Глава XLIII О ЧЕЛОВЕКЕ СУДЯТ ПО ТОМУ, С КЕМ ОН ВОДИТСЯ

Хотя жизнь у капитана Боба благодаря своей новизне в течение некоторого времени казалась нам довольно приятной, с ней были связаны и неудобства, с которыми никак не могла примириться «чувствительная душа».

Предубежденные из-за недоброжелательных отзывов консула и других, многие почтенные иностранцы, жившие на острове, смотрели на нас, как на преступную шайку бродяг, несмотря на то что, говоря по правде, на здешний берег никогда не ступали матросы, которые вели бы себя лучше, чем мы, и причиняли бы так мало неприятностей туземцам. И все же, если мы встречали прилично одетого европейца, тот почти всегда старался избежать нас, перейдя на другую сторону дороги. Это было очень неприятно, по крайней мере мне; однако других это, конечно, не слишком угнетало.

Приведу пример.

На Таити в хороший вечер — впрочем, там все вечера хорошие — вы можете увидеть процессию шелковых капоров и зонтиков, двигающуюся по Ракитовой дороге, или группу бледных белых мальчишек, маленьких болезненных чужестранцев, а еще чаще — степенных пожилых джентльменов с тросточками. При их появлении туземцы скрываются в свои хижины. Это миссионеры с женами и детьми, совершающие семейную прогулку. Случается и так, что они берут лошадей и едут верхом до мыса Венеры и обратно, делая в оба конца несколько миль. Там жил в то время единственный оставшийся в живых из числа первых прибывших на Таити миссионеров — похожий на святого седовласый старик по фамилии Уилсон, отец нашего приятеля консула.

Небольшие компании, прогуливавшиеся пешком, встречались нам часто; они вызывали в моей памяти столько приятных воспоминаний о родине и о дамском обществе, что я просто мечтал о фраке и касторовой шляпе, которые дали бы мне возможность подойти и засвидетельствовать свое почтение. Но в том положении, в каком я находился, об этом не могло быть и речи. Однажды, впрочем, какая-то матрона в клетчатом платье бросила на меня пытливый доброжелательный взгляд. О, милая дама! Я ее не забыл; платье на ней было из шотландки.

Но не все награждали меня такими взглядами, как она. Как-то вечером я проходил мимо дома одного миссионера. На веранде сидела дама, его жена, и хорошенькая белокурая девушка с локонами; они наслаждались морским бризом, который прилетал к ним с моря от разбивавшихся о рифы бурунов и был полон освежающей прохлады. Пока я приближался, старая дама суровым взглядом следила за мной, и даже ее чепчик, казалось, выражал чопорный упрек. Голубые английские глаза рядом с ней также смотрели на меня. Но, боже мой! Каким взглядом окинуло меня это прелестное создание! На домашний чепец мне было наплевать; но чтобы девушка с локонами принимала меня за молодого человека, не достойного ее общества, этого я совершенно не мог вынести.

Я решился вежливо приветствовать дам, чтобы показать хоть свою воспитанность. Однако так как на мне было что-то вроде тюрбана — впоследствии я о нем расскажу подробно, снять его и снова надеть с мало-мальски достойным видом представлялось абсолютно невозможным. Что ж, в таком случае следовало ограничиться поклоном. Но тут возникло другое затруднение: на мне была широкая куртка таких размеров, что я сомневался, будет ли заметен изгиб моей спины.

— Добрый вечер, леди, — воскликнул я, наконец, решительно двинувшись вперед. — Чудесный ветерок с моря, леди.

Истерики и нюхательная соль! Кто бы мог подумать? Юная леди визжала, а старая чуть не упала в обморок. Что до меня, то я поспешно ретировался и с трудом перевел дух, только благополучно добравшись до Калабусы.

Загрузка...