Охотники за охотниками. Хроника боевых действий подводных лодок Германии во Второй мировой войне

ГЛАВА XXVII Дениц и подводные лодки Вальтера

Закончив инспекцию, Дениц попросил Хеллера показать ему «U-792». В турбинном отсеке он сел и попросил Хеллера рассказать ему все о лодке.

– Хеллер, мы здесь одни. Скажите мне честно всё, что вы думаете об этой хитрой штуке. Я совсем не техник. Всё, что я вижу – это массу металла. Годится ли эта груда на то, чтобы быть подводной лодкой или нет?

– Конечно да, господин гросс-адмирал. Более того, это высшая форма подводного движения, настоящая революция.

Хеллер сумел произвести впечатление на Деница. Его последующая информация была ясной, сжатой и предельно убедительной.

– Что ж, Хеллер, раз так, то нам надо строить эти корабли как можно быстрее. Вот что я вам скажу: я хотел бы поучаствовать вместе с вами в испытательном прохождении. Вы можете назначить время?

– Завтра подходящее время, господин гросс-адмирал. Завтра будет готова подводная лодка «U-795», построенная на «Блом унд Фосс». Она лучше сделана, чем эта, построенная на верфи «Германия».

– Прекрасно! Завтра так завтра, Хеллер.

Дениц со своим штабом перешёл на плавбазу «Хела». Командиром «Хелы» был капитан 2 ранга Нойманн, старый знакомый Хеллера. Поскольку они давно не виделись, то их встреча в каюте Нойманна протекала радостно. Нойманн поднял рюмку за успехи Хеллера и поделал ему удачи. Он слышал, с каким восторгом Дениц говорил о подлодках Вальтера и о том, как Хеллер рассказывал о них.

Но во флоте нередко всё происходит вопреки ожидаемому…

Дениц заканчивал завтрак, когда раздался телефонный звонок: его срочно вызывали на совещание. Но никак не хотелось отказываться от идеи провести испытания лодки Вальтера, и он решил сделать это немедленно.

– Тедсен, организуйте мне это дело, идёт? – сказал он своему вице-адмиралу.

Но теперь не могли найти Хеллера. Позвонили куда возможно и везде оставили сообщение: «Хеллеру немедленно доложить о себе адмиралу Тедсену».

Наконец Хеллера нашли. Спустя полчаса после того, как Дениц дал команду, Хеллер докладывал вице-адмиралу:

– Господин адмирал, «U-793» полчаса назад пришла на базу после тренировочного плавания. Ей надо вначале заправиться.

– Командующий не может ждать. Вы можете взять другую лодку, Хеллер?

– Боюсь, что нет, господин адмирал.

– Я вполне понимаю ваше положение, но надо.

На борт «U-795» ступили, помимо Деница, командующий подводным флотом адмирал Ханс-Хайнц Фридебург, адмирал Келер из командования ВМФ и вице-адмирал Годт из оперативного отдела штаба подводного флота.

Тедсен ощущал некоторое беспокойство. Он всегда был ярым сторонником лодки Вальтера, но знал, что лодки, построенные на верфи «Германия», не гарантируют стопроцентного успеха.[43]

Хеллер старался выжать из «U-795», которая пока не была оборудована шнорхелем, все на что она была способна. Попутно он объяснял собравшимся свои действия. Он продемонстрировал всевозможные манёвры на случай опасности. Он часто переходил с электромоторов на турбину Вальтера, то и дело поднимал перископ, чтобы дать высоким гостям возможность оглядеться по стонам. Сам Дениц поспевал везде. Он не отставал от Хеллера. Ни одно действие команды не оставалось для его пристального ока незамеченным. Слов во время испытания было произнесено мало. Но Хеллер своими глазами видел, что командующий и его адмиралы, ступившие на борт подводной лодки с некоторым скептицизмом, вначале были удивлены, затем изумлены, а потом исполнились энтузиазма.

Когда после испытания, прошедших без малейшей шероховатости, лодка вернулась в порт, Дениц тепло пожал руку Хеллеру.

– Вы правы, Хеллер. Мы не только можем применять это изобретение, но это действительно, как вы сказали, революция в подводном движении. Как давно мы знаем об этом?

– Теоретически с тысяча девятьсот тридцать седьмого, господин адмирал, а на практике – с сорокового.

В кают-компании корабля «Свакопмунд» Дениц выступил в краткой речью:

– Лодка Вальтера превзошла все мои самые смелые ожидания. Я намерен посоветовать, чтобы строительству этих лодок было отдано исключительное предпочтение.

Рабочие верфей «Блом унд Фосс», которых сняли было со строительства лодок Вальтера, снова вернулись к этой работе. Они снова взялись за строительство боевых лодок серии XVIIb, заказанных ещё Редером.

Спустя несколько недель после визита Деница приехал и рейхсминистр Шпеер. В его ведении находилось производство и распределение нового топлива. Электролитическое производство нового топлива могло осуществляться только в двух местах – под Шпринге и в Лаутенберге, в горах Гарца. Распределение топлива лимитировалось, поскольку оно потреблялось и реактивными самолётами ВВС. Поэтому Хеллер не удивился, когда увидел, что Шпеера сопровождает фельдмаршал ВВС Мильх.

Хеллер доставил визитёров в Готенхафен и продемонстрировал на мерной миле все способности «U-793».

Шпеер молчал. Он не произнёс ни слова во время всей демонстрации. А вот Мильх источал восторг.

– Это первоклассное представление, Хеллер! – воскликнул он. – Если бы флот смог быстро развернуться с этим делом, мы смогли бы выбраться из ситуации.

Шпеер с удивлением посмотрел на Мильха. Он встал и коротко произнёс:

– Спасибо вам, господин Хеллер.

И удалился.

Этот визит не принёс ничего хорошего флоту. Шпеер отказался отдать приоритет строительству лодок Вальтера.

А чуть позже работы по строительству этих лодок на верфи «Блом унд Фосс» были снова заморожены. Потом у Деница состоялась личная встреча с Шпеером. Строительство лодок Вальтера опять возобновилось. Снова было потеряно дорогое время. Целых шесть недель люди не появлялись на строительстве лодок, которые могли бы изменить ход битвы в Атлантике. В апреле 1944 года Дениц снова говорил в штаб-квартире фюрера о необходимости сконцентрировать строительные усилия на лодках Вальтера. Он говорил о трудностях со строительством, где самым узким местом было производство прочного корпуса.

Военно-морской флот, говорил он, снова был вынужден уступить дорогу авиации, и в результате намного отстаёт от графика строительство электрических подводных лодок серии XXI.

Гитлер легко согласился с тем, что Дениц работает в условиях, когда предпочтения отдаются другим. Но он подчеркнул, что ситуацию следует рассматривать в целом, с более широкой точки зрения. И тогда можно понять, сказал он, почему командование ВВС должно получать всё, что оно просит, если это поможет предотвратить дальнейшее разрушение промышленности. Поэтому командованию подводного флота надо набраться терпения и уступать дорогу другим. Другими словами, коту оставалось лишь гоняться за собственным хвостом.

ГЛАВА XXVIII И в Индийском океане тревожное положение

В конце февраля плавбаза «Браке», полностью загруженная, стояла на секретном рандеву в Индийском океане. Плавбаза поддерживала радиосвязь с германской базой подводных лодок в Пинанге, и через неё лейтенант Пих, командир «U-168», передал на плавбазу, что из-за неполадок с дизелем прибудет на рандеву на сутки позже назначенного. На «Браке» сигнал получили и стали ждать. Ещё несколько лодок, из них одна или две, базировавшиеся в Европе и действовавшие в районе между Мадагаскаром и Кейптауном, также сообщили о своём намерении прийти за пополнением запасов.

Следующий день был воскресеньем – воскресеньем, в которое почитали память павших солдат. Командир плавбазы Кельшенбах выстроил команду на поминальную службу о павших в обеих войнах. В полдень раздался крик, разорвавший торжественную тишину.

Наблюдатель уверял, что заметил самолёт.

– Свихнулся парень! – проворчал про себя Кельшенбах, торопясь на мостик. – Чайку небось увидал. Чего тут делать самолёту? Тут никто и не ходит.

Но члены команды, кому положено, сразу после возгласа вперёдсмотрящего заняли места у зениток, а Кельшенбах сразу убедился, что наблюдатель не ошибся. Самолёт делал круги над рандеву, все приближаясь, но держался вне зоны поражения зенитными средствами германского корабля. Кельшенбаху стало очевидным, что самолёт мог прилететь сюда только с авианосца, и скоро его убеждение получило подтверждение.

