Огонь на ветру

Глава XIV ПЕРВЫЙ ДЕНЬ СОСТЯЗАНИЙ

По дорогам страны спешили всадники. Ехали небольшими отрядами или поодиночке в сопровождении оруженосцев. Вельможные азнауры двигались во главе конной свиты. Сверкало на солнце оружие. Птицами летели по ветру шёлковые плащи.

Чем ближе к Месхети, тем оживлённей становились дороги. Благодатный край встречал званых гостей золотом пшеницы, изумрудной зеленью виноградников. Плотные гроздья, пока ещё мелких с седым налётом красноватых ягод, висели среди листвы. В горах паслись круторогие буйволы и крупные, похожие на зебу, коровы. По скатам тянулись вверх яблоневые сады.

Трудолюбивый народ Месхети способен был прокормить все семь грузинских земель.

Но вот отложены на время серпы и плуги. Оживились глухие тропы, где впору пройти только пешему. Двинулись с места и стар, и млад. Даже последний бедняк, чей удел без отдыха гнуть спину на казну и местных владетелей, позволил себе короткую передышку. Витязи-азнауры оседлали коней, бедняки-земледельцы передвигались пешком. Но и конные, и пешие держались одного направления. Все двигались к городу Тмогви. Там с пышным своим двором поселилась Солнце Тамар.

Обычай двора менять места пребывания сложился в давние времена. Зимой и весной цари жили в Тбилиси. На позднее лето и осень перебирались в горные замки. Сень привольных лесов становилась местом любимой забавы – охоты, и пронзительные звуки рожков, что ни день, тревожили горное эхо.

Если бы птицы, кружа в поднебесье, могли охватить одним взглядом долину Мтквари, они бы увидели сеть каменных стен и великое множество башен, расставленных по клеткам холмов и низин, точно фигуры гигантских шахмат.

Тмогви за триста лет своего существования, далеко протянувшийся по обеим берегам реки, вошёл в общую линию оборонительных сооружений. Главная крепость города занимала вершину крутой скалы на левобережном склоне. Булыжные стены, толщиной в двенадцать локтей, способны были укрыть всех горожан. Крепостью меньших размеров служил царский замок, укреплённый башнями и бастионами по всем правилам крепостного строительства.

Между замком и верхней частью города расстилалось скалистое плато, поросшее невысокой травой. Выбрать и выровнять площадку для состязаний не составляло большого труда. Вбили колья, натянули верёвочное ограждение. Вдоль длинной стороны, обращённой на север, сколотили дощатый помост в три широких ступени. В середине установили два бархатных балдахина. Один, с навершьем в виде серебряного паскунджи – охранителя государей, должен был служить сенью царице цариц и её супругу, второй балдахин предназначался для царевны и вдовствующей Русудан. Противоположную сторону и короткую боковую, за которой начинался обрывистый спуск к реке, оставили для простонародья. Там разместятся торговцы, ремесленники, пахари, пастухи. На узкой полоске, у самых гор, разбили шёлковые шатры участники состязаний. Яркий цвет пологов добавил новые краски к алому бархату балдахинов, к подушкам и пестротканым коврам, покрывшим помост.

Всё было готово, чтобы начать состязания. И день наступил.

Едва из-за гор выплыло солнце, торопясь согреть остывшую за ночь землю, как навстречу лучам рванулись протяжные, сильные звуки. Двенадцать трубачей, по трое на каждом углу площадки, подняли вверх оправленные в серебро турьи рога и возвестили земле и небу, горам и городу и всем людям, что начинается праздник – невиданный, небывалый.

Плато давно заполнили люди. Они явились сюда до рассвета, чтобы встать поближе к верёвкам. Тот, кто был половчее, захватил место на скалах по краю берегового спуска. Ребятишки оседлали ветви деревьев. Многие последовали их примеру. Повсюду слышались смех, весёлые возгласы.

– Живи сто лет, Додо мой. Как зиму с весной перемогли?

– Сорок дней впроголодь жили, терпели тугу.

– А потом?

– Потом-то что, потом попривыкли.

Стоявшие близко от души рассмеялись.

– Беда не беда, когда миновала. Новой бы не нажить.

Сквозь толпу пробирался торговец, известный в округе корыстолюбец и скряга.

– Болезнь твоя на меня, батоно чемо, – перегородил ему путь оборванец, из тех вертунов, что бродяжничают по дорогам. – У щедрого источника твоей мудрости дозволь утолить жажду знаний.

– Смотри, крикну стражу, – пригрозил торговец.

– Быть мне пылью под твоими ногами. Не денег прошу, лишь мудрость хочу позаимствовать. Дай ответ на вопрос.

– Спрашивай, да поживее.

– Скажи, свет очей, какую кривизну нельзя выправить?

