Опанасовы бриллианты

Н. Томан Именем закона

Подполковник милиции Волков медленно приподнимал колпачок настольной лампы до тех пор, пока фотографии, разложенные на столе, перестали отсвечивать. На них в очень странных, почти неестественных позах изображались два человека на фоне кустарника. Только на одном из снимков можно было разглядеть неправильный профиль пожилого мужчины в пенсне. Лицо второго либо скрывалось тенью широкополой шляпы, либо вообще было обращено в противоположную от аппарата сторону.

— Странно все это, — задумчиво проговорил Волков, раздвинув фотографии веером наподобие игральных карт.

Старший оперативный уполномоченный майор милиции Миронов, сидевший по другую сторону письменного стола, настороженно поднял густые брови.

— Ты, значит, считаешь, что Антипов… — начал было Миронов, но подполковник недовольно перебил его.

— Ничего не считаю. Говорю только, что странно, почему это вдруг на всех шести снимках интересующий нас человек оказался обращенным спиной к объективу. Узнать ведь тут можно одного только Мерцалова, и без того хорошо нам известного.

— Но ведь ты же знаешь, Василий Андреевич, что Антипов впервые пользовался аппаратом для ночных съемок и не удивительно, что у него, как говорится, первый блин получился комом…

Волков ничего не ответил. Миронов спросил:

— Ты, кажется, вообще недоволен всем этим делом?

— Не в восторге, во всяком случае, — хмуро проговорил Волков. — Откровенно тебе скажу, Михаил Ильич: не ожидал я, что проведешь ты его так грубо. Как же можно было арестовывать Мерцалова, не установив всех его связей?

— Но ведь у нас же и без того есть доказательства, что он спекулировал драгоценностями. Да он и сам этого не отрицает…

— А кому он продал в последний раз бриллианты? — снова нахмурился Волков.

— При обыске у него было обнаружено семьсот пятьдесят тысяч наличными, — заметил Миронов.

— Ну, вот видишь! И это, конечно, именно та сумма, на которую Мерцалов продал бриллианты, так как он явно не успел ни пустить ее в оборот, ни положить в сберкассы. Разве ты не понимаешь, что, узнав, фамилию человека, купившего у Мерцалова драгоценности, мы напали бы на след очень крупного дельца?

— Не считаешь же ты меня совершеннейшим болваном, Василий Андреевич? — обиделся Миронов. — Сам знаешь, мы предпринимали все возможное, чтобы установить эту таинственную личность. Однако не все еще потеряно. Не удалось сфотографировать его во время тайного свидания с Мерцаловым, узнаем теперь кое-что о нем от Мерцалова, хотя он и упорствует…

— А кто допрашивает Мерцалова?

— Антипов.

— Опять Антипов?

— Да что у тебя за неприязнь к этому человеку? — удивился Миронов.

— Никому не передоверяй этого дела.

— Слушаюсь, — холодно отозвался Миронов, хотя и считал, что Антипов мог сделать это не хуже его.

— Ну, а теперь — по домам! — решительно заключил Волков.

А на следующий день утром и подполковник Волков и майор Миронов были буквально ошеломлены неожиданным известием — спекулянт брильянтами Мерцалов скончался ночью от скородействующего яда.

— Срочно разберись во всем и доложи! — коротко приказал Волков Миронову, и лицо его стало еще более хмурым, чем вчера.

Миронов тотчас же вызвал своего помощника — Антипова, довольно молодого еще, но уже активно лысеющего человека. У него был виноватый вид. Он беспомощно разводил руками:

— Ну кто же мог предположить, что этот тип окажется способным на самоубийство? Молчал же он лишь до поры до времени… Надеялся, наверное, что выручат его.

— Кто выручит? — удивился Миронов.

— Его дружки…

— Что за дружки? Говорите толком!

Антипов молча протянул майору промасленную ленточку папиросной бумаги, на которой было напечатано:

«Никого не называй и не падай духом. Мы свое слово сдержим — выручим».

— Откуда у вас это? — спросил Миронов.

На лице старшего лейтенанта появилась тень смущения.

— Вчера вечером какая-то женщина, назвавшаяся родственницей Мерцалова, принесла передачу. В корзинке были пирожки с мясом. Внутри одного из них я нашел эту записку.

— А пирожки передали?

— Да, товарищ майор.

— А вам разве неизвестно, что пока арестованный находится у нас, питание для него берут в нашей столовой?

— Не знал я этого, Михаил Ильич, — растерянно произнес Антипов. — И потом, эта родственница так просила…

— Да-а, — недовольно произнес Миронов. — А оставшиеся пирожки вы уже послали на экспертизу?

— Послал. Вы думаете, что они отравлены?

— Ни минуты не сомневаюсь в этом, — мрачно отозвался Миронов и, помолчав немного, задумчиво добавил:

— Не представляю даже, как ко всему этому отнесется подполковник Волков…

А подполковник Волков отнесся к этому очень строго. Он прошел к начальнику управления и потребовал немедленно снять с работы Антипова. Начальник без особого сожаления согласился, так как за Антиповым имелись и еще кое-какие грешки.

Со смертью же Мерцалова, казалось, исчезнет бесследно и человек, купивший у него драгоценности чуть ли не на миллион рублей.

Один только подполковник Волков не терял надежды рано или поздно добраться до этого человека. Миронову же вместо Антипова дал он в помощники только что окончившего милицейскую школу лейтенанта Алехина.

Два-три раза в неделю, возвращаясь из Москвы на дачу в Березовскую, Вера непременно оказывалась не только в одном вагоне с ним, но и почти всегда видела его перед собой. Удивительнее же всего было то, что парень этот, не сводивший с нее влюбленного взгляда, даже не попытался ни разу заговорить, хотя его познакомил с нею кто-то из ее друзей.

«Какой застенчивый человек, — с непонятной теплотой думала о нем Вера. — И очень милый… С чудесными, добрыми глазами. Как же, однако, зовут его? Совсем забыла…»

И вдруг, сама себе удивляясь, она обратилась к нему с самой банальной фразой:

— Чудесная сегодня погода, не правда ли?

— Замечательная! — обрадованно отозвался парень, будто только и ждал от нее этих слов. И торопливо, словно опасаясь, что Вера снова отвернется от него, добавил:

— У вас, видимо, что-то хорошее произошло.

— Как это вы угадали? — удивилась Вера.

— Вид у вас очень радостный. Я даже больше вам скажу, — продолжал парень, — вы, видимо, удачно экзамены сдали.

— Да вы просто волшебник какой-то! — воскликнула Вера. — Я действительно сдала сегодня последний экзамен и принята в институт.

На Березовской они вместе вышли из вагона и пошли к поселку, на окраине которого находилась дача Веры. Некоторое время они шли молча. Потом она остановилась вдруг и сказала, улыбаясь:

— Давайте все-таки познакомимся еще раз. Только сделаем теперь это так: назовем друг другу лишь наши имена, и пусть каждый сам строит догадки о другом — кто он такой? Согласны?

— Согласен! — охотно отозвался парень.

— Ну, так как же вас зовут, незнакомец? — улыбаясь, спросила Вера.

— Евгением, — ответил парень.

— А я — Вера.

Молодые люди подошли к перекрестку.

— В Березовской у вас дача? — спросила Вера.

— Да нет… я вообще здесь не живу, — смущенно признался Евгений. — Езжу сюда к приятелю своему, бывшему школьному товарищу.

— И так часто? Я ведь вас чуть ли не каждый день вижу. На какой же улице он живет?

— На Луговой.

— Ну, так вам тогда налево, — и Вера протянула руку Евгению. — До свидания, незнакомец! Мы с вами еще, вероятно, увидимся.

Евгений хотел было попросить у Веры разрешение проводить ее до дома, но тут внимание его привлек человек, шедший все время сзади и теперь остановившийся неподалеку от них. Он делал вид, что зашнуровывает развязавшийся ботинок, но Евгений сразу же догадался, что тот следит за ними. Да и лицо этого человека показалось ему знакомым. Кажется, где-то он уже видел эти цепкие, внимательные глаза…

— Мы обязательно должны увидеться, — горячо отозвался на слова Веры Евгений. — Но где и когда?

Вера задумалась на несколько мгновений, безразличным взглядом рассматривая человека, все еще возившегося со своими ботинками.

— А мы лучше так сделаем, — решила наконец она: — Дайте мне ваш домашний телефон, и я сама как-нибудь вам позвоню. Не возражаете?

Евгений поспешно достал записную книжку, написал номер своего телефона, вырвал листок и протянул его Вере.

Несколько дней подряд после вторичного знакомства с Верой Евгений Алехин все свободные вечера сидел дома в ожидании ее телефонного звонка, хотя и не очень-то надеялся на это. А когда уже решился было съездить к Толе Тихонову в надежде случайно встретить Веру, неожиданно получил письмо, которое нарушило все его планы.

«Уважаемый товарищ Алехин, — писал ему неизвестный корреспондент, — мне хотелось бы побеседовать с Вами с глазу на глаз об одной нашей общей знакомой. Мне нужно сообщить вам о девушке этой кое-какие неизвестные вам подробности. Предлагаю встретиться двадцатого в Сокольническом парке культуры и отдыха. Приходите ровно в девять вечера. Буду ждать вас у входа. Вы узнаете меня по белому цветку в петлице пиджака».

Подпись была неразборчива, — не то Ленский, не то Ланский. Евгений прочитал письмо дважды и снова подумал о Вере. Похоже было, что речь шла именно о ней. Но кто мог написать это письмо? Может быть, тот человек, который следил за ним, когда он разговаривал с Верой в Березовской? Что, однако, мог он сообщить ему? Какие подробности? Скорее всего какую-нибудь гадость, и лучше всего, конечно, не встречаться с ним вовсе… Но тогда в глазах этого человека можно оказаться трусом. Мало того, это может стать известно Вере. Вне всяких сомнений, он постарается сообщить ей об этом.

Кстати, сегодня как раз двадцатое! Сколько же времени сейчас? Восемь. Значит, до встречи остается всего один час.

У входа в Сокольнический парк Евгений сразу же обратил внимание на человека среднего роста в темном костюме и широкополой шляпе, надвинутой почти на самые глаза. В петлице его пиджака светлела гвоздика. Заметив Евгения, мужчина тотчас же направился к нему с приветливой улыбкой. Дружески протянув руку Алехину, он отрекомендовался Ленским и предложил пройтись. Входные билеты уже были у него в руках, и Евгению ничего больше не оставалось, как последовать за ним.

— Если вы не боитесь, — с легкой усмешкой сказал Ленский, как только они миновали контролеров, — то нам лучше бы пройти в уединенное местечко, чтобы поговорить там без помех.

— А чего мне бояться? — с деланной беспечностью отозвался Евгений, сворачивая вслед за Ленским в тенистую аллею.

— Надеюсь, вы не очень будете разочарованы, Евгений Иванович, — негромко начал Ленский, — если ни о какой нашей общей знакомой разговаривать с вами я не стану? Разговор наш сегодня будет серьезным.

Евгений был удивлен и не знал, как вести себя дальше.

«Встать, может быть, и уйти?» — мелькнула вдруг мысль. Но теперь его еще более заинтриговал этот человек. Рассмотреть лицо его все еще не удавалось. Бросались в глаза лишь небольшие усики под острым носом. Все остальное было мало выразительно, неприметно. Даже голос был какой-то неопределенный.

Ленский говорил теперь еще тише, почти шепотом:

— Я должен сообщить вам, что переговоры с вами буду вести не от себя лично, а по поручению одного весьма почтенного лица, пожелавшего, как говорится, остаться неизвестным. О вас же нам известно не только то, что вы оперативный уполномоченный ОБХСС и помощник майора Миронова, но и многие другие подробности.

«Ага, — подумал Евгений, — кажется, я начинаю догадываться, с кем имею дело…».

— Теперь конкретнее: лицо, поручившее мне вести переговоры с вами, предлагает вам некоторую сумму денег, скажем, тысяч сто, за довольно незначительную услугу.

«Может быть, схватить его и отвести к постовому милиционеру? — напряженно думал Евгений, с трудом сдерживая себя. — Но что даст это? Что можно доказать без свидетелей?».

— Мы не просим у вас ни прекращения чьего-либо дела, ни покровительства, — продолжал Ленский таким тоном, будто речь шла о самом обычном деле. — Нам нужна лишь кое-какая информация о планах и замыслах вашего начальства, майора Миронова. Мы могли бы, конечно, получить эти сведения и из первоисточника, так сказать, то есть от самого Михаила Ильича, но ему пришлось бы дать за это больше, чем вам. А если он кажется вам неподкупным, то выбросьте это из головы. Нет таких людей, которых нельзя купить. Все зависит только от суммы. Вы же можете получить часть предлагаемых вам денег хоть сейчас.

С этими словами Ленский вынул из бокового кармана пиджака толстую пачку сторублевок и протянул Алехину.

Больше Евгений уже не мог сдерживать себя. Он хотел схватить этого мерзавца за горло и позвать кого-нибудь на помощь, но, прежде чем он успел это сделать, в кустах напротив вспыхнул яркий свет и щелкнуло что-то, похожее на затвор фотоаппарата. Евгений вздрогнул от неожиданности и невольно коснулся протянутой Ленским пачки денег.

Из кустов действительно вышел какой-то верзила с фотоаппаратом, успев щелкнуть им еще несколько раз. Нагло улыбаясь, он снял шляпу и поклонился:

— Спасибо, молодой человек! Вот мы и запечатлели вас в момент принятия щедрого дара.

«Что же делать?.. — проносились тревожно мысли. — Бежать в отделение милиции? Но ведь и след их, наверно, простыл…»

Забрав с собой деньги, Евгений понуро направился к главной аллее. У телефонной будки он остановился и поискал в кармане пятнадцатикопеечную монету. Набрал затем номер телефона подполковника Волкова (он иногда до поздней ночи задерживался в своем отделе), но ему никто не ответил. Тогда он позвонил дежурному по управлению и узнал, что Волков и Миронов давно ушли домой. Нужно отложить все до завтра… А куда же деть деньги? Взять с собой? Нет, этого он ни за что не сделает. Необходимо заехать в управление и сдать их под расписку дежурному.

Домой Евгений вернулся в одиннадцать часов вечера. Родители его еще не спали, они вообще ложились поздно. Евгений прошел в свою комнату.

— Будешь ужинать, Женя? — спросила мать.

— Спасибо, мама, не хочется что-то, — ответил он.

Он стал медленно прохаживаться по комнате и утихшее было возмущение снова овладело им.

— Мерзавцы! — вслух проговорил он, стиснув зубы. — Надо же обнаглеть до такой степени!

— Что это Шерлок Холмс наш ругается? — услышал он голос отца за дверью.

— А бог его знает, — тяжело вздохнула мать. — Нервным стал каким-то в последнее время.