Скоро над горизонтом показались верхушки мачт, а затем и безошибочно узнаваемые силуэты двух эсминцев, направлявшихся на полном ходу к «Браке». Для полного комплекта с ними оказался и крейсер, шедший следом.

Кельшенбах стоял невозмутимый, как скала, среди бушующего океана возбуждения. На что ему надеяться со старой 105-миллиметровой пушкой против до зубов вооружённой армады?

– Спустить шлюпки! – прорычал он.

Конец был неизбежен. Эсминцы дали традиционный залп перед носом плавбазы.

– Если бы Пих был сейчас здесь! – сердито пробурчал Томсон, старшинарулевой.

– Да, но его нет! – коротко ответил Кельшенбах и стал поторапливать людей.

Корабль опустел очень быстро. Когда снаряды противника разрушали корабль, не досчитались лишь троих. Никто представления не имел, куда они подевались.

Плавбаза затонула, британские корабли ушли.

Улетел и самолёт. Но через час они снова появились. Было очевидно, что они ждут появления подводных лодок на рандеву. Но как они узнали о месте рандеву?

Самолёт вернулся и снова улетел. И тут же, словно окутанное пеной чудовище, поднявшееся из глубин моря, над водой показалась боевая рубка подводной лодки. Шлюпки находились рядом друг с другом, а лодка Пиха появилась буквально в сотне метров от них. Пих сразу понял, что люди в шлюпках были с «Браке». Когда Пих появился на мостике, он услышал громкие приветственные возгласы и аплодисменты, пусть и не очень радостные.

– «Браке»? – спросил он с подозрением.

– «Браке»! – услышал он в ответ.

И тут человек, неустойчиво стоявший на банке, поддерживаемый товарищами, поднял руку с указующим в небеса пальцем и закричал:

– Самолёты!

Лейтенант Пих подал знак, что понял, и подвёл лодку к шлюпкам. Не успел последний человек исчезнуть в люке боевой рубки, как наблюдатель по левому борту заметил приближающийся самолёт.

Пих нырнул как мог быстрее. Механик учёл вес восьмидесяти принятых на борт человек, и, как ни быстро погружалась лодка, на глубине 75 метров она обрела управление.

«А где же бомбы?» – подумал Пих.

Когда лодка погружалась, послышался звук, словно кто-то скрёбся по прочному корпусу, потом этот звук прекратился и больше не повторялся.

– Командир Кельшенбах, скажите вашим людям, что я откажу в убежище любому, кто будет шуметь или разговаривать.

В течение трёх часов новые члены экипажа боялись и пальцем пошевелить.

Когда над морем опустилась тьма, Пих всплыл – через десять часов.

Оператор сразу услышал эхо в гидрофонах. Самолёт крутился поблизости, а по шуму в гидрофонах было понятно, что и надводный противник где-то близко. Пих снова погрузился.

Механик был вынужден дать кислород в отсеки. Но из-за восьмидесяти лишних человек содержание углекислого газа поднималось очень быстро и быстро перекрывало безопасный рубеж. Дыхание людей учащалось.

Наконец снова наступила ночь, и Пих снова всплыл. Он открыл люк на мостик. Небо было чистым. Самолёт ушёл. Теперь лодка могла идти в надводном положении, держа курс на Яву. Её портом назначения была Батавия.

Механик вполголоса обсуждал с командиром кое-какие возникшие проблемы. Не такие, впрочем, они были и незначительные. Одна из них состояла в том, что на исходе было топливо.

За пятьдесят миль до Батавии дизеля начали чихать. Механик старался выжать для них все топливо до капли. Милю за милей лодка покрывала оставшуюся дистанцию.

Закончилась и питьевая вода.

Буквально на последнем издыхании двигателей лодка добралась до ТаньокПриока – порта Батавии.

Только после прибытия они обнаружили причину того металлического звука, услышанного при погружении: глубинная бомба попала в корабль – но не взорвалась…

Несколько недель спустя в Пинанге ждали итальянскую подводную лодку «It-23». Но напрасно.

Всё случилось после восьми часов утра, сразу после смены вахты.

Бoльшая часть команды плюс несколько откомандированных человек с «Браке», а также спасённые со вспомогательного германского корабля «Михель», потопленного неприятельской подводной лодкой в японских водах, грелись на солнышке на верхней палубе и любовались экзотическими берегами.

Внезапно раздался мощный взрыв, лодка исчезла в фонтане воды и ушла под воду, словно камень. Её поразила торпеда – прямо перед боевой рубкой.

Те, кто только что находился на залитой солнцем верхней палубе, оказались в воде и вынуждены были бороться за свою жизнь. Густой слой топлива поднялся на поверхность. Топливо покрыло людей, вызывало нестерпимую резь в глазах. Берег по случайности оказался недалеко, но в этом месте было сильное течение.

Тем временем командир базы, обеспокоенный отсутствием подводной лодки, направил на разведку летающую лодку «Арадо-196». Самолёт без труда заметил спасающихся людей. На борту места для людей не было, и самое лучшее, что мог сделать лётчик, это отбуксировать людей – по пять, не больше, – к буям порта. Остальным приходилось ждать своей очереди. Но попытка увенчалась успехом, все оставшиеся на плаву были спасены.

Таким образом, то, что делали самолёты на выходе из Бискайского залива, американские подводные лодки вершили у юго-восточных берегов Азии.

Скоро и этот подводный фронт был разгромлен.

ГЛАВА XXIX Выход с глубины 60 метров. «U-763» в гавани Портсмута

Тем же вечером лодка вышла в море. Новым командиром лодки был лейтенант Уль, офицер административной службы, лишь недавно закончивший командирские курсы, и теперь ему предстояло обрести себя в новом качестве. Старшиной-рулевым был у него Густав Криг, не только опытный подводник, но и человек с характером. В подводном флоте его звали «прочный Густав».

Вот как он получил своё прозвище.

Однажды тёмной ночью, когда лодка была вынуждена совершить срочное погружение, Густаву немного не повезло. Как он ни старался, он не мог отсоединиться от поручня ограждения мостика, к которому верхние вахтенные прикреплялись специальным поясом, чтобы их не смыло высокой волной. Так он остался наверху, никем не замеченный. Все остальные с кошачьей ловкостью исчезли в люке, люк с шумом захлопнули и задраили. Только после погружения заметили, что нет старшины команды рулевых. А над головами уже послышался шум винтов эсминцев. А где-то там болтался бедный Густав, как рыба на крючке.

Лодка всплыла, бесчувственного Густава моментально отцепили и спустили вниз, лодка снова быстро и благополучно погрузилась.

Густава пришлось положить в госпиталь. Чудо, как он вообще остался жив. Но с того дня к нему пристало прозвище «прочного Густава».[44] Он снова вернулся на «U-269».

Находясь под Плимутом, Уль получил приказ проследовать к Шербуру и не атаковать никого по пути.

В 3.30 25 июня радист сообщил о шуме электромоторов по пеленгу 156 градусов. В этот момент лодка находилась на глубине около 20 метров.

– Кто-то из наших, должно быть, – предположил Уль.

– Не уверен, господин командир, – засомневался «прочный Густав» и нахмурился. – Шум, конечно, похож… Но, с другой стороны, это может быть и эсминец, который стоит на месте, а работает только генератор.

Уль отмёл это предположение. Механик тоже предположил, что это германская подлодка.

– Надо бы обозначить своё присутствие, – сказал командир. – а то как бы не получилось столкновение.

– Оставьте это мне, – предложил механик.

Приняв и откачав балласт, он издал характерный для подводной лодки шум.

Последовала пауза, а затем тишина была нарушена завыванием турбин эсминца, который бросился в сторону лодки.

Уль не стал уходить на глубину. Он сделал ставку на торпеду «Zaunkoenig», но та попала в молоко.

Шум винтов эсминца усилился. Потом вдруг вмешался новый звук, резкий, как шум циркулярной пилы, заглушающий шум винтов.

– Ага, – проворчал Криг и назидательно поднял палец, потом безнадёжно махнул рукой, как бы говоря: «Zaunkoenig» тут не поможет.

