ГЛАВА 17.
Зал зеркал
Осенью 1948 года в Германии состоялась одна из самых необычных пресс-конференций времен "холодной войны". Генерал-майор Вальтер Шрайбер, бывший генеральный хирург Третьего рейха, в последний раз был замечен на скамье подсудимых в Нюрнберге, давая показания против своих соратников по нацистской верхушке. Затем, 2 ноября 1948 года, он вновь появился на пресс-конференции. После трех лет, пяти месяцев и трех дней пребывания в советском заключении Шрайбер якобы "сбежал" от своих советских поработителей. Теперь специалист по вакцинам заявил, что у него есть важные новости, которыми он должен поделиться со свободным миром. Пресс-конференция началась с краткого рассказа Шрайбера о том, что с ним произошло - он был в советском плену с момента падения Берлина и недавно совершил побег, после чего последовал продолжительный период вопросов и ответов с американским представителем, выступавшим в качестве переводчика. Первый вопрос, заданный репортером, звучал так: "Как Шрайберу удалось бежать?
Шрайбер сказал, что он "вырвался на свободу" от своих коммунистических охранников в "ситуации жизни и смерти", но не решился сказать больше. По его словам, сейчас с ним под охраной США находятся его жена Ольга, четырнадцатилетний сын Пауль-Герхард и одна из двух взрослых дочерей.
"Как это русские позволили ему выйти на свободу?" - спросил другой представитель прессы, и этот вопрос был у всех на уме. За два года, прошедшие после ошеломляющих показаний генерала Шрайбера в Нюрнберге, он стал старшиной, или старейшиной, в советской армии. Было практически невозможно представить, чтобы такая крупная фигура, как Шрайбер, просто ускользнула от своих советских охранников. И все же он был здесь.
"Я не спрашиваю о деталях, - уточнил репортер, - но как получилось, что он смог сбежать?"
В ноябре 1948 г. Берлин был городом, находившимся в психологической и физической осаде. Уже более четырех месяцев Советский Союз блокировал все железнодорожные, канальные и автомобильные пути сообщения между Восточным и Западным Берлином. Чтобы накормить гражданское население западной зоны, американцы присылали самолеты с продовольствием. Побег Шрайбера произошел в самый разгар блокады Берлина.
"Из соображений безопасности я не хотел бы отвечать на этот вопрос", - сказал Шрайбер.
"Я не хочу спрашивать никаких подробностей", - повторил новостник. "Но возможно ли, чтобы другие, оказавшиеся в таком же положении, смогли выбраться?"
"На вопрос был дан ответ, - сказал Шрайбер.
В дальнейшем генерал-майор доктор Шрайбер восстановил некоторые события своего побега. По его словам, до лета он находился в Советской России. Там он и группа других бывших нацистских генералов жили вместе на вилле под Берлином. В июле или августе шесть генералов, включая Шрайбера, были неожиданно перевезены в загородный дом на германо-польской границе, недалеко от Франкфурта-на-Одере, к востоку от Берлина (не путать с Франкфуртом-на-Майне, расположенным в американской зоне, к юго-западу от Берлина). По поводу этого таинственного путешествия и его цели генерал-майор Шрайбер сказал: "Нас не спрашивали, но нам сказали, что мы идем в полицию". Только потом, пояснил Шрайбер, он узнал, что его "назначили главным врачом вновь созданной [восточногерманской] полиции". По словам Шрайбера, ему предлагали "еду, одежду, жилье, мебель... за преимущества".
Четыре нацистских генерала согласились принять эту работу. Шрайбер, по его словам, возражал. Он был ученым, а не полицейским, как он утверждал своим советским кураторам. Группу генералов перевезли в дом в Саксонии, недалеко от границы с Чехословакией. Наконец, "в последний день сентября четверо [генералов], давших согласие, были отправлены в Берлин, чтобы приступить к работе", - сказал Шрайбер. Он и еще один генерал, который к этому времени также высказался против, остались "под охраной полиции". Через два дня Шрайбер был отправлен в Дрезден, в советскую зону. "Там нас очень хорошо приняли, и мне предложили стать профессором Лейпцигского университета", - рассказывал Шрайбер журналистам. "Я потребовал Берлинский университет. У меня были особые причины для этого требования. В этом мне было отказано. По этой причине я освободился".
На этом все и закончилось. Хор западногерманских репортеров требовал подробностей. Как можно просто освободиться от советской военной полиции, особенно если ты бывший генеральный хирург Третьего рейха? Для советской стороны превращение высокопоставленных нацистских генералов в коммунистических чиновников было огромным пропагандистским переворотом на заре "холодной войны". Надо полагать, что советская военная разведка (Главное разведывательное управление, ГРУ) внимательно следила за каждым из генералов во время их переезда из Советской России в восточногерманскую зону. На печально известной официальной эмблеме ГРУ изображена всемогущая летучая мышь, парящая над земным шаром. ГРУ следило за людьми как радар. У них были глаза в ночи. То, что доктору Шрайберу удалось уйти, выглядело неправдоподобно.
"Я отправился один, на скоростном поезде, по железной дороге, из Дрездена в Берлин, и это была поездка жизни и смерти", - сказал Шрайбер. И это все, что он собирался сказать по этому поводу.
Далее Шрайбер начал читать лекцию о советской угрозе. Он выделил бывшего коллегу Винценца Мюллера, обвинив его в том же, в чем он обвинил доктора Блома перед Международным военным трибуналом в Нюрнберге . Генерал-лейтенант Винценц Мюллер - опасный человек, - воскликнул Шрайбер. Теперь, когда он перешел на сторону России, он представляет собой угрозу миру во всем мире. По словам Шрайбера, генерал-лейтенант Мюллер был недавно назначен советским правительством новым руководителем полиции в Берлине. "Он фанатичный коммунист, - пообещал Шрайбер, - полностью преданный русским". Это тем более удивительно, что Мюллер происходит из очень набожной католической семьи". Русские планировали вооружить новую берлинскую полицию Мюллера "тяжелым оружием, танками [и] артиллерией". У Советов была только одна цель, обещал Шрайбер, - мировое господство. Оно начиналось прямо сейчас с перевооружения Восточного Берлина.
"Можете ли вы назвать имена четырех других генералов, кроме генерала Винценца Мюллера?" - спросил корреспондент.
"Я не думаю, что в рамках этой пресс-конференции необходимо называть эти имена", - сказал Шрайбер.
"Может быть, русские продают вам счет за товар?" - спросил другой репортер.
"Русские одушевлены идеей мировой революции", - сказал Шрайбер. Он пояснил, что в России большинство людей верят в то, что "революция грядет".
