Глава 11

Над фьордом еще лежал утренний туман, когда они отчалили от берега. Солнце расплывшимся кроваво-красным пятном висело над холмами на северо-востоке, предвещая жаркий день. Из прибрежных камышей с плеском и шумом поднялся хохлатый нырок. Он долго летел над самой водой, потом взвился ввысь и полетел на запад.

Собственно говоря, рыбы у них дома было достаточно и им незачем было плыть осматривать верши, но они, ничего не обсуждая, все же поплыли. Общение друг с другом в лодке словно как-то особенно их сближало, а они оба чувствовали, что это им может очень пригодиться.

Эсбен сидел на веслах. Греб он, пожалуй, немножко неуклюже, но за эти дни он успел окрепнуть и набраться сил и теперь с жадностью учился у Ханса всему, чему мог. Пока еще он работал правым веслом сильнее, чем левым, так что время от времени ему приходилось табанить, чтобы не сбиться с курса, но с каждым разом у него получалось все лучше.

Никто из них не начинал разговора. Они уже оставили верши далеко позади, но Эсбен все греб и греб дальше. Наконец он вынул весла из воды и бросил якорь. Солнце пробилось сквозь туманную мглу, постепенно ее разогнав, и жара все усиливалась, все плотнее обступала, облепляла их.

Они разлеглись каждый на своем конце лодки и жарились на солнце. Вокруг них лениво дремал зеркально-гладкий фьорд, а вокруг фьорда — недвижные холмы. Точно котел, незыблемый, как вечность. Оба они знали, что их ждет дальше: рассказ о костре. И обоим хотелось оттянуть разговор.

Час прошел в молчании.

Потом Ханс встал и почти беззвучно скользнул в воду. Эсбен не отрываясь следил, как он, спокойно взмахивая руками, уплывает все дальше от лодки.

На вид это было совсем просто.

Взяв весло, мальчик опустил его вертикально в воду, но, хотя он утопил руку по самое плечо, до дна весло так и не достало.

А что, если попробовать держаться руками за борт лодки?

Он стал осторожно сползать на животе через борт. Ощущение было новое и непривычное — вода плескалась по ногам, лизала тело. Он оцарапал живот, и ему хотелось вскарабкаться обратно. Но вместо этого он соскользнул еще ниже и в конце концов весь оказался в воде и лежал, задрав голову кверху и крепко уцепившись обеими руками за борт. Ноги его сами собой задвигались, и он почувствовал, что его тянет под лодку. Мало-помалу тело расслабилось, и ласковое касание воды сделалось ему приятно.

Сам не зная, как это вышло, он отпустил одну руку, продолжая второй держаться. Свободная рука отгребала воду назад, а ноги непроизвольно двигались. Он стал медленно скользить вдоль лодки к носу. Носовая часть была выше кормы, и стало трудно дотянуться до борта, но прямо впереди него, довольно близко, был якорный канат. А что, если оторваться от лодки и попробовать схватиться за канат? Как это Ханс ему тогда сказал: «Учись относиться к фьорду уважительно, тогда и он тебя будет уважать». А это будет уважительно?

Тут он оторвался от борта и забарахтался, заплескал ногами и руками. Вода забиралась в рот и в нос, он глотал и глотал, продолжая плескаться, руки и ноги беспорядочно двигались в разные стороны, и он все больше погружался в воду. В голове шумело, он попытался открыть глаза, но их залило, и он поскорее снова зажмурился.

Вот так и умирают? Отчаянно болтая руками, он попробовал крикнуть, но только еще сильнее захлебнулся. Он погружался все ниже и ниже и не мог понять, почему он никак не достанет до дна. Ничего не разбирая во мраке, он продолжал бултыхаться, как вдруг рука его за что-то задела. Якорный канат!

Цепляясь за него, он выбрался на свет и на воздух.

Он фыркал, отплевывался и понемногу отдышался. Нос лодки был прямо перед ним, и это его успокоило. В конце концов ему удалось, резко оттолкнувшись от воды, ухватиться рукой за борт.

Когда Ханс приплыл обратно, Эсбен плавал вокруг лодки. Они вместе вскарабкались в нее.

Патом они опять лежали, загорали. И только один раз голос Ханса нарушил тишину:

— Быть может, тебе стоило бы сначала поучиться плавать на более мелком месте.

Через некоторое время Эсбен сел. Взгляд его заскользил вдоль берега фьорда и остановился, дойдя до того места, где совсем недавно поднимался в небо столб черного дыма. Он медленно покачал головой, и губы его слегка поджались, выражая решимость.

— Палач приехал заранее, накануне вечером, и на следующий день в деревне началась ужасная суматоха. Подручный палача ходил по всем дворам и искал, где купить лестницу. Продать соглашались все, но он хотел выторговать подешевле и в конце концов нашел, что искал. Потом народ стал сходиться к той лужайке. А я уже сидел на своем дереве — я взобрался туда задолго до того, как пришли первые люди.

И после полудня ее привели. Руки у нее были связаны за спиной, а рядом с ней шел пастор, тот самый, который допрашивал ее и судил.

Они остановились возле костра, и пастор подал ей хлеб и вино. По виду она была совсем спокойна. Потом пастор прочитал «Отче наш». Когда он кончил, она сама подошла к лестнице и легла на один ее конец, а палач с подручным привязали ее веревкой.

Привязали и зажгли костер…

Загрузка...