Окассен и Николетта

24

Теперь говорят и сказывают-рассказывают

Окассен поехал по лесным дорогам, и быстро нес его конь. Не думайте, что репейник и шипы щадили его. Вовсе нет! Они раздирали его платье, не оставляя ни одного живого места, и кровью покрыты были его белые руки, все тело, и ноги, и струилась она из тридцати или сорока ран, так что по следам крови на траве можно было узнать, где проехал рыцарь.

Но он так был погружен в мысли о Николетте, своей нежной подруге, что не чувствовал ни боли, ни огорчений, и все искал ее, но напрасно. Когда же увидел, что близится вечер, то стал плакать, что не нашел ее. Он свернул на старую, заросшую травой дорогу, и посредине пути огляделся, и заметил человека – такого, как я вам опишу. Он был высокий, чудной и безобразный.[10] Громадная голова чернее угля, между глазами поместилась бы добрая ладонь; толстые щеки и огромный плоский нос с широкими ноздрями; большие губы краснее сырого мяса, зубы – широкие, желтые, страшные. На ногах чулки и башмаки из бычьей кожи, подбитые лыком и доходящие до самых колен. Он был завернут в двойной плащ и опирался на огромную дубину.

Окассен подъехал к нему и испугался, разглядев его.

– Да поможет тебе бог, славный брат!

– Да благословит вас господь, – ответил тот.

– Что ты тут делаешь с божьей помощью?

– А вам что до этого? – спросил тот.

– Да ничего, – отвечал Окассен, – но я ведь от чистого сердца спрашиваю.

– А почему вы плачете? – спросил тот. – И почему у вас такой печальный вид? Вот уж если бы я был таким богачом, как вы, ничто в мире не заставило бы меня плакать.

– Вот как! Вы знаете меня? – спросил Окассен.

– Да, я отлично знаю, что вы Окассен, графский сын, и если вы мне скажете, почему вы плачете, я вам скажу, что я делаю здесь.

– Конечно, – ответил Окассен, – я вам все готов сказать. Я охотился сегодня утром в этом лесу, и у меня была с собой белая левретка, прекраснейшая в мире, и я потерял ее. Поэтому я плачу.

Ого! – воскликнул тот. – Что за господские прихоти! Вы плачете из-за дрянной собачонки. Проклятье тому, кто вас похвалит за это. Ведь во всей этой земле нет такого богача, который охотно и даже с радостью не достал бы вам десять, пятнадцать или двадцать собак, если ваш отец ему это прикажет. Это мне вот следует плакать и горевать.

– А тебе о чем, братец?

– Господин мой, я вам расскажу. Я был нанят богатым крестьянином обрабатывать его землю плугом. У него было четыре быка. Три дня назад со мной случилось большое несчастье: я потерял лучшего из этих быков, Роже,[11] лучшего изо всей упряжки, и теперь бегаю в поисках. Я ничего не ел и не пил вот уже три дня, потому что не смею вернуться в город. Ведь меня посадят в тюрьму: мне нечем заплатить за быка. Все, что у меня есть на свете, вы видите на мне. А еще у меня есть больная мать, у той не было ничего, кроме скверного тюфяка, но и его вытащили у нее из-под спины, и теперь лежит она прямо на соломе, и о ней я горюю еще больше, чем о себе. Добро появляется и исчезает, и то, что я потерял теперь, я заработаю в другой раз и верну деньги за быка, когда смогу, и потому я не плачу. А вы льете слезы из-за дрянной собачки. Да проклятие тому, кто похвалит вас за это!

– Верно! Ты, братец, хорошо утешил меня. Будь благословен. А сколько стоит твой бык?

– Господин мой, за него требуют двадцать су, но у меня ничего нет за душой.

– Ну вот тебе от меня двадцать су, – сказал Окассен. – Ты и заплатишь за твоего быка.

– Господин мой, – сказал тот, – большое вам спасибо! И да поможет вам бог найти то, что вы ищете.

И человек ушел. Окассен поскакал дальше. Ночь была светлая и тихая, и он все ехал и приехал к тому месту, где расходились семь дорог, и увидел шалаш, который, как вы знаете, сложила Николетта. Он был украшен цветами и снаружи, и внутри, и спереди, и сзади и был так прекрасен, что лучше быть не может. Когда Окассен увидел шалаш[12], он мигом остановился, а лунный луч осветил все внутри.

– Ах, боже! – воскликнул Окассен. – Это сделала Николетта, моя нежная подруга, своими прекрасными руками. Ради ее доброты и любви к ней сойду с коня и отдохну здесь ночью.

Он вытащил ногу из стремени, чтобы слезть с коня, но конь был большой и высокий. Окассен задумался о Николетте, своей нежной подруге, и упал на камень, да так неудачно, что вывихнул плечо. Он почувствовал себя тяжко раненным, но напряг все свои силы и привязал лошадь другой рукой к кусту шиповника, лег на спину, и так он вполз в шалаш. Взглянул в отверстие крыши, увидел звезды на небе, заметил одну, самую яркую, и начал говорить: