ЧАСТЬ ВТОРАЯ 1940 год
ГЛАВА III
Подвиги минной войны. Незаметный героизм.
Оперативная сводка. Весна.
В течение первых месяцев года на первом плане у подводных лодок стояла трудная задача по постановке мин. По большей части эти операции представляли собой шедевр навигационного искусства и тихого героизма, за которые не удостаивали наград и не сопровождались прямыми и видимыми свидетельствами успехов. Но всякая поставленная мина означала, что на морских коммуникациях снабжения добавлено новое препятствие к числу тех, которые задерживали, а иногда и останавливали деятельность коммуникаций на несколько дней. А каждый день означал потерю тонн драгоценных грузов.
* * *
Оперативная сводка. Весна.
В течение первых месяцев года на первом плане у подводных лодок стояла трудная задача по постановке мин. По большей части эти операции представляли собой шедевр навигационного искусства и тихого героизма, за которые не удостаивали наград и не сопровождались прямыми и видимыми свидетельствами успехов. Но всякая поставленная мина означала, что на морских коммуникациях снабжения добавлено новое препятствие к числу тех, которые задерживали, а иногда и останавливали деятельность коммуникаций на несколько дней. А каждый день означал потерю тонн драгоценных грузов.
Лёд на Эльбе и паковый лёд в Северном море ничуть не облегчали работу «папаши» Шультце, по-прежнему командира «U-48», когда он направился ставить мины в непосредственной близи у британского порта Портленда. В этот суровый февраль он оделся, как на Северный полюс. На голове у него была гигантская меховая шапка, придававшая ему вид доброго папаши. В таком наряде он никак не походил на тех командиров с обветренными гранитными лицами, каких зрители привыкали видеть в официозных киножурналах или иллюстрированных изданиях. Он скорее напоминал состоятельного помещика откуда-нибудь из Померании, у которого вполне хватает денег, чтобы позволить себе дорогое удовольствие попутешествовать на подводной лодке.
Неизвестно, за что его прозвали «фатти» – «папашей». Нельзя сказать, чтобы он сильно цеплялся за букву уставов. Команду притягивало к нему обаяние его личности. Шультце был трезвенником, и тот факт, что он недавно позволил себе на мостике «U-48» выпить шнапса с огорчённым и потрясённым капитаном потопленного им сухогруза, стало предметом всестороннего и разноречивого обсуждения на лодке в течение остатка вечера.
Как все моряки, часто выходящие в море, он был фантастически суеверен – не меньше колдуна из самого тёмного уголка Африки. Например, на лодке существовало неписанное правило держать в открытом море курс, делящийся на счастливое число семь. У рулевых имелось строгое указание при получении приказа с мостика на изменение курса сообразить, делится ли число на семь и выбрать ближайшее значение, кратное семи.
Эта причуда насчёт счастливой семёрки стала узаконенной на «U-48». Позже, когда «папаша» Шультце ушёл с лодки и ею стал командовать широкоплечий капитан-лейтенант Бляйхродт, дело могло однажды закончиться трибуналом.
– Курс двести двадцать семь! – скомандовал Бляйхродт с мостика.
– Есть двести двадцать семь! Двести двадцать четыре на румбе! – ответил рулевой.
– Внизу! Внимательнее! Я сказал двести двадцать семь.
– Есть двести двадцать семь! Двести двадцать четыре на румбе!
Бляйхродт, пришедший на лодку с торгового флота и как таковой считавший священным держать курс, приказанный с мостика, почувствовал, как у него кровь закипает в жилах. Усилием воли он сдержал себя.
– Дорогой и бесценный рулевой, я сказал двести двадцать семь. И если я говорю двести двадцать семь, я, чёрт возьми, имею в виду двести двадцать семь. Ясно?
Тут вмешался опытный старшина и объяснил командиру, что в открытом море «U-48» с незапамятных времён всегда держит курс, кратный семи. И Бляйхродт, хороший моряк, сообразил, что раз уж так заведено, то не стоит менять…
Это о причудах «папаши» Шультце, который сейчас держал курс на Портленд, на постановку мин.
Незадолго до точки назначения Шультце решил лечь на грунт, чтобы уже ночью лучше познакомиться с британским минным полем и прозондировать его.
Ему повезло: ночь оказалась чернее дёгтя. Военно-морская разведка сообщила ему почти все об этом минном поле, и ему оставалось найти вход и выход из него. Это заняло несколько часов – монотонной рутины, состоявшей из выверки по карте, зондирования и снова обращения к карте.
Люди в лодке чувствовали себя сидящими на бочке с порохом. Все хорошо знали эти невинные свинцовые рожки детонатора, делавшие мины похожими на рогатого дьявола. Достаточно лёгкого прикосновения – и первым классом на небо без обратного билета. Однако всё прошло по плану, в вахтенном журнале появилась лаконичная запись: «Задание выполнено. 03.38 начата постановка. 04.45 постановка закончена». После этого «U-48» могла начинать охоту торпедами.
Первой жертвой стал голландский «Бургердийк» водоизмещением в 6 853 тонны, шедший из Нью-Йорка. Голландского капитана взяли на борт «U-48», где он позже сказал, что по инструкциям владельцев судна он шёл в британский порт. По просьбе Шультце перед потоплением с «Бургердийка» была направлена радиограмма о том, что судно тонет, налетев на скалы к югу от Бишоп-Рок. С того конца пришло подтверждение в получении радиограммы и было выражено сожаление, что она лишена подробностей. Естественно: подробности были занесены в вахтенный журнал Шультце.
Через пять дней было пущено на дно британское рефрижераторное судно «Султан Стар» водоизмещением 12 306 тонн, крупнейшее судно компании «Блю Стар Лайн». Оно перевозило на борту мясо и сливочное масло, которых Британии хватило бы на трёхдневный рацион.
Рефрижераторные суда – это суда особой категории. Их строительство занимает больше времени, чем обычных грузовых судов, и они имели жизненно важное значение для Британских островов. Потеря судна «Султан Стар» образовало большую дыру в британской системе снабжения.
На следующий день к потопленным судам присоединился голландский танкер «Ден Хааг» водоизмещением в 8 971 тонну. Двумя днями позже Шультце потопил неустановленный сухогруз.
За четыре непродолжительных похода «U-48» потопила судов общим водоизмещением в 114 510 тонн. В это число не входили суда, потопленные поставленными лодкой минами.
На все вопросы о задании капитан-лейтенант Ролльманн отвечал улыбками. Он только что вернулся из штаба подводного флота, быстро взбежал по трапу на борт «U-34». Эта лодка только недавно вышла из капремонта, была оснащена новым оборудованием. Она выглядела слишком щегольской на фоне грязных, масляных вод порта.
Во второй половине дня у моряков команды вытянулись лица, когда к борту подогнали баржу не, скажем, с блестящими жестью рыбными консервами, а тускло-серыми минами.
– Подсунули… Не было печали… – ворчали в команде. – Вот почему старик рта не открывал…
Постановка мин не считалась у подводников любимым времяпрепровождением.
– Что с этого поимеешь, – недовольно переговаривались они между собой, имея в виду, что тоннажа это на лицевой счёт лодки не добавит.
К этому времени уже были выданы первые Рыцарские кресты, и моряки гордились тем, что могут помочь своему командиру привесить себе лишнюю награду. А награда командира бросала отблеск славы и на всю команду.
– Важно, ребята, как следует делать свою работу, а ещё важнее – снова вернуться домой целыми и невредимыми, – говорил Ролльманн. – Ваше доверие мне гораздо ценнее кучи наград.
Выйдя за островом Гельголанд на свободное ото льдов пространство, «U-34» взяла курс на северо-запад, в направлении Шетландских островов.
В открытом море ревел ветер, лодка то зарывалась в зелёную, казавшуюся ядовитой, воду, то её нос поднимался на большой волне, волна набрасывалась на мостик, окатывая верхних вахтенныхи солёной ледяной водой.
– Держать на западный выход из проливов, Так мы дойдём туда быстрее, – произнёс Ролльманн как всегда неразборчиво, но с обычным дружелюбием.
Он имел в виду рискнуть преодолеть охраняемые проливы между Оркнейскими и Шетландскими островами в надводном положении, потому что в подводном встречное течение сделает это прохождение медленным и трудным занятием.
Вблизи Северного пролива им попалось огромное судно, пересекавшее курс лодки. На вид это был 15-тысячник, полупассажирский, полугрузовой.
«U-34» погрузилась и направилась к гиганту.
– Вижу флаг! – сказал Ролльманн, прильнув к перископу. – Приготовить носовые торпедные аппараты к выстрелу!
Быстро определили дистанцию, взяли пеленг – всё, что нужно торпеде.
– Первый и второй аппараты готовы! – поступил доклад торпедистов.
– Первый и второй – пли!
Лодка вздрогнула. Воздух ударил в барабанные перепонки обитателям первого отсека – сжатый воздух выбрасывался при выстреле в отсек. Если бы он выбрасывался наружу, то это обнаруживало бы лодку.
Секунды шли, но ничего не происходило.
– Опустить перископ, – скомандовал Ролльманн.
Пока торпеды шли к цели, британское судно – вспомогательный крейсер – изменило курс. На лодке расстроились. Мины минами, а торпед у них было мало.
– Первые плоды всегда кислые, – пытались в центральном посту утешить командира. – Дальше будет лучше. Лучше плохое начало, чем плохой конец.
Эти фразы несколько успокоили обстановку в отсеке. В подводном положении лодка обогнула юго-западное окончание Британских островов и повернула к Плимутскому проливу.
– Нам предстоит чистая работёнка, – сказал Руланд, механик, разглядывая прокладочный стол, возле которого стоял обеспокоенный старшина команды рулевых. Он указал на карту:
– Тут пятнадцать метров… Здесь восемнадцать… опять пятнадцать… Чёрт возьми, как в детском бассейне!
Настроение на борту было не на высоте. Люди чувствовали неуверенность. Кто валялся на койках, кто занимался своими будничными делами.
Где мины противника? Где у него расставлены противолодочные сети? Точны ли данные, предоставленные разведкой ВМФ? И где они собирали свою информацию?
Ночные тени начали окутывать ближние берега. Через некоторое время Ролльманн увидел неверный свет. Уточнив, что это, он взял пеленг.
– Все правильно, мы там, где надо, – сказал он, не оборачиваясь, старшине рулевых и приказал собрать команду в первом отсеке.
Команда собралась. Лица людей выглядели бледными и серыми в тусклом свете отсека.
– Моряки, – начал Ролльманн, – мы получили задание поставить минное поле и заблокировать Фальмутскую бухту. Согласно приказу, мы должны сделать все, чтобы поставить мины за молами, то есть в самом порту, где глубина пятнадцать метров. Порт охраняется часовыми и патрулями. Все секретное имущество будет распределено между членами команды. Шифровальная машина будет разобрана на части. Все из вас получат что-нибудь от этого. И если ктонибудь попадёт в плен с этим, то я вытяну из него кишки, даже если для этого мне надо будет ждать встречи с ним на небесах. Конечно, любого из нас могут найти потом среди морских водорослей, но только не с деталями машины в кармане брюк. Это вам ясно? Под водой, естественно, будем соблюдать строжайшую дисциплину. Ну вот, я вам все рассказал. Конечно, мы рискуем получить пинок, но…
На лодке началась тихая, но активная деятельность. «U-34» кралась к берегу. Все безмолвно застыли на своих боевых постах. Куда бы ни взглянул Ролльманн, он встречал лихорадочно горящие, широко открытые от волнения и повышенного внимания глаза, прикованные к нему, человеку, которому они должны были доверять и доверяли себя.
Фите Пфитцнер, старшина рулевых, являл собой само спокойствие, когда держал проложенный по карте курс. «U-34» под перископом подошла ко входу в порт. И тут внезапно Ролльманн различил тёмное пятно перед собой. Патрульное судно! – показалось ему. Он не решился опускать перископ, так как боялся его шумом выдать себя. Он знал, что у британцев очень хорошие гидрофоны. Но потом подумал, что те парни наверху тоже люди и тоже способны делать ошибки.
На лодке стояла тишина, как в могиле. Командир что-то прошептал, и только находившиеся поблизости услышали:
– Мы проходим мимо патрульного корабля справа по борту от него.
Лодка маневрировала с ювелирной точностью. Вход в гавань оказался позади. Слева и справа можно было различить вышки на оконечностях молов. И вот лодка достигла середины гавани и стала описывать широкую дугу.
– Мины к постановке товсь!
– Мины готовы к постановке! – поступил доклад из торпедного отсека.
– Оба малый вперёд!
Шум моторов стал чуть слышнее.
– Первая пошла!
С лёгким шумом вышла первая мина.
Вся команда застыла и затаила дыхание, прислушиваясь. Услышат ли британцы шум? А если услышат, то поймут ли причину? Один шутник закрыл глаза и показал рукой наверх, как бы желая сказать: они там наверху спят.
А действительно, почему бы им и не спать? Порт это всё-таки порт, он защищён от германских субмарин.
Народ на лодке задвигался. Кажется, с людей спало внутреннее напряжение. Пошла третья мина… четвёртая… пятая…
Лодка продолжала двигаться по широкой дуге. Глубина составила 13,8 метра. Лодка шла едва в метре от дна гавани. При перемене курса она могла наскочить на собственные только что поставленные мины, проходя мимо них в десятках сантиметров.
Но даже если бы и наткнулись, ничего не случилось бы. Это были магнитные мины, которые должны были вступать в действие позже. На эти чудомины германское командование возлагало весьма большие надежды.
Благодаря постоянному притоку сжатого воздуха в лодку давление в ней повышалось. Воздух становился трудным для дыхания, пот лил даже с тех, кто не двигался.
– Восьмая мина – пошла!
Мина пошла со стоном, от которого вставали волосы на голове.
«U-34» развернулась на выход из порта. Электромоторы работали попрежнему на малом ходу. Вот она прошла линию между оконечностями молов, потом мимо того же патрульного корабля, все ещё остававшегося на посту. Он должен был успокоить вражескую лодку – слишком большую искательницу приключений.
В лодке все напряглись, замерли.
Постепенно глубина моря стала расти.
Боже! Что это?!.. Громкий звук, ненавистный скрипящий звук, который напряг нервы до предела, хотя обычно этот звук проходил незамеченным – это командир убрал перископ.
– Глубина пятьдесят метров, – доложил старшина рулевых.
Ролльманн устало наклонился над прокладочным столом и положил руку на плечо старшины – тяжело, но ласково, словно у него дрожали руки. Фите Пфитцнер поднял голову и улыбнулся. Он точно никогда не видел такого лица у командира – такого усталого, измождённого. Его лицо говорило все.
Ролльманн кивнул и удалился в свою каюту площадью менее двух квадратных метров – его очаг, его дом в море. Он задёрнул занавеску. Проволочный матрас скрипнул раз, потом наступила тишина.
В команде возбуждение тоже стало улегаться. Где-то заговорили, в дизельном отсеке кто-то тихо запел, к нему присоединились другие.
Ролльманн заворочался, и Фите, воспользовавшись моментом, спросил:
– Какой курс держать?
– Триста восемьдесят пять градусов, – ответил ему усталый голос.
Фите взглянул вначале на механика, затем на вахтенного офицера.
– Но на этом чёртовом компасе их только триста шестьдесят, – сказал он.
Вахтенный офицер кивнул:
– Ладно, держать на середину пролива, пусть старик пару часов поспит.
Через два часа Ролльманн проснулся, немного отдохнувший и деятельный.
– По местам стоять к всплытию!
«U-34» вырвалась на поверхность. Свежий, сладкий воздух устремился в лодку, через люк мостика снизу увидели звезды.
ГЛАВА IV
«Операция Везерюбунг»
Оперативная сводка. Апрель 1940 года.
«Операция Везерюбунг» («Weseruebung»)– таково было кодовое название германской оккупации Норвегии, которую стали готовить сразу после того, как узнали, что Великобритания интенсивно готовит подобную операцию. Поскольку операцию собирались проводить против врага, превосходившего немцев численно и по боевой мощи, действия Германии были совершены вразрез всем правилам военно-морской стратегии. «Но я верю, что эффект внезапности будет столь велик, что мы сможем безопасно перебросить наши войска в Норвегию. История показала, что операции, проведённые вопреки всем принципам войны, могут действительно принести успех благодаря элементу внезапности. Я думаю, мы вправе рассчитывать, что в данном случае это принесёт нам удачу». Эти слова произнёс перед верховным руководством Редер – скорее Редер-психолог, чем Редер – главнокомандующий ВМФ. Основной задачей, возлагавшейся на подводные лодки, было прикрыть Нарвик – главную перевалочную базу для перегрузки на суда шведской железной руды. Из 11,5 миллиона тонн годовой потребности по германскому военно-промышленному плану не менее трети шло через незамерзающий порт Нарвик. Операция удалась. Это была самая смелая и наиболее трудная, и в то же время самая успешная операция в истории германских военных действий на море.
* * *
Оперативная сводка. Апрель 1940 года.
«Операция Везерюбунг» («Weseruebung»)– таково было кодовое название германской оккупации Норвегии, которую стали готовить сразу после того, как узнали, что Великобритания интенсивно готовит подобную операцию. Поскольку операцию собирались проводить против врага, превосходившего немцев численно и по боевой мощи, действия Германии были совершены вразрез всем правилам военно-морской стратегии. «Но я верю, что эффект внезапности будет столь велик, что мы сможем безопасно перебросить наши войска в Норвегию. История показала, что операции, проведённые вопреки всем принципам войны, могут действительно принести успех благодаря элементу внезапности. Я думаю, мы вправе рассчитывать, что в данном случае это принесёт нам удачу». Эти слова произнёс перед верховным руководством Редер – скорее Редер-психолог, чем Редер – главнокомандующий ВМФ. Основной задачей, возлагавшейся на подводные лодки, было прикрыть Нарвик – главную перевалочную базу для перегрузки на суда шведской железной руды. Из 11,5 миллиона тонн годовой потребности по германскому военно-промышленному плану не менее трети шло через незамерзающий порт Нарвик. Операция удалась. Это была самая смелая и наиболее трудная, и в то же время самая успешная операция в истории германских военных действий на море.
1 апреля 1940 года верховное командование отдало приказ:
«Начать «Операцию Везерюбунг 9 апреля в 05.15».
Целые недели подводные лодки, большие и малые, держались вблизи голых скал островов норвежского побережья. Когда они всплывали, гигантские валы начинали швырять их, ледяные волны заливали мостик, за минуту верхняя вахта на мостике промокала до костей. Подводников бросало в дрожь, и не только потому, что промокали до нитки, а и при мысли, что через несколько дней им придётся проникать в эти фьорды, эти тёмные зловещие проходы, которые манили их не более, чем врата в иной мир. Единственно приятным в этой действительности были разве что рваные облака над головой да крупные бурые норвежские чайки, с пронзительным криком носившиеся за немецкими подводными лодками.
С лодки «U-47», которой командовал Прин, заметили три линкора. Они шли полным ходом на север и скрылись за горизонтом. Перехватить их Прин не мог. У лодки не хватало хода для такой работы. А как там обстояло с новыми лодками? Ходили кое-какие слухи о некоем господине Вальтере и его засекреченной работе в доме из красного кирпича в Киле. Среди офицеров поговаривали, что, вроде, речь идёт о новом типе двигателя, который будто бы позволит развивать скорость хода до 26 узлов. Правда, наверняка пока никто ничего не знал, даже командиры флотилий.
У Прина, как и у всех, торпедные аппараты были загружены новыми типами торпед. Они не выдавали пузырьками воздуха траекторию торпеды и имели новый магнитный детонатор. Эти торпеды уже как месяцы доказали свою эффективность. И были просты в обслуживании. Торпеда устанавливалась на определённую глубину. Она проходила под судном, магнитный взрыватель на носу торпеды приводился в действие магнитным полем судна, и торпеда взрывалась под самым килем судна. Поражающий эффект этих торпед был потрясающ.
На эти торпеды немцы – Редер, Дениц, командиры, специалисты по торпедам, конструкторы – возлагали большие надежды.
Они ещё не знали, что их надеждам было суждено превратиться в лёгкий дым.
На одной из лодок старшим помощником был Эрих Топп. Позже он станет капитан-лейтенантом и командиром лодки, будет награждён Рыцарским крестом с мечами. У Топпа были свои идеи насчёт использования лодок в норвежских водах. Он не делал из них секрета перед своим командиром. В своём дневнике он писал:
Для этих целей лодки не годятся. Лодки созданы как разрушители торговли, и, чтобы быть эффективными, им нужен большой простор в открытом море. Иногда их можно использовать для неожиданных атак в роли рейдеров в прибрежной зоне. Но это против природы корабля – действовать в узком фьорде. В зависимости от времени года, в этих широтах приходится иметь дело с короткими ночами или вообще их отсутствием, когда солнце светит и в полночь. В таких условиях лодки не имеют времени для зарядки батарей. Фьорды предлагают такие акустические условия, которые, к сожалению, весьма выгодны противнику. Фьорды представляют собой проблему и с навигационной точки зрения, потому что гидрографические сведения о них неадекватны требованиям подводников. Ведь карты показывают точные глубины только для тех каналов, которые обычно используются торговыми судами, и оставляют без внимания их периферию или малые второстепенные фьорды, которые лодки могли бы использовать в качестве укрытия.
Мы несколько дней лежим здесь в норвежских фьордах, маленьких неизвестных фьордах среди лабиринта норвежских скал. Тут изредка увидишь маяк на выдвинувшейся в море скале. Лишь то там, то тут видно спрятавшиеся от ветра малюсенькие домики, которые будто ищут убежища в этом хаотическом нагромождении скал, где нет ни милосердия, ни удобства, ни спасения.
Пока что нам приказано наблюдать и докладывать о передвижениях противника. Атаковать разрешено только британские корабли. Но пока мы ни одного не видели. Но зато мы можем любоваться величественной природой, мы уже различаем индивидуальность некоторых пиков, до невозможности чёрных ущелий и обрывов, серо-голубых склонов, на которых лежит вечный снег.
Тревога обычно звучит в одно и то же время, так как весь день мы должны лежать тихо и незаметно.
Иногда, как в пасхальное утро, ранние часы приносят нам шквалы града и снега. И мы стоим на поверхности, и при этом иногда берега фьордов закутаны утренним туманом или закрыты от нас снегом, и мы наслаждаемся часами драгоценной свободы. Но такое случается редко. По большей части над нами холодное голубое небо, а дни преобладают светлые и прозрачные.
Дневную красоту фьордов мы можем наблюдать только в перископ.
Каждый, до кого доходит очередь постоять у перископа, замолкает. В центральном посту тихо, как в могиле. На нас окружающая природа действует благоговейно. Могут буйствовать бури, со скал стекать в долины потоки воды, ледники освобождаться от старого льда под напором нового, но гряда горы будет стоять и стоять не шелохнувшись.
Каждый день приходится напоминать себе, что здесь идёт война, и в такой торжественной тишине и величественном окружении в это нелегко поверить…
С последними лучами солнца мы всплыли на поверхность и снова оказались в окружении бесконечно переменчивой красоты этого уникального пейзажа. Все мы – командир, механик, рядовые моряки – находимся в плену его очарования.
Воздух был холоден и кристально чист, на небе ярко сверкали звёзды. Только гребни гор были скрыты за вереницей пушистых облаков. Ещё не увял последний свет дня.
Потом за горами заморгала полоска света, сначала сделалась ярче, затем потускнела, потом появилась ещё одна, вначале нежная и слабая, потом ещё одна, и так пошло и пошло, пока весь горизонт не охватило каскадом света, сходящимся к зениту. Северное сияние.
По пятнадцать часов в день в течение шести недель мы проводили под водой, дыша нездоровым воздухом. Мы не смели использовать ежедневно более чем дневной запас кислорода, которого у нас было на шесть недель. Число ящиков с патронами поташа для регенерации воздуха тоже было в ограниченном количестве.
И всё время приходилось быть бдительными, потому что противник мог появиться в любой момент.
И мы ждали его, ждали, ждали…
6 апреля.
Получили кодовое слово – «Хартмут». Нарвикская кампания началась. Все были чрезвычайно возбуждены, после того как командир объяснил цель операции.
8 апреля.
Утром мы вынуждены погрузиться из-за приближающегося эсминца, который внезапно возник из тумана. Опознать эсминец было невозможно, но мы предположили, что это германский патрульный эсминец.
Что это – наши эсминцы готовят какой-то трюк?
А они прорвутся в Нарвик?
В ночь с 8 на 9 апреля мы заняли промежуточную позицию.
9 апреля, 04.00.
Когда мы всплыли, то с большим облегчением прочли полученную радиограмму: «Подводным лодкам следовать в Нарвик. Нарвик в германских руках».
Прошёл одиночный корабль. Через несколько часов мы услышали радиограмму эсминца «Гизе»: «Прошёл остров Барей».
Наконец пришла радиограмма от командования подводным флотом: «Занять боевые позиции!» На полном ходу мы направились на свою позицию. Ещё стоял туман.