Родители Евгения были очень недовольны сыном. Мечтали папа с мамой, что их Женя, кончив десятилетку, поступит в университет, а он, никого не спросясь, взял да и подал заявление в школу милиции! Мама до сих пор не могла простить ему этого. Отец, правда, тоже был не очень доволен, но за два года учебы Евгения в милицейской школе примирился, кажется, с его решением.

— Ну, ладно, — заявил он как-то сыну, — милиция так милиция. Не мог на большее отважиться, иди той дорогой, какая посильна. Но только зачем же ты и тут выбираешь, что полегче? Шел бы в уголовный розыск, там с настоящими преступниками боролся бы. Опасная, но героическая работа! Теперь, конечно, нет уж таких сыщиков, как во времена Шерлока Холмса, да и преступник измельчал, но все-таки… А ты вдруг — в ОБХСС! Со спекулянтами, значит, будешь сражаться? Не ожидал я этого от тебя, Женя… Не очень-то, конечно, героическая и моя профессия, но я всегда мечтал о подвиге.

Еще совсем недавно Евгений, пожалуй, вполне согласился бы с отцом. Его и самого работа не только в ОБХСС, но и вообще в милиции не очень-то прельщала.

Как же случилось, что избрал он эту профессию?

А случилось все довольно просто. Алехина и еще нескольких комсомольцев после выпускных экзаменов в средней школе пригласили в райком комсомола и спросили: не хочет ли кто-нибудь из них поступить в двухгодичную школу милиции?

— Дело это добровольное, ребята. Вы не торопитесь с ответом. Подумайте хорошенько, а потом, через денек-другой, зайдите, и мы еще раз потолкуем. А сейчас с вами хочет побеседовать майор милиции, — сказал инструктор райкома.

А когда молодые люди возвращались из райкома домой, Евгений сказал им почти восторженно:

— Знаете, ребята, это чертовски интересно! Оказывается, там и смелость, и смекалка требуется.

— А что ты нас-то агитируешь? — иронически заметил один из приятелей. — Взял бы и собственной персоной пополнил ряды блюстителей порядка!

Остальные дружно и даже, как показалось Евгению, издевательски расхохотались. Это окончательно возмутило Алехина и он воскликнул:

— Хорошо! Идите, учитесь на докторов и инженеров, которых и без вас хватает. А я пойду туда, где тоже нужны грамотные и смелые люди.

И он пошел. И не на другой день, а тотчас же, хотя приятели его были уверены, что это всего лишь эффектная демонстрация. Они не сомневались, что у дверей райкома он «одумается». Но Евгений Алехин не «одумался». Он попросил у инструктора райкома чистый лист бумаги и тут же написал заявление о своем желании поступить в милицейскую школу.

Почти незаметно пролетели годы учебы, а когда после выпуска из школы Евгений пришел домой в милицейской форме, отец не без ехидства спросил его:

— Будешь, значит, щеголять теперь в этом роскошном мундире?

— Должен огорчить тебя, папа, — спокойно ответил ему на это Евгений, — почти не придется.

— Тогда как же? В штатском костюмчике?

— В штатском. Работа наша не требует блеска. Чем скромнее, тем полезнее для дела.

— Ну и ну, — пробурчал отец, как всякий кавалерист, любивший во всем блеск и красоту. — Скромненькая у тебя профессия, ничего не скажешь. Еще поскромнее моей, пожалуй, — добавил он, усмехаясь.

Но вот теперь, когда Евгений немного успокоился после всего пережитого за этот вечер, ему захотелось вдруг немного похвастаться перед отцом.

— Скажи-ка мне, папа, — обратился он к отцу, — предлагали ли тебе когда-нибудь взятку?

У отца от удивления расширились глаза:

— Что за вопрос нелепый?

— Ну, а все-таки? — настаивал Евгений.

Отец отложил газету и задумался.

— Помнится, был такой случай, — ответил он, наконец, сосредоточенно поглаживая лысину, аккуратно прикрытую заческу эту называл он в шутку «внутренним займом». — Но я тому мерзавцу чуть по физиономии тогда не заехал.

— Ну, а сколько же он предлагал тебе?

Отец смущенно улыбнулся:

— Сумма-то огромная была. Тысяч, кажется, пять, если не больше…

— А ведь ты мне об этом не рассказывал никогда, Ваня, — укоризненно проговорила Анна Емельяновна.

— Не всякую же пакость тебе рассказывать, — последовал ответ.

— Ну, а сто тысяч тебе никогда не предлагали? — спросил Евгений.

— Сто тысяч? — удивился отец. — Ну, знаешь, ли, милый мой, моя скромная персона не удостаивалась еще такой чести. К чему вы это, однако?

— Да у нас тут одному оперативному уполномоченному предлагали сегодня такую сумму, — равнодушным тоном ответил Евгений, возвращаясь в свою комнату.

— Ну и ну, — пробурчал пораженный Иван Сергеевич. — Сколько же эти мерзавцы воровать должны, если такие взятки в состоянии давать?..

Утром, когда Евгений собрался на работу, Анна Емельяновна вынула из почтового ящика письмо. Евгений внимательно осмотрел конверт. Адрес был напечатан на машинке. На конверте не было ни одного почтового штемпеля, значит письмо пришло не по почте.

На ощупь конверт оказался жестким. Похоже было, что в нем лежала какая-то плотная бумага. А когда Евгений надорвал его, на стол выпала фотография. На ней была запечатлена вчерашняя сцена в Сокольническом парке. На оборотной стороне фотографии Алехин прочел:

«Вы уже взяли у нас пять тысяч. Остальные можете получить сегодня в тот же час на том же месте».

— Ну и мерзавцы! — почти простонал Евгений.

«Интересно, как отнесется ко всему этому происшествию майор Миронов, — уныло думал он дорогой, — как посмотрит на это Волков? Пожалуй, нужно было посоветоваться с ними, прежде чем идти на свидание с Ленским. Да, но я ведь предполагал совсем иной характер этого свидания…».

Старший оперативный уполномоченный майор Миронов уже сидел за своим столом, когда лейтенант Алехин вошел в комнату. Майор внимательно читал что-то, и сухое с острыми чертами лицо его было сосредоточено. На приветствие Евгения он лишь кивнул слегка, не отрываясь от бумаг, разложенных на столе.

«Видно, очень серьезным делом занят», — решил Алехин, соображая, когда же лучше рассказать ему о вчерашнем происшествии.

С первого дня знакомства с майором Евгений побаивался его. Никогда не задавал ему посторонних вопросов. Разговор у них был всегда предельно лаконичным. Евгению подумалось даже однажды: «Может быть это и к лучшему — научусь, по крайней мере, излагать свои мысли кратко…»

С чего же, однако, начать теперь свой рассказ?

Евгений медленно развернул письмо и тщательно разгладил ладонью. Потом, стараясь казаться совершенно спокойным, положил его на стол Миронова вместе с половинками разорванной фотографии. Майор и тут не поднял глаз.

Майор взял письмо и прочел надпись на обратной стороне фотографии. Он долго смотрел на снимок, видимо, размышляя о чем-то.

— М-да… — задумчиво проговорил он, наконец, и, помолчав немного, добавил тоном приказа:

— Рассказывайте подробности.

Алехин рассказал. Майор встал из-за стола и вышел из комнаты, забрав с собой письмо и фотографию. Евгений догадался, что он направился к Волкову. Вернулся от Волкова спустя четверть часа. Лицо его было по-прежнему непроницаемо, но на этот раз он удостоил Алехина более продолжительным разговором, чем обычно.

— Любопытный кроссвордик получается, — проговорил он, как бы разговаривая сам с собой. — Но ничего, мы его, однако ж, разгадаем. Пока бесспорно лишь одно — мы имеем дело с крупными дельцами. Это видно и по тону их разговора с вами, и по предложенной вам сумме.

— Насторожились мерзавцы, — продолжал Миронов все тем же тоном. — Но почему и кто именно? Что могло их потревожить? Вы ведь пока только делом Андронова заняты?

— Так точно, товарищ майор, — по-военному четко ответил Евгений.

Миронов снова задумался, рассеянно постукивая пальцами по подоконнику. Потом повернулся к Алехину и спросил, в упор глядя ему в глаза:

— А что это за девушка, о которой упоминает Ленский в своем письме?

— Я уже объяснял вам, товарищ майор, — смущенно ответил Евгений, — девушка была лишь предлогом, чтобы создать почву для разговора на интимную тему.

— А, может быть, все-таки имелась в виду какая-то конкретная девушка? — слегка прищурил глаза Миронов.

— Да, — еще более смутился Евгений.

— Можно, следовательно, допустить, что Ленский знал, кто именно вас интересует? Я не требую от вас раскрытия ваших сердечных тайн, Евгений Иванович, но все же придется вам кое-что рассказать.

И Евгений со всеми подробностями рассказал Миронову о встрече с Верой и о подозрительном человеке, следившем за ними в поселке Березовском.

— Не был ли похож этот человек на одного из тех типов, с которыми встретились вы вчера в парке? — спросил Миронов.

— Ленского я не мог хорошо разглядеть, но я заметил у него усы. У того же, кто следил за мной в Березовской, их не было. А второй, сфотографировавший меня, был такой комплекции, что его вообще невозможно с кем-либо спутать…

— Если вам будет звонить этот шантажист или пришлет еще какое-либо послание — немедленно доложите мне. А сейчас поезжайте на резиновый завод.

Отпустив Алехина, майор Миронов снова ушел к начальнику отдела. Подполковник сидел за столом.

— Более всего волнует меня сейчас один вопрос: почему именно тобой заинтересовалась компания Ленского, — задумчиво проговорил Волков.

— Так ты полагаешь, что Ленский этот на самом деле действовал по чьему-либо поручению?

— Почти не сомневаюсь, — убежденно заявил Волков. — Мы, видимо, имеем тут дело с целой шайкой. Ее главарь не станет, конечно, делать такое предложение лично. Заинтересоваться же Алехиным он мог лишь в том случае, если бы мы напали на следы его преступлений.

— Я уже и сам думал об этом, — закуривая новую папиросу, сказал Миронов. — Но пока никак не соображу, какого же крупного зверя мы потревожили.

— А ты поинтересовался Березовской? Что там за предприятия?

— Две артели: «Детская игрушка» и «Заготстройдеталь». И еще фабрика ширпотреба Министерства местной промышленности.

— Ну, а что производит эта фабрика?

— Резиновые изделия.

— Резиновые изделия… — повторил Волков. — А ведь мы как раз заинтересовались заводом, производящим резиновое сырье. Подумай-ка хорошенько, нет ли тут какой-нибудь связи? Не там ли получает сырье Березовская фабрика? Кто у тебя заводом занимается?

— Я. Да Алехин кое-какие поручения выполняет.

— Так-так… — довольно потер руки Волков. — Зацепочка уже получается. И еще кое-что можно будет, пожалуй, к этому присовокупить… — Не договорив, он нажал кнопку электрического звонка. В кабинет вошел дежурный офицер и протянул подполковнику какую-то бумагу. Отпустив дежурного, Волков весело хлопнул по бумаге ладонью: — Вот и еще одна ниточка. Это — заключение эксперта. Послал я ему тексты письма Ленского и той записочки, которую, помнишь, в пирожках Мерцалова обнаружили. И чутье мне не изменило — шрифты машинок оказались идентичными. Следовательно, печаталось все это на одной и той же машинке — «Рейнметалл».

— Значит, ты полагаешь, что шайка Ленского связана с отравителями Мерцалова?

— Полагаю даже, что тут одна и та же шайка.

На другой день, как только Алехин пришел на работу, подполковник Волков вызвал его к себе.

— Скажи, пожалуйста, Евгений, задумывался ли ты когда-нибудь, с чего это вдруг какой-то мерзавец решил подкупить именно тебя? — спросил он Алехина.

— Конечно, задумывался.

— Ну и что же?

— Просто удивительно!

— И только?

— Да ведь что же еще? И вчера и сегодня весь день думал об этом и почти ни до чего не додумался.

— Почти? Значит, догадка какая-то имеется?

— Очень смутная. Ездил я несколько раз к приятелю своему в Березовскую, он там на фабрике ширпотреба работает, ну и почти всякий раз замечал при этом, что за мной вроде следит кто-то.

Волков хотя и знал уже эту историю от Миронова, но сделал вид, что слышит ее впервые.

— Почему же тебя это не насторожило? — с деланным удивлением спросил он.

Евгений смутился немного и ответил:

— Тут, видите ли, ситуация лирического, так сказать, характера. У меня там девушка знакомая… Может быть, это кто-нибудь из ее поклонников следил за мной.

— А девушка красивая? — улыбнулся Волков.

— Мне нравится, — слегка покраснел Евгений.

— Ну, тогда возможно, что и в самом деле ревнивец какой-нибудь за тобой подглядывал. Ты смотри, чтобы пакости какой он тебе не сделал — паршивый народ эти ревнивцы! Расскажи, однако, о нем поподробнее…

С Василием Андреевичем Евгению всегда было легко разговаривать. Подполковник был простым, душевным человеком и к лейтенанту Алехину относился почти с отеческой заботой. Считал его даже в какой-то мере своим воспитанником.

Выслушав подробный рассказ Алехина о человеке, наблюдавшем за ним, Волков достал из стола фотографию какого-то лысоватого мужчины и положил ее перед Евгением.

— Ну-ка, посмотри на этого человека, Женя, не он ли следил за тобой в тот день?

Алехин всматривался в фотографию очень внимательно, но лицо изображенного на ней человека казалось ему незнакомым.

— Не похож, вроде, — ответил он не совсем уверенно.

— Ну, а на того, что предложение тебе делал, на Ленского, тоже не похож?

— И на того не похож. У того усы были.

— Ну, усы-то можно и наклеить, — как бы про себя проговорил Волков и посоветовал: — Ты все-таки вглядись хорошенько в фотографию. Человек этот еще может встретиться на твоем пути.

Дав Алехину возможность обстоятельней изучить фотографию, Волков снова убрал ее в стол и спросил:

— Так ты говоришь, что твой приятель Тихонов на Березовской фабрике ширпотреба работает?

— Да, Василий Андреевич, бухгалтером.

— А парень он порядочный?

— Честнейший, Василий Андреевич.

— Ну, ладно, Евгений, иди теперь занимайся своим делом.

А когда Алехин вернулся, Миронов рассматривал новые образцы шрифтов пишущих машинок «Рейнметалл», только что принятых комиссионными магазинами.

— Отнесите их в научно-технический отдел, — обратился он к Алехину, — да займитесь потом Стручковым.

Сдав образцы шрифтов на экспертизу, Алехин уехал в районный универмаг навести кое-какие справки о заведующем одним из его отделов. Придя в управление, он увидел в комнате подполковника Волкова. Василий Андреевич, весело улыбаясь, хлопал ладонью по какой-то бумаге.

