Окно в природу-2002

18.01.2002 — О мельницах

Лет тридцать назад написал я нечто вроде трактата о поэтической сущности некоторых окружающих нас вещей и построек. Перечислю по памяти: бинокль, компас, карта, лодка, парусник, лыжи, барометр, флюгер и много другого, связывающего человека с природой.

Особо было рассказано о ветряных и водяных мельницах, повсюду бывших непременной частью пейзажа и народного быта. И почти всюду они исчезли с приходом пара, а потом электричества. У нас в России ветряные мельницы, можно сказать, смела гражданская война. По кинохронике знаем: в них весело стреляли из пушек — хорошая мишень и «прошлое», с которым спешили расстаться. Один выстрел — и похожее на сказочную птицу деревянное сооружение разлеталось щепками. Повсеместно брошены, разрушены были и мельницы водяные. У нас на воронежской речке Усманке, по рассказам, было семь мельниц. Я ни одной не увидел.

Вспоминая рассказы отца о мельницах, о поэтическом мире около них, я этот мир хорошо себе представлял и в поездках по деревенским местам искал мельницы. Ветряные редко, но в шестидесятые годы еще сохранились — с десяток я успел сфотографировать. А водяные, сколько ни спрашивал, не сохранились нигде. «Живого мамонта ищешь», — сказал мой приятель.

И вдруг при случайной беседе в Брянске на вопрос: «Не сохранилась ли в ваших дебрях где-нибудь мельница?» — мне ответили: «Сохранилась. Работает!» В тот же час я поехал к Трубчевску, вблизи которого обретался еще живой «мамонт», и увидел то, что слышал ранее от отца, — шумела вода, крутились два мельничных колеса, плавали на воде гуси, ребятишки сидели у мельницы с удочками, а обсыпанный мукой мельник говорил с мужиками возле телег, груженных пшеницей. Это был счастливый день в моей жизни. Я отказался ехать в Трубчевск в гостиницу и попросился заночевать на мельнице. Соорудили постель на сене, но спать не пришлось. Всю короткую летнюю ночь под шум воды с мельником мы говорили.

Очерк «Ночлег на мельнице», опубликованный в «Комсомолке», с тех пор перепечатали не менее двадцати различных изданий — так велик интерес у людей к мукомольным постройкам, служившим людям многие сотни лет. От читателей я получил много писем и понял: я не единственный, в ком пробудили хорошие чувства рассказы отцов и дедов.

Одно письмо пришло с Псковщины из Михайловского от Семена Степановича Гейченко. Много всего повидавший хранитель пушкинских мест, оказывается, помнил неприхотливый «трактат» о поэтической сущности вещей и построек, меня хвалил и сообщал, что решил немедленно восстановить ветряк возле Михайловского. «Это сразу придаст пейзажу особенное звучанье». Далее Семен Степанович писал, что к маю ветряк построят и он об этом меня известит. И телеграмма пришла. Я немедля поехал в Михайловское и чуть не заплакал от радости, увидев с горки от дома Пушкина долину Сороти и ветрячок, в самом деле преобразивший пейзаж, как бы вернувший холмы над речкой во времена Пушкина. Кто был в Михайловском, подтвердит мои впечатления.

А потом пришел конверт из Республики Марий Эл. Администратор Сернурского района Анатолий Алексеевич Максимов писал: «Я так же, как вы, человек деревенский и «тронут» мельницами… Начнем строительство в деревне Марисала. Заранее приглашаем к мельнику на блины».

И построили мельницу! И поехал я на блины.

Все было, как в отцовских рассказах. Деревенька в двадцать дворов глядела в задумчивый пруд. По воде важно плавали гуси. Течение тянуло к плотине осенние листья. Речка с названьем Она, у которой приютилась деревня Марисала, худосочна — по ней лишь бумажный кораблик проплыл бы. Но плотина все преобразила — дикие утки прилетают сюда кормиться, летом увидел бы тут рыболовов, шумных купальщиков. Весь мир с водяным зеркалом, обрамленный березняком, ракитами, осокой и рогозом, оборудован, организован был мельницей.

— С приездом! Ждали. Рады все показать. Все в исправности, на ходу, — мельник аппетитно чихнул. — Везде мука: в носу, в ушах, пиджак вот, как у Деда Мороза, — с небрежной гордостью давал понять человек, что дело свое он любит, что знает цену ему. — Это вот, как теперь говорят, «офис», — улыбнулся мельник, подойдя к избушке, похожей на деревенскую баньку. — Тут оформляю помол. Тут все, кто приедет, могут посидеть, подождать, спрятаться от дождя, само собой, языком помолоть. А хочешь в карты или там в домино — пожалуйста. Не разрешаю только являться с бутылкой, мельница — дело серьезное.

Восстановление мельницы замышлялось вначале как создание памятника народного быта и как объекта, облагораживающего деревню. Но вышло так, что в первую очередь она стала экономически важной постройкой для целой округи. Не требует мельница ни солярки, ни пара, ни электричества. Мелет зимой и летом, ночью и днем…

Тут я коротко изложил то, что написано было в нашей газете семь лет назад. Звоню недавно марийцам: «Как мельница?» Ответ радостный: «Работает! Вовсю работает! И мельник жив-здоров, приспособляет к делу своего сына».