Он знал, что противник включил буй, который тащил за собой на буксире эсминец. Шум такого буя и привлекал к себе торпеду типа «Zaunkoenig». Наверняка торпеда пошла на буй. Но тот был слишком маленьким, чтобы на него среагировал взрыватель.

Посыпались глубинные бомбы, последовал гром взрывов.

Свет вырубился, засветилось тусклое аварийное освещение.

Пошла вторая серия глубинных бомб.

В корме стала поступать вода: не выдержали давления взрывной волны сальники в том месте, где гребной вал проходит через прочный корпус.

Третья серия!

Вокруг лодки гремели взрывы. Голубые молнии плясали на электрораспределительных щитах. Появились тонкие струйки топлива: оно впрыскивалось из топливных систерн, не выдерживавших дополнительного давления.

– По местам стоять к всплытию! – крикнул Уль.

Механик продул балласт. Люди замерли, бледные, как смерть.

Затем послышался голос, командирский голос:

– Чёрт побери! Всем покинуть лодку, я приказываю!

Посыпались новые глубинных бомб. Это эсминец, не готовый к такому обороту событий, начал сбрасывать четвёртую серию. А лодка в это время находилась от него в какой-нибудь сотне метров. Ударная волна ударила по тем, кто уже оказался в воде. Некоторые в отчаянии подняли руки.

Внезапно послышались выстрелы. Это Вили Бендер, кок, встал за 37миллиметровый пулемёт. Он решил защищать корабль. Вспышки выстрелов освещали мрачное, но полное решимости лицо человека за пулемётом. Теперь и эсминцу попало. Но он начал отвечать. Без звука Вили Бендер осел за пулемётом. Ему прострелило голову.

Ханс Альберт, курсант, занимался тем, что старался надуть свой спасательный жилет от табельного баллончика со сжатым воздухом. Но жилет пробило осколками. Что ж, ему повезло больше, чем жилету.

Тем временем все новые люди выбирались из лодки. Сам Альберт колебался. Не появился ещё его начальник – механик. Альберт видел его незадолго до этого, в лодке. И старшина из центрального поста не появился. Может, механик боялся, что лодка достанется противнику?

Вода уже покрыла кормовую часть надстройки, а через несколько секунд она уже дошла и до мостика и устремилась в открытый люк.

– Лодка тонет! – крикнул он в люк. – Выходите!

Ответа не последовало.

Альберт сообразил толкнуть крышку люка ногой. За борт можно было не прыгать: подводная лодка «U-269» погружалась, погружалась в последний раз. Механик и старшина Йабурек остались в лодке.

Альберт почувствовал, как его затягивает в пучину. Но он сумел остаться на поверхности. В ушах у него стоял ужасный гул. Он смутно увидел надувной плот и услышал крики:

– Альберт!.. Сюда!.. Сюда!..

Инстинктивно он поплыл к плоту, за который цеплялись семеро его товарищей. На плоту лежал получивший серьёзное ранение офицер-торпедист.

Британский эсминец застопорил ход возле плавающих. Они видели снизу британских моряков, махавших им руками.

– Нет, – раздался голос одного из немецких моряков. – Чтобы я в плен к ним попадал?

– Тут поблизости есть другие лодки, – добавил другой. – Они, может, увидят нас и подберут. Я за это.

И они попытались отвести плот от британского эсминца.

«Рехнулись, – подумал Альберт. – Совсем спятили. Мы только что, можно сказать, на зубах выплыли – и вот тебе: лишь бы не в плен, вдруг нас лодка подберёт. И для чего? Надеяться на лодку… А лодка не появится…Кончатся силы, и уйдём на дно…».

Из-за кормы эсминца раздался громкий крик, показались вскинутые руки. Потом было видно, как кто-то ещё плывёт к тому месту, выкрикивая:

– Господин командир!.. Лейтенант Уль!… Господин командир!..

Подводники разобрали, что первый крик и вскинутые руки принадлежали их командиру, лейтенанту Улю. А затем они увидели, как человек, спешивший на помощь, выловил из воды фуражку. Белую фуражку. Фуражку командира. Сам Уль оказался изрубленным винтами эсминца.

Эсминец подошёл к плоту, и с борта эсминца спустили сети, по которым следовало вскарабкиваться из воды на борт. Когда очередь дошла до Альберта, он понял, что не сможет забраться наверх. За сеть он схватился, но сила из рук ушла, пальцы стали деревянными. Они разжались…

Внезапно он почувствовал, как сильная рука схватила его за шиворот. Это британский моряк спрыгнул за борт и схватил его. Потом его вытащили на борт.

Альберт оказался на палубе эсминца её величества. Однако лица вокруг него были отнюдь не враждебными. Один из британских моряков, крепкий и массивный, быстро подошёл к Альберту. В руке он держал нож. Ловким движением он вспорол форму на Альберте и сорвал её. Другой подошёл с полотенцем и куском мыла. Мыло он вложил в руку Альберту. Третий взял его за локоть и повёл по палубе.

Только тогда Альберт понял, что плавал в воде, перемешанной с нефтепродуктами, и с головы до ног покрыт тёмно-бурым слоем. Вымазаны были волосы, щипало глаза, жгло кожу. Он с удовольствием вымылся под тёплым душем. Когда он вышел, симпатичный британский матрос в тёмно-синей робе с улыбкой вручил ему полотняную сумку, что-то буркнул и хлопнул Альберта по плечу.

Альберт открыл сумку. В ней было всё, что нужно моряку, спасшемуся после кораблекрушения. Там лежало нижнее бельё, сделанное в Австралии, фланелевые брюки с американской этикеткой, отличный пуловер, наверняка связанный какой-нибудь британской женщиной в качестве её помощи британским бойцам, красивый и простой голубой шарф, несколько выглаженных носовых платков, кожаный ремень и пара обычной парусиновой обуви.

Альберт и его товарищи были поражены тем, что их приодели в чистую одежду, этого они никак не ожидали. Тем временем все новых их товарищей поднимали из воды. Среди них оказался и парень из дизельного отсека, спешивший на выручку командиру и выловивший из воды его фуражку. Теперь он носил её.

Как только он вскарабкался на борт, его отделили ото всех и отвели в отдельную каюту. Постепенно до него дошло, что его приняли за командира. Английского он не знал, и все его попытки объясниться не приносили успеха.

– Я, – говорил он, стуча себе в грудь промасленной ладонью, – нет командир. Я – машинист.

Британский командир, который поприветствовал моряка с некоторой сдержанностью, но не без почтения, понимающе улыбнулся.

– Хорошо, – сказал он и велел отнести виски с содой обратно в свою каюту.

Не успели разобраться с недоразумением, как корабль пришёл в порт.

Вскоре немецкие пленные узнали приятную новость: механик лейтенант Мюрб и старшина Йабурек спаслись в конце концов! Им удалось выйти с затонувшей лодки, они остались целы. Потом они рассказали о подробностях своего спасения…

Мюрб и Йабурек намеренно остались на борту лодки. Это в их обязанность входило взорвать лодку, и они следовали своему долгу. Перед этим заряды были распределены по всей лодке. Теперь хватило того, чтобы открыть клапаны, запирающие выход воздуха из балластных систерн. Они рассчитывали, что успеют покинуть лодку до взрыва зарядов. Но воды в лодке оказалось намного больше ожидаемого. Протекали не только сальники в месте выхода гребных валов из прочного корпуса, но и сам прочный корпус дал течь в нескольких местах.

Йабурек первым стал подниматься по трапу в боевую рубку, когда лодка стала уже быстро погружаться. Сразу за ним последовал Мюрб, но не успел он ступить на трап, как сверху на них обрушился поток воды. Этот каскад был так

Потом они с удивлением заметили, что поток воды из люка прекратился. Взглянув наверх, Мюрб и Йабурек глазам своим не поверили. Судьба подарила им шанс, слабый шанс на спасение, потому что давлением воды крепко прижало крышку люка…

Произошло ещё одно удивительное явление: от лёгкого удара о грунт снова ожило освещение в центральном посту и в носу лодки. Мюрб взглянул на глубиномеры. Один показывал 27 метров, другой только 20. Но указатель, которым пользовались для определения б’ольших глубин, показывал 60 метров. Какому же верить?

Выход с 60 метров был предприятием, чреватым серьёзными последствиями, даже при выходе с легководолазным аппаратом.

Мюрб быстро ушёл в офицерскую кают-компанию, потому что заряды в центральном посту могли взорваться в любой момент.

«Интересно, зачем я так делаю?» – спросил он себя.

