Омуты памяти

Он переживал не меньше моего. Мы прошли к девушке, которая суетилась за стойкой, перелистывая карту какого-то пациента. Кира с лучезарной улыбкой поприветствовал ее и спросил о Саймону. Я стояла рядом, нервно сжимая руки. У работницы при упоминании имени Шварцмана сразу пропало милое выражение лица, с которым она осматривала Кирилла.

— А вы кто? — Ее писклявый голосок заставил меня вздрогнуть от омерзения, но я промолчала, предоставив Кире возможность все разрулить.

Сама я была не в состоянии и не в настроении. Парень быстро сказал, что мы его друзья и назвал имена. Девушка подозрительно посмотрела на меня и произнесла:

— Пациенты на сон-часе, поэтому я не могу провести вас к больному, тем более, он в тяжелом состоянии. Я могу лишь позвать лечащего врача. — Она дежурно улыбнулась и ушла, когда Кирилл кивнул.

Ожидание выворачивало меня изнутри, и я начала кусать губы, чтобы успокоиться. Вскоре к нам вышел смешной мужчина с необычной бородкой. Он улыбнулся и вопросительно глянул на нас.

— Чем могу помочь? — Его голос был мерзковатым, а взгляд откровенно противным.

Мне не понравился врач с первого взгляда, но Кире это не помешало.

— Мы бы хотели узнать о состоянии Саймона Шварцмана.

— Знаете, молодые люди, я не могу вам ничего сказать. — Он с сожалением сжал губы.

Кирилл хмыкнул и прищурился.

— Почему?

— Пациент попросил не пускать вас к нему и не разговаривать.

Мое сердце рухнуло на пол и разлетелось на части. Кира усмехнулся и закачал головой.

— Вы, наверное, что-то путаете…

— Нет, юноша. Кирилл, если не ошибаюсь. — Доктор засунул руки в карманы халата. — Мы общаемся с родственниками и близкими друзьями, и только их пропускаем в палату по просьбе пациента.

— Он только нас не хочет видеть? — Я не выдержала и вклинилась в их разговор. — Или еще кого-то?

Самообладание меня покидало. Захотелось орать и бить все, что находилось рядом, и в первую очередь этого типа с неказистой бородкой.

— На такой случай приказано передать, что он не хочет вас знать. — Доктор развел руками в стороны и пожал плечами. — А теперь прошу простить меня. Пациенты ждут.

— Но как же… — Кирилл схватил его за плечо, но убрал руку, увидев поднятую бровь врача.

— С ним все хорошо. Он быстро поправится. — Мужчина перевел взгляд на меня. — Вам не о чем беспокоиться. Всего хорошего!

Кира ошарашено смотрел на закрывшуюся за доктором дверь и сжимал челюсть. Мне же хотелось зарыться головой в песок, как страусу, чтобы не видеть никого и не чувствовать ничего. Парень схватил меня за руку и поволок к выходу, матерясь на ходу и привлекая внимание персонала с посетителями.

— Кир, отпусти! Куда ты несешься? — Меня раздражало его поведение, потому что единственным желанием было исчезнуть от посторонних глаз и выплакаться.

Кирилл остановился, отпустил мою руку и вопросительно посмотрел в глаза.

— Ты этому поверила?! Это бред!

— Нет, Кир, это не бред. Он попользовался людьми, наигрался и решил, что хватит. — Мой голос звучал обреченно. — Со мной точно так. Я ухожу, Кир.

Побрела вниз по ступенькам, но парень догнал и повернул к себе лицом.

— Нет! Пока мы не убедимся, что эти слова правда, не уйдем.

Он достал телефон и набирал чей-то номер.

— И каким образом? Нас не пропустят.

И не хочется. Я уже представила, как Сэм сам выплевывает гадкие словечки мне в лицо, и вздрогнула. Еще одного раза я не выдержу.

— Раз нас там не желают видеть, то пошлем туда человека, который имеет на это полномочия. — Парень повел бровями и хитро улыбнулся, заставив тяжело вздохнуть.

***Саймон***

— Идите к чертям! — Толкаю поднос с едой здоровой рукой в сторону и кривлюсь от болезненных спазмов, которые тут же распространяются по телу от резких движений. — Еще с ложечки меня покормите! Черт! — Бессильно падаю на подушки и закрываю глаза, сжимая челюсть до противного скрипа зубов.

Слышу, что санитарка старательно убирает бардак, который заполонил палату из-за меня. Я бросал и рушил все, что бы мне ни принесли. Это поведение было для меня чуждо, но ничего не мог поделать. Попытки что-либо вспомнить приводили к отключке и жуткой головной боли. В правом глазу по-прежнему было мутно. Бородатый утверждал, что придется делать операцию, чтобы восстановить зрение, и это бесило еще больше. Хотелось разнести долбанную больницу в щепки! Ни одного воспоминания, ни одной зацепки! Пять лет! Пять чертовых лет вылетели в трубу, будто их и не было!

После того, как я очнулся, поговорил с врачом, ко мне пришел отец. Он подозрительно расспрашивал обо всем, что я помню. Его выражение лица не давало прочесть истинных эмоций, в принципе, как всегда. Удивительно, что матери с ним не было и малыхи моей любимой. Кстати, ей уже не десять, как я помню, а пятнадцать! Черт! Бью рукой по прикроватной тумбочке, чем еще больше пугаю девчонку, которая отмывает овсянку с пола.

— Извини… — Выплевываю ей, кривясь и отводя взгляд в сторону.

