Огонь на ветру

Глава X БОЙ У РЕКИ

На второй день пути два всадника, поднявшись на гору, увидели сверху огромного чешуйчатого змея. Змей появился в долине, оставленной ими на заре, и полз, огибая скалы.

Это шло войско. Конники, пешие, снова конники. Оружие и доспехи сверкали на солнце чешуйками. Латы, железные шлемы, забрала, стальные нагрудники, наколенники, копья, топорики. Отрядам, казалось, не будет конца. Голова змея скрылась в лесу, а хвост ещё не появился в долине.

– Много тысяч в поход снарядили, – сказал один из всадников, тот, что был помоложе, совсем мальчонка.

– Теперь понятно, что помешало господину Шота и Арчилу самим отправиться в крепость, – отозвался другой.

Всадники пошевелили поводьями и двинулись дальше. Их путь лежал прямо на солнце. Сверкавший чешуйками змей двигался к югу.

…Государственные заботы задержали Давида Сослани в Тбилиси. Поход возглавил амирспасалар. Он ехал впереди доброконного войска на тёмно-рыжем, как благородная медь, жеребце. Доспехи, копьё и обтянутый барсовой кожей щит висели, притороченные к седлу оруженосца. Защитой амирспасалару служила одна кольчужная сетка. Шлем был снят, и крупные кольца чёрных волос с редкими белыми нитями свободно выбивались из-под круглой шапочки, надетой под шлем.

Закарэ любил походную жизнь. Любил долгие переходы и привалы в горных ущельях. Выраставший на одну ночь палаточный городок напоминал чудо-город арабских сказок. Воины орудовали, точно сторукие джинны, а слово приказа действовало не хуже волшебного заклинания. Расстановку полков перед боем хотелось сравнить с мудрой игрой в шахматы. Жаркие сечи воспламеняли кровь.

Хорошее расположение духа не покидало Закарэ. Он обернулся, позвал Шота.

– Мы проходим дорогой, проложенной князем Гиорги, – сказал Закарэ, когда Шота поравнял своего Аргентума с тёмно-рыжим конём.

– Молва определяет Гиорги Русского в первый ряд храбрецов, – быстро отозвался Шота.

– Не просто храбрец. Важнее отваги способность стоять во главе войск. Гиорги Русский был истинным полководцем. Его брак с Незакатным Солнцем Тамар длился два с половиной года. За это недолгое время Гиорги семь раз распускал знамёна, и ни один поход из семи не потерпел поражения. Казна семь раз пополнялась добычей, и правители сельджукских земель пребывали перед Грузией в постоянном страхе.

– Изгнанник жертвовал жизнью за новое своё отечество. Кому же он стал поперёк дороги?

– К важнейшим рыцарским добродетелям, каковыми являются храбрость, ловкость, выносливость и верность данному слову, князь Гиорги не добавил выдержки и благоразумия. Слишком часто его поступки переступали черту дозволенного. Он делался груб и жесток. Могла ли с этим мириться возвышенная душа нашей прекрасной повелительницы?

– Однако в битвах за трон его поддержали многие вельможные азнауры и владетели городов?

– Достоинства или недостатки князя Гиорги весили здесь меньше пушинки, брошенной на весы. Восставшие рассчитывали именем князя самостоятельно управлять страной, а, вернее сказать, придя к власти, они разорвали бы Грузию на множество мелких владений, и страна перестала бы существовать. Удовлетворил я твоё любопытство, Шота? Не правда ли, князь Гиорги давно занимает твоё воображение?

– Моему великому другу открыто утаённое от других.

– Взамен поделюсь своей тайной: мы получим возможность доказать, что не один Гиорги Русский способен драться, как лев, не далее как через три дня.

– Погорячим коней.

Но неприятель спутал расчёты. Он преградил путь уже на другой день. За семью печатями держалась тайна похода, и всё же дознались лазутчики, успели предупредить. Едва грузинское войско приблизилось к горной реке, с оглушительным шумом катившей вниз вместе с пенистой, чистой водой обломки ветвей и камни, как из-за деревьев на крутом берегу выступили пехотинцы и конники. О переправе нечего было и думать. Пришлось разбить лагерь.

До ночи в шатре амирспасалара военачальники держали совет. Одни считали, что нужно готовиться к переправе, другие призывали выждать и поискать обходные пути. Даже Закарэ и Иванэ Мхаргрдзели, обычно единодушные, на этот раз повернулись друг к другу спиной.

– Царь царей Тамар доверила нам победу, – сказал Иванэ. – Вспомните, что произнесла Светозарная, вдохновляя нас в путь: «Братья мои, пусть не затрепещут от страха ваши сердца, если врагов будет множество, а вас – кучка. Крепите сердца ваши правдой и устремляйтесь на врага». После таких слов каждый, от спасалара[7] до последнего пехотинца, предпочтёт смерть бесславному возвращению. Нужно готовиться к переправе.

– Верная гибель так же бесславна, как поражение. На верную гибель полки не отдам, – мрачно сказал Закарэ.