Другой репортер спросил: "Вы были в своей [советской] форме, когда бежали? Это был хороший вопрос. Если бы Шрайбер был одет в советскую форму, то, очевидно, его бы заметили пограничники, остановили и допросили, когда он переходил из советской зоны в американскую зону оккупации. Если же Шрайбер не был одет в советскую форму, то очевиден следующий вопрос: "Почему? Ответ Шрайбера был запутанным. По его словам, в день побега его советская форма оказалась у портных, где ему пришили новые погоны и сделали вышивку на воротнике. Чтобы подчеркнуть свою правоту, Шрайбер даже воспроизвел разговор между собой и своим советским куратором - человеком по фамилии "Фишер" - по поводу пропажи формы. Фишер сказал мне: "Ты получишь [свою форму] позже. Сейчас это пока невозможно". "
По крайней мере, одному журналисту это объяснение показалось неправдоподобным. "Почему вы не пошили форму раньше?" - спросил репортер.
Шрайбер сообщил, что его мерки для новой формы были сняты, но пошив затянулся.
Когда американский куратор Шрайбера решил сменить тему разговора, другой репортер попросил предоставить ему дополнительную информацию об экспериментах на людях, о которых доктор Шрайбер говорил на Нюрнбергском процессе. "Как доктор узнал об экспериментах над людьми?" - спросил он.
Шрайбер утверждает, что он "никогда не принимал участия в подобных исследованиях.... те знания, которые [я] получил об этом, [я] получил либо через документы, с которыми [я] столкнулся в [моей] должности, либо на медицинских конвенциях, где интеллектуалы могли видеть, что нечто подобное проводится в фоновом режиме".
Каждый аспект истории побега Шрайбера казался необоснованным, что не позволяло журналистам воспринимать всерьез практически все, что он говорил. Тем не менее пресс-конференция продолжалась более тридцати минут, и Шрайбер стоял на своем.
Как выяснилось, пресс-конференция Шрайбера была не экспромтом, а отрепетирована. В течение двух недель - с 18 октября 1948 г., когда он вошел в берлинский офис CIC, - он обсуждал свои показания с сотрудниками Контрразведывательного корпуса США. Куратором Шрайбера был специальный агент СВР Северин Ф. Валлах. Валлах слышал гораздо более длинную версию того, что якобы происходило со Шрайбером с момента его захвата Красной Армией во время падения Берлина.
Согласно тринадцатистраничному отчету Валлаха в разведывательном досье Шрайбера, "5 мая доктор Шрайбер вместе с другими пленными немецкими генералами был отправлен обратно в Берлин. Генералы были помещены в подвал рейхсканцелярии в Берлине и получили приказ выйти из этого подвала под сильной советской охраной. Вся эта сцена была сфотографирована советской стороной, которая занималась созданием "подлинного" документального фильма о взятии Берлина". 9 мая, когда капитуляция Рейха была завершена, доктор Шрайбер вместе с другими офицерами был отправлен в гораздо более крупный лагерь для военнопленных в Позене, где находился до 12 августа 1945 года. Была организована перевозка генералов в Москву, куда, по словам Шрайбера, он прибыл 29 августа. "Перевозка была организована очень плохо", - говорит Шрайбер, согласно досье. "Не хватало продовольствия, потому что повара на транспорте продавали продукты на черном рынке или оставляли себе". Показания Шрайбера изобиловали подробностями. "Всех генералов отправили в лагерь ПЖ № 7027 в подмосковном Красногорске, - вспоминал он. Здесь еда была замечательная, потому что ее привозили из США в консервных банках". Шрайбер неоднократно говорил Валлаху, как ему нравится все, что связано с Соединенными Штатами.
По словам Шрайбера, 12 марта 1946 года его перевели в Лубянскую тюрьму в Москве. "Лечение неплохое". 20 марта он заявил, что впервые был допрошен русскими: "Тема была "Подготовка Германии к биологической войне". Валлах должен был понимать, что это крайне маловероятно. Шрайбер был одним из самых высокопоставленных медиков Третьего рейха и генерал-майором армии. 20 марта 1946 г. он уже десять месяцев находился в советском заключении. То, что это был его первый допрос, было абсурдом. Шрайбер рассказал Валлаху, что его три дня допрашивал генерал-лейтенант Кабулов. По словам Шрайбера, Кабулов не поверил его показаниям, поэтому ему было сказано: "Советские следователи будут применять физическое насилие, чтобы сломить вас и добиться от вас всей правды". Следующий допрос, вспоминает Шрайбер, состоялся в три часа утра того же дня. "[Меня] избивал советский офицер, которого я знаю как лейтенанта Смирнова. Вместе с полковником Вальтером Штерном, который говорил по-немецки без малейшего акцента и [был] отличным дознавателем".
По словам Шрайбера, он выдержал три недели грубых допросов, после чего сломался и "написал заявление, которое впоследствии было представлено советским правительством в Международный трибунал по военным преступлениям в Нюрнберге". Его перевезли из Москвы в Берлин, а затем в Нюрнберг для дачи показаний на процессе по делу о военных преступлениях. Во время одного из полетов Шрайбер рассказал, что его советский дознаватель, полковник Штерн, говоривший по-немецки, наклонился к нему и шепотом предупредил. Если Шрайбер отступит от правил и скажет "что-либо, наносящее ущерб интересам Советского Союза, то по возвращении в Россию он будет повешен".
После дачи показаний в Нюрнберге Шрайбер рассказал, что его вывезли в Советский Союз, где он и три генерала были размещены в двухэтажном загородном доме в Томилино, в шестнадцати милях к юго-востоку от Москвы. Одним из трех генералов был фельдмаршал Фридрих Паулюс - самый высокопоставленный нацистский генерал, когда-либо сдававшийся в плен советским войскам, что Паулюс и сделал во время Сталинградской битвы. История самого Паулюса, события, предшествовавшие его пленению и последнему общению с Гитлером, была удивительной. Советские власти также привлекли Паулюса для дачи показаний в Нюрнберге.
Как объясняет Уильям Ширер в книге "Взлет и падение Третьего рейха", последние дни командования Паулюса во время битвы за Сталинград были катаклизмом. "Паулюс, разрываясь между долгом подчиняться безумному фюреру и обязанностью спасти от уничтожения свои собственные уцелевшие войска, обратился к Гитлеру". Паулюс отправил фюреру срочное послание следующего содержания: "Войска без боеприпасов и продовольствия... Эффективное командование больше невозможно... 18 000 раненых без снабжения, перевязочных средств и лекарств... Дальнейшая оборона бессмысленна. Крах неизбежен. Армия просит немедленного разрешения капитулировать, чтобы спасти жизни оставшихся войск". Но Гитлер отказал Паулюсу в разрешении на капитуляцию. "Капитуляция запрещена, - писал Гитлер в ответ, - Шестая армия будет удерживать свои позиции до последнего человека и последнего патрона и своей героической стойкостью внесет незабываемый вклад в создание оборонительного фронта и спасение западного мира".
