Она не принцесса

Глава 10

Если Йен надеялся, что в клубе он избавится от мыслей о Лючии Валенти, то очень скоро эта надежда угасла. Ему удалось спокойно поесть, но как только он уселся в свое любимое кресло в читальне клуба с «Таймс» в руке и бокалом портвейна на столе перед ним, на него началась атака, и мисс Валенти снова стала отравлять его жизнь.

– Сэр Йен?

Он поднял глаза и увидел рядом со своим креслом лорда Монтроуза.

– Монтроуз, – без особого энтузиазма поздоровался Йен с вежливым поклоном.

И поспешил снова сесть.

– Не против, если я присоединюсь к вам? – Не ожидая ответа, лорд подтащил другое кресло и сел напротив Йена.

Разгладив расшитый парчовый жилет, он обратился к Йену:

– Какая удача, что я застал вас здесь одного, потому что я намеревался поговорить с вами, и вот мне представился такой удобный случай.

– А я как раз собирался почитать «Таймс». – Йен взял со стола газету, но это явное желание побыть в одиночестве осталось незамеченным Монтроузом.

– Сэр Йен, когда вы впервые высказали мне ваш желание представить меня мисс Валенти, я не был в восторге от вашего предложения, ибо, хотя она и признанная дочь принца, по существу ее незаконнорожденность ставит ее ниже моего положения в обществе. Но в тот день, на концерте у леди Кеттеринг, я был так очарован ею, что совершенно потерял голову. Я могу думать только o ней.

Всей своей карьерой Йен был обязан умению говорить только то, что нужно, поэтому он подавил желание послать Монтроуза подальше.

– Как вы, вероятно, знаете, – продолжал барон, – я множество раз заезжал к мисс Валенти, и она была со мной всегда любезна.

– Мисс Валенти очень милая женщина, – заметил Йен, стараясь сохранить равнодушный вид даже при воспоминании; как мила могла быть Лючия.

Он все еще не мог забыть сладость ее поцелуя вопреки всем усилиям стереть этот вечер в своей памяти.

– Она очаровательна. – Лицо Монтроуза сияло так, что невозможно было ошибиться: перед Йеном стоит восторженный влюбленный. – И так оригинальна.

– Она уникальна.

Барон, казалось, не заметил холодной насмешки в тоне Йена.

– Но она ведет себя так непредсказуемо, ее настроение так меняется, что просто невозможно определить глубину ее чувств ко мне. – Он придвинулся ближе и с неожиданным волнением спросил: – Как вы думаете, у меня есть шанс?

«Никакого. Она видит в вас павлина». Язвительные слова вертелись на языке Йена, но он не произнес их. Он отпил вина и дал безобидный, ни к чему необязывающий ответ:

– Не мне судить. Спросите у мисс Валенти.

– Я намерен это сделать. Если она примет мое предложение, могу я рассчитывать, что вы представите меня ее отцу как ваш выбор?

– Безусловно! – с жаром пообещал Йен. – А теперь, если позволите, – продолжал он, вставая, – я должен вернуться к чтению. Для человека моего положения так важно быть в курсе дела.

– Конечно, конечно. Благодарю вас, сэр Йен. Я ценювашу поддержку.

Мужчины раскланялись, и Монтроуз побрел прочь, но не успел Йен раскрыть газету, как ему снова помешали.

– Сэр Йен!

Подавляя проклятие, Йен напомнил себе, что лорд Уолфорд не тот человек, к которому можно относиться пренебрежительно. Ведь он был все же виконтом, и сложил газету и встал.

– Добрый вечер, – с особой любезностью поздоровался он. – Сегодня вы в городе, Уолфорд?

– Да-да. Вот зашел выпить.

– А я – почитать газету. – Йен снова сел, но, как и Монтроуз, Уолфорд не понимал намеков. Он уселся в только что покинутое соперником кресло и пустился в поэтическое описание очарования мисс Валенти, жалуясь, в какое недоумение его приводит ее капризный итальянский темперамент.

Слушая болтовню Уолфорда, Йен вспомнил, что говорил о ее поклонниках Дилан, о том, как они одолели его в «Бруксе». Тогда Йен не задумался над этим, что брат со свойственным ему язвительным чувством юмора преувеличивает, но сейчас понял, что Дилан говорил чистую, неприкрашенную правду. Йен пожалел, что не обратил особого внимания на рассказы Дилана. Прислушайся он тогда к словам брата, сегодня ни за что не пришел бы сюда. Он прекрасно бы обошелся каким-нибудь заурядным кабачком в Ист-Энде.

