Роки неподвижно лежал под манекеном, на котором был тот самый странный никаб. Лежал, вытянув руку, которой коснулся этого платка. Коснулся и сразу же свалился без чувств. Или мертв? С трех шагов не различить!
— Блядь, еще один кретин! — в сердцах высказался Мейсон, — Вы что не видите, что этот манекен выглядит странно? Здесь вам не Волл-март, все что выглядит странно может быть опасно, а значит нехуй его трогать руками! Да лучше бы вы, дебилы, дальше в Румынии сидели и нефтяные вышки охраняли! Навязали долбоебов на мою голову!
Я миновал матерящегося сержанта, подошел к лежащему навзничь Роки и присел на корточки в шаге от тела и вгляделся. Грудь вроде бы поднимается, мужик еще дышит, надолго ли? Я переключился в режим сканера и окинул пол взглядом — все чисто. А вот манекен меня удивил. Он не светился в электромагнитном спектре как электрическая аномалия, его окружала тончайшая сеть электромагнитных полей, на грани видимости. Сложность и красота плетения захватывала дух, казалось, что узор сплетен сотнями плетельщиц из полупрозрачной паутины. И эта паутина охватывала верхнюю часть манекена с никабом. Я обратил внимание, что под плетением манекен выглядит как новый, но сразу за пределами плетения он смотрелся как положено пластику, простоявшему двадцать лет на солнце и ветру — выгоревшим и потускневшим. Что это за новая напасть на нашу голову?!
— Опасен только манекен, и то не весь, — сказал я, хватаясь за куртку на груди Роки, — Но вы лучше к нему не приближайтесь, я такого никогда не видел!
Я с натугой потянул этого кабана — здоров слоняра! Ко мне присоединился Грабовски, мы вдвоем оттащили Роки из-под манекена. Лейтенант пощупал пульс, поднял веко, и с облегчением сказал, что солдат жив, внешних повреждений нет, состояние похоже на глубокий обморок — дыхание редкое, сердцебиение замедленное, реакция зрачка на свет есть.
— Рохо, почему ты не увидел эту аномалию? — строго спросил меня Мейсон.
— Эта штука почти не излучает в электромагнитном спектре, — виновато пожал плечами я, — Я смогу ее разглядеть только вблизи и то если приглядываться. Это вам не тот электрогриль в который попал Чип!
Грабовски пытающийся оплеухами привести Роки в чувство зло сказал:
— Да что ты говоришь?! А может быть ты все увидел, но не захотел сказать?!
Я слегка оторопел от таких обвинений, потом возмущенно возразил:
— Да нахера мне это надо было? Я думал, что это любому очевидно, что его трогать нельзя! Этот платок светится, как будто вчера из швейной мастерской привезли! Сука, вас что, за ручку как годовалых детей водить надо?!
Грабовски, устав от попыток привести Роки в чувство распахнул на нем куртку, поднял футболку и ахнул:
— А это что еще за хуйня?!
Мы столпились над ним. На руке и груди солдата проступила тонкая красная вязь, сразу же напомнившая мне аномалию, что захватила манекен — там примерно тот же узор я наблюдал. Узор был как будто выжжен по телу Роки хотя я был уверен, что энергии этого электромагнитного поля не хватит даже пушинку поджечь, не то, что кожу человека прижечь! Око Баала продолжало подкидывать нам свои поганые сюрпризы.
Солдат не пришел в себя ни после оплеух, ни после того, как Мейсон загнал ему иглу под ноготь. Состояние Роки напоминало летаргический сон и учитывая обстоятельства неизвестно когда он из него выйдет. И выйдет ли вообще. Грабовски стоял над телом своего бойца, сгорбившись и крепко сжав побелевшие кулаки. Наконец он поднял голову упер тяжелый взгляд в Мейсона:
— А ведь это уже третий мой солдат! Сначала Дип, потом Чип, теперь вот Роки…
— Ты меня в чем-то обвиняешь? — удивленно спросил сержант, — Может быть это я заставил этого болвана взяться за платок?!