"Героическая стойкость" была эвфемизмом для самоубийства. Теперь Паулюс должен был покончить с собой. Гитлер еще больше подтолкнул его в этом направлении, сделав Паулюса фельдмаршалом в тот час, который, как он надеялся, станет последним в жизни генерала. "В военной истории нет ни одного случая, чтобы немецкий фельдмаршал попал в плен", - сказал Гитлер Альфреду Йодлю, стоявшему в тот момент рядом с ним. Вместо этого в 7:45 следующего утра фельдмаршал Паулюс сдался в плен. Его последнее послание Гитлеру: "Русские у дверей нашего бункера. Мы уничтожаем наше оборудование". Вскоре после этого он был взят в плен. То, что оставил после себя Паулюс, было, по словам Ширера, ужасающей картиной: " 91 000 немецких солдат , включая двадцать четыре генерала, полуголодные, обмороженные, многие из них были ранены, все они были ошеломлены и сломлены, ковыляли по льду и снегу, сжимая на голове окровавленные одеяла, против 24-градусного мороза в сторону мрачных, замерзших лагерей для военнопленных в Сибири". Из 91 тысячи немцев, попавших в советский плен, живыми из лагерей выйдут только пять тысяч. Паулюс был одним из них.
К 1947 году он с комфортом жил в этом двухэтажном загородном доме вместе с генерал-майором доктором Шрайбером под Берлином. На самом деле, пояснил Шрайбер, под одной крышей жили четыре бывших нацистских генерала. Кроме фельдмаршала Фридриха Паулюса, здесь жили генерал-лейтенант Винценц Мюллер, взятый в плен под Минском в 1944 году, и генерал Эрих Бушенхаген, взятый в плен в восточной Румынии в августе 1944 года. С какой целью? спросил Валлах. "Объект [Шрайбер] убежден, что генерал-лейтенант Винценц Мюллер получил приказ от советской стороны индоктринировать профессора д-ра Шрайбера коммунистическими идеями". Какова бы ни была истинная причина, Шрайбер утверждает, что он и его коллеги-генералы жили относительно счастливой жизнью, полной советских льгот. Однажды генерала Шрайбера и генерала Бушенхагена отвезли жить "в Москву в прекрасно обставленный частный дом". Их советский куратор, постоянно находившийся рядом с ними, "выполнял роль гида, водил их в музей, оперу, на спектакли, подчеркивая, что Советская Россия обладает высокоразвитой культурой". Для Шрайбера мотив был понятен. "Это тоже, конечно, было частью запланированной программы индоктринации", - сказал он специальному агенту Уоллаху . Все это время Шрайбер делал вид, что он счастливый коммунист.
В июле 1947 г. фельдмаршал Паулюс заболел, и группа была "вывезена на летний курорт Ливадия в Крыму". Здесь не обошлось без иронии. Это был тот самый дворцовый курорт , где в феврале 1945 года проходила Ялтинская конференция. Вместе с Паулюсом и Шрайбером на курорте находился опасный генерал-лейтенант Винценц Мюллер. Группа пробыла там все лето и с наступлением летней погоды вернулась в Москву на частном самолете. По словам Шрайбера, в течение следующего года бывшие нацистские генералы снова жили в загородном доме в Томилино. Только теперь они усиленно занимались на антифашистских курсах, которые им пришлось пройти по требованию советской власти. Учеба занимала генералов до 7 сентября 1948 года. Именно тогда, по словам Шрайбера, он узнал, что он и еще двадцать пять бывших нацистских генералов отправляются в Восточную Германию. После того как Шрайбер отказался от работы в полиции, его привезли в Дрезден и поселили в отеле Weisser Hirsch на Бергбанштрассе, 12. По словам Шрайбера, его куратор, человек по фамилии Фишер, согласился освободить его от работы в полиции. Фишер отошел от дел, чтобы договориться с Шрайбером о его должности преподавателя. По словам Шрайбера, именно тогда он и сбежал.
Специальный агент Уоллах кратко изложил детали. "Объект оставался один, никто за ним не присматривал... Объект просто сел на поезд в Дрездене 17-го числа и в тот же день прибыл в Берлин. Связавшись со своей семьей в Берлине... объект установил контакт с этим агентом... и с тех пор находился под защитой американских властей в Берлине. В конце октября объект вместе с семьей был эвакуирован в американскую зону для детальной проработки ECIC [Европейский командный разведывательный центр]", Кэмп Кинг.
Был ли Шрайбер двойным агентом? Был ли он настоящим Джеймсом Бондом? Как он смог противостоять печально известным жестоким методам допросов, когда многие другие - от закаленных генералов до гражданских лиц и шпионов - были избиты до полусмерти? Был ли он шарлатаном? Или пронырой, умеющим спасать свою шкуру? Что он на самом деле делал в Советской России в течение трех с половиной лет? Специальный агент Уоллах сделал свой собственный вывод. "Объект произвел на нижеподписавшегося агента прекрасное впечатление. Нет оснований полагать, что объект является советской фабрикой", - написал Уоллах. Он подписал свое имя черными чернилами.
Отчет о допросе Уоллаха был направлен директору разведывательного отдела армии США (EUCOM) вместе со служебной запиской, написанной начальником СВР Уоллаха с грифом "Секретно". В ней говорилось следующее: "Объект [Шрайбер] утверждает, что знает всех в своем транспорте, их биографию, политические взгляды и новые задания... Будет готов к передаче в ваш штаб для подробного допроса примерно через шесть дней". Шрайбер сообщил Валлаху, что располагает информацией обо всех высокопоставленных нацистах, работающих сейчас в полиции Восточной Германии.
3 ноября 1948 г. директор разведывательного отдела армии США направил телеграмму с грифом "Секретно" в штаб-квартиру JIOA в Пентагоне, копия которой была также направлена в Объединенный комитет начальников штабов. "Если генеральный хирург ответит, что Шрайбер представляет важность для национальной безопасности, его дело должно быть рассмотрено в соответствии с процедурой JCS для иммиграции в США". Генерал-майор д-р проф. Вальтер Шрайбер, бывший генеральный хирург Третьего рейха, должен был стать участником операции "Скрепка". Тем временем он и его семья были доставлены в Кэмп-Кинг и размещены там на конспиративной квартире. Когда генерал Чарльз Э. Лукс узнал, что Шрайбер находится в американском плену, он отправился в Кэмп-Кинг, чтобы допросить его. Лукс был тем человеком, который принимал гитлеровских химиков в своем доме в Гейдельберге для работы над секретной формулой производства зарина. Ему было особенно интересно узнать от доктора Шрайбера о вакцинах или сыворотках, производимых Рейхом для защиты от нервно-паралитических веществ.