— Так-так, — оживленно говорил он, — догадка-то моя подтвердилась, значит.

Подойдя ближе, Алехин заметил, что бумага, по которой похлопывал Волков, была заключением эксперта научно-технического отдела об образцах шрифтов пишущих машинок.

— Кем же оказался человек, сдавший ее на комиссию? — спросил подполковник майора Миронова.

— Пенсионером Бедаревым. В отделении милиции по месту его жительства сообщили мне, что до ухода на пенсию он работал на Березовской фабрике ширпотреба.

Василий Андреевич довольно улыбнулся и спросил Миронова, хитро прищурясь:

— Ну, что ты на это скажешь?

— Похоже, что мы действительно что-то нащупали.

— Вне всяких сомнений. А кто там директором, на этой фабрике ширпотреба?

— Некий Александр Львович Красовский, — ответил Миронов.

— Красовский, Красовский… — задумчиво повторил Василий Андреевич. — Нет, не знаю такого. Алехину, однако, ездить в Березовскую больше нельзя. Я понимаю, Женя, — Волков обернулся к Алехину и весело подмигнул ему, — тебе нелегко будет воздержаться от этих поездок, но государственное дело, милый мой, прежде всего и выше всего. За Красовским и его фабрикой пусть наблюдают пока Луценко и Ястребов. А ты, Михаил Ильич, целиком переключайся теперь на резиновый завод. По данным экспертизы, содержание натурального каучука в их резиновом сырье таково, что это дает им возможность выпускать не менее двадцати пяти процентов продукции сверх официального плана. И все эта «сверхплановая» продукция, как тебе небезызвестно, идет у них «налево».

Едва Евгений пришел с работы, как мать сообщила ему, что звонила какая-то девушка. Первой же мыслью Евгения было: Вера! Но он тотчас же усомнился в этом и спросил у матери уже безо всякой надежды:

— А она не назвала себя?

— Назвала. Верочкой ее зовут.

— Верочкой?! — воскликнул Евгений, и вид у него при этом стал такой, что мать испугалась даже.

— Господи, да кто она такая. Верочка эта? — встревоженно проговорила Анна Емельяновна. — Глаза у тебя совсем дикими стали. Преступница она какая-нибудь, что ли?

— Ах, мама, что ты говоришь! — счастливо улыбнулся Евгений. — Неужто ты думаешь, что я теперь только с преступниками имею дело?

Но тут снова раздался телефонный звонок, и Евгений услышал голос Веры.

…Они встретились у входа в парк культуры имени Горького. Вера была в светлом платье и казалась такой нарядной, что Евгений не сразу заметил даже, что лицо ее печально.

— Пойдемте туда, где поменьше людей, — попросила она и взяла Евгения под руку. — На душе у меня сегодня ужасно скверно.

— Трудно даже передать вам, Женя, до чего мне грустно сегодня, — заговорила Вера после довольно продолжительного молчания.

И она опять помолчала немного. А Евгений, всегда несколько терявшийся в присутствии девушек, просто не знал, как продолжить разговор.

— Я сегодня очень грубо разговаривала с мамой, — снова заговорила Вера. — И все из-за папы. Они поссорились когда-то, очень давно, когда я была совсем еще девочкой, и разошлись. Живут теперь отдельно. Я осталась у мамы, а брат у папы. Но брат уже совсем взрослый, талантливый, почти знаменитый инженер. Внешне — весь в папу, только папа еще лучше и даже талантливее его. Папа ведь не имеет почти никакого образования, до всего дошел сам, но даже на маленьком посту он буквально творит чудеса. Его все боготворят. И он не только блестящий организатор и хозяйственник — он добрый, веселый, остроумный, я бы даже сказала — блестящий человек. А мама у меня скромненькая, серенькая женщина. Она живет в вечном, непонятном мне, страхе. И удивительнее всего, Женя, что она сама ушла от такого человека, как папа. Сегодня я завела с ней разговор об этом, так она мне настоящую истерику устроила. Назвала девчонкой и вообще наговорила много оскорбительных вещей. А я обиделась и сказала, что совсем от нее уйду к папе. И действительно, ушла из дома. Села на поезд и вот приехала в Москву…

Вера всхлипнула вдруг и крепче сжала руку Евгения.

— Так как же мне быть теперь, Женя? — дрожащим голосом спросила она, вытирая надушенным платочком слезы. — Уходить к папе или остаться с мамой? Когда я садилась в поезд, твердо решила не возвращаться к ней больше, а теперь мне очень жалко ее. Она такая одинокая и беспомощная… Но ведь и с ее стороны просто жестоко отвергать папу, который все еще любит ее. Что же вы молчите, Женя? Или вам неприятно, что с вами завела такой интимный разговор почти незнакомая вам девушка?

— Ну, что вы, Вера? — горячо проговорил Евгений. — С чего вы это взяли?

— Ни с чего я это не взяла, — всхлипывая, произнесла Вера. — А просто я очень поверила в вас. Вообще я очень доверчивая и когда-нибудь поплачусь за это…

— Вы многое, наверное, делаете сгоряча, — уже более спокойно заметил Евгений. — Не торопитесь уходить от матери.

Вера долго вытирала заплаканные глаза, потом сказала довольно холодно:

— Вот уже не ожидала от вас такой рассудительности, таких трезвых друзей у меня и без вас достаточно.

Евгений, обиженный ее словами, хотел было возразить, но она зябко повела плечами и заявила решительно:

— Ну, а теперь мне домой пора — поздно уже.

Прощаясь на перроне вокзала, Вера сказала все с тем же холодком в голосе:

— Попробую послушать вашего благоразумного совета — вернусь к маме.

Совсем уже стемнело, когда Евгений добрался до своего дома.

…Александр Львович Красовский смотрел на сына слегка прищуренными, насмешливыми глазами. Аркадий стоял перед ним, заложив руки в карманы модного пиджака, и возбужденно говорил о чем-то. Красовский не старался понять смысла слов Аркадия, его больше интересовали взволнованные, даже, пожалуй, нервозные нотки в голосе сына. Он, видимо, не только встревожен, но и напуган чем-то, как самый последний трусишка.

Но почему? Почему в этом парне, таком же рослом, крепком, как он, Александр Красовский, — душа зайца? Ведь у него было детство, какому мог бы позавидовать любой его сверстник. Он сам, Александр Красовский, в его годы и представления не имел, что вообще можно жить так безмятежно. Нет, его детство было совсем иным, о нем лучше и не вспоминать вовсе… Когда у его папы-нэпмана отобрали магазин, а самого папу арестовали, пришлось срочно перебраться со старшим братом в другой город и жить там под чужим именем. А ведь ему было тогда всего 15 лет, и он не успел даже окончить средней школы. Ну и потом было не легче. Брат спутался с какими-то дельцами и тоже угодил на скамью подсудимых. Выбиваться «в люди» пришлось уже без его помощи.

Жизнь Аркадия ничто не омрачало. Красовский дал ему все, что сам не имел в его годы. Жена, с которой Красовский разошелся, перебралась в Москву, и дети Красовского — дочь и сын — жили у нее, не зная ни нужды, ни горя.

«Отчего же, однако, столь хлипкие нервы у этого парня? — удивлялся Красовский, чужими, придирчивыми глазами разглядывая сына. О чем это разглагольствует он, с такими визгливыми нотками в голосе?».

— Мы потеряли всякую осторожность, отец, — говорил между тем Аркадий, и его нижнее левое веко легонько подергивалось. — Кутим и дома и в ресторанах, сорим деньгами. Разве это не может не броситься им в глаза? А то, что ты мною прикрываешься, это ведь тоже ненадежно. Может быть, даже и разгадано уже… Да я не сомневаюсь даже после этого случая, что разгадано.

— Какого случая? — уже не насмешливо, а раздраженно спросил Красовский. — Можешь ты говорить спокойно, без истерики, или тебе дать сначала валерьяновых капель?

— Полчаса толкую ему об этом, а он спрашивает — какого случая? — возмутился Аркадий, и обычно бледное лицо его стало почти пунцовым. — Ты что, издеваешься надо мной? Я же говорю тебе, что за мною весь день сегодня следил какой-то тип. Уверен, что и за тобой следят, но ведь ты так веришь в свою неуязвимость, что и не помышляешь, видимо, о предосторожности. Или, возможно, тебе надоела уже свобода?

Однажды утром, когда Алехин пришел на работу, майор Миронов протянул ему пачку фотографий со словами:

— Вот, можете любоваться на господина Красовского.

С первой фотографии смотрело слегка располневшее лицо уже немолодого, но хорошо сохранившегося мужчины. Чувство собственного достоинства сквозило в каждой его черточке. Выражение глаз было решительным, почти властным.

«Да, — невольно подумал Евгений, — в таком не сразу заподозришь преступника». Его размышления прервал Миронов.

— Вот вам адрес. Поезжайте и поосторожнее наведите справку, как досталась Красовскому квартира в доме тринадцать. Нам теперь все нужно знать об этом человеке: где живет, как живет, какими средствами располагает.

Прибыв по указанному адресу, Алехин установил, что дом, в котором Красовский имеет квартиру, — кооперативный. От работников домоуправления удалось узнать, что Красовскому передал свои права на квартиру кто-то из пайщиков, за сумму, на много превосходящую размер пая.

Вернувшись, Алехин не застал Миронова на месте. Однако вскоре майор позвонил из города и сказал, что они увидятся только завтра утром.

Понуро бродил Евгений по бульварам, не зная, как убить время. «Может быть, сходить к Лешке Туманову?» — вспомнил он старого своего друга. Но нет, и к нему не хотелось. И он, сам того не замечая, свернув у Никитских ворот на улицу Герцена, побрел домой.

По всему было видно, что отец в хорошем настроении.

— А ты, я вижу, опять не в духе, — заметил Иван Сергеевич. — Может быть, на работе неприятности?

— Да нет, все нормально.

— Не сказал бы, — усмехнулся Иван Сергеевич. — Жулики и хапуги разные все еще почти безнаказанно орудуют, а вы, значит, считаете положение это нормальным?

— Ну, что ты, папа… — начал было Евгений, но отец сердито махнул на него рукой.

— Не перебивай ты меня и слушай. Заявление мы сегодня получили от одного бухгалтера, фамилия которого показалась мне очень знакомой. Помнится, учился вместе с тобой парень — Тихонов Анатолий. Так вот, похоже, что именно он и прислал нам это заявление о безобразиях, творящихся в бухгалтерии Березовской фабрики ширпотреба.

— Бухгалтер Анатолий Тихонов?

— Да, твой школьный товарищ. Печально все получается, Женя. Не слишком, стало быть, народ на вас надеется, если парень этот за помощью не к вам обратился, а к нам, в Министерство финансов. Считает, следовательно, что мы скорее жуликов на чистую воду выведем. Так то.

На следующий день утром подполковник Волков вызвал к себе Миронова и Алехина.

— Ну-с, докладывайте, что удалось разузнать о Красовском-младшем? Действительно ли он инженер-изобретатель?

Миронов достал из папки какую-то бумагу.

— Это сведения об изобретениях Аркадия Красовского. Как видишь, их не так уж много. К тому же все они сделаны в соавторстве с другими инженерами.

Волков торопливо пробежал справку и вопросительно посмотрел на Миронова.

— А между тем Красовский-папа усердно создает легенду о высоких заработках своего сына Аркадия, — продолжал майор. — Но вот у нас в руках официальная справка о его вкладе в отечественную науку и технику. Из нее следует, что Аркадий Красовский не Эдисон. А раз так, то трещит по швам версия Красовского-старшего, что широкий образ жизни ведет он будто бы на обильные средства сына. Служебный оклад Аркадия тоже не таков, чтобы уделять из него что-нибудь папе, да еще самому жить на широкую ногу. А в том, что папа и сын ведут разгульную жизнь, легко убедиться.

С этими словами Миронов достал из папки несколько фотоснимков и подал их Волкову. Евгений увидел на одном из них веселую компанию за столиком в ресторане. В центре ее — Красовский-старший. На втором снимке красовался молодой человек, сын Красовского — Аркадий в окружении претенциозно одетых девиц…

— Какие средства нужны, чтобы так часто кутить! — произнес Алехин. — И пируют, и квартиры приобретают!

Миронов только рассмеялся:

— А что вы скажете, если я вам сообщу, что у таких вот дельцов — миллиинные доходы.

— К сожалению, все это действительно так, — подтвердил Волков, повернувшись к Алехину. — А как они это организовывают, скоро сам узнаешь. Страшные это люди, Женя! Они втягивают в свою преступную орбиту многих честных, но слабохарактерных людей, ибо им, дельцам этим, в одиночку никак нельзя.

Алехин рассказал подполковнику о заявлении Анатолия Тихонова. Сообщение это заинтересовало Волкова. Он заметил:

— Очень хорошо. Нужно познакомиться с этим заявлением. Займись им сегодня же, Михаил Ильич, — обратился он к Миронову, — да попроси работников Министерства финансов пока ничего не предпринимать, а то они могут насторожить расхитителей.

— У меня есть одно предложение, Василий Андреевич… — не очень уверенно произнес Алехин, бросив настороженный взгляд на Миронова. — Что если нам с самим Тихоновым потолковать?

Подполковник повернул голову.

— А как ты это представляешь себе? — спросил он медленно.

— Мы учились с ним в одном классе, — пояснил Алехин. — Дружили. Был он всегда честным парнем. Думаю, положиться на него можно. Ручаюсь за него.

— Не испортил бы нам все дело этот юнец, — озабоченно произнес Миронов, как только Алехин вышел.

— И почему ты так людей боишься? — удивленно пожал плечами Волков, хотя ему и не очень ясно было, к кому относилось замечание Миронова — к Тихонову или Алехину.

— Это не боязнь, Василий Андреевич, а осторожность.

— Осторожность — качество, конечно, хорошее. Нужно только, чтобы она не перерастала в подозрительность.

Алехин долго думал, как ему лучше связаться с Тихоновым. Раньше Анатолий жил у родителей в Москве. Но после неудачной попытки поступить в институт он поссорился с отцом и уехал к деду в Березовскую. Там окончил ускоренные курсы и устроился бухгалтером на фабрике ширпотреба. Евгений все же решил зайти к матери Тихонова.

Дверь отворила Наталия Викторовна — мать Анатолия. Она не сразу узнала Евгения, потом обрадованно воскликнула:

— Женя! Как, однако, ты изменился! Ну, заходи, заходи, дорогой…

В квартире все было таким же, как и несколько лет назад: стенные часы с торжественным боем, картины на стенах, статуэтки на буфете, цветы на подоконниках. Евгению приятно было узнавать все эти вещи, напоминавшие ему о детстве. Особенно вон то зеркало, которое они с Толей так ловко разрисовали когда-то мылом, что оно стало похожим на вдребезги разбитое. Наталия Викторовна так и ахнула тогда, хотела даже всыпать ребятам…

Вспоминая теперь все это, Евгений с трудом сдерживал улыбку. А Наталия Викторовна сама, безо всяких вопросов, стала рассказывать ему об Анатолии.