– Тяжелое испытание, – говорил Уолфорд. —Вы согласны?

– Вполне, – сказал Йен, с усилием заставляя себя слушать, сидевшего перед ним человека. Он положил локти на подлокотники кресла, сплетя руки, прижал указательные пальцы к губам, с видом истинного дипломата, надеясь, что выглядит заинтересованным и сочувствующим слушателем, и думал о том, как бы побыстрее избавиться от Уолфорда. – Вполне согласен.

– Но каждый раз, когда я приезжаю, чтобы выразить свое почтение, – продолжал Уолфорд, – ее красота, ее живость, ее поведение ошеломляют меня. Мое сердце выскакивается из груди, и я заикаюсь, как школьник.

Йен с жалостью посмотрел на Уолфорда. Виконт не был плохим человеком. По правде говоря, он был хорошим и добрым, но никак не ровней темпераментному итальянскому торнадо. Если Уолфорд женится на ней, он, вероятно, умрет в первую брачную ночь от сердечного приступа.

– Когда я нахожусь в ее обществе, – продолжал Уолфорд, – я не знаю, что сказать, чтобы поддержать разговор. Я бы очень хотел получить ваш совет.

Йен решил спасти беднягу от преждевременной смерти и сохраняя серьезное выражение лица, он проговорил:

– Опыление роз.

– Простите?

– Да. – Йен решительно кивнул. – Я думаю, беседа с ней о вашем увлечении произвела большое впечатление. Я бы посоветовал вам обсуждать эту тему с ней при каждом удобном случае.

– В самом деле? – По лицу Уолфорда расплылась блаженная улыбка, как будто он только что побывал на небесах. – И правда, кажется, в саду леди Кеттеринг мои старания вырастить голубую розу произвели на нее впечатление.

– Ну вот вам и совет. – Йен встал, улыбаясь с надеждой, что этот разговор окончен.

Он протянул руку.

– Благодарю вас, сэр Йен. – Уолфорд схватил руку Йена и с благодарностью пожал ее, так и не узнав, как близко от него была опасность умереть молодым.

Виконт ушел, и Йен снова опустился в кресло. Он развернул газету и попытался заинтересоваться сообщений о том, что Национальное объединение тред-юнионов на грани развала.

– Сэр Йен?

«Господи, будь милосерден!»

Он поднял глаза.

– Хей, – поздоровался он и встал, чувствуя себя детской игрушкой «Джеком в коробочке».

Покоряясь неизбежному, Йен даже не упомянул о газете. Он свернул и отложил ее в сторону, затем указал на кресло, стоявшее напротив него. – Садитесь.

Йен первым начал разговор, в надежде оттянуть еще один рассказ об очаровательной прекрасной мисс Валенти и слабом сердце по крайней мере на несколько минут.

– Я слышал, ваш дядя вернулся из Парижа.

– Да. Он навещал мою младшую сестру, которая учится там в школе, и приехал в Лондон сегодня днем, но мне еще не представилось случая повидать его.

– Передайте ему мои наилучшие пожелания.

– Передам, когда заеду к нему завтра. – Хей помолчал, отпил кларета и сказал: – Я также должен рассказать, что мои надежды относительно мисс Валенти осуществляются.

Неожиданно у Йена пересохло в горле, и он схватился за бокал.

– В самом деле?

– Да. С вашего одобрения мисс Валенти скоро станет графиней Хей.

«Никаких шансов, – подумал Йен, изображая на лице привычную улыбку. – Ей совсем не нравится ваш подбородок».

– Видите ли, – продолжал Хей, – я просил ее руки, и она приняла мое предложение.

Йен чуть не выронил бокал.

– Что?

Граф с самым серьезным видом кивнул.

– Сегодня вечером на яхте Тремора.

– Это, должно быть, какая-то ошибка.

Хей, я совершенно потрясен, – только и сумел сказать он. – Я видел мисс Валенти сегодня вечером, когда она вернулась с этого празднества, и она ничего об этом не сказала.