Внезапная тревога: впереди показался силуэт подводной лодки. При нашем приближении она исчезла.
– Спокойствие! Полное спокойствие! – раздался голос командира. При этом он сделал умоляющий жест рукой, словно дирижёр, дающий оркестру знак играть пьяниссимо.
В перископ ничего не было видно. Но гидрофоны улавливали тихий шум электромоторов.
– Проклятье! – вырвалось у командира. – Надо поторопиться, а то этот парень нас опередит.
Мы всплыли и пошли самым полным ходом. Танцующие снежинки падали так густо, что мы не видели носа собственной лодки. А никто из офицеров этих мест не знал.
Незадолго до того, как мы подошли к острову Траней, погода прояснилась. Мы обогнал ту лодку.
Впереди увидели пароход, входивший в бухту. Мы пошли за ним в кильватере. Вскоре на корме мы прочли его название – шведский танкер «Страсса». Его команду охватила паника, как только они увидели нас. Люди забегали по верхней палубе, стали надевать спасательные жилеты. Потом они взялись было спускать шлюпки. Некоторые размахивали руками, не зная, видимо, что делать. Фьорд был узким. Даже очень узким. По обеим сторонам высились отвесные скалы, хребты их были покрыты снегом. Наступал конец холодов, но там холодный ветер гулял во всю.
Мы обогнали танкер, но никто на него не смотрел. Никому не было дела и до природных красот фьорда. Мы искали противника.
Тревога! В тумане появился силуэт эсминца, идущего прямо на нас. Мы пустили опознавательную ракету. С эсминца ответили. Германский. Палуба была забита солдатами горнострелковых частей. Они кричали и махали нам руками.
Когда погода совсем прояснилась, мы увидели, что эсминец не даёт шведскому танкеру пройти на север через пролив Тьелсундет.
Мы прошли Барей. Солнце и снежные шквалы с необычной быстротой сменяли друг друга. Апрель. Таков апрель на Крайнем Севере.
У Рамсунда ещё два эсминца. Это наверняка немецкие. Мы приблизились на дистанцию, позволяющую обменяться жестами.
Действительно, это были немцы. Они, оказывается, искали артиллерийские батареи, нанесённые на немецких картах, но так и не нашли их. Просто этих батарей на самом деле не было.
Мы шли без остановок, пока не вышли на назначенную нам позицию – в Офотен-Фьорде. По обеим сторонам высились отвесные скалы, покрытые снегом. Фьорд был настолько узким, что мы видели разбросанные домики и даже отдельных лыжников на склонах того и другого берега.
– Отлично! – сказал командир. – Вот здесь мы и разобьём наши палатки, – и он попытался улыбнуться, однако мы испытывали сомнительное удовольствие от мысли, что мы здесь для того, чтобы сдержать преследующего противника.
Однако делу было суждено повернуться иначе.
10 апреля в середине дня разыгралась жестокая снежная буря.
– Слышу шум – повторяющиеся удары по корпусу! – доложил снизу из центрального на мостик старшина рулевых.
– Что за шум? Что это?
– Не могу сказать точно, господин командир.
В 6.30 я тоже, находясь на мостике, услышал шум – было похоже на частое постукивание молотков, а скорее – жужжанье. Шло оно с направления Нарвика. Сомнений быть не могло – это артиллерийская стрельба. Неужели норвежцы оказывают сопротивление?
Гром артиллерийской перестрелки нарастал. Наблюдатель по левому борту обернулся, опустил бинокль и показал на берег.
– Торпедный катер или моторный баркас – но точно военный корабль!
– Норвежцы дают деру. Что это ещё может быть? – сказал командир.
– А если предположить, что нет?
– Да нет, все правильно. Нарвик пал – очевидно. И норвежцы удирают. Но если хотите, то дайте опознавательный сигнал.
Мы выпустили сигнальные ракеты. Мотор там перестал работать. Подходить корабль не стал. Через их головы мы дали пяток выстрелов из 25-миллиметрового орудия. В конце концов, не убивать же их просто так. Наконец до обитателей судна медленно, но дошло кое-что, и катер сдвинулся с места и пошёл к нам.
– Вы ничего не заметили? – с улыбкой спросил нас старшина рулевых.
Он опустил бинокль и с потёр руки в предвкушении чего-то весёлого. Вначале лица у всех на мостике расплылись в улыбке, а затем раздался хохот.
Катер был набит солдатами горнострелковых частей из Иннсбрука, из Етцталя или, может быть, со Штубайских Альп. Они приветствовали нас, кричали, и мы дважды просили их что-то повторить. В радости они переходили на свой диалект, словаря которого у нас на борту не имелось.
Они медленно подошли к борту, и мы по кусочку собрали картину их задания. Они сообщили нам, что им предстоит занять железнодорожную станцию Рамсунда. О событиях в Нарвике они знали не больше нашего.
Едва катер отошёл, я заметил, как из тумана выплыли три силуэта. Три белых буруна пенились у форштевней, словно три буквы V, нарисованные на фоне серого неба.
Боевая тревога!
Молнией исчезли мы с мостика, последним прыгнул в люк командир. Об атаке с нашей стороны нечего было и думать. Эсминцы моментально оказались над нами и так же быстро ушли дальше, как и появились. И вновь наступил покой и тишина.
Появился ещё один эсминец. Дистанция малая, прямо по нашему курсу. Он держал курс в направлении выхода из фьорда. Когда я глянул в перископ, то увидел высокий столб дыма на выходе из фьорда. Через несколько минут лодка вздрогнула от сильного удара. В перископ мы увидели высокий столб огня, окружённый гигантским облаком дыма. Горящее судно разваливалось на части. Эсминец растворился.
Объяснит мне кто-нибудь, спрашивал я себя, что здесь происходит? Все перемешано. Где свой, где чужой? Это британская подводная лодка стреляла по германскому судну или германская лодка стреляла по британскому эсминцу?
Только позже я выяснил, что к чему. Эсминец, который мы видели, перехватил и потопил немецкое судно снабжения «Каттегат».
Наконец-то кота извлекли из мешка. Британцы быстро изготовились для ответного удара. Они пустили в ход всё, что у них было: линкоры, крейсеры, эсминцы. Они бросили к Норвегии всю свою превосходящую военную мощь. На кону теперь стояла не просто Норвегия, а репутация королевского военноморского флота. Они считают, что уже одна его мощь должна принести и принесёт им победу.
Все на корабле заволновались.
Малейший шум докладывался операторами гидрофонов как шум подводной лодки. В действительности, конечно, мы и представления не имели о том, что за взрывы сотрясают лодку. Взрывы и их отзвуки шли со всех сторон, многократно отражаясь от «стен» узкого фьорда. А игра воображения порождала беспокойство.
Наконец наступили долгожданные сумерки. Миновал бесплодный день. Наконец мы могли всплыть и подзарядиться.
Мы все истощились – и люди, и батареи.
Я прилёг поспать.
– Боевая тревога! По местам стоять к погружению!
Я моментально проснулся.
Командир устремился в центральный отсек. Он отменил команду к погружению. Старшина рулевых находился в глубоком волнении, нервы у него были напряжены. Он твердил что-то насчёт «эсминцев, идущих на нас на полном ходу».
«Не могут они нас здесь выследить, – думал командир. – Они и представить себе не могут, что мы здесь, у самого берега».
Но старшина был прав, эсминцы приближались. Но шли они от Нарвика. И опять тот же бьющий по нервам вопрос: свой или чужой? Доложили о готовности торпедных аппаратов к выстрелу.
Но эсминцы были немецкие. Поднимая форштевнями фосфоресцирующие буруны, они на большом ходу промчались мимо. Добрый час спустя они снова прошли мимо нас.
Из тесной рубки радиста принесли радиограмму командования командиру: «Следуйте в Нарвик для встречи с командующим Четвёртой флотилией эсминцев».
Этот приказ оказался чем-то вроде чашечки крепкого кофе для всех членов команды. После бездействия последних дней в нас вселилась надежда, что эта переброска окахется ненапрасной.
Нарвик увидели издалека. Снега отсвечивали кроваво-красным цветом. Огни пожаров отсвечивались в окнах уцелевших домов. Освещения в порту не было. Медленно и с предельной осторожностью приблизились мы ко входу в гавань, и чем ближе подходили, тем безмолвнее становились. Мы отчётливо увидели лицо войны.
Разрушения, разрушения, разрушения.
Одно разбитое судно за другим.
Мачты, мачты, мачты.
О небо! Тут ад порезвился во всю. И это только начало, прелюдия.
К нам подошёл катер. На борт поднялся лоцман, представился на мостике. Ему поручено провести нас среди обломков. А между делом он рассказал нам, как всё было.
– Эсминцы подошли к Нарвику по плану. На борту каждого было по двести человек из горнострелковых частей. Норвежский корабль береговой обороны, было видно, собрался оказать сопротивление. Тогда с эсминца «Хайдкамп» туда направился на катере капитан 1 ранга Герлах, офицер штаба флотилии эсминцев. Он задал норвежскому командиру роковой вопрос: «Вы собираетесь сопротивляться или нет?» – «Собираемся и будем». Тогда немецкий офицер отдал ему честь и вернулся на «Хайдкамп». В небо взвилась ракета, красная, как кровь. Был произведён залп тремя торпедами, и норвежский корабль скрылся в гигантской туче воды. Эсминец «Берндт фон Арним» двинулся дальше и с дистанции в несколько сот метров был поприветствован огнём второго корабля береговой обороны. Первый залп оказался с недолётом, второй с перелётом, в скалы. Для третьего времени уже не осталось. Из семи выпущенных торпед две попали.
– А начало напоминало средневековые переговоры геральдов, – продолжал наш лоцман. – Обе стороны выжидали. Норвежцы продемонстрировали рыцарство, достойное их высоких традиций. С заряженными орудиями они ждали, пока немецкий офицер вернётся на свой корабль.
– Норвежцам не повезло тем, – отметил он, – что немцы оказались разворотливее. Психологические расчёты Редера оказались верны применительно к командам кораблей береговой обороны. Норвежцы были слишком неповоротливы, они среагировали слишком поздно.
– Высадка войск была произведена в соответствии с планом, – продолжал рассказчик. – Один за другим эсминцы подходили к германскому судну снабжения «Ян Веллем» и заправлялись горючим. Четыре других эсминца под командованием капитана 1 ранга Бая были направлены в два других фьорда. А тем временем под прикрытием плохой видимости пошли в атаку пять британских эсминцев. На входе во фьорд они развернулись и выпустили торпеды. Военные транспорты «Хайдкамп» и «Шмидт» были потоплены, а с ними и восемь грузовых судов. «Дитер фон Редер» получил сильные повреждения в двух местах. К бою присоединилась группа Бая. Два британских эсминца нашли свой конец в этом бою. «Хантер» протаранили, и он затонул, другой эсминец охватило огнём. Остальные три ушли на большой скорости, – закончил наш лоцман своё сообщение.
После встречи с командующим Четвёртой флотилией эсминцев мы пошли в Нарвик.
На ночь мы остались дежурить в районе Фарнеса. К утру мы вышли в море, но скоро вернулись обратно и пришвартовались к эсминцу «Тиле». На берег сносили убитых. В их числе оказался расчёт одного орудия. На внутренней якорной стоянке мы увидели «Берндт фон Арним». Оба эсминца были слегка повреждены.
Вечером мы снова ушли. Патрулирование закончилось без каких бы то ни было приключений.
12 апреля.
Принято решение, чтобы мы загрузились припасами и топливом. Теперь мы стояли возле эсминца «Людеманн». Меня ждал приятный сюрприз. На борту «Людеманна» я встретил своего флотского товарища Перла.
Сегодня во второй половине дня пришла «U-64». Её командир сообщил: «У входа во фьорд сильный патруль эсминцев противника. Есть опасность, что Нарвик превратится в мышеловку».
«U-49» сообщила о вражеских самолётах, идущих курсом на восток. Вскоре после этого была объявлена воздушная тревога. Весь личный состав, кроме тех, кто был необходим на борту лодки, отправили на берег. Я остался на борту с артиллерийским расчётом. Прилетели самолёты, они стали сбрасывать бомбы над нами и эсминцами. Мы стреляли, как сумасшедшие. Но с неба так ничто и не упало. Бомбы – да. Одна упала в пятидесяти метрах от нас. Мои ребята были изумлены. Я тоже. И оружие что надо, и делали всё как по нотам – и хоть бы что.
Одно нам было утешением: эти ребята наверху тоже были здорово огорчены, видя, как их бомбы падают мимо целей. Одну цель им, правда, удалось поразить – укрытие, которое охватил огонь. Рядом лежало несколько убитых.
Так это выглядело в Нарвике. Редер направил верховному командованию следующее сообщение:
«Задействованы все имеющиеся корабли германских ВМФ. В боевых действиях участвуют все имеющиеся подводные лодки. Три лодки находятся в Нансен-Фьорде, три лодки – в Вест-Фьорде, три идут с боеприпасами и снаряжением в Нарвик. Одна находится на пути в Нансен-Фьорд, ещё две лодки готовятся выйти в Нансен-Фьорд и Фолден-Фьорд. Три находятся в районе Тронхейма. Одной приказано следовать в Ромсдальс-Фьорд, пять действуют под Бергеном и две – под Ставангером».
Там же находилась и «U-48».
«Папаша» Шультце по-прежнему командовал лодкой, а старпомом у него был Тедди Зурен. Тогда матрос Хорст Хофманн тоже был на борту членом команды. «U-48» получила приказ поддержать нарвикскую группировку и идти в Нарвик. Когда лодка входила во внутренний фьорд, ему повстречалась лодка Золера, которая шла занимать новую позицию. Шультце сообщил Золеру о своём новом задании. По радиообмену ничего нового никто не сообщал. Дальше слово Хорсту Хофманну:
Мы пошли прямо вперёд, Золер последовал за нами. От Золера мы услышали, что у группировки германских эсминцев дела совсем плохи и что она, видимо, разгромлена.
Тем не менее в это утро 13 апреля мы направились в главный нарвикский фьорд. То и дело внезапно появлялись самолёты, и то и дело нам приходилось нырять. Я сбился со счёта, сколько раз нам пришлось погружаться.
Неожиданно перед нами показался эсминец. Шультце сразу навёл на него перекрестье перископа, Было туманно, и Шультце словно прилип к перископу, пытаясь распознать эсминец. Внезапно он повернулся.
– Зурен! Зурен! – закричал он. – Поди сюда и посмотри. Этот малый всё время даёт «А».
Зурен посмотрел в перископ. Действительно, странный эсминец давал сигнальным прожектором беспрерывную цепь «А».
На борту «U-48» никто не знал, британский это или германский эсминец. Шультце дал опознавательный сигнал по подводной сигнализации – четыре, пять, шесть. Никакого ответа.
Делать было нечего. Пришлось всплыть и повторить сигнал.
Запутанная ситуация. Могли или не могли болтаться здесь наши эсминцы?
Шультце вылез на мостик, за ним Зурен и верхняя вахта. Зурен дал азбукой Морзе опознавательный световой сигнал. Тем временем эсминец приближался на малом ходу. Но после повторного сигнала от «U-48» он резко увеличил ход. Волна от форштевня стала выше и круче. Так он нам ответил.
– Боевая тревога! Срочное погружение!
Все с мостика посыпались в люк, и тут же «U-48» погрузилась настолько глубоко, насколько позволяла глубина фьорда. Потом началось самое весёлое. Над нашей головой и вокруг стали рваться глубинные бомбы, сотрясая лодку.
Но на этом и кончилось. Хватит и этого.
Было 13 апреля. И сбросили на нас точно тринадцать глубинных бомб, ни больше ни меньше. Шультце улыбнулся, довольный. Ещё бы, ведь известно, что семь и тринадцать – счастливые числа.
Но эти тринадцать взрывов были лишь увертюрой. Последующие дни оказались днями настоящего ада. Каждый день и каждый час следующего дня или мы атаковали эсминцы, или сами оказывались в их ловушках. И так с утра до вечера, с вечера до утра. Ночи были короткими, слишком короткими, чтобы мы могли как следует зарядить батареи и поддерживать лодку в нормальной боеготовности. О сне и говорить было нечего, и мы едва успевали перекусить. Одну за другой мы выпускали наши магнитные торпеды. И ни одна из них не взорвалась.
Что за чёрт с этими проклятыми торпедами?
То же самое произошло несколько дней назад под Бергеном, когда Шультце атаковал британский тяжёлый крейсер и произвёл залп из трёх торпед. И ни одна из этих паршивых железных рыб не попала в цель. Торпедисты не отходили от торпед, проверили эти огромные металлические сигары дальше некуда, но не нашли ничего, что могло бы объяснить неудачи. Единственным утешением было то, что «папаша» Шультце оставался спокоен.
И вот, пожалуйста, опять то же самое! И здесь эти магнитные торпеды отказались взрываться. Такие усилия – и всё попусту.
Нарвикский ад был и нашим персональным адом. Четыре дня мы носились по фьорду вверх и вниз, туда и сюда в подводном положении. Мы израсходовали все запасы кислорода до последней капли. Мы расстреляли все торпеды, которые имели, и ни одна не подала о себе доброй вести. Что случилось? Гироскоп отказал? Что-нибудь с магнитной вертушкой[8]? Или германские секреты больше не являются секретами для англичан?»
Подводная лодка, на которой служил Топп вначале офицером, тоже прошла через этот горький опыт. Но давайте ещё раз заглянем в его дневник:
13 апреля мы направились на новую позицию.
– Вы наша последняя надежда, – кричали нам с эсминцев.
Два тяжёлых немецких самолёта кружили над Нарвиком, сбрасывая пищу и боеприпасы. Люди, все ещё запертые в гавани и отрезанные от всякой поддержки, вздохнули с облегчением.
14 апреля над нашей позицией пролетел британский самолёт. Это был самолёт с авианосца эскорта, направленный на рекогносцировку фьорда. Внезапно в поле зрения перископа оказались сразу несколько эсминцев, которые шли на нас тремя кильватерными колоннами. За ними маячила серая тень линкора.
Это был «Уорспайт», гигант из гигантов. Он неизбежно должен был выйти на нас.
Атмосфера на лодке наэлектризовалась. Лодка словно от возбуждения сжала зубы. Кто-то стал нервно поглядывать на гидрофоны, когда мы развернулись, чтобы пройти под строем эсминцев. Никакой реакции со стороны противника.
Мы сами слышали, как работает их аппарат «Asdic» в поиске нас. Но ему не удалось обнаружить нас… Мы выжидали… Пока никаких взрывов… По-прежнему пока никаких… Возможно, они прощупывали подводные скалы.
Первый и четвёртый торпедные аппараты были давно готовы к выстрелу. От этих двух торпед зависела судьба всей экспедиции. Если бы «Уорспайт» был потоплен, это спасло бы Нарвик. И не только это. Если бы мы смогли потопить «Уорспайт», то с ним мы могли бы пустить на дно и моральный дух пяти тысяч британцев, высадившихся в Андалснесе. Если б мы смогли уничтожить «Уорспайт», то оказалось бы сломленным сопротивление Союзников, а с ним и вера в непобедимость британского флота.
Мы медленно продвигались вперёд, очень медленно. Но мы должны были двигаться, чтобы удерживать лодку на перископной глубине. Мы ждали. Сорок восемь сердец бились так сильно, что мы почти могли слышать их биение.
Нервное напряжение разрядилось, когда вдруг вся лодка содрогнулась от удара. Глухой удар и скрежет раздались под килем. Сразу же мы начали всплывать с дифферентом на корму. Командир сработал молниеносно.
– Кормовые горизонтальные на погружение до конца! Заполнить балласт!
В перископе показалась пила против сетей на носу лодки, вспенившая поверхность. В следующий момент показался над водой верх орудия и антенна.
А тут полным ходом приближаются британские эсминцы, а в шестистах метрах находится «Уорспайт», ведущий огонь по Нарвику. Судьба сыграла с нами злую шутку как раз в момент, когда «Уорспайт» вышел на нашу линию огня. Но теперь нам было не до стрельбы, и великий, уникальный шанс был упущен навсегда. И причиной всему оказалась проклятая подводная скала, на которую мы наскочили и которая вытолкнула нас кверху.
Моторы были пущены оба полный назад, чтобы стащить нас со скалы. Эсминцы ничуть не заметили нас. Возможно ли такое? Среди всех несчастий, свалившихся на нас, нашлась и доля везения.
Избиение Нарвика шло своим ходом. Все корабли и суда, стоявшие в порту – нейтральные, германские транспорты, портовые суда, германские эсминцы – всё оказалось под смертоносным огнём британского линкора и эсминцев. Немецкие эсминцы сражались, стреляя до последнего снаряда, но нашли в Нарвике свою смерть.
Но свою задачу они выполнили: они высадили двухтысячный десант.
У подводных лодок оставалась теперь одна задача – помешать переброске подкреплений и прервать каналы снабжения англичан. Во второй половине того же дня появились линкор и восемь эсминцев. Но наша позиция не давала нам шансов, нас загнали под воду. Только в 22.00 мы смогли всплыть. Около полуночи раздался новый сигнал боевой тревоги, и британские эсминцы снова заставили нас уйти под воду.
15 апреля.
Мы всплыли, чтобы зарядить наши истощившиеся аккумуляторные батареи. Ночи становились все короче и короче. К трём часам уже так рассветало, что мы видели британские эсминцы, патрулировавшие у Нарвика. Приходилось опять погружаться. Зарядки батареям не хватало, они были полуистощенными. Командир не рисковал расходовать последние запасы энергии и не двигался под водой. Мы лежали на грунте на глубине 18 метров, надеясь, что сможем атаковать неприятеля, который пройдёт над нами. В этих местах очень сильное течение.
Приливная волна из Атлантики шла в открытый фьорд с такой силой, что нас тащило по морскому дну. Радист передал вахтенному офицеру полученную на длинных волнах радиограмму. Приказ фюрера: «Нарвик удержать любой ценой!»
Это, конечно, касалось и нас и означало – снова в бой. Шансы атаковать у нас были убогими, а выжить после этого – ещё более убогими. Когда командир приказал уничтожить на лодке все секретные материалы, каждый член команды понял, что это означает. А означало это то, что командир считает гибель лодки верной.
По дороге к нашей новой позиции «Неро-3» мы повстречались с «U-48» и рассказали Херберту Шультце о положении Нарвика. Единственно, что знал он, так это о приказе Деница: «Всем подводным лодкам следовать в Нарвик». И Шультце предложил идти в Нарвик. На его вопрос, где находятся германские эсминцы, он получил лаконичный ответ: «Уничтожены».
– Всё равно я попытаюсь, – ответил Шультце.
Прошли ещё эсминцы и вновь загнали нас под воду. Они атаковали нас глубинными бомбами. Звук взрывов в этих узких водах ужасающ. Во второй половине дня мы сделали новую попытку зарядить батареи, но появившийся самолёт снова заставил нас погрузиться. Вечером мы вновь всплыли. Именно в это время красота фьордов открывается тем, кто способен её замечать. Но никто её не заметил. Мы боролись за свою жизнь.
Батареи были настолько слабы, что их не хватило бы и на одну атаку.
При отливе уровень моря снижался весьма значительно и выступало тёмное серебро скал, свободных от снега. Под защитой этого тёмного фона мы попытались подзарядиться. Мы, которые должны быть охотниками, стали объектом охоты. Прошёл эсминец. Он нас не заметил. Второй стал приближаться. На этот раз нас наверняка заметили, потому что эсминец развернулся в нашу сторону. Мы сыграли срочное погружение и легли на грунт. Десять с немногим метров – как раз, чтобы только спрятаться. Эсминец пытался накрыть нас глубинными бомбами с дистанции. Некоторые разорвались до неприятного близко, но вреда нам не причинили. Противник двинулся было снова, но затем остановился, чтобы прозондировать участок дна. На некоторое время всё стихло. Мы не двигались, однако уходить следовало бы. Нам нельзя было оставаться на этом месте. Через час начнётся отлив, и воды станет на два с половиной – три метра меньше. И после того как это случится, они нас возьмут тёпленькими. Мы превратимся в мишень для учебных артиллерийских стрельб.
Удача на этот раз улыбнулась нам. Несмотря на довольно высокий уровень прилива, командир эсминца, похоже, побоялся мелей.
16 апреля.
В 4 утра мы медленно поползли вниз по дну фьорда и достигли глубины 45 метров. Дифферент на корму достигал нескольких градусов. Опять мы наткнулись носом на скалу. Один из эсминцев заметил наше изменение позиции. Он прошёл несколько раз над нами туда и обратно, бросая глубинные бомбы. Детонация была весьма чувствительной, а ущерб – значительный. Нам пришлось оставаться на месте весь длинный день, потому что батареи были полностью разряжены.