— Отец долго не хотел простить Толе его дерзости, — говорила она. — Сгоряча тогда он ведь бог знает что нам наговорил… — Хотя Наталия Викторовна рассказывала довольно сбивчиво, Евгений понял, что речь шла, видимо, об уходе Анатолия от стариков, когда он провалился на экзаменах в институте. — Ну, а теперь все, кажется, улаживается, — заключила Наталия Викторовна. — Возвращается к нам Толя. Не по душе ему работа на фабрике. Уйдет он оттуда. Сегодня они с отцом окончательно это решат.

— Так Толя, значит, приедет к вам сегодня? — обрадовался Евгений.

— Да, прямо с работы, и заночует у нас, — ответила счастливая Наталия Викторовна. — Приходи и ты, Женя, он тебя всегда лучшим другом считал и рад тебе будет.

— Спасибо, Наталия Викторовна, приду непременно. Мне с Толей о многом потолковать нужно…

Во второй раз Евгений зашел к Тихоновым в девятом часу вечера. Анатолий к тому времени приехал уже и, переодевшись в отцовскую пижаму, отдыхал на диване. Алехина встретил он хотя и приветливо, но не без некоторого холодка. Евгений догадывался о причине и потому не удивлялся. Он хотел искупить свою вину перед товарищем, но не знал, как это сделать Нужно честно признаться во всем, — решил он и откровенно рассказал Анатолию, как познакомился в пригородном поезде с чудесной девушкой, как долго не решался заговорить с нею и как все уладилось, наконец.

— Знаешь, Толя, — говорил Евгений, я и сам понимал, что глупо вел себя, ожидая эту девушку на вокзале, а потом стараясь попасть в один с нею вагон Смешно ведь все это, не правда ли?

— Почему же смешно? — удивился Анатолий. — Ни чего смешного не вижу. Зато понятно теперь, почему ты забыл меня. А я-то думал, что зазнался ты…

— Ну, что ты, Толька! — горячо перебил приятеля Евгений. — Я ведь очень паршиво чувствовал себя тогда, потому что девушка прямо-таки враждебными глазами на меня смотрела. Ну, а как у тебя дела на работе? Какие отношения с директором фабрики, Красовским, кажется?

— Жулик этот Красовский, — убежденно заявил Анатолий.

— А у тебя есть какие-нибудь доказательства? — стараясь казаться равнодушным, спросил Алехин.

— Ну, а если мы, то есть органы по борьбе с хищениями социалистической собственности, попросим тебя как комсомольца, как честного человека, помочь нам разоблачить хищников? Нам ведь известно уже о твоем заявлении.

— Ладно, — согласился Тихонов. — Что делать нужно?

— Это ты узнаешь в свое время. К тебе наш оперативный уполномоченный придет и скажет все, что нужно будет сделать. Ты же пока и вида не подавай, что чем-то недоволен. Ну и, конечно, о разговоре нашем — никому ни слова.

— Ладно, не маленький…

Домой Евгений пришел в хорошем настроении. Раздался телефонный звонок.

Это была Вера.

— Хандра моя не прошла еще, — сказала она. — А так как вы не в состоянии излечить меня и даже сами, кажется, способны заразиться ею от меня, лучше нам не встречаться, пока я не обрету бодрость духа. Как только случится это — позвоню вам, и мы тогда, может быть встретимся.

И, рассмеявшись, она повесила трубку. А Евгений долго еще стоял у телефона с таким видом, будто ему сообщили о катастрофе. Всю ночь ему снились кошмарные сны.

Александр Львович Красовский некоторое время молча ходил по комнате, нервно перебрасывая потухшую папиросу из одного угла рта в другой. Остановившись, наконец, у стола, он выплюнул ее в пепельницу и произнес:

— Так вы, значит, полагаете, Антон Антонович, что деньгами Алехина не возьмешь?

— Похоже на то, Александр Львович.

— Чем же его тогда взять?

— А помните, я вам докладывал, что мне удалось познакомить Веру с этим Алехиным? Я ведь не только надеялся, но и не сомневался, что не устоит он перед ее красотой. Так оно и получилось, хотя вы и не одобрили тогда моего замысла.

— Не пойму, о чем вы? — пожал плечами Красовский.

— Похоже, что влюбился Алехин в вашу Верочку.

— Влюбился? — переспросил Красовский и вдруг расхохотался: — Да разве эти молодчики из ОБХСС способны на любовь? Скажете тоже!

— Выходит, что способны, — усмехнулся Антон Антонович. — Нужно, стало быть, использовать это обстоятельство в интересах дела.

Подойдя вплотную к Антону Антоновичу, Красовский пристально посмотрел ему в глаза и спросил:

— Как же вы представляете себе это?

Антон Антонович не спеша закурил. Спокойствие этого человека почти всегда выводило Красовского из себя. Ему и сейчас захотелось вырвать у него папиросу и крикнуть: «Да не тяни же ты, черт тебя побери!» Но он сдержал себя и терпеливо ждал ответа своего «тайного советника».

— А для этого придется вам сделать Верочке кое-какие наставления, — произнес Антон Антонович.

— Но ведь тогда нужно будет посвятить ее в наше «дело», а она не имеет о нем ни малейшего представления. Да я и не хочу ее в это впутывать, потому, что… Красовский замялся немного, но тут же добавил скороговоркой: — Потому что это единственное существо, которое меня бескорыстно любит и которому я могу довериться в трудную минуту.

— Понимаю вас, Александр Львович, — придав лицу сочувственное выражение, произнес Антон Антонович, хотя и подумал про себя: «Откуда у этого волка такая сентиментальность?» — Тогда, может быть, «кубарем» этого Алехина? — предложил он.

— От мокрого дела пока воздержимся.

— Так, значит, и оставим это?

— Так и оставим. Пусть она сама этого парня опутывает. Удастся ей это — свадьбу сыграем, полезным родственником обзаведемся. Не удастся — пригодится, может быть, и сам факт, что оперативный уполномоченный ОБХСС за дочкой моей ухаживал. Вы вот и подумайте, как нам лучше всего именно это обстоятельство в случае нужды использовать.

Антон Антонович ничего не ответил, только тихонько рассмеялся.

Анатолий Тихонов приехал в Москву в семь часов вечера. Выбравшись из вагона, вместе с толпой пригородных пассажиров, не спеша обошел стоянку такси. Вглядываясь в лица водителей, он сел, наконец, на заднее сидение одной из свободных машин и назвал улицу, на которой жили его родители.

Но как только такси отъехало от вокзала, он хлопнул шофера по плечу и весело проговорил:

— Привет, Женя!

Евгений Алехин, сидевший за рулем, слегка повернул к нему голову и улыбнулся.

— Здравствуй, Толя! Не следили за тобой?

— Да вроде нет… А где же твое начальство?

Алехин не ответил. Он слегка притормозил на углу одной из улиц. И почти тотчас же в машину ловко вскочил худощавый мужчина. Он уселся рядом с Тихоновым.

— Это и есть мой начальник — майор Миронов, — не оборачиваясь, проговорил Алехин.

— Будем знакомы, Анатолий Тимофеевич, — протянул Миронов руку Тихонову и обратился к Алехину: — Никто там за нами не увязался, Евгений Иванович?

— Похоже, что никто, — ответил Алехин, пристально всматриваясь в зеркальце над ветровым стеклом.

— Ну, а теперь поговорим о деле.

— Не могли бы, Анатолий Тимофеевич, взять некоторые из этих документов на ночь, с тем, чтобы утром незаметно положить их на прежнее место?

— Едва ли, — неуверенно отозвался Тихонов, — главный бухгалтер наш чертовски подозрителен…

— Это плохо, — задумчиво произнес Миронов и, помолчав немного, снова спросил: — А фотографировать вы умеете?

— Он же заядлый фотолюбитель, — ответил за Тихонова Алехин. — Еще в школе этим славился!

— Тогда вот что, — сказал майор. — Постарайтесь незаметно сфотографировать возможно большее количество накладных и вообще различных отчетных документов вашей фабрики. Сможете вы сделать это незаметно?

— Смогу, пожалуй…

— Вот и отлично, — одобрительно улыбнулся Миронов. — Попробуйте завтра же сделать несколько снимков, но будьте осторожны. А когда удастся сфотографировать документы, позвоните по этому номеру.

Спустя четверть часа, Миронов с Алехиным возвращались уже в управление… Евгений был очень доволен своим другом.

На следующий день подполковник Волков собрал у себя небольшое совещание. Такие совещания Василий Андреевич проводил обычно накоротке, не томя людей излишними наставлениями и нравоучениями. Так как каждый из его подчиненных знал в основном лишь отдельные детали разрабатываемой операции, Волков находил нужным на определенных этапах каждой такой операции делать обобщения. Это создавало перспективу дальнейшей работы, придавало осмысленность действиям всех работников.

— Ну-с, подведем итоги, — начал разговор Василий Андреевич. — Нам удалось установить, что делом заворачивает Александр Красовский. Что он делает, на чем зарабатывает деньги? Вне всяких сомнений — на «левой» продукции. Кто же осуществляет сбыт «левого» товара? Главным образом, дельцы меньшего масштаба, засевшие в маленьких магазинчиках и промтоварных палатках.

Следовательно, пока мы точно не установим и не добудем необходимых доказательств их преступной деятельности, тревожить их нельзя: только спугнем…

Взглянув на Алехина, Василий Андреевич улыбнулся:

— Чувствую, что у тебя, Евгений Иванович, сотни вопросов.

— Да, Василий Андреевич. Но я задам только один, самый главный для меня. А как же рабочие? Разве они ничего не подозревают? Не знают они разве, что вырабатывают продукцию сверх производственного плана?

— Законный вопрос, — удовлетворенно проговорил Волков. — Но прежде всего нужно иметь некоторое представление и о самом производстве. Это, конечно, не обычная фабрика с большим количеством рабочих, с дружным, крепким коллективом. Это ведь почти мастерская. В ней около сотни рабочих. Из них квалифицированных, работающих на станках, еще меньше. Точной выработки к тому же почти никто из них не знает. Наряды им умышленно не выписывают, а зарплату выводят лишь в конце месяца. Да и деньги выдают по двум ведомостям. По одной за выработку по официальному плану, по второй за работу сверх плана, в тех случаях, конечно, когда никак нельзя скрыть от рабочих этой дополнительной выработки. Ну, и само собой понятно, что такие ведомости бывают у них фиктивными и уничтожаются, как только по ним произойдет выплата.

— И никто из рабочих разве не догадывается о подобных махинациях? — спросил Алехин.

— Тех, которые начинают догадываться, под различными предлогами увольняют. Ну, а кое-кого и задабривают, конечно. На рабочих, однако, мы очень надеемся. Мы и раскрываем-то такие дела большей частью по их сигналам. Помогает ведь нам честный бухгалтер Тихонов, помогут и многие другие.

Алехин ни разу еще не надевал свою лейтенантскую форму, и отец его очень удивился, когда увидел Евгения в темносинем кителе с блестящими погонами.

— Вид у тебя прямо-таки бравый, — одобрительно отозвался он, критически осмотрев сына. — На морского офицера похож. Куда это ты в таком парадном виде?

— На прием к начальству, — сочинил Евгений, ибо сам еще не знал, для чего ему понадобится сегодня форма.

Миронов ждал Алехина в гараже. Он был также в форме.

— Выбирайте, какой вам больше понравится, — кивнул он на мотоциклы.

— А скорость нам большая потребуется? — деловито осведомился Евгений, подходя к одному из мотоциклов с коляской.

— Тут все машины достаточно мощные, — ответил майор. — Любая из них нас устроит.

Алехин все же перепробовал несколько мотоциклов, прежде чем сел за руль одного из них. А когда майор устроился в коляске, они поехали в управление. Там им нужно было дождаться сообщения о прибытии Коваля на Березовскую фабрику. Сообщить об этом должны были оперативные уполномоченные Ястребов и Яценко.

Весь день прошел в томительном ожидании. В пять часов с разрешения майора Алехин поехал домой. Пообедав, он прилег отдохнуть. Раздался звонок, и у него невольно дрогнуло сердце «Вера!» Но звонил Толя Тихонов.

— Знаешь, — сказал он каким-то виноватым голосом, — ничего пока не удалось. Похоже, что они настороже…

Они поговорили еще немного и попрощались, твердо условившись ежедневно связываться друг с другом.

На следующий день в девять часов утра Евгений снова был в гараже. Там ему сказали, чтобы немедленно ехал в управление.

Евгений тотчас же сел на мотоцикл и помчался на Петровку. Миронов ждал его у входа.

— Сегодня, оказывается, не Коваль, а Пивницкий прибыл на Березовскую фабрику за товаром, — сообщил майор, когда они были уже в пути. — Это тот самый, за которым наблюдал Веревкин. Для нас, собственно, это и не имеет особого значения.

В пределах города сильное движение автотранспорта мешало Алехину ехать быстро, но, выбравшись на Ярославское шоссе, он развил предельную скорость, желая щегольнуть перед Мироновым. Михаил Ильич приказал ему, однако, сбавить газ, а затем и вовсе остановиться на одном из перекрестков.

— Займитесь-ка теперь ремонтом, — предложил он Алехину. — Сделайте вид, что испортилось что-то, и повозитесь немного в моторе… — Он посмотрел на часы и прибавил: — Нам придется проторчать здесь не менее четверти часа, а то, пожалуй, и больше.

Откатив машину на обочину дороги, Алехин снял китель и стал регулировать подачу горючего. А майор, взяв из коляски портативный радиоприемник, устроился в кустах за кюветом. Спустя несколько минут, он вернулся и сообщил Алехину:

— Скоро должно пройти мимо такси номер 45–97 с «левой» продукцией Березовской фабрики.

Прождать пришлось минут около десяти, прежде чем появилось это такси. Заднее сидение машины было забито коробками и пакетами.

Алехин тотчас же сел за руль мотоцикла. Поравнявшись с такси, Миронов поднял руку, приказывая шоферу остановиться. Майор вылез из коляски и подошел к машине. Рядом с шофером сидел щупленький, пожилой мужчина с седой, стриженой под машинку головой. Это был заведующий промтоварной палаткой Пивницкий. Зарплата у него была небольшая, но это не помешало ему выстроить дачу, купить дочери пианино, а зятю дать деньги на «Победу».

Не проявляя внешне никаких признаков испуга или смущения, Пивницкий молча смотрел на майора.