— Я видел, как ты что-то сказал Чипу, перед тем как тот попал в аномалию, — зло сузил глаза лейтенант, — И сразу после тот пошел наверх! Что ты ему сказал?!
— Я пытался его привести в чувство, — мягким спокойным голосом, каким обычно успокаивают детей ответил Мейсон, — Меня всерьез беспокоило его состояние, парень вел себя неадекватно и агрессивно. И это, кстати, твоя вина, ты не должен был брать его в экспедицию! Надо было оставить его в Маскате!
Мне захотелось похлопать в ладоши — ну каков артист пропадает! Разговорного жанра, ага.
— Возможно, что так и было, — после паузы сказал Грабовски, — Но почему гибнут только мои люди?! Почему ты, Марк и даже этот наглый латинос живы и без единой царапины, а мои люди получают раны и погибают? И всякий раз это случается, когда ты берешь на себя командование! Может быть ты хочешь забрать все деньги себе? Присвоить эти чертовы счета что мы нашли?!
Опа, а это уже интересно. Что за счета? Я не сомневался, что Мейсон приболтает этого лоха ушастого, который абсолютно правильно подметил тенденцию, на которую я обратил внимание гораздо раньше — сержант методично сливает в унитаз всех «лишних» по его мнению людей. Не знаю точно с какой целью, хотя возможный мотив уже озвучен, и он банален до оскомины — деньги. Главное в финале не прозевать момент, когда в категорию «лишних» перейду я и опередить этого хитрожопого ублюдка.
— Послушай меня, Сэм, — проникновенно сказал Мейсон, — Ты всерьез думаешь, что я буду своими руками избавляться от солдат в этом гиблом месте? Зачем мне эти чертовы бумажки, если я не смогу ими воспользоваться? Я не самоубийца, деньги мне глаза не застилают! Посмотри вокруг — мы находимся в самом опасном месте планеты, а вы ведете себя как детишки на экскурсии!
— Я тебе больше не верю, Рэд, — сцепив зубы ответил Грабовски, — Не смей больше командовать моими людьми!
— Хорошо, хорошо, — поднял ладони сержант, — Я тебя понял и отстал! Надеюсь, что ты хорошо подумаешь, когда успокоишься — разделять отряд опасно!
— Я предлагаю вернуться! — подал голос Слай, — Мне не нравится вся эта херня! Я солдат, я привык воевать с людьми, а не с этой невидимой хренью, которая убивает обычным прикосновением!
— Никто никуда не вернется! — танковым траком лязгнул голос Мейсона, — Мы приехали все вместе — все вместе уедем!
— Да, только без Дипа, Чипа и, возможно, без Роки, — скривил губы Слай, — Мы здесь недели не провели и уже потеряли троих! И Роки нужно везти в госпиталь, он может умереть в любой момент!
Я видел, что солдата натуральным образом колотит, побелевшие пальцы сжимали цевье винтовки и осторожно взял калашников на изготовку. Похоже, что поголовье коронных сегодня еще немного поуменьшится. Кто как а я только за.
Но у Мейсона оказались свои планы — сержант поднял руку и заорал во всю мочь:
— А ну успокоились все! Тихо я сказал! Хватит истерить!
Мейсон дождался пока все затихнут и жестко сказал:
— Я вас не узнаю, парни, вы солдаты или маменькины сынки?! Вы помните, блядь, что у меня стоит на кону?! Я доеду или даже дойду до конца чего бы мне это не стоило! И если хоть один из вас, сукиных детей, попробует перейти мне дорогу — я вас закопаю, здесь и сейчас, клянусь в этом! Вам все ясно?!
Марк выдвинулся из-за плеча сержанта держа автомат стволом вниз, но в полной боевой готовности. Я, подумав, встал за другим плечом Мейсона с калашниковым в руках, мельком подумав, что противостоящие партии в нашей экспедиции оформились окончательно.
Грабовски, не отрываясь смотрел в глаза Мейсону. Слай медленно потянулся было к предохранителю своей винтовки, но Марк поцокал языком и солдат с вздохом убрал руку. Так мы простояли пару минут, пока лейтенант не проиграл-таки дуэль взглядов и не отвел глаза. Слай выдохнул и съежился, как будто из него выпустили воздух.