Что это было – смелостью? Тот факт, что он с таким спокойствием и отрешённостью ждал взрыва?

Мюрб услышал, что его зовёт из боевой рубки Йабурек, обеспокоенный судьбой своего командира, и Мюрб подумал, что нельзя оставлять своего товарища одного в такой момент. Он быстро вернулся в центральный пост и поднялся в боевую рубку. После этого они задраили нижний люк боевой рубки, отделяющий её от центрального поста, чтобы защитить себя от взрыва. Наконец раздался резкий звук взрыва.

Они снова отдраили нижний люк. Вода быстро заполняла лодку, отчего происходило сжатие воздуха. Когда надавливало на уши, они зажимали нос и облегчали давление на барабанные перепонки.

Вода попала в аккумуляторные батареи, и они начали выделять ядовитый газ. В горле запершило, разговаривать они больше не могли, объяснялись только жестами.[45] Но теперь обоих охватила неукротимая жажда жизни. Был только один путь, каким они могли выбраться из боевой рубки.

Но для этого требовались крепкие нервы. Нужно было оставаться холодными и спокойными, такими же холодными, как эта вода, которая почти ласково плескалась вокруг них.

Йабурек первым ступил на трап и поднялся к верхнему люку. Он ухватился за рычаг кремальеры, кремальера поддалась, удалось повернуть её. Теперь стали ждать, чтобы выровнялось давление внутри лодки с забортным, чтобы отдраить люк.

Мюрб ждал в боевой рубке под ним.

Ему было хорошо слышно, как Йабурек толкнул и поднял крышку люка. Стало слышно, как пузыри воздуха вышли из лодки. После чего крышка захлопнулась. То же самое повторилось снова и снова. И потом всё затихло. Не вынесло ли Йабурека с воздухом на поверхность? Не защемило ли захлопнувшейся крышкой?

Затем Мюрбу вроде послышалось, как Йабурек выходит наружу. Мюрб задержал дыхание, выпрямился, толкнулся вверх и прошёл через люк. С быстротой скоростного лифта Мюрб вылетел на поверхность и потерял сознание. Он смутно ощущал какой-то туман, необыкновенную, приятную лёгкость и свободу. Смерть не такая уж и мрачная штука, в конце концов, если она приближается так ласково и осторожно…

Полностью придя в себя, Мюрб обнаружил, что рядом Йабурек, который поддерживает его. Их спас британский эсминец.

Никто не мог поверить, что они остались живыми, выйдя с глубины 60 метров без легководолазных аппаратов.

На борту эсминца умирал тяжело раненый офицер-торпедист и ещё один подводник. Мюрба и Йабурека срочно поместили в корабельный лазарет, и они оправились после ужасного испытания без каких бы то ни было последствий для организма.

Британцы похоронили двух умерших немецких моряков со всеми почестями. Их зашили в парусину, поверх положили флаг германского ВМФ, затем опустили с борта в море, при этом эсминец приспустил флаг.

Некоторое время командир корабля стоял у борта, приложив руку к фуражке, затем скомандовал:

– Флаг поднять!

Жизнь и смертельная борьба снова пошли своим чередом.

– Гидрофон принимает сигналы объектов со всех направлений, господин командир. Самый сильный сигнал – по левому борту впереди, – доложил оператор подводной лодки «U-763» командиру, лейтенанту Кордесу.

Кордес надел наушники, а оператор продолжал крутить настройку. Командир давал знак рукой: дальше… дальше… – стоп! Потом снял наушники и сказал:

– По-моему, конвой.

Явно различимы были глухие звуки грузовых судов и высокие тона эсминцев.

– Ладно, попытаем счастья! – с улыбкой сказал Кордес и взял курс на самый сильный звук.

Лодка впервые пользовалась шнорхелем.

Кордес поднялся в боевую рубку и прильнул к перископу.

– Выше… ниже… выше… По местам стоять к торпедной атаке! Все делать быстро!

Кордес выпустил пять торпед. После того как звуки взрывов затихли и оператор гидрофонов зафиксировал характерные звуки тонущих судов, Кордес на мгновение поднял перископ.

– Три грузовых судна и один эсминец, – сообщил он команде.

«U-763» ушла с перископной глубины.

– Ныряем на глубину! – приказал Кордес.

– Нравится мне это слово – «глубина», – пошутил механик. – У нас тут метров пятьдесят воды.

Но надо было куда-то подаваться. Все знали, что «Asdic», к счастью, даёт менее точное эхо, когда лодка находится у самого дна. И лодка пошла над скалами и песком.

Не ожидая приказаний из центрального поста, торпедисты тем временем перезарядили торпедные аппараты. На них были брюки и ботинки, и пот катил по голым спинам, будто они стояли под душем.

– Туда её, ребята! – подбадривал своих ворчащих товарищей Рудольф Визер, когда они единым усилием собрались загнать торпеду в открытый торпедный аппарат.

И тут раздалось динь… динь… «Asdic»! Близко. Но… Дальше мысли прервались, потому что начали с громовым грохотом взрываться глубинные бомбы. Работа приостановилась. Торпеда замерла в подвешенном состоянии перед отдраенной задней крышкой торпедного аппарата.

– Полная тишина! – приказал Кордес.

Как будто нужно было приказывать людям, которые сидели тише мыши.

Восемь часов падали глубинные бомбы – одни ближе, другие дальше, а иные совсем далеко.

Прошло двенадцать часов. И все бомбы, бомбы, бомбы.

Шестнадцать часов – бомбы… Двадцать четыре – бомбы… Тридцать часов… тридцать два… тридцать шесть. Полторы сутки!

Воздух в лодке стал совсем тяжёлым. Кордес приказал дать кислорода в отсеки. Но облегчение длилось недолго. Ещё кислород – и ещё короткая передышка. И снова руки и ноги, все тело наливаются тяжестью. Визер почувствовал, как на него наваливается усталость и приятная апатия. Звуки покашливаний, тяжёлого дыхания товарищей доносятся словно издали.

Кто-то заговорил… Вроде командир… О чём он?.. Что-то про то, чтобы не спать… Собраться с силами…

– Руди! Руди! Не спи! – Кто-то сильно потряс Визера за плечо. Потом опять. – Визер, проснись! Если ты заснёшь, то никогда не проснёшься.

Визер смущённо встряхнулся.

– Извините, господин командир.

– Извините! Это не только твоя жизнь, это жизни всех нас. А нам ещё надо дело делать.

Кордес и его офицеры ходили по лодке, проверяя, чтобы никто не спал. Доска, на которой отмечали взрывы глубинных бомб, была вся испещрена. Группами по пять. 100, 200, 250… 296! Двести девяносто шесть! Бомб больше чем за год… за два года… за все прошлое.

Механик не упускал из вида дифферент лодки. Электромоторы жужжали, работая на малом ходу. «U-763» ползла медленно, как краб по дну. Наконец-то она выскользнула из опасной зоны.

Благословенный мир воцарился на лодке и на поверхности моря над головой. Глубинные бомбы перестали падать. Кордес подвсплыл на перископную глубину, чтобы оглядеться вокруг.

– Как ночь перед Рождеством, друзья. Воздух чист, на земле мир, звезды сияют, как свечи на ёлке. Вырвались. Приготовиться к ходу под шнорхелем!

С первыми потоками свежего воздуха Визер снова занялся торпедами. Под шнорхелем стали подзаряжать и аккумуляторы. Теперь, когда всем нашлась работа, пройденные часы напряжения и опасности быстро забылись.

У перископа встал Тиль, старший помощник. После короткого обозрения горизонта, он объявил по переговорному устройству:

– Командиру – огни слева по борту. Штурман, проверьте по карте.

Кордес и штурман вместе стали изучать карту, смотреть таблицы и пытаться понять, где же они находятся.

– Справа по борту тоже огни, – сообщил старпом.

– Хм… Надо самому посмотреть, – произнёс Кордес и пошёл к перископу.

Посмотрев, он предположил:

– Я думаю, это огни десантных кораблей.

Старпом в ответ кивнул. Но никто из них, похоже, не был уверен.

– Надо держаться в стороне от них. Если пойти на запад, то выйдем в чистый пролив, я думаю.

Несколько минут они следовали новым курсом, держась прямо. Но так длилось недолго.

– Огни прямо по курсу!

