Охотник

Глава 14. Желтая полоса

Древние греки верили, что мир начался с хаоса, с бесформенной пустоты, из которой вышли титаны и боги, породившие человека. Достигнув высшей формы развития – таковой философы считали самих себя, – человек попытался упорядочить хаос, отыскать во вселенной симметрию и закономерности. Именно этот поиск создал идею философии и, много позже, науки. Ученый – это тот, кто силится разглядеть в хаосе порядок. Порой это неосуществимо, что понятно из квантовой механики и теории хаоса. Я карабкаюсь на холм, потому что хочу упорядочить хаос. У нас есть событие: смерть Джунипер. У нас есть причина: медведь. Ответ на вопрос «почему» отсутствует, и полиция не объяснила, что привело к их встрече.

Первая желтая лента, как я и подозревал, служит отметкой. Через десять метров желтеет еще одна. Так я нахожу пять желтых лент, и они приводят меня на небольшой участок ровной земли.

Там я вижу первую красную ленту. Она привязана к стволу дерева. На коре под ней темное пятно – кровь. Точнее, частичный след окровавленной ладони. Умирая, Джунипер дотронулась до этого дерева. На маленькой поляне я насчитываю еще четыре красные ленточки и три воткнутых в землю красных флажка. Некоторые из ленточек отмечают места, откуда вырезали для анализа куски упавшего дерева или откуда собрали почву и кровь. Эти участки маленькие, что странно, учитывая, что здесь истек кровью взрослый человек.

Я опускаюсь на колени и разглядываю одно из пятен. Почва здесь вязкая, как глина, и не пропускает воду. На поверхности собираются капельки влаги. Некоторые типы почв не впитывают воду, некоторые, вроде иссушенной почвы пустыни, наоборот, жадно ее втягивают. Чтобы разобраться, сколько крови здесь пролилось, криминалистам пришлось копнуть глубже. На первый взгляд немного. Возможно, девушка уже потеряла много крови, прежде чем упасть здесь. Я вытираю ладони о шорты и вижу второй ряд желтых ленточек. Они ведут дальше, вверх по склону.

Вырисовывается подобие системы. Вокруг меня по-прежнему хаос, но уже видно направление. Я взбираюсь на холм, маленькие камушки выскальзывают из-под ног. Трудно вообразить, как продиралась сквозь эти кусты теряющая кровь Джунипер.

Двумя красными флажками помечены места, где ее кровь попала на растения. Желтая линия кончается у другого дерева, в которое упиралась ладонью Джунипер. Как ни странно, эта сторона дерева обращена в сторону дороги, а не вглубь леса, где, видимо, она впервые столкнулась с медведем. Полоса желтых лент ведет дальше вверх. Я продолжаю взбираться, глядя себе под ноги, чтобы не наступить на красный флажок, спрятавшийся за пнем или в кустах.

Я замираю. Меня заставил остановиться не звук – во всяком случае не такой, который я успел бы осознать. Сработала древняя часть мозга, соединенная с атрофированными или отмершими органами чувств. Так со мной уже бывало. В первый раз – когда мне было четырнадцать, отчим взял меня в поход по Западному Техасу. Я то и дело останавливался, тревожась по непонятной мне самому причине. Дэвис как будто ничего не замечал. Когда мы вернулись в лагерь, он спросил, не было ли у меня днем странного чувства. Я ответил, что было, но не смог объяснить почему. Он понимающе кивнул и взял из машины ружье.

– Иди за мной.

Мы вернулись примерно на полтора километра и остановились в том самом месте, где меня впервые посетило то странное чувство. Я наблюдал, как он, прищурившись, изучает окрестности. Его внимание привлек крупный валун. Дэвис обошел камень, я вслед за ним. Присев на корточки, он жестом велел сделать то же самое мне. Его палец указывал на грязь на месте засохшей лужицы. Там красовался отпечаток лапы больше моего кулака. Я видел такой в руководстве для охотников и сразу опознал. След принадлежал пуме. Это ее мы оба почуяли.

– Как мы догадались? – спросил я.

– Наверное, учуяли другое плотоядное. Может, услышали. Но заруби себе на носу: пума узнала, что мы рядом, гораздо раньше.

Много раз потом жизнь иллюстрировала мне правоту его отрезвляющего предупреждения. Вот и сейчас у меня ощущение, что я не один. Побежать – значит показать себя испуганной жертвой. Слишком наглый поступок станет свидетельством покушения на чужую территорию. Правильнее всего проявить осторожность. Я медленно достаю из рюкзака перцовый баллончик.

Мне остается пройти еще один отрезок пути, отмеченный желтыми лентами. Так я доберусь до места, где медведь впервые напал на Джунипер.

Да, я видел мертвого медведя, но это не значит, что именно он ее убил. Медведи и молнии делают все, что им заблагорассудится, и могут бить в одно и то же место сколько угодно, что бы ни говорили нам эксперты. Наверное, стоит осторожно вернуться на дорогу. Но я по-прежнему наблюдаю хаос. А мне нужен порядок. Сжимая в руке баллончик, я лезу дальше.

И любой звук, и затянувшая тишина заставляют меня замирать и озираться. Я не вижу никаких хищников, прячущихся за деревьями. Но это не значит, что их нет. Я добираюсь до последнего желтого флажка и вижу воткнутый в землю красный. Хотя земля в лесу засыпана сосновыми иголками, я легко определяю, что в этом месте почва другая. Она пропиталась кровью.