– Меня это не удивляет. Я уверен, она не хочет говорить о помолвке раньше, чем у меня будет возможность посоветоваться с вами. Поскольку вы представляете интересы ее отца, я понимаю, что мне следовало бы сообщить о моих чувствах и намерениях сначала вам, а потом ей, но иногда надо пользоваться моментом. Ее красота,романтический закат солнца...

– Да-да, – поторопился Йен перебить его. – Я понимаю.

– Поскольку вы первым обратились ко мне, полагаю, могу быть уверен, что получу вашу поддержку. Если в этом не возникнет необходимости, я получу официальное согласие ее отца, когда он приедет в следующем месяце. Тогда мы сможем обсудить свадьбу, приданое и прочее.

Йен все еще не мог в это поверить. Лючия не стала бы флиртовать с ним у бильярдного стола, или трогать волосы, или целовать его, если бы уже согласилась выйти замуж за Хея. Не так ли?

«Она могла бы».

От этого мрачного предположения Йена охватил гнев. Она могла свести с ума любого мужчину. И нелепый парад ее страдающих поклонников был тому живым доказательством. Даже он не устоял. Два часа назад ее смех, запах ее волос, прикосновение ее губ смогли уничтожить без остатка его разум.

Он на мгновение закрыл глаза, подавляя гнев, говоря себе, что именно это чувство едва ли сейчас уместно, и что необходимо установить верность этих фактов, но прежде чем он приступил к этому, еще один голос вмешался разговор:

– Она не согласится выйти за вас замуж! Это невозможно.

Оба собеседника повернулись и увидели лорда Монтроуза, стоявшего неподалеку и гневно смотревшего на них из-за высокой спинки кресла.

– Всего лишь два дня назад я встретился с мисс Валенти на балу, – продолжал он, – и она танцевала со мной три раза. – Он выразительно поднял три пальца. – Это доказывает, как я думаю, что леди еще не приняла решения.

Хей не дал возможности Йену что-либо сказать.

– Невзирая на то что, вы посмели подслушивать, я вам отвечу. Уверяю вас, Монтроуз, леди сделала выбор. Она приняла мое предложение выйти за меня замуж несколько часов назад. Я знаю, вы питаете интерес к мисс Валенти, но ее чувства принадлежат другому. Мне.

– Я вам не верю.

– Вы называете меня лжецом?

– Если хотите. – Монтроуз вышел из-за кресла.

Хей поднялся и шагнул вперед.

– Видит Бог, вы зашли слишком далеко.

Йен вскочил на ноги и хотел встать между ними.

– Джентльмены, пожалуйста. Мы находимся в «Бруксе». Давайте останемся цивилизованными людьми.

На него не обратили внимания.

– Монтроуз, – сказал Хей с побледневшим от полученного оскорбления лицом. – У меня есть доказательство ее любви ко мне – она согласилась выйти за меня замуж.

Барон покачал головой.

– Вы, должно быть, ошиблись.

– Мужчина не может ошибиться, любит ли его женщина, если она целует его.

– Что? – в один голос сказали Йен с Монтроузом.

Хей торжествующе улыбнулся барону.

– Вот видите? Только глубокое чувство может толкнуть леди на такой смелый поступок.

– Ублюдок! – Монтроуз замахнулся на Хея.

Не раздумывая, Йен попытался остановить его. Он понял свою ошибку, когда кулак Монтроуза обрушился на его скулу.

Лючия не могла уснуть. Она лежала в темноте, чувствуя себя растерянной, сбитой с толку и совершенно непонятной.

Все-таки Йен Мур был истуканом, решила она, села и ударила кулаком по подушке. Как она и думала, в нем не было ничего человеческого. Она еще раз стукнула по подушке. Она буквально предложила ему себя, и все, что она получила за свои старания, – один короткий поцелуй. Праведный, скучный, тупоголовый англичанин.

Война с подушкой лишь немного успокоила ее, Лючия снова легла. «Этот человек невыносим, – чувствуя себя оскорбленной, думала она. – Неужели он будет всегда проявлять свое проклятое благородство?»

Поцелуй Йена без труда стер из ее памяти вялые губы лорда Хея. Те короткие мгновения, когда рот Йена прижимался к ее губам, заставляли ее трепетать от неведомого возбуждающего жара, чудесного ощущения, охватившего все ее тело с головы до кончиков пальцев. В отличии от Хея Йен знал, как надо целовать женщину.

