Окольный путь

Глава 7

Велисарий проснулся задолго до рассвета, встал и отправился проверять, как идет подготовка к выступлению. Вскоре он был удовлетворен проверкой: подготовка шла полным ходом. И не удивительно: у него ведь два опытных хилиарха, знающих свое дело; трибуны и гектонтархи точно поняли приказы, которые Велисарий отдал прошлой ночью.

Затем появился Маврикий. Хотя еще не рассвело, Велисарий сразу же узнал приближавшегося человека. Походку Маврикия ни с чьей не спутаешь: создавалось впечатление, что его качает из стороны в сторону.

— Трогаемся прямо сейчас? — спросил Маврикий.

Велисарий кивнул. Мужчины сели на лошадей и выехали за ворота. Армия Ливана стояла лагерем сразу же за стенами форта, там солдаты могли отдыхать от жары в тени деревьев и пользоваться водой оазиса. Через несколько минут Велисарий с Маврикием уже спешивались перед командным шатром, в котором размещались Бузес и Кутзес.

Шатер по размеру значительно превосходил шатер Велисария, хотя уступал обычным стандартам римской армии. Римские полководцы давно прославились своей любовью к роскоши. Юлий Цезарь даже возил с собой плитки, которыми выстилали пол шатра. (Хотя сам он утверждал, что таким образом только производит впечатление на представителей варваров, Велисарий скептически относился к утверждениям великого полководца.)

Когда они с Маврикием спешились, часовые, охранявшие шатер, объявили, что Бузес с Кутзесом отсутствуют. Они покинули лагерь в середине ночи. Дальнейшие расспросы выявили дополнительную информацию: братья взяли с собой два кавалерийских полка.

Велисарий долго ругался, не стесняясь в выражениях. Затем он отправился в соседний шатер, в котором размещались четверо хилиархов, непосредственных подчиненных и следующих по званию за двумя командующими ливанской армией. Маврикий последовал за ним.

Часовой перед шатром хилиархов попытался остановить Велисария, но быстро замолчал, поскольку узнал его, а также понял: полководец в ярости. Решив, что сейчас лучше не попадаться Велисарию на глаза, часовой отступил в сторону.

Велисарий ворвался внутрь.

Трое из четверых хилиархов, которые должны были находиться в шатре, с трудом продирали глаза. Они еще туго соображали и вовсю зевали. Один из них зажег светильник. Велисарий немедленно поинтересовался местонахождением четвертого. Он позволил трем хилиархам несколько секунд смущенно оправдываться, потом оборвал их лепет.

— Так. Как я подозреваю, Доротей отправился сопровождать двух кретинов? Тоже спятил, как и они?

Хилиархи запротестовали. Велисарий снова оборвал их.

— Молчать! — он опустился на стул, стоявший у стола в центре шатра. Несколько секунд гневно смотрел на трех мужчин, затем шлепнул ладонью по столу. — Я пока еще добрый. Император может простить идиотов, если решит, что они просто глупы. Но не предателей.

Упоминание об императоре заставило трех хилиархов отшатнуться. Как заметил Велисарий, лицо по крайней мере одного побледнело. Но утверждать было сложно, в шатре было слишком темно.

Велисарий молчал. Тишина становилась гнетущей. Затем он на хмурил брови. Примерно через минуту полководец встал и стал ходить из угла в угол, производя впечатление человека, погруженного в размышления и что-то просчитывающего. На самом деле он очень внимательно осматривал шатер. Он был твердо уверен, что о людях можно судить по месту проживания, пусть это даже временное жилище, поэтому воспользовался возможностью оценить трех хилиархов. В целом они произвели на него хорошее впечатление. В шатре были порядок и чистота, ни следа прошлых пьянок, и вообще не создавалось впечатления, что живущие здесь люди регулярно пьют, в отличие от многих бывших офицеров армии, которой он сейчас командовал. Велисарий также оценил аскетизм обстановки. Кроме оружия и необходимого обмундирования, в шатре хилиархов не хранилось ничего лишнего.

Полководец остался доволен. Он ценил аскетизм во время военной кампании — не по религиозным или моральным соображениям, а потому, что он давал возможность быстро сняться с места, что было очень важно для командующего любого ранга. Он также давно заметил, что офицеры — за редким исключением — устраивающие свое жилье с излишним комфортом, оказываются лентяями и бездельниками и не могут должным образом реагировать на резкую перемену обстоятельств.

Решив, что уже достаточно пребывал в глубокой задумчивости, Велисарий перестал ходить из угла в угол, выпрямил спину и решительно объявил:

— Ну что ж. Придется обойтись тем, что есть. — Он повернулся к трем хилиархам, сгрудившимся с другой стороны стола: — Собирайте вашу армию. Выступаем немедленно.

— Но наших командиров тут нет! — возразил один из хилиархов из кавалерии. Велисарий гневно и презрительно посмотрел на него.

— Я в курсе, Фарас. И не сомневайся: если мы не перехватим персов до того, как те войдут в Алеппо, об их отсутствии узнает и император. И сделает то, что посчитает нужным. Но в отсутствие Бузеса и Кутзеса главнокомандующим армии являюсь я. Они пренебрегли своим воинским долгом, и я не намерен следовать их примеру.

Казалось, от подобного объявления в шатре повеяло ледяным холодом.

— А персы уже выступили? — спросил Гермоген, хилиарх, командующий пехотой.

— Выступят послезавтра.

— Откуда ты знаешь? — уточнил Фарас.

Велисарий хмыкнул.

— Неужели в ливанской армии нет наших шпионов? — поинтересовался он.

Хилиархи молчали.

Усмешка полководца превратилась в поистине злобный оскал.

— О, это просто великолепно! — воскликнул он. — Вы даже не представляете, чем занимается противник. Поэтому, естественно, вы отправили целых два кавалерийских полка в погоню неизвестно за чем. Просто великолепно!

Лицо Фараса стало пепельным — от ярости. Но по большей части просто от страха. Наблюдая за ним, Велисарий довольно низко оценил ум этого человека. Но даже Фарас понимал, как разозлится император на старших офицеров ливанской армии, если они позволят персам дойти до Алеппо и даже не станут им в этом препятствовать.

Самый младший из хилиархов, Эутих из кавалерии, внезапно злобно стукнул кулаком по столу.

— Матерь Божия! Я же говорил им… — он прикусил язык и захлопнул рот.

Одно мгновение они с Велисарием внимательно смотрели друг на друга. Затем, едва заметным кивком и еще менее заметной улыбкой Велисарий показал, что понимает и оценивает позицию Эутиха.

Тогда заговорил Гермоген, хилиарх, командующий пехотой. Тембр его голоса выдавал его молодость, но в нем не было ни малейшей дрожи.

— Давайте выступать. Немедленно. Мы все знаем, что Бузес и Кутзес согласились объединить силы с армией Велисария. Поскольку их здесь нет, он по праву становится главнокомандующим.

Эутих тут же согласно кивнул. Через мгновение несколько неохотно кивнул и Фарас.

Велисарий не стал упускать такую возможность.

— Поднимайте людей и выстраивайте их для марша, — приказал он. — Немедленно. — И вышел из шатра.

На улице Велисарий с Маврикием сели на коней. На востоке едва-едва просыпался день.

Велисарий с восхищением огляделся вокруг.

— День будет хороший.

— Нестерпимо жаркий, — возразил Маврикий.

Велисарий тихо рассмеялся.

— Ты — самый мрачный человек, которого я когда-либо встречал.

— Я не мрачный, а пессимистичный. Вот мой кузен Игнатий — да, действительно мрачный. Ты, кажется, с ним никогда не встречался?

— Как я мог с ним встретиться? Разве ты не говорил мне, что он уже пятнадцать лет не выходит из дома?

— Нет, не выходит, — ответил гектонтарх, с вызовом глядя на Велисария. — Боится воров и жуликов. И оправданно.

Велисарий снова рассмеялся.

— Говорю тебе: день будет хороший. — Затем он добавил деловым тоном: — Я останусь здесь, Маврикий. Если я сам не подниму эту армию, им потребуется вечность, чтобы сняться с места. Я хочу, чтобы ты вернулся в форт и проверил, все ли там идет нормально. Думаю, Фока с Константином вполне способны руководить сборами и построением. Но на поле брани я с ними раньше никогда не выходил, поэтому и хочу, чтобы за всем проследил ты. Помни о двух главных вещах: выстави…

— Большой отряд кавалерии впереди, чтобы прикрыть идущих сзади, и проверь, чтобы пехота быстро окопалась и по крайней мере половина из них укрылась за валами.

Полководец улыбнулся.

— Отличный день. Давай двигай.

Как и рассчитывал Велисарий, потребовалось несколько часов, чтобы сдвинуть ливанскую армию с места. Однако, несмотря на произносимые вслух громкие нецензурные комментарии, он был удовлетворен процессом. Неразумно ожидать от армии в двенадцать тысяч человек более быстрого выступления, без предупреждения и предварительной подготовки.

К полудню армия наконец выступила. Температура воздуха резко повысилась. Западный ветерок, поднявшийся сразу после полудня, при нес немного прохлады. Но поскольку армия шла на северо-восток, он не уносил пыль, летевшую из-под копыт и ног, а, наоборот, окутывал ею войско. Оставалось утешаться только тем, что пыль, по крайней мере, не летит солдатам прямо в лицо. Сирия в середине лета — одно из самых неприятных мест для марша, да еще такой многочисленной армии. Однако, как обратил внимание Велисарий, командующие ливанской армией воздерживались от жалоб. Что бы они ни думали о неожиданном выступлении и неожиданной смене главнокомандующего, парни предпочли держать мысли при себе. Теперь пришло время объяснить трем хилиархам план битвы, в которой Велисарий в ближайшее время намеревался участвовать. Двое хилиархов, руководивших кавалерией, казалось, скептически отнеслись к роли, планируемой для пехоты, но с комментариями не выступали. Они были довольны планируемой для них самих ролью, и в любом случае не им предстояло заботиться о пехоте.

По приближении вечера Велисарий вызвал для обсуждения плана битвы Гермогена, хилиарха, командующего пехотой. Он был доволен, отметив, что Гермоген начал вскоре проявлять настоящий энтузиазм. Очень часто римские пехотные командиры занимали свои посты из-за некомпетентности и нерадивости: посты в пехоте считались непрестижными и не требующими особого ума. Гермоген, напротив, казался амбициозным парнем и был рад, что его роль в предстоящем деле окажется не только вспомогательной.

К ночи Велисарий понял: Гермоген в состоянии правильно выполнить здание. И даже очень хорошо выполнить. Велисарий решил поставить Гермогена во главе всей пехоты после того, как ливанская армия объединится с его собственной. Фока, его собственный хилиарх, командующий пехотой, был компетентным офицером, но ни в коей мере не выдающимся. С другой стороны, Фока всегда интересовался артиллерией. Поэтому Велисарий собирался поставить Фоку под командование Гермогена, но сделать его отвечающим за артиллерию.

Велисарий заставлял людей идти, пока не наступила кромешная тьма, и только тогда велел ставить шатры и устраиваться на ночлег. Ливанская армия, с удовлетворением отметил он, быстро и умело разбила лагерь.

После того как поставили его собственный шатер, Велисарий несколько минут наслаждался одиночеством. Как хорошо, что нет Прокопия! Несмотря на компетентность и на то, что большинство угоднических и подхалимских привычек нового секретаря удалось изжить, тот все еще раздражал полководца. Но теперь Прокопий находился в усадьбе под Дарасом — с тех пор как Велисарий перевел армию в Миндус. Он не требовался полководцу во время самой кампании, поэтому Велисарий приказал секретарю помогать Антонине в управлении усадьбой.

Он услышал шум снаружи и вышел на разведку. Прибыл Маврикий вместе с Ашотом и гремя фракийскими катафрактами. К тому времени, как Велисарий показался из шатра, его приближенные уже стояли в ожидании командира. Рядом с ними спешивались восемь человек из двух исчезнувших ночью кавалерийских полков, правда гораздо медленнее. В каждом движении чувствовались боль и измождение. Один из восьми был офицером. Все они выглядели ужасно — в первую очередь от усталости. Более того, трое были ранены, хотя раны не выглядели серьезными в тусклом лунном свете.

Офицер, хромая, подошел к Велисарию и начал сумбурно что-то говорить. Велисарий приказал ему помолчать, пока он не соберет хилиархов и трибунов. Через несколько минут, когда руководство ливанской армии разместилось в командирском шатре, Велисарий приказал вернувшемуся офицеру рассказать все в подробностях. Тот торопливо выполнил приказ. Маврикий время от времени вставлял замечания.

Как оказалось, Бузес и Кутзес не нашли караван с жалованьем. Вместо него, рыская по окрестностям, они обнаружили половину персидской конницы, занимающуюся тем же самым. Началась стихийная баталия, во время которой значительно уступающие количеством римляне потерпели поражение. Двух братьев схватили. В конце концов большей части римлян удалось скрыться разрозненными группами. По пути они встретили армию Велисария, уже выступившую в поход. Несмотря на низкий боевой дух и потерю половины офицеров, выжившие из двух полков были так рады встретить большую группу римских войск, что с готовностью пополнили ряды армии Велисария.

Когда офицер закончил отчет, Велисарий воздержался от комментариев относительно тупости Бузеса и Кутзеса. При сложившихся обстоятельствах, думал он, это излишне. Он просто закончил совещание кратким повтором своих планов относительно предстоящей битвы, затем отправил всех спать.

— Дела идут неплохо, — заметил он Маврикию, когда они остались вдвоем.

Маврикий сурово посмотрел на него.

— Ты ведешь очень опасную игру, юноша.

Велисарий не отвел глаз. Когда они оставались вдвоем, Маврикий не соблюдал формальностей и не учитывал, что стоит намного ниже в табели о рангах. Хотя при посторонних он обычно называл Велисария только «мой господин». Но он редко обращался к полководцу по имени и не называл его «молодым человеком»…

Велисарий хитровато улыбнулся.

— Я ведь ту битву выиграл, если ты помнишь.

— На грани фола. И тебе потребовалось несколько недель, чтобы отойти от ран. А мне еще дольше, — добавил Маврикий мрачно, потирая правый бок.

Велисарий решил, что в шатре слишком темно, зажег еще один светильник и поставил его на стол. Затем сел и внимательно посмотрел на мрачного гектонтарха. Полководец был уверен в своих планах, несмотря на их сложность, но он давно привык принимать во внимание дурные предчувствия Маврикия.

— Выкладывай, Маврикий. И уволь меня от своих упреков, касающихся двух братцев.

Маврикий хмыкнул.

— Этой парочки? Молокососам нечего делать в руководстве армией. Плевать я на них хотел! — он пренебрежительно махнул рукой. — Нет, меня беспокоит то, что у тебя уж слишком все легко складывается. Ты рассчитываешь на почти идеальные условия, на то, что враг отреагирует так, как ты предрекаешь. — Он еще раз сурово посмотрел на Велисария. — Вспомни мои первые уроки. Ты получил их, едва выбравшись из пеленок. Никогда…

— Никогда не рассчитывай, что противник поступит так, как ты думаешь, и график будет соблюдаться. И лучше всего помни первый закон битвы: все летит к чертям, как только появляется враг. Именно поэтому его и называют врагом.

— И что же случилось с твоей дьявольской предусмотрительностью? — проворчал Маврикий. — С твоим «окольным путем», о котором ты так любишь рассуждать? — Он поднял руку и жестом попросил Велисария помолчать. — Не беспокойся, не надо мне рассказывать, какой у тебя хитрый план. Это совсем на тебя не похоже, Велисарий. Ты никогда не заменял тактику на стратегию. Сколько раз ты говорил мне, что лучшая тактика — заставить врага сдаться или уступить с наименьшим кровопролитием? А сейчас ты задумал генеральное сражение и настаиваешь на нем.

Велисарий глубоко вздохнул. Пальцами левой руки он стал постукивать по столу. Как и много раз за последние несколько недель, он размышлял, стоит ли полностью довериться Маврикию. Полководец снова решил этого не делать. Да, Маврикий умеет держать язык за зубами. Но есть первый закон сохранения тайны: каждый человек, которому ты открываешь тайну, удваивает шанс ее раскрытия.

— Хватит барабанить по столу, — проворчал гектонтарх. — Я ведь знаю: ты так стучишь, только если задумываешь что-то хитромудрое.

Велисарий рассмеялся, сжал левую руку в кулак и принял решение: идти половинчатым курсом.

— Маврикий, я получил кое-какую информацию, которой сейчас не могу с тобой поделиться. Именно поэтому я настаиваю на сражении. Да, срезаю много углов, но выбора у меня нет.

Маврикий нахмурился.

— Что ты знаешь такого о персах, чего не знаю я? — Это был не вопрос. Скорее недовольный упрек.

Велисарий отмахнулся от вопроса о персах.

— Дело не в персах. — Он улыбнулся. — Я не претендую на то чтобы знать о них больше тебя! Нет, тут дело в… других врагах. Не могу сказать больше, Маврикий. Пока не могу.

Маврикий внимательно посмотрел на полководца. Ему не нравилось сложившееся положение, но… таково оно было.

— Хорошо, — недовольно произнес он. — Но надеюсь, все твои задумки сработают.

— Сработают, Маврикий, сработают. Расчет и не должен быть идеальным. Нам просто требуется появиться на месте предстоящей битвы до персов. А что касается реакции врага — думаю, письмо, которое я отправил Фирузу, сыграет свою роль.

— Что ты гам ему написал?

— Ну, потребовал воздержаться от угроз моему великолепному новому форту. Более того, выразил требование самым оскорбительным образом из всех возможных. Похвалялся своей военной мощью и насмехался над навыками и умениями персов. Вставил несколько тщательно выбранных замечаний на предмет персидской трусости и отсутствия мужественности. Со смаком порассуждал о прожорливых червях, которые вскоре обоснуются в трупах персов, конечно, при условии, что скользкие твари окажутся достаточно голодными, чтобы питаться таким мерзким мясом.

— О, Боже, — пробормотал Маврикий, погладив седую бороду.

— В конце письма твердо отказался построить баню в крепости, — весело сообщил Велисарий. — Объяснил, что Фирузу баня не потребуется, поскольку я выброшу его останки — после того как самолично убью его — в выгребную яму. Где им, конечно, самое место, поскольку он — ходячий мешок с собачьим дерьмом.

— О, Боже, — Маврикий медленно опустился на стул. Для гектонтарха подобное было нетипичным. Маврикий всегда твердо придерживался правил поведения: почти никогда не садился в штабе полководца.

— Тебе лучше выиграть предстоящую битву, — пробормотал он. — Или нам всем конец. — Правой рукой он сжал рукоятку меча. Напряженная левая рука лежала на столе. Велисарий склонился вперед и похлопал по ней.

— Теперь ты понимаешь, Маврикий, почему я думаю, что Фируз покажется на месте?

Маврикий скорчил гримасу.

— Может быть. Они обидчивые, эти знатные персидские господа. Но если он достаточно умен, чтобы справиться с гневом, то сам выберет место битвы.

Велисарий откинулся на спинку стула и пожал плечами.

— Не думаю. Да, он умен, но недостаточно: на выбранном мною месте располагается источник, снабжающей водой его лагерь. Понравится ему наше появление или нет, но он не сможет просто позволить нам сидеть на этом месте.

— Ты бы позволил, — тут же ответил Маврикий. — Я в первую очередь не встал бы лагерем там, где стоит он.

Правая рука Маврикия отпустила рукоятку меча, и он снова погладил ею бороду.

— Он — идиот, — заметил Велисарий. — Рассчитывает на ненадежный источник воды. Если не можешь найти колодец или оазис, как мы по крайней мере должен проверить, чтобы источник находился на твоей территории.

Гектонтарх немного распрямил спину.

— Хорошо, полководец. Попробуем. Кто знает, может и сработает. В первом законе битв есть одна хорошая вещь, одна-единственная — события могут развиваться и так, и этак.

Мгновение спустя Маврикий встал. Его движения, как и обычно, стали сильными и уверенными. Велисарий тоже встал и проводил гектонтарха до выхода из шатра.

— Как ты считаешь, когда мы доберемся до места? — спросил Велисарий.

Маврикий запрыгнул в седло. Уже сидя на лошади, он пожал плечами.

— Мы хорошо идем, — объявил он. — Конечно, потеряем время, подбирая остатки этих двух кавалерийских полков, но… думаю, начнем окапываться завтра во второй половине дня.

Велисарий почесал подбородок.

— Это оставляет нам достаточно времени. У солдат в последние дни было много практики в этом деле. Проверь…

— Чтобы и кавалерия потрудилась, — закончил Маврикий за полководца. — Проверь, чтобы артиллерия заняла правильные позиции. Проверь, чтобы еда была готова для ливанской армии, когда она подойдет. И кроме всего прочего, проверь, чтобы гора внезапно не обвалилась.

Велисарий улыбнулся шутке.

— Поезжай. Тебе долго добираться до нашей армии. Но сегодня светит яркая луна.

Маврикий воздержался от ответа.

Когда Велисарий вернулся в шатер и лег, оказалось, что ему трудно заснуть. На самом деле он разделял беспокойство Маврикия. Он слишком многое поставил на карту. Но другого выбора не видел.

Полководец сжал в кулаке мешочек, в котором лежал камень. Сразу же возникла не совсем четко различимая мысль.

Опасность.

Он сел, уставившись на мешочек. Мгновение спустя открыл мешочек и положил камень на ладонь.

Мысль повторилась, на этот раз она «прозвучала» сильнее.

Опасность.

—Значит, вчера это был ты, — прошептал он.

Опасность.

—Я знаю об этом! Скажи мне что-нибудь, чего я не знаю! Кто ты?

Грани задрожали и изменили форму, рассыпались и соединились, и все это произошло за какую-то микросекунду. Но цель не исчезала. Даже не дрожала. В сильнейшем напряжении грани ковали мысль, которая проникнет сквозь барьер. Но цель была слишком уверена в себе, пыталась сделать слишком многое. Сложная и хрупкая мысль разбилась на кусочки при первом контакте с чужим разумом. Остались лишь ее частички, трансмутированные в образ.

Металлическая птица. Из серебра, украшенного чеканкой, и эмали, украшенной золотом, с вкраплениями драгоценных камней. Сидит на крашеном железном дереве — прекрасной работе кузнеца. Одна из лучших поделок, когда-либо выполненных для украшения дворца императора Юстиниана.

— Но тебя-то делали не греческих золотых дел мастера, — пробормотал Велисарий. — Почему ты здесь? Что тебе от меня нужно? И откуда ты появился?

Цель вздыбилась, подобно волне.

Будущее.

Велисарий в отчаянии резко выдохнул.

— Я знаю будущее! — воскликнул он. — Ты мне его показал. Но поменять-то его можно? И ты сам-то откуда взялся?

Отчаяние оказалось гораздо сильнее, чем надежда, предшествовавшая ему. Сама цель почти распалась на куски — на мгновение. Но снова окрепла, безжалостно целеустремленная. Из движения граней был получен урок. Терпение, терпение. Концепции, кроме самых примитивных, пока не могли перейти границу. Мешал барьер в чужом разуме. Надо попробовать опять.

Будущее.

Глаза полководца расширились.

Да! Да! Снова! Грани застыли, теперь безжалостные в своей собственной целеустремленности.

Будущее. Будущее. Будущее.

—Дева Мария, Матерь Божия!

Велисарий встал и медленно прошелся по шатру. Он крепко сжимал камень в кулаке, словно пытаясь выжать из него мысли, как можно выжать воду из губки.

— Еще, — приказал он. — Будущее должно быть удивительным местом. Но что ты хочешь от прошлого? Что мы можем предложить?

Снова металлическая птица. Из серебра, украшенного чеканкой, и эмали, украшенной золотой, с вкраплениями драгоценных камней. Сидит на железном дереве, выкрашенном краской. Но теперь изображение резче, четче. Да, она здорово походила на одно из великолепных изделий, выполненных для дворца императора Юстиниана, но оказалась значительно более тонкой работы и более хитрой конструкции.

— Тебя сделали люди! — спросил он. — Люди будущего?

— Да.

— Повторяю вопрос: что ты хочешь!

Цель колебалась. Микросекунду. Затем поняла: задача все еще находится далеко за пределами ее возможностей. Терпение, терпение. Туда, куда не в состоянии проникнуть мысль, может видение.

Снова раскат грома. Снова: дерево треснуло, рухнуло, все, что было вокруг, скрыто под черной волной. Снова: кристаллы, разбросанные по голой пустыне, кричат от отчаяния. Снова: на пустом, лишенном солнца небе начинают формироваться гигантские лица. Холодные лица. Безжалостные лица. Человеческие, но без обычного человеческого тепла.

Полководец нахмурился. Почти…

— Ты говоришь, что опасность для тебя представляем мы? В будущем? И что ты пришел в прошлое за помощью? Но это сумасшествие!

Грани задрожали и повернулись, почти в отчаянии. Теперь они требовали и направляли требование на цель. Но цель хорошо выучила урок. Мысли все еще слишком сложные, чтобы перейти границу. Она повелительно отправила грани назад: терпение, терпение.

Снова гигантские лица. Человеческие лица. Ужасные. Покрытые чешуйками, как у дракона.

— Дева Мария, Матерь Божия, — прошептал он. — Это правда.

Эмоция вылетела из камня подобно взрыву. Подобно крику ребенка — не ярости, а глубокой, очень глубокой обиды из-за предательства родителей. Чистая мысль с силой прорвалась сквозь барьер.

Ты обещал.

Да, подумал Велисарий, это жалобный плач ребенка, у которого что-то отняли, но идущий от магического кристалла.

Полководец взвесил камень на руке. Как и раньше, Велисария поразила полная невесомость камня. Тем не менее он каким-то образом не уплывал прочь, а оставался на ладони. Подобно доверчивому ребенку.

— Я не понимаю тебя, — прошептал Велисарий. — Пока не понимаю. Но… если тебя на самом деле предали, я сделаю для тебя все, что смогу.

От этой мысли у него на лице появилась улыбка, правда, очень грустная.

— Только я не знаю, что могу сделать. Почему ты считаешь, что я в состоянии помочь?

Внезапно от камня поступила тепловая волна. На глаза Велисария чуть не навернулись слезы. Он вспомнил один важный для себя момент: несколько недель назад Фотий наконец его принял. Вначале мальчик капризничал и упрямился, не понимая, кто этот неизвестный ранее, странный огромный дядька, называющий себя его отцом. Но прошло время, и однажды вечером мальчик заснул перед очагом. Почувствовав сонливость, он забрался на колени к Велисарию, положил маленькую головку ему на плечо. Доверил себя отцу, чтобы тот согревал и охранял его ночью.

Велисарий какое-то время молчал, размышляя. Он знал: что-то пошло не так, произошло нечто ужасное — в будущем, которого он не мог представить. Опасность. Опасность. Опасность.

Он понял, что камень очень устал, и решил прекратить допрос. Медленно, но общение становилось легче. Терпение, терпение. У него и так достаточно опасностей в настоящем, с которыми в любом случае приходится сталкиваться.

Но тем не менее оставался один вопрос.

— Почему ты пришел сюда, в прошлое? Что здесь может быть, что поможет тебе… справиться с опасностями будущего?

Теперь камень быстро терял свечение. Но слабый образ все равно дошел.

Лицо, появляющееся из земли, из паутины, птичьих крыльев и лавровых листьев. Его лицо.