Окопов. Счастье на предъявителя

– Что, попался, алкаш?! Заарестуйте его! Он хотел без очереди пролезть! Зараза! Капитан выставленной вперед ладонью дал знак замолчать. Когда бабушка притихла, он сказал казенным, равнодушным тоном, обращаясь к вошедшим: – Граждане, вы приглашены в качестве понятых на личный досмотр гражданина, назвавшегося Окоповым Николаем Анатольевичем, в порядке статьи двадцать семь, семь. – Правильно! В турму его! – вставила слово бабка. – Сержант, приступайте! Капитан уселся на свое место, положил перед собой бланк и стал записывать. Толстые руки полезли в карманы Николая Анатольевича, от чего швы затрещали. «Второй раз за день!» – обреченно подумал он. – Во внутреннем кармане пусто, – комментировал жирный сержант свои манипуляции. – В левом кармане плаща пусто. В правом… В правом что-то есть… Вот, деньги. – Сколько? – спросил капитан – Пять бумажек по пятьсот. – Стало быть, две пятьсот? – Фы… Фы не понимаете! – внезапно воспрянув, вскричал Николай Анатольевич. – Меня сегодня ограбили! Подчистую! – А это что? – с улыбкой спросил капитан, указывая на деньги на столе. – Они засунули их в карман! – Кто? – Те дфое, ф кожаных куртках, которые меня ограбили! Бабка хихикнула, а капитан предостерегающе поднял руку, чтобы все успокоились. – Какие сознательные грабители у нас пошли! – веско сказал он, пристально глядя на Николая Анатольевича. – Грабят, потом деньги назад суют. Вам самому это не смешно? – Они же…! – пытался оправдаться он, привставая, но получил мощный подзатыльник и прикусил язык. – Портфель! – дал команду капитан. Сержант поставил на стол его портфель, раскрыл, покопался, вытащил бумаги и передал их капитану. – Все? – спросил тот. Сержант кивнул. – Газета «Городовой» за шестое июля сего года, – сообщил капитан, разглядывая переданное. – Решение Ленинградского районного суда от девятого июля две тысячи четвертого года… Граждане понятые, прошу вас расписаться, что в протоколе все указано правильно. Испуганный мужичок с позвякивающим пакетом бочком пробрался к столу и поставил свою подпись на бланке. За ним расписалась бабушка, отложила ручку и обратилась к капитану плаксиво: – Милок, как же на счет меня? Дома стекла выбили! Это все киоск окаянный. Крышу у него ветром сдуло. Пряма мне в окно. Заарестуй его! Пусть окно вставит и компенсацию платит! Капитан поморщился, хотел что-то ответить, как дверь открылась. В кабинет ворвалась весьма упитанная, румяная, жизнерадостная, энергичная женщина, в синем плаще, с бигудёвыми кудряшками и громким голосом. – Ну и где он?! – звонко спросила она. – А, вижу, вижу! – потом спохватилась. – Здрасьте, Санек! Что тут у нас? – Здравствуй, Олеговна, – ответил капитан. – Сама видишь. Надо оформить. Женщина быстро склонилась к Николаю Анатольевичу, заглянула в лицо. – Так, глазик плывет. На другом, гематома… Личико красное … Ярко выраженный запах… Саня, я не буду тестер доставать. И так все ясно. Запишу два с половиной промилле. Умеренная степень. Она достала из сумочки бланк и, склонившись над столом, стала быстро его заполнять. – Меня ограбили! Избили! – Николай Анатольевич пытался воззвать к женщине-доктору. – Не ври! – вдруг закричала бабушка. – Ты уже с фингалом сюда пришел. Я сама видела! – Он что, действительно, сам сюда пришел? – спросила доктор, не отрываясь от писанины. – Да. И еще заяву накатал, – ответил капитан. – Прикольно. – Хочешь поржать? – Давай, только быстрее, – ответила докторица закончив писать и ставя маленькую печать на бланке. – Через пару часиков у нас начнется… Пред праздником же… Дэпээсники лишенцев начнут поставлять. Только и успевай оформлять алкашей. Капитан достал из ящика написанное Николаем Анатольевичем заявление и протянул его женщине. – Мой юрист с двумя неизвестными похитили загранпаспорт, – читала вслух она. Потом пожала плечами. – Ну и что здесь смешного? – Дальше, – подсказал капитан. – В дополнение к сказанному, – продолжила читать она и через некоторое время стала изредка выдавать смешки. – Бумажник, часы, права, выбили зуб! – уже сквозь смех говорила она. – Это еще не все, дальше! – В дополнение к сказанному… Портфель, контракт, … Тридцать тысяч долларов?!… Влили в рот коньяк?! – последние слова она уже произносила всхлипывая от смеха. Капитана это тоже веселило. Он вытащил из-под стола пакет, передал женщине-доктору и сквозь смех добавил: – Так у него еще и дом забрали! В кармане две с половиной тысячи нашли. Говорит, их грабители подсунули. Женщина зашлась в хохоте. – Да ладно!… Во дает!… Девчонкам расскажу! Вслед за доктором и капитаном в кабинете стали смеяться все: и невзрачный мужичок, и бабка, и толстый сержант. Николай Анатольевич сидел, свесив голову. Здесь потешались над его несчастьем, абсолютно не веря в то, что оно на самом деле случилось. Люди заливались смехом над ним, но так, как будто его и не было в кабинете. С ним обращались как с какой-то вещью, которую рассмотрели с разных сторон и поставили в угол, больше не удостаивая вниманием, но при этом, продолжая ее обсуждать. Он сюда пришел за справедливостью, а получил еще большую несправедливость, да еще и этот издевательский смех. Оглушенный смехом, он внезапно рванулся, привстал вместе со стулом, запрокинул голову, вытянул шею и заорал во все горло. Его крик был похож на вой волка. Не удержав равновесие, грохнулся на бок вместе со стулом и стал яростно лягать ногами во все стороны, продолжая орать. Капитан моментально стал серьезным. Докторицу это еще пуще развеселило, и она сильнее залилась хохотом. Бабка испугалась и завопила: «Караул!». Невзрачный мужичок выронил свой пакет, в котором что-то разбилось, и забился в угол. В сутолоке толстый старший сержант пытался подобраться к брыкающемуся на полу Николаю Анатольевичу, стараясь не попасться под удар его лягающихся ног. Сколько времени продолжался этот припадок ярости неизвестно. Когда стало отпускать, он валялся со стулом на полу, подвывая, рыча и слабо брыкая ногами. Над ним нависла туша старшего сержанта. В кабинете кроме капитана уже никого не было. – Куда его? В обезьянник? – спросил сержант. – Он там всех взбаламутит. Спать потом не дадут, – ответил капитан со своего кресла. – В дальнюю его. Пусть там бесится. В кабинет еще кто-то вошел. У него вытащили брючный ремень и отодрали пояс плаща вместе с петельками, отстегнули наручники, заломили руки назад и согнутого поволокли по коридору, по лестнице вниз и еще коридор. Лязгнула железная дверь. Его швырнули на пол тесной камеры, где не было ничего кроме стен неприятного сине-зеленого цвета, без окон, с высоким потолком и очень тусклым светом лампочки вверху. Дверь захлопнулась. Клацнул замок. Он некоторое время лежал на полу, чувствуя щекой холод бетона. Слышал удаляющиеся шаги и голоса. Руки свободны. И новый приступ ярости. Вскочил, забарабанил в дверь, бросался на стены, орал и выл, царапался. А ему вторило лишь гулкое, короткое эхо пустых коридоров. Сколько продолжалось это безумие? Может, час? Может, больше? Он постепенно выбивался из сил. Глотки уже не хватало, чтобы орать. Ноги не держали. Стоя на коленях, упершись лбом в дверь, он еще рычал и наносил редкие удары сбитым в кровь кулаком, пока окончательно не обессилил и не впал в забытье. Очнулся от лязга замка. Он сидел на полу, в углу камеры, поджав ноги, с натянутым на голову плащом. Знобило и очень хотелось пить. В камеру зашел вчерашний толстый старший сержант. – Тю! Притих, – сказал он дружелюбно. – Пиднимайся. Идем. Николай Анатольевич с трудом встал. Ноги затекли и не слушались. – Буянить будем? Или браслетики наденем? – спросил сержант. Николай Анатольевич покачал головой. – Тогда выходь, лицом к стене, руки за спину! Его опять провели по гулким пустым коридорам, по лестницам, в знакомый кабинет капитана Красавкина. Тот с прошлого вечера преобразился. Вместо форменного кителя, серый костюм с белой рубашкой с поднятым воротником, где он аккуратно завязывал галстук в полоску. – Доброе утро Николай Анатольевич, – сказал капитан вошедшему, ровняя перед зеркальцем узел галстука. – Присаживайтесь. Как вы себя чувствуете? Николай Анатольевич присел на стул. – У фас попить есть что-нибудь? – спросил он осипшим голосом. Сейчас ему стало очень неловко за свою шепелявость. Поэтому старался приспособиться говорить нормально, в нужное время прикрывая дырку в зубах языком. Постепенно стало получаться. Но все равно, говорил не так как прежде. – Попить?… Ах да. Понимаю… Конечно. Возьмите, – капитан достал из-за кипы папок стеклянный кувшин с водой и поставил на стол перед Николаем Анатольевичем. Стакана не было, поэтому тот схватил кувшин и стал жадно пить, проливая себе за шиворот. – Еще? – спросил капитан. – Спасибо. Пока хватит. – Мне кажется, вы что-то хотите мне сказать, – сказал капитан, разглядывая себя в зеркало. – Товарищ капитан, послушайте, происходит какая-то чертовщина! У меня два судна на подходе к Роттердаму. Есть контракт. Завтра, позарез, нужно быть там. Вчера я приехал домой… Меня избили и ограбили!… – Да. Я это уже слышал. – Мне надо срочно в Роттердам! Контракт горит! Загранпаспорт… – И это я слышал, – перебил капитан. – Так, чего вам надо!? За что меня посадили!? – Во-первых, не посадили, а задержали, – капитан наконец-то придал идеальное положение узлу галстука и опустил воротник рубашки. – Во-вторых, задержали за то, что вчера вечером от гражданки Исаковой поступило заявление. К ней в дом ворвался бывший муж в нетрезвом состоянии, к тому же, не прописанный там, и устроил дебош. – От кого заявление!? – От Исаковой Светланы Владимировны. А это, кстати, статья двадцать, прим. До пятнадцати суток ареста. Услышав знакомое имя и отчество, Николай Анатольевич вспомнил, что девичья фамилия жены Исакова. – От Светы?!… Ворвался в дом?!… Ерунда какая-то… Постойте, так меня там и ограбили!… – Да, может быть и так. Но у меня есть заявление… Как мне, по-вашему, на него реагировать? – Но от меня тоже заявление! – Не спорю. Но у потерпевшей Исаковой имеются свидетели. А у вас они есть? От неожиданного вопроса единственный здоровый глаз Николая Анатольевича заметался, лицо стало растерянным. – Есть! – спохватился он. – Жена может подтвердить! Капитан ухмыльнулся. – Помилуйте, ваша бывшая жена потерпевшая. От нее заявление на вас, где утверждается совсем другое. – Бывшая?! – вскричал он. – Почему бывшая?! – Откуда мне знать, почему? Это ваши с ней дела. Так вот, показания потерпевшей подтверждаются двумя свидетелями, коих у вас, полагаю, нет. Кроме того, вы явились сюда в состоянии алкогольного опьянения. Это зафиксировано врачом и также подтверждает слова гражданки Исаковой. Николай Анатольевич хотел что-то возразить, но не нашелся. – Мы пробили по базе, – продолжил капитан. – По указанному вами адресу вы не проживаете. – Как не проживаю? – Гражданин Окопов снят с регистрационного учета еще в августе. – Как снят!? – опять вскричал он. – Так и снят. Так что, ваше место жительства не известно. Значит, пока побудете здесь до выяснения обстоятельств. – Здесь!? На каком основании?! – Статья двадцать семь, пять. Задержание до сорока восьми часов для выяснения личности. – Зачем устанавливать!? – Как по-другому? Пришли нетрезвым, без документов. Надо же выяснить, кто вы такой на самом деле. Вдруг, в розыске? – Капитан, вы же сами в протоколе записали мое имя! – Да, записал. Имя назвали вы. Назвались бы Гаем Юлием Цезарем или Наполеоном Буонапарте, я так бы и записал. Ведь документов у вас нет. – А газета! Там моя фотография и имя! – Газета?– капитан ухмыльнулся. – Газета, это не документ. И на вашем месте я не стал бы апеллировать к ней. Там такого понаписано-о-о! Как минимум статья сто пятьдесят девять УК. До десяти лет. Понятно? – Понятно, – угрюмо буркнул Николай Анатольевич. – Так что, побудите здесь до понедельника. Если выяснится, что вы на самом деле Окопов Николай Анатольевич, то во вторник вас отвезут в суд. Сколько там дадут, не знаю. Может, пятнадцать суток. Может, штрафом отделаетесь. – Мне надо позвонить. – Вот насмотрятся американских фильмов и, чуть что, сразу звонить… Впрочем…, звоните! Кому будете? – Брюнеру. – Игорю Ивановичу? – Да. – Э-э-э! – капитан с улыбкой погрозил пальцем. – Сразу с козырей пошли. Ладно, валяйте! Звоните Игорю Ивановичу. Капитан поставил перед Николаем Анатольевичем телефонный аппарат. Взявшись за трубку, он вспомнил, что все нужные номера остались в записной книжке, которую у него вчера отобрал Юрий. – Извините, – сказал он смущенно, – у меня украли записную книжку. Вы не подскажете номер. – Игоря Ивановича…!? Ну вы даете! Откуда у меня его номер? Где я и где Игорь Иванович? – Хорошо. Тогда… Тогда… Номера прокуратуры у вас есть? – В прокуратуру хотите звонить…? Вот, действительно, странные люди. Во всем мире, в первую очередь, звонят адвокатам, а у нас – в прокуратуру! По-вашему это нормально…? Что ж. Я сегодня добрый. Кому именно желаете? – Гринько. – Петру Устиновичу? Заму областного? – Да. Капитан полистал блокнот на столе, нашел и продиктовал номер, который Николай Анатольевич набрал в телефоне. Длинные гудки. Ответа нет. – Сколько сейчас времени? – спросил он, кладя трубку. – Пять минут десятого. – Наверное, там еще не пришли. Можно мне будет попозже позвонить? – Попозже? Ну-у-у, это уже не ко мне. Я отдежурил. Думаю, и позже вам никто не ответит. Сегодня суббота. Завтра праздник, Седьмое ноября. Кстати, с наступающим! Николай Анатольевич еще более помрачнел, задумался. – Прошу вас! Последний звонок! Можно, жене? – Жене…? Жене, это святое. Только сначала распишитесь здесь. – За что это? – недоверчиво спросил он. – За то, что вам была предоставлена возможность телефонного звонка. Николай Анатольевич поставил подпись, набрал номер. И опять в трубке длинные гудки. Но как ему сейчас хотелось услышать ее голос, чтобы как-то объясниться о причинах этого кошмара с ним! После долгой череды безответных гудков капитан забрал трубку и убрал телефон. – Ну что, будем оформляться? – спросил капитан, положив на стол заполненный бланк протокола. – Постойте! – воскликнул Николай Анатольевич. – Я вам денег дам! Капитан театрально взмахнул рукой сверху вниз. – Эх! А ведь так и знал! Думаю, когда же вы мне деньги предложите!? Так сказать, усугубите. Капитан встал в позу бочком, картинно протянул руку ладонью вверх. – Ну что с вами поделаешь?! Давайте! Николай Анатольевич по привычке полез в карман, но спохватился и убрал руку. – Здесь сейчас нет… Можно я еще позвоню?! Своему главбуху. Он привезет документы и эти…, сколько нужно. Капитан пожал плечами, снова поставил телефон на стол. В трубке послышался детский запыхавшийся голос: «Але», – и шум других детских голосов. Внук, догадался Николай Анатольевич. – Дима, Игоря Антоновича позови, пожалуйста! Срочно! – Деда нет, – ответил ребенок и сразу раздались короткие гудки. – Наверное, ушел куда-то, – обратился он к капитану. – Умаляю, еще один звонок! Последний! – Последний уже был. – У меня транспортная компания. Диспетчер на телефоне круглосуточно. Я дам команду, найдут моего главбуха или зама, кто-нибудь из них приедет и личность мою подтвердит. Еще привезет документы и деньги. – Эх! – вздохнул капитан. – Мое дежурство десять минут, как закончилась. Ладно, самый последний. После пятого гудка ответили: – Слушаю, – раздался женский голос в трубке. – Але, Вика? Это Окопов. – Вы ошиблись, это не Вика, – недовольно ответили и повесили трубку. Он покосился на капитана, набрал повторно. – Слушаю, – ответил тот же голос. – Девушка, это диспетчерская? – Да. – Это Окопов! Свяжитесь… – А, кто это? – перебила она. – Как кто? – он опешил и некоторое время подбирал слова. – Свяжитесь с Евгением Леопольдовичем! – А, это кто? – Дореза, зам генерального! – Не морочьте мне голову и перестаньте звонить! В трубке опять послышались короткие гудки. Николай Анатольевич еще несколько раз набирал номер. Но он был занят. Капитан, постукивая по полу носком ботинка, дал понять, что его терпение на исходе. – Чертовщина какая-то. Понять ничего не могу, – растерянно проговорил Николай Анатольевич. – Товарищ капитан, я доберусь до своего офиса и привезу сколько надо! Обещаю! Капитан убрал со стола телефон, скривил губы, изображая разочарование. – Что и следовало доказать!… – сказал он со вздохом, – До чего вы дошли, господин Окопов? Даже взятку нормально дать не в состоянии. Капитан вернулся на свое место, кивнул на бумаги на столе. – Все. Я устал. Распишитесь в протоколе. – В каком? – Об административном задержании. – Это произвол! – воскликнул Николай Анатольевич и попытался встать со стула, как тяжелая рука старшего сержанта схватила его сзади за шею, стиснула, аж в глазах потемнело, и впечатала обратно в стул. Но он все равно прохрипел: – Вы за это ответите! Я вас…! – Что, меня?! – перебил капитан. – Пугать вздумал?! Тут по десять раз на дню так пугают. Видишь, запуганный весь… Хватит! Подписывай скорее и закончим! – Сам пиши! – процедил сквозь зубы Николай Анатольевич. – Нет?… И ладно. Запишем, от подписи отказался. Парасюк, – он обратился к сержанту, – отведи задержанного. Не дожидаясь пинка, Николай Анатольевич встал, заложил руки за спину и направился к выходу. У двери остановился и, внезапно почувствовав свободу слова, которую обретают только висельники, услышавшие последнее: «Приговор окончательный и обжалованию не подлежит», через плечо злобно бросил: – Послушай, капитан! Помяни мое слово! И тебя когда-нибудь… Через коленку… Поперек хребта… Как и ты меня сейчас! С этими словами он вышел за дверь, встал лбом к стене с руками за спину, ожидая своего охранника. – Куда его? – спросил старший сержант капитана. – В дальнюю, – ответил тот зло. – Опять!?… – капитан не ответил и отвернулся. – Добре. В дальнюю, так в дальнюю. Дверь закрылась. Шаги старшего сержанта и задержанного стихли в гулких коридорах. Капитан все стоял, не шелохнувшись, с каменным лицом. Где-то, очень далеко, едва уловимая слуху лязгнула дверь. Впрочем, может быть, ему это послышалось. Он подошел к телефону, набрал номер: «Товарищ подполковник, капитан Красавкин с Ленинградского… Вы просили… Да, на счет Окопова… Да, приняли… Оформили… В одиночке… Слушаюсь… До свидания». Капитан положил трубку, сжал кулак и со сдавленным криком: «Ы-ы-ы!» внезапно крутанулся всем телом, отставив руку в стону. Что-то задел. Об пол звякнуло с хлюпаньем. Опомнился. Огляделся. Под ногами, на мокром полу, среди изогнутых стеклянных осколков аквариума билась и подпрыгивала, переворачиваясь через голову, переливающаяся красная рыбка. Он некоторое время равнодушно смотрел на нее, затем подошел к шкафчику, достал почти полную бутылку водки и граненый стакан, налил половину. Зазвонил телефон. Сел в кресло, снял трубку. «Да, дорогая… Нормально все прошло… Да, поспал… Я помню, в зоопарк… И я тебя целую. Скоро буду.» Капитан положил трубку и лег грудью на стол, уткнувшись носом в столешницу, как на плаху. Потом повернул голову и долго смотрел на стакан. Медленно поднес к нему руку со взведенным для щелбана пальцем, щелкнул по верхнему краю. Стакан глухо звякнул, опрокинулся. Прозрачная жидкость разлилась по столу, образуя у края миниатюрный вал. Этот вал рос, набухал, пока не прорвался в одном месте ручейком, звонко закапавшим с края стола об пол. – Суки, – прошептал капитан. – Все суки. – Сержант, – обратился Николай Анатольевич к своему конвоиру, спускаясь по лестнице. – Старшой сержант, – поправил тот. – Товарищ старший сержант!… – Для тэбе гражданин. – Гражданин… – Ладно, що хотив? – перебил охранник. – Когда у вас завтрак? – Що, який тоби сниданок? Он був о восьмий тридцять. – Будь человеком, я более суток ничего не ел. Уже живот сводит. – Дывися на него! Вчора вин мене и жирной свинею обзывав, и скотиной, и холуем. А зараз, будь людиною? Так ось, не буду! Буду таким, як мене називав. Дверь в камеру захлопнулась, лязгнул замок. Николай Анатольевич огляделся. Маленькое, не более чем два на два метра помещение с очень высоким потолком, от чего казалось, что ты в колодце. Бетонный пол, голые крашенные стены с царапинами в некоторых местах. Это те, кто сидел здесь ранее оставляли зарубки о днях своего пребывания. Самое большее он нашел три подряд. Высоко вверху тускло горела лампочка в железной сетке. Воняло сыростью и канализацией.

Ни кровати, ни табуретки. Вообще ничего. «Наверное, карцер», – подумал Николай Анатольевич, оглядываясь. «Как же хочется есть!»

– это была сейчас его единственная мысль и желание, которые вытеснили все остальное.