В 20.00 мы осторожно подвсплыли на перископную глубину в надежде перебраться на более глубокое место. Батареи немного восстановились, и мы смогли двигаться в подводном положении, только очень медленно. Но и этого хватило, чтобы напороться на неприятность. На глубине восемнадцать метров киль снова коснулся дна фьорда, раздался неприятный высокий скрежещущий звук, слышимый на всём корабле. Ещё одна скала, не нанесённая на нашей карте. А с чего, собственно, ей быть нанесённой? Торговым судам в этом фьорде делать было нечего.
В 20.30 мы всплыли. Ожили дизели. С предельной осторожностью мы подались со злополучного места, средним вперёд, подальше, подальше из этого ведьминого котла.
Было 3.30 утра. Мы находились у острова Флатей и были вынуждены погрузиться ввиду приближения неизвестного судна, шедшего без ходовых огней. Для надводной атаки было слишком светло, а для подводной у нас была неподходящая позиция.
В 4.00 прямо по курсу увидели подводную лодку. Пошли навстречу. Неизвестная лодка погрузилась. Мы тоже. Одна из наших? Или британская?
Столько неясного, запутанного, в этой войне, идущей под завывание буранов, в тумане, в тёмных пещерах неприветливых норвежских фьордов.
В 16.00 получили новые приказы. Возвращаться в порт. С этим промедления не будет. Все в команде вздохнули с облегчением.
17. 30. Увидели крейсер противника.
Пошли на него в подводном положении. Крейсер начал делать зигзаги. Мы пытались зайти спереди на позицию для атаки – напрасно. Крейсер развернулся и исчез в районе Лофотенских островов.
18 апреля.
Мы все ещё в своём оперативном районе. Вскоре после полуночи увидели линкор с эскортом эсминцев. Чёрт с ним, с этим приказом возвращаться в порт. Конечно, надо атаковать. По крайней мере, как следует попытаться. В надводном положении мы пошли к боевому порядку противника, выстроившегося дугой. Лодка должна, конечно, быть впереди цели, чтобы быть готовой к выстрелу. Торпеда – не артиллерийский снаряд.
Яркое северное сияние выдало нас. Надо же случиться, чтобы именно сейчас по всему северному небу заплясала разноцветная вуаль. Один из эсминцев пошёл на нас.
Срочное погружение, уходим на глубину. Оператор гидрофонов докладывает о шуме винтов эсминца, идущего прямо на нас. К моменту, когда начали рваться первые глубинные бомбы, мы достигли глубины 90 метров. Через три часа мы снова всплыли.
В 7.00 увидели на горизонте три транспорта с охранением. Не было никакой возможности произвести атаку. Мы сообщили координаты и курс конвоя, продолжая держать его в виду.
После полудня снова тревога – воздушная – и бомбы.
Вечером снова всплыли. Перед нами лежало открытое море, бескрайняя Атлантика, дорога домой.
За исключением Вольфганга Люта на «U-39», ни одна германская подводная лодка не одержала ни единой победы за всю эту норвежскую операцию. Прин, Кречмер, Шультце и все другие, столько лодок – и ни одного успеха. Это были не ошибки командиров или команд, или самих лодок. Применение новых магнитных торпед закончилось полным провалом.
– Торпедный кризис – это национальное несчастье, – заявил разочарованный и шокированный Редер.
Были расследования, военные трибуналы. Высших инженер-офицеров призвали к ответу. Но это не меняет того факта, что британцы оказались готовы применить контрмеры против немецких магнитных торпед.
Подводные лодки, направленные в норвежские воды, были отозваны и переоборудованы для боевых действий в Атлантике. Только несколько транспортных лодок остались у берегов Норвегии.[9]
ГЛАВА V
Подводная лодка и её неписанные законы
Оперативная сводка.
После операций в Норвегии последовали оккупация Голландии, Бельгии и Франции. Теперь для командования подводным флотом ворота в Атлантику были распахнуты настежь. Впервые Дениц оказался в состоянии осуществить тактику «волчьей стаи», которую он столь успешно опробовал перед войной. Имей сейчас германский флот в своём распоряжении больше лодок, эта тактика имела бы фатальные последствия для Британии. Но недостаток подводных лодок был одним из симптоматических изъянов диктаторского режима и результат неэффективности высшего руководства, прежде всего ответственного за военноморскую политику.
* * *
Оперативная сводка.
После операций в Норвегии последовали оккупация Голландии, Бельгии и Франции. Теперь для командования подводным флотом ворота в Атлантику были распахнуты настежь. Впервые Дениц оказался в состоянии осуществить тактику «волчьей стаи», которую он столь успешно опробовал перед войной. Имей сейчас германский флот в своём распоряжении больше лодок, эта тактика имела бы фатальные последствия для Британии. Но недостаток подводных лодок был одним из симптоматических изъянов диктаторского режима и результат неэффективности высшего руководства, прежде всего ответственного за военноморскую политику.
Уже многое написано о жизни на борту подводной лодки. Но мало или ничего не было сказано о самой подводной лодке, её устройстве и законах, которые правят её существованием.
Три четверти этого цилиндра, у старых подводников именуемого «трубой», который сработан из сварной стали высшего качества и у больших лодок имеет максимальный диаметр более трёх с половиной метров, напичканы всевозможной техникой.
Самое главное место среди этой техники занимают дизельные двигатели, занимающие много места, и электромоторы. Гигантские аккумуляторные батареи, всевозможные насосы, десятки сальников, контейнеры со сжатым воздухом и кислородом, резервные торпеды, торпедные аппараты, трубопроводы, арматура, вентили, манометры заполняют пространство внутри цилиндра, оставляя мало места для команды.
В прочном корпусе под настилом помимо аккумуляторных батарей находятся торпедозаместительные и дифферентовочные цистерны – последние служат для балансировки лодки в подводном положении, – и опоры дизелей и электромоторов.
Легко понять, что жизнь в столь напичканном техникой цилиндре должна следовать собственным законам, и они включают в себя привычки и обычаи, которые неведомы другим типам военных кораблей и торговым судам.
Единственный вход в лодку – через один из люков, сделанных в прочном корпусе. Они рассчитаны на среднего человека. В море используется только один люк – люк боевой рубки. Металлическими трапами, ведущими из центрального поста через боевую рубку на мостик, может пользоваться в каждый момент только один человек. Желающий спуститься с мостика или подняться из центрального поста, должен предупредить. Кто первый крикнул – тот имеет право спускаться или подниматься по трапу.
Когда лодка совершает срочное погружение, тут уже не до упорядоченного спуска. Люди падают сверху камнем. Эта гимнастика на трапе, подъём и спуск, – одна из составных частей жизни на лодке. Каждый должен усвоить это так же, как ребёнок учится вставать на ноги и ходить. Это важное искусство, ведь командир не оставит человека наверху, когда корабль в опасности. Командир или вахтенный офицер должен спуститься последним, ловко задраив люк поворотом рычага.
Когда лодка находится в подводном положении, то никто не имеет права передвигаться, куда ему вздумается или даже если это ему нужно для выполнения своих служебных обязанностей. Ведь лодка в подводном положении находится в состоянии идеального баланса, которого механик добивается тонкой перекачкой воды из одной систерны в другую, и перемещение веса нарушит этот баланс.
Когда кому-либо требуется пройти через центральный пост, где находится центр управления лодкой и центр тяжести, он должен поставить в известность вахтенного офицера. Человек запрашивает разрешения на проход в нос или корму и, только получив разрешение, начинает двигаться.
Курить в лодке строго запрещается из-за присутствия взрывоопасных паров, выделяемых при зарядке аккумуляторных батарей. На некоторых лодках крупных типов командир может разрешить выкурить сигарету в боевой рубке, когда лодка в надводном положении и люк на мостик открыт. Но боевая рубка вмещает только двух-трёх человек.
Когда лодка идёт в надводном положении, каждый, кто хочет покурить, должен запросить разрешения выйти на мостик. Но поскольку не разрешается находиться без дела на мостике не занятому на верхней вахте персоналу, то разрешение могут дать в каждый момент одному-двум курильщикам. Случаи, когда подводники в походе могут затянуться сигаретой, можно сосчитать, как легко себе представить, на пальцах одной руки. Те, кто несёт верхнюю вахту, составляют исключение. Но не все командиры разрешают курить на вахте. Тут есть определённые ограничения, потому что ночью, при прозрачном воздухе, свет тлеющей сигареты виден с довольно большого расстояния.
Так что к обычным трудностям добавляются ограничения личного плана, которые неведомы другим военным морякам или другим военнослужащим. Скажем, в напряжённой ситуации пехотинец может успокоить нервы, покурив, а на подводной лодке даже в самой критической ситуации такого самоуспокоения человек лишён.
В ограниченном пространстве нет и нормальных условий для сна. Только самые старшие офицеры имеют каюты, но ими они вынуждены делиться с другими, пользоваться по очереди. Другие члены команды довольствуются подвесными койками или постеленными где придётся матрасами.
Еда имеет важное значение для подводника. Подводник безропотно выдержит любые трудности, опасности и лишения, но не плохую кормёжку. Ему всё равно, съест ли он свою еду стоя на ногах или присев на корточки, но если кок испортит мясо или что-то недодумает старшина, заведующий провизией, то они услышат все что им положено.
На больших лодках нужно разместить пятнадцать-шестнадцать тонн провизии, и многое зависит от того, как это разумно разместить в ограниченном пространстве – так, чтобы всё было под рукой, чтобы можно было добраться до любого потребовавшегося продукта. Банки и упаковки запихивают на рундуки и за них, между конструкциями центрального поста, в носу – короче, везде, где есть свободное пространство.
Известны случаи, когда на некоторых лодках команда беспрерывно ела в качестве главного блюда сосиски только из-за того, что при загрузке неграмотно разместили провизию. И плохо будет ответственному за провизию, если он не запасся важными приправами к еде, которые делают её аппетитной, потому что при плохом воздухе и недостатке движения люди быстро утрачивают аппетит.
Камбуз заслуживает особого разговора. Он занимает площадь не более четырёх квадратных метров, а на малых подводных лодках – и того меньше. На ограниченном пространстве, занятом электроплитой, столовой посудой и кухонной утварью, кок должен приготовить еду для сорока, пятидесяти, а на больших лодках – для шестидесяти человек. Что выделывают коки – граничит с чудом. Мало того, что они готовят для команды вкусную и питательную еду, они ещё часто умудряются делать два, три, а в праздники и четыре блюда.
И ещё об одном.
Пользование гальюном (туалетом) на лодке регулируется красным светом светофора. На больших лодках их было два, но тогда как один использовался по прямому назначению, другой был завален ящиками и банками с провизией.
В течение долгих недель пребывания в море мысли невольно концентрируются на этом заведении.
Вот что говорит по этому поводу Дитер Хайлльманн, бывший старпом, а теперь адвокат:
Нас было больше сорока, и когда один заходил, загорался красный свет – самый наглый и неуместный из всех красных светов. Он светился в носу отсека, в старшинской столовой, в офицерской кают-компании, в рубке радистов, в центральном отсеке. Он отражался в дереве рундуков, в металле, в картинках. Он горел и горел не мигая, словно вечно, и тем более немигающе и вечно, если человек ждал, когда же он погаснет. Для старшины рулевых в центральном посту жизнь была несладкой. Он не видел маленького красного огня, десять-пятнадцать раз на день он выглядывал из-за переборки и спрашивал монотонным голосом: «Как там красный свет?»
Уже спустя долгое время после того, как я забыл все это и могу пользоваться законным случаем когда хочу, я всегда буду помнить этот вопрос на дрожащих губах сорока человек: «Как там красный свет?»
О Вольфганге Люте, который был одним из двух моряков, награждённых Рыцарским крестом с бриллиантами, говорят, что он использовал это крохотное заведение на корабле для того, чтобы вывешивать там бюллетень корабельных новостей, а иногда и приказы по кораблю, а также объявления о мелких наказаниях, которые ему приходилось иногда давать. Лют, который обладал острым чувством юмора и глубоким пониманием психологии, говорил: «Там мои люди в благословенной тишине имеют время и возможность поразмышлять над приказами и указаниями, которые даёт командир».
Оккупация Норвегии и поражение Франции, Нидерландов и Бельгии, последовавшие вскоре за Норвегией, возымели тяжёлые последствия для противолодочной обороны Британии. Во время попыток перебросить свои войска из-под Дюнкерка обратно в Англию британцы потеряли много малых противолодочных кораблей. В результате в течение довольно длительного времени конвоям стало придаваться гораздо более слабое охранение.
А для командования германского подводного флота ворота в Атлантику были настежь распахнуты что на севере, что на юге. Германия распоряжалась всем европейским побережьем от мыса Нордкап до Бискайского залива. Норвежские порты Берген, Тронхейм, Кристиансунн и Нарвик, французские Брест, Лорьян, Бордо, Ла-Рошель и Сен-Назер стали базами германских подводных лодок. Шли тайные переговоры с итальянцами с целью получения баз в Средиземном море. Япония тоже согласилась, хотя и с колебаниями и скорее неохотно, разрешить германским подлодкам заходить в японские порты, пользоваться доками и получать снаряжение.
Британские власти признавали, что ситуация была «очень тяжёлой», а иностранные наблюдатели предрекали падение Британии, последнего бастиона в Западной и Южной Европе, противостоящего странам Оси.
Дениц располагал теперь широким выбором баз, облегчавшим набеги в Атлантику. Но у него не было достаточно лодок, чтобы использовать все эти базы с такой нагрузкой, которой он хотел бы.
Теперь лодки преподнесли противнику сюрприз в виде новой тактики. Ограниченное количество кораблей добилось таких успехов, что казалось, будто целые стаи этих серых волков рыщут на самых жизненно важных участках морских коммуникаций. Днём на конвои больше не нападали. Лодки держались за конвоем до темноты, скликали по радио другие лодки и затем уже наносили среди ночи согласованный удар.
«Их смелость изумляет, их навигационное мастерство и морское искусство восхищают», – искренне признавали британские власти, испытывавшие обеспокоенность на грани отчаяния по поводу очевидной безнадёжности ситуации, в которой они очутились. 17 августа 1940 года вся акватория вокруг Британских островов до 60° северной широты и 20° западной долготы были объявлены зоной неограниченной подводной войны.
Из 59 судов, потопленных в сентябре 1940 года, не менее 40 были транспортами, шедшими в составе конвоев.
Когда после долгих ожиданий вошли в строй лодки новых конструкций, положение Британии стало опасным до крайности. Месяц за месяцем список потопленных судов рос. В октябре было потоплено 63 судна общим водоизмещением 352 000 тонн. Во время полнолуния два конвоя, выражаясь словами британской прессы, были «буквально разорваны на куски». «Волчьи стаи», как жители островов начали называть флотилии подводных лодок, с жадностью врывались в беспорядочные стада судов всех классов и размеров, понуро ковылявших через океан. Некоторые командиры лодок отошли от тактики, к которой они были приучены ранее – занимать позицию с внешней стороны охранения и стрелять по конвою веером торпед. Лейтенант Кречмер – «Отто Молчаливый» – выработал свои собственные методы. Ночью он всплывал, под покровом темноты прорывался сквозь кольцо кораблей охранения и прокрадывался, словно волк в стаю, в середину конвоя. «Одно судно – одна торпеда» – таков был девиз, который принёс ему быстрый и впечатляющий успех. Пока другие командиры разбирались, где эсминцы и где грузовые суда, он располагался между колоннами транспортов и уничтожал их один за другим. Только позже, когда уже было слишком поздно, эта тактика была принята и другими командирами и ей стали учить на тактических учениях.
В ответ на безотлагательные и отчаянные просьбы из Британии Соединённые Штаты обменяли пятьдесят своих эсминцев на право пользования базами в Вест-Индии.
Назрело, казалось, время удушить Британские острова, перерезав все основные каналы поставок продовольствия и военных материалов. Угроза, с которой Британия выступила против Германии при объявлении войны, подействовала как бумеранг. Не Германии, а Британии приходилось затягивать пояс.
С начала войны было потоплено 1026 британских, союзных и нейтральных судов общим водоизмещением приблизительно четыре миллиона тонн. 568 из них носили британский флаг. Не все из них, конечно, стали жертвами подводных лодок. Германские надводные корабли и авиация внесли свой, хотя и гораздо более скромный, но значительный вклад.
Ещё в одном вопросе Британии пришлось стать должником. С разрешения датского правительства в эмиграции британцы организовали военно-воздушные базы в Исландии.[10] Благодаря этому был ликвидирован провал в обеспечении безопасности северной части Атлантики, морских коммуникаций на подходе к Британии, или, как их называли, «западных подходов». Попытки убедить Эйре предоставить такие базы не удались. Ирландская Республика настаивала на сохранении своего нейтралитета, и это стремление нашло уважение со стороны британского «военного кабинета».
Появление германских подводных лодок у берегов Западной Африки явилось неожиданностью. Сразу были потоплены четыре транспорта. В ноябре оказался атакованным ещё один конвой, и шесть его судов затонуло. В этом же ноябре тяжёлый крейсер «Шеер» напал на конвой из тридцати семи транспортов, следовавших из американского Галифакса в сопровождении британского вспомогательного крейсера «Джервис Бэй». О приближении этого конвоя сообщила германская служба радиоперехвата. Во время нападения конвой ещё находился вне зоны действия своей береговой авиации, а корабли эскорта шли к конвою с юга и ещё не успели подойти.
Так что 1940 год закончился для Германии на высокой ноте.
Правда, 1940 год не оправдал всех ожиданий командования германским подводным флотом. Недостаточное количество лодок был одной из причин этого. Но для британцев это был год глубоких и горьких разочарований.
Но это вовсе не повергло их в уныние. Напротив, неудачи пробудили в них неукротимую смелость, которая является фундаментом англо-саксонского характера.
А в Германии вышло специальное коммюнике верховного командования, которое порождало у людей чувство уверенности и ощущение того, что теперь с ними уже ничего не случится.
Хотя официальные данные о потерях среди подводников не публиковались, но некоторые подробности выплыли наружу, и они показывали, что при достигнутых успехах и возросшем числе подводных лодок, занятых в боевых действиях, потери оказались удовлетворительно малы. Список потерь за весь 1940 год составил девятнадцать подводных лодок.
С начала войны было потеряно двадцать семь лодок – в среднем полторы лодки в месяц – сравнительно небольшое количество.
ГЛАВА VII
Мютцельбург и Лют, подводные асы
Оперативная сводка. Весна 1941 года:
В начале января Гитлер сделал непродуманное заявление: «Весной начнётся наша подводная кампания, и те там увидят, что мы не спим». Черчилль не болтает. Он действует. После этой речи Гитлера он концентрирует всю свою энергию на противодействии угрозе Гитлера интенсифицировать подводную войну. Это он вычеканил фразу: «адмиральское время». Великобритания приступила к переговорам с США.
В этом же январе имела место секретная конференция британских и американских штабов по вопросу об организации американских военно-воздушных и военно-морских баз. В апреле американские корабли официально взяли на себя ответственность за все конвои в пределах 500-мильной зоны у американского побережья. Американские войска были размещены на Ньюфаундленде и в Исландии для поддержки британских противолодочных баз.
Американец по имени Генри Кейзер представил американскому правительству предложения о революционных переменах в судостроении. Сутью этих предложений было массовое производство судов в помощь Британии.
Но эти планы пока были чисто теоретическими. Но время работало на них. Число новых лодок пока намного превосходило число потерь. В месяц немцы собирались вводить 17-18 лодок, в то время как потери, исключая катастрофический месяц март, составляли в среднем от одной до четырёх лодок. С другой стороны, в Британии соотношение между вводимыми в строй судами и все возрастающими потерями было один к трём.
Битва в Атлантике принимала всё более ожесточённый характер. Капитанлейтенант Мютцельбург был одним из новых асов, сжимавших хватку на горле Британии, подрывая её линии снабжения. Кречмер попал в плен, но тактика, – продолжала жить.
* * *
Оперативная сводка. Весна 1941 года:
В начале января Гитлер сделал непродуманное заявление: «Весной начнётся наша подводная кампания, и те там увидят, что мы не спим». Черчилль не болтает. Он действует. После этой речи Гитлера он концентрирует всю свою энергию на противодействии угрозе Гитлера интенсифицировать подводную войну. Это он вычеканил фразу: «адмиральское время». Великобритания приступила к переговорам с США.
В этом же январе имела место секретная конференция британских и американских штабов по вопросу об организации американских военно-воздушных и военно-морских баз. В апреле американские корабли официально взяли на себя ответственность за все конвои в пределах 500-мильной зоны у американского побережья. Американские войска были размещены на Ньюфаундленде и в Исландии для поддержки британских противолодочных баз.
Американец по имени Генри Кейзер представил американскому правительству предложения о революционных переменах в судостроении. Сутью этих предложений было массовое производство судов в помощь Британии.
Но эти планы пока были чисто теоретическими. Но время работало на них. Число новых лодок пока намного превосходило число потерь. В месяц немцы собирались вводить 17-18 лодок, в то время как потери, исключая катастрофический месяц март, составляли в среднем от одной до четырёх лодок. С другой стороны, в Британии соотношение между вводимыми в строй судами и все возрастающими потерями было один к трём.
Битва в Атлантике принимала всё более ожесточённый характер. Капитанлейтенант Мютцельбург был одним из новых асов, сжимавших хватку на горле Британии, подрывая её линии снабжения. Кречмер попал в плен, но тактика, – продолжала жить.
Германская служба радиоперехвата сообщила, что идёт гружёный конвой из Канады в Британию и подводные лодки собираются к нему.
«U-203» находилась посреди Атлантики, когда ранним утром гидрофоны поймали шум винтов. По шуму было похоже, будто что-то перемалывают под землёй. Мютцельбург, который уже лёг спать, быстро вскочил, когда ему принесли информацию. Он быстро посмотрел в перископ, но ничего не обнаружил. Горизонт был чист. Лодка всплыла в надводное положение.
– Пришлите кока на мостик, – приказал Мютцельбург.
Кок, мясник по гражданской профессии, парень с грудью шириной в амбарную дверь и спокойствием сенбернара, уже ожидал, что его позовут. Он обладал самым острым зрением на корабле и часто видел невооружённым взглядом то, что вахтенные не видели в цейссовские бинокли.
Семьдесят минут шли курсом, указанным гидрофонами.
Но и кок ничего не видел. А Кампе с гидрофонов докладывал:
– Шумы усиливаются.
Прошли ещё десять минут. Ничего.
Через четверть часа кок поднял руку.
– Верхушки мачт, пеленг ноль восемьдесят восемь.
Сразу все обладатели биноклей обратили окуляры в указанном направлении.
– Кок, ты уверен, что не ошибся? – спросил Мютцельбург, пошарив по горизонту биноклем.
Кок обиженно надул щёки, глубоко вздохнул.
– Нет, господин командир, – ответил он, – я не ошибся. А вот сейчас ещё появились.
Прошло ещё пять минут, прежде чем верхняя вахта, вооружённая биноклями, разглядела верхушки мачт. Это был конвой, о котором сообщала служба радиоперехвата.
Конвой находился в настоящий момент слева на траверзе.[11] По широкой дуге Мютцельбург стал подводить корабль ближе, до тех пор пока не стал различать силуэты отдельных транспортов. Некоторое время Мютцельбург шёл параллельным конвою курсом, чтобы уточнить его курс. Конвой делал зигзаги – то есть выполнял заранее запланированные изменения курса через определённые интервалы времени, чтобы избежать поражения со стороны подводных лодок. «U203» шла соответственно этим изменениям курса, а штурман вычерчивал эту кривую. Таким образом был определён средний курс конвоя, информация об этом была передана в штаб, а оттуда пошла на другие подводные лодки в этом районе.
Только с наступлением темноты Мютцельбург увеличил ход. Под покровом ночи он в надводном положении проскользнул сквозь эскорт эсминцев, на малом ходу бесшумно занял позицию в середине конвоя и стал идти параллельным курсом с транспортами.
На мостике царила тишина, на лодке тоже, только моторы мычали свою привычную мелодию. Лейтенант Хайда, старпом, выбирал цель получше, а сам Мютцельбург разрабатывал генеральный план нападения.
Слева по борту в какой-нибудь сотне метров от «U-203» шёл большой транспорт в 6 000 тонн. Казалось, что на лодке слышат шум воды, разрезаемой форштевнем транспорта. Они видели неясные силуэты капитана и его офицеров на фоне ночного неба, которые ходили с одной стороны мостика на другую, то и дело останавливаясь и беспокойно и пристально вглядываясь в горизонт. Это тяжело гружёное судно находилось в самом центре конвоя. Капитан судна, должно быть, чувствовал себя в полной безопасности. Никому на борту транспорта в голову не приходило взглянуть на воду впереди и немного справа и обратить внимание на подозрительную тень или на возникающие под форштевнем лодки предательские белые барашки. Считалось, что подводная лодка не может преодолеть бдительный заслон эсминцев.
Мютцельбург специально маневрировал в такой близи от транспорта, чтобы укрыться в его акустической тени. Тем временем Хайда выбрал пару транспортов покрупнее. Он наклонился к Мютцельбургу и молча указал ему пальцем на ничего не подозревавшие транспорты. Мютцельбург кивнул. Он тихо спросил центральный, готовы ли торпедные аппараты.