Кордес всплыл. Он подумал, что в надводном положении прорвётся через кольцо неприятельских судов. Внезапно показался силуэт эсминца. Белый бурун у форштевня указывал на большую скорость, с которой он шёл.

– Лево на борт! Срочное погружение!

На 20 метрах почувствовали мягкий удар: «U-763» ударилась о грунт.

– Вот проклятие! Упёрлись! Не хватает только глубинных бомб, и тогда можно писать завещания.

Но бомб не последовало, и «U-763» переползла на более глубокое место, во впадину, и уютно устроилась на глубине 25 метров.

– Здесь подождём до утра, – сказал Кордес.

Он распределил вахту, а сам пошёл на свою койку и заснул.

С первыми лучами его разбудили. Он сразу же направился к перископу. То, что предстало его изумлённому взору, заставило его думать, что он видит это во сне. Впереди была земля. Слева была земля. Справа – тоже земля. На ней разбросаны дома. На якоре стоит множество судов. А за ними – высокие трубы и судоподъёмные эллинги… Потом его взгляд выхватил пару маяков и несколько вех. С помощью штурмана он стал советоваться с картой и справочником.

– Вот оно! Вот это да! Знаете, где мы? Это Портсмут-роудз! А это – гавань Портсмута!

В первые мгновения воцарилось молчание. Прервал его старпом.

– Некоторое время назад это означало бы, что на груди у нашего командира стало бы орденом больше, – произнёс он.

– А сегодня это означает в лучшем случае, если повезёт, лагерь для военнопленных. А если нет, то нас примет иной мир – как бедных утонувших моряков. Приготовить всё необходимое для взрыва лодки и ручные гранаты ко всему секретному! А теперь подождём, что будет дальше. Одного мы не можем делать – всплывать.

Кордес ждал, пока не упала ночь. Оператор гидрофонов сообщил о глухих шумах.

– Конвой! – сказал Кордес после того, как сам надел наушники.

Внезапно широкая улыбка расплылась по его лицу.

– Это шанс, – проговорил он про себя. – Это неплохой шанс.

Пристроившись к выходившему из порта конвою, они легко покинули акваторию порта, легче, чем тогда, когда их затащило сюда течениями.

Оказавшись в открытом море, они получили радиограмму:

ГЛАВА XXX Раненая лодка спасается бегством из Бордо

Словно свора гончих, собравшихся вокруг лисьей норы, эсминцы, корветы, фрегаты, противолодочные и сторожевые корабли широкой дугой обложили эстуарий Жиронды, поджидая выхода лодок, которые ещё остались в Бордо. В воздухе кружили десятки самолётов британского берегового командования. Их экипажи были укомплектованы лучшими специалистами по борьбе с подводными лодками, каких имели британцы. Не было ни одного квадратного метра воды вокруг устья Жиронды, который не находился бы под пристальным наблюдением радаров, гидрофонов и аппаратов «Asdic».

Среди подводных лодок, выхода которых с таким нетерпением ожидали эти мощные силы, чтобы уничтожить на месте, была и «U-534» – большая лодка серии IXc, построенная в Финкенвердере. Вот рассказ о ней.

12 августа, после четырёхмесячного нахождения в море, «U-534» благополучно вернулась на базу. Ни о каких отпусках не могло быть и речи. Союзники вели бои уже в предместьях Парижа, а в Южной Франции фанатичные отряды маки развернули войну с немцами и любыми их союзниками, оказывавшимися во Франции.

Письма из дома, скопившиеся за четыре месяца, лежали в Лорьяне, который был настоящей базой «U-534», но Лорьян оказался отрезанным от Бордо, и не было никакой возможности получить вести из дома или отправить письмо домой. В то же время поступали известия о все новых налётах авиации.

Становилось всё более отчётливо ясно, что Бордо окажется могилой для «U534», которая в любом случае уже не годилась для боевых действий. Но у механика подводной лодки Шлумбергера была своя точка зрения по этому вопросу.

– Бросить лодку? Да ни за что!

– Ты прав, Шлумбергер. Этого не будет. Я нарушил бы присягу, если бы бросил эту старую трубу, – согласился лейтенант Вильхельм Бринкманн, пришедший недавно из торгового флота и теперь являвшийся старшим помощником на «U-534».

– Но тогда надо сделать так, чтобы она могла выйти в море, – сказал механик.

И они вдвоём действительно сумели наладить дело так, что на уже развалившихся верфях продолжили работу над «U-534».

Несмотря на все тревоги, над немецкими подводниками не довлело чувство, что их мир рушится им на голову.

Соединения самолётов день и ночь гудели в небе, не встречая отпора, словно они находились на манёврах мирного времени. Районы, прилегающие к порту, представляли собой странную картину, какой-то лунный пейзаж. Но команды подводников продолжали работать на своих лодках, прикрываемые бетонными плитами, которые пока ещё служили надёжной защитой от любых бомб.

Командир «U-534» был настроен скептически.

– А что если оставить её в покое, собрать вещи и мотать домой по суше? Я не думаю, что это было бы худшим вариантом.

Бринкманн и Шлумбергер не соглашались и отстаивали свою позицию. Уверенность, с какой оба опытных офицера отстаивали свою позицию, вселила уверенность и в молодого командира. Но всё же…

– Но, чёрт возьми, лодка сейчас – это груда металла, – говорил он. – Я не силён в технике, но даже я это вижу. А ремонт, который мы делаем своими силами, это ерунда, на пять минут не хватит.

– Здесь было много таких развалин, командир, но команды довели их до дома. По крайней мере, попытаться надо.

– Ты прав. Я согласен. И я благодарен тебе, Шлумбергер. Ты старше, ты самый опытный подводник среди нас. И мы сделаем так, как ты сказал – попытаемся.

К вечеру закололи тридцать поросят, и столы подводников ломились под тяжестью свежей свинины и сочных соусов. Но настроение в команде было не слишком праздничное.

Начальник доков тоже проявлял беспокойство.

– Это чистое безумство, Шлумбергер, – ворчал он.

Шлумбергер улыбнулся.

– Ничего, дайте только шанс.

Тем временем ему и его людям удалось поставить шнорхель. Перед этим посоветовались и решили ставить его в фиксированной позиции, потому что не хватало компонентов, чтобы сделать его убираемым. Но всё-таки это был шнорхель, хотя как он работает, команда не имела понятия. Нет, слышать они, конечно, слышали о нём…

Наконец настал день выхода в море. Все на базе хотели отправить домой хоть какую посылку. Даже те, чьи мрачные предчувствия портили настроение команде, увидели луч надежды.

– Тоже мне нашли способ слать посылки домой! – засмеялся механик и одобрительно махнул рукой двум парням, которые мялись на пирсе с маленькой коробкой вина. – Ладно, давайте, ставьте сюда, мы потом пристроим это куданибудь.

Несмотря на самоотверженные старания команды, лодку никак нельзя было считать годной к решению боевых задач.

А на транспортировку таких грузов в сложившихся обстоятельствам «Карл Малый» – Дениц закрыл бы глаза. Лодка уже выдвигалась задним ходом из бетонного бункера, а по пирсу ещё бежали люди и передавали посылки и письма домой.

В бетонных стенах прозвучало троекратное приветствие. Это приветствовали не только команду смелой развалины, но и передавали привет на родину те, кто оставался здесь. Последний привет в ожидании того, как распорядится ими их горькая судьба.

Шансы на то, что «U-534» доберётся до родины, представлялись, по совести говоря, достаточно скромными. На лодке царил полный беспорядок. Но Шлумбергер, как механик – человек, отвечающий за дифферентовку лодки, – быстро взялся за наведение порядка.

– Не брать больше посылок с берега, – предупредил он, – а то все это барахло полетит за борт.

И действительно много чего полетело за борт. И хотя механику никак не удавалось как следует удифферентовать лодку, команда могла беспрепятственно передвигаться по лодке.

Шлумбергеру хотелось проверить в работе шнорхель, но «U-534» не могла погрузиться на мелкой воде.

В небе появились первые истребители-бомбардировщики противника. А за предыдущую ночь другие самолёты разбросали акустические мины в Жиронде. Союзники, которых французское Движение Сопротивления предупредило, что подводная лодка «U-534» намерена прорваться из Бордо, не жалели средств, чтобы воспрепятствовать прорыву одиночной лодки.

Германские тральщики уже несколько дней, как прекратили расчистку акватории, и командиры готовились взрывать свои корабли.

– Не самые приятные перспективы, – ворчал командир, глядя на усеянную минами реку.