— Как я вижу все разногласия исчерпаны, — сухо заметил Мейсон, — Грузите Роки в машину — мы выдвигаемся на Доху, здесь нам на ночь оставаться не стоит.
Грабовски и Слай молча подняли с пола Роки и потащили к своей машине. Мейсон их опередил и принялся перекладывать канистры с дизельным топливом в наш пикап.
— Это, чтоб глупых мыслей в дороге не возникло, — подмигнул он Грабовски, который смотрел на него волком.
Все понятно, на одном баке горючего наемники сбежать не смогут — не хватит им топлива до Салала. Ай да Мейсон, ай да сукин сын! Непонятно только, зачем ему эти болваны нужны и почему нельзя отпустить их обратно в Маскат. Как обычно мне не хватает информации.
Пикап шутя перескочил через бортик, отделяющий шоурум от тротуара и машина покатила по шоссе на юго-восток — туда, откуда мы приехали. Машина Грабовски привычно пристроилась следом.
— Нам вроде бы на северо-запад нужно? — встревоженно спросил я.
— Абу-Даби надо объехать стороной, в него накидали кобальтовых бомб, там все заражено радиацией, — объяснил сержант, изучая карту, — Придется взять южнее. Лишние километры, лишнее время, но что делать.
Я сидел на переднем сидении, и сканировал окружающее пространство по уже отработанной схеме: пять-десять секунд в режиме сканера, потом три-пять минут наблюдения в обычном режиме. Такой способ оказался наиболее рациональным — я не уставал почти, да и качество контроля было лучше. Дубай мы уже покинули и вокруг расстилалась пустыня. Ландшафт изредка оживляли редкие придорожные постройки, типа кафе или заправочной станции — брошенные, понятно. Один раз попался подбитый танк — Абрамс стоял на обочине, уныло повесив закопченое орудие. Несладко американцу на чужбине пришлось.
— Извини за личный вопрос, Мейсон, но что у тебя стоит на кону? — неожиданно сам для себя спросил я, — Мои резоны ты уже знаешь, хотелось бы узнать твои. Для повышения доверия, так сказать. Если, разумеется, это не секрет.
Мейсон фыркнул, не отрывая взгляда от дороги:
— Никакого секрета, Андрей. У меня есть племянница, Даниэла и ей всего три года. У малышки синдром Аббаса-Кузнецова, врожденный генетический дефект. Требуется регулярная пересадка костного мозга, не реже раза в полгода, это сама по себе весьма дорогостоящая операция. Без нее она просто начинает гнить изнутри. Но есть возможность вылечить ее раз и навсегда. На Тайване есть сеть медицинских клиник Далянь Жэнь, они как раз специализируются на манипуляциях с человеческим геномом. Моя сестра возила Даниэлу к ним и те подтвердили, что возьмутся. Стоимость процедуры — миллион триста тысяч баксов!
Я присвистнул, услышав озвученную сумму. Мейсон открылся мне с неожиданной стороны — никогда бы не подумал, что этот хладнокровный мерзавец способен заботиться о ком бы то ни было кроме себя. Это так не вязалось со сложившимся у меня представлением о нем, что я засомневался — а не вешает ли мне лапшу на уши ушлый сержант?
Видимо мои сомнения отразились на моей физиономии, потому что Мейсон ухмыльнувшись, сказал:
— Я понимаю твой скепсис, Рохо. Ты гангстер и не мыслишь такими категориями как семья и дети. Не знаю твою ситуацию, а я бесплоден, и жил точно так же как ты — ни кола ни двора. Жил для себя, до тех пор, пока ко мне не пришла Лаура с малышкой на руках. Муж ее бросил, когда узнал стоимость лечения девочки — ему показалось что проще обрюхатить другую девчонку, чем тратиться на лечение. И вот тогда, когда я взял плачущую от боли девочку на руки меня вдруг озарило — вот оно, продолжение моего рода. Моя плоть и моя кровь, пусть и через сестру. И с тех пор я поклялся, что она будет жить, пусть даже мне придется для этого разбиться в лепешку!