Лючия закрыла глаза и прижала к губам пальцы, и при воспоминании об ощущениях от того поцелуя горячая волна снова пробежала по ее телу. Ей казалось, что плывет и растворяется и...

– Пресвятая Мария! – простонала она и села, поняв страшную правду.

Он ей нравился.

Почему – объяснить было невозможно. Он действительно был скучным. Это не вызывало сомнений. Он отличался высокомерием, аристократичностью и примерно заботился о соблюдении приличий. Иногда, как сейчас, он настолько возмущал ее, что она подумывала, не швырнуть ли чем-нибудь тяжелым в его голову или не схватить руками его шею и не отпускать, пока он по настоящему не поцелует ее. Но в тот вечер, когда она заставила его рассмеяться, в ее сердце пробудилось пронзительное чувство радости, подобного которому она еще никогда не испытывала.

Как она знала, у него важные дела, хлопоты, огромная ответственность, но он рассмеялся, и эти мелкие морщинки между бровей, отражавшие его заботы, исчезли.

А что она получила за то, что развеяла его беспокойство? Один короткий поцелуй, оставлявший лишь желание получить больше. Затем, как будто этого было недостаточно, этот неблагодарный человек унизил ее. Назвал кокеткой и соблазнительницей.

Кем она в некотором смысле и была. Но в действительности, думала она с вполне понятным возмущением, едва ли она виновата в том, что он оказался единственным мужчиной на свете, который не признавал ни флирт, ни кокетства.

Лючия вздохнула, осознав еще одну правду, такую же страшную, как и первая.

Она ему не нравилась.

При этой мысли у нее подступил ком к горлу. Обычно мужчины бывали сражены ею. Мужчинам нравилось, когда с ними флиртовали, кокетничали и смешили их, но только не Йену. Она могла бы сегодня рассмешить его, но это ничего бы не изменило. Она была ему безразлична.

Лючия ощутила одиночество. Ей хотелось, чтобы здесь находился кто-то, с кем она могла бы поговорить, но никого не было. Грейс была милой дружелюбной женщиной, но Лючия знала ее недостаточно хорошо, чтобы довериться ей, к тому же едва ли она могла обсуждать с невесткой Йена свои чувства, в которых сама не могла разобраться. О, как ей хотелось, чтобы здесь была Элена! Или, лучше всего, ее мать.

Мама.

Вот кто ей нужен. Лючия всегда могла поговорить с матерью обо всем, и не имело значения, в какой ситуации. Мама всегда умела помочь ей трезво посмотреть на вещи. И кроме того, ей было известно все, что только можно знать о мужчинах, особенно об англичанах, поскольку она долго жила здесь. Мама могла дать ей совет.

Лючия откинула одеяло и встала с постели. До рассвета оставалось несколько часов, вполне достаточно, чтобы навестить маму, и для мамы не имеет значения, если она явится к ней посреди ночи.

Лючия оделась во все темное, набросила на плечи темно-синий плащ и натянула капюшон, который закрыл ее волосы и бросал тень на лицо. Она вышла из комнаты и начала спускаться по лестнице. Кто-то оставил горящую лампу для Йена, который должен был вернуться домой, и этот свет помог Лючии, когда она повернула на последний пролет лестницы, спустилась и через холл направилась к входной двери.

В эту минуту дверь отворилась.

Лючия замерла и осмотрелась, но она стояла посреди холла, уже поздно было прятаться.

– Куда-то идете? – спросил Йен, входя в дом и закрывая за собой дверь.

Худшего не придумаешь. Лючия откинула капюшон и посмотрела на него, готовясь устроить настоящее сражение из-за очевидного факта, что она тайком собиралась повидать мать, но, увидев его лицо, забыла, что попала в затруднительное положение.

Она подошла к нему и ахнула:

– Ma insomnia! – Не раздумывая, она протянула рук и осторожно дотронулась до темно-лилового пятна под его глазом. – О, Йен, кто-то ударил вас.

– Спасибо, что сообщили мне об этом, но я совершенно ясно помню, что произошло час назад. – Он схватил ее руку и отвел ее от своего лица, однако не отпустил.

– Что произошло? – спросила она.

– Я совершил ошибку, встав между лицом лорда Хея и кулаком лорда Монтроуза.

– Что?

– Да. И все из-за вас.

– Из-за меня? Что вы хотите этим сказать?

Он крепче сжал ее руку.