– Все торпедные аппараты готовы! – поступил ответ.
Мютцельбург напрягся на мгновение, потом отдал приказ…
Две торпеды залпом вышли из аппаратов. Каждая поразила по большому транспорту, которые шли один за другим в третьей колонне по правому борту лодки.
Ночная тишина была разорвана двумя мощными взрывами. Оба судна затонули. И тут началось!
Небо осветили ракеты, забегали прожектора, ощупывая своими светящимися пальцами море во всех направлениях.
Но корабли охранения искали подводные лодки снаружи конвоя. Глубинные бомбы падали и взрывались беспрерывно.
Мютцельбург продолжал идти внутри конвоя, не подвергаясь угрозам, и спокойно выбирал себе новую жертву. Для усиления боеготовности лодки он сразу же приказал зарядить торпедные аппараты, из которых только что был произведён залп. Двадцать минут спустя офицер-торпедист доложил, что оба аппарата снова готовы к выстрелу.
Ещё трижды «U-203» атаковала одиночными выстрелами. Ещё три попадания. Ещё три потопленных судна.
«Одна торпеда – одно судно» – таков был девиз Отто Кречмера, когда он отошёл от тактики, заложенной Деницем, и под собственную ответственность стал проникать в середину конвоев – и доказал эффективность своей тактики яркими успехами. В лице Мютцельбурга «Отто Молчаливый» нашёл своего преемника.
На лодке Мютцельбурга не было таких людей, которые с холодным сердцем относились бы к тем, кто на торпедированных судах, разламывающихся, горящих, с шипением погружающихся в пучину, с криками отчаяния борются за свою жизнь.
Спасать? Но такая попытка означала бы самоубийство для атаковавшей подводной лодки.
Мютцельбург собирался сделать ещё один заход, а Хайда подыскивал новую «стоящую» цель, когда внезапно из-за носа одного из транспортов вынырнул корвет – это был опасный и смелый манёвр, корвет едва разошёлся с носом транспорта.
Корвет включил поисковые прожектора, луч прожектора сразу попал на лодку. Случайность или немецкую лодку обнаружили?
Бежать немедленно! Но в какую сторону?
Мютцельбург приказал дать самый полный, в это же время по лодке прозвучал сигнал срочного погружения, с мостика посыпалась вниз верхняя вахта, последним нырнул в люк Мютцельбург. А лодка уже погружалась, вода с шумом врывалась в лодку через ещё не полностью закрытый люк. Но это не имело большого значения. Разве что делало лодку чуть тяжелее. Всё остальное было делом механика, который уже успел переключить лодку с дизелей на электромоторы.
Во время скоростного рывка перед погружением лодка набрала такую инерцию, что стала быстро зарываться в глубину. За сорок пять секунд «U-203» из надводного положения перешла в подводное, полностью скрывшись под водой. Заработали горизонтальные рули. Мютцельбург не стал уходить на большую глубину и положил вертикальный руль так, чтобы поднырнуть под киль транспорта, который шёл слева по борту. Корвет стал бросать глубинные бомбы по тому курсу лодки, каким его засекли перед погружением. Корвет не решился бросать глубинные бомбы близ транспорта, под которым нашёл прибежище Мютцельбург. Взрывы возле лодки раздались только тогда, когда она ушла на глубину 170, а потом и 210 метров. На поверхности эсминцы вели охоту на «U203». Когда они двигались, двигался и Мютцельбург. Когда же они останавливались, чтобы прощупать глубину с помощью «Asdic», стопорил моторы и Мютцельбург. Глубинные бомбы рвались повсюду.
На гидрофонах сидел Бартель, молодой специалист, похожий внешне на въедливого бухгалтера. Он добросовестно вёл учёт взрывов, ставя кусочком мела четыре вертикальные линии и пересекая их по диагонали пятой. Количество групп из пяти всё возрастало и возрастало.
За первые шесть часов прогремело не менее семи десятков взрывов.
Некоторые члены команды все их и не слышали: они улеглись поспать.
– Вот крепкий народ! – улыбался Мютцельбург. – На берегу от них одни неприятности командирам, а в море они на вес золота.
Конвой ушёл – без пяти транспортов общим водоизмещением в 28 000 тонн.
Во взаимодействии с другими лодками «U-203» в сентябре 1941 года атаковала один канадский конвой.
Сражение длилось несколько часов, и конвой был разбит на мелкие группы, каждую их которых по очереди атаковали «волки» из подводной стаи.
Стоял светлый день. «U-203» находилась на перископной глубине и собиралась произвести свою третью атаку. Обычно лодки не атаковали днём, но тут вышло исключение. За ночь конвой был настолько разъединён, что сопровождавшие его вспомогательные авианосцы были лишены возможности обеспечить конвою охранение с воздуха, а до зоны действия самолётов берегового командования конвой ещё не дошёл, поэтому подводные лодки имели полную возможность атаковать транспорты в этой «мёртвой зоне». Только несколько эсминцев лихорадочно носились от группы к группе в отчаянной попытке защитить суда, вверенные их заботам.
В перекрестии нитей перископа Мютцельбург видел три судна, когда оператор гидрофонов уловил совершенно иной тип шума винтов, который шёл с кормы. это был сверлящий и ноющий звук, который прямо-таки впивался тысячами раскалённых иголок в тело Кампе. Он слушал эти шумы буквально несколько секунд, больше не было необходимости. Он точно знал, что это.
– Группа эсминцев, приближаются с кормы, – доложил он.
Мютцельбург взглянул в перископ и увидел с кормы эсминец всего в сотне метров. Эсминец шёл точно курсом подводной лодки, и точно в кильватере.
– Погрузиться на двадцать метров! – отрывисто приказал Мютцельбург.
Лейтенант Хайда вздрогнул и побледнел как полотно. Он хотел что-то сказать Мютцельбургу, но из-за спокойной и решительной улыбки молодого Мютцельбурга его слова застряли в горле.
– Спятил, что ли, старик? – наверняка прошептали про себя некоторые подводники.
Шум винтов был явным и с каждым мигом становился всё громче.
Мютцельбург, однако, не имел никакого намерения искать спасения в глубине. Он позволил эсминцу пройти прямо над собой. Киль эсминца должен был пройти над самой рубкой подводной лодки. Каждый на лодке инстинктивно вжал голову в плечи. Кто-то потянулся к своему спасательному жилету. Замерли сердца, застыло дыхание. Вот-вот раздадутся взрывы глубинных бомб.
Но эсминец не сбросил ни одной бомбы.
– По местам стоять к торпедной атаке! Первый торпедный аппарат товсь!
Мютцельбург отдал приказ спокойным, почти усталым голосом.
«U-203» снова всплыла на перископную глубину. Мютцельбург увидел корму удаляющегося эсминца. 30 метров… 40… 50… Он видел людей, стоявших у глубинных бомб. Торпедисты доложили:
– Первый готов!
Передняя крышка торпедного аппарата номер один открылась, и блестящее чудовище вырвалось в голубоватые, кристально чистые воды Атлантического океана. Со скоростью сорок узлов снаряд со смертельной начинкой бросился вслед за эсминцем, захватил его и нанёс удар.
Почти одновременно со страшным взрывом вздрогнул корпус подводной лодки и так потряс её, что люди попадали, как кегли. Загремели металлические пайолы палубы.
Раздались зловещие звуки чего-то деформирующегося, ужасающий шум тонущего эсминца. Слышно было, как ломаются переборки гибнущего корабля, из охотника ставшего жертвой.
Только с опытной командой, показавшей себя во многих сражениях, мог Мютцельбург пойти на такую рискованную до безрассудства атаку.
Одним из членов этой команды был старшина-машинист Ивенс, человек редкостный во всех отношениях. Ему совсем немного не доставало в обхвате, чтобы не отличаться от настоящей бочки. Хорошо ещё, что в его обязанности не входило по тревоге пролезать через люк на мостике. Находясь не на вахте, он любил раздеться, чего другие никогда не делали, когда враг был рядом. Спал он обычно в одних трусах, и спал крепким сном.
Новички на лодке навсегда запомнили случай, когда мирно спавший Ивенс вдруг вскочил и, как был в трусах и носках, выскочил из каюты и исчез в дизельном отсеке, где набросился на вахтенного старшину-машиниста:
– Эй! Ты какого чёрта тут сидишь?! Почему левый дизель работает только на пяти цилиндрах?
Бедный вахтенный застыл в удивлении – как если бы борец с алкоголем подскочил к нему и начал объяснять, какой вкусный и полезный напиток пиво.
– Вот дьявол! Неужели сам не слышишь?
– Нет. Все стучит как надо.
– Как надо! Ладно, давай посмотрим.
Они вместе осмотрели дизель, и оказалось, что один из патрубков совершенно забился.
Этот Ивенс услышал перебои в дизеле во сне!
Как-то он был на мостике и отводил душу, потягивая трубку – музейный экземпляр, такую же огромную, как он сам. Чем вечно раздражал других курильщиков, дожидавшихся своей очереди покурить на мостике. Внезапно он перевесил свой живот через ограждение мостика и в задумчивости уставился на выхлоп дизеля. Увидев, как Ивенс вдруг нахмурился, слегка забеспокоился и Мютцельбург. По тому, что он сам видел, всё работало нормально. Что же встревожило старину Ивенса?
Вдруг Ивенс подскочил к переговорному устройству.
– Дизельный отсек! – закричал он. – Я думаю, что вам лучше постепенно снова перейти на топливо. Научно говоря, на одной морской воде мы далеко не уедем!
И действительно, одна топливная систерна оказалась почти пустой.
Дело в том, что топливные систерны не могут оставаться пустыми после исчерпания топлива, так как это нарушит вес и балансировку лодки. Поэтому у них в нижней части есть клапан, через который во время работы дизелей в систерну поступает забортная вода. А поскольку топливо легче воды, оно держится в верхней части, оттуда оно и всасывается в двигатель. В обязанности вахтенного дизелиста входит посматривать на прибор, показывающий уровень топлива в систерне, и отключить систерну, как только там не остаётся топлива. И в дыме выхлопных газов Ивенс заметил мельчайшую примесь, что оставалось незаметным для взгляда неспециалиста, но что могло означать лишь присутствие морской воды в камерах сгорания дизелей.
Однажды во время воздушной тревоги, когда Мютцельбург был вынужден совершить срочное погружение, «U-203» стала погружаться с необычной быстротой. Старшина-трюмный Бауш, стоя в центральном посту рядом с командиром электромеханической боевой части, с невозмутимым спокойствием сказал офицеру:
– Осторожно, мы на тонну тяжелее обычного.
На глубине 120 метров механик остановил погружение лодки. Оказывается, старшина под свою ответственность принял балласта на тонну больше, так как хорошо знал этот район. Он знал лучше, чем механик, новичок на лодке, что самолёты в этом районе появляются неожиданно, как гром средь ясного неба. Он, конечно, не имел права действовать по собственному усмотрению. Но в данном конкретном случае он, возможно, спас корабль и жизнь экипажу.
А вот какой случай произошёл с «U-325», когда она находилась в Северной Атлантике. Тяжёлые волны бурного моря перекатывались порой через мостик, и люди верхней вахты прикрепили себя штормовыми поясами и ремнями к деталям ограждения. Командир поднялся на мостик на мгновение, и тут как раз на корабль накатила огромная волна, так что он оказался на несколько мгновений практически погруженным. Когда волна схлынула, то оказалось, что она унесла с собой командира!
– Человек за бортом!
В считанные минуты вахтенный офицер совершил манёвр, и командира в целости и сохранности выловили из воды. Это был акт спокойного и эффективного героизма, о котором была произведена лаконичная запись в вахтенном журнале:
«С 11.43 до 11.49, командир за бортом».
Но за этой короткой записью последовала более длинная – по возвращении на базу:
«В 11.43 был смыт за борт командир. Позже он был спасён. Чтобы легче было держаться на воде, он освободился от следующих вещей: брюки, кожаные, пар, 2; куртка, кожаная, 1; ботинки, флотские, подводные, пар, 1; пистолет-автомат, 2; бинокли, 2; секстант, 1; перчатки, кожаные, пар, 2».
Потом за дело взялись административно-хозяйственные инстанции. Народ по натуре въедливый и ворчливый, они выпучив глаза смотрели на этот достопримечательный документ. Там начали язвительно ворчать насчёт жульничества и военного трибунала.
В штаб-квартире ВМФ документ ходил из рук в руки под широкие ухмылки офицеров. Наконец через несколько дней документ вернулся на флотилию с резолюцией:
«Убытки возместить. Замену разрешаю».
А в самом низу документа от руки была сделана приписка:
«Это что – какая-то подводная лодка нового типа? Как можно в такой экипировке пролезть через люк боевой рубки? Впредь этому аспекту следует уделить должное внимание».
ГЛАВА VIII
«U-74» и трагедия «Бисмарка»
Оперативная сводка. Май 1941 года:
24 мая 1941 года к югу от Гренландии и к юго-западу от Исландии линкор «Бисмарк», вышедший в море вместе с тяжёлым крейсером «Принц Ойген» («Принц Евгений»), потопил британский корабль «Худ», самый мощный линкор в мире. Попадание снаряда с «Принца Уэльсского» замедлило ход «Бисмарка», и крейсеру «Принц Ойген» было приказано действовать самостоятельно. Пытаясь прорваться в Брест, «Бисмарк» был поражён торпедой с самолёта, базировавшегося на авианосец «Арк Ройал». Винты «Бисмарка» оказались серьёзно повреждены, рулевая система вышла из строя, а вскоре после этого «Бисмарк» попал под уничтожающий огонь линкоров «Родни» и «Кинг Джордж V», а также крейсеров «Норфолк» и «Дорсетшир». 27 мая в 10.36 гигант «Бисмарк», лишённый способности маневрировать, почти лишённый боеприпасов, затонул после торпедных ударов с крейсера «Дорсетшир». До этого адмирал Лютйенс, командующий флотом, под флагом которого шёл «Бисмарк», вызвал подводную лодку, чтобы передать на неё вахтенный журнал. Другие подводные лодки, которые мобилизовал Лютйенс сразу после потопления линкора «Худ», не добились успехов. Только «U-556» (командир лейтенант Вольфарт) увидела линкор «Ринаун» и авианосец «Арк Ройал», самолёт с которого выпустил смертоносную торпеду по «Бисмарку». Оба эти гиганта прошли перед носом подводной лодки, но «U-556» уже до этого израсходовала все свои торпеды.
* * *
Оперативная сводка. Май 1941 года:
24 мая 1941 года к югу от Гренландии и к юго-западу от Исландии линкор «Бисмарк», вышедший в море вместе с тяжёлым крейсером «Принц Ойген» («Принц Евгений»), потопил британский корабль «Худ», самый мощный линкор в мире. Попадание снаряда с «Принца Уэльсского» замедлило ход «Бисмарка», и крейсеру «Принц Ойген» было приказано действовать самостоятельно. Пытаясь прорваться в Брест, «Бисмарк» был поражён торпедой с самолёта, базировавшегося на авианосец «Арк Ройал». Винты «Бисмарка» оказались серьёзно повреждены, рулевая система вышла из строя, а вскоре после этого «Бисмарк» попал под уничтожающий огонь линкоров «Родни» и «Кинг Джордж V», а также крейсеров «Норфолк» и «Дорсетшир». 27 мая в 10.36 гигант «Бисмарк», лишённый способности маневрировать, почти лишённый боеприпасов, затонул после торпедных ударов с крейсера «Дорсетшир». До этого адмирал Лютйенс, командующий флотом, под флагом которого шёл «Бисмарк», вызвал подводную лодку, чтобы передать на неё вахтенный журнал. Другие подводные лодки, которые мобилизовал Лютйенс сразу после потопления линкора «Худ», не добились успехов. Только «U-556» (командир лейтенант Вольфарт) увидела линкор «Ринаун» и авианосец «Арк Ройал», самолёт с которого выпустил смертоносную торпеду по «Бисмарку». Оба эти гиганта прошли перед носом подводной лодки, но «U-556» уже до этого израсходовала все свои торпеды.
«U-74» (командир Кентрат) была одной из лодок, которая, находясь в море, получила приказ атаковать британские корабли.
Кентрат на полном ходу поспешил к месту сражения. Ближе к вечеру он погрузился, чтобы прослушать море через гидрофоны. Оператор сразу же услышал подводные шумы. Кентрат сам прильнул к гидрофонам.
– Если я не очень ошибаюсь, это шумы винтов подводной лодки, – сказал он.
Кентрат всплыл и в нескольких сотнях метров увидел подводную лодку, которую они слышали. Как он понял, это была германская лодка. Бурное море швыряло её вверх и вниз и из стороны в сторону. С мостика Кентрату помахала рукой бородатая фигура – Вольфарт, командир «U-556». Подняв мегафон, он чтото прокричал, но лишь спустя какое-то время и после многочисленных повторов Кентрат и его люди разобрали, чт. кричал Вольфарт.
– Кентрат, прими полученный мной приказ, хорошо? Иди и прими с «Бисмарка» вахтенный журнал.
Кентрат поднял руку в знак того, что он понял. Вольфарт поднял сжатый кулак, дав знать, что и он понял, и скрылся в боевой рубке. Скоро его лодка скрылась, как привидение, за вздымающимися волнами Атлантики.
Некоторое время Кентрат и его товарищи в раздумье пожимали плечами. На всём этом был налёт какой-то кошмарного неправдоподобия. Они не могли понять, как это Вольфарт, один из подводных асов, вдруг передал другому исполнение полученного им приказа.
Лишь потом, уже вернувшись на базу, они узнали подробности. У Вольфарта осталось до такой степени в обрез топлива, что даже для возвращения на базу ему пришлось бы считать минуты и секунды.
Кентрат направил корабль на выполнение нового приказа. Появившийся самолёт заставил его срочно погрузиться, но скоро между собой подводники согласились, что это был германский «кондор», и «U-74» снова всплыла.
На них обрушилась буря с градом, град сменялся проливным дождём, потом снова налетал град. Град иголками колол лица верхних вахтенных. Огромные волны захлёстывали пеной, а то и перекатывались через боевую рубку. Когда лодку поднимало на гигантской волне, нос, подобно копью, вздымался в воздух, наполненный брызгами и водяной пылью, потом лодка с громовым всплеском падала в море, поднимая к небу каскады воды.
Прошла ночь, настало утро. «U-74» погрузилась.
В 10.36 оператор Халлет, сидя у гидрофонов, доложил, что слышит характерный шум тонущего судна. Кентрат бросился в рубку. Он увидел, что у Халлета дрожат руки. Когда Халлет увидел взгляд командира, направленный на его руки, то поспешил стыдливо спрятать их.
– Ничего, Халлет, тут нечего стесняться. Боюсь, мы оба думаем об одном… «Бисмарк»…
Его прервала серия подводных взрывов. «Бисмарк»? Потоплен? А вдруг это корабль противника, осмелился понадеяться Кентрат.
«U-74» оказалась в непосредственной близи от места сражения.
Через перископ виднелись расплывчатые формы, но было несомненно, что это силуэты линкоров и крейсеров.
Удерживать лодку на перископной глубине было практически невозможно. На поверхности бесновались зелёные волны, словно горы, пришедшие в движение. Весь мир воды устремлялся вверх, потом обрушивался вниз, оставляя буруны за кормой и выбрасывая лодку вверх. В поле зрения «U-74» находились самые мощные корабли британского флота, но – увы…
Для подводников «U-74» это был час суровых испытаний. Как ни старался Кентрат, он не мог занять позицию для выстрела. Он не мог выпустить ни единой торпеды.
В поле зрения перископа Кентрату стали попадаться плавающие обломки, трупы людей. Немцы или британцы? Этого Кентрат не знал. Ярко-жёлтые жилеты – и в зловещем контрасте с ними бледные лица. Все новые трупы. Люди то ли захлебнулись, то ли были разорваны снарядами.
Британские корабли постепенно скрылись из вида. Они развернулись и прибавили в скорости – вначале линкоры, затем крейсера, а последними и эсминцы.
Теперь Кентрат мог всплыть. Поверхность моря была буквально покрыта трупами. Всё это были немецкие моряки.
Приближался вечер, когда один из наблюдателей увидел с мостика жёлтый объект, прыгающий на волнах. Пятно превосходило размерами спасательный жилет. Пятно оказалось плотом, и на нём держались трое немецких моряков. Один из них помахал рукой лодке, когда она стала подходить к ним. Лодка подошла ближе, но не настолько, чтобы сразу вытащить моряков на борт.
– Дайте мне конец, – закричал Кентрат, – я подплыву и закреплю его на плоту.
– Командир, это безумство, – вмешался старпом. – Тебе нельзя оставлять корабль при таком море.
– Если я утону, ты приведёшь её в базу. Но я не могу приказывать кому-то прыгать туда! – с твёрдой решимостью заявил Кентрат.
Тем временем трое моряков с плота прыгнули в море, в надежде, что их вытащат руками на борт «U-74». Похоже, удача в этот момент им улыбалась. Двое из них закричали изо всех сил, указывая на своего товарища:
– Ловите его первого, он не умеет плавать.
Но такую очерёдность не удалось соблюсти. Подводники первым поймали одного из пловцов, которого волна бросила на борт. Когда его вытащили на палубу, он уже потерял сознание. Затем им удалось вытащить второго, израненного и беспомощного. И наконец они выловили из бурных волн и третьего, того, кто не умел плавать. Подводники тащили его на лодку, когда поступил сигнал воздушной тревоги. Трое подводников втащили последнего из спасённых на мостик и передали в заботливые руки принимавших внизу.
– Быстро, ребята, быстро, – торопил из Кентрат. – Скорее передавайте.
Но спасённый начал вырываться и кричать:
– Оставьте меня! Не обращайте на меня внимания! Я не хочу, чтобы корабль погиб из-за меня!
– Замолчи ты, ненормальный! – закричал на него один из подводников.
– Перестань, дурак! – присоединился второй, и они сжали обессилевшего моряка так крепко, что он не в силах уже был сопротивляться.
– Отбой воздушной тревоги! Приближающийся самолёт – «кондор».
Теперь уже мирно и спокойно спасённых занесли в лодку – если можно сказать «мирно и спокойно» про обстановку буйства воды и ветра. Быстро приготовили офицерские каюты и положили туда моряков с «Бисмарка», приставив к каждому пару заботливых глаз и рук. Моряки настолько обессилели, что не могли отвечать на вопросы. Только спустя десять часов первый из них открыл рот.
Это был матрос Мантай. Он сумел весьма полно, в подробностях рассказать о происшедшем. Другие все ещё находились в состоянии шока от ужаса, пережитого за последние несколько часов на «Бисмарке» и на плоту в океане.
Кентрат приказал, чтобы их рассказы записали на плёнку для дальнейшей передачи в Берлин, в адмиралтейство.
Согласно показаниям другого матроса, Херцога, адмирал Лютйенс отдал приказ покинуть корабль. Мантай же ничего об этом не знал. Единственно, что он знал, так это что был приказ зенитчикам укрыться. Они укрылись за кормовой частью двух орудийных башен, где, как они думали, они окажутся в безопасности. Башня «D» продолжала стрелять и, очевидно, стреляла и после того, как поступила команда покинуть корабль и взорвать его.
Под прикрытием башни морякам удалось собрать несколько плотов. Но прямым попаданием все остальные плоты, кроме двух, разнесло на части. Херцог и Мантай нашли третий, находившийся между двух тяжёлых башен. Только они стали вытаскивать плот, как у борта взорвался снаряд и сбросил Херцога, Мантая и их товарищей вместе с плотом в море. Они видели ещё один плот со спасающимися. К ним подплыл Драйер, военный корреспондент, и взобрался на плот. Драйер имел при себе фильм, отснятый им во время боевых действий, и вахтенный журнал, который ему доверил командир корабля.
Первоначально командир думал о возможности послать журнал с одним из самолётов, находившихся на борту линкора, но прямое попадание снаряда вывело из строя и катапульту, и самолёты.
Мантай говорил, что наблюдал, как крен «Бисмарка» становился всё более явным. В один из моментов, когда плот подняло на большой волне, он увидел, что «Бисмарка» нет, а на том месте висит плотное облако чёрного дыма. Мантай не слышал взрыва, но увидел два крейсера, которые продолжали вести огонь.
Плот снова и снова переворачивало. Вначале потерялся фильм, а потом пропал и сам Драйер.
Они скоро потеряли из вида другой плот. Поскольку у них не было ни пищи, ни воды, их надежды на спасение казались в высшей степени призрачными. Примерно в полдень над ними пролетел «кондор».
– Видели нас с самолёта или не видели, нам невозможно было понять. И только к вечеру возле нас всплыла подводная лодка.