Торговец почуял подвох и ринулся в гущу толпы.

– Куда ты, батоно чемо? Не хочешь сказать, я за тебя отвечу. Две вещи не выправить: собачий хвост и душу скряги.

– Хорошо отделал торговца, без стрелы угодил в цель.

Снова запели турьи рога. Смех умолк, затихли весёлые выкрики. Издали было видно, как распахнулись во всю ширь ворота замка. Появилась Тамар.

Царица цариц выехала на белом арабском скакуне, тонконогом и стройном, с лебединой шеей. Белую до земли гриву перевивали золотые цепочки и нити жемчуга. На лбу горели алмазы.

О коне Тамар говорили, что порождён он ясной звездой.

По правую руку от Тамар ехал Давид Сослани. По левую руку шёл амирспасалар. Следом двигались Русудан-царица и Русудан-царевна. Шли девы свиты. Не хуже многих мужчин изучили красавицы воинскую науку: без устали держались в седле, без промаха били летящую птицу. Каждая, как девиз, повторяла ставшую известной строчку Шота: «Дети льва равны друг другу, будь то львёнок или львица». Но сейчас девы свиты явились в женском своём обличье, нежные, стройные, в златотканых и бархатных безрукавках поверх шёлковых платьев с широкими рукавами. Из-под длинных подолов едва выглядывали туфли-коши. Расшитые каменьями маленькие бархатные шапочки лучистыми венцами обхватывали прозрачные покрывала, взлетавшие от малейшего ветерка.

Кони уже приблизились к помосту, а разноцветный поток продолжал вытекать из ворот. Шли вазиры и вельможные азпауры, поэты, учёные. Воины личной гвардии замыкали шествие.

Тамар и Давид спешились. В тот же миг взметнулись знамёна с вытканными львами, тиграми, барсами – зверями, олицетворявшими ярость в бою и бесстрашие. Знамёна «ломи», сшитые в виде львов, полетели по ветру, как настоящие львы в прыжке.

– Живи, Светозарная! Свети нам ярче семи планет! Слава мудрой и светлой царице! Слава доблестному Давиду Сослани!

Под крики приветствий Тамар и Давид заняли кресла под бархатным балдахином с фигуркой паскунджи – защитой царей. Второй балдахин принял под свою сень благородную Русудан и царевну. Свита и знать разместились на коврах и подушках, разложенных по ступеням помоста. Закарэ Мхаргрдзели встал слева от кресла Тамар.

Было известно, что царица цариц обратилась с просьбой к супругу и амирспасалару отказаться от участия в состязаниях, дабы высокий их сан не послужил препятствием для остальных. Доблестные витязи, никому не уступавшие первого места в бою, вынуждены были признать правоту Солнцеликой и смириться с участью зрителей.

Турьи рога пропели третий сигнал. На поле вышел распорядитель, взмахнул золочёным жезлом.

– Состязаются витязи из благородных и древних родов, – возгласил распорядитель громко. – Бесценная награда ждёт победителя. Царь царей Тамар выполнит его просьбу, и не будет ни в чём отказа.

Четыре помощника повторили условие о бесценной награде на четырёх углах поля.

По знаку распорядителя со стороны шатров выехали всадники в чёрных чохах с короткими рукавами, надетыми поверх рубах из пёстрого домотканого шёлка. На ремённых поясах висели кинжалы с драгоценными рукоятями.

Сдерживая горячих коней, готовых сорваться на быструю рысь, всадники медленно двинулись в круговой объезд поля. По тому, как держались они в седле, видно было, что ехали люди знатные, гордые, независимые, сознающие свою силу. Зрители узнавали прославленных витязей, не раз проявивших отвагу в бою, называли родовым именем, славили.

– Удачи, Торели! Пусть скачет к победе твой конь!

– Победу кинжалу Джакели! Слава отважному!

Большинство месхетских земель принадлежало двум знатным родам, чьих представителей приветствовали на поле.

– Месх из Рустави, прославь родное селение!

Приветствие относилось к Шота. Селение Рустави, где Шота появился на свет, расположилось на широкой площадке близ города Ахалцихе, в нескольких часах езды от Тмогви. Неудивительно, что немалую часть зрителей составили земляки.

– Победу, Шота! Победу, отважный!

– Победа будет! – крикнул в ответ Шота.

Он положил ладони на тёплую, мускулистую конскую шею и прошептал: «Ты понял, Аргентум? Победа и без того нам нужна во что бы то ни стало. Теперь же нужна вдвойне, потому что мы её обещали». Аргентум чутко насторожил острые уши, розоватые на свету.

