просто не знали, что с ней делать. Ну, Гален-то знал, что с ней делать: он сделает все, что в его силах, способствуя благу королевства, а это означало примирение Двадцати Домов с Аривой. Он хотел, чтобы и другие – в том числе и его отец – рассматривали положение дел так же, как он. Но, быть может, если он напрямую подаст пример, то поможет изменить сложившееся отношение.

– Думаю, нам следует еще немного понаблюдать, – повторил Гален и спустился к дожидающимся с другой стороны холма рыцарям, чтобы организовать разведку.

Они ждали, большей частью с нетерпением, до конца дня. Разведчики вернулись после заката и принесли именно те новости, каких и ожидал Гален. Поблизости располагались более крупные вражеские силы – большой лагерь не далее чем в пяти лигах от городка с по меньшей мере одним кавалерийским полком и двумя пехотными.

– Они патрулируют местность между лагерем и двумя приречными городками, включая этот, – доложил Галену один из разведчиков. – Уничтожить лагерь – и оба городка в ваших руках.

– И никаких других вражеских войск вы не видели?

– Только патрули из того лагеря. Они не ожидали неприятностей и не увидели нас. Солдаты у них ленивые.

«Не настолько ленивые, – подумал Гален. – Глянь, насколько они уже углубились на нашу территорию. Но наверняка чересчур самоуверенные».

– Значит, нападаем на лагерь! – провозгласил Магмед. – А потом можем напасть на городки!

– Нет, – подчеркнуто отказался Гален. – Если мы нападем на лагерь, то рискуем быть отбитыми. Мы должны гарантировать, что уничтожим те три полка, а не просто нанесем им ущерб. А для этого нам надо вытащить их в чистое поле.

Магмед, будучи неглуп, сразу понял, к чему клонит Гален.

– Значит, сперва нападаем на один из городков лишь с некоторыми из наших рыцарей?

– Выманивая полки из лагеря. – Гален кивнул. – А потом, когда враг окажется на открытой местности, нападаем с основной частью нашего отряда. Полное уничтожение этих полков должно отвлечь Салокана от осады на достаточно долгий срок для погони за нами. А потом мы можем вступить в генеральное сражение с основными силами Хаксуса.

Салокан знал, что реальный физический ущерб, причиненный его армии вылазкой Чарионы, был сравнительно невелик – несколько сотен убитых, не более. Но ущерб, нанесенный боевому духу армии, был существенно больше. Мало того, что они до сих пор так и не пробили брешь в стенах Даависа, возникало впечатление, будто Чариона так мало опасалась осады, что могла вырваться из города в любое время, когда ей вздумается, и учинить разор.

Салокан понимал, что если он хочет покорить Даавис, нужно срочно что-то предпринять. В сущности, это нужно сделать, если он вообще хочет выиграть кампанию, а, соответственно, и войну в целом. Ему казалось очевидным, что Рендл не сумел выполнить свою задачу – к этому времени наемнику уже следовало бы доставить Линана; и потом, был тот странный полет голубей с запада, свидетельствующий о неизвестной катастрофе, – значит, теперь все зависело от взятия этой провинциальной столицы. Следовало отбросить всякие хитрости и справиться с данным затруднением грубой силой.

Он приказал катапультам продолжать обстрел северо-восточной стены, на которой появилась трещина. Одновременно его саперы прорыли под тот же участок стены несколько подкопов, слишком многочисленных для того, чтобы противник заметил их все меньше чем за два дня. Ночью он мобилизовал всю свою армию – в том числе и спешенную для этого кавалерию, – разделив ее на три дивизии и переместив их на исходные позиции. В тот вечер всем солдатам выдали добавочные винные пайки.

Его генералы жаловались, говоря, что если утренний штурм окажется неудачным, то вся армия будет слишком измотана и еще много дней не сможет предпринять новой атаки. Салокан отвечал, что он понимает это, но понимает также и то, что нельзя надеяться, что армия сможет долго переносить сплошные неудачи.

– Я считаю, мы должны выиграть эту битву сейчас – или рискуем потерять все, – заявил он, и генералам не удалось его переубедить.

Утро следующего дня выдалось прекрасное, обещающее теплый день. Салокан был уверен, что это предвещало успех. И тут прискакал всадник с востока, привезший известие, что тяжелая кавалерия Кендры уничтожила лучшую часть трех его полков и отбила два приречных городка. Похоже, что идущая деблокировать город вражеская колонна находилась менее чем в дне быстрой езды. Вскоре после этого из тех городков приплыли вверх по реке две лодки, везущие остатки гарнизонов, которым удалось спастись, и подтвердили это известие.

Потрясенный, король оцепенел. Если штурм Даависа провалится, он окажется зажаты между городом и сравнительно свежей армией. У Салокана не осталось выбора, и понимание этого чуть не раздавило его. Генералы явились к нему узнать, почему нет приказа о штурме – и были отправлены обратно с указаниями сворачивать лагерь и приготовиться к отступлению.

Если они двинутся достаточно быстро, армия сможет меньше чем за месяц добраться до Хаксуса и относительной безопасности. Но что потом? Погонится ли за ними армия Гренды-Лир? Почти наверняка. Он знал, что Арива не забудет и не простит ему вторжения. Король внезапно осознал, что начал войну, которую может проиграть.