Лукс нашел Шрайбера "готовым к сотрудничеству во всех отношениях" и нанял его для работы в Химическом корпусе США "по сбору данных о нацистском химическом корпусе". Для наблюдения за проектом генерал Лукс совершал поездки из Гейдельберга в Кэмп-Кинг и обратно. Затем Шрайбер был нанят для написания монографии для армии США о своем опыте работы в России. Когда Лукс закончил работу со Шрайбером, командир лагеря "Кинг" подполковник Гордон Д. Ингрэхем попросил его дать показания о характере Шрайбера для отчета о безопасности врача в OMGUS. Учитывая положение Шрайбера как генерала в нацистском высшем командовании, для того чтобы доставить Шрайбера в США, требовались серьезные усилия со стороны JIOA. Лукс согласился, но при этом проявил нехарактерный для него скептицизм в отношении мотивов нацистского генерала. Лукс заявил, что объект был энергичным и хорошим организатором рабочих проектов.... Шрайбер, очевидно, давал точную информацию [Луксу] во всех случаях, [которая] была проверена и подтверждена экспертами по техническим исследованиям в США.... Однако Лукс заявил, что Шрайбер мог также давать эту же информацию "русским". "Лукс сказал подполковнику Инграхаму, что он "полагал, что Шрайбера можно убедить любым привлекательным предложением". Другими словами, лояльность Шрайбера можно было купить.
В лагере Кинг доктор Шрайбер и его семья были переведены в хороший дом, предоставленный армией США. Несмотря на опасения генерала Лукса по поводу благонадежности Шрайбера, в ноябре 1949 г. генерал-майор доктор Уолтер Шрайбер был принят на работу в армейскую разведку в качестве постового врача в секретном допросном центре, которым был лагерь Кинг. Согласно рассекреченному отчету по безопасности OMGUS, новая должность Шрайбера включала в себя "решение всех медицинских проблем в лагере Кинг [и] уход за интернированными". Это означало, что Шрайбер отвечал за здоровье и благополучие содержавшихся здесь советских заключенных, некоторые из которых подвергались "специальным методам допроса" со стороны ЦРУ. Учитывая одержимость армии советскими шпионами и возможность существования двойных агентов, наем нацистского генерала, ставшего советской старшиной, был необычным выбором, если принять во внимание реальную возможность того, что Шрайбер не сбежал от русских, а работал на них. Если бы Шрайбер был советским шпионом, ему было бы очень легко узнать обо всем, что ЦРУ и военная разведка делали в лагере Кинг.
С другой стороны, если Шрайбер действительно сбежал от русских, то из его советского опыта можно было извлечь немало пользы. Находясь в плену у русских последние три с половиной года, он был знаком, по крайней мере, с некоторыми советскими методами допроса. Кроме того, он свободно говорил по-русски. Подполковник Инграхам был уверен, что доктор Шрайбер - правдоискатель. Ингрэхем оставил его на должности постового врача до августа 1951 года. Полковник Инграхам также нанял двадцатитрехлетнюю дочь Шрайбера, Доротею Шрайбер, в качестве личного секретаря.
Во время службы в лагере "Кинг" Шрайбер сообщил своему армейскому куратору, что русские пытаются захватить и убить его, и попросил использовать для прикрытия псевдоним "Док Фишер", чтобы скрыть свою личность. Это был загадочный выбор псевдонима. "Фишер" - это имя советского куратора , от которого Шрайбер якобы сбежал в Дрездене, а также имя врача СС, который во время войны был одним из подчиненных Шрайбера в концентрационном лагере Равенсбрюк. Доктор Фриц Фишер проводил в Равенсбрюке медицинские эксперименты над польскими женщинами и девочками, за что был осужден на Нюрнбергском процессе врачей и признан виновным в убийстве. Фриц Фишер был одним из немногих врачей, признавших свою вину в ходе процесса. Выслушав особенно шокирующие показания свидетелей против него, доктор Фишер признался следователю по военным преступлениям доктору Александеру о своих чувствах. Я хотел бы встать и сказать: "Повесить меня немедленно", - сказал Фишер Александеру.
Смотреть на весь этот сценарий - доктора Шрайбера, дока Фишера, советского господина Фишера и врача СС Фрица Фишера - было все равно, что видеть человека, стоящего в зеркальном зале. Но ведь и операция "Скрепка" была миром, отмеченным двуличием и обманом. Невозможно было понять, кто говорит правду.
В сентябре 1949 г. Джон Дж. Макклой стал верховным комиссаром США в союзной Германии, что ознаменовало окончание более чем четырехлетнего военного правления Германией союзниками. Этот день также ознаменовал начало конца срока, который доктор Отто Амброс проведет в тюрьме за военные преступления. Вскоре он будет включен в список целей операции "Скрепка".
Амброс, любимый химик Гитлера, находился в тюрьме примерно один год из восьмилетнего срока заключения. 30 июля 1948 г. Амброс был признан виновным в массовых убийствах и рабстве в рамках дела № VI последующего Нюрнбергского процесса, процесса IG Farben, и отправлен в тюрьму Ландсберг, также называемую тюрьмой для военных преступников № 1. Расположенная в тридцати восьми милях к западу от Мюнхена, Ландсберг стала домом для 1526 осужденных нацистских военных преступников. Люди размещались в центральном тюремном бараке в отдельных камерах, а сама тюрьма располагалась на территории , напоминающей школу-интернат , со зданиями XIX века, зелеными парками и величественной католической церковью, отделанной деревянными панелями. В 1924 году здесь в течение восьми месяцев находился в заключении Адольф Гитлер. Именно в тюрьме Ландсберг Гитлер написал "Майн Кампф".
В тюрьме Амброс преподавал "химическую технологию" другим заключенным в рамках программы обучения заключенных. Он писал письма своей матери, в которых писал о том, как все это несправедливо. " Политика - это горькая болезнь , и это гротескно, что я, неполитический человек, должен страдать за то, чего я не делал", - писал он. "Но когда-нибудь все эти страдания прекратятся, и тогда пройдет совсем немного времени, и я забуду всю эту горечь". Девятнадцатилетний сын Амброса, Дитер Амброс, написал от имени своего отца прошение о помиловании. "Мой отец, как Вы знаете, невиновен", - так начиналось одно из писем епископу Теофилу Вурму, протестантскому лидеру, регулярно выступавшему за освобождение военных преступников. "Спасибо за поддержку наших усилий... Мой отец незаконно содержится в тюрьме ." Амброс был образцовым заключенным. Лишь однажды на него было наложено дисциплинарное взыскание : "Заключенный Амброс, Отто, WCPL № 1442, стоял и смотрел в окно на женский прогулочный двор, что противоречит тюремному распорядку", - гласит запись в его тюремном деле.
На Отто Амброса работали многочисленные адвокаты, добивавшиеся его досрочного освобождения. Кроме того, он сам писал прошения, в которых просил мелкие вещи. В 1948 г. он попросил у тюремного совета дополнительную подушку, более мягкую, чем та, что ему предоставлялась. В 1949 году он попросил разрешения держать в камере аккордеон. Каждый год Амброс приходил на осмотр к врачу тюрьмы Ландсберг. Осужденный нацистский военный преступник доктор Оскар Шредер, бывший начальник медицинской службы Люфтваффе, проверял показатели Амброса и составлял ежегодный отчет о его здоровье . До суда над врачами Шредер работал в ВВС армии США в авиамедицинском центре в Гейдельберге, а сейчас отбывал пожизненный срок в Ландсберге. В тюрьме также находились Герман Беккер-Фрайзенг и Вильгельм Бейгльбёк, отбывавшие соответственно двадцатилетний и пятнадцатилетний сроки заключения.