Но команда уже восстановила веру в себя и веру в него. Она сделала даже то, что, по мнению персонала доков, было невозможно. Лодка была на плаву, и не только на плаву, но и на первом отрезке пути домой.

В качестве предупредительной меры командир приказал разместить на верхней палубе резиновые лодки и накачать их. Он проследил, чтобы в них положили еду, воду и оружие. По обоим бортам разместили «шумовые буи» для противодействия акустическим минам, которые должны были взорваться по крайней мере на приличном расстоянии от борта. С помощью этих буев было взорвано четырнадцать мин, пока «U-534» шла по Жиронде – и некоторые опасно близко. Бабах! Огромный столб воды справа по борту. Бабах! Столб воды за кормой. Лодка вздрагивала от каждого взрыва. Люди на мостике стояли бледные – бледнее, чем тогда, когда они возвратились из своего последнего похода.

– Отлично, ребята! – крикнул командир в люк. – Это только мины.

– Мне нравится это «только», вот радости-то! – откликнулся механик.

Но его спокойствие произвело впечатление на других и заставило их забыть об опасности.

– Механик командиру! Разрешите совершить пробное погружение для дифферентовки?

– Да, давайте, механик.

Командир осмотрел горизонт в бинокль. Вдалеке он заметил самолёт, но он летел к берегу. Потом по правому борту он увидел мелкие точки – группу самолётов.

– Бринкманн, как ты думаешь, а не лечь ли нам на грунт и не отлежаться ли до темноты? – спросил командир старпома. – Я уже немного нервничаю, как бы не попасть под бомбы. Ты можешь поклясться своей жизнью, что французы не предупредили их о нашем уходе?

– Отличная мысль, командир! Одна только маленькая деталь: боевая рубка будет видна над водой, а шнорхель – на несколько метров.

– Ну и что? Мы будем выглядеть, как старый затонувший корабль – мало ли их тут, – и никто не обратит на нас внимания.

– Хм! Только б вечер не прозевать – если мы до того времени доживём. Кстати, рубку можно замаскировать, и шнорхель тоже немного. Хотя бы маленькими деревьями. – И Бринкманн указал на берег реки.

Нарезали берёзовых веток и привязали их к мачте шнорхеля. Часть боевой рубки, которая, как предполагалось, должна была торчать над водой, накрыли маскировочной сетью. После этого погрузились.

Наконец-то механик занялся дифферентовкой. Командир остался у перископа. Время от времени его менял механик. С замершими сердцами смотрели они на проходившие над ними истребители-бомбардировщики и эскадрильи тяжёлых бомбардировщиков, шедшие на Францию.

Когда наконец наступили сумерки и командир дал приказ всплывать, команда вздохнула с облегчением.

Шубакк, бывший лоцман на Эльбе, а теперь – в Руайане, был уверен, что выведет корабль в открытом море. Не было ни огней на берегу, ни другой навигационной поддержки, но Шубакк целиком полагался на свои глаза и глаза вперёдсмотрящих, и не пропускал ни одного фарватерного буя. Вдобавок, он успел узнать реку, как свои пять пальцев. И всё-таки этот отрезок пути был неимоверно трудным.

«Шумовые буи» продолжали делать своё дело, мины с грохотом взрывались то слева, то справа.

Потом над их головами раздался гул самолётов. Между городами Ле-Вердон и Руайан звезды вдруг померкли.

Облака? Нет. Самолёты, самолёты, самолёты.

Огромное соединение вдруг резко повернуло на Руайан. Через несколько мгновений ночь осветилась вспышками, загремели взрывы. Руайан засветился огнями пожаров.

– Вашу лоцманскую контору в клочья, небось, разнесло, господин Шубакк.

– Очень может быть. Весь город разнесло в клочья. Я думаю, мне нет смысла возвращаться туда, после того как я вас выведу в море.

– Как лоцман вы на Жиронде не нужны. А дома вы здорово можете пригодиться.

– А вы разрешите мне в создавшейся ситуации остаться на борту, господин командир?

– Конечно. Если вы предпочтёте наш бросок в неведомое твёрдой земле под ногами.

Шубакк сказал, что да.

Плавание по Жиронде потребовало от людей максимального напряжения сил. Казалось, их нервы на пределе и больше не выдержат. Их лица были красноречивее любых слов. Двигались и действовали они инстинктивно, руководствуясь животным рефлексом самосохранения. Каждый знал, что стоит на кону, и каждый делал все, чтобы не растерять остатков самоконтроля, чтобы быть способным в момент, когда от каждого будет зависеть жизнь корабля, действовать быстро и чётко.

Наконец-то перед ними оказалось открытое море.

– Шум по пеленгу ноль тридцать градусов. Эсминец, господин командир, – прошептал оператор гидрофонов Бринкманну. – Самолёт, пеленг ноль шестьдесят градусов, – продолжал он. – Шумы усиливаются… Шумы эсминца, пеленг триста сорок.

Затем, казалось, всё произошло одновременно.

– Самолёт слева по борту… самолёт справа… со всех сторон!

В любой момент в темноте может вспыхнуть прожектор. Зенитные расчёты напряглись.

– От командира. Доложите глубину.

– Тридцать пять метров.

– Спасибо. Продолжайте докладывать.

– Сорок девять метров… Пятьдесят метров.

Командир перед этим определил, что не будет погружаться на глубине меньше 75 метров из-за мин. Но и оставаться сейчас в надводном положении означало бы чистое сумасшествие.

– Лучше риск наткнуться на мину там, чем оставаться здесь и наверняка быть разнесённым на куски, – пробурчал командир, а потом, после небольшой паузы, добавил: – Артрасчетам вниз!

Люди посыпались в люк. Внезапно впереди ожил прожектор. Его белая рука стала внимательно шарить по устью Жиронды. Если прожектор заденет «U-534», то залпы последуют немедленно. Командир объявил срочное погружение.

За несколько секунд мостик опустел.

В эстуарий входил эсминец, а «U-534» в это время шла тихим, бесшумным ходом. Близость берега реки давала счастливое прикрытие. Прогремело несколько взрывов глубинных бомб, но далеко. Подходить слишком близко к берегу эсминец не рискнул.

«U-534» теперь находилась на глубине всего 55 метров, но близость берега мешала британцам получать точные данные с гидрофонов.

– Что бы ни случилось, – сказал командир, – нам нужно выбраться из эстуария сегодня ночью.

– А если нет, то утром они нас достанут, – согласился Бринкманн.

С предельной осторожностью командир всплыл на перископную глубину. Эсминец время от времени подходил ближе желаемого.

– Надо всплыть и сделать бросок в надводном положении, – предположил командир.

– Хм, когда он увидит, что мы перезаложились, он удвоит,[46] – заметил механик.

– Но это единственный шанс, Шлумбергер.

– Я знаю. Но если мы проиграем при этом раскладе, то – игра и роббер. Однако я вист. Твой заход.

– Тогда поехали!

«U-534» всплыла. Берег справа представлял собой тёмную полоску, на фоне которой лодка стала красться как можно ближе к берегу.

– Не слишком близко, – предупредил лоцман, – вы уж доплюнуть до берега хотите. Здесь много рифов и мелей. А карт у нас нет.

Тёмный силуэт вердонского маяка, не работающего, естественно, дал им, к счастью, надёжный пеленг. И к тому времени, как он растаял, прекратились шумы и в гидрофоне. Теперь «U-534» надо было развить свой успех. Оба дизеля работали на полный ход. Лодка шла курсом на юго-запад, в Бискайский залив.

В течение получаса её никто не беспокоил. Затем гул самолётов заставил её совершить срочное погружение. Через полчаса она снова всплыла. И снова послышались самолёты, и снова пришлось погрузиться, на этот раз глубоко. Когда всё утихло, командир всплыл на перископную глубину.

– А как насчёт поработать со шнорхелем? – предложил механик.

– Да, конечно! Я совсем забыл об этой чёртовой штуке. Как ты думаешь, она у тебя заработает, Шлумбергер? Мы ж ни черта не знаем о ней.

– Я попытаюсь, командир.

На борту не было никакой инструкции по шнорхелю, и не было никакой уверенности в том, что эта установленная наспех штука у них заработает.

– Так! Как только я подниму руку – врубайте дизеля!