Вот примерно и всё, что удалось услышать от спасённых, пока они медленно приходили в себя.[12]
«U-74» получила радиограмму немедленно возвращаться на базу в Лорьян. За тридцать шесть часов до подхода к базе Кентрат дал радиограмму с сообщением о своём местоположении. Он предложил, что дождётся дальнейших указаний, а потом погрузится. Но тут на мостик поднялся механик.
– Вся команда на последнем издыхании, они как пьяные, – сообщил он. – Нам невозможно погружаться в такой ситуации. Лодка должна всё время как следует вентилироваться.
Из-за воды, попавшей в лодку, аккумуляторные батареи стали выделять хлор, который и стал причиной опасной ситуации, в которой оказалась команда.
Кентрат направил радиотелеграмму, сообщив, что корабль по техническим причинам не в состоянии погружаться и запросил разрешения на подход к порту в надводном положении.
Они шли уже несколько часов, когда курсант Дене, нёсший вахту в центральном посту, услышал серию быстрых и отрывистых приказов рулевому на мостике.
– Что там такое? – удивился он.
– Не беспокойся, парень, всё нормально. Он там знает, что делает, – ответил ему механик.
И почти сразу раздался сильный взрыв, и довольно близко.
Оказывается, старпом внезапно увидел след торпеды, идущей прямо на «U74», и сразу после этого заметил вражескую подводную лодку прямо за кормой. «U-74» успешно ушла от поражения торпедой, которая проскочила мимо и с грохотом взорвалась в конце пути…
Наконец «U-74» добралась до Лорьяна.
Трёх моряков с «Бисмарка» было приказано направить в парижскую штабквартиру западной группировки ВМФ.
Команда «U-74» отправилась на отдых, включая и Дене.
Мать молодого курсанта суетилась вокруг своего сына, накрывая вкусный стол, и в какой-то момент из её рук выскользнул нож и упал на пол. Парень испуганно вскочил.
Это был его первый выход на подводной лодке.
А ему было лишь двадцать.
ГЛАВА IX
Конвой Хесслера. Проваленное рандеву у Санту-Антана
Оперативная сводка. Сентябрь 1941 года.
За девяносто два дня с начала марта по конец мая 1941 года британские потери возросли до самой пугающей цифры. Было потоплено 142 судна общим водоизмещением в 818 000 тонн, большинство из них – в острых схватках с конвоями. Ситуация со снабжением в Британии угрожающе ухудшалась. Насколько отчаянной она становилась, можно было судить по тому, что британцы без колебаний приносили в жертву боевые силы ради защиты конвоев. В состав противолодочного охранения включали обыкновенные торговые суда, оборудованные катапультой для запуска самолётов и нёсшие на себе один самолёт. Если самолёт запускался, то он был обречён, поскольку после выработки топлива не мог ни сесть на море, ни вернуться на свой «авианосец».
Однако британцы получили дополнительную поддержку. Рузвельт дал разрешение американским кораблям выслеживать германские подводные лодки, а в сентябре даже пошёл на то, чтобы разрешить им атаковать подводные лодки, замеченные между Соединёнными Штатами и Исландией. В ноябре американские торговые суда получили вооружение.
В Берлине велись разговоры о «Paukenschlag»[13] – внезапном ударе подводными лодками по морским торговым коммуникациям Соединённых Штатов. Само слово указывало на то, что эта операция должна была стать резкой и неожиданной, как удар в литавры.
В это время в боевых действиях принимали участие пятьдесят-шестьдесят лодок. К этому времени подводники потеряли трёх лучших асов – Шепке, Прина и Кречмера, а в мае Деницу пришлось вычеркнуть из списка действующих и Лемпа, который со своей «U-110» последовал в вечную темноту[14] за жертвами своей трагической ошибки – пассажирами лайнера «Атения». В то же время из пятидесяти трёх лодок, действовавших в июле, ни одна не была потеряна. И всё же подводный флот численно был не настолько большим, чтобы противостоять все усиливавшейся мощи британской противолодочной обороны в целом и новым фрегатам с повышенным радиусом действия в частности. Хотя Дениц полностью понимал ситуацию, он не хотел сокращать весьма продолжительные сроки учебнотренировочного периода команд новых подводных лодок. «U-67» является показательным примером этого.
* * *
Оперативная сводка. Сентябрь 1941 года.
За девяносто два дня с начала марта по конец мая 1941 года британские потери возросли до самой пугающей цифры. Было потоплено 142 судна общим водоизмещением в 818 000 тонн, большинство из них – в острых схватках с конвоями. Ситуация со снабжением в Британии угрожающе ухудшалась. Насколько отчаянной она становилась, можно было судить по тому, что британцы без колебаний приносили в жертву боевые силы ради защиты конвоев. В состав противолодочного охранения включали обыкновенные торговые суда, оборудованные катапультой для запуска самолётов и нёсшие на себе один самолёт. Если самолёт запускался, то он был обречён, поскольку после выработки топлива не мог ни сесть на море, ни вернуться на свой «авианосец».
Однако британцы получили дополнительную поддержку. Рузвельт дал разрешение американским кораблям выслеживать германские подводные лодки, а в сентябре даже пошёл на то, чтобы разрешить им атаковать подводные лодки, замеченные между Соединёнными Штатами и Исландией. В ноябре американские торговые суда получили вооружение.
В Берлине велись разговоры о «Paukenschlag»[13] – внезапном ударе подводными лодками по морским торговым коммуникациям Соединённых Штатов. Само слово указывало на то, что эта операция должна была стать резкой и неожиданной, как удар в литавры.
В это время в боевых действиях принимали участие пятьдесят-шестьдесят лодок. К этому времени подводники потеряли трёх лучших асов – Шепке, Прина и Кречмера, а в мае Деницу пришлось вычеркнуть из списка действующих и Лемпа, который со своей «U-110» последовал в вечную темноту[14] за жертвами своей трагической ошибки – пассажирами лайнера «Атения». В то же время из пятидесяти трёх лодок, действовавших в июле, ни одна не была потеряна. И всё же подводный флот численно был не настолько большим, чтобы противостоять все усиливавшейся мощи британской противолодочной обороны в целом и новым фрегатам с повышенным радиусом действия в частности. Хотя Дениц полностью понимал ситуацию, он не хотел сокращать весьма продолжительные сроки учебнотренировочного периода команд новых подводных лодок. «U-67» является показательным примером этого.
В Бремене завершалось строительство «U-67». Лейтенант Бляйхродт был назначен её командиром, Пфеффер – старпомом, Троер – помощником, Вибе – механиком. Штурман Матизен, старшина-рулевой Ферстер (из резерва ВМФ), боцман Клокке, старшины электромеханической боевой части Фольмари и Кох, ещё двенадцать старшин и двадцать шесть матросов составляли остальную команду.
22 января 1941 года «U-67» была принята в строй. Следующие месяцы прошли в Балтике, где и лодка и команда проходили строжайшую проверку и подготовку к встрече с противником.
И только в августе «U-67» под командованием уже лейтенанта МюллераШтекхайма наконец присоединилась к флотилии в Лорьяне, на западном берегу Франции.
14 сентября, то есть спустя девять месяцев после вступления в строй, «U-67» совершила первый боевой выход.
18 сентября «U-67» находилась в районе Лиссабона, когда получила по радио сигнал. «U-107» (командир капитан-лейтенант Хесслер, зять Деница) сообщил в 8.00, что курсом на север идёт небольшой конвой и его охраняют четыре эсминца. Поскольку ночь была очень ясная, Хесслер не решался атаковать.
В 10.00 из штаба подводного флота пришёл приказ:
«Хесслеру войти в контакт и атаковать. «U-68» (Мертен), «U-103» (Винтёр) и «U-67» (Мюллер-Штекхайм) сообщить позиции».
В 20.40: «Следовать за конвоем Хесслера».
Вибе, командир электромеханической боевой части, записал в своём дневнике:
Мы вышли в море. Командир объяснил команде ситуацию. Наконец-то – впервые за девять месяцев после зачисления в строй.
Наша позиция – на широте Танжера, 24° западной долготы.
22 сентября, 4.00. «U-107» сообщила о четырёх промахах, а полчаса спустя доложила о том, что у неё вышел из строя насос системы охлаждения.
11. 00. «U-107» доложила, что поломка исправлена.
17. 00. Капитан-лейтенант Мертен сообщил о первом успехе: «За ночь потопил два транспорта – 15 000 тонн. Одно судно, 6 000 тонн, торпедировано».
Тем временем «U-103»сообщила о выходе на конвой, который должна была атаковать вместе с «U-68».
19. 20. Проверочное погружение. Позиция к западу от Агадира.
23 сентября. 3.00. «U-107» сообщила: «Потопил транспорт 7 000 тонн. Два других суммарно 11 000 тонн вероятно потопил. Судно 6 000 тонн торпедировал. Вижу четыре судна и эскорт. Идут курсом на запад».
«U-68» сообщила: «Пять взрывов торпед. Здесь только три эсминца. Один эсминец атакован – промах».
9. 30. Вижу конвой. Иду за ним.
18. 20. Радиосигнал от «U-67» в штаб-квартиру подводного флота:
«Конвой состоит из трёх или четырёх судов». Позже мы узнали, что их там больше. Курс 045 градусов, ход 7,5 узла.
21. 00. «U-107» сообщила, что снова в контакте с конвоем.
Вечером мы вышли на боевую позицию. Всё работало нормально, мы были готовы ко всему. Мы сидели в центральном посту со старшиной и ещё двумя ребятами, играли в карты. Хотя в глубине души мы очень волновались, но со стороны, глядя на нас, мирно поигрывающих в карты, никто не сказал бы, что предстоит опасное дело. Мы и потом прибегали к такому приёму. А какое это было облегчение для окружающих! Впрочем, и для игроков тоже.
Позиция Пальма[15], 23,5° западной долготы.
Нашу игру прервал резкий звук и шипение в насосной системе главного балласта. Надо же было случиться такому за двадцать минут до атаки!
00. 10. Несколькими минутами позже мне пришлось доложить командиру, что обнаружились другие небольшие дефекты и что лодка не вполне готова к погружению.
00. 28. Атака. Тремя торпедами. Одна попала, потопили 7-тысячник. Это была несложная атака, хотя эсминцы выпустили три десятка осветительных снарядов.
04. 42. Радиограмма в штаб-квартиру: «Потоплен транспорт, 7 000 тонн».
09. 00. Сообщение с «U-107»: «Потопил танкер 13 000 тонн; один транспорт 6.000 тонн и один 5 000 тонн вероятно потоплены. Отогнаны от конвоя двумя эсминцами. Все что осталось от конвоя, это один небольшой пароход, четыре эсминца и ещё три корабля охранения».
Здесь запись механика «U-67» заканчивается.
Конвой был разъединён, разбит на группы и уничтожен. Во время атак, продолжавшихся весь день, ночами, освещёнными прозрачным голубым светом осветительных снарядов и ярким пламенем пожаров, пять судов общим водоизмещением в 42 000 тонн были потоплены. Ещё шесть судов водоизмещением 36 000 тонн были торпедированы и, по всей вероятности, затонули. Одно судно осталось, эскортируемое семью кораблями охранения.
24 сентября пришла радиограмма от Деница:
«Всем подводным лодкам конвоя Хесслера: хорошо поработали!»
Недели, прошедшие после атаки на «конвой Хесслера», дают очень хорошую иллюстрацию взаимодействию между штабом подводного флота и отдельными лодками.
Дениц приказал «U-68» (Мертен) и «U-111» (Кляйншмидт) встретиться на секретном рандеву[16] в заливе острова Санту-Антан, самого северного из Островов Зелёного Мыса. Кляйншмидт должен был передать там Мертену оставшиеся у него торпеды, с тем чтобы «U-68» могла продолжать операции в Южной Атлантике, а сам возвращаться на базу.
Лодка Мертена, которая расстреляла все свои торпеды во время атаки на конвой, первой из двух лодок направилась к указанному острову.
Солнце садилось, когда «U-68» медленно и осторожно подбиралась к секретному рандеву. Согласно международным справочникам, остров был необитаемым.[17] Но как только Мертен вошёл в залив, Лауцернис, его новый старпом, молча указал на берег. Рядом с одинокой высохшей пальмой стояло несколько деревянных домишек, а возле них сидели и бродили люди в коричневом. Подойдя поближе, Мертен увидел, что некоторые из них – в какойто форме. Вскоре быстро стемнело.
На берегу замигали костры, и это подтверждало предположение, что в домиках расквартировано местное военное подразделения.
Мертен хотел бы знать, нет ли на берегу радиостанции. Или связи по подводному кабелю.
Есть или нет, а рандеву должно состояться. Когда подошла вторая лодка, «U111», Кляйншмидт стал торопить Мертена закончить дело как можно скорее.
– Я нутром чувствую, тут что-то не так, – сказал Кляйншмидт, указывая в сторону берега.
– Брось ты, что они могут нам сделать? У них ничего нет! – пытался Мертен развеять опасения Кляйншмидта, хотя сам признавался себе, что отнюдь не испытывает радости от соседства с теми людьми.
И всё равно надо было находиться где-то поблизости, потому что должна была подойти ещё и «U-67», у которой на борту заболел дизелист, и его должен был осмотреть врач с «U-68», а если нужно, то больного следовало передать на борт «U-111», направлявшейся в базу. Тем не менее Мертен тоже думал, что чем быстрее они закончат работу, тем будет лучше.
При свете переноски быстро завершили перегрузку торпед. Вскоре после полуночи «U-111» снялась с якоря.
– Ну вот, Кляйншмидт, а ты боялся! – посмеялся Мертен.
Но несмотря на сказанное, он тоже чувствовал, что надо побыстрее закругляться и уходить. Может быть, он тоже «нутром чувствовал» недоброе?
Он отдал приказание поднять якорь и малым ходом уходить из бухты.
С аварийным фонарём боцман Коковски на ходу осмотрел верхнюю палубу, убедился, что там всё в порядке. Он носил такую ярко-рыжую бороду, что она разве что не затмевала фонарь. Картина была таинственной и жутковатой и отнюдь не вязалась с мирным тропическим окружением.
– Все нормально, – констатировал Коковски и в подтверждение этого вырубил свет.
И в этот момент на том месте, где несколько минут назад стояли на якоре «U68» и «U-111» раздался взрыв, словно подземный, и гигантский столб воды взметнулся вверх. Через мгновение прогремел второй взрыв.
Что это было – мины или торпеды, выпущенные с большой дистанции подводной лодкой, которая следила за ними? Об этом Мертен не имел представления.
Он только собрался дать радиограмму с предупреждением другим лодкам, как появился радист и сообщил ему содержание радиограммы, направленной с борта «U-111» в штаб, где говорилось, что через полчаса после того, как они покинули залив острова Санту-Антан, там прогремели два взрыва. В радиограмме также было сказано, что огни, с помощью которых на верхней палубе лодки Мертена производились работы, погасли, и есть предположение, что подводная лодка потоплена.
– Вот как оно бывает, – промолвил Мертен. – Ложишься спать, а на утро просыпаешься мёртвым и даже не догадываешься об этом.
Давайте почитаем дневник Вибе, механика:
27 сентября.
Мы соорудили на верхней палубе душ: взяли кусок пожарного шланга, сетку от аварийной ручной трюмной помпы – и стали гордыми обладателями прямотаки королевской бани. Ещё мы сняли один из клапанов рядом с боевой рубкой. И вот сидишь на прочном корпусе, а на тебя сверху льётся свежая морская вода. И всего-то нужно приложить мозги. И чего у нас в штаб-квартире не додумались до этого?
Позиция – в районе Санту-Антана.
02. 15. Видим Санту-Антан. Горизонт в дымке.
03. 49. Взрыв. Похоже, глубинной бомбы или торпеды.
03. 59. Второй взрыв. Погрузились, чтобы прослушать гидрофонами.
05. 04. Всплыли. Все что мы слышали в гидрофон, это тихий шум винтов. Было слишком темно, чтобы найти другие лодки на рандеву. Командир решил отложить до рассвета. Впрочем, нас всё равно до завтра не ждут.
06. 17. С мостика сообщили: на берегу замечены огни.
06. 22. Тень слева по носу. Позиция 90 градусов. Торпедный катер?
Командир приказал левый полный вперёд, руль право на борт.
Нет, это был не торпедный катер. Это был силуэт подводной лодки.
– Оба полный назад! Руль лево на борт!
Но и этого было не достаточно. Довольно сильный удар.
Моя первая реакция – задраить все водонепроницаемые переборки.
Слава Богу, они и так все были задраены. Мы таранили лодку в районе выхлопа. Прежде чем она затонула, с мостика успели ясно определить, что это британская лодка класса «клайд». На мостике подводной лодки противника возникла паника.[18]
Радиограмма в штаб-квартиру: «Предупредите все другие подводные лодки, что рандеву Санту-Антан известно противнику».
Позже мы узнали, что «U-111» тоже видела вражескую подводную лодку.
Мы получили немалые повреждения: нос помят, первый и второй торпедные аппараты вышли из строя. Я спустился под воду с легководолазным аппаратом, но не смог добраться до торпедных аппаратов. Нос был здорово свернут вправо. Передние крышки первого, второго и третьего торпедных аппаратов заклинило, первый и второй аппараты пропускали воду. Форштевень чуть ли не висел на пиле для сетей.
Командир доложил о повреждениях в штаб-квартиру. Радиограмму приняли и спросили: «Можете своими силами исправить повреждения?»
«U-67» ответила: «Нет».
Поступил приказ: «Возвращайтесь на базу».
Мертен («U-68») дышал свежим утренним воздухом. После того как радист принёс ему радиообмен между «U-67» и штабом, он спросил Деница, нельзя ли ему забрать с «U-67» торпеды и, может быть, немного топлива.
Когда Вибе писал последнюю фразу в своём дневнике, он невольно состроил кривую гримасу, понимая, что после этого подвига с тараном с его лодкой на время не будут считаться.
– Мертену вообще надо нарисовать на лодке эмблему хомяка или грифа, – проворчал он про себя. – Этот малый тянет под себя всё, что близко лежит.
Он вспомнил случай на базе, когда Мертен, пользуясь своим старшинством, из-под носа увёл новенькие рабочие втулки цилиндров.
– На этот раз, – ворчал Вибе, – он вместе с торпедами и топливом и целый дизель оттяпает.
Мертен появился 2 октября.
Вибе записал в дневнике:
Когда Мертен подошёл на дистанцию слышимости шёпота, он спросил командира:
– Где это вам так своротили ваш арийский носик?
– Мы сделали все, чтобы последовать вашему блестящему примеру, мой господин, – не задумываясь парировал Мюллер-Штекхайм.
Это было неприятное напоминание Мертену о случае, который произошёл на тактических учениях, когда Мертен имел несчастье свернуть себе нос, воткнувшись в другую лодку.
Мертен постарался пропустить мимо ушей эту весьма едкую реплику, тем более что заметил, как в его команде заулыбались, оценив шутку.
17. 58 до 20.25. Погрузились, чтобы избежать встречи с судном, которое находилось на радиосвязи с Дакаром.
21. 17. Подошли к «U-68», стоявшей на якоре.
Начали передавать 1100 литров смазочного масла. Поскольку подходящего шланга не нашлось, перетаскивали вручную, в металлических банках – работа трудоёмкая и длительная, она заняла целых шесть часов. Последовали 200 литров дистиллированной воды, тонна технической пресной воды и несколько торпед.
Тем временем врач с «U-68» осмотрел нашего дизелиста.
Мы были готовы идти на базу выпрямлять свой помятый нос.
Мы помогли нашей сестре-лодке и сделали это с радостью и желанием. Но всё-таки это раздражает, когда видишь, как твоё топливо и твои торпеды забирают, словно таблетки для лечения чьего-то больного горла.
7 октября.
Идём домой.
Благодаря получению дополнительных запасов и вооружения «U-68» могла теперь расширить масштабы своих действий.
Из сообщений службы радиоперехвата Мертен знал, что группа британских кораблей, включающая авианосец, патрулирует между островом Вознесения и островом Святой Елены с очевидной целью перехватывать германские вспомогательные крейсера и другие надводные корабли. Мертен считал, что найти эти корабли и атаковать их – это работа, на которую не жалко потратить силы.
Вначале «U-68» заглянула на рейд острова Вознесения, но убедившись, что там пусто, повернула к острову Наполеона,[19] где надеялась найти стоящие на якоре британские корабли.
Но в порту Святой Елены стоял один-единственный танкер. Мертен решил, что раз не может найти британские корабли, то можно потопить снабжающие их суда, что также нанесёт значительный удар по их боеготовности.
Под покровом ночи Мертен прокрался между портовыми сооружениями и танкером, не замеченный никакой охраной на берегу. Слышно было, как солдаты пели и веселились в казармах. И тут Мертену пришла в голову новая идея. Он снова вышел и атаковал танкер со стороны моря. В момент, когда торпеды вышли из торпедных аппаратов, несколько человек на танкере заметили силуэт лодки на фоне неба. У них было время закричать «Субмарина!» и всполошить охрану на берегу, прежде чем торпеды нанесли свои смертоносные удары по танкеру. Груз танкера взорвался, столб пламени взметнулся высоко к небу, и танкер сразу пошёл ко дну. Мертен на полном ходу направил лодку подальше от порта. Забегали лучи прожекторов, береговые батареи открыли беспорядочную стрельбу. Но всё напрасно.
А вот история третьего партнёра по рандеву имела трагический конец.
Через несколько дней после того, как «U-111» передала свои торпеды, командир британского корабля «Леди Шерли» Коллэвей заметил в десяти милях рубку подводной лодки, прежде чем она успела погрузиться. Это произошло в 220 милях от Тенерифе. Британский корабль поспешил к месту погружения подводной лодки и сбросил множество глубинных бомб. Раненая лодка была вынуждена всплыть, и британцы сразу же открыли по ней огонь из всех орудий. «U-111» ответила огнём. Британский корабль получил серьёзный урон. Убитые и раненые были с обеих сторон. Но после четверти часа отчаянного боя лодка получила смертельный удар и затонула.
Восемь немцев, и среди них Кляйншмидт, погибли в бою. Остальные сорок четыре члена команды этого мужественного корабля были взяты в плен.[20]
ГЛАВА X
«U-81» топит авиаэскадрилью. «U-331» уничтожает линкор «Бархем»
Оперативная сводка. Осень 1941 года.
Когда разразилась война, Италия имела 120 подводных лодок, значительно превосходя любой другой подводный флот мира. Но очень скоро, после оккупации Балкан и Крита, пришло понимание, что необходимо вводить в Средиземное море германские подводные лодки. По уровню подготовки и боевому духу немецкие подводники были бесконечно выше своих итальянских партнёров. В Германии надеялись, что это заставить британцев распылять свои силы, а немецкие подводные лодки смогут атаковать и средиземноморские конвои. Безусловно, переброска лодок в Средиземное море должна была ослабить атлантическую группировку немцев. Однако Редер, который особенно рьяно выступал за введение немецких подводных лодок в Средиземное море, считал, что Германия получит тем самым военное и психологическое превосходство над британцами. Пассивность, проявлявшаяся до этого времени итальянским подводным флотом, бездеятельность, вызванная скорее низким моральным духом, чем техническими недостатками, привели британцев к недооценке организации противолодочной обороны в Средиземном море. Считалось маловероятным, что Редер рискнёт оттягивать силы с атлантического театра военных действий или вовлечёт подводные лодки в опасное предприятие – преодолевать мощную оборону зоны Гибралтарского пролива. Впечатляющие успехи, достигнутые в этой акватории, хорошо иллюстрирует следующий рассказ о боевом опыте подводной лодки «U-81» (командир – капитан-лейтенант Гуггенбергер).
* * *
Оперативная сводка. Осень 1941 года.
Когда разразилась война, Италия имела 120 подводных лодок, значительно превосходя любой другой подводный флот мира. Но очень скоро, после оккупации Балкан и Крита, пришло понимание, что необходимо вводить в Средиземное море германские подводные лодки. По уровню подготовки и боевому духу немецкие подводники были бесконечно выше своих итальянских партнёров. В Германии надеялись, что это заставить британцев распылять свои силы, а немецкие подводные лодки смогут атаковать и средиземноморские конвои. Безусловно, переброска лодок в Средиземное море должна была ослабить атлантическую группировку немцев. Однако Редер, который особенно рьяно выступал за введение немецких подводных лодок в Средиземное море, считал, что Германия получит тем самым военное и психологическое превосходство над британцами. Пассивность, проявлявшаяся до этого времени итальянским подводным флотом, бездеятельность, вызванная скорее низким моральным духом, чем техническими недостатками, привели британцев к недооценке организации противолодочной обороны в Средиземном море. Считалось маловероятным, что Редер рискнёт оттягивать силы с атлантического театра военных действий или вовлечёт подводные лодки в опасное предприятие – преодолевать мощную оборону зоны Гибралтарского пролива. Впечатляющие успехи, достигнутые в этой акватории, хорошо иллюстрирует следующий рассказ о боевом опыте подводной лодки «U-81» (командир – капитан-лейтенант Гуггенбергер).