Двенадцать последующих процессов над военными преступниками в Нюрнберге завершились всего за несколько месяцев до того, как Джон Дж. Макклой стал верховным комиссаром Германии. Большинство американцев уже давно потеряли интерес к этим процессам. Большинство немцев не одобряли всю идею суда над военными преступниками, а многие считали, что осужденные были выбраны американскими и британскими победителями и получили в наказание "правосудие победителей" . К концу войны американские оккупационные власти установили, что только в американской зоне 3,6 млн. нацистов подлежали "обвинению" в политических или военных преступлениях. Это огромное число было сокращено до 930 тыс. человек, которые затем прошли через 169 282 процесса денацификации. Более 50 тыс. немцев были осуждены за различные преступления нацистской эпохи, в основном в судах Шпрухкаммерна, а также в военных трибуналах союзников. Большинство осужденных отбывали определенное время в послевоенных лагерях заключения или платили номинальные штрафы. К моменту вступления Макклоя в должность 806 нацистов были приговорены к смертной казни и отправлены в тюрьму Ландсберг, а 486 казней были приведены в исполнение к настоящему времени. К осени 1949 года немецкая пресса стала называть осужденных преступников, содержавшихся в Ландсберге, "так называемыми военнопленными". Это был лишь один из деликатных вопросов, с которым столкнулся комиссар Макклой после прибытия в страну. Другой была операция "Скрепка".
Макклой был сторонником программы нацистских ученых с первых дней ее реализации, еще поздней весной 1945 г., когда он занимал пост помощника военного министра. В то время он также был председателем Координационного комитета "Государство - Война - Флот", что позволило ему принимать первые решения о судьбе программы. Макклой был государственным деятелем и юристом, но он был и экономистом. В период между работой в качестве помощника военного министра и верховного комиссара Германии он был президентом Всемирного банка. Его работа в этом банке пришлась на критический период его ранней истории. В литературе Всемирного банка Макклой упоминается как , "определивший отношения между Банком и Организацией Объединенных Наций, Банком и США". Теперь он вернулся на государственную службу в качестве дипломата, приехав в Германию, чтобы занять место генерала Люциуса Д. Клея, покидающего пост главы ОМГУС. Джон Дж. Макклой был невысоким, пухлым человеком, лысеющим, с бравадой банкира. На публике он почти всегда был одет в строгий костюм. В качестве верховного комиссара он путешествовал по Германии на личном дизельном поезде , принадлежавшем Адольфу Гитлеру . Несмотря на то, что власть официально перешла к новому гражданскому правительству Западной Германии, возглавляемому канцлером Конрадом Аденауэром, Макклой продолжал отвечать за многие аспекты правопорядка в Германии, поскольку Западная Германия вновь становилась суверенным государством. Одной из областей, которая была абсолютно неподсудна канцлеру Аденауэру, были узники Ландсберга. Несколько сотен из этих осужденных военных преступников уже были повешены во дворе Ландсберга. Еще 86 заключенным грозила смерть. Когда Макклой вступил в должность верховного комиссара, риторика вокруг узников Ландсберга достигла апогея. Многие немцы требовали освобождения заключенных.
В ноябре 1949 г. группа немецких юристов, связанных с промышленниками из компании "Фарбен", включая Отто Амброса, попросила о встрече с Джоном Дж. Макклоем в его офисе, расположенном в бывшем здании "ИГ Фарбен" во Франкфурте. Здание IG Farben было захвачено армией США, когда войска вошли во Франкфурт в марте 1945 г., и с тех пор служило домом для армии США и различных американских правительственных организаций. Из окон огромного комплекса - крупнейшего офисного здания в Европе до 1950-х годов - открывался панорамный вид на Франкфурт, а также парковые зоны, спортивная площадка и пруд. В августе 1949 г. ОМГУС перенес свою штаб-квартиру из Берлина во Франкфурт, а вскоре после этого в комплексе IG Farben разместилась штаб-квартира верховного комиссара США. В сентябре 1949 года на сайте Макклой поселился в . На протяжении всей холодной войны в здании IG Farben находился офис ЦРУ. Оно располагалось несколькими этажами и дверями ниже офиса Макклоя.
Для американского гражданского лица, управлявшего оккупированной Германией , это было опасное время. Советский Союз только что взорвал свою первую атомную бомбу, на много лет раньше, чем прогнозировало ЦРУ. Вооруженные силы США находились в состоянии повышенной боевой готовности, и, пожалуй, нигде не было такого напряжения, как в Западной Германии. Во время ноябрьской встречи в офисе Макклоя в комплексе IG Farben немецкие юристы заявили Макклою, что если Западная Германия и США собираются двигаться вперед единым фронтом против коммунистической угрозы, то необходимо что-то сделать с заключенными в Ландсберге. По словам адвокатов, эти заключенные единодушно рассматривались немцами как "политические заключенные", и они сказали Макклою, что он должен помиловать их всех.
После встречи Макклой направил в юридический отдел Верховной комиссии союзников служебную записку с вопросом о том, имеет ли он, как верховный комиссар США, право пересматривать приговоры "после вынесения их военным трибуналом". В юридическом отделе ему ответили, что в отношении ландсбергских военных преступников он имеет право делать все, что считает нужным. В Америке Телфорд Тейлор, бывший генеральный прокурор Нюрнберга, узнав о том, что происходит в офисе верховного комиссара во Франкфурте, был возмущен. Он написал Макклою письмо, в котором напомнил, что нацистские военные преступники в Ландсберге "без сомнения, являются одними из самых преднамеренных, бесстыдных убийц всего Нюрнбергского списка, и любая идея о дальнейшем помиловании по их делам кажется мне не подлежащей обсуждению". По словам биографа Макклоя Кая Берда, Макклой так и не ответил на письмо .
Макклой создал официальный совет по рассмотрению приговоров военным преступникам - Консультативный совет по вопросам помилования военных преступников, известный как Peck Panel , по имени его председателя Дэвида В. Пека. Влиятельный бывший нацистский генерал-лейтенант Ганс Шпейдель лично обратился к Макклою. Шпейдель был одним из главных советников канцлера Конрада Аденауэра по вопросам перевооружения - весьма спорной теме, но тем не менее обсуждаемой. Младший брат Ганса Шпайделя, Вильгельм Шпайдель, был осужден в Ландсберге как военный преступник. Шпейдель сказал адъюнкту Макклоя в Бонне , "[Если] заключенные в Ландсберге будут повешены, то Германия как вооруженный союзник против Востока станет иллюзией". Канцлер Конрад Аденауэр в столь же агрессивной манере сказал Макклою то же самое, посоветовав ему предоставить " максимально возможное помилование для лиц, приговоренных к тюремному заключению".