— Я вынужден проверить ваши документы, а главное груз. Нам сообщили об ограблении промтоварного магазина, и мы проверяем все машины, идущие с грузом, — сказал ему Миронов.

— О, пожалуйста, — охотно отозвался Пивницкий, вытаскивая из кармана пиджака бумажник. — Вот документы, а вот накладная на товар.

Пока майор Миронов знакомился с документами Пивницкого, лейтенант Алехин попросил заведующего палаткой показать ему, какой товар везет он в своей машине. Пивницкий небрежно распахнул заднюю дверцу такси и стал вытаскивать коробки с резиновой обувью. Ему усердно помогал шофер. Алехин успел просмотреть не более пяти коробок, когда майор Миронов, возвратив Пивницкому его документы, дал знак прекратить проверку товара.

— У вас все в порядке, гражданин Пивницкий. Можете следовать дальше. Извините за беспокойство.

— Ну, что вы, товарищ майор, — любезно, с некоторым чувством облегчения отозвался Пивницкий. — Какое там беспокойство! Долг службы — разве я не понимаю.

Вскоре Алехин нагнал еще одну машину с товаром. Товар этот явно не имел никакого отношения к продукции Березовской фабрики, но майор приказал остановиться и этой машине. С не меньшей тщательностью, чем у Пивницкого, проверил он документы у ее пассажиров. А пока они проделывали эту процедуру, их нагнало такси Пивницкого. И тогда Евгений догадался, что все это было разыграно Мироновым специально для усыпления бдительности заведующего промтоварной палаткой.

Возвращаясь в город, Миронов сказал:

— Мне требовалось посмотреть у этого субъекта накладную, по которой он получил товар на Березовской фабрике. Сделать это нужно было, конечно, таким образом, чтобы у него не возникло никаких подозрений. В результате я не только ознакомился с его накладной, но с помощью новинок фототехники имею теперь и фотокопию ее. — С удовольствием закурив папиросу, он продолжал: — Что, однако, нам это дает? Пивницкий в прошлую субботу получил на Березовской фабрике двести пар резиновой обуви. Сто из них, как нам известно, он уже продал, но деньги не сдал, а поехал сегодня к Красовскому еще за двумястами парами. Теперь же, благополучно добравшись до своей палатки, он по телефону даст знать Красовскому, что все, мол, в порядке, и они условятся о встрече для исправления (а вернее, для подделки) накладных с таким расчетом, чтобы количество вывезенной Пивницким обуви уменьшилось вдвое.

— Но позвольте, — возразил Алехин. — Такую подделку легко ведь установить. Достаточно для этого произвести учет товаров в палатке Пивницкого, как сразу же все станет ясно.

— Вы так думаете? — рассмеялся Миронов. — В том-то и дело, что не имей мы теперь копии подлинной накладной, никакая ревизия ничего бы нам не дала. Что бы мы там обнаружили? Триста пар резиновой обуви. Двести только что привезенных и сто оставшихся от первой партии. А где документы на них? Пожалуйста, предъявят вам и документы. На оставшуюся сотню покажут новую накладную, а на только что привезенные двести пар — старую на точно такое же количество. У Пивницкого нет ведь никаких отчетных документов за уже проданные сто пар, пока он не сдал вырученных денег. А теперь он и сдавать их не станет, а преспокойно положит в карман, выдав, конечно, львиную долю Красовскому. Операция эта носит у них название «очков» или «на свободное место».

— Но для полной уверенности в том, что Пивницкий осуществит операцию «на свободное место» нужно ведь узнать, встретится он сегодня с Красовским или нет? — заметил Алехин.

— Об этом нам доложат Ястребов и Яценко.

— А Тихонов разве не пригодится? Тихонов нас не подведет, — упрямо повторил Алехин.

— Будем надеяться, — усмехнулся Миронов.

На следующий день утром подполковник Волков снова собрал у себя оперативную группу майора Миронова.

— На наш запрос получены из Одессы весьма любопытные сведения о Красовском. Оказывается, в бытность свою в Одессе, кроме прочих мошеннических операций, он спекулировал брильянтами и был известен на черном рынке под кличкой «Регент». И вот еще что удалось узнать: совсем недавно Красовский снова связался с одним из одесских спекулянтов драгоценностями, пытаясь приобрести у него брильянты на очень крупную сумму. Переговоры об этом вел по его поручению Аркадий, ездивший в прошлом месяце в Одессу в служебную командировку. Выяснилось же все это по той причине, что спекулянт драгоценностями Беня Швец, известный в Одессе под кличкой «Герцог», несколько дней назад арестован одесской милицией.

— Ох, не нравится мне все это, — вздохнул Миронов, — всю музыку они нам могут испортить арестом «Герцога». Нужно было бы повременить…

— Кто же знал, что Красовский с ним связан? Ну, да и вообще поздно об этом теперь говорить. Что же следует, однако, из сообщения одесской милиции? Красовский снова собирается обратить свои деньги в драгоценности, с тем, видимо, чтобы запрятать их в тайник. — Волков потер бритую голову и, помолчав немного, продолжал: — Арест «Герцога» действительно, может их насторожить. Нам теперь особенно нужно торопиться: весьма возможно, что Красовский рискнет покупать брильянты и в Москве через подставных лиц. Нужно взять под наблюдение все ювелирные магазины. Вот о чем я хотел поставить вас в известность. А теперь — за работу!

Собрав помощников, Миронов приказал Алехину:

— Поезжайте-ка на Привокзальную улицу, Евгений Иванович. Там живет Бедарев, приносивший в комиссионный магазин машинку Красовского. Поинтересуйтесь, чем он занимается. Имею сведения, что он пьянствует в последнее время.

Алехин тотчас же выехал. В домоуправлении он узнал, что вчера вечером Бедарев заявил об утере паспорта и пенсионной книжки управдому, и тот посоветовал ему написать заявление начальнику паспортного стола.

Это родило у Алехина неожиданную мысль: «А что, если и паспорт и пенсионная книжка Бедарева понадобились Красовскому?»

По дороге в управление смутная догадка превратилась в убеждение, и Евгений решил возможно скорее сообщить свои соображения Миронову. Майора, однако, в управлении не оказалось. Он все эти дни тщательно изучал технологию производства Березовской фабрики и уехал теперь на консультацию к инженерам и химикам завода «Красный богатырь». Алехину же поведение Бедарева казалось настолько подозрительным, что он поспешил к подполковнику Волкову.

Василий Андреевич, вопреки ожиданию Евгения, выслушал его довольно спокойно. Алехину показалось даже, что он не разделяет его подозрений.

— Но как же так, Василий Андреевич! — горячо воскликнул Евгений. — Посудите сами: возраст у Красовского и Бедарева почти один и тот же, а то, что Бедарев уроженец маленького поселка на Дальнем Востоке — тоже ведь ему наруку. Может пригодиться Красовскому и то обстоятельство, что Бедарев пенсионер.

— Я не оспариваю вовсе твоих доводов. Что ты на меня так набросился? — рассмеялся Волков.

На самом же деле доводы Евгения казались Василию Андреевичу довольно зыбкими. Но уже одно то обстоятельство, что Алехин самостоятельно делал обобщения и строил догадки, радовало его.

— Видишь ли, Женя, — помолчав немного, заметил Волков, — доводы твои, конечно, существенны. Но не нужно забывать при этом, что мы имеем дело с человеком очень осторожным и неглупым.

— Но ведь в критических обстоятельствах он может воспользоваться паспортом Бедарева? — спросил Алехин.

— И это возможно.

Домой в этот день Евгений возвратился поздно. Его дожидался Анатолий Тихонов.

— Ну, что? — набросился на него Евгений. — Удалось что-нибудь? Да не тяни же ты, по глазам вижу, что удалось!

— Удалось, удалось, — весело проговорил Тихонов. — Сегодня коршун наш, главный бухгалтер Карбованцев, не вышел на работу, заболел. Я стал почти полным хозяином в бухгалтерии.

— Ну, и что же ты сфотографировал? — нетерпеливо спросил Евгений.

— Все, что под руку попадало и, между прочим, самый последний документ — накладную на продукцию нашей фабрики, недавно отпущенную Пивницкому. В общем, всю пленку израсходовал.

Алехин тут же позвонил Миронову на дом.

— Алехин вас беспокоит, Михаил Ильич, — взволнованно проговорил он. — Толя сейчас у меня. Он выполнил ваше задание. Привез кое-что… — Евгений говорил сбивчиво. Волновался же он от торжества за Толю, который не подвел и сделал все, что ему поручили.

— Ну, что же, если он, действительно, привез то, что нам нужно — отвезите это тотчас же в фотолабораторию, — ответил Миронов.

На следующий день Алехин пришел в управление без четверти десять, однако Миронова, обычно являющегося на работу рано, в отделе не было. Не пришел он и в десять часов. В начале одиннадцатого в комнату зашел Василий Андреевич Волков.

— Ты что сидишь такой кислый? — весело спросил он Алехина. — Удивляешься, что Миронова все еще нет?

— Не тому удивляюсь, что его нет, — уныло отозвался Евгений, — а тому, что он не интересуется документами, добытыми Тихоновым.

— Плохо ты его еще знаешь, Женя, — улыбнулся Волков. — Он ведь прикидывается только равнодушным. Ты вот, например, когда сегодня пришел на работу?

— Без четверти десять.

— Ну, а он в восемь. Да и ночью несколько раз звонил в фотолабораторию. Мне тоже покоя не давал, просил поторопить лаборантов проявить и отпечатать к утру пленку Тихонова. А ты говоришь — равнодушный.

— Не знал же я этого, Василий Андреевич, — смутился Алехин. — Впечатление такое создавалось…

Торопливым шагом вошел майор Миронов. В руках его были мокрые фотокопии различных накладных и несколько кусков фотопленки. Он аккуратно разложил их на столе. Вид у него при этом был сосредоточенный и невозмутимый.

— Ну, чем удивишь нас, Михаил Ильич? — оживленно спросил Волков, наклоняясь над фотографиями.

Миронов подал подполковнику два куска фотопленки.

— Это, так сказать, фотоварианты накладной, по которой Пивницкий позавчера получил товар с Березовской фабрики ширпотреба. На первой пленке — отпечаток, полученный мною при проверке документов Пивницкого. На второй — фотокопии с накладной, оставшейся в конторе фабрики.

— Да ты покороче, — нетерпеливо прервал Волков. — Я ведь и без твоих пояснений эту механику знаю.

— А я не для тебя вовсе излагаю подробности, — спокойно заметил Миронов. — Алехину полезно послушать.

Василий Андреевич обернулся к Алехину и сказал, улыбаясь:

— А я-то думал, что с тобой никакой учебно-воспитательной работы не ведется. Ну-ну, давай дальше, — кивнул он Миронову.

— А теперь берем эти пленки с фотокопиями накладных, — невозмутимо продолжал Миронов, — и накладываем их друг на друга. — Сделав это, майор подошел к окну и, держа сложенные пленки в вытянутых руках против света, заключил с усмешкой: — И в результате — никакого результата. Обе копии абсолютно идентичны. А это значит, что никакого подлога не производилось. В противном случае любое исправление или приписка к первоначальному тексту накладных дали бы при совмещении их фотокопий дополнительный контур.

— А отсюда вывод…

— Вывод все тот же — мы имеем дело с людьми чрезвычайно осторожными. Проверка документов Пивницкого, видимо, их насторожила, и они отказались от проведения операции «на свободное место».

— И это, — задумчиво произнес Волков, — лишний раз доказывает, что обзавелись они хорошим «консультантом».

Алехин, с интересом слушавший разговор, увидел, как стиснулись в кулаки пальцы Миронова и залегли на лбу упрямые складки.

— Но нет, черт побери, — глухим голосом проговорил он, — нас это не остановит! Мы будем искать и найдем, наконец, такие способы уличить мерзавцев, что никакие консультанты не в силах будут их разгадать.

— Мне нравится твое упрямство, Михаил, — тепло заметил Василий Андреевич, положив руку на плечо Миронова. — Этому нужно у него поучиться, Женя, — обернулся он к Алехину.

— Да, мы будем неутомимо искать, — повторил Миронов. — Продолжим знакомство с документами Березовской фабрики ширпотреба. Видите, вот фотокопия накладной, по которой Красовский получал сырье для своей фабрики с резинового завода. Обратите внимание, как написано количество этого сырья: «65,6 кг», а потом все это повторено прописью.

— Ты думаешь, что разгадка тут в запятой? — спросил Волков.

— Ну, конечно! Красовский фактически вывез с резинового завода 655 килограммов резинового сырья, а когда благополучно доставил все это на фабрику, вернулся и с заведующим складом или с кем-либо другим уменьшил эту сумму с помощью запятой ровно в десять раз. И уж только после этого, конечно, цифры были повторены прописью. Но эту махинацию мы сможем теперь разоблачить с помощью фотокопий.

— Ну, а если прописка случайно не будет двоиться? — спросил Волков.

— Это мало вероятно.

— Но мы должны иметь в виду и такую случайность.

— Тогда найдем другой способ обнаружить подделку, — заявил Миронов.

— Только бы мне раздобыть теперь первый экземпляр накладной, по которой Красовский получил сырье на резиновом заводе, — заметил Миронов, убирая фотокопии к себе в стол.

— А кто сейчас, кроме Автономова, этим заводом занимается? — спросил Волков.

— Алехин, — ответил Миронов.

Поздно вечером Миронову доложили, что в ювелирном магазине на Петровке, перед самым его закрытием, появился Красовский. Он лишь бросил беглый взгляд на витрину с драгоценностями и купил недорогие настольные часы.

Получив это сообщение, Миронов вызвал машину из гаража и уехал к Хижняку — эксперту научно-технического отдела, специалисту по драгоценным камням. От Хижняка позвонил Волкову и согласовал с ним план своих действий. Тотчас же после этого связался с директором Ювелирторга.

— С вами из управления милиции говорят, — представился он Миронову. — Извините, что беспокоим вас в неурочное время, но у нас дело чрезвычайной важности. Необходимо ваше разрешение на осмотр брильянтов и прочих драгоценностей в магазине на Петровке. К сожалению, не имею пока права сообщить, с какой целью. Достаточно ли будет для вас письменного отношения нашего управления?

— Достаточно, — ответил директор Ювелирторга. — Когда хотели бы вы осмотреть магазин?

— Чем скорее, тем лучше.

Спустя час Миронов и Хижняк подъехали к магазину. Заметно встревоженный директор, познакомившись с их документами, спросил:

— Может быть, включить полный свет?

— Нет, — ответил Миронов, — обойдемся своим.

Он зажег небольшой, но очень сильный карманный фонарик и, когда директор открыл сейф, попросил эксперта осмотреть брильянты.

Осмотр драгоценностей, длившийся не более пяти минут, вполне удовлетворил Хижняка и Миронова. Майор поблагодарил директора магазина, извинился за причиненное беспокойство и, подписав акт вскрытия сейфа с драгоценностями, вышел вместе с Хижняком из магазина.

— Ну, как?

— В общем-то ничего особенного, но один камешек, прямо надо сказать — редкостный!

— Думаете, что Красовский «клюнет» на него?

— Если он понимает толк в брильянтах — не упустит случая.

— Судя по тому, что нам известно о Красовском, в брильянтах он смыслит, — заметил Миронов, предлагая Хижняку папиросу. — Ну, а вы успели «обработать» этот камень?

— Успел, так же, как и все остальные, хотя мало вероятно, что он станет приобретать тут и другие брильянты. Они ведь всего в один-два карата.

На следующее утро Миронов с нетерпением ждал звонка от оперативного уполномоченного Курбатова, дежурившего возле ювелирного магазина. Курбатов позвонил спустя четверть часа после того, как открылся магазин.

— Купили уже эту «стекляшку», Михаил Ильич, — доложил он.

— Кто?

— Какой-то иностранец.

— Эрзац?

— Да нет, настоящий вроде.

— Почему так думаете?

— Он говорил в магазине по-французски.

— И только?

— Нет, он вместе с переводчиком сел в дипломатическую машину.

— Спасибо за информацию, — поблагодарил Миронов Курбатова. — Подежурьте, однако, еще немного на всякий случай.

«Неужели этот иностранец опередил Красовского и выхватил у него из-под носа редкий камешек?» — с тревогой подумал Миронов. Весь день размышлял он об этом, и, не получив более никаких донесений от Курбатова, поделился своими сомнениями с подполковником Волковым. Василий Андреевич спросил:

— Когда был куплен этот брильянт?

— Почти тотчас же после открытия магазина.

— Значит, кто-то заранее знал об этом брильянте и специально пришел к открытию магазина, опасаясь, чтобы его не опередили. А ведь именно вчера вечером был в магазине Красовский. Он видел брильянт и опытным глазом сразу же оценил его. Следовательно, нет ничего удивительного, что утром явился за ним его «иностранец».

— Ты считаешь, значит, что иностранец липовый?

— Вне всяких сомнений, — убежденно заявил Василий Андреевич, — более того, скажу: этот брильянт, вместе с другими драгоценностями Красовского, может быть, уже путешествует за пределами Москвы.

— Не говори загадками, — хмуро заметил Миронов, полагавший, что Василий Андреевич шутит.

— А ты не перебивай и слушай внимательно, — недовольно махнул рукой Волков. — Мне только что сообщили, что с Казанского вокзала свердловским поездом в час дня уехала куда-то дочка Красовского.

— Ты допускаешь, значит, что и Вера посвящена в дела Красовского? — удивился Миронов.

— Этого я как раз не допускаю, — возразил Волков. — Но могла ведь она выполнить поручение отца, не подозревая ни о чем? Просто папа мог попросить ее съездить к родственникам и отвезти туда чемоданчик.

— Очень зыбко все это, — покачал головой Миронов, — однако за неимением других версий попробуем остановиться на этой.

— Да, кончим дискуссию, — заключил Василий Андреевич. — И поскольку ты против моей версии в основном не возражаешь, будем считать, что Красовский, действительно, купив редкостный брильянт, срочно отправил его куда-то вместе с другими своими драгоценностями.

— Что же из этого следует? — спросил Миронов.

— А следует из этого то, что Красовский готовится, видимо, сбежать.

Дачи матери Веры и Александра Красовского находились в Березовской почти рядом, и Вера часто заходила к отцу. Его, правда, редко можно было застать вечерами, так как вместе с Аркадием он предпочитал проводить время в ресторанах или у друзей, Аркадий же вообще больше жил в Москве и приезжал на дачу только под воскресенье. Но сегодня отец и сын, видимо, находились на даче — в окнах горел свет, на плотных занавесках мелькали тени.

Вера открыла дверцу садика. Отец в свое время познакомил ее с хитроумным устройством дверной задвижки. Собака тотчас же выбежала навстречу, приветливо завиляла хвостом. Вера погладила пса и ласково спросила.

— Ну что, Атлант, дома твои хозяева?

Атлант — могучий дог — радостно взвизгнул и солидно пошел к домику.

Вера услышала громкие голоса, доносившиеся из столовой. По раздраженному тону говоривших можно было догадаться, что они ссорятся. Она расслышала всего лишь несколько слов, произнесенных Аркадием:

— Я не могу так больше! Не могу!..

Голос брата был не только громким, но и каким-то истерическим. Вера не любила таких сцен, особенно, когда они происходили между близкими ей людьми, и, решив не заходить пока в дом, ушла вглубь садика, села там на скамейку у забора.

— Я больше не могу, отец! — говорил между тем Аркадий. — Нас обложили, как диких зверей. Каждый наш шаг, каждое слово — под контролем. Я в постоянном нервном напряжении, в ожидании, что вот-вот меня остановят, схватят… Ведь это же черт знает что! Так и свихнуться недолго…

— Неврастеник, паршивый неврастеник, — хмурясь и силясь сдержать раздражение, не громко, но очень зло говорил Красовский-старший. — Истерия и психоз все это, не больше. Лечиться надо.

— Да, может быть, я действительно псих, — не унимался Аркадий. — Но кто меня довел до этого? Кто заставил жить двойной жизнью, изворачиваться, врать? На черта мне твои деньги, которые я должен тратить тайком? Думать все время: не заметил ли кто-нибудь, что у меня лишний костюм или слишком дорогое пальто? И потом, почему ты так уверен, что за нами не следят?

— Зря, видимо, дал я тебе высшее образование, — зло усмехнулся Красовский. — Не пошло оно тебе впрок. Вся твоя истерия — на базе высшего образования, как я вижу. Слишком грамотен стал, а потому от собственной тени шарахаешься.

— Может быть, все может быть… — совсем упавшим голосом проговорил Аркадий. — Но только я почти не сомневаюсь, что установленная на уровне окон нашей московской квартиры вышка предназначена не для ремонта уличной электропроводки. Наблюдают, наверно, за нами с этой вышки. Хочешь верь, хочешь не верь, а мне, кажется, легче будет, если меня арестуют, наконец…

— Мерзавец! — не выдержав больше, прокричал Красовский и яростно стукнул кулаком по столу. — Ты что, погубить нас всех задумал? Завтра же у любого врача покупай справку о любой болезни, бери отпуск за свой счет и уезжай в Кисловодск, Сочи или хоть к самому черту, но чтобы тебя я тут больше не видел! И ночуй сегодня здесь, не смей ездить в Москву!

С этими словами разъяренный Красовский выбежал из дачи, злобно хлопнув дверью.

Вера видела, как поспешно вышел ее отец, но не окликнула его. Вера подождав немного, не выйдет ли и Аркадий, решила зайти к нему сама.

Когда она вошла, Аркадий испуганно обернулся.

— Что это у тебя вид такой странный? — встревоженно спросила Вера, разглядывая бледное лицо брата.

— Слушай, Вера, — бросился к ней Аркадий, — ты никого не видела возле нашей дачи?

— Видела, как папа вышел. Объясни ты мне толком, что тут у вас происходит? Чего вы тут не поделили? Почему так кричали?

— Ага! — дико выпучил глаза Аркадий. — И ты, значит, нас подслушивала?

— С ума ты сошел! — возмутилась Вера. — Если ты сегодня не в духе, могу уйти и вообще не приходить к вам больше.

— Нет, нет, останься! — схватив Веру за руку, торопливо проговорил Аркадий расслабленным голосом. — Мне страшно тут одному. Не расспрашивай только ни о чем. Потом как-нибудь я сам расскажу тебе все, а сейчас лучше тебе и не знать всего этого…

Вера наблюдала, как нервно ходил по комнате Аркадий, как тряслись его руки, когда он брал что-нибудь со стола. Достав из буфета бутылку коньяку, он жадно выпил сразу две рюмки. Не сдержавшись, Вера заметила:

— Ты зря так много пьешь, Аркадий.

— Неизвестно еще, сколько пила бы ты на моем месте!

— Опять ты начинаешь говорить мне гадости, — обиделась Вера и пошла к выходу.

Главный бухгалтер Березовской фабрики ширпотреба Остап Терентьевич Карбованцев был явно не в духе. Все у него сегодня не ладилось: и очки то и дело сползали с маленького остренького носика, похожего на птичий клюв, и баланс никак не сходился, а более всего раздражала невозмутимая физиономия бухгалтера Тихонова.

Карбованцева возмущал этот неподкупный мальчишка. Однако он утешал себя тем, что «ненормальность» эта у Тихонова по молодости лет, по глупости. Сегодня же Тихонов так действовал Остапу Терентьевичу на нервы, что он отослал его без особой нужды в один из цехов фабрики. И как раз в это время зашел в бухгалтерию Красовский.

— Ты один тут, Остап Тереньевич? — спросил он, оглядываясь по сторонам. — Мне с тобой серьезно поговорить нужно. — Красовский тяжело опустился на стул. — Опасно работать становится, Остап Терентьевич.

Карбованцев отозвался сочувственно:

— В последнее время, действительно, стало тревожно.

— Похоже разве, что взяли нас на прицел? — спросил Красовский, и серые глаза его настороженно сузились.

— Явных признаков нет, конечно, — осторожно ответил Карбованцев, — но тревожно.

— Да, тревожно, — задумчиво повторил Красовский. — Очень тревожно. И вот, чтобы не влипнуть в неприятную историю, Остап Терентьевич, нужно предпринять кое-что… Я тебе сейчас одно предложение сделаю, ты только не пугайся и не отвечай мне сразу, а подумай прежде.

Красовский помолчал немного, пристально всматриваясь в узенькие, едва заметные под сверкающими стеклами очков глаза бухгалтера, и медленно произнес:

— А предлагаю я тебе, Остап Терентьевич, уничтожить нашу документацию. Инвентарь, так сказать. Стихийное бедствие — пожар, и все сжечь. За это тебе, конечно, не поздоровится. Я сам же привлеку тебя к ответственности — за небрежное хранение отчетных документов. И получаешь ты за это не больше двух лет. И выручать тебя никто не будет. Отсидишь все, что положено. Мы же возьмем на себя заботу о твоей семье. А когда отсидишь, еще получишь, тысяченок двести, к примеру. Вот и подумай теперь об этом.

Карбованцева, казалось, ничуть не удивили эти слова. Он только вынул изо рта трубку и почесал ею затылок. Потом, будто размышляя вслух, проговорил:

— Да-а, задача нелегкая. С одной стороны, сидеть, конечно, и так, и сяк. Пожалуй, даже больше еще дадут, если документы наши попадут на криминалистическую экспертизу. И если даже пущу я слезу на суде и скажу, что согласился на жульничество по принуждению с вашей стороны — все равно дадут немало. Но с другой стороны — двести тысяч меня не устраивают. Я же хороший бухгалтер и знаю, чего стою. Моя цена — полмиллиона.

— Ну, знаешь ли, — невесело усмехнулся Красовский, — это грабеж. Триста тысяч — вот моя последняя цена. А не согласишься, так нам и за меньшую сумму организует этот пожарчик твой неподкупный Тихонов.

— Ладно, черт с вами! — сдался вдруг Карбованцев. — Но только половину этой суммы выдайте мне, так сказать, авансом…

— Согласен, — звонко хлопнул Красовский по руке Остапа Терентьевича. — Но пожар должен состояться сегодня же. Лучше всего в обеденный перерыв.

Карбованцев не возражал. Когда Красовский ушел от него, он стал придумывать, как бы половчее и поестественнее организовать это «дельце».

…Тихонов был настороже. Не понравилось ему, что сначала Остап Терентьевич услал его в цех без особой на то нужды, а в обеденный перерыв направил на станцию навести справки, тогда как все это можно было бы выяснить и по телефону. Тихонов, однако, сделал лишь вид, что отправляется на станцию, на самом же деле он устроился в садике, откуда хорошо были видны окна фабричной конторы.

Увидел он оттуда немногое, так как воровато осмотревшись по сторонам, Остап Тереньевич тщательно задернул окно занавеской. К чему бы это? Анатолий долго ломал себе голову, пока не заметил, как тонкая струйка дыма потянулась вдруг из конторы через полуоткрытую форточку.

«Пожар, видно, решили устроить сволочи!» — сообразил Тихонов и бросился через кусты к дверям конторы. У входа он столкнулся с Карбованцевым.

— С ума ты что ли спятил — на живых людей бросаешься! — с деланным испугом воскликнул главный бухгалтер, загораживая Тихонову дорогу. Но Анатолий оттолкнул его в сторону.

Был обеденный час, и контора пустовала. Он распахнул дверь комнаты главного бухгалтера и увидел на столе дымящуюся трубку Остапа Терентьевича. Она лежала на пачке документов, часть из которых уже тлела и дымилась.

Тихонов схватил трубку, струхнул на пол искрящийся табак и поспешно затушил уже загоревшиеся накладные. Вошедшему почти следом за ним Карбованцеву он сказал укоризненно:

— Ох, Остап Терентьевич, сожжете вы когда-нибудь своей чертовой трубкой всю нашу фабрику. Ведь еще чуть-чуть — и запылала бы наша контора.

— Тьфу ты, чертяка! — испуганно заговорил по-украински Карбованцев. — Ну що ты з нею будеш робить?

Он почти вырвал трубку у Анатолия и яростно хватил ею об пол.

— Ну, а бумаги як — уцилилы?

— Уцелели, — с деланным равнодушием ответил Тихонов.

— И как ты учуял, что тут пожаром пахнет? — настороженно спросил Карбованцев. — Ведь я ж тебя на станцию послал.

— Я и пошел. А дорогой вспомнил, что деньги свои в столе забыл. А когда возвращался, увидел, что из вашей комнаты дымок струится, ну и подумал: не пожар ли?

Остап Терентьевич придал своему лицу виноватое выражение и жалобно спросил:

— Что же ты теперь — жаловаться на старика пойдешь?

— Ну, что вы, Остап Терентьевич! — воскликнул Анатолий. — За кого вы меня принимаете? Только трубку вы свою выбросьте, наделаете из-за нее беды. Я ведь не раз уже говорил вам, что искры из нее, как из паровозной трубы, летят. Как еще не спалили вы всего нашего поселка до сих пор?

— Я знаю, ты хлопец не вредный, — улыбнулся Карбованцев. — Будем, значит, считать инцидент исчерпанным?

— Ясное дело.

— Ну, иди, тогда обедай. На станцию я сам схожу. Там у меня еще дело есть.

Анатолий выдвинул ящик своего стола, в котором, действительно, оказались деньги. Остап Терентьевич бросил на них удовлетворенный взгляд и отечески похлопал Тихонова по спине.