В шатре повисла тяжёлая тишина.

– Копья и стрелы настигнут не каждого. Кто прорвётся, будет драться за десятерых, – заговорили спасалары. Большинство думало, как Иванэ.

– Когда в подобное положение попал Вахтанг Горгасали и враждующие стороны разбили лагерь по обе стороны реки, то, простояв семь дней и ночей, великий царь свернул лагерь и, не выйдя на бой, отступил, – раздался ровный голос Шота. Было похоже, что раскрылась невидимая книга и Шота читал строки из хроники.

– О безмерной отваге царя Вахтанга слагают песни, – проговорил Закарэ. – Мне же не хватит мужества отступить.

Совет разошёлся, не приняв никакого решения.

Прошёл день и ещё день. В лагере воцарилось уныние. Воинов томило бездействие. Молодые спасалары открыто выражали недовольство, рвались в бой. Разведчики, направленные в разные стороны, докладывали на один лад: «Ущелья заняты неприятелем. Проходы в горах перекрыты».

На исходе третьего дня к сторожевому посту подъехал всадник на вороном коне. Крепкий стан всадника облегала кольчужная рубаха из мелких овальных колец. Лицо было закрыто кольчужной сеткой – чабалахи. В прорезях-щелях для глаз недобро посверкивали зрачки.

– Мне нужно в шатёр амирспасалара, – проговорил всадник, приблизившись.

– Больно торопишься, – ответил начальник поста. – Расскажи поначалу, кто такой и откуда явился, не то вздёрну по законам военного времени, как вражеского лазутчика.

– Не мели языком, указывай, где шатёр.

Слова из-под сетки звучали невнятно и глухо, но в голосе слышалась привычка повелевать. Вороной конь с белым подтёком на узкой литой голове и в белом, выше колена, сапожке на левой задней ноге и тот, казалось, выражал нетерпение.

– Ладно. Спешься и сдай оружие. Эй, кто-нибудь, проведи.

В шатре амирспасалара незнакомца встретил тот же вопрос:

– Кто таков и для чего явился в расположение войск?

Амирспасалар сидел в складном кресле без спинки, установленном на ковре. В углу поблёскивали латы и меч.

– Явился, как друг, – ответил незнакомец. – Хочу помочь в переправе.

– Ловушка старая: доверься лазутчику – и загуби всё войско.

– Понадобится всего три сотни всадников.

– Чем докажешь правдивость своих слов?

– Залогов при себе не ношу.

– Сними чабалахи, открой лицо.

– Что проку в лице, когда у тебя в руках моя жизнь?

– Господин мой и друг, – воскликнул Шота. Он находился в шатре вместе с другими спасаларами. – Прикажи мне возглавить три сотни воинов. Хоть скрыто от нас лицо незнакомца и неизвестно имя, я верю, что с ним успех.

Закарэ опустил на колени сжатые кулаки:

– Рисковать твоей жизнью, Шота, мне хотелось бы меньше, чем собственной.

– Даже трусы, укрывшиеся в обозе, которым впору лишь женское платье, рискуют во время войны, – глухо прозвучало из-под кольчужной сетки.

– Пусть будет так. Говори. – Закарэ встал, приблизился к незнакомцу. Тот отступил, выставив перед собою ладонь. Закарэ вернулся на место, повторил:

– Говори.

– Три сотни всадников я проведу на тот берег. На заре они начнут бой. Одновременно твои войска начнут переправу.

– Напасть неожиданно, с тыла, – верный залог победы! – поддержал незнакомца Шота. – Переправа удастся.

– Где пройдут триста всадников, могут пройти и три тысячи, – сказал один из спасаларов.

– Нет, – возразил Закарэ. – Наш берег ниже и просматривается, как ладонь. Триста всадников покинут лагерь незамеченными. Передвижение значительной части войска вызовет ответное передвижение неприятеля.

Незнакомец стоял с видом человека, сказавшего всё, что нужно было сказать. Руки он скрестил на груди, левую ногу выставил вперёд. Почтительности его поза не выражала.

– Вернуть коня и оружие, – сказал Закарэ и, обернувшись к незнакомцу, добавил: – Триста всадников тотчас последуют за тобой. Награду назначишь сам. В случае успеха не поскуплюсь. Если приготовил ловушку, погибнешь первым.

Незнакомец кивнул головой и вышел. В распахнувшийся полог на миг ворвалось чёрное небо с мигавшими звёздами.

– Помни, Шота, ты должен остаться живым, – Закарэ подошёл к Шота и положил ему руки на плечи.

– Стрелы врага про то знают, – беспечно ответил Шота. – Но я постараюсь.

Триста всадников покинули лагерь и под прикрытием кустов и деревьев двинулись вверх против течения реки. Чёрная ночь окутала землю плотно, как войлок. Звёзды и тонкий серп месяца едва разгоняли тьму. Кони осторожно выбирали проходы между камней. Пахло сыростью. Внизу неумолчно шумела река в вечной битве со скалами. Двигались не менее часа. Потом незнакомец придержал своего вороного, спрыгнул на землю, отвязал от седла и перекинул через плечо свёрнутую кольцом верёвку.

– Отбери десятерых, – сказал он Шота, – поведёшь за мной. Остальные на месте ожидают сигнала.

Двенадцать человек пешими двинулись дальше. Пройдя несколько сотен шагов, пригнувшись, спустились к воде. Река пробивалась среди больших валунов и с рёвом летела вниз. Пластаясь по скользким камням, в завесе из мелких брызг, отряд переправился на тот берег. Продолжили путь не в рост, а ползком. Вскоре глазам, привыкшим к темноте, открылись очертания башни. Слабое пятнышко света расползалось под кровлей. Это была обычная сторожевая башня, в мирное время занятая одними сигнальщиками, во время войны превратившаяся в крепость с собственным гарнизоном.

– Гарнизон в пятьдесят человек, – прошептал незнакомец. – Убрав, расчистим себе проход до самых войск.

– Справимся, – также шёпотом ответил Шота.

– Первый ярус глухой. Его высота в шесть локтей. На втором и третьем бойницы. С площадки на верхнем, четвёртом, ярусе местность просматривается вперёд и на обе стороны.

– Свет сквозь бойницы не пробивается, горит лишь под кровлей. Похоже, что все, кроме дозорного, спят.

– Лестница между ярусами в стене, – продолжал незнакомец. – Дверь во втором ярусе. Ступени снаружи.

Незнакомец подозвал двух воинов, что-то коротко им объяснил.

– Эти пойдут со мной, – сказал он Шота. – До кустов ползём вместе. Увидите, что я наверху, бросайтесь к дверям. Отопру изнутри.

– Будет, как ты сказал.

Больше не было произнесено ни единого слова. Двенадцать человек достигли кустов и затаились. Прямо перёд ними чёрная полоса башни располовинила небо. Из проёма, ведущего на смотровую площадку, лился свет, слабо высвечивая балки настила, торчавшие по сторонам. Казалось, что башня ощерилась. На площадку вышел дозорный, прошёлся взад и вперёд, затемнив дважды свет, остановился, прислушиваясь. Чёрная ночь тревожных сигналов не посылала. Пролетела, хлопая крыльями, ночная птица, привычно рычала река. Свет в проёме ещё раз закрылся – дозорный прошёл внутрь.

В тот же миг, на ходу срывая с плеча верёвку, незнакомец бросился к башне. Один из воинов бросился следом. Другой сделал десяток шагов и припал к земле.

Не покидая кустов, Шота придвинулся ближе. Он увидел, как незнакомец взбежал по ступеням, запрокинул голову вверх. Расстояние до балки измерялось в пятнадцать локтей, не более, но попасть было нужно с одного раза. Промах означал бы провал. Рука незнакомца описала круг и ещё полкруга. Верёвка взвилась, распрямилась, словно живая, обхватила балку несколькими витками и замерла, напрягшись. Одновременно с ударом верёвки о балку взвыл протяжно шакал и оборвал громкий вой.

«Отменно», – подумал Шота. Похвала относилась прежде всего к незнакомцу, но также и к воину, завывшему по-шакальи.

Всё происходило быстро, точно было заранее отработано.

Воин, взятый на помощь, подставил колено. Незнакомец с колена впрыгнул к нему на плечи, подождал, пока воин выпрямился, ногой упёрся в стык каменного косяка над дверью, обхватил руками верёвку. Быстро, словно взлетев, достиг он настила, перевалился на доски. Хоть и слабый раздался звук, но на этот раз был услышан. В проёме появился дозорный и тут же обмяк с кинжалом в груди.

На краю ночи, перед рассветом, неприятельский берег огласил боевой клич грузин. «Лаша! Лаша!» – понеслось из предутреннего тумана. «Лаша!» – подхватили на другом берегу. Затрубили трубы, загрохотали тимпаны. Знаменосцы распустили по ветру знамёна с грозными львами. Началась переправа. Захваченные врасплох сельджуки защищались яростно и отважно. Тучи стрел накрывали реку смертоносным дождём. Но остановить грузинское войско теперь не могли бы даже небесные молнии. «Лаша!» – гремел голос Закарэ. Он переправился через реку одним из первых. В самую гущу битвы нёс его медно-рыжий конь. Вслед за амирспасаларом скакали братья Тмогвели. Они рубили направо, налево, Зажав по мечу в обеих руках. «Лаша!» – неслись во главе отрядов молодые офицеры и закалённые в смертных сечах военачальники. Шота со своими конниками теснил и гнал неприятельский тыл. Навстречу сквозь вражьи ряды пробился отряд. Шота увидел Арчила. Меч в руках юноши сверкал, подобно зарнице, и вдруг с высоты рухнул вниз. Шота рванулся к Арчилу, упавшему под ноги коня.

«Лаша! Лаша!» нарастали крики лавиной.

Сельджукское войско дрогнуло, началось бегство.