И вот механик поднял руку. Оба дизеля ожили – и тут же заглохли. Выхлопные газы устремились в отсек. Не успели дизелисты дотянуться до клапанов выхлопа, как попадали, словно мухи. Старшина дизелистов сумел задраить клапаны и тут же рухнул на палубу. Несколько человек потеряли сознание в центральном посту. Радист покачнулся на своём сиденье и рухнул на палубу. Он изгибался в агонии, его тошнило. Механик и ещё двое успели натянуть на лицо маски дыхательных аппаратов.

– Продуть балласт! Всплываем!

«U-534» всплыла. Но крышка люка не поддавалась. Бринкманн как безумный рвал рычаг кремальеры.

– Бросьте её, я попытаюсь отдраить люк над камбузом, – сказал старшинарулевой.

Неимоверными усилиями удалось провентилировать лодку. Не успел радист прийти в себя и сесть на место, как услышал шумы. Но они постепенно затихли и исчезли.

– Что бы ни было, мы должны проветрить как следует всю лодку, прежде чем погружаться, – сказал командир и приказал артрасчетам занять места, чтобы быть готовыми к любой неожиданности. Лодка нормально шла, когда вдруг её осветил яркий пучок света.

На мгновение Бринкманн застыл от удивления. Прожектор, казалось, находился совсем рядом и в вышине. В любой момент на лодку посыпятся бомбы.

– Огонь! – закричал Бринкманн. – Огонь из всех стволов по центру луча!

Одновременно стали бить зенитки и падать с завыванием бомбы. Одна упала рядом с кормой. Корму сильно подбросило, но и только. Прочный корпус, похоже, остался невредимым. Самолёт взорвался, и огненный шар рухнул в море.

Но прежде чем погибнуть, лётчик успел выстрелить сигнальную ракету, так что «U-534» могла ожидать следующего налёта.

– Надо сматываться отсюда, пока другие не налетели. Срочное погружение! Право на борт!

Пока лодка описывала полукруг, зенитчики спустились вниз, и «U-534» на полном ходу пошла на погружение, чтобы забраться на глубину как можно скорее. Все вроде шло как надо. Лодка зарылась носом и погружалась с огромной скоростью. Но только она погрузилась, со всех сторон к командиру стали поступать доклады о поступлении воды.

Невозможно было в точности сказать, что повреждено. Но вода поступала.

«На этот раз мы приехали», – роились подобные мысли в головах у всех.

Внезапно поступление воды прекратилось. Не дожидаясь приказаний, Шлумбергер дал воздух в балластные систерны, уверенный, что воздуха достаточно.

Командир увидел, что люди вокруг него замерли, уставясь на глубиномеры.

– Все в корму! – скомандовал командир.

Очень, очень медленно нос «U-534» начал подниматься вверх, но лодка продолжала погружаться. Шипение сжатого воздуха продолжалось. «U-534» достигла максимальной глубины, на которую она была рассчитана. Но она все погружалась и погружалась. Выдержит ли она давление? Наконец лодка встала на ровный киль, потом образовался дифферент на корму, и с помощью своих электромоторов «U-534» пошла на всплытие. Никто не решался вымолвить ни слова. Они продолжали находиться на глубине, которая, по бумагам, значилась как синоним быстрой смерти. Но и показываться на поверхности было нельзя, так как начинался рассвет. Механик пустил трюмные помпы. По его оценкам, лодка приняла около двадцати пяти тонн воды.

Вздох облегчения прошёл по кораблю. Глубиномер показал 140 метров. Наконец-то они вышли из опасной зоны.

Командир чувствовал себя крайне измотанным, как и многие другие. Люди обливались потом и тяжело дышали. Те, кто наглотался выхлопных газов, отлёживались на койках, штурман время от времени поил их консервированным молоком.

Тем временем механик нашёл причину внезапного поступления воды в лодку и столь же внезапного прекращения поступления.

Во время стрельбы и грохота разрывов бомб человек, находившийся на вахте в центральном посту, потерял сознание и не мог закрыть воздушный клапан главного балласта, что и послужило причиной поступления воды. Потом это увидели двое других и вручную закрутили его, сантиметр за сантиметром, и очень вовремя.

«U-534» пробралась вдоль испанского берега и на следующий день всплыла среди испанских рыболовецких судов. Ей было крайне необходимо набить сжатый воздух и произвести зарядку батарей.

Тем временем Шлумбергер и его люди занялись изучением причин капризов шнорхеля. После пары попыток и с соблюдением всех мер предосторожности им удалось пустить один дизель со шнорхелем. «U-534» пошла далее по Атлантике и в течение нескольких дней не давала никаких сигналов. Потом она дала радиограмму с обозначением своей позиции.

«Вы не могли бы взять на себя функции метеорологического корабля?» – тут же пришла радиограмма в ответ. Там, конечно, никто представления не имел об убогом состоянии подводной лодки.

«Да», – ответили с «U-534», и затем четыре недели лодка посылала метеоданные с выделенного ей участка, после чего направилась, наконец, в Розенгартен.

В течение последних нескольких дней перед прибытием в порт радиосвязь была невозможной. В Северной Атлантике свирепствовали жестокие шторма, и от механика требовалось все его искусство, чтобы удерживать лодку на глубине, необходимой для работы под шнорхелем.

На пирсе их встречал механик флотилии из Бордо лейтенант Бринкер, который вывел 200 из 600 лодок, базировавшихся в Бордо, через неприятельское окружение в порты Германии.

– Я, ребята, и не рассчитывал уже встретиться с вами! Мы уже вычеркнули вас! – сказал он в начале своего приветственного слова.

Пришла радиограмма от Деница:

ГЛАВА XXXI Старшина спасает «U-178»

Подводной лодкой «U-178» командовал лейтенант Шпар, а механиком на лодке служил лейтенант Вибе.

Это случилось во время перехода Шпара с Дальнего Востока в Европу…

«U-178» имела приказ прибыть на рандеву в южной части Индийского океана с итальянской подводной лодкой. «U-178» уже долго находилась в тропиках, и это сказалось на её двигателях. Гильзы цилиндров местами поизносились, отчего вода системы охлаждения просачивалась в смазочное масло в картере. Такого не выдержит и самый хороший дизель. У старшины команды дизелистов не было иного выхода, кроме как разобрать двигатель и заменить изношенные гильзы. Но даже в доке на такую работу понадобилась бы уйма труда и времени.

Наконец операция закончилась. Но поршень пока ещё висел, покачиваясь в цепях подъёмной лебёдки.

Два дизелиста, раздетые по пояс, потные, вымазанные грязью и маслом, крепко придерживали его, чтобы он на длинной волне не задел трубопроводы.

Ну и, конечно, именно в такой момент надо было прозвучать сигналу воздушной тревоги. Лодке пришлось погрузиться, и погрузиться срочно. При резком погружении оба дизелиста оказались зажатыми между висящим поршнем и топливным баком, сделавшись предохранительными подушками. По счастью, единственная бомба, сброшенная с самолёта, упала очень далеко от цели.

У Вибе боевой пост при срочном погружении находился в центральном отсеке. Как только опасность миновала и спокойствие на лодке восстановилось, он поспешил в дизельный отсек посмотреть, как там его двое подчинённых. Обоих дизелистов, помятых и поцарапанных до крови, вытащили из-за поршня.

– Боже! Что с вами стало! Кто вас просил делать это? – гремел Вибе, в ужасе глядя на бедных дизелистов.

– Все нормально, господин лейтенант. Главное – что с лодкой ничего не случилось.

Несомненно, присутствие духа у этих людей спасло лодку от повреждений, и серьёзных повреждений, потому что она погружалась на ходу с большим дифферентом.

Когда Шпар прибыл на рандеву с итальянской лодкой, то не обнаружил в море ничего, кроме огромного масляного пятна. Должно быть, именно здесь тот самолёт сбросил остальные бомбы. И странно, что и в этом случае противник явно знал, когда и где встречаются лодки. Итальянская подводная лодка, должно быть, попала под бомбы в момент всплытия. Шпар не нашёл никаких следов спасшихся. После этого «U-178» взяла курс домой.

А на борту «U-178» дела шли своим неумолимым ходом. После первого цилиндра пришла очередь второго, а там и третьего, четвёртого, пятого, шестого и седьмого. Больше заменять было нечем.

– Что-то надо делать, – сказал Вибе командиру.

Они только что прошли Кейптаун, и перед ними открывался длинный и долгий путь в Европу.