Подходим к Гибралтару.
Ночь темна, новолуние. Редкие облака лениво ползут по небу. Волна мягко вздымается и опускается. Прижимаясь к берегу, идёт маленький пароход, светящийся огнями – испанец. Иначе его и видно не было бы.
Но мир вблизи Гибралтара – вещь обманчивая. Уйма эсминцев, охотников за подлодками, самолётов охраняет крепость и порт, где стоят линкоры и крейсера.
Гибралтарский пролив по-прежнему оставался одной из жизненно главных артерий британского судоходства – несмотря на Роммеля в Северной Африке, несмотря на германские подводные лодки, уже бродящие по Средиземному морю, несмотря на потенциальную мощь итальянского флота.
В лодке царило полное спокойствие. Те, кто стоял на вахте, внимательно смотрели на приборы, остальная команда спала. Наблюдатели на мостике, казалось, слились с лодкой в единое целое – так гармонично они чувствовали мельчайшее движение корабля. И только то, что они всё время поводили своими ночными биноклями, нежно поддерживая их кончиками пальцев, выдавало тот факт, что это живые люди.
Крещение огнём «U-81» прошла уже давно. По следам конвоев Союзников она проникала в самые узкие и самые глубокие заливы в районе Мурманска и принимала участие не в одной атаке на атлантические конвои.
Гуггенбергер и его штурман склонились над картой Гибралтарского пролива, расстеленной перед ними.
– Я думаю, лучше всего подойти с юго-запада, господин командир, – сказал штурман. – Это направление, с которого они меньше всего ожидают нашего прихода.
– Согласен, – ответил Гуггенбергер. – В надводном мы пройдём в три раза быстрее, и там вполне хватает глубины, чтобы в случае чего нырнуть. Подождём прилива, он нам поможет.
Таков был план прохождения пролива. Твёрдо заранее ничто не планировалось, и Дениц оставлял способ преодоления пролива на усмотрение каждого командира.
На среднем ходу «U-81» подошла к проливу.
– Вахте второй смене заступать в 23.30 в индивидуальном порядке, – объявил Гуггенбергер.
Рулевой тихим голосом передал его приказ. Матрос в центральном посту стал будить людей, которые стали проворно, но спокойно снаряжаться на вахту – кожаные куртки, бинокли, головные уборы, перчатки…
Вахтенный офицер второй смены, который должен был сменить штурмана, появился на мостике и, потянув носом, почувствовал землю. Прокашлявшись, он пробормотал:
– Жутко близко.
Больше он ничего не говорил, а взял и стал протирать окуляры бинокля. Он взглянул на небо, потом отошёл в кормовую часть мостика. Наконец его глаза привыкли к темноте.
– Вахту принял, штурман.
– И отлично.
Лодка изготовилась к преодолению пролива. Она ровно вибрировала, разрезая форштевнем морскую волну.
Тем временем штурман внизу посмотрел на карту и обратился к командиру:
– Пора менять курс, господин командир.
Все курсы отложились у Гуггенбергера в голове.
– Держать ноль восемьдесят градусов! – приказал он.
Благодаря верно избранной тактике лодка без проблем преодолела внешнюю линию охраны пролива, не встретив никакого противодействия со стороны противника. С левого борта возвышались горы Испании, отчётливо видимые, а с левого смутно вырисовывались на фоне тёмного ночного неба холмы Северной Африки.
Пролив сужался.
В спокойной воде отражались ломаные линии огней. Справа – от огней танжерского порта, впереди – от нейтральных судов, вероятно испанских или португальских. Отражение слева будило у опытных членов команды воспоминания о пребывании в Испании.
– Затемнённое судно слева по борту, господин командир! – доложил один из наблюдателей.
– Спасибо. В настоящий момент в мои планы не входит топить что-нибудь, – тихо ответил Гуггенбергер и дал приказ изменить курс, чтобы не сходиться с неизвестным судном.
Приливная волна была довольно заметна, и она помогала продвижению лодки.
Был уже ясно виден город Тарифа на берегу самой узкой части пролива. Секунды, минуты тянулись как вечность.
Нежно журчало море под форштевнем лодки.
«U-81» неуклонно приближалась к Тарифе.
Вот, наконец, Тарифа на траверзе.
– Будить третью смену? – спросил старпом.
– Пока нет. Чем меньше сейчас шевеления, тем лучше.
Гуггенбергер не боялся, что люди на вахте устали: возбуждение от прохождения пролива не давало притупиться их бдительности.
– Тарифа слева на траверзе.
Хотя лодка держалась по центру пролива, берега были так близко, что, казалось, до них можно докинуть камнем. Вращающийся луч маяка казался подводникам больше прожектором, и во время каждого оборота он освещал лодку и так ослеплял наблюдателей, что Гуггенбергер начал подумывать, не погрузиться ли ему. Однако он решил оставаться в надводном положении.
– Спокойно! Прикрывайте глаза и смотрите на море.
Собственно пролив они миновали, но именно теперь и начиналась самая трудная фаза. Слева береговая линия стала удаляться в сторону Гибралтарского залива. Тёмный силуэт знаменитой крепости уже был виден на фоне темносинего неба.
А что это за огни впереди? А-а, это суда, расположившиеся между берегами. Интересно, не натянуты ли между ними сети или тросы?
«U-81» взяла чуть влево.
Огни все приближались и приближались. Гуггенбергер направил лодку посредине между двух из этих судов. Он достиг линии между ними. Ничего не случилось, прошли, и скоро суда и буи остались за кормой.
– Господь дарует вам, господа, глубокий, освежающий сон, – рассмеялся помощник командира.
Его смех сотворил чудо. Он разрядил напряжённую атмосферу и вернул всем уверенность.
Гибралтар – «Скала» – остался далеко за кормой, зловеще и угрожающе возвышаясь в ночи.
Пролив расширился, и улучшилась видимость. Снова прямо по курсу замаячили силуэты. Ещё одна линия судов? Нет, это оказались два эсминца, которые ходили туда-сюда в направлении от берега к берегу. Они встречались, затем разворачивались и расходились в противоположном направлении.
«U-81» прошла между ними в точке их встречи, после того как они стали всё дальше и дальше удаляться друг от друга. Эсминцы ничего не заметили и ничего не заподозрили.
«U-81» прошла.
Путь в Средиземное море был открыт перед ней.
Теперь можно было и поспать.
Но не все подводные лодки прошли пролив так легко. Более половины из них столкнулись с неприятностями.
На рассвете «U-81» погрузилась.
Радиограмма от службы радиоперехвата сообщила, что британская эскадра в составе линкора «Малайя», авианосца «Арк Ройал», малого авианосца «Фьюриес» и эсминцев эскорта, которые до этого напали на германский конвой, направлявшийся в Африку, шла курсом на запад.
Штаб-квартира подводного флота приказала подводным лодкам «U-81» и «U-205» (лейтенант Бюргель[21]) атаковать эскадру.
«Если мы найдём их, то найдём здесь, под Гибралтаром, – размышлял Гуггенбергер. – Эта информации уже пятичасовой давности, они уже десять раз успели сменить курс».
И «U-81» повернула вспять, к Гибралтару, в пасть льва. Ветер стал крепчать, по морю побежали короткие беспорядочные волны, непривычные после Атлантики.
Появление самолёта вынудило «U-81» погрузиться.
Настало утро 13 ноября – и, конечно, пятница.
Самолёт… тревога… срочное погружение. Эсминцы… тревога… погружение.
Ещё самолёты.
По прикидкам Гуггенбергера, британские корабли должны подойти к этому месту около 15.00.
14. 10. Самолёт, приближающийся с востока.
14. 11. «U-81» – на перископной глубине.
14. 15. Ещё самолёты, идущие с востока.
14. 20. На горизонте появляется фок-мачта линкора.
Вскоре после этого Гуггенбергер увидел три корабля, идущие прямо на него.
Фритц Гуггенбергер размышлял:
«Мы тут, как Давид и Голиаф. Почему бы нам не уйти, пока не поздно? Это ж легко: отдал приказ, а правдоподобное объяснение потом подберёшь. В конце концов, кроме меня никто и не видит, что там происходит…»
Гуггенбергер побледнел и сделался мрачно-серьёзным. Губы его плотно сжались, превратившись в геометрическую линию – кратчайшее расстояние между двух точек.
– Боевая тревога!
После того как он отдал приказ, все прочие мысли и заботы вылетели из головы. Сейчас в нём говорил только долг.
– Командир обращается к команде. Мы собираемся атаковать британское соединение кораблей.
Армада подходила ближе и ближе. Эшелонированное построение двигалось курсом левее «U-81». Впереди шёл линкор «Малайя», за ним авианосец «Арк Ройал», далее «Фьюриес». Шесть эсминцев, вспенивая воду форштевнями, составляли охранение. Белые фонтанчики говорили о большой скорости хода, с которой неслись эти овчарки.
Появился самолёт и с рёвом стал снижаться, нацеливаясь, как показалось, на лодку. Гуггенбергер убрал перископ, выждал, пока сл пройдёт, потом на короткие секунды снова поднял перископ.
Экипаж самолёта и не думал о подводных лодках. Лётчик выделывал фигуры и веселился в воздухе, предвкушая возвращение домой.
Гуггенбергер торопливо огляделся вокруг. У него уже не было времени заниматься самолётом. А что делают эсминцы? Один из них шёл прямо на лодку, чёрт бы его побрал. А основные корабли? Великолепно! Они сделали зигзаг, и эсминец, следуя изменению курса, отвернул в сторону.
Как там остальные? Всё ясно. Отлично.
– Опустить перископ! Поднять перископ!
Быстро осмотрелся вокруг. Пауза.
– Опустить перископ… Поднять… Опустить! Держать глубину 14 метров!
– Торпедные аппараты с первого по четвёртый – товсь!
По системе управления огнём курс передан на торпеды. Носовая часть одного из кораблей появилась в перископе.
– Залп…
– Опустить перископ… Поднять… Опустить… Оба малый!.. Опустить… Поднять… Пли!.. Опустить перископ. Оба средний вперёд!
Уфф! С кашляющим звуком первая торпеда вышла из торпедного аппарата, через одинаковые интервалы за ней последовали другие.
– Все торпеды вышли из торпедных аппаратов!
Корабль, лишившись солидной тяжести, сразу стал всплывать. Необходима большая практика, холодная голова и твёрдая рука, чтобы не дать лодке выскочить на поверхность после залпа четырьмя торпедами. Командир взглянул на глубиномер: лодка шла на всплытие.
– Всем в нос! Быстро!
Очень медленно корма пошла вверх.
10 метров… 10 с половиной…
– Быстро на 90 метров!
Лодка резко нырнула на глубину. Почему не слышно взрывов глубинных бомб?
На глубине 110 метров лодку выровняли.
– Сколько разрывов слышали? – спросил Гуггенбергер, почувствовавший смертельную усталость. Он так сосредоточился на управлении лодкой, что даже не слышал, сколько было попаданий.
– Два. Два попадания, – ответил старпом.
На малом ходу лодка уходила подальше. Никто не мог понять, почему не слышно ни одного взрыва глубинных бомб. Оба радиста сидели на гидрофонах. Один из них указал на шкалу аппарата:
– Вот – сильный звук, убывает. Эсминцы… вот эсминцы… и вот.
Гуггенбергер не мог точно знать, что произошло. Значит, два попадания? Раз торпеды были установлены на глубину пять метров, то, должно быть, поражён один из больших кораблей, потому что на такой глубине торпеды прошли бы под эсминцами. Откуда-то из-под Гибралтара появились новые эсминцы, они тоже начали рыскать во все стороны и слушать глубины своими гидрофонами. На подводных лодках гидрофоны отчётливо слышали работу «Asdic». Удивительно, что операторы могли оставаться такими хладнокровными и спокойными.
– Эсминец слева по борту, приближается.
Пошла первая глубинная бомба.
«U-81» вздрогнула.
Ничего серьёзного. Лодка медленно продолжала свой путь.
Эсминец снова застопорил ход.
Теперь его «Asdic» все слышали и без гидрофона. Ситуация становилась критической.
– Эсминец слева по борту, приближается, – доложил оператор.
– Оба полный вперёд! – приказал Гуггенбергер.
Сразу над лодкой в море посыпались глубинные бомбы. На подмогу подошёл второй эсминец. Явственно слышен был даже всплеск сбрасываемых бомб. Весь «ковёр» бомб расстелили прямо над лодкой, и он опускался всё ниже и ниже.
Гуггенбергер включил секундомер. С каждой пройденной секундой глубинные бомбы приближались на три метра. Они уже достигали глубины пятидесяти метров. Лодка пошла полным ходом. Сумеет ли она выскользнуть изпод опускающегося на неё смертельного ковра?
Пошли новые разрывы. Лодка гнулась, как клинок из хорошо закалённой стали. Лопались стекла. Лампы вылетали из патронов.
Потом игра началась с начала. Поединок между эсминцами и подводной лодкой продолжался.
Гуггенбергер быстро сообразил, что даже если эсминцами командуют не старые хитрые лисы, работу свою их командиры знают. Один из их заходов получился до неприятного точным. И бомб сбросили много, и разорвались они близко. Но все равно дистанция между эсминцами и лодкой продолжала постепенно увеличиваться. И в конце третьего часа эсминцы сбросили свою сто тридцатую глубинную бомбу где-то в двух с половиной милях от лодки.
Взрывы считал боцман. Он всегда это делал. Для чего использовал косточки чернослива. Он неутомимо жевал чернослив и складывал косточки. И всегда справлялся с такой работой. Но на этот раз он не смог соответствовать требованиям и к «финальному свистку» объелся черносливом.
14 октября британское адмиралтейство официально признало потерю авианосца «Арк Ройал». Гуггенбергер впервые услышал об этом из радиограммы, присланной штабом.
О чём не знали немцы в тот момент, то это о выходе из строя линкора «Малайя». Торпеда Гуггенбергера поразила его в районе носовой башни, и крейсер отбуксировали за двадцать миль в Гибралтарский порт. Ущерб оказался серьёзным, но линкор принимал и дальше активное участие в войне.
«Арк Ройал» вошёл в строй британского флота незадолго до начала войны. Авианосец имел водоизмещение 22 600 тонн и нёс на себе 72 самолёта. Личный состав его составлял 2 000 человек – моряков и лётчиков. Командовал авианосцем капитан 1 ранга Монд. Курьёзный факт: Монд служил на всех авианосцах, потопленных к тому времени. И это было отмечено британской прессой как дурное предзнаменование.
Согласно британским данным, его строительство обошлось в три с четвертью миллиона фунтов стерлингов, не менее миллиона стоило и его оборудование и вооружение плюс 72 самолёта.
С военно-воздушной точки зрения, его боевая ценность соответствовала эскадрилье. По артиллерийским меркам он был равен хорошо укомплектованному артполку или полку ПВО. Его максимальная скорость хода составляла 30 узлов – вдвое больше скорости лодки, которая атаковала его, и вчетверо – её подводной скорости.
Не следует забывать, что удар был нанесён в присутствии авианосца «Фьюриес» водоизмещением 22 450 тонн и линкора «Малайя». Так случилось, что «Арк Ройал» был потоплен на тринадцатый месяц, после того как он отошёл от берегов Британии, в тринадцатый день месяца и, в довершение всего, в пятницу.
Это был тот самый авианосец, самолёт с которого нанёс смертельный удар по рулевой системе «Бисмарка». К тому же «Арк Ройал» был ведущим британским авианосцем. Только с октября 1939 по февраль 1940 года его самолёты обеспечивали прикрытие четырёх с половиной миллионов квадратных миль Атлантического океана.
Среди 36 подводных лодок, выделенных в конце 1941 года для ведения боевых действий в Средиземном море, была и «U-331», которой командовал Фрайхерр фон Тизенхаузен.
К востоку от Рас-Ассаса, там, где берег от Тобрука вдаётся к югу, к городам Эс-Саллум и Бардия, «U-331» выжидала цель во время своего второго боевого задания.
Проходили сутки за сутками, ночью лодка всплывала, а днём ложилась на грунт. Но ничто не появлялось в её поле зрения, за исключением самолётов, которые загоняли её под воду, если она всплывала днём. Она получила задание препятствовать доставке грузов в Тобрук. Грузы шли или военными кораблями, или конвоями при сильном охранении. По меньшей мере месяц британцы пытались провести конвой из Гибралтара в Александрию.
25 ноября радист подводной лодки, находившейся в подводном положении, услышал в гидрофон слабые шумы. Они, похоже, исходили с севера от группы судов.
Тизенхаузен подвсплыл на перископную глубину, чтобы оглядеться. В Средиземном море условия менялись так, что нельзя было уверенно сказать, близко находится источник таких шумов или далеко.
В перископ ничего не было видно: поверхность моря оставалась чистой, в небе не появлялось ни одной назойливой мухи. Командир дал приказ на всплытие, и как только он отдраил люк на мостик, то чуть ли не над собой увидел самолёт.
Боевая тревога!
Но самолёт не заметил «U-331», не упало ни одной бомбы.
Следующие несколько часов лодка находилась в подводном положении. На умеренном ходу она двигалась в направлении шумов, которые немного переместились к северо-востоку. Что это за группировка? Военные корабли или конвой? Это был важный вопрос.
Если это конвой, то о его присутствии надо было докладывать Деницу, который соберёт все доступные на данный момент лодки против него.
Будь это корабли, то, скорее всего, Тизенхаузену не удалось бы и взгляда бросить на них. Да в этом случае шумы были бы посильнее и послышнее.
И Тизенхаузен полным ходом взял курс на северо-восток. Пока смотреть было не на что. Погодные условия были идеальные. Лёгкий северо-восточный ветерок взъерошил море таким образом, что самолёту противника было бы крайне трудно увидеть тонкий след, оставляемый перископом, а тени облаков на поверхности моря тем более осложняли задачу авиации.
Наконец в 14.30 что-то показалось справа по курсу. Вначале это «что-то» выглядело пятнышком над горизонтом, но через десять минут с обеих сторон пятнышка показались иголки.
Эсминец – вот что это такое!
В желтоватом мареве стала проявляться и обретать форму какая-то более тёмная масса – что-то крупное, как видно, но неясно – то ли военные корабли, то ли транспорты. Одно, тем не менее, было ясно: на востоке-северо-востоке находится большая группировка, которая идёт курсом на юг. Несмотря на высокую скорость хода подводной лодки, это скопление начало скрываться из вида: должно быть, взяло курс на восток. Значит, думал Тизенхаузен, это, видимо, боевые корабли, которые либо идут противолодочным зигзагом, либо изменили боевой порядок. Есть опасность, что они исчезнут вовсе и уникальная возможность для атаки будет потеряна.
Тизенхаузен всплыл, чтобы использовать мощь дизелей. «U-331» бросилась преследовать группировку.
Далеко к югу увидели ещё один самолёт, но он тоже не заметил лодку.
Потом группировка изменила курс на запад, прямо на приближающуюся лодку, и события начали развиваться с нарастающей быстротой.
Следуя какому-то инстинктивному импульсу, Тизенхаузен развернул лодку по дуге почти в 350 градусов. Только позже стало очевидно, как важна была получившаяся потеря времени, когда секунды разделяли жизнь и смерть.
– Срочное погружение! Боевая тревога! – раздались команды Тизенхаузена.
Наконец-то нашлось дело. Нервное напряжение, в котором находилась команда весь день, – хотя посторонний наблюдатель этого, пожалуй, и не заметил бы – разрядилось или, скорее, сменилось на напряжение другого рода.
У каждого члена команды была своя собственная работа, на которой он должен был сосредоточиться, которая требовала всего его внимания без остатка и не оставляла ему времени думать о чём-либо другом.
Теперь, когда «нашлось дело», Тизенхаузен тоже успокоился и расслабился. Прошло уже 16.00, ребята там наверху, видно, к чаю готовились.
Погода была идеальной для атаки. Солнце стояло на юго-западе, за лодкой. Перископ практически не был виден. Все как надо.
Подводная лодка и группировка приближались встречными курсами. В перископ можно было различить три линкора. Они шли в кильватерном строю, и с каждой стороны их прикрывали по четыре эсминца, которые шли во фронтальном строю. По сигналу корабли поменяли боевой порядок. Два эсминца с левой стороны построения и ближайшие к ведущему линкору прибавили ход и устремились вперёд. Они находились метрах в пятистах друг от друга, а «U-331» держалась посредине между ними. То и дело перископ на считанные мгновения выглядывал на ширину ладони над мелкой волной. Командир поглядывал поочерёдно то на тот, то на другой эсминец, пока они оба не оказались на траверзе.
– Опустить перископ!
Обязанность следить за передвижениями обоих эсминцев теперь возлагалась на оператора гидрофонов. После того как тот доложил, что оба эсминца прошли траверз лодки, Тизенхаузен снова поднял перископ. Оба эсминца шли прежним курсом. Они были уже достаточно далеко и не представляли на данный момент угрозы.
А что же линкоры? Лодка находилась теперь весьма близко от них, продолжая идти встречным курсом.
Торпедные аппараты были давно готовы к выстрелу. Все вокруг держались совершенно спокойно и сосредоточенно.
И вот – первый линкор! До чего величествен!
Лодка находилась так близко к нему, что линкор заполнял собой все поле зрения перископа. Тизенхаузен развернул лодку, но с первым линкором манёвр не удался: слишком велика была сложенная скорость двух кораблей.
«Следи за общей картиной, – одерживал себя Тизенхаузен. – Все три прошли мимо, что ли? Или нет?»
Это был ведущий линкор? Если так, то где остальные?
– Поднять перископ!
Быстрый взгляд в перископ. Стальной колосс несколько устаревшей конфигурации всей своей мощью надвигался на лодку. Какого он класса, как называется – рассматривать его не было времени. И не то чтобы это было неважно. Просто важно было поразить его.
Лодке надо отойти, а то будет слишком близко. Тизенхаузен на всю использовал возможности лодки, чтобы отойти на разумную дистанцию.
Отрывистые приказы следовали, как удары молотка. Линкор находился в поле зрения и увеличивался в размерах с каждой секундой.
– По местам стоять к торпедной атаке!
Всё готово. Только угол был слишком велик для выстрела, больше 90 градусов.
Какая цель!
– Залпом… пли!
Ш-ш-ш, ш-ш-ш, ш-ш-ш, ш-ш-ш! Как на показательных стрельбах – торпеды с равными интервалами вышли из торпедных аппаратов. С последним быстрым поворотом перископа командир успел увидеть третий линкор – огромную серую массу, держащую курс прямо на него.
Теперь погрузиться, быстрее и как можно глубже! Для механика это была дьявольски трудная задача. Лодка шла средним ходом, и из неё вышли сразу четыре торпеды.
Вначале лодка послушалась и нос пошёл вниз, но затем, несмотря на все старания механика, нос начал задираться. У всех на лодке душа ушла в пятки, когда она стала всплывать. Но механик знал своё дело.
– Боевая рубка над водой! – крикнул механик.
С такой же скоростью, с какой гром следует за молнией, могло последовать столкновение с надводным кораблём.
– Очистить боевую рубку! Быстро!
Старшина-рулевой Вальтер вышвырнул в центральный пост из боевой рубки какую-то мелочь и задраил люк между боевой рубкой и центральным постом. Тизенхаузен рассчитывал, что если подвергнется тарану, то пострадает только боевая рубка, но не прочный корпус.
Напряжение в центральном посту достигло предела. Раздались первые три взрыва, потом четвёртый. Значит, должно быть, попали в цель. Но в тот момент даже это казалось не самым главным. Раздались шумы винтов… Третий линкор. Сейчас важно было поскорее уйти под воду.
Пока не протаранили.
Наконец-то лодка стала погружаться. Весь этот эпизод, казалось, длился целую вечность. Рубка «U-331» торчала над водой сорок пять секунд, и третий линкор, «Вэлиент», очень торопился, чтобы протаранить её.
Указатель глубиномера нерешительно проходил отметки 30, 35, 40 метров. На 60 метрах лодка стала погружаться медленнее, на отметке 75 метров остановилась. Что-то неладно. Лихорадочно стали искать объяснение. Отчаянная ситуация требует отчаянных решений. Начали стучать по стеклу глубиномера, по патрубкам.
Тизенхаузен вспомнил внезапно предыдущую подобную ситуацию, и ему в голову пришло возможное объяснение.
– Что показывает носовой глубиномер? – спросил он.
С ужасом глаза всех застыли на шкале глубиномера. Некоторые сделали глотательные движения, так как страх сковал горло.
250 метров!!!
Никогда ранее «U-331» не была на такой глубине. Вообще ни одна германская подводная лодка не погружалась так глубоко.
Последовал новый период почти невыносимого напряжения, которое Тизенхаузен несколько разрядил спокойной, почти монотонной фразой. В момент учащённого сердцебиения он подумал об Отто Кречмере, своём учителе и командире. Что бы сделал в этой жуткой ситуации «Отто Молчаливый»?
– Что ж, хорошо, – сказал Тизенхаузен как ни в чём не бывало. – Посмотрим, выдержит этот старый цилиндр или нет.
