Мехико
Гильемо Торрес в волнении расхаживал по приемному покою. Девять долгих месяцев он ждал этого дня и молился о том, чтобы ребенок родился здоровым. Теперь его желание, похоже, исполнилось, и его душу переполняло чувство радостного ожидания.
Дважды у Розы случались выкидыши, но на сей раз благодаря Деве Марии кровотечение, появившееся на втором месяце, смогли остановить и ребенок был нормально доношен.
Гильемо вознес горячую молитву за врачей, делавших кесарево сечение, за быстрое выздоровление его жены, а главное — за здоровье ребенка.
Он вытер слезы с глаз. Ему было двадцать два года, и братья всегда дразнили его за сентиментальность. Но это почему-то не оскорбляло его, а только смешило. Гильемо радовала его способность к глубоким переживанием; и он удивлялся тому, что многие люди не чувствуют жизнь так же, как и он.
Он посмотрел на часы над сестринским постом. Тридцать пять минут назад он поцеловал жену на прощание перед тем, как ее увезли в операционную. Теперь он ждал, когда ему выдадут халат и пригласят стать свидетелем того, как свершится чудо рождения. Интересно, скоро ли его мать прибудет сюда, чтобы посмотреть на нового внука или внучку? Половина их семьи направилась сюда из Толуки.
Внизу, на первом этаже, двое новых врачей вошли в лифт. Они молча поднялись на третий этаж. Им не нужно было разговаривать. Они вышли из лифта также молча и прошли по коридорам в числе лиц, допущенных для работы в клинику.
Но ни один из этих докторов не давал клятвы Гиппократа.
За пять тысяч девятьсот миль, Барселона
Как обычно, Гильемо Торрес овладел вниманием и любовью слушателей. Его песня «Как прекрасен мир!» нашла живой отклик у аудитории. Как обычно, посетители бара долго и горячо аплодировали ему.
Если сегодня ему не удастся убедить своего босса Армандо, что он, Гильемо, способен удерживать внимание посетителей бара всю ночь, значит, тот вообще не поддается убеждению.
Гильемо любил петь почти так же, как он любил учить детей. Музыка была его страстью, языком его души. Когда аплодисменты отзвучали, он присел на стул. Как всегда, его ожидала тарелка букероне, кусок сыра кабралес и стакан с маслинами. Клодия знала его вкусы.
Едва он успел отправить первую маслину в рот, как из кухни появился худой усатый бармен с подносом, на котором стояли еда и напитки.
Гильемо прежде никогда не видел этого человека.
— А где Клодия? Она тут раньше работала, — спросил он незнакомца.
— Болеет, — пожал плечами бармен. — Женские проблемы. — Взглянув на пустую рюмку Гильемо, он спросил: — Еще?
— Можно, — ответил Гильемо. Одна из посетительниц бара подошла к нему, взяла за руку и интимным шепотом сообщила ему о том, как она наслаждается его пением. Гильемо так и не обратил внимания, как новый бармен, наполнив его рюмку, добавил туда несколько капель из миниатюрного серебряного сосуда, который он мгновенно убрал обратно в карман.
Гильемо думал только о том, что публика любит его, что женщина улыбается ему, как близкому человеку, и что от нее исходит пьянящий аромат каких-то духов. Жизнь казалась ему прекрасной.
Гильемо быстро осушил рюмку.
За четыре тысячи шестьсот миль, Атланта, Джорджия
Бейсбол оставался страстью и делом жизни Гильемо Торреса.
Но на сей раз он находился не в лучшей своей форме. У него еще болела нога после того, как он вчера поскользнулся и упал, больно ударившись бедром.
Хорошо еще, что это была товарищеская благотворительная игра команды местных полисменов, со сбором средств в пользу жертв домашнего насилия.
Гильемо уже не раз принимал участие в благотворительных играх, но эта имела для него особое значение, поскольку в детстве он сам в беспомощном отчаянии наблюдал за тем, как отчим избивал его мать. А теперь его мать, его жена и двое детей с гордостью наблюдали за его игрой.
Гильемо не заметил толстого болельщика, который, держа в руках поднос с пивом и пиццей, уселся на свободное место в четырех рядах позади его семьи в тот момент, когда он вышел на поле, приветственно помахав рукой зрителям.
Когда раздался роковой выстрел, все приняли его за треск биты Гильемо.
Лондон
Дэвид в удивлении уставился на человека, вышедшего из такси.
Не может быть! Неужели он видит Дилона?
— Водитель, остановитесь! — велел он. — Мы здесь выходим.
— Но Тринити-сквер вон там. Зачем вы это делаете? — спросила Йел.
Но Дэвид, не отвечая, смотрел только на двух человек, приближавшихся к Тауэр-Хилл.
— Вы знаете их? — спросила Йел, коснувшись его руки.
— Одного из них, — ответил он. — Это мой лучший друг Дилон Макграт. Священник, пославший меня к раввину бен Моше.
«Друг, который не смог найти мой паспорт, — подумал он. — И он также не смог найти Еву, а потом оказалось, что ее убили. Теперь полиция ищет меня, а он так и не объяснил мне, почему уехал из страны».
— Какого черта Дилон делает в Лондоне? — задал он риторический вопрос.
— А его спутника вы знаете? — поинтересовалась Йел.
— Пока нет. — Дэвид продолжал следить за ними. Дилон и его спутник быстро шли по направлению к лондонскому мосту. Незнакомец развернул черный зонтик, защищаясь от дождя, а Дилон поднял воротник и ссутулился.
Дэвид, казалось, не обращал внимания на дождь. Йел шла рядом с ним, стараясь не отставать.
— Должно быть, есть причина, отчего вы не окликнули его? — заметила она.
— Как сказать? Не знаю… можно ли ему доверять. — Дэвид прежде даже и не думал, что когда-то он сможет произнести такие слова о Дилоне.
— По-вашему, он может иметь какое-то отношение к убийству Евы?
Прежде Дэвид не давал хода своим подозрениям, но теперь, когда он увидел Дилона в Лондоне и знал, что здесь же — Криспин и Стаси, ставшая заложницей…
— Я даже думаю, не имеет ли он отношения и к убийству бен Моше, — ответил он. — Мне мучительно больно говорить об этом, но он ведь знал, что я в тот день должен встретиться с раввином.
— Они поворачивают на Артур-стрит, — сказала Йел. — Нам надо идти за ними, но не слишком близко.
В этом районе наблюдалось не так много пешеходов, и Дэвид согласился с тем, что не следует давать возможность Дилону его заметить. Они немного замедлили шаг.
— Как насчет звонка Криспину? — спросила Йел.
— Сначала я должен узнать, куда они направляются, — решил Дэвид. — Криспин подождет.
«Остается только надеяться, что Мюллеру не надоест ждать звонка, — подумал он. — Не рискую ли я, в самом деле, жизнью Стаси неизвестно для чего?» В конце концов, Дилон всегда оставался верным другом. Не стал ли он, Дэвид, параноиком? Понимающие перевернули вверх дном всю его жизнь. А ведь этот человек, его друг, посвятил свою жизнь религии!
И все же Дэвид так и не решился окликнуть Дилона.
И тут он увидел, на какую улицу свернули Дилон и его спутник: проезд Ангелов.
Не имеет ли это какого-то отношения к «Черным ангелам»?
Йел схватила его за руку:
— Дэвид, они свернули вон в то складское помещение.
— Пойдемте за ними вместе, — предложил он.
— Разве не заметили? — произнесла она. — Последнее время мы всегда идем вместе.