– Вы, кажется, одеты для прогулки. Куда вы направились? Сообщить вашей матери приятную новость?

Его вопрос озадачил ее, чего нельзя сказать о тоне его голоса. Она услышала в нем с трудом сдерживаемый гнев и понимала, что гнев этот направлен на нее.

– Какую новость?

– О вашей помолвке с лордом Хеем, конечно.

– Что? – изумилась Лючия. – О чем вы говорите?

– Бедный Хей. – Йен отпустил ее. – Надеюсь, он чертовски меткий стрелок, потому что очевидно: дуэли непременно станут частью его супружеской жизни.

– А удар Монтроуза не повредил вам мозги? – спросила она, с сомнением глядя на него, – Я не собираюсь выходить замуж за лорда Хея.

– Нет? Хей думает, что да.

Она открыла рот, чтобы опровергнуть такое абсурдное предположение, но Йен не позволил ей что-либо сказать.

– Лорд Монтроуз, – продолжал он, – который подслушал, как Хей сообщал мне радостную новость о вашей помолвке, заявил, что это исключено. Он полагал, что, поскольку вы танцевали с ним три раза на последнем балу, вашими симпатиями и расположением пользуется он, а не Хей. Возник спор, и тут Хей выложил перед нами свой козырь, заявив, раз вы так смело сами поцеловали его на яхте Тремора, то это значит, что вы действительно должны сильно любить его.

Лючия ахнула и закрыла лицо руками.

– Какой кошмар!

– Излишне говорить, – повышая голос, продолжил он, – что это очень удивило меня, поскольку всего лишь два часа назад вы делали все возможные попытки поцеловать меня!

– Что? – Лючия подняла голову, твердо решив, что он должен знать правду, по крайней мере в отношении этого. – Я не целовала вас! Это вы поцеловали меня. Что же касается Монтроуза, да, я несколько раз танцевала с ним. Он смешит меня. Мне нравятся мужчины, умеющие развеселить.

– Если бы вы потрудились почитать книги по этике во время обучения, вы бы знали, что танцевать с одним и тем же мужчиной более двух раз за вечер – это давать повод для предположений о скорой помолвке.

– У меня остается три недели, в течение которых и должна найти мужа, и я не располагаю временем для соблюдения тонкостей этикета! – с жаром ответила она. – Я должна иметь возможность танцевать с теми, с кем мне приятно, чтобы лучше узнать их. А людские сплетни не беспокоят меня.

– Как не волнуют вас и чувства Монтроуза. Эти танцы, дали ему вполне оправданный повод надеяться на вашу любовь.

Она сжала губы, чувствуя некоторую жалость.

– Если это правда, – сказала она, помолчав, – то я сожалею об этом. Я просто хотела получше узнать его, по тому что он мне понравился.

– Кажется, вас привлекает каждый мужчина, находящийся рядом с вами.

Это задело ее, особенно потому, что он уже начинал вызывать в ней очень сильный интерес. По крайней мере до этой минуты.

– Видите ли, я женщина, – напомнила она ему. – Вполне естественно, что особы моего пола тянутся к мужчинам.

– Ясно, что этим мужчинам вы тоже нравитесь. И уже некоторые из них до безумия влюблены в вас. И это только те, о которых я знаю. Я с содроганием думаю, сколько еще страдающих особей мужского пола может появиться здесь.

– Влюбленность – еще не любовь! – сказала она, теряя терпение. – Я говорила вам, что выйду за человека, который полюбит меня. Возможно, лорд Монтроуз и лорд Хей влюблены в меня, но я уверена, они меня не любят.

– Они, черт бы их побрал, увлечены вами настолько, что устроили драку в джентльменском клубе! – прорычал Йен. – А для меня все это кончилось синяком!

– Santo cielo! – воскликнула она, ее собственное раздражение возрастало, отражаясь на ее лице. Как всегда, впадая в ярость, Лючия чувствовала, что английский не способен выразить ее чувства, и переходила на родной язык. – Во все времена мужчины дрались из-за женщин, – по-итальянски сказала она. – Так же, как мальчишки дерутся из-за игрушек.

– Я думаю, что игрушки – это лорд Хей и лорд Монтроуз, – ответил он тоже по-итальянски. – Ваши игрушки.

– Это несправедливо!

– Разве? Хей думает, что вы выйдете за него замуж.

– Я никогда не принимала его предложения!

Он, упершись в бока, сердито посмотрел на нее.

– Тогда, Бога ради, скажите, зачем вам понадобилось целовать его?

– Он попросил меня выйти за него, а я знала, что должна выйти за кого-нибудь замуж, поэтому решила, что мне следует хотя бы подумать над его предложением. Но конечно же, я не могла согласиться на брак с мужчиной, не узнав, как он целуется.

– Конечно, нет.

– Вот мне и пришлось поцеловать его и узнать, смогу ли я когда-нибудь полюбить его. Но нет, после этого поцелуя я поняла, что не выйду за него.

Йен уставился на нее, не веря своим ушам.

– Вы хотите сказать, что поцеловали его ради своего рода дурацкого эксперимента?

– А вы бы женились на женщине, не поцеловав ее сначала? – Она покачала головой, с грустью глядя на него. – Если это так, боюсь, вы безнадежны, англичанин.

Йен схватился за волосы.

– А вы не можете взять да и выйти за него замуж. – почти с отчаянием спросил он. – Тогда я мог бы заняться простыми дипломатическими проблемами. Такими, как турки или греки. Я хочу сказать, что вы сумели бы научить беднягу целоваться, не правда ли?

Она пришла в ужас. Одна мысль, что ей пришлось бы терпеть мокрые, холодные, как рыба, губы Хея до конца своих дней, вызывала у нее тошноту. Должно быть, ее чувства отразились на ее лице, потому что Йен тяжело вздохнул.

– Оставим это, – пробормотал он. – Я понимаю, не стоит и надеяться.

– Я заслуживаю мужа, который умеет целоваться, упрямо настаивала она.

– Так вот что ожидает меня в эти оставшиеся три дели? Вы намерены проверить умение целоваться каждого холостяка в Лондоне?

От этих слов раздражение Лючии сменилось взрывом гнева.

– Я ничего этого не просила! – воскликнула она. – Hе я заявляла, что должна выйти замуж и шести недель вполне достаточно, чтобы найти мужа! Это сделал мой отец.

– Тут уж ничего не поделаешь. Да и вы сами постарались создать такую ситуацию своим поведением в прошлом.

Ее не смутили ни упомянутые им факты, ни неодобрение, с которым он произнес эти слова.

– Мы говорим о моей жизни, моем будущем, и оказывается, что я единственная, кто думает, что это заслуживает серьезного рассмотрения!

С каждым произнесенным словом Лючию все сильнее охватывало отчаяние и ярость от совершенно невероятного положения, в которое ее поставили. Ее гнев выплеснулся наружу.

Лючия огляделась, и ей на глаза попалась стоявшая на столике в холле, рядом с подносом для визитных карточек, ваза с дюжиной красных гвоздик, которые накануне прислал лорд Уолфорд. Лючия выхватила букет из вазы и угрожающе замахнулась на Йена.

– Вы представляете мне мужчин, словно они шляпы в лавке модистки, – сказала она, ударяя его по плечу букетом, с которого капала вода, – так что вы не можете понять меня, что я обращаюсь с ними так, как будто примериваю их. Взять вот этого? Нет, он мне не подходит. Может, этого? Нет, он мне не нравится. А как насчет этого? Нет, мне не по вкусу его поцелуи.

Произнося эту речь, она подчеркивала слова ударами по его голове и плечам.

– Мой отец дает деньги, – возмущенно продолжала она – а вы приводите мне мужчин на продажу. Я не хочу покупать мужчину так, как покупают шляпу!

Йен отмахивался от букета, с которым она нападала на него, как от назойливой мухи.

– Черт побери, женщина, прекратите колотить меня этой идиотской штукой! Сегодня меня уже достаточно побили благодаря вам.

Однако она нанесла свой самый удачный удар, прямо по голове, жалея, что не может проломить его крепкий мужской череп. Она отступила, готовясь к следующему нападению.

– Сейчас мне бы хотелось по-настоящему причинить вам боль, англичанин.

– Мне? – Он презрительно взглянул на жалкие поломанные стебли, которые она держала в руке. – Если вы этого хотите, мисс Валенти, то разумнее было бы воспользоваться чем-то более внушительным, чем пучок гвоздик.

Она не обратила внимания на его слова.

– Моему отцу наплевать на то, чего я хочу. Вам же тоже безразлично. Я единственная, кто защищает мои интересы, и то, что я делаю, справедливо!

– Интересы? Вы, кажется, несколько дней назад очень интересовались Монтроузом. Затем вы подумали, не нужен ли вам Хей. Может быть, в какой-то момент вы даже хотели меня, но очевидно, я был всего лишь еще одним экспериментом в области поцелуев!

– Какие поцелуи? – Она снова ударила его. – Разве это был поцелуй? Это произошло так быстро, что я не уверена, было ли это на самом деле!

Он вырвал букет из ее рук.

– В отличие от ваших снедаемых любовью поклонников мне не нравится, когда на мне играют, как на испанской гитаре, – сказал он, круша пальцами гвоздики, и мне не доставляет удовольствия слушать, как эти мужчины страдают от любви к вам, словно жалкие мальчишки. И еще я не в восторге, когда меня бьют кулаком по лицу.

– Это не моя вина!

– Черта с два, не ваша! – Его глаза сверкнули, и он in бросил гвоздики в сторону.

Он подошел к ней ближе, почти вплотную, и заговорил быстро и яростно по-итальянски.

– Вы манипулируете мужчинами, сами не понимая, что делаете. Они умные, обычно рассудительные британские джентльмены, а вы доводите их до такого состояния, что из-за вас они становятся настоящими дураками, в то время как вам совершенно наплевать на любого из них.

Перед такой вспышкой неукротимой великолепной ярости даже Лючия была вынуждена отступить. Она сделала несколько шагов назад, затем остановилась и чуть приподняла подбородок. Она сглотнула и смерила его взглядом.

– Я имею право найти человека, который по-настоящему полюбит меня, – сказала она, стараясь говорить с чувством собственного достоинства и не показывая ему своего гнева. – Я не вижу причины соглашаться на меньшее, и если вы с моим отцом ждете от меня этого, вы оба можете убираться к черту. Как я уже сказала, Хей не любит меня. И лорд Монтроуз тоже.

– Они прекрасно изобразили это чувство перед всеми, находившимися в клубе, когда до крови молотили друг друга! Их обоих вышвырнули на улицу. Возможно, за это их даже лишат членства в клубе.

– Когда появится человек, который действительно полюбит меня, – продолжала она, словно не слыша его слов, – я почувствую это сердцем.

– Так скажите своему сердцу, чтобы оно поторопилось, и тогда я продолжу жить своей жизнью!

– Что такое здесь происходит? – вступил в их разговор удивленный голос Грейс.

Лючия и Йен повернулись к лестнице, находившейся в противоположной стороне холла, и обнаружили, что собрали толпу изумленных зрителей. Их ссора разбудила не только Грейс, но и Дилана, Изабель и нескольких слуг.

– Боже мой! – ахнула Грейс, взглянув на лицо Йена. – Что это у тебя с глазом?

Йен не успел ответить, его опередил Дилан, которого происходившее не только удивляло, но и еще забавляло.

– Ты ввязался в драку? Ты – мой сдержанный родной старший брат? Боже, просто не могу поверить. Последний раз, когда я видел тебя таким, мне было тринадцать, и я подложил ядовитый сумах тебе в штаны. За этоты тоже здорово отлупил меня, насколько я помню.

– Я не ввязывался в драку, – сквозь зубы пробурчал Йен, на этот раз по-английски.

Он сердито посмотрел ни Лючию.

– Я пытался предотвратить ее, и вот что получил в награду.

Брат хотел расспросить его, но Йен, подняв руку, остановил его. Не спуская глаз с Лючии, он снова заговорил по-итальянски.

– Завтра, – сказал он, – вы встретитесь с лордом Хеем. Вы ему скажете, что произошла ошибка и вы просите прощения за то недоразумение, которое возникло из-за вашего поведения. Вы дадите ему понять, что каким бы замечательным человеком он ни был, вы не можете с чистой совестью выйти за него замуж. В вас столько обаяния, что я предоставляю вам найти причину, не слишком обидную для него.

Йен повернулся и зашагал к входной двери. Открыв ее, он добавил, все еще по-итальянски:

– Между прочим, в «Бруксе» все знают о драке, поцелуе и предложении Хея. Так что в дополнение к тому, что вы им известны в Лондоне как самая неисправимая кокетка, вы еще прославитесь и как обманщица. Поздравляю.

Он вышел и захлопнул за собой дверь.