Но прочный корпус держал. Течи не было нигде.
«U-331» была первой подводной лодкой, построенной на частных верфях – «Нордзееверке», в Эмдене. Эта компания могла гордиться своими судостроителями.
Наконец механик восстановил управление лодкой. Ему удалось поднять «U331» на более «цивилизованную» глубину. Но все равно глубина 230 – это было ещё слишком глубоко.
Тизенхаузен улыбнулся:
– Ну вот, разве кто-нибудь нас здесь достанет?
– А вы попали в эсминец, господин командир? – спросил старшина дизелистов, вызванный в центральный пост.
И тут командир во всеуслышание впервые пояснил, что цель была – линкор. До этого не было времени давать команде информацию об атаке, о цели. Дистанция, с которой производился залп, составляла 1200 метров.
Глубинных бомб сбросили мало. Ещё несколько взрывов раздались вдалеке.
Эсминцы по-настоящему не стали докучать «U-331», и она взяла курс на север.
Вот ещё некоторые подробности, связанные с потоплением линкора «Бархем», почерпнутые автором с другой стороны.
Сигналы, которые наблюдала «U-331», действительно означали изменение боевого порядка, и два эсминца действовали в соответствии с ним. Три линкора – «Куин Элизабет», «Бархем» и «Вэлиент», – шедшие в кильватерном строю, должны были повернуть немного влево, чтобы принять новое боевое построение. «Вэлиент», последний в строю из линкоров, начав делать поворот, заметил сильный взрыв на среднем корабле – линкоре «Бархем». Когда «Вэлиент» вошёл в поворот на левый борт, над водой метрах в 120 от него, в направлении 7 градусов справа по борту вдруг показалась рубка подводной лодки. Она оставалась над водой в течение 45 секунд. Командир линкора отдал приказ:
– Право на борт! Полный вперёд!
Он надеялся протаранить лодку, но она исчезла, прежде чем линкор успел подойти к тому месту. Произойди торпедная атака чуть раньше, линкор успел бы на такой небольшой дистанции протаранить лодку.[22]
«Бархем» тем временем получил сильный крен на правый борт, а через четыре минуты и сорок пять секунд после попадания торпед раздалась серия мощных взрывов, уничтоживших корабль. Из четырёх торпед три попали в линкор. Одна из них поразила, должно быть, артпогреб. Вот откуда был четвёртый взрыв, который слышали на «U-331» и который решил участь линкора водоизмещением в 31 110 тонн.
Год спустя «U-331» пополнила собой число потерь, а Тизенхаузен и его команда стали военнопленными. Однажды – это было в январе 1943 года – его вывезли из лагеря военнопленных в Лондон, в адмиралтейство. По дороге сопровождавшие Тизенхаузена офицеры ВВС и ВМФ пригласили его на чашку чая в переполненный «Риджент Палас Отель» – как если бы это было в мирное время. Они прекрасно провели время, потому что его хозяева не делали попыток выведать у него какие-то военные тайны. Но всё равно это было испытанием, видом психологического эксперимента с целью проверить, проанализировать в условиях внешне дружеской обстановки характер одного из командиров подводных лодок.
Дополнительный свет на подводную войну в Средиземном море прольёт лейтенант Шондер, который командовал там подводной лодкой «U-77». Позже, командуя подводной лодкой «U-200», он пропал у берегов Исландии. Вот его рассказ:
Из-за крайне высокой активности британской воздушной разведки, которая действовала в большей части воздушного пространства вне зоны досягаемости германских истребителей, подводные лодки не имели возможности воевать днём у недружественных берегов Африки. Помимо того в этом ограниченном пространстве разгуливала масса эсминцев и прочих патрульных кораблей. И вся эта мелочь, конечно, понимала и пользовалась тем, что лодкам нужна добыча покрупнее.
Часто, особенно длинными летними днями, лодкам приходилось пребывать в подводном положении по четырнадцать, а то и по шестнадцать часов. А это означало, что командирам приходилось заботиться о том, чтобы состояние людей не выходило за пределы, когда держаться становилось невмоготу. Несмотря на всякие умные приспособления для очистки воздуха, воздух на лодке быстро становился тяжёлым для дыхания. Поэтому командиру приходилось следить за тем, чтобы работы и передвижения сокращались до минимума. Приготовление пищи также приходилось сводить к минимуму, чтобы камбузные пары не отравляли воздух. Большой обед приходилось переносить на полночь, когда лодка всплывала. День превращался в ночь, а ночь в день, время к вечеру становилось утром. Таким «утром» воздух становился плотным, он висел клейкой влажной массой, которую только что руками нельзя было потрогать. Он протекал между людьми и предметами, как расплавленное желе. Внутренняя обшивка корпуса запотевала, и с неё лилась вода. Капельки пота блестели на бледных заросших лицах людей, глаза впадали глубже обычного.
Для тех, кто не нёс вахту, не требовалось приказов ограничить передвижения. Все чувствовали себя и без того измочаленными от жары и отсутствия воздуха.
Так проходил день, или, правильнее сказать, «подлодочная ночь», в Средиземном море. После заката солнца Шондер готовился к всплытию. Кок готовил завтрак – солидный, вкусный, который ели в начале вечера. Вот такую жизнь, где всё было поставлено с ног на голову, принуждены были вести подводники.
Вскоре после захода солнца наступало время долгожданного приказа: «Продуть балласт!» Звуки шипения наполняли лодку. Первым на трап, ведущий в боевую рубку, ступал командир. Он открывал люк на мостик.
В следующий момент он был уже наверху и бросал пристальный и насторожённый взгляд вокруг. Над головой было чистое небо, усыпанное звёздами. Слева по борту тянулась длинная, узкая и тёмная полоска африканского берега. Слышно было, как чудесный свежий воздух бежит в лодку, и истосковавшиеся по свежему воздуху лёгкие жадно, почти с шумом поглощали его. Жужжали вентиляторы, гоня сладкий и чистый воздух во все углы и щели лодки.
И, как обычно, ярко горел красный свет!
Но по крайней мере однажды эта рутинная процедура была нарушена.
Выйдя на мостик, командир замер и прислушался. Потом обратился к вахтенному офицеру:
– Вы слышите что-нибудь?
– По-моему, слышу. Вроде, самолёт.
– Точно самолёт. Боевая тревога! По местам стоять к погружению!
Пока спускались в лодку, звук мотора стал явным, он гнал людей внутрь. Тень мелькнула над лодкой, заслонив на мгновение звезды, потом раздался свистящий звук, потом шипение и всплеск рядом с лодкой, и командира, который оставался ещё на мостике и успел вцепиться в поручни ограждения мостика, окатило водой и сбило с ног. Лодку швырнуло, она изогнулась и, казалось, вот-вот переломится. Внизу полетели стекла измерительных приборов, людей сбросило с мест, вырубилось освещение. Загорелись огни переносок и аварийных фонарей, осветивших сцену погрома.
– Отставить погружение! – закричал командир.
Ему вовсе не хотелось подставлять себя под бомбёжку в ходе или после погружения, и он решил отогнать надоедливую муху зенитным огнём.
Раздался отрывистый звук пулемётных выстрелов.
– Боеприпасы! Боеприпасы наверх! – услышали в лодке.
Эта команда сверху разнеслась по лодке, но снаряды нельзя было доставить наверх, потому что заклинило дверцы водонепроницаемых переборок, которые вели из центрального отсека. По ту сторону остался механик. Те, кто был с ним, отчаянно пытались отдраить переборочную дверцу.
– Навались! И – разом!
Удалось. Крышка люка боевой рубки тоже оказалась слегка деформированной. И за неё взялись умелые руки. Наконец путь наверх был свободен.
На самом деле с момента начала атаки с воздуха прошли считанные секунды, а работа была проделана споро и без суеты. Руками подали на мостик боеприпасы. У зенитчиков была прекрасная цель. Нужно было целиться туда, откуда шла трассирующая нить. Но британский самолёт предпочёл уйти из-под огня подводной лодки. Он только выпустил осветительные ракеты, чтобы убедиться, что немецкая подводная лодка продолжает идти своим путём.
Освещение на «U-77» восстановили, и люди осмотрелись по сторонам. Некоторые были бледноваты. Им сегодня повезло. Они смахивали рукавами капли пота с лиц. Под ногами повсюду хрустело стекло. К командиру начали поступать доклады из отсеков.
– Мы не в состоянии погружаться, – сообщил механик.
– Вы сможете исправить все собственными силами?
– Сможем, но это потребует много времени.
– Тогда не теряйте времени, начинайте!
Бомбы до этого падали и в пяти метрах от лодки, и рвались в двух десятках метрах под ней, так что её всю перетряхнуло от носа до кормы.
– Я хотел бы пожать руки тем ребятам, которые строили эту лодку, – сказал командир.
– А я хотел бы пожать руку вам, – во всеуслышанье произнёс механик. – Если бы вы не отменили погружение, мы тут сейчас не стояли бы.
Радиостанция бездействовала, так что Шондер не мог сообщить на базу, что идёт на другую позицию, и это чуть не возымело катастрофические последствия.
В 11 часов утра «U-77» оказалась снова среди ада воющих и свистящих бомб. Слева и справа, впереди и за кормой из моря вздымались гигантские столбы воды. С лодки увидели идущие на большой высоте самолёты. Это были немецкие «Ю88», летевшие в Африку и обнаружившие с высоты кильватерный след подводной лодки.
В этом секторе, по сведениям, полученным лётчиками в штабе, не значилось ни одной немецкой подводной лодки, и с большой высоты лётчики, конечно, были не в состоянии отличить германскую лодку от британской. Подводникам повезло, что ни одна бомба в них не попала.
«U-77» продолжила плавание. Её атаковала британская подлодка. На «U-77» явственно слышали шум торпед, но и торпеды миновали их.
Пришла ночь. Их снова атаковала подводная лодка.
Британская торпеда выпрыгнула на волнах из воды, как играющий дельфин, громко «приземлилась» на самую кормовую часть палубы, соскочила с поломанным хвостовым оперением обратно в море и исчезла.
– Ну, ребята, – со вздохом облегчения произнёс Шондер, – в этом походе Бог держал за нас скрещёнными все свои пальцы.
ГЛАВА XI
Новая британская оборонительная тактика
Оперативная сводка. Декабрь 1941 года.
Вице-адмирал Гилберт Стивенсон взял на себя трудную задачу по подготовке команд новых противолодочных кораблей. Для этих целей он выбрал гавань Тобермори на западном побережье Шотландии. Команды сотен противолодочных кораблей прошли через его школу. Британцы поняли, что, несмотря на чрезвычайный характер ситуации, подготовка должна быть тщательной. То же касалось и берегового командования, и грузовых судов, которые в спешном порядке переделывали во вспомогательные авианосцы в стремлении закрыть, наконец, «мёртвую зону». Конвои получали дополнительную защиту и с моря и с воздуха. И нельзя забывать о капитане 1 ранга Уокере. Как и немецкий ас-подводник Отто Кречмер, заставший противника врасплох новой наступательной тактикой, Уокер, начальник противолодочной обороны, искал свои новые, более эффективные методы противолодочной обороны. Его «группы убийц» снискали себе успех в районе Гибралтара, что весьма тревожило немцев.
* * *
Оперативная сводка. Декабрь 1941 года.
Вице-адмирал Гилберт Стивенсон взял на себя трудную задачу по подготовке команд новых противолодочных кораблей. Для этих целей он выбрал гавань Тобермори на западном побережье Шотландии. Команды сотен противолодочных кораблей прошли через его школу. Британцы поняли, что, несмотря на чрезвычайный характер ситуации, подготовка должна быть тщательной. То же касалось и берегового командования, и грузовых судов, которые в спешном порядке переделывали во вспомогательные авианосцы в стремлении закрыть, наконец, «мёртвую зону». Конвои получали дополнительную защиту и с моря и с воздуха. И нельзя забывать о капитане 1 ранга Уокере. Как и немецкий ас-подводник Отто Кречмер, заставший противника врасплох новой наступательной тактикой, Уокер, начальник противолодочной обороны, искал свои новые, более эффективные методы противолодочной обороны. Его «группы убийц» снискали себе успех в районе Гибралтара, что весьма тревожило немцев.
Гибралтарские конвои теперь сопровождало 8-18 кораблей. В начале декабря самолёт с авианосца «Одэсити» обнаружил в 22 милях от конвоя, который только что вышел из Гибралтара, подводную лодку. Уокер сразу же направил пять самолётов эскорта на место обнаружения и они серией глубинных бомб нанесли такой серьёзный ущерб лодке, что вынудили её всплыть. Командир подводной лодки Бауманн, «U-131», сделал всё, чтобы отогнать эти самолёты с авианосца и даже сбил один самолёт, но лодка получила столь смертельный удар, что стала тонуть.
Не могло быть более живого описания этих событий в непосредственной близи от конвоя, чем краткие записи из вахтенного журнала подводной лодки «U67», который вёл лейтенант Вибе:
11 декабря.
11. 13. Хайда доложил, что видит конвой. Пошли к нему полным ходом.
12 декабря.
00. 26. Эсминец шёл на нас слева по корме. Скорость хода 16 узлов. Дали залп несколькими торпедами. Одна из торпед описала циркуляцию и пошла в обратную сторону, прямо на нас.
00. 45. Эсминец открыл огонь с дистанции 600 метров. Его снаряды пролетали над нами. На полном ходу и делая зигзаги, мы выбрали благоприятную позицию для выстрела по приближающемуся эсминцу. Эсминец наступал нам на пятки. Видимость была превосходная, и мы представляли собой прекрасную цель.
00. 55. Руль заклинило на 270 градусах. Нехватка мощности. Моя команда о срочном погружении прозвучала слишком поздно.
Все с мостика посыпались вниз. Если эсминец продолжает идти прежним курсом, он наверняка протаранит нас. Рулевое управление не работает.
00. 56. Боевая тревога – противник менее чем в 300 метрах от нас. Мы совершили срочное погружение на 170 метров. Четыре серии по три глубинные бомбы взорвались над нашей головой. Лёгкий ущерб стеклу и т. п. Спустя пару часов всплыли. Все спокойно, ничего не видно и не слышно.
02. 50. Продолжали искать конвой.
04. 45. Срочное погружение. Низколетящий самолёт.
10. 09. Срочное погружение. Летающая лодка.
10. 30. Всплыли.
10. 38. Самолёт, 230 градусов.
11. 00. Срочное погружение. Летающая лодка, 120 градусов.
11. 15. Всплыли.
11. 29. Самолёт, базирующийся на суше.
11. 48. Идём на перископной глубине. Патрульный корабль. Погрузились.
12. 48. Всплыли. Дым 340 градусов, патрульный корабль 270 градусов, ещё один, 100 градусов, треногая мачта эсминца, 080 градусов.
14. 28. Низколетящий самолёт.
14. 47. Летающая лодка, 080 градусов. Очевидно, прикрывает конвой на югозападе.
16. 30. Плохо видимая мачта.
16. 45. Ещё две мачты.
17. 40. Виден конвой.
17. 41. Самолёт.
17. 52. Срочное погружение.
17. 56. Два корабля эскорта, очень близко.
13 декабря.
13. 08. Маленький пароход с огнями. Нейтральный. Штаб-квартира сообщила координаты конвоя. Приказ атаковать Мюллеру (это нам), Хансманну, Бауманну, Шольцу, Гельхаусу, Генгельбаху. Эта группа действует под кодовым
17 декабря.
04. 47. Бауманн докладывает: установил контакт с конвоем.
06. 05. Видим одну из наших лодок. Предположительно – Бауманна.
07. 45. Бауман докладывает: контакт потерян.
08. 26. Штаб даёт указание «кондору» следить за конвоем.
10. 12. Дым.
10. 47. Шольц докладывает позицию конвоя.
12. 10. Слышны восемь-десять взрывов.
13. 45. Какая-то подводная лодка.
13. 55. Три дымовых облака в её направлении.
14. 04. Самолёт, пеленг 150 градусов, сбросил бомбы и ушёл.
14. 10. Самолёт сбросил ещё бомбу. На горизонте, пеленг 160 градусов, курсом 060, какая-то подводная лодка. Предположительно – Бауманна.
14. 15. Бауманн сообщил, что его лодка лишилась мореходности и что его преследуют четыре эсминца (Уокер).
14. 46. Срочное погружение. Летающая лодка. Не можем, увы, помочь Бауманну.
15. 55. Всплыли.
15. 59. Срочное погружение. Приближалась летающая лодка.
17. 45. Снова всплыли.
18. 19. Гельхаус сообщил о контакте с конвоем.
18. 41. Срочное погружение. Группа самолётов.
19. 55. Всплыли. Штаб-квартира запрашивает Бауманна и Хансманна об их позициях. Ни один не отвечает.
Воскресенье, 22 декабря.
00. 05. Большой силуэт. За ним корабль охранения. Это было большое судно в 10 000 тонн, высоко сидящее в воде, с очень длинным баком. Предположительно, судно с авиакатапультой.[23]
00. 23. Залп пятым и шестым торпедными аппаратами. Промах. Впереди нас авиационная плавбаза с шестью кораблями охранения, в кильватере ещё два патрульных корабля. Корвет пускает осветительные снаряды, некоторые падают в неприятной близости от нас. Верхней вахте приказ вниз. Патрульный корабль в 800 метрах от нас. Срочное погружение.
00. 48. Восемь взрывов глубинных бомб. Никакого эффекта.
00. 55. Ещё двенадцать. На этот раз ближе.
01. 30. Неуверенные шумы эсминца и корвета.
01. 44. Четырнадцать весьма точных взрывов глубинных бомб.
02. 09. Ещё пять, столь же точных.
02. 38. Ещё два, тоже. Лодку сильно тряхнуло.
02. 48 – 02.56. В гидрофон слышим передвижения кораблей противника.
03. 08. Корвет уходит.
04. 30. Всплыли. Конвой потерян.
10. 36. Настоящая позиция – 600 морских миль к северо-западу от Финистерре.
16. 28. Флаксенберг сообщил, что обнаружил конвой.
Когда мы всплыли на поверхность, то обнаружили, что оставляем след шириной в двадцать метров. Повреждение найдено и устранено. Увидев пятна топлива, на корвете, очевидно, подумали, что потопили нас. Потому он и ушёл.
22 декабря.
09. 21. Радиограмма из штаб-квартиры подводных лодок: прекратить операцию против конвоя и возвратиться на базу.
Что же тем временем происходило с «U-131»?
Верный традициям подводного флота, фрегаттенкапитэн – капитан 2 ранга – Арендт Бауманн остался на своём корабле. Он стоял на мостике, вода уже перекатывала через надстройку. Он посмотрел на команду. Его люди успели надеть спасательные жилеты и теперь плыли в тёплой воде, им больше ничто не угрожало.
Не обманывает ли его слух? Смешиваясь с тихим шелестом воды и нежным посвистыванием тёплого ветерка, до него донеслись звуки национального гимна, вначале еле слышные, а потом все более громкие, по мере того, как все больше плывущих присоединялось к хору. Бауманн взял в руки бинокль. Бинокль не должен достаться противнику. Вешая его на перископ, он почувствовал боль в сердце, словно расставался с лучшим другом.
«Почему мне не оставить корабль? – промелькнула в голове Бауманна мысль. – Традиция? Это так свято, так благородно – вот так жертвовать собой?»
Ответа он не нашёл. Он вряд ли чувствовал эту тёплую воду, плескавшуюся у его ног и медленно поднимавшуюся всё выше и выше. Его правая рука ещё не разжалась на ремне бинокля. Через его стекла он видел так много мирных многоцветных картин. Но всё это было до 1939 года. В те дни…
«Прыгай, парень. Спасайся. Тебя засосёт, и утонешь, как крыса. Почему такая слабость в ногах? И тело неспособно пошевелиться. Утону, не утону – на все воля Божья».
Вода дошла до бинокля. Неужели это единственная вещь, которую он любит? Это не просто его вещь, это часть его самого.
Но Бауманн не прыгнул в воду.
Лодка ушла под воду и с ней ушёл под воду Бауманн.
Корабль потянул его вниз, а потом его выбросило на поверхность, он инстинктивно заработал руками и ногами.
Полчаса спустя он невредимым оказался на борту британского эсминца. Отнеслись там к нему по-доброму, обходительно, его осмотрел врач.
На следующее утро, когда Бауманн и офицеры с его подводной лодки завтракали в офицерской кают-компании, появился посыльный.
– Наилучшие пожелания от командира, сэр. Не смогут ли немецкие офицеры подняться на палубу?
– Передайте командиру мои наилучшие пожелания и скажите, что мы завтракаем и придём, как только закончим.
Посыльный ушёл, но через пять минут вновь появился с новой просьбой от командира, чтобы немецкие офицеры поднялись на мостик. Бауманн оставался вежливым, но твёрдым.
– Пожалуйста, скажите командиру, – спокойным тоном произнёс он, – что у нас не принято беспокоить людей во время еды. Мы придём позже.
Посыльный пришёл в третий раз.
– Это приказ командира, сэр. Немецкие офицеры должны подняться на мостик.
Бауманн положил нож и вилку.
– Очень хорошо, – сказал он. – Пойдёмте.
Медленно, безо всякой спешки все поднялись на мостик. Там царило невообразимое возбуждение. Все смотрели на правый борт. Бауманн тоже посмотрел туда, куда смотрели все. Там он увидел германскую подводную лодку, плывущих в воде людей и катер с эсминца, направляющийся к лодке.
Бауманн взглянул на довольное лицо британского командира.
– Мы собираемся высадиться на неё и отбуксировать домой, – произнёс командир с самоуверенной улыбкой.
Внезапно раздался сильный взрыв, и Бауманн увидел, как лодка исчезла в облаке дыма и пошла ко дну. Катер отвернул вовремя. Ещё немного, и его разнесло бы вместе с лодкой. Бауманн улыбнулся. Британский командир был вне себя от злости.
– Спасибо, командир.
Бауманна и его офицеров отпустили с мостика.
Через четверть часа на борт эсминца взобрался Хайда. Встретившись с Бауманном, он сообщил:
– Команда цела, лодка затоплена.
– Двойное утешение, Хайда, хотя и горькое.
В атаке на конвой, которым командовал капитан 1 ранга Уокер, погиб лейтенант Эндрасс, который был старпомом Прина в Скапа-Флоу. Дениц послал Эндрасса, которому очень доверял, в подкрепление атакующим силам.
«Держитесь за конвоем. Посылаю Эндрасса», – говорилось в радиограмме. Но тщетно. Британские контрмеры оказались настолько блестящими, что лодки не одержали ни одной победы и понесли тяжёлый урон:
«U-127» (лейтенант Хансманн) потоплена 15 декабря кораблём «Нестор». Все погибли.
«U-145» (капитан 2 ранга Бауманн) потоплена 17 декабря кораблями «Эксмор», «Стэнли», «Пенстмон», «Сторк» и самолётом с авианосца «Одэсити». Командир и несколько членов команды были спасены и взяты в плен.
«U-434» (капитан 2 ранга Хайда) потоплена 18 декабря кораблями «Блэнкни» и «Стэнли». Командир и команда спасены и взяты в плен.
«U-574» (лейтенант Генгельбах) потоплена 19 декабря кораблём «Сторк».
Часть команды спасена и взята в плен.
«U-151» (капитан-лейтенант Хофманн) потоплена 21 декабря самолётом. Один человек спасся.
«U-547» (лейтенант Эндрасс) потоплена 21 декабря кораблями «Дептфорд» и «Сапфир» со всей командой.
Возможно, что подводная лодка «U-208» (лейтенант Шлипер) была потоплена тоже в этой боевой операции. Никаких подробностей о её гибели нет.
Ввиду больших потерь и нулевых успехов Дениц прекратил атаку на конвой. Новая, усиленная тактика противолодочной обороны прошла первые испытания с высоко поднятым флагом. Германские лодки не смогли, сколько ни пытались, проникнуть сквозь массированную оборону.
ГЛАВА XII
Драма подводных лодок и «Атлантиса»
Оперативная сводка. Декабрь 1941 года.
Год завершился тяжёлыми потерями. Главным фактором этих потерь явилась, несомненно, британская авиация. Всего Германия потеряла в 1941 году 35 подводных лодок – в среднем чуть меньше трёх в месяц, при том что в строй ежемесячно входило по двенадцать-восемнадцать лодок. Британские потери составили, по их данным, 2,2 миллиона тонн. В этом году в войну вступили Соединённые Штаты, в результате противолодочные силы в море и воздухе выросли в несколько раз. На судостроительных верфях США начала реализовываться программа Хенри Кейзера. Пошли первые суда массовой серии «либерти». Всего лишь шесть лодок действовали против американского судоходства в операции под названием «Paukenschlag». Но благодаря налаживанию снабжения география боевых действий подводных лодок расширилась на Карибское море и Южную Атлантику. Подводная война ширилась, как лесной пожар: едва её удавалось погасить в одном месте, как она разгоралась в другом. Чем шире становился театр боевых действий подводных лодок, тем больше сил Союзники были вынуждены уделять обороне. Подводную лодку трудно увидеть, и она пользовалась преимуществами партизанской войны.