…Лейтенанта Ястребова Анатолий встретил неподалеку от фабрики и незаметно сунул ему в руку скомканную бумажку.

— Да, черт побери, обстановка неожиданно усложняется! — озабоченно проговорил подполковник Волков. Ему только что позвонил Ястребов и передал содержание записки Тихонова. Ситуация казалась почти критической.

Начальник управления принял Волкова тотчас же. Выслушав Василия Андреевича, он заключил:

— Пожалуй, нужно их брать.

Волков немедленно вызвал Миронова, Алехина и еще нескольких оперативных работников.

— Будем действовать, — произнес он своим обычным, спокойным голосом, хотя Миронов по всему видел, как сильно он возбужден. — Ты, Михаил Ильич, лично займись Красовским-старшим. Алехин пусть возьмет на себя Аркадия. Остальных распредели сам. Можешь усилить свою группу людьми Островского и Уварова. В вашем распоряжении вечер и ночь. К утру все должно быть кончено. Все понятно?

— Все, — ответил Миронов и сделал знак оперативным работникам следовать за ним. В своей комнате он приготовил документы на обыски и аресты, оформил их и раздал своим помощникам. — Вы направляйтесь в «Арагви», — сказал он Алехину. — По имеющимся у нас данным, Аркадий там…

Возле «Арагви» Евгений встретил младшего лейтенанта Мухина, который последнее время наблюдал за Аркадием.

— Он там еще? — спросил Алехин, имея в виду Аркадия.

— В том-то и дело, что исчез, — растерянно проговорил Мухин.

— То есть, как это исчез! — невольно повысил голос Алехин. — Где же вы-то были?

— Я все время был на своем посту и следил за ним, — сильно волнуясь, объяснил Мухин. — Он сегодня здорово набрался и ему, видимо, стало плохо. Тогда какой-то тип повел его в туалет, и после этого они исчезли. Я уже и в туалет заглядывал, и официантов расспрашивал — будто сквозь землю провалились! Но они только через служебное помещение могли отсюда выбраться. Я уже проверил, каким именно образом.

— Разве Аркадий пришел в ресторан раздетый? — спросил Алехин.

— Нет, в макинтоше, но он остался в гардеробе.

— Когда же случилось это?

— Да всего минут десять назад…

Оставив Мухина на всякий случай возле ресторана, Алехин сел в ожидавшую его машину и приказал шоферу ехать на московскую квартиру Красовского. Но и там не оказалось ни Аркадия, ни его отца. Об этом сообщил Евгению оперативный уполномоченный Ветров, дежуривший возле их дома.

На вокзале дежурил оперативный уполномоченный Демин. Он сказал Евгению, что видел, как Аркадий с неизвестным человеком сел только что в дачный поезд, идущий в Березовскую. Заметил он также, что Аркадий был сильно пьян. Приказ об аресте шайки Красовского Демину не был еще известен, поэтому он не принял мер к его задержанию.

— А поезд, в который они сели, не ушел еще? — торопливо спросил Алехин.

— Стоит у третьей платформы, вот-вот тронется.

Когда Евгений выбежал на третью платформу, поезд трогался. Алехин вскочил в первый попавшийся вагон и, не обнаружив там Аркадия, решил идти к хвосту состава. Заметив сержанта железнодорожной милиции, Евгений подошел к нему, показал свои документы и попросил помочь задержать преступника.

Поезд мчался по виадуку, и колеса его гулко стучали на стыках рельсов. Алехин с сержантом вышли в это время в тамбур предпоследнего вагона и увидели там странную сцену. Дверь вагона была распахнута, и в просвете ее, схватившись за поручни, отчаянно сопротивлялся какой-то человек. Другой толкал его в грудь, пытаясь сбросить с поезда. Тамбур был не освещен, в темноте трудно разглядеть боровшихся, но по крупной, характерной фигуре одного из них, Алехин угадал Аркадия Красовского.

Стремительно бросившись к человеку, который уже вот-вот готов был сбросить Аркадия с поезда, Евгений схватил незнакомца за воротник, и отбросил в объятия сержанта железнодорожной милиции.

Перепуганный, трясущийся всем телом Аркадий не сразу мог разжать пальцы, судорожно вцепившиеся в поручни вагонной двери.

Незнакомец же, покушавшийся на Аркадия, тщетно пытался освободиться из объятий сержанта.

— Вы что, с ума сошли? — возмущался он. — Я, рискуя жизнью, этого пьяницу спасал, а вы меня хватаете как грабителя. Он ведь спьяну хотел выпрыгнуть из поезда. Не будь меня тут, поблизости, валялся бы он уже на шоссе под виадуком.

— Сволочи… — чуть слышно, расслабленным голосом пробормотал Аркадий, не имея сил поднять руку и вытереть лицо, покрытое холодным потом. — Сначала они меня напоили, а потом с поезда хотели сбросить. Боятся, гады, что выдам их… И выдам!.. Теперь-то уж обязательно выдам! — закричал он, вдруг, сделав резкое движение в сторону неизвестного. — Всех вас выдам, сволочи! Всех!

— Успокойтесь, Аркадий, — негромко, но внушительно проговорил Алехин. — Об этом мы поговорим после.

— А вы кто? — спросил Аркадий. — Вы из ОБХСС? Я так и знал… Я все время чувствовал, что вы ходите за мной по пятам. Ну, значит, нам все равно была бы крышка. Ведите меня куда надо, я все расскажу. А этого мерзавца держите покрепче, это консультант папаши моего — сволочь, каких мало.

Алехин осветил лицо незнакомца электрическим фонарем и вдруг воскликнул:

— Антипов? Бывший старший лейтенант Антипов? Вот уж не ожидал!

С помощью сержанта он ввел Аркадия и Антипова в вагон и усадил их у окна друг против друга.

Высадив в Березовской Аркадия и Антипова, Алехин тотчас же увидел дежурившего здесь оперативного уполномоченного Ястребова.

— Ну, как тут у вас дела? — спросил его Алехин.

— Взяли пять человек, — ответил Ястребов. — Сейчас повезем в Москву.

— Очень хорошо, захватите тогда и моих, — попросил Алехин. — Кстати, знаете, кто это? — кивнул он на Антипова.

— Знакомая, вроде, физиономия…

Услышав, что Алехин передает его кому-то, Аркадий отозвал Евгения в сторону и сказал шепотом:

— А отцовские капиталы вас не интересуют? Я-то не знаю где они, но есть человек…

— Кто же этот человек? — насторожился Алехин.

— Моя сестра. Она живет в этом поселке.

«Врет он или говорит правду?» — торопливо думал Евгений, не зная, как поступить.

— Ну, хорошо, — сказал он, наконец. — Идемте. — И, шепнув несколько слов Ястребову, Алехин вместе с оперативным работником, дежурившим на станции, направился к даче Красовского.

Почти всю дорогу шли они молча, лишь возле домика, в котором жила Вера, Аркадий попросил робким голосом:

— Может быть, вы разрешите мне зайти к ней сначала одному?

— Нет, пойдемте все трое, — строго ответил Евгений.

Дверь открылась, и он увидел Веру. Ноги его сразу вдруг отяжелели, и он не мог больше сделать ни шагу. А сердце колотилось так, что даже в ушах стало звенеть.

«Только бы теперь совладать с собой»… — и почти с ужасом думал Евгений, не сводя с Веры пристального взгляда.

С не меньшей растерянностью, даже с испугом смотрела на него Вера.

— Евгений, — чуть слышно прошептала она, наконец.

— Этот Евгений спас мне жизнь, — торопливо проговорил Аркадий, хотя он был явно удивлен этой новой сценой. — Я его впервые вижу сегодня, но уверен, что он благородный человек.

— Не надо! — раздраженно перебил его Алехин. — Вера и сама как нибудь разберется…

Несколько обескураженный, Аркадий хотел было сказать Вере еще что-то, но она торопливо прервала его:

— Я все знаю, Аркадий. Я только что звонила маме в Москву… — Повернувшись к Евгению, она спросила: — Так, значит, вы… — но тут голос ее дрогнул и пресекся.

— Не знаю, за кого вы принимали меня все это время, — уныло произнес Евгений: — Я — лейтенант милиции. До самого последнего времени я и понятия не имел, чья вы дочь… Хотя, конечно, этому нелегко поверить.

— Да, этому нелегко поверить, — уже почти спокойно сказала Вера, — как видимо, и вам в то, что до сегодняшнего разговора с мамой я ничего не знала о моем отце. Ну, да мне и безразлично теперь, поверите ли вы этому или нет… — С этими словами Вера резко повернулась к окну. В комнате воцарилась напряженная тишина. Похоже было, что никто не решится нарушить ее.

— Пойдемте! — кивнул, наконец, Алехин Аркадию и медленно направился к выходу.

Аркадий порывисто обнял Веру и пошел за ним.

— Прощайте, Вера Александровна, и не сомневайтесь, что я сказал вам правду, — уже у самых дверей обернулся Евгений.

А когда они вышли на веранду, Аркадий проговорил торопливо:

— Она, оказывается, действительно ничего не знает…

— А вам разве раньше не было это известно? — раздраженно спросил Алехин.

— Отец категорически запретил мне говорить с ней об этом.

Александр Красовский бесследно исчез. Майор Миронов считал, что он прячется где-то в Москве, а подполковник Волков почти не сомневался, что он уехал. Но куда? Волков разослал оперативных уполномоченных по всем вокзалам и в аэропорт, но все было безрезультатно.

— Как же это упустили его? — удивленно спросил Алехин, знавший, что за Красовским велось неусыпное наблюдение.

— Слишком опытный зверь, — ответил Волков. — Хитрее охотников оказался. Проморгал его Гусаров.

«Рассказать Василию Андреевичу о Вере или не рассказывать пока?..» — напряженно думал Евгений, чувствуя, как холодный пот проступает у него на лбу.

— А ты что такой растерянный? — озабоченно спросил Василий Андреевич, вглядываясь в бледное лицо лейтенанта. — Отличился, можно сказать, а вид такой, будто упустил кого-то.

«Нет, этого нельзя скрывать», — решил, наконец, Евгений.

— Мне нужно поговорить с вами с глазу на глаз, — сдавленным голосом проговорил он.

— А нельзя ли отложить?

— Нет, я непременно должен сейчас же рассказать вам все, — настаивал Алехин.

— Хорошо, рассказывай. А ты, Михаил Ильич, пойди узнай у дежурного, нет ли чего нового, — кивнул Волков Миронову.

Когда майор вышел, Евгений рассказал все без утайки. Василий Андреевич слушал его очень внимательно. Затем расспросил подробнее о Вере, обо всем, что говорила она ему, как вела себя на свидании с Аркадием. Потом попросил у Евгения закурить, забыв, что Алехин не курит. А когда лейтенант хотел сбегать и достать папирос, приказал ему сидеть спокойно и стал торопливо ходить по кабинету.

Потом заявил тоном приказа:

— Ну, вот что, Евгений, вызывай немедленно дежурную машину и поезжай в Березовскую.

— Слушаюсь, — ответил Алехин, и у него вдруг дрогнуло сердце.

— Поезжай и поговори с Верой, — продолжал Волков. — Узнай у нее, куда она ездила на прошлой неделе. Если она скажет, это поможет напасть на след Красовского. А о том, что он не арестован еще, не говори ей пока.

— Слушаюсь, — снова повторил Алехин уже более бодрым тоном. Он осмелился даже спросить Волкова:

— А вы как о ней думаете, Василий Андреевич?

— Думаю, что ты не ошибаешься в ней.

…Евгений почти на предельной скорости вел машину в Березовскую. Подъехав к Вериной даче, потушил фары и заглушил мотор. Медленно прошел через маленький садик. Постучал в дверь, негромко, почти робко.

К нему вышла Вера.

— Простите, пожалуйста, что приходится снова вас беспокоить, — упавшим голосом произнес Евгений.

— Вам нечего со мной церемониться, — холодно отозвалась Вера. — Можете приступать к обыску, товарищ лейтенант, — равнодушно проговорила она и широко распахнула дверь в комнату.

Евгений покраснел. Враждебное отношение Веры обидело его, и он решил держаться официально.

— Мы вас ни в чем не подозреваем, — сказал он почти спокойно. — Я приехал к вам, чтобы спросить: можете ли вы сказать мне, куда вы ездили на прошлой неделе?

— Вы, значит, тоже интересуетесь этим? — удивилась Вера и, помолчав немного, добавила: — Шепнул мне Аркадий, когда прощался, чтобы я никому не говорила, куда посылал меня папа. Папа и сам просил меня о том же, и я вижу теперь, что поездка эта имеет важное значение для вас. А ездила я к своей тетке. Папа сказал, что ей нужно отвезти чемоданчик с какими-то очень нужными ей вещами. Ездила я в Казань к Маргарите Львовне Ураловой. Живет она на Песчаной улице, в доме тринадцать, в квартире двадцать один. Больше я ничего не знаю. Хотите верьте, хотите нет…

— Ах, Вера, Вера!.. — вздохнул Евгений. — Я ведь никогда еще не верил вам так, как теперь.

В Казань Миронов с Алехиным прибыли утром и тотчас же связались с городской милицией. Они уточнили, что Маргарита Львовна Уралова действительно живет в Казани на Песчаной улице, и муж ее, Виктор Николаевич Уралов, весьма уважаемый человек, работает начальником цеха одного из казанских заводов. Выяснилось также, что сегодня ночью Маргарита Львовна получила телеграмму из Москвы.

Выяснив еще кое-какие подробности, Миронов решил навестить Маргариту Львовну. Он явился к ней под видом страхового агента. Маргарита Львовна приняла Миронова без малейшей тени подозрения и весьма охотно показала ему наиболее ценные предметы своей обстановки. Михаил Ильич, понимавший толк в мебельных гарнитурах, говорил о ее серванте, гардеробе, шифоньере и столах со знанием дела, оценил все по достоинству и произвел очень хорошее впечатление на Маргариту Львовну. Самого же майора интересовала при этом не столько обстановка комнат Ураловых, сколько чемоданы в них, хотя было мало вероятно, чтобы чемодан Красовского находился на виду.

Вернувшись, Миронов коротко сообщил Алехину результат посещения квартиры Ураловых.

— Понимаете, что получается, Женя, — озабоченно проговорил он, — чемодана Красовского, оказывается, там уже больше нет.

— А может быть, его там и не было вовсе?

— Нет, он определенно был там, — убежденно заявил Миронов, — и совсем недавно.

— Так, значит, Вера не обманула нас?! — радостно воскликнул Евгений и невольно схватил Миронова за руку.

— Нет, не обманула, — улыбнулся и Миронов.

— Но как же вы, Михаил Львович, узнали, что чемодан Красовского исчез куда-то? — удивился Евгений. — Не рассказала же вам об этом сама Маргарита Львовна?

— Видите ли, в чем дело, Женя, — сказал Миронов.

— Когда нам стало известно, что Красовский собирается приобрести довольно редкий брильянт, — мы посетили ювелирный магазин и обработали драгоценный камень и оправу специальным радиоактивным порошком. Где бы теперь не находился брильянт, мы легко обнаружим его с помощью вот такого приборчика. — С этими словами Михаил Ильич достал из бокового кармана пиджака предмет, похожий на авторучку. — Приборчик этот — счетчик радиоактивных или как называют, «меченых атомов», — пояснил майор. — Такие атомы будут теперь всюду присутствовать в воздухе, где бы ни находился брильянт Красовского.

— И что же показал вам прибор в квартире Ураловых? — нетерпеливо спросил Алехин.

— Он только изредка слабо мигал, регистрируя лишь одиночные «меченые атомы».

— Чем же это объясняется?

— А тем, что чемодан Красовского с радиоактивным брильянтом действительно был там и унесен совсем недавно.

— Но кем? — удивился Алехин. — Маргарита Львовна не уходила ведь никуда.

— Вот в том-то и загадка, — недоуменно развел руками Михаил Ильич. — Главное — семья у них небольшая: Маргарита Львовна, муж ее и восьмилетняя дочка. Муж все время на работе, а дочь в школе.

— А почему не допустить, что к ним зашел кто-нибудь и унес чемодан с собой?

— Нам бы доложили об этом.

— А не могли вынуть из чемодана один только радиоактивный брильянт? — сделал новое предположение Алехина.

— Не думаю, — покачал головой Миронов. — Надо полагать, чемодан Красовского на таких замках, что вряд ли кто, кроме него, их откроет. Да и потом радиоактивный порошок не мог не осыпаться частично на дно чемодана, и это тотчас же было бы зарегистрировано моим счетчиком, если бы чемодан оставался в комнате Ураловых. Но вы, пожалуй, правы: его действительно мог унести кто-нибудь из верных Красовскому людей. Он даже специально мог предупредить об этом сестру в той телеграмме, которую она получила сегодня утром. А чемодан этот нам никоим образом нельзя упускать, ибо он приведет нас к самому Красовскому.

С этими словами Миронов торопливо зашагал к зданию управления милиции. Майор выяснил, откуда ведется наблюдение за квартирой Ураловых, и вместе с Алехиным направился туда.

Младшего лейтенанта милиции Рахимкулова, наблюдавшего за домом, в котором жили Ураловы, они нашли без особого труда, так как он был работником молодым, неопытным и плохо маскировался. «Неудивительно будет, если окажется, что он прошляпил человека с чемоданом», — с досадой подумал о нем Миронов.

— Ничего подозрительного мною не было обнаружено, товарищ майор, — доложил он Миронову. — Чемоданов и вообще никаких крупных вещей за время моего дежурства из дома не выносили.

Лицо у младшего лейтенанта было простодушным, с выражением готовности выполнить любой приказ начальства. Не было никаких сомнений, что он вполне добросовестно следил за домом.

— А не вывозили ли чего-нибудь? — уже почти в шутку спросил Миронов.

— Если не считать детской коляски… — ответил Рахимкулов.

— А кто ее вывез? — сразу же насторожился Миронов.

— Пожилой человек, почтенный на вид.

— Когда?

— Часа полтора назад.

— И вы не поинтересовались, что было в коляске?

— Так ребеночек, наверно, — растерянно улыбнулся Рахимкулов. — Что же больше?

Миронов только пренебрежительно махнул рукой и отвел Алехина в сторону.

— Ну, что вы на это скажете? — спросил он лейтенанта.

— Похоже, что проморгал чемодан этот парень.

— Вне всяких сомнений. Но где его искать теперь?

— На вокзале.

— Почему?

Красовский мог ведь поручить кому-нибудь взять свой чемодан затем только, чтобы передать ему, — ответил Алехин.

— Пожалуй, — согласился Миронов.

Машина, на которой они приехали, ждала их за углом. На вокзале прошли к начальнику железнодорожной милиции. Миронов коротко рассказал ему о своей задаче и попросил оказать содействие.

Скоро началась и посадка в поезд, а Михаил Ильич все еще ходил по платформе, не подавая никаких знаков. Алехин стал даже подумывать, не напрасно ли вообще все это, как вдруг заметил слегка приподнятую руку майора.

— Вон видите того седого человека в светлом макинтоше? — шепнул он лейтенанту, когда тот подошел к нему. — В его руках чемодан Красовского. Счетчик возле него мигал так энергично, что сомнений быть не может…

— Задержим? — спросил Алехин.

— Нет, подождем немного. Нужно проследить, пока этот тип в макинтоше не встретится с Красовским. Быстренько сбегайте теперь к начальнику железнодорожной милиции, пусть он оформит нам билеты в шестой вагон.

Поезд шел медленно. Наконец, прибыли в Тюрлему. Скорый, идущий на Казань, стоял уже на станции и до его отхода оставалось всего десять минут.

Пассажир в макинтоше торопливо выскочил из вагона и бросился в кассовый зал. Купив билет, он устремился назад.

— Я думаю, что не стоит больше рисковать. — сказал Миронов Алехину.

С этими словами он поспешил за человеком в макинтоше и настиг его у выхода на перрон.

— Ваши документы, гражданин!

— Но ведь я же от поезда отстану! Видите, трогается уже! — почти завопил задержанный, пытаясь прорваться на платформу.

— Ничего, не опоздаете. Вам вообще не придется больше спешить, — спокойно заметил Миронов, решительно протягивая руку к чемодану.

Паровоз в это время дал сигнал, и поезд тронулся. План действий у Миронова с Алехиным был выработан заранее, и майор только сказал Евгению:

— Садитесь, Женя, желаю вам успеха! Встретимся в Казани.

Алехин прыгнул в предпоследний вагон.

— Что же это вы в самую последнюю минуту, — недовольно сказала проводница.

— Случается, — виновато улыбнулся Алехин. — А где тут у вас начальник поезда, не скажете?

— В восьмом вагоне, — ответила проводница.

Алехин поспешил к начальнику поезда. Предъявив ему свои документы, он в нескольких словах объяснил, что в поезде должен находиться крупный преступник, которого надлежит немедленно задержать.

— Я к вашим услугам, — несколько неуверенно отозвался начальник поезда, немолодой уже человек с продолговатым морщинистым лицом. — Что прикажете делать?

— Устройте меня пока где-нибудь.

— Пожалуйста, можете располагаться хоть и в этом вагоне.

Алехин снял пиджак, повесил его у окна и решил выйти в коридор «на разведку». Приоткрыв двери нескольких купе, он не увидел там никого, похожего на Красовского. «Вряд ли вообще удастся обнаружить его таким образом», — подумал Алехин, так как многие пассажиры лежали на верхних полках, отвернувшись к стене.

Нужно было придумать что-то другое. Но что? Пойти с контролером? Но ведь билеты отбирают проводники, и контролер не беспокоит пассажиров.

Ничего не придумав, Алехин на всякий случай решил сходить в ресторан; может быть, он встретит там Красовского. Но тут неожиданно раздался голос радиста:

— По коллективной просьбе пассажиров вагона номер восемь товарищей Козодоева, Малышкиной, Бедарева, Сидорова и Лютиковой исполняется популярный вальс «Дунайские волны».

«Бедарев»! — пронеслось в голове Алехина. Он сразу же вспомнил пенсионера, принесшего в комиссионный магазин пишущую машинку Красовского. У него потом пропали паспорт и пенсионная книжка.

«Неужели это он? — возбужденно подумал Евгений. — Очень может быть. Человек в макинтоше, которому Красовский поручил забрать свой чемодан у сестры, мог ведь вылететь из Москвы самолетом, и они, конечно, в Москве условились о встрече в этом поезде. Для того, чтобы Красовского мог найти его сообщник, Александр Львович специально заказывает теперь музыку с объявлением своей новой фамилии и номера вагона. У него ведь теперь, очевидно, и паспорт и прочие документы на имя мало кому известного пенсионера Бедарева». У дверей радиста Алехин задержался немного, потом решительно взялся за ручку.

— В чем дело? — раздался недовольный голос.

— Откройте, — возможно строже произнес Алехин и услышал, как за дверью звякнула стеклянная посуда.

Дверь открылась. Раскрасневшийся радист, полагавший, видимо, что стучит кто-нибудь из начальства, поднял на Алехина удивленные глаза.

— Вам бы не следовало так напиваться во время работы, — сказал Алехин строго.

— А откуда это известно, что я напиваюсь? — удивился радист. — Разве из репродуктора вином пахнет?

— Нет, вином не пахнет, — успокоил его Алехин, — зато заплетается язык. Вот вы только что совсем невнятно произнесли фамилию Бедарева, а это, между прочим, мой друг.

— Не может быть, чтобы я объявил невнятно, — запротестовал радист. — Как же я мог объявить его невнятно, если это именно он угостил меня коньяком?

— Ну, ладно, чего там оправдываться, — примирительно произнес Алехин. — Скажите лучше, — в каком купе Бедарев?

— Последнее в восьмом вагоне.

Алехин зашел сначала в свое купе, надел пиджак и снова вышел в коридор. Дверь последнего купе была закрыта. Алехин постоял немного, прислушался, потом решительно постучался.

— Войдите, — раздался женский голос.

— Нет ли тут желающих сыграть в шахматы?

— Только в преферанс, — отозвалась женщина с нижнего места.

— Извините тогда, — сказал Алехин и задвинул дверь.

Что же он увидел в купе? Внизу сидела тощая женщина, ответившая на его вопрос. Против нее какой-то толстяк самозабвенно пил чай. Вверху слева мальчик читал книгу, справа лежал на спине крупный мужчина и смотрел в потолок. И хотя Алехин не мог разглядеть его лица, он почти не сомневался, что это Красовский.

Алехин торжествовал победу. Он возьмет сейчас человека, который так долго нарушал советский закон. Хорошо бы подойти к нему и сказать так: «Именем закона!» Сказать громко и властно, как имеет право говорить только тот, кто ни разу сам не нарушал этого закона, кто верно служит ему, свято верит в него.

Алехин торопливо прошел в служебное отделение. Начальник поезда поднял на него усталые глаза:

— Ну, как у вас дела?

— Кое-что проясняется, — ответил Алехин. — Сколько еще остановок до Казани?

— Одна.

Алехин поблагодарил начальника и снова вышел в коридор.

«Забирать его сейчас или покараулить возле купе до Казани?» — торопливо думал он, прохаживаясь по коридору. И как раз в тот момент, когда он проходил мимо купе Красовского, открылась дверь и в коридор выскочил мальчик. Алехин невольно заглянул на верхнюю полку. Она была пуста!

Евгению показалось, что сердце его вдруг перестало биться…

— А этот гражданин с верхней полки… где он? — не своим хрипловатым голосом спросил Алехин.

— Кто его знает, — пожала плечами тощая дама. — Странный он какой-то. То лежал почти весь день, то вдруг сорвался куда-то. Мы думали, что он к вам пошел в шахматы играть.

Алехин выскочил в коридор и бросился в тамбур, но и там никого не оказалось. Пуст был и тамбур соседнего вагона…

«Что же я мечусь так, — старался успокоить себя Евгений. — Надо же собраться с мыслями… А что, если Красовского встревожило то, что я заглянул к нему в купе?».

И Евгению вспомнилось, как в Сокольническом парке культуры его сфотографировал один из сообщников Красовского. Конечно же, Красовский знал по фотографии его лицо.

Теперь Евгений решительно открывал двери каждого купе и довольно бесцеремонно заглядывал в лица находившихся там пассажиров. Но вот пройден и последний вагон, осталось посмотреть только задний тамбур. Уже безо всякой надежды открыл Алехин его дверь и увидел проводницу, любезничавшую с каким-то железнодорожником в фуражке с белым чехлом и парусиновом кителе.

«А что, если это — Красовский? Мог ведь он иметь при себе на всякий случай железнодорожную форму».

В полумраке тамбура Алехин хотя и не видел лица подозрительного железнодорожника, но роста и сложения он был, примерно, такого же, как и Красовский.

— Нельзя ли вас на минуточку, гражданин Бедарев, — дотронувшись до плеча подозрительного железнодорожника, проговорил Алехин.

— Какой я вам Бедарев, — брезгливо сбросил руку Евгения железнодорожник. — Вы, видно, обознались, уважаемый.

— Ах, так вы тогда, может быть, Красовский или даже «Регент»? — теперь уже с нескрываемой насмешкой спросил Алехин, нащупывая в кармане рукоятку пистолета.

Человек в железнодорожной форме, удивленно пожав плечами, пробурчал недовольно:

— Ну, хорошо, пойдемте в мое купе и разберемся там.

А как только вышли они из тамбура, он огляделся по сторонам и проговорил торопливо:

— Вы — Алехин, кажется? Не будьте же дураком и на этот раз. Тем более, что теперь я вынужден предложить вам много больше…

— Довольно, Красовский! — строго оборвал его Алехин. — Вы не на черной бирже.

Вера позвонила Алехину на второй день после того как он вернулся из Казани.

— Я должна извиниться перед вами, — тихо сказала она. — Я была очень груба в тот вечер…

— Ну, что вы, Вера! — перебил ее Евгений, счастливый уже от одного того, что она говорила с ним.

— Нет, нет, Женя! — запротестовала Вера. — Не оправдывайте меня. Я ведь теперь все знаю, и мне очень хотелось бы встретиться с вами, объяснить все, все… Не могли бы вы приехать ко мне на дачу? Я неважно чувствую себя и не могу быть в Москве.

— Хорошо, — радостно отозвался Евгений, — я буду у вас сегодня.

Они встретились в сумерки в садике дачи Вериной матери.

— Не знаю, даже, Женя, как вам рассказать все, — тяжело вздохнула Вера.

— А, может быть, и не нужно ничего рассказывать? — спросил Евгений и крепко сжал ее холодную руку.

Спустя несколько дней в одной из московских газет появилась короткая хроникальная заметка под рубрикой: «Из зала суда». В скупых выражениях говорилось в ней о закончившемся процессе шайки расхитителей. Назывались фамилии главарей шайки, получивших по двадцать пять лет лишения свободы с конфискацией всего имущества. В самом конце заметки отмечались заслуги офицеров милиции, в их числе майора Миронова и лейтенанта Алехина.

Прочитав эту заметку, отец Евгения — Иван Сергеевич — с необычайной торжественностью поднялся со своего кресла и почти театральным жестом протянул руки к сыну:

— Ну, дорогой мой лейтенант милиции Алехин, прости, пожалуйста, что подшучивал над тобой твой старик, и прими самые горячие мои поздравления!

Он звонко расцеловал сына в обе щеки и добавил:

— Да, пока есть у нас еще такие жулики, как Красовский — твоя профессия нужна.