– Безнадёжное дело – отправляться в такой путь на одном двигателе, не говоря уж о том, что надо пройти самый жёстко охраняемый район в мире.

– А что если взять тонкий лист с уплотняющей резиной и обернуть разрушенную часть цилиндра, господин лейтенант? – предложил старшинадизелист, обращаясь к Вибе. – Теоретически должно выгореть.

– Теоретически, мой дорогой друг, да, а вот… Господи! А ведь это мысль! Придёт же в голову такое! – воскликнул Вибе и в волнении вскочил на ноги.

Дизельный отсек «U-178» сразу превратился в мастерскую. Пот катился по вымазанным телам подводников. Офицеры, старшины, матросы – все горячо взялись за дело. Надо было видеть их в тесноте отсека, как они крутились, изгибались, протискивались, как змеи.

Покажи такое в кино – как полуголые люди работают в лабиринте труб, патрубков, поршней, – зритель, удобно устроившись в кресле, сказал бы:

– Для экрана это хорошо. А вот в жизни попробуй сделать это.

Но они это делали в жизни, и делали неплохо.

И благодаря своему упорству и изобретательности они сделали то, за что дома, при хороших доках, их наградили бы крестом за безупречную службу.

Вибе сидел, прислонившись к дизелю и смотрел на хаос разобранного двигателя, играя в руках бесполезными пробками, которые сводили на нет все труды. Он очень устал, но не от работы, а от мыслей о том, что вся работа, все надежды идут насмарку. С угнетённым видом он пошёл докладывать командиру.

– Не унывай, Вибе! Может, счастье вернётся к нам. Нам надо встретиться с одной лодкой у острова Вознесения, взять кое-какие секретные вещи. Может быть, они нам помогут этими пробками.

Через несколько дней они встретили другую лодку. На её борту они встретили много старых друзей. Та лодка хотела помочь в ремонте и подождать, пока он не закончится, но Вибе и слышать не хотел об этом.

Вибе и его товарищи снова погрузились в огромную работу. Работая день и ночь, недосыпая, они закончили работу.

В своём дневнике механик написал:

ГЛАВА XXXII Борт к борту с британским эсминцем в Арктике

Подводные лодки, базировавшиеся в Норвегии, обнаружили конвой в Россию, и на сей раз подводники подумали, что смогут добиться успеха.

«U-1163» (командир Бальдун), серии VIIc, ещё не оборудованная шнорхелем, также вошла в контакт с конвоем, но в плохую погоду была отогнана самолётами эскорта. Тогда лодка пошла наперерез к русским берегам. Русский эсминец перерезал ей курс и открыл огонь из орудий. Лодка применила «Zaunkoenig», и успешно: русский эсминец затонул.

Около полуночи Бальдун, который погрузился после потопления русского корабля, всплыл для зарядки батарей. Лодка уже была готова погрузиться – вся команда стояла по местам к погружению, – как неожиданно из тумана метрах в 250 по правому борту появился британский эсминец.

Вражеский корабль сразу открыл огонь, один из снарядов взорвался в десятке метров по носу. На какой-то момент люди на лодке остолбенели, но быстрые приказы Бальдуна снова привели их в чувство.

– Полный вперёд! Торпедный аппарат номер пять, приготовить к выстрелу! Лево на борт! Номер пять товсь!

Но теперь лодка и эсминец, который намеревался протаранить лодку, находились так близко друг от друга, что выпускать торпеду было бессмысленно. Быстрым изменением курса Бальдуну удалось избежать тарана, и эсминец на двадцати пяти узлах проскочил метрах в пятидесяти за кормой. Эсминец совершил манёвр право на борт, чтобы протаранить лодку в левый борт.

Благодаря опытной команде командиру удалось хотя и не избежать тарана, то по крайней мере уменьшить его последствия. Бальдун отвернул вправо, и эсминец ударил в левый борт прочного корпуса вскользь, под острым углом. Прочный корпус не пострадал. Эсминец проскрежетал по всему борту подводной лодки. Три минуты, прошедшие с момента появления эсминца, можно было назвать мирными по сравнению с одной минутой, которая последовала.

В течение этой минуты эсминец и подводная лодка были как бы пристёгнуты друг к другу, идя полным ходом. С лодки видели британских артиллеристов, слышали команды британского командира. С кормы эсминца сыпались глубинные бомбы, которые заставляли лодку подпрыгивать в воде, пулемёты лодки поливали эсминец, но без толку.

Лодка сотрясалась и подрагивала мелкой дрожью.

От сильного удара лодка накренилась на 30 градусов вправо, потом постепенно выровнялась, и британцы с немцами оказались совсем рядом. С мостика лодки можно было чуть ли не дотянуться до леерного ограждения эсминца. Вода кипела, дизеля ревели. Крики, команды, пистолетные выстрелы, облака чёрного и белого дыма дополняли картину настоящего ада.

Счастье для лодки, что она была ниже эсминца и его орудия не могли быть применимы в такой ситуации. Но на носу эсминца был установлен 20миллиметровый пулемёт, немного приподнятый над палубой, и его ствол направился на мостик лодки.

Командир эсминца дал приказ пулемётчикам открыть огонь. Но по какой-то причине пулемёт заело. Но и зенитчики Бальдуна, которые перед этим сбили самолёт, тоже пока не могли привести в действие свою зенитку, потому что в момент появления эсминца лодка уже чуть ли не начинала погружение. Зенитка была подготовлена к погружению, боеприпасы убраны в водонепроницаемые контейнеры.

Некоторое время британские и немецкие моряки смотрели друг на друга с расстояния нескольких метров.

Наконец корабли разделились, потому что эсминец вначале застопорил машины, а потом рванул полный назад, готовясь снова протаранить лодку. И снова Бальдун успел вовремя повернуть влево, и эсминец прошёл мимо кормы лодки. Эсминец сразу пустил в ход прожектор и открыл огонь из всех огневых средств, которые можно было направить в сторону лодки. Быстро между двумя кораблями образовалась дистанция метров в 150, и Бальдун воспользовался представившимся шансом. Под углом в 45 градусов он ушёл в глубину. На лодке ещё не успели оценить, какой ущерб она понесла. Механик был вовсе не убеждён, что лодка в состоянии погружаться.

Теперь все взгляды устремились на глубиномеры. 85 метров, 90, 95, 100. А тем временем эсминец беспрерывно бросал глубинные бомбы. Чтобы увеличить вес носа, всем, кто не стоял на жизненно важных боевых постах, приказали бежать в носовой отсек. Всё шло как часы, и скоро удалось стряхнуть с себя британского преследователя.

Повреждения получила одна топливная систерна, снарядом повредило корму, пробоина оказалась и в одной из балластных систерн. Лодка имела приличный дифферент на корму и крен в 30 градусов. В таком положении она пять дней боролась со штормами. О горячей пище нечего было и мечтать, спать приходилось мало. Холод, волны, перекатывающиеся через мостик. Люди прикреплялись к поручням мостика, приходилось часто менять верхнюю вахту. Но «U-1163» добралась до дома.

1944-й был спокойным годом для подводных лодок, годом реорганизации и перевооружения, годом крушения и возрождения надежд. Шнорхель, установленный после колебаний и отсрочек, вполне оправдал себя. Команды приобретали опыт пользования этим устройством, делились опытом друг с другом, и скоро основные трудности остались позади.

Оборудованные шнорхелем лодки снова проникали в проливы Ла-Манш и Па-де-Кале, откуда их полностью вытеснили в последние два года. Проливы буквально кишели противолодочными средствами всякого рода, морскими и воздушными. И тем не менее лодки, проникшие в проливы и не замеченные с помощью «Asdic», во второй половине декабря потопили пять грузовых судов и фрегат.

На совещании в штаб-квартире фюрера в декабре 1944 года лейтенант Ноллеманн, докладывая о своём боевом опыте, заявил, что внедрение шнорхеля полностью восстановило эффективность подводных лодок.

Но число лодок, оборудованных шнорхелем, было слишком мало. Скорость хода лодок, которые ходили теперь только в подводном положении, была ограничена с введением шнорхеля максимум шестью узлами. На большем ходу вибрация достигала такой силы, что возникала опасность поломки мачты шнорхеля.

В декабре число потопленных судов снова возросло.

Числа и статистика весьма часто способны, конечно, запутать, но факт остаётся фактом, что в конце 1944 года потери среди германских подводных лодок снизились. Шнорхель, похоже, оправдывал себя.