Но фортуна улыбалась Союзникам. За несколько недель до катастрофы вокруг гибралтарского конвоя произошло ещё одно драматическое событие, когда германский флот также понёс тяжёлые потери.
* * *
Оперативная сводка. Декабрь 1941 года.
Год завершился тяжёлыми потерями. Главным фактором этих потерь явилась, несомненно, британская авиация. Всего Германия потеряла в 1941 году 35 подводных лодок – в среднем чуть меньше трёх в месяц, при том что в строй ежемесячно входило по двенадцать-восемнадцать лодок. Британские потери составили, по их данным, 2,2 миллиона тонн. В этом году в войну вступили Соединённые Штаты, в результате противолодочные силы в море и воздухе выросли в несколько раз. На судостроительных верфях США начала реализовываться программа Хенри Кейзера. Пошли первые суда массовой серии «либерти». Всего лишь шесть лодок действовали против американского судоходства в операции под названием «Paukenschlag». Но благодаря налаживанию снабжения география боевых действий подводных лодок расширилась на Карибское море и Южную Атлантику. Подводная война ширилась, как лесной пожар: едва её удавалось погасить в одном месте, как она разгоралась в другом. Чем шире становился театр боевых действий подводных лодок, тем больше сил Союзники были вынуждены уделять обороне. Подводную лодку трудно увидеть, и она пользовалась преимуществами партизанской войны.
Но фортуна улыбалась Союзникам. За несколько недель до катастрофы вокруг гибралтарского конвоя произошло ещё одно драматическое событие, когда германский флот также понёс тяжёлые потери.
«U-126» под командованием лейтенанта Бауэра действовала в акватории Золотого Берега и Берега Слоновой Кости Африки – девственной акватории для подводных лодок. Бауэр потопил шесть торговых судов и танкер, а затем, поскольку находился в море десять недель и у него кончалось топливо и продовольствие, запросил Деница, можно ли ему возвращаться на базу.
Из штаб-квартиры поступила радиограмма:
««Корабль 16», вспомогательный крейсер «Атлантис», восполнит ваши нужды».
– Отлично! – сказал Бауэр. – Тем лучше.
Бауэру дали точное рандеву и приказали не пользоваться радиосвязью в течение четырёх дней, чтобы не выдавать место, используемое немецкими судами снабжения.
На борту «U-126» ни одна живая душа и слыхом не слыхивала, разумеется, о «корабле 16».
Вначале верхушки мачт, потом трубы и, наконец, надстройки торгового судна появились на рандеву с точностью хорошего пассажирского поезда.
Это и был тот самый «корабль 16» – или грузовое судно противника?
««Корабль 16», капитан 1 ранга Рогге, добро пожаловать», – тут же ответили Бауэру на запрос по азбуке Морзе.
Было 22 ноября, и «корабль 16» находился к этому времени в море точно 622 дня.
622 дня, скоро как два года, судно находилось в море, ни разу не заходя при этом ни в док, ни вообще в порт. За этот период корабль потопил судов общим водоизмещением в 145 000 тонн и претендовал по этому показателю на второе место вслед за вспомогательным крейсером «Пингвин» – «кораблём 33» (он был потоплен в 9 мая 1941 года после года плавания в Индийском океане).
«Следуйте за мной и готовьтесь к приёму запасов», – просемафорил Рогге.
Получение топлива и запасов началось организованно. Это устраивало Бауэра. Чем скорее он пополнит свои запасы, тем скорее вернётся к своим делам. На корму вспомогательного крейсера подали шланг, и в топливные систерны подводной лодки потекло жидкое золото. Всё шло прекрасно. Между кораблями протянули телефонный провод, и посреди Атлантики на «U-126» звонил звонок, словно лодка стоит у пирса на базе.
– Машинное отделение, говорит старшина Райнхардт Кениг, вспомогательный крейсер «Атлантис». У вас есть на борту парень по фамилии Шлумбергер?.. Есть? Скажите ему, чтобы пришёл на «корабль 16», у меня тут коечто завёрнуто для него. Связь закончена.
Командир, врач с подводной лодки и один-два офицера, которые обнаружили, что на «Атлантисе» у них есть знакомые, пошли вместе с Шлумбергером на борт таинственного корабля под номером 16.
Они ступили на белоснежную тиковую палубу обычного торгового судна. Ничто, куда ни посмотри, не выдавало его истинную натуру.
Казалось, встретились два мира…
Два человека со вспомогательного крейсере носили белоснежные шорты и панамы. Они были покрыты бронзовым загаром, крепкие, излучавшие здоровье. Таким внешним видом не мог бы похвастаться и иной экипаж какой-нибудь шикарной частной яхты.
Подводники были одеты в свои неприглядные серо-зелёные куртки, пропахшие маслом и потом. Их небритые, окаймлённые огромными неряшливыми бородами и бакенбардами лица с впавшими глазами имели от долгих недель пребывания под водой нездоровый желтовато-зеленоватый цвет. Те из них молодые люди, которым было по восемнадцать-двадцать лет, казались намного старше, а на их лицах окончательно исчезли всякие следы юношеской беззаботности.
– У вас тут прямо как в Киле, – улыбнулся Шлумбергер, обращаясь к своему коллеге по специальности Райнхардту Кёнигу, которому позже суждено было стать механиком подводной лодки.
Он довольно оглядел просторную старшинскую столовую «Атлантиса», с удовольствием втягивал в свои лёгкие свежий сладкий воздух. На столе стояла бутылка виски «Блэк энд уайт», конфискованная на каком-то британском торговом судне.
– Будь как дома, Шлумбергер. Можешь пару рюмочек опустить в свой трюм, и ни о чём не беспокойся. Мы тут далеко от наезженных дорог. Ты б удивился, если б знал, сколько тут судов побывало, сколько военных кораблей. Брали у нас топливо, боеприпасы, провизию и прочее. С самого начала войны. Был тут и «Адмирал Граф Шпее», и «Адмирал Шеер», и разные вспомогательные – например, «Тор», «Пингвин», «Михель», «Корморан».
Шлумбергер продолжал:
– Тут побывал знаменитый яйцевоз – судно, которое захватил перед Рождеством сорокового «Адмирал Шеер». Четырнадцать миллионов яиц! Его отправили в Вильгельмсхафен, оно стало там дополнительным складом. Отсюда «Пингвин» отправил в Германию норвежскую китобойную флотилию. Её захватили без единого выстрела, они попались на нашу уловку.
– Посмотришь на эту красивую голубую воду – не поверишь в то, что ты говоришь! Надо же, такая чудесная база посреди Атлантики! – сказал Шлумбергер, встал и выглянул в иллюминатор – это не то что на лодке, тут всегда есть и воздух, и солнечный свет.
Появился один из коков и принёс аппетитно пахнущие ломтики мяса с огурчиками и луком, свежеиспечённые булочки. Шлумбергер рот открыл от изумления.
– О, у нас тут на борту что-то вроде маленькой животноводческой фермы, прежде всего поросята, – объяснил Кениг. – Им тут хорошо: остатков пищи хватает, свежий воздух. Когда находишься в море столько, сколько мы, то хочется поесть чего-то вкусненького, особенно свежего мяса. Вам, беднягам, на подводных лодках такое и не снилось, поэтому в вашу честь одного из поросят мы вычеркнули из списка личного состава корабля.
– Отлично! – воскликнул Шлумбергер. – Чего же мы ждём?
С полным ртом он спросил Кёнига, что тот собирается делать, после того как «Атлантис» вернётся домой.
– На лодки пойду, конечно.
Шлумбергер наклонился к товарищу и стукнул кулаком по столу.
– Ты спятил! Ты посмотри на нас, на что мы похожи… Атаки, атаки, всё время атаки. А что это такое в дизельном отсеке? Ни черта не видишь, ни черта не слышишь, упирайся и надейся! И ответственность! Ты ответствен за лодку и всю её команду. Не то что на этом пароходике, где вас много и есть кому подстраховать тебя.
– Вот в том-то и дело, друг.
– Ты серьёзно хочешь вернуться на лодки?
– Да, конечно. Я пришёл добровольцем, такой гордый. И вначале я боялся думать о лодке. Боялся, что мне будет страшно. Первый раз, когда я ступил на лодку, я подумал, что сбежал бы, будь моя воля. А теперь – теперь я считаю, что для меня в море есть только одна настоящая работа. Те, кто служил на лодках, поймёт меня.
Через час прозвучал сигнал боевой тревоги. Кениг помчался на свой боевой пост, Шлумбергер выскочил на палубу.
На горизонте показались две мачты и три дымовые трубы.
– Крейсер! – крикнул Бауэр.
Он бросился к правому борту, увлекая за собой других членов команды «U126». Но на лодке тоже услышали сигнал тревоги, и на глазах Бауэра его подводная лодка погрузилась и исчезла из вида.
Подлетел самолёт и сбросил перед подозрительным кораблём пару бомб, предупреждая, чтобы он застопорил ход. Британский крейсер приближался на полном ходу.
– Весь персонал с «U-126» вниз! Ваши бороды все испортят! – прозвучал приказ по корабельному вещанию.
Несмотря на щекотливое положение, Шлумбергер не мог не рассмеяться.
– Да кто нас узнает в таких бородах? – сказал он старпому.
– Хорошо, Шлумбергер, поторапливайтесь. Это серьёзно. Мы разыгрываем из себя невинное торговое судно.
Когда подводники спустились вниз, им выдали спасательные жилеты.
– Вот чёрт, попали так попали! – ругался Бауэр.
«Что за судно?» – просигналили с британского крейсера. Рогге дал в ответ название американского купца.
«Куда направляетесь?» – снова спросил крейсер.
«В США», – ответил Рогге.
Между вопросами неоднократно звучало требование дать секретный опознавательный кодовый сигнал, которого Рогге, естественно, не мог знать.
Крейсер настаивал на опознавательном сигнале. Хотя США ещё не вступили в войну, было очевидно, что у них с британцами установлен такой уровень взаимопонимания, какой существует обычно только между союзникамикомбатантами.
Рогге дал приказ быть готовыми к любому развитию ситуации.
Не успел он этого сделать, как крейсер – это был тяжёлый крейсер «Девоншир», имевший на вооружении восемь восьмидюймовых и десять четырехдюймовых орудий, – открыл огонь. Крейсер находился на дистанции около одиннадцати миль от «Атлантиса», и на такой дистанции орудия «Атлантиса» были бесполезны. «Девоншир» исчез на полном ходу за горизонтом. Рогге последовал за ним, изо всех сил стараясь уменьшить дистанцию, но «Девоншир», несомненно, помня, как вспомогательный крейсер «Корморан» расстрелял крейсер «Сидней», держался вне досягаемости орудий «Атлантиса».
На борту «Атлантиса» все надеялись и молились только за то, что «U-126», даже без части офицеров, сможет вступить в бой.
Третий залп «Девоншира» пришёлся в цель, он разнёс носовую часть «Атлантиса», которая загорелась.
Но Рогге не сдавался.
Новые снаряды обрушились на «Атлантис». Был разнесён в клочья левый борт.
– Безнадёжная ситуация, – произнёс Бауэр.
Рогге согласился с ним. Никакой обман и увёртки – самое сильное оружие «Атлантиса» – уже не помогут.
Рогге отдал приказ команде покинуть корабль.
Прежде чем предоставить себя воле волн, команда сделала всё, чтобы корабль не пережил её.
«Атлантис» затонул быстро.
«Девоншир» исчез и больше не появлялся.
Семь часов спасшиеся дрейфовали под жарким экваториальным солнцем. В большинстве своём они были едва прикрыты одеждой. Где же, недоумевали люди, подводная лодка? Палящие лучи солнца доставляли больше мук, чем даже жажда.
А «U-126» в напрасной попытке приблизиться к британскому крейсеру, чтобы атаковать его, потеряла из виду спасающихся.
Внезапно над Южной Атлантикой раздался крик радости, вырвавшийся из многих десятков глоток: море вспенилось, и, стряхивая с себя воду, на поверхности появилась «U-126», довольно близко к одной из спасательных шлюпок. Бауэр поспешил снова взять командование лодкой в свои руки и дал радиограмму в штаб, прося о помощи.
Он взял спасшихся на верхнюю палубу – человек, может быть, двести. Они стояли вплотную друг к другу, как селёдки в бочке, не имея возможности пошевелиться, а мысль о том, что крейсер может вернуться, отнюдь не поднимала настроение. Все понимали масштаб несчастья, произошедшего с ними.
Знал ли «Девоншир» о присутствии лодки? Наверняка знал, иначе он вернулся бы за спасшимися.
Остальные члены команды «Атлантиса» оставались в шлюпках и на плотах, которые «U-126» взяла на буксир. В каждой шлюпке было человек по 120 – гораздо больше того, на что они были рассчитаны.
Но никто и не думал сетовать.
На лодке все каюты были заполнены ранеными. Офицеры и старшины спали на палубе. Рогге и Бауэр разделили воду и продовольствие. Они понимали, что им предстоит долгая дорога. Десять дней буксирования, надеялись они, хватит им для того, чтобы добраться до южноамериканского порта Пернамбуко.
Расчётный рацион на человека состоял из пригоршни овощей, кусочка мяса и чайной ложки воды. Дни были обжигающе жаркими, а ночи холодными.
С базы пришло приятное сообщение: всем надводным кораблям и подводным лодкам в этом районе дано указание поспешить на помощь. Это успокаивало и вселяло надежду. Но знает ли штаб точное местоположение всех этих кораблей? Ведь своё радио те использовали только в случае острой необходимости или чрезвычайной ситуации.
Но через пять дней после катастрофы к ним подошёл германский надводный корабль. Это был вспомогательный корабль «Питон», который участвовал в боевых действиях германских военных кораблей. Но никакие уговоры старших офицеров не смогли убедить Бауэра нанести визит на борт «Питона». Он собирался как можно скорее отправиться в свой район…
Но капризная судьба ещё не раскрыла всех своих припрятанных карт, причём самых неприятных. Случившееся далее оказалось, по своей природе, цепной реакцией.
Мертен («U-68»), который подходил к «Атлантису» за несколько дней до Бауэра, чтобы дать членам своей команды немного поразмять ноги, получил из штаб-квартиры подводного флота сигнал SOS. По пути к месту катастрофы он слышал по радио, что Бауэр буксирует спасённых членов команды «Атлантиса» на шлюпках в Южную Америку. Вскоре после этого он получил другую радиограмму: «Питон» взял на борт спасённую команду. Лодки, которые оказались рядом с «Питоном», не могли не воспользоваться случаем, чтобы пополнить на «Питоне» свои запасы, прежде чем последний направится домой.
Мертену не требовалось двух приглашений. Больше топлива означало больше дней в море и больше шансов на успех.
По пути к рандеву Мертен попал в густой жёлтый туман. Гризе, его штурман, чувствовал себя в такой обстановке, как крот, вслепую пробивающий себе дорогу в земле. И в таких условиях они не только нашли назначенное место, но и пришли туда раньше времени. Мертен рассыпался в похвалах своему штурману.
А Гризе улыбнулся:
– В ясную погоду любой выведет.
Любому было понятно, он прозрачно намекал на самого командира. Мертен с улыбкой принял намёк. Главное, что он знал: если проводка корабля находится в руках Гризе, то она находится не просто в хороших руках, а в отличных.
Вторая лодка, которой было приказано прибыть на рандеву с «Питоном», ещё не пришла. Мертена это вполне устраивало, и он сразу занялся пополнением запасов. Он принял топлива больше, чем ему нужно было – зачем, он и сам не мог бы объяснить. И тем не менее он так сделал. У него было то, что характеризует великих командиров – чувство надвигающейся опасности. На следующее утро пришла и вторая лодка и пришвартовалась у кормы корабля снабжения.
– Я бы на твоём месте поторопился, – крикнул Мертен командиру другой лодки.
Тот беззаботно махнул ему в ответ рукой.
А Мертен тем временем подгонял своих людей:
– Быстрее, ребята, быстрее. Надо поскорее загрузить эти торпеды и задраить люк.
Работа эта была на самом деле тяжёлая – перегрузить в условиях изнуряющей жары тяжёлые торпеды в покачивающуюся на волне лодку.
Мертен занял своё место на мостике, рядом с ним находился Гризе. Оба молчали и то и дело поднимали к глазам бинокли и оглядывали горизонт. Со стороны казалось, что именно они занимаются важным делом, а не те, кто обливается потом там внизу. Но у Мертена были свои соображения.
Внезапно он напрягся, Гризе тоже. В этот же момент на «Питоне» раздался сигнал боевой тревоги.
– Отдать швартовы! – закричал Мертен.
Тут же заработали винты «Питона».
Над горизонтом показались три трубы.
Спасшимся членам команды «Атлантиса» не надо было рассказывать, что за корабль идёт на них.
Это был снова «Девоншир».
Предательство? Но где? На базе? Откуда британцы узнали и об этом тайном рандеву? Случайность? У её величества случайности длинные руки, но не настолько же…
На лодке Мертена ситуация сложилась так, что волосы вставали дыбом. Все люки были отдраены, часть команды находилась на вспомогательных плотах, и нужно было поскорее вернуть их на борт. Верхнюю палубу максимально быстро приготовили к погружению. В центральном посту механик отчаянно пытался прикинуть, как привести дифферент лодки в соответствие с принятым грузом.
А тем временем уже весь «Девоншир» обозначился над горизонтом, Он приближался полным ходом. Командир «Питона» стал уходить. Он хотел сделать так, чтобы подводные лодки оказались между ним и крейсером, в надежде, что они отвлекут на себя все внимание крейсера, тем более, что они только собирались погружаться. Это был очень хитрый манёвр старой лисы – командира «Питона».
Несмотря на неудифферентованную лодку, Мертен скомандовал срочное погружение. Как она погружалась – это было нечто ужасное. Хотя Мертен поставил на горизонтальные рули лучших специалистов и хотя механик сам отдавал приказы, «U-68» никак не хотела подчиняться командам. Она танцевала, как балерина, и никакими манипуляциями не давала поставить себя на ровный киль.
Довольно долго они так барахтались в воде. Каждый раз, когда на несколько мгновений перископ поднимался над водой, Мертену удавалось составить себе картину происходящего. Британский крейсер занялся своим привычным разрушительным делом, а он, Мертен, оставался беспомощным, бессильным и неспособным атаковать крейсер.
Может быть, другая лодка сможет что-нибудь сделать…
Но командиру той лодки не повезло. Он неправильно оценил скорость хода крейсера, и его торпеды прошли за кормой крейсера, не причинив ему вреда. Уходил прекрасный шанс.
И Мертен принимает совершенно безумное решение.
– По местам стоять к всплытию! – прокричал он. – Продуть балласт!
Механик, вахтенный офицер, члены команды остолбенели. Всплывать? Сейчас? Старик совсем, видно, потерял голову.
«Питон» тонул. Его команда и команда «Атлантиса», которую он недавно спасал, высадились в шлюпки. И вот между этими шлюпками и британским крейсером всплывает Мертен. Он сделал больше: он пошёл прямо на «Девоншир»! Он любым способом хотел спасти команды «Питона» и «Атлантиса» от попадания в руки британцев. И поставил все на отчаянный бросок. И это удалось.
Крейсер, увидев лодку, резко изменил курс и прибавил ход. Вскоре он исчез за горизонтом.
Теперь командование принял на себя Рогге. Он распределил по 120 спасшихся на каждую подводную лодку, а остальных – по шлюпкам, которые взяли на буксир обе лодки. Но и после этого оставались люди, которых разместили на верхних палубах. Им дали надувные спасательные плоты – некоторое утешение на случай, если лодка будет вынуждена погрузиться и оставить их на воде. В этих водах было полно акул, и надувной плот был отнюдь не лишним в таких условиях.
Радиограмма из штаб-квартиры сообщила, что ещё несколько подводных лодок идут на помощь и что за спасёнными вышли из Бордо две большие итальянские подводные лодки. Если итальянцы успешно преодолеют жёстко патрулируемый Бискайский залив, то это значительно облегчит дело.
Но людям всё равно было легче от одного того, что их не бросили. Они знали, что для них что-то делается и что ради них не пожалеют никаких усилий, чтобы довести до успешного конца уникальную спасательную операцию.
На камбузах подводных лодок готовили пищу, чтобы покормить всех до единого. Седая Атлантика стала свидетельницей довольно необычной сцены: на маленьком полубаркасе, спущенном с «Питона» перед его потоплением, с подводных лодок от шлюпки к шлюпке развозили еду.
Буксирные тросы оправдали возложенные на них надежды. За это надо было благодарить Рогге, потому что тросы остались с «Атлантиса». Рогге всегда уделял повышенное внимание тому, чтобы на его корабле поддерживался образцовый порядок и чтобы любые принадлежности были первого класса. И вот теперь его морская осмотрительность приносила дивиденды.
Все, конечно, ругались – на жару, на еду и вообще на всё, о чём можно было подумать.
«Пока они ругаются, я за них спокоен, – думал Рогге. – Это признак того, что у них с боевым духом всё нормально. Плохо, если они замолчат и повесят головы.
Ночью людям в шлюпках и на верхней палубе было холодно и они завидовали своим товарищам в плотно набитых лодках. Но и последним жилось в отсеках несладко. Атмосфера была тяжёлой, гораздо тяжелей, чем обычно в лодке, и этим сказано всё.
И в довершение всего, когда вдали появилось судно, оно оказалось британским! Но, тяжело гружёное, оно пошло дальше по своим делам.
Это подорвало душевное равновесие Мертена. Даже Рогге подумал, что для Мертена это слишком. Неделю он ждал встречи с британским судном, а тут… «Ладно, – подумал Рогге, – хорошо, если они по радио не выдадут наши координаты».
Британское судно не воспользовалось своей радиостанцией. Приличия на море не умерли даже в это время. Конечно, британское судно могло поинтересоваться насчёт помощи раненым и тому подобное. Но оно предпочло закрыть глаза и ничего не видеть. И это, по совести говоря, было весьма порядочно с его стороны.
Прошло ещё пять дней. Они пришли на новое рандеву, назначенное им. Здесь ещё две лодки ждали странного конвоя, прокладывавшего себе путь через океан.
У одной из лодок топливо было на пределе.
«Хорошо, что я взял лишний кусок, – сказал себе с удовлетворением Мертен, имея в виду запас топлива. – Иногда полезно быть этаким хомячком».
Топливо переносили с лодки на лодку контейнерами из-под питьевой воды, контейнер за контейнером.
«Пассажиров» теперь разделили между четырьмя лодками. Пересадка шла во всю, когда на западе появилось большое тёмное облако, которое стало быстро сгущаться и выплывать из-за горизонта. Очень скоро начало штормить, а потом разыгралась обычная для тех мест буря. В бурном море пришлось работать пять долгих часов, прежде чем всех в целости и сохранности разместили по лодкам.
Чуть позже встретились с итальянскими подводными лодками, так что удалось освободиться от скученности и разместить всех с относительными удобствами.
Накануне Рождества лодки пришвартовались к пирсам своей базы. Сошедшие на берег люди были такими же серыми и побитыми ветрами и волнами, как сами подводные лодки. Подводные лодки не могли сделать к Рождеству лучшего подарка для сотен семей…
На Рождество подводная лодка «U-645» под командованием лейтенанта Ферро, действовавшая в качестве плавучей метеостанции, была потоплена американским эсминцем, носившим немецкое название «Шенк». Это был первый корабль, потопленный американцами в этой войне. Никто не спасся. «Шенк» напрасно обыскивал место атаки, он никого не нашёл. Вечером, под зажжённые рождественские свечи моряки эсминца с немецким названием подняли тост за свой первый успех в войне против немцев.
А вот какой случай произошёл в конце декабря 1941 года, он дал почву для противоречивых оценок.
В декабре подводная лодка, действовавшая в Средиземном море, сообщила, что среди очень тёмной ночи была атакована – и довольно точно – бомбами с самолёта.
«Случайность», – утверждали эксперты, понимающе кивая друг другу.
Компетентные власти в тот момент не верили, что противнику удалось пристроить на самолёт нечто сравнимое с немецким радиолокационным аппаратом «DeTe». Он был слишком велик и слишком тяжёл для самолёта.
«Не может быть!» – уверяли эксперты.
Они посмотрели на астрономические карты за декабрь.
«Вот, пожалуйста: полнолуние, и, возможно, море было так ярко освещено, что с самолёта без труда заметили лодку даже среди ночи», – говорили они.
Командир, однако, утверждал, что противник, должно быть, имел в своём распоряжении какую-то новую аппаратуру.
Дениц тоже не поверил в возможность радиолокации на самолёте. Он счёл, что атака вышла в результате случайности.
– Если бы они имели нечто подобное, – заявил он, – мы наверняка получили бы подобные сообщения и от других командиров.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги