Окончательное решение

VI

В Гэбриэл-парке старик уже бывал раньше, в конце девяностых. Тогда, как и сейчас, речь шла об убийстве, и в деле тоже было замешено животное — сиамский кот, ценой невероятных усилий обученный наносить редкий малайский яд, трясь бакенбардом о губы жертвы.

За прошедшие годы старинный особняк заметно обветшал. Перед прошлой войной пожар уничтожил северное крыло с наблюдательной башней, напоминавшей приоткрытое веко, — оттуда, прижав к груди свою драгоценную мяукающую Королеву Тай, бросилась вниз и разбилась насмерть эта великолепная и ужасная женщина, баронесса ди Сфорца. Местами еще можно было увидеть почерневшие бревна, торчащие из высокой травы, как ряд закопченных огарков. Главное же здание со всеми прилегающими пастбищами как раз перед нынешней войной было занято некоей Национальной исследовательской молочной фермой. Пасущееся там небольшое, но на редкость здоровое стадо галловейского мясного скота давало повод к глубочайшему скептицизму и шуткам соседей.

Сорок лет назад, вспоминал старик, чтобы содержать особняк, требовался целый полк прислуги. Теперь же некому было подстригать плющ, красить оконные рамы или заменять выпавшую черепицу на крыше, где за пять лет владычества исследовательской фермы вместо величественного строя труб можно было видеть лишь антенны и провода, делавшие крышу похожей на перевернутую корзинку для вязанья. Самих же фермеров-исследователей в городе почти не видели, но было замечено, что некоторые из них говорят с акцентом далеких центрально-европейских стран, где, по-видимому, не знают о том, что галловейская порода коров — мясная порода, непригодная для производства молочных продуктов. Южное крыло, отделенное от главного здания с его мнимой заботой о молочных нуждах нации, пребывало в запустении. Один или два уцелевших призрака Кэрлью обитали на верхнем этаже. А в огромной старинной библиотеке — в той самой, где старик с помощью удачно подставленной банки с сардинами, разоблачил преступного представителя семейства кошачьих — мистер Паркинс в компании с несколькими другими учеными, по возрасту или здоровью непригодными для военной службы, изучал уникальный архив налоговых ведомостей, бухгалтерских книг и материалов судопроизводства, собранный семьей Кэрлью за семь столетий владычества над этой частью Суссекса.

— Простите, сэр, — сказал молодой солдат, сидевший за маленьким металлическим столом в маленьком металлическом домике в конце ведущей к особняку дорожки. Строение из новых и весьма дешевое. Нельзя было не заметить, что в кобуре у солдата револьвер «Уэбли». — Без соответствующих документов вход воспрещен.

Внук — или правнук? — Сэнди Беллоуза, непреклонного и неустанного разоблачителя шарлатанов, предъявил свое удостоверение.

— Я расследую убийство, — сказал он гораздо менее уверенным голосом, чем хотелось бы его предку или старику.

— Я о нем слышал, — сказал солдат и сделал такое лицо, что показалось, будто он и впрямь переживает смерть Шейна. Это печальное выражение показалось старику любопытным. Затем на лице у солдата вновь появилась безмятежная улыбка. — Но, боюсь, полицейского значка недостаточно. Национальная безопасность.

— Национальная… Мы находимся на молочной ферме, правильно я понимаю? — воскликнул старик.

— Молоко и производство молочной продукции необходимы воюющей Англии, — молодцевато произнес солдат.

Старик повернулся к правнуку Сэнди Беллоуза и, к своему раздражению, заметил, что молодой человек готов принять эту явную ложь. Инспектор вынул из бумажника визитную карточку и набросал на обратной стороне несколько слов.

— Могу я попросить вас передать эту записку мистеру Паркинсу? — спросил инспектор. — Или устроить, чтобы ее передали?

Солдат прочитал записку на обороте и задумался. Потом взял телефонную трубку и что-то тихо сказал.

— Что вы написали? — спросил старик.

Молодой инспектор приподнял одну бровь, и старику показалось, что через десятилетия на него смотрит лицо Сэнди Беллоуза, раздраженное и изумленное.

— А вы разве не догадываетесь? — ответил инспектор.

— Не дерзите, — сказал старик и добавил еле слышно, скривив рот на сторону: — Вы написали: «Ричард Шейн мертв».

— Какая печальная новость! — объявил Френсис Паркинс. Они сидели в большом зале в конце южного крыла, прямо под библиотекой. Когда-то здесь размещалась столовая для прислуги. И старик, разыскивая отравителя, за этим же столом беседовал с обслуживающим персоналом. Теперь зал тоже использовался в качестве столовой. Разрушенные города из чайных коробок. Обертки от печенья. Газовая горелка для чайника и едкий запах сожженного кофе. Полные окурков пепельницы. — Это был прекрасный человек.

— Несомненно, — подтвердил старик. — А еще он украл попугая.

Мистер Паркинс был высокий худой человек, одетый как университетский профессор, в хороший, но замусоленный твидовый костюм. Его голова казалась слишком большой для шеи, кадык для горла, а кисти рук для хрупких бледных запястий. Руки у него были умные и выразительные. На носу были маленькие очки в стальной оправе, в стеклах которых отражался свет таким образом, что нельзя было разглядеть глаза. Он производил впечатление человека спокойного и уравновешенного. Реакция Паркинса на исчезновение попугая не давала никакого ключа к разгадке, но что-то в его словах настораживало:

— Где же сейчас Бруно?

Паркинс прикурил сигарету, бросив спичку в груду окурков на ближайшей пепельнице. При этом он глядел ускользающими глазами на инспектора и не обращал ни малейшего внимания на своего коллегу, коренастого, загорелого человека, представленного им без всякого объяснения его присутствия, как мистер Сэккетт, управляющий исследовательской фермой. Кроме своей фамилии и должности, последний не произнес ни слова. Но закурил сигарету быстро, по-военному, и теперь слушал с видом человека, привыкшего искать бреши в стратегии противника. Сомнительно, что ему доводилось близко подходить к живой корове.

— У нас была некоторая надежда, что вы сможете дать ответ на этот вопрос, — сказал старик.

— Я? Вы подозреваете меня?

— Вовсе нет, — искренне сказал инспектор. — На данный момент нет.

— Точно так же, — вставил старик, — как мы не верим, что вы проводите скрупулезные математические вычисления высоты церковной колокольни в четырнадцатом веке.

Ага. Это подействовало. Свет на стеклах очков потух. Паркинс взглянул на мистера Сэккетта, чье мясистое и абсолютно лишенное выражения лицо было красноречиво, как кулак.

— Джентльмены, — через мгновение сказал Паркинс, — инспектор, уверяю вас, что я не имею никакого отношения ни к смерти мистера Шейна, ни к исчезновению этой замечательной птицы. Последние два дня я был либо в постели, либо в здешней библиотеке, хотя, боюсь, не могу предоставить вам доказательств. Впрочем, могу доказать вам, что исследования мои самые настоящие. Позвольте, я пойду принесу свой блокнот и покажу…

— Какова нынешняя высота колокольни? — спросил старик.

— Сто тридцать два фута шесть дюймов, — тотчас же ответил Паркинс и улыбнулся. Мистер Сэккетт стряхнул с сигареты пепел.

— А в 1312 году?

— Я бы сказал, на семнадцать футов ниже, но это еще надо доказать.

— И трудно решить этот вопрос?

— Ужасно, — ответил Паркинс.

— Но, без сомнения, чрезвычайно важно.

— Боюсь, только для такого зануды, как я.

— Насколько я могу судить, Бруно обеспечил вас кое-какими ключевыми подсказками.

— Не понимаю.

— Цифры, — пояснил инспектор Беллоуз. — Вы ведь их фиксировали. Записывали.

Паркинс колебался недолго, но старику в свое время лгали величайшие лжецы эпохи, в число которых скромность не мешала ему включать и себя. Тридцать лет, проведенные в компании существ, чья честность никак не могла быть подвергнута сомнению, кажется, не притупили остроты его восприятия. Это была ложь от первого до последнего слова.

— Лишь для моего собственного удовольствия, — сказал Паркинс. — За ними ничего не стоит. Так, чепуха.

Тоненькая, но прочная сеть умозаключений начала выстраиваться у него в голове, как кристалл, подрагивая и отражая свет вспыхивающими прозрениями. Это было глубочайшее наслаждение его жизни — дедуктивная кристаллизация, пароксизм догадок, то, без чего он прожил так долго.

— А что знает Бруно? — спросил он. — Что за цифры его научили повторять?

— Боюсь, нас здесь не занимают такие вопросы, — спокойно сказал мистер Сэккетт.

— Правильно ли я понимаю, — сказал старик, — что мистер Паркинс является здешним служащим, человеком, работающим на вашем объекте, мистер Сэккетт? Наверное, существует какая-то неизвестная мне неразрывная связь между норманской церковной архитектурой и дойкой мясного скота?

Инспектор делал героические попытки скрыть кашлем смех. Мистер Сэккетт нахмурился.

— Инспектор Беллоуз, — произнес он тишайшим голосом, — позвольте вас на пару слов.

Беллоуз кивнул, они встали и вышли в холл. Перед дверью мистер Сэккетт обернулся и предостерегающе посмотрел на мистера Паркинса, у которого покраснели щеки.

— Полагаю, мне сейчас предложат убираться восвояси, — сказал старик.

Но световой иней вновь засверкал на очках мистера Паркинса. Он слабо улыбнулся. Из крана капало в лоханку для мытья посуды. В одной из пепельниц сигарета догорела до фильтра и заполнила комнату едким запахом жженых волос. Через минуту инспектор вернулся один.

— Спасибо, мистер Паркинс. Вы можете идти, — сказав это, он повернулся к старику с выражением извинения, и в его голосе прозвучали перенятые у мистера Сэккетта нотки бескомпромиссного командного шепота. — Здесь наша работа закончена.

Часом позже Реджи Пэникер был освобожден из-под стражи, все обвинения с него сняты, а на следующий день следствие официально объявило смерть Ричарда Вулси Шейна результатом несчастного случая. Какого именно несчастного случая — ни тогда, ни позже не уточнялось.