Сухощавые лёгкие кони продолжали свой медленный путь. Поравнявшись с креслом Тамар, всадники выхватывали из ножен кинжалы и вонзали их в землю в знак того, что отдано их оружие прекраснейшей из женщин, солнцеликой Тамар. Вскоре перед помостом вырос сверкающий частокол.

Едва последний клинок взрезал землю, распорядитель снова взмахнул жезлом. Качнулась земля. Поле загудело от звона и топота. Словно смерч, застрявший в ущелье, вырвался на свободу – это кони с места взяли в карьер и помчались, опережая ветер.

Первый круг пронеслись кучно. Кони сбились в плотную массу, и если один вырывался вперёд, остальные сразу его настигали. На втором круге отряд утратил единство, стал вытягиваться в цепочку. Цепочка распалась на звенья.

– Рустави! Рустави!

Шота обогнал второе и первое звено. Он летел, распластавшись на конской шее. Он чувствовал неразрывную связь с конём, точно единая кровь бежала у них по жилам, как у кентавров – человекоконей греческих мифов. «Ар-гентум, Ар-гентум», – в лад с конским именем громко и часто стучало сердце.

Весь третий круг Аргентум летел впереди.

По знаку распорядителя слуги поля вынесли стенку из тонких реек, укреплённую на подпорках. Преграда Аргентума не испугала.

Он птицей взмыл вверх. На мгновение повис в воздухе гигантским серебряным изваянием и, прежде чем зрители успели перевести дыхание, легко опустился на землю и продолжил свой бег.

– Шота Руставели! Рустави!

– Благодарю тебя, мой Аргентум, верный и благородный друг, – прошептал над конским ухом Шота.

Один за другим всадники перепрыгнули через стенку, и не было ни одного, кто бы сбил рейку.

– Славных витязей родит наша земля, – проговорил Давид Сослани.

Тамар промолчала. Только большие глаза под прямыми бровями светились радостно.

Распорядитель вскинул вверх жезл, и началась джигитовка – драгоценное убранство всех конных состязаний.

– Хоп! – Всадники впрыгивали на седло и ехали стоя.

– Хоп! – Соскакивали на землю, бежали рядом с конём и снова оказывались в седле. Кони, послушные малейшему движению поводьев, переходили с рыси в галоп, с галопа на лёгкую рысь!

– Хоп! – Всадники менялись конями.

– Хоп! – Держась за седло, повисали на конском боку.

– Хоп! Хоп!

Внезапно над полем пронёсся пронзительный голос рожка. Какую весть подавал сигнал? Джигиты остановили коней. Звук повторился. Он нёсся сверху, со стороны шатров. Все головы повернулись туда. На площадке скалы, нависшей над палаточным городом, стоял чёрный конь с белым подтёком на лбу и белой задней ногой. Откуда он взялся? Кому принадлежал? Всадник, сидевший в седле, был закрыт с головой кольчужной сеткой и, как видно, не собирался показывать своего лица. Он протрубил в третий раз и повесил рожок на пояс. Конь попятился к самой скале. Уж не собрался ли всадник ринуться вниз, на поле? Площадка находилась на высоте двадцати локтей. Прыжок грозил верной гибелью.

Всё случилось так быстро, что никто не успел опомниться.

Взвилась и щёлкнула в воздухе плеть. Взвился, подобно Мерани,[10] конь. Прыжок это был или полёт? Конь описал над полем дугу и опустился на передние копыта.

– О-о-о! – раздался тысячеголосый крик. В воздух полетели шапки, платки.

Рассказывали, что есть на армянской земле каменная плита с древней надписью: «Менуа, сын Ишпуини, говорит: с этого места конь по имени Арциви прыгнул под Менуа на 22 локтя». Выходило, что витязь, не пожелавший поднять чабалахи, повторил подвиг, свершённый в далёкие героические времена.

– Слава витязю Кольчужной Сетки! Отважному джигиту слава!

Конь цвета воронова крыла пересёк поле и поравнялся с алым балдахином. Всадник подобрал поводья. Конь красиво отделил хвост, фыркнул, вытянулся и встал как вкопанный. Сухая голова с резко очерченными ноздрями слегка запрокинулась. Выпуклые связки застыли под шелковистой кожей. Всадник выхватил из ножен кинжал. Рубины, вправленные в рукоять, метнулись огненно-красной молнией, и вот уже замер кинжал в земле впереди сверкавшего частокола, а всадник летел к остальным, готовым продолжить прерванную джигитовку.

– Я повсюду искал тебя, отважный герой, – крикнул через поле Шота.

– Мерани до утра побереги, – прозвучал из-под кольчужной сетки ответ.

Конь в самом деле звался Мерани. Великая выучка и выносливость отличали красавца.

И ещё один крик пронёсся над полем. Он раздался из гущи толпы, но слов не смогли разобрать даже стоявшие рядом.

Поле вновь загудело от топота конских копыт. Зазвенели бляшки на праздничных сбруях, на чепраках.

Хоп! – Всадники на скаку перестраивали ряды: ехали то парами, то вчетвером.

Хоп! – Витязь Кольчужной Сетки летел на весу, обхватив руками конскую шею.

– Приблизься, Закарэ, – тихо сказала Тамар.

Закарэ почтительно наклонился.

– Витязь, не пожелавший открыть лицо, – гость нашего праздника, и ни единый волос не должен упасть с его головы.

Тихий голос царицы цариц прозвучал твёрдо и властно.

– Всё будет так, как пожелает Незакатное Солнце, – ответил Закарэ.

«Слепой козопас взялся страной управлять, – обругал он себя мысленно. – Как можно было не вспомнить знакомую выправку, стать? Поистине, понадобилось смятение царицы цариц, чтобы я наконец догадался».

Закарэ подозвал доверенного слугу. Неприметной тенью тот всегда находился рядом.

– Витязь Кольчужной Сетки – гость нашего праздника, и ни один волос не должен упасть во время праздника с его головы, – сказал Закарэ. Слов добавлено было немного, но смысл распоряжения царицы цариц изменился. – Людей возьми, сколько нужно, – заключил Закарэ под конец.

– Смотри, господин, – быстрым шёпотом проговорил слуга.

Закарэ обернулся.

Конь с белой задней ногой и подтёком на лбу скакал по краю плато, за которым начинался обрыв. Всадник стоял на седле, горделиво выпрямившись и скрестив на груди руки.

– Хабарда – берегись! – крикнул он вдруг. В один миг перескочил с конской спины на скалу, сбив устроившихся там горожан, и скрылся за кромкой обрыва.

– Немедля сыскать.

Слуга исчез, как тень в полуденный час.

Протрубили сигнал конца состязаний. Витязи спешились. С конями на поводу они подошли к помосту и склонили колени. Каждого озарила милостивая улыбка Тамар.

– Благодарю вас, мои непобедимые герои, низвергатели царских врагов и защитники порубежных земель.

Витязи вытащили из земли кинжалы. Рукояти кинжалов Шота Руставели и витязя Кольчужной Сетки были обвиты тяжёлыми золотыми цепями.

– Золото присуждено согласно правде и истине, – провозгласил распорядитель. В ответ на справедливое решение раздались радостные крики.

Царица цариц и двор покинули поле, но народ ещё долго не расходился. Начались новые состязания, и многие из тех, кто стоял за верёвками, вышли теперь на поле. Сильных и ловких среди простого народа было не меньше, чем среди знатных, хотя не обучались дети бедняков правилам воинской науки.

В коротких чохах, надетых на голое тело, силились повалить друг друга борцы, перебрасывали противника через спину, опрокидывали навзничь. На другом конце поля вырывали, крутя руки, гладкооструганную палку. Тянули канат.

Но особое оживление вызвала любимая всеми игра – пехбурти. На разных концах поля установили ворота, посередине начал свой бег кожаный мяч. Торговые гости рассказывали, что в Китае додумались надувать мячи воздухом, чтобы прыгали, словно живые. Однако и набитый овечьей шерстью, сшитый из лоскутков кожи шар не задерживался на месте. Он летал и прыгал, отскакивая от ног игроков. Игроки разбились на две команды, по десять участников в каждой, и носились по полю то кучно, то врассыпную, вели мяч возле ноги или посылали вперёд сильным ударом. Выигрывала команда, которой удавалось забить в ворота противника большее число бурти – мячей.

Распорядители, выбранные из цеховых старшин, раздавали награды: конскую сбрую, кинжалы с серебряными рукоятями, узорные пряжки для поясов, столбики медных монет с изображением царя царей Тамар. Силачу, уложившему на лопатки всех, кто пожелал с ним бороться, амирспасалар подарил от себя тяжёлый литой браслет в дорогих каменьях.

Закарэ не покинул поле вместе с двором. Он любил проявление силы и ловкости. Народные игры доставляли ему почти такое же удовольствие, как конная скачка или игра в конный мяч. Доверенный слуга, отосланный с поручением, вернувшись, нашёл своего господина там, где оставил его, – на помосте.

– Водой сквозь землю ушёл, – растерянно проговорил слуга. – Прибежали, по всему берегу – никого.

– Людей каких-нибудь встретили?

– Мальчонка рыскал по склону, птичьи гнёзда искал.

– Кто таков?

– В Тбилиси состоит на обучении. Приехал на праздник вместе с златоваятелем Липаритом.

– Проверили?

– Липарита сыскали. Мальчонка правду сказал.

– Ладно, ступай. Поутру витязь Кольчужной Сетки обещал заявиться. В сто глаз чтобы слежка была.