Она-то ни в чем не виновата. Я смотрю в окно, но вижу лишь ясное голубое небо и шевелящиеся от ветра листья деревьев. Тяжело вздыхаю и радуюсь тому, что с меня хотя бы фиксатор для шеи сняли. Можно головой вертеть и наблюдать за тем, что творится вокруг.

Разговор с отцом ни к чему не привел. Даже телефон мне пока запрещено брать в руки, смотреть телевизор, читать книги и хоть как-то напрягать зрение. Плеер, мне принесли плеер, чтобы слушать музыку. От злости разбил и его. Мать твою! Не могу быть немощным! Это унизительно! Из предка и слова не вытянуть о моем прошлом, словно я срок отмотал. Если судить по татуировкам, то так и было. Ни друзей, ни знакомых, никого не появилось в моей палате, кроме отца, медсестер, врача и прочего персонала больницы.

Нужно успокоиться. Снова прикрыл веки и погрузился в сон, расслабив все мышцы. Проснулся от шепота возле изголовья кровати. Мамуля и папуля смолкли, заметив, что я не сплю. По лицу матери тут же расплылась пластмассовая и вымученная улыбка, а глаза оставались холодными и непроницаемыми. Все в ее стиле. Такая красивая, что дотронуться страшно.

— Сынок, как ты себя чувствуешь? — Ее голос не звучал заботливо, наоборот.

Казалось, что я в чем-то сильно провинился, но забыл, а ей нужно переступать через себя ради своего ребенка.

— Нормально. — Процедил сквозь зубы и перевел взгляд на отца, который спокойно стоял рядом с мамой, засунув руки в карманы брюк. — Но было бы лучше, если бы мне дали связаться с внешним миром и не кружились вокруг с псевдо заботой, словно мухи над… Ай! — Махнул рукой и уставился на ногу в гипсе.

Я вел себя, как обычно. Родители же странно переглядывались, что наводило на плохие мысли.

— Учитывая твое состояние, мы решили отправить тебя на восстановление за границу. — Отец снова принимал решения за меня. — Там уровень обслуживания и профессионализма выше, но тебе ли об этом не знать.

— Я никуда не поеду. — Не отрывал взгляда от серьезного выражения лица папаши, но он и бровью не повел.

— Я предполагал, что ты будешь противиться. — Он тяжело вздохнул. — Тогда отправишься на лечение в столицу, и это не обсуждается, сын. Если не хочешь остаться без зрения, то послушаешь меня. Операция пройдет через три дня. За это время нам нужно собрать все необходимое и отвезти тебя в клинику.

Перспектива слепоты меня точно не прельщала, поэтому я лишь недовольно сжал челюсть. Мама присела на край постели и взяла мою руку в свои теплые ладони.

— Саймон, все будет хорошо. Мы ведь с тобой. — Ее голос был ласковым, но в глазах застыли льдинки. — Судьба дала тебе шанс выстроить жизнь по новому, не совершая прошлых ошибок.

— Говоришь так, словно я кучку ангелов в прошлом лишил крыльев, честное слово. — Я криво улыбнулся. — Почему от меня все шарахаются, не подскажите?

Если сначала мне казалось, что все дело во влиянии отца, то потом стало ясно другое. Опасались работники больницы меня. Медсестры, санитарки и уборщицы не разговаривали, даже если я пытался завязать беседу, а врач всегда вставал на расстоянии от меня с подергивающимся веком. Возле двери дежурили два охранника, не допуская того, чтобы в палату вошел кто-то посторонний.

Родители снова переглянулись, после чего отец отошел к окну, скрывая свое лицо.

— Ты связался плохой компанией, когда вернулся после стажировки, ушел из дома и творил то, что душе угодно. — Он тяжело вздохнул. — Опозорил нашу семью, сотворив с собой все это. — Папаша обернулся и указал на меня пальцем, при этом на его лице явно читалось омерзение. — Перешел дорогу важным людям и в итоге подставил под удар всех нас. Пришлось отправить Соню в Англию, чтобы обезопасить.

— Паша, перестань. Саймон не в том состоянии, чтобы слушать твои нотации. — Мама сжала мою руку и злобно зыркнула на отца.

— Он спросил, почему все от него шарахаются. Я ответил. Всему виной твоя репутация, сын. Ее уже не сотрешь, как твою память.

Сжал челюсть, чтобы не высказать все, о чем думаю. Я и раньше замечал ненависть, которая поднималась изнутри меня при спорах с папашей, но сейчас она разрывала каждую клетку тела, пытаясь вырваться наружу. Голова начинала болеть, а перед глазами расплывались очертания предметов.

— Как все произошло? — Еле процедил слова сквозь плотно сжатые губы.

— О чем ты? — Отец встал напротив меня, но я не мог разглядеть его эмоций.

— Авария. Как это случилось?

Сглотнул, скопившуюся слюну, и пытался сфокусировать взгляд на папаше, но он, словно в воздухе растворялся.

— Ты погнал на мотоцикле, но не справился с управлением и вылетел с обрыва. Тормоза не сработали из-за повреждений, которые кто-то нанес. Я поручил своим людям найти зацепки, чтобы выяснить, кто к этому причастен. Пока новостей нет, но, думаю, скоро все решится.

Я и мотоцикл? Что за бред?! Он говорил еще что-то, но слова звучали отдаленно. Снова рылся в памяти, но это было подобно стуку в закрытые двери. Очередная волна боли прошла по моему телу, заставив снова погрузиться в кромешную тьму.