Она - Эмилия

1

В школе мне давалось все так легко и просто, что уже к классу седьмому я поняла, что зубрить мне не нужно. Мои сочинения зачитывались вслух, контрольные по математике я сдавала первой, а стихотворения заучивала после второго прочтения.

Потом я поступила в МГЛУ на переводческий факультет, но как бы хорошо не училась, денег вечно не было. Клянчить у родителей не хотелось. Они сняли мне малосемейку на Онежской улице, боясь, чтобы "жизнь общажная" меня не испортила.

И я плелась в детскую библиотеку на Мичуринский проспект — на работу. Уборщицей. График: пятидневка, с семи до восьми вечера.

В библиотеке я мыла полы в залах, протирала пыльные стеллажи в залах и в подвале.

А вечером я сидела за своим столом, в малосемейке и пила чай из кружки с отбитым краем, закусывая печеньем «Юбилейное», которое крошилось на мою старую юбку.

За окном был серый двор с моросящим дождем, голуби на загаженном подоконнике и одинокая старуха, сидящая, словно в палатке, в огромном буром плаще и не замечавшая, казалось, дождя.

Моя молодая жизнь проносилась мимо, словно скорый поезд, без остановок — мимо!

Однокурсницы удивлялись — такая, казалось бы… ну, не то чтобы невзрачная, но… до красотки— ох как далеко! А рядом-то были красотки! Большинство однокурсниц были московскими. Естественно, могли себе позволить гораздо больше, чем я.

Это была тоска — эти девицы, озабоченные только устройством своей личной жизни. Готовы были пойти за любого, но особенно ценились военные — зарплаты у них приличные.

Я худая, высокая, с густыми тёмными, почти черными волосами, большими, яркими и очень живыми глазами — немного кошачьими, желто-зелеными, вспыхивающими внезапно, словно карманный фонарик в темном углу.

ВАЛЕРА…….

Я помню его лет пятнадцать назад, ещё в Смоленске, в школе. Бывшего красавца я не сразу узнала и очень удивилась, признав наконец.

Валера после школы поступил в ПУ, с горем пополам отучился на слесаря, не смог нигде устроится и перебивался случайными заработками. Выглядел он потерянно и жалко.

Углядела я его у мясного прилавка, где он просил взвесить ему кусок набора для борща, поменьше, и возмущался, почему он с костями.

Разговорились. Он жил долго в свое удовольствие, получал все, что хотел. Но теперь захотел измениться, но нет жилья и денег.

Осень выдалась неожиданно тёплой, мы бродили по улицам и целовались. Замерзнув, забегали в кафе и грелись кофе и булочками, которые я покупала. Я рассказывала ему про своих родителей. Такая неразговорчивая прежде, я говорила, говорила….. Вспоминала такие подробности, что сама удивлялась — и где же они хранились все эти годы? В каких отсеках памяти и души?

Я теперь подолгу рассматривала себя в зеркале. Мне казалось, что я похорошела. И глаза! Вот это было наверняка — глаза заблестели. Нет, правда! Исчезла тусклость и обреченность какая-то, что-ли?

Спустя неделю Валера предложил мне "сойтись".

— Как это? — спросила я, почему-то внезапно побледнев. — Что это значит?

Валера как — то смутился и ответил—

— Ну, ты понимаешь же, Мила… Не можешь же не понять, честное слово! Мы встречаемся, любим друг — друга, но эти долгие поездки отнимают все наше время, которое мы можем посвятить друг другу.

Валера жил у друга в Выхино. Но, друг решил съезжать и Валера уже устал подыскивать подходящее жилье.

Я совсем смутилась и начала его успокаивать—

— Нет-нет, я все поняла. Все, что ты имеешь в виду. Я просто пытаюсь понять, как ты это видишь? Квартира съёмная и маловата….

— Не веришь? — возмутился Валера— Ты мне не веришь?

— Верю, — тихо сказала я— только… зачем тебе все это надо? Прости!

— Ты, Милка, дура! — закашлялся он. — Вроде не школьница… Потом снова откашлялся и, чуть отвернувшись, сказал: — Зачем? Хороший вопрос! А ты… не подумала, что я… просто… полюбил тебя, Миля!

Однокурсницы в институте так смачно рассказывали друг другу как, сколько, где и с кем, что я стала задумываться, почему они так могут, а я нет. И мне тоже захотелось этого же и столько же, и так же. Хотя, было стыдно…. ведь мне давно девятнадцать… и я ни с кем.

В этот же день я позвонила Валере и попросила его переехать ко мне.

Валера за неделю так и не нашёл стабильной работы. То платят мало, поэтому не буду, то поработает день и заявит, что начальник козёл. В общем, денег от него я не видела. Ну и не спали пока мы вместе. Я в интернете уже насмотрелась, как все происходит и ждала первого шага с его стороны. Валера то поздно приходил от друзей, то бывало и ночевал у них, не забывая, правда позвонить мне. Душу грело то, что предупреждал, чтобы еду не грела, не встречала.

В библиотеке затеяли ремонт и на неделю я осталась без дохода. Валера ведь мужик, и на кашках не сидит, но мой холодильник, особенно морозилка, к концу недели стала пустеть.

Вечером Валера пришёл пьяный, поел и его еще сильнее разморило, он только через порог комнаты переступил, даже раздеться не смог, так на кровать и рухнул и тут же захрапел.

Я разделась и легла на диван, так устала, что глаза закрыла, и не заметила даже, как уснула.

Проснулась от того, что дышать не могу, что-то большое давит на меня, душит, почувствовала резкую боль внутри себя, вскрикнула и глаза открыла. Валера разделся и лежит на мне, сопит, дышит тяжело. Лицо красное, напряжённое, даже в темноте видно. Боль внутри нарастает, а он и не думает успокаиваться, всё грубее и резче его движения, всё сильнее сжимает моё плечо. Неужели это и есть любовь? Близость?

Валера застонал и обмяк, скатился на бок и лежал, закрыв глаза. Не так я себе представляла близость. А тут как у кошек — прыгнул, сделал своё дело, и к стороне.

Внизу всё горело, низ живота жгло, я боялась пошевелиться. Валера открыл глаза, сполз с постели, прошлёпал босыми ногами по полу на кухню. Я услышала, как он жадно пьёт воду, делая большие глотки. Потом вернулся и включил свет. От яркого света я прикрыла глаза руками. Он вдруг отбросил рывком одеяло, задрал мне халатик и увидел кровь на простыне, удивился:

— Ты целка, что ли? А я-то думаю, что-то тяжело идёт… прости, не разобрал.

Я от обиды и стыда чуть сквозь землю не провалилась. Я дура, берегла себя, хотела сохранить себя для единственного, ну хотя бы для того, кто проникнется, оценит, крепче любить будет. Слёзы хлынули сами собой.

Я прикрыться хотела, но Валера не дал, снова забрался на меня с недоброй улыбкой, вошёл грубо, одним движением. Как закончил, слез, одеяло на меня набросил, свет погасил, и пробубнил:

— Ну, что ревёшь? А ты чего хотела? Не понравилось? Ничего, привыкнешь, как распробуешь, за уши не оттащишь. Сама ещё просить будешь. В первый раз всегда так, не тушуйся. — Он похлопал меня по ноге, закрытой одеялом.

— Похмелиться нет ничего? Сушит…

Я помотала головой и отёрла слёзы. Сегодня буду спать, но завтра он пойдёт вон.