Я крепко задумался. Несмотря на мнение сержанта обо мне, я его хорошо понимал — ради члена своей семьи я точно так же сделал все что можно и даже больше — смел бы все преграды и препятствия и даже пошел бы по трупам. Но что это понимание меняет? По большому счету ничего. История у сержанта красивая и трогательная, прямо как в слезливых мелодрамах, но по сути она ничего не меняет. Мысль о том, что Мейсон пришьет меня не ради шкурного интереса, а ради своей племянницы меня как-то слабо утешает. Так что продолжаю держать ушки на макушке и постараюсь избавиться от этих волчар первым. В принципе, можно даже и без конфликта обойтись — угоню машину и только они меня и видели! Короче, война-план покажет.
Тем временем Шорох в наушнике гарнитуры начал буянить: тон повысился, стал злее и требовательнее, злобный шепот опять вкручивал в череп ругательства как шурупы. Голова опять начала болеть и я выдернул наушник из уха.
— Опять буря идет, — озабоченно сказал я, потирая виски, — Надо найти укрытие!
Мейсон только вздохнул — мы ехали посреди пустыни в юго-западном направлении. Сержант остановил машину и залез в атлас.
Я, глядя на его манипуляции с бумажной картой и компасом спросил:
— А почему ты не пользуешься GPS?
— Самый умный что-ли? Возьми вон попробуй!
Я взял с приборной панели армейский планшет с GPS и включил. Мда уж, прибор определил мое местоположение где-то в бразильской сельве. Впрочем, через полминуты планшет решил исправиться и перекинул меня на китайский Тибет.
— Здесь на все эти джи-пи-эсы и прочие глонассы полгаться нельзя, — усмехнулся Мейсон, — Во-первых постоянно сгорают даже защищенные армейские модели, а во-вторых какая-то аномалия искажает сигналы спутников! Так что только так, по старинке по карте и компасу!
— Да весь Ближний Восток, это одна сплошная аномалия, — проворчал я откладывая бесполезный прибор.
Мейсон еще минут пять шуршал листами атласа, бурчал что-то под нос и в конце концов решительно скомандовал:
— Заедем в Аль-Айн, там пересидим шторм. Надеюсь, что радиационный фон там невысокий.
Аль-Айн оказался большим городом в пустыне полностью разрушенный боевыми действиями. Дома стояли расстрелянные и разрушенные взрывами, крыш не осталось ни на одном. На улицах стояла сгоревшая бронетехника, валялись снарядные ящики, каски, какие-то обрывки колючей проволоки — Сталинград по-арабски да и только! Мрачный Мейсон крутил баранку, кружа по городу в поисках убежища, но уцелевших зданий мы не видели. Песчаная буря тем временем приближалась — ветер нес облака пыли с юга, ладно хоть счетчик Гейгера пока молчал.
Наконец мы подъехали к холму, на котором было что-то вроде средневекового форта или крепости — в коричневых стенах зияли огромные прорехи, башни разрушены до основания, но донжон остался цел. Туда мы и побежали, наскоро прикрыв машины чехлами. Грабовски и Слай тащили под руки Роки, который так и не пришел в сознание. Скрипнула деревянная, обитая железом дверь, открывая доступ в небольшое квадратное помещение, которое когда-то было музеем. Ныне витрины были разбиты и разграблены, под башмаками хрустело битое стекло. Ворвавшийся вместе с нами ветер поднял облака пыли, я расчихался.
Марк захлопнул дверь, отрезая завывание ветра. Я с облегчением выдохнул — опять в последний момент успели! Стало почти тихо, только бормотание Шороха опять достает. Странно, вроде бы я рацию выключал?! Так это не рация, это Роки бормочет и шуршит! В точности как Шорох! Что это за пиздец?!
— Что это с ним? — удивленно спросил Мейсон.
— Не знаю, он так уже полчаса бормочет не затыкается, — зло ответил Слай, — У меня от этого всего мороз по коже идет!
Попытки утихомирить Роки результата не дали — солдат шептал и бормотал что-то неразборчивое, не приходя в сознание. И почему-то я был уверен, что если включить радиостанцию, то я услышу точно такое же бормотание в радиоэфире. Все это звучало и выглядело так безумно, что даже обычно невозмутимого Марка проняло. Грабовски со Слаем хлопотали возле обеспамятшего солдата, пытаясь понять, что с ним происходит.
Буря на улице разгулялась не на шутку и тон шепота Роки тоже изменился — стал выше, агрессивнее. У меня начали ныть виски.
— Можно его как-то заткнуть?! — не выдержал я, — Тряпку в рот ему забейте что-ли!
— Себе уши заткни! — огрызнулся Слай, — Не видишь, ему плохо! По твоему недосмотру, между прочим!
И этот туда же! И почему-то у них все виноваты кроме их самих! Что за люди!
Я ногами раскидал осколки стекла и хлам у стены, расстелил спальник уселся на него и вскрыл пакет с бинтом и заткнул уши тонкими полосками перевязочного материала скатанными в шарики. Не слишком хорошая идея ограничивать свои органы чувств в таком опасном месте, но я был на взводе и, чувствовал, что еще чуть-чуть и сорвусь с нарезки. Проклятый Шорох сумел достать меня и без рации, через Роки, будя самые низменные и агрессивные инстинкты. Руки подрагивали от желания взять автомат и расстрелять так раздражающего меня сопартийца, в глазах плавал кровавый туман.
Окинув взглядом помещение, я понял, что такое желание появилось не у меня одного. Марк сидел на единственной уцелевшей витрине и поигрывая ножом пристально смотрел на Роки. Мейсон со страдающим видом массировал виски — их тоже зацепило! Да что за чертовщина здесь творится! Это же сука абсолютно антинаучно и иррационально!!! И кто мне скажет, нахера я сюда вообще залез, да еще и абсолютно добровольно?! Господи, если ты там есть, дай мне силы не потерять разум, потому что я уже на грани!!!
Бинты в ушах помогли слабо — шипение Роки через них пробивалось. Я улегся в спальник и накрылся с головой. Вот теперь стало легче — почти ничего не слышно. Я выдохнул с облегчением. Прямо как страус: спрятал голову в песок и радуюсь, что опасности не видно. Надеюсь, что внезапно сбрендивший Роки не попытается оторвать мне башку Я принялся делать дыхательные упражнения, постепенно успокаиваясь и в конце-концов задремал.
Проснулся я рывком — в помещении происходило что-то нехорошее. Я мгновенно сбросил с себя спальник и вскочил на ноги. Автомат оказался в руках как по мановению волшебной палочки, еще до того, как я про него подумал — Энрике мной бы наверняка гордился.
Причиной шухера опять оказался Роки. Как оказалось, ему надоело шипеть и булькать и приспичило прогуляться за дверь, не приходя в сознание. Я до этого момента ни разу не видел сомнамбулу, но по описанию подходило на все сто — полузакрытые глаза, неуверенные шаркающие шаги, руки вытянутые в сторону двери.
— Стой, Роки! — блажил Сэм Грабовски, — Туда нельзя, там буря! Да стой же ты!!!
Лейтенант попытался остановить солдата, но тот как будто и не заметил его усилия и потянул Грабовски за собой как локомотив тащит прицеп. Ситуацию разрешил Слай, который без лишних слов сбил приятеля на пол подножкой и навалившись сверху.
— Веревку дайте! Он пытается встать! — прохрипел солдат, пытаясь удержать ворочающегося под ним Роки.
Получив требуемое, наемник со знанием дела скрутил товарищу руки и ноги так, что тот мог разве что уползти как червяк. Впрочем, Роки, попробовав встать и убедившись, что ничего не получится прекратил дергаться и снова зашипел, забулькал. Ох, блядь, лучше бы он и правда ушел куда хотел!
Сон как рукой сняло, я присел на свой спальник, отложил автомат от греха подальше и принялся делать дыхательные упражнения. Ночка, судя по всему, предстояла веселая…