После рассказа о марийской водяной мельнице позвонил мне из усадьбы-музея «Поленово» внук знаменитого художника Федор Дмитриевич Поленов: «Василий Михайлович, мы тут возле Оки воодушевились восстановить мельницу. Она была когда-то в усадьбе».

С Федором Дмитриевичем съездили мы на Брянщину — поглядели, как работает мельница. Все обмерили, подсчитали, поговорили с плотниками… И пошло дело. Но тут Федор Дмитриевич попал в политику — сделался депутатом. Постройка мельницы затормозилась. А год назад хранитель дедовского наследства неожиданно скончался. Жена его Наталья Николаевна, как хороший музейщик и человек энергичный, вполне понимающий, какой замечательный экспонат появился бы в «Поленове», сказала: «Что Федя начал, обязательно доведем до конца. Мельница будет».

В памятном очерке о Дмитрии Федоровиче об этом я написал. И неожиданно получил письмо из Ясной Поляны. «В нашей усадьбе тоже была водяная мельница. Очень хотим восстановить. Посоветуйте, с чего начать…»

Яснополянцы начали действовать энергично: съездили на Брянщину, а недавно под Новый год позвонили мне мастера-реставраторы из Саранска: «Подряжаемся работать в Ясной Поляне. В наших мастерских построили мельницу в одну пятую проектной величины. Проверяем действие всех узлов. Ждем в гости».

За неделю до Нового года побывал я у реставраторов Саранска. Руководитель предприятия Анатолий Яковлевич Митронькин показал, чем заняты мастера. «Восстанавливаем церкви, церковные иконостасы, старинную мебель, постройки прошлых веков, кареты, печи, старинную утварь и много всего другого, вплоть до дуэльных пистолетов. За мельницу взялись с особой охотой. Вот посмотрите…» В похожей на ангар мастерской стоял почти игрушечный сруб с водяным колесом. Все в нем двигается, работает. Это модель для Ясной Поляны и для всякого другого места, где хотели бы завести мельницу. Будет построена также модель ветряной мельницы. На ветряк уже поступил заказ из лермонтовского музея-усадьбы в Тарханах.

А только что, под самое Рождество, в Ясной Поляне состоялась встреча мастеров и заказчика. И меня пригласили. Принимал нас Владимир Ильич Толстой — праправнук Льва Николаевича, человек молодой, энергичный, полный планов и замыслов. Мельницей он всерьез «заболел».

Помечтав, поговорив в тепле, садимся в сани и едем по лесной дороге к речке Воронке. Тут, утопая в снегу, мастера и потомок графа Толстого находят место, где когда-то стояла мельница и где, несмотря на большую в этом году снежную заметь, просматривается каналец, отводивший воду из речки к мельничному колесу…

Греемся и обедаем в «кучерской», похваливаем местные разносолы. «Все выращено и заготовлено на зиму тут, в Ясной. И мельница станет постройкой рабочей — будем молоть зерно, собранное на землях усадьбы. И если в деревнях кому-то что-то надо будет смолоть — милости просим».

Как везде, сейчас дело с новой постройкой упирается в средства. «Если б все их сразу найти, мельница заработает уже летом. Будем искать, обратимся к спонсорам».

Интерес к мельницам велик повсюду. Голландия сохранила во множестве эти постройки и называется страной мельниц. Путешествуя в позапрошлом году по сельской Франции, мы без большого труда обнаружили мельницы ветряные и водяные. На одной из них задержались на целый день.

Встретил нас мельник явно веселого нрава. «Из России ко мне, на мельницу?.. Заходите! Мельница, знаете, когда построена? В 1400 году! От нее мне достались, правда, лишь стены…»

Мельник Ален Добис оказался местным часовщиком, ремеслом кормится, а мельницы — большая («огромная!») страсть человека. «Все было в руинах, все заросло тут кустами, где ютились дикие кабаны. Восстанавливал все своими руками, на свои деньги — выправил стены, постелил пол, починил крышу, подвел по давно заброшенному руслу воду из нашей маленькой речки, вымостил камнем дорогу, по которой все сюда едут, ну и самое главное — восстановил мельницу».

Не терпелось увидеть, как мельница действует. Из жилой части, где тикает сотня разных часов, Ален ведет нас наружу, поднимает затворы плотины. От воды, побежавшей по желобу, мельничное колесо дрогнуло, белая грива воды потекла по ребристой его округлости, а за каменной стенкой что-то с ускорением завертелось и заскрипело. Часовщик-мельник поглядел на нас торжествующе: «Работает, как часы! Если бы вы привезли машину пшеницы, мы бы сегодня ее смололи…»

Двоюродного брата мельника посетила счастливая мысль: под крышей дома-мельницы сложить старинную печь. «Посетители не только увидят, как работает мельница, но и увезут с собой подовый хлебец из свежей муки».

Мельницы, водяные и ветряные, всегда были связующим звеном между человеком и хлебным полем. И от этого поныне сохранилась любовь к этим потребителям силы воды и ветра. Не перевелись и донкихоты, которые с мельницами не воюют, а хотели бы память о мельницах сохранить.