В июне 1950 г. северокорейские войска, поддерживаемые коммунистами, перешли 38-ю параллель, что ознаменовало начало Корейской войны. В Пентагоне зародилась мысль о том, что коммунисты собираются вторгнуться и в Западную Европу. 14 июля 1950 года командующий авиабазой Райт-Паттерсон направил штатному руководителю операции Paperclip полковнику Дональду Путту срочную служебную записку: " В связи с угрозой надвигающихся военных действий в Европе и возможностью быстрого захвата континента силами СССР данное командование озабочено проблемой немедленной реализации программы эвакуации немецких и австрийских ученых". Если бы эти ученые "попали в руки врага... они представляли бы угрозу нашей национальной безопасности". Разведка ВВС рекомендовала JIOA начать "массовые закупки" в Германии. JIOA согласился и начал разрабатывать официальные планы с офисом Верховного комиссара, чтобы осуществить это.
Корейская война вызвала новый пожар в рамках операции "Скрепка". В аппарате Верховного комиссара Макклой держал группу под названием "Отдел научных исследований", которая специально занималась проблемой немецких ученых. Руководителем отдела был доктор Карл Нордстром, и с момента вступления Макклоя в должность Нордстром пытался ускорить процесс переезда немецких ученых в Америку. Доктор Нордстром вел толстую папку с надписью "Распределение немецких ученых и техников" и неоднократно направлял Макклою записки "в поддержку определенных исследовательских проектов", которые, по его мнению, представляли ценность для национальных интересов. Теперь, в свете корейской войны, Нордстром получил новое задание от JIOA. Он был назначен немецким связным в новой программе JIOA, которая быстро продвигалась из Пентагона и называлась Accelerated Paperclip, но на местах именовалась Project 63: Многие немцы не одобряли название Paperclip. Суть программы "Ускоренный Paperclip" заключалась в том, чтобы вывезти из Германии " особо опасных ученых высшего уровня " в рамках "модифицированной программы отказа", которую необходимо было любой ценой держать подальше от Советов. Верховный комиссар начал сотрудничать с армейской разведкой с целью "эвакуации" 150 таких ученых, получивших кодовое название "список К", из Германии в США. Для вербовки ученых из списка "К" должна была быть направлена группа американских офицеров под названием "Группа специальных проектов". Объединенный комитет начальников штабов утвердил огромный бюджет на закупки в размере 1 млн. долл. для привлечения этих "особо опасных ученых высшего уровня" в Америку, что эквивалентно примерно 10 млн. долл. в 2013 году.
В офисах Верховного комиссара в Висбадене и Франкфурте проходили ускоренные совещания по проекту "Скрепка" , на которых вел записи доктор Карл Нордстрем. На них присутствовали представители JIOA , армии, ВВС, EUCOM и ЦРУ. Поскольку многие из списка "К" не имели уже готового предложения о работе, JIOA решила организовать тайный офис в Нью-Йорке, в отеле Alamac, где ученые могли жить в ожидании назначения. Там же находился офис руководителя проекта "Ускоренная скрепка" в Америке полковника Вильгельма Х. Шпейделя (не имеющего отношения ни к военному преступнику Вильгельму Шпейделю, сидевшему в Ландсбергской тюрьме, ни к его брату-адвокату). В девятнадцатиэтажном отеле на углу Семьдесят первой улицы и Бродвея был выделен целый блок номеров для пока не названной группы немецких ученых, которые должны были приехать в будущем. В офисе Верховного комиссара была напечатана и хранилась брошюра с приветствием. "Для обеспечения вашего комфорта, удобства и интереса в целом, - говорилось в ней, - компетентный сотрудник, которому помогает тщательно подобранный персонал... будет обслуживать ваши интересы с момента вашего прибытия до момента вашего отъезда для трудоустройства". Офицер "будет иметь офис в гостинице, в которой вы проживаете, и будет готов выполнить или предусмотреть все мероприятия, связанные с жильем, ресторанами, медицинским обслуживанием и административными деталями проекта". По словам ученых, "главный интерес армии США" заключается в том, чтобы обеспечить вам комфорт, удовлетворение, счастье и безопасность, и будет направлено на то, чтобы помочь вам достичь этих целей с минимальным количеством трений, отвлечений и задержек".
Но программа не разгорелась, как огонь в сухой траве, как надеялся доктор Нордстром. К всеобщему удивлению, предложения, сделанные в рамках программы "Ускоренная скрепка", были отвергнуты многими немецкими учеными, к которым они обращались. Когда JIOA обратилась в офис Верховного комиссара с просьбой объяснить причину отказа, Нордстром сообщил, что некоторые из списка "К" были просто "слишком стары, слишком богаты, слишком заняты и слишком сильно недовольны прошлым опытом общения с американцами", чтобы рассматривать бесплатный номер в отеле Alamac в Нью-Йорке как карьерный шаг. Кроме того, в Германии теперь был свой канцлер, и впервые за пять лет многие немецкие ученые увидели, что процветающее научное будущее возможно в их собственной стране.
Другие не могли дождаться приезда в Америку. В соответствии с новой политикой "Ускоренной скрепки", правонарушители класса I теперь могли быть включены в список JIOA. В их число входил доктор Шрайбер, все еще служивший постовым врачом в лагере Кинг. Другим нарушителем класса I был доктор Курт Бломе, бывший заместитель генерального хирурга Третьего рейха и эксперт Гитлера по биологическому оружию. Меч и щит.
И, наконец, доктор Отто Амброс, военный преступник, осужденный в Нюрнберге за рабство и массовые убийства. Зимой 1951 года Отто Амброс был включен в список JIOA для ускоренной рассылки скрепок, хотя он все еще находился в тюрьме Ландсберг.
В январе 1951 г. в офисе Джона Дж. Макклоя было объявлено, что он пришел к решению относительно военных преступников, содержащихся в тюрьме Ландсберг. Комиссия Пека завершила свою работу и рекомендовала "существенно сократить сроки наказания" в большинстве случаев, связанных с длительными сроками заключения. Что касается тех, кто был приговорен к смертной казни, то комиссия рекомендовала Макклою рассматривать каждый случай индивидуально. Также рассматривался финансовый вопрос. В Нюрнберге судьи постановили конфисковать имущество осужденных военных преступников, чьи деньги зачастую были заработаны на спинах рабов, десятки тысяч которых были заточены до смерти. Теперь комиссия Пека предложила отменить это постановление о конфискации. Для Отто Амброса это означало бы, что он может оставить себе то, что осталось от подарка Адольфа Гитлера в размере 1 млн. рейхсмарок , цифра, которая никогда ранее не раскрывалась. Макклой потратил несколько месяцев на рассмотрение рекомендаций комиссии . В это время на него обрушился шквал писем от религиозных групп и активистов в Германии, призывавших освободить военных преступников. Макклой направил из Франкфурта телеграмму в Вашингтон с просьбой о консультации в Белом доме. Белый дом сообщил Макклою, что решение должен принимать он сам.
Джон Дж. Макклой смягчил десять из пятнадцати смертных приговоров. Это означало, что десять человек, осужденных судьями Международного военного трибунала, в том числе командир Мальмедийской резни, считавшейся одним из самых страшных злодеяний в отношении военнопленных, и несколько офицеров СС, руководивших мобильными подразделениями для убийства, называемыми айнзацгруппами, будут возвращены в общество в течение одного-семи лет. Среди смертных приговоров, которые Макклой решил оставить в силе, были смертные приговоры Отто Олендорфу, командиру эйнзацгруппы D, ответственному за девяносто тысяч смертей на Украине, Паулю Блобелю, командиру эйнзацгруппы С, ответственному за тридцать три тысячи смертей в Бабьем Яру в Киеве, и Освальду Полю, главному администратору концентрационных лагерей. Макклой также резко сократил сроки наказания шестидесяти четырем из семидесяти четырех оставшихся военных преступников, что означало освобождение одной трети осужденных в Нюрнберге . 3 февраля 1951 года Отто Амброс сменил свою красно-полосатую джинсовую тюремную форму на сшитый на заказ костюм, в котором он прибыл в тюрьму. Он вышел из ворот Ландсбергской тюрьмы свободным человеком, его финансовое положение было полностью восстановлено.
Генерал Телфорд Тейлор был возмущен. В своем пресс-релизе он заявил: "Вольно или невольно Макклой нанес удар по принципам международного права и понятиям гуманности, за которые мы вели войну". Элеонора Рузвельт спросила в своей газетной колонке: " Почему мы освобождаем так много нацистов? ".
Желание и возможность наказать нацистских военных преступников с течением времени угасли. " Врачи, участвовавшие в убийстве пациентов, продолжали заниматься медицинской практикой, нацистские судьи - председательствовать в залах суда, а бывшие сотрудники СС, СД и гестапо - занимать должности в спецслужбах", - поясняет Андреас Нахама, куратор берлинского Центра документации нацизма. "Даже некоторые руководители специальных мобильных командос ("айнзатцкомандос") [военизированных отрядов уничтожения] пытались сделать карьеру на государственной службе".
В следующем месяце, 27 марта 1951 г., доктор Карл Нордстром направил Чарльза Макферсона, сотрудника группы специальных проектов, на поиски и трудоустройство доктора Курта Блома. Группа специальных проектов состояла из двадцати агентов, каждый из которых имел свой список "К" ученых, которых необходимо было найти. Макферсон узнал, что Бломе живет на Кильштрассе, 34, в Дортмунде, и отправился туда, чтобы побеседовать с доктором.
Во время своего первого визита Чарльз Макферсон узнал , что доктор Бломе в течение недели жил в квартире, примыкающей к частной врачебной практике Бломе в Дортмунде. По выходным он возвращается в свой дом в Хагене, расположенный в двенадцати милях от него, чтобы побыть с семьей. "Его английский язык превосходен, и для поддержания беседы не требуется переводчик", - написал Макферсон в своем отчете. Причина визита, как сказал Макферсон доктору Блому, заключалась в том, чтобы предложить Блому контракт с Operation Paperclip. "Он заявил, что определенно будет заинтересован в этом". Доктор Бломе попросил уточнить детали. "Он считает, что уже слишком стар, чтобы начинать новую работу, и предпочел бы вернуться к биологическим исследованиям или исследованиям рака". Блом упомянул о том, что он уже работал над сверхсекретными исследованиями по борьбе с микробами для британцев в рамках операции Matchbox, британского аналога операции Paperclip. Бломе сообщил, что британцы помогли ему обеспечить безопасность его дома в Хагене. Макферсон уехал из Дортмунда с впечатлением, что пятидесятисемилетний Бломе "очень заинтересован, но ему необходимо получить конкретное предложение, прежде чем он сможет принять решение".
Примерно через три месяца, в четверг, 21 июня 1951 г., Макферсон снова встретился с доктором Бломом. "Я вручил ему копию бланка нашего контракта и сообщил, что мы готовы платить ему около $6400 в год в течение всего срока действия контракта". У Блома возникли дополнительные вопросы. Он спросил Макферсона о покупательной способности этой зарплаты и о том, какие налоги ему придется платить. "Затем у него возникла еще одна просьба, на которую я ответил, что ничего не могу сделать", - написал Макферсон. Бломе сказал, что у него есть "некоторая сумма денег, которая была привязана к профессиональному счету, поскольку было установлено, что это средства нацистской партии". Бломе попросил Макферсона оказать ему помощь в попытке вернуть деньги и изучить "возможности перевода [денег] из марок в доллары", чтобы ввезти их в США. Макферсон пояснил: "Я сообщил ему, что в настоящее время не существует законных способов сделать это, но что это может быть осуществлено через Швейцарию".
Бломе сказал, что ему нужно время , чтобы ознакомиться с контрактом и обсудить этот вопрос с женой. Он сказал, что свяжется с Макферсоном примерно через две недели. В августе все было официально: "Профессор Курт Блом заключил контракт по проекту 63 21 августа. Будет готов к отправке 15 ноября", - написал Макферсон. Бломы забрали своих мальчиков из школы и начали обучать их английскому языку. Доктор Бломе передал свою практику другому врачу в Дортмунде. Супруги отправились в Берлинский центр документов и под присягой дали показания о своем нацистском прошлом. Документы были рассмотрены в офисе Макклоя. По ускоренной скрепке был составлен ключевой документ, который использовался при получении визы, - "Пересмотренный отчет о безопасности немецкого (или австрийского) ученого или важного техника".
Важнейший элемент, определяющий обоснование "Ускоренной скрепки/Проекта 63", теперь был указан на первой странице: "На основании имеющихся данных... Субъекты не являлись в прошлом и не являются в настоящее время членами Коммунистической партии". Вопрос о принадлежности к ярым нацистам потерял первую позицию и опустился в шестой раздел. Там рассматривался вопрос о партийном стаже Блома: "Курт Бломе вступил в партию 1 июля 1931 года под партийным номером 590233. Он также числится членом СА с 1941 года и обладателем золотого партийного знака с 1943 года. Его жена, доктор Беттина Бломе, вступила в партию 1 апреля 1940 года с партийным номером 8 257 157". Также было отмечено: "В Центральном реестре 66-го ЦИКа хранится секретное досье на доктора Курта Бломе". Эти сведения были отдельно засекречены.
"Судя по имеющимся данным, Субъекты не были военными преступниками, но, несомненно, являлись ярыми нацистами", - писал подполковник Гарри Р. Смит, уполномоченный представитель Джона Дж. Макклоя. Бломе был идеологом нацизма, и Смит это утверждал. Он также написал, что Бломе вряд ли станет угрозой безопасности. "По мнению Верховного комиссара Соединенных Штатов по делам Германии, они не могут представлять угрозу безопасности США". Отчет был подписан и датирован 27 сентября 1951 года. Через две недели, 10 октября 1951 г., был утвержден секретный контракт Blome на ускоренную скрепку . Но 4 октября 1951 года начальник армейской разведки G-2, полковник по имени Гаррисон Б. Ковердейл, прочитал доклад верховного комиссара по безопасности о докторе Бломе и отверг допуск Блома к операции Paperclip. Представитель Макклоя, подполковник Гарри Р. Смит, не сделал самого главного, что требовалось при составлении контракта Paperclip: не солгал в упущении о лояльности нацистской партии. С помощью всевозможных формулировок можно было заставить Госдепартамент закрыть глаза на свое юридическое обязательство не пускать нацистов в США. Большинство сотрудников службы безопасности ОМГУС знали, что в графе о партийной принадлежности ученого следует написать "не представляет угрозы безопасности" или "просто оппортунист". Прочитав отчет, полковник Гаррисон Б. Ковердейл направил конфиденциальную телеграмму директору JIOA в Вашингтон, в которой говорилось: "Обращаем внимание на пункт 6 данного отчета". Высказав правду, подполковник Гарри Р. Смит сделал невозможным утверждение контракта доктора Блома с компанией Paperclip.
12 октября 1951 г. JIOA и армейская разведка ознакомились с докладом верховного комиссара. В ответ из департамента армии в Гейдельберге была отправлена конфиденциальная записка с пометкой "срочно": " Приостановить шпмт д-ра Курта Блома представляется неприемлемым с точки зрения HICOG [Верховного комиссара Германии]".
Макферсон не сразу смирился с этой неудачей. "Контракт с Бломом подписан и одобрен главнокомандующим. Объект завершает подготовку к отправке в конце ноября. Он уже передал частную практику в Дортмунде другому врачу. Ввиду возможной негативной огласки , которая может разрушить всю программу, театр рекомендует отправить субъекта для завершения 6-месячного контракта", - писал он. Дело было направлено в консульство для получения заключения. 24 октября 1951 г. консульство во Франкфурте согласилось с мнением армейской разведки: "Консул во Франкфурте заявляет, что Бломе неприемлем".
Чарльз Макферсон расценил отказ Блома как катастрофический. По его мнению, он мешал выполнению основной миссии Группы специальных проектов и ставил под угрозу успех всей программы "Ускоренная скрепка" . " Рекомендовать отправить Блома и в течение 6 месяцев якобы заниматься несущественными делами в США", - предложил Макферсон. Но и эта идея была отвергнута.
Макферсон связался с Бломом по телефону. Они договорились встретиться в отеле Burgtor в Дортмунде. На этот раз Макферсон взял с собой коллегу из отдела специальных проектов - Филипа Парка. В задачу Макферсона входило "объяснить Блому причины, по которым мы не можем отправить его в США в настоящее время". Агент Парк мог поддержать его в случае возникновения неудобных вопросов.
"Когда мы вошли, профессор Блом был один. Я начал с того, что сообщил ему неприятную новость", - писал Макферсон в служебной записке. "Затем я сообщил, что в связи с очередными изменениями в законах о безопасности мы вынуждены приостановить поставки в США".
Бломе не был дураком. Это был человек, который в Нюрнберге умело доказывал, что умысел не является преступлением, и был оправдан на этом основании. Теперь, в отеле "Бургтор", Бломе дал понять Макферсону, что не верит в его ложь. В последнее время Бломе общался со своим коллегой и бывшим профессором Паскуалем Джорданом и был полностью осведомлен о том, что Джордана активно готовят к работе по ускоренной скрепке. Бломе сообщил Макферсону, что недавно общался с одним из своих заместителей по исследованиям биологического оружия , экспертом по чуме крупного рогатого скота профессором Эрихом Траубом. Бломе сказал Макферсону, что ему хорошо известно, что Трауб недавно уехал в Америку "под эгидой проекта Paperclip". Бломе был особенно расстроен тем, что Трауб работал под его началом во время войны.
Макферсон попытался успокоить доктора Блома. "Я сказал, что мы все еще готовы ввести в действие его контракт и что у нас есть для него место на военном посту во Франкфурте, возможно, в качестве почтового врача". Макферсон предложил Бломе приехать и посмотреть на объект, сказал, что это приятное место и предлагает хорошо оплачиваемую работу. "Он и его жена согласились", - написал Макферсон в своем отчете. Тем не менее, Макферсон рассматривал ситуацию с доктором Бломом как потенциально катастрофическую. "Нижеподписавшийся хотел бы отметить, что он не сказал Бломам, что их возможность поехать в США, по-видимому, сведена к нулю и, по-видимому, так и останется, а сказал, что наши поставки приостановлены на неопределенный срок. Это оставит путь открытым в случае, если что-то удастся сделать".
Макферсон опасался, что дело Блома окажет неблагоприятное воздействие "на наш проект не только со стороны непосредственно заинтересованных лиц, но и в результате цепной реакции, когда один человек будет говорить другому, что американцы нарушили свое слово". В то же время Макферсон активно занимался вербовкой других немецких ученых. Он считал, что знает, как ученые общаются между собой. "Профессиональный класс Германии достаточно тесно сплочен, так что это слово будет широко распространено, и будущая эффективность нашей программы будет значительно снижена".
Макферсон ошибался. Не все бывшие нацисты из "профессионального класса" общались между собой. Доктор Бломе не знал, что предложение о работе в качестве военного врача под Франкфуртом поступило ему потому, что предыдущий врач, также бывший высокопоставленный нацист в системе медицинского управления рейха, только что был отправлен в Америку по программе "Ускоренная скрепка". Ирония заключалась в том, что место, которое предстояло занять доктору Бломе, последние два года и четыре месяца принадлежало генерал-майору доктору Вальтеру Шрайберу, человеку, который предал доктора Бломе в своих показаниях на суде над главными военными преступниками в Нюрнберге. Армейским пунктом под Франкфуртом, где Бломе вскоре должен был начать работать, был лагерь Кинг. Макферсон договорился с его новым командиром, полковником Говардом Рупертом, чтобы тот встретился с Бломами и устроил им хороший дом .
Бломе уже бывал в лагере Кинг. Во времена Рейнхарда Гелена он работал там на правительство США по "специальному делу". Когда жена доктора Блома, Беттина, узнала больше о лагере "Кинг", она отказалась от приглашения пожить там. Она не была заинтересована в том, чтобы ее дети жили на американском военном объекте. Супруги разошлись. Доктор Курт Бломе переехал в Кэмп-Кинг один. 30 ноября 1951 года Макферсон сообщил: "Доктор Бломе принят на работу в ECIC с 3 декабря на 6 месяцев. Контракт вступил в силу".
Тем временем на другом конце света, в пригороде Сан-Антонио (штат Техас), бывший почтовый врач лагеря "Кинг" генерал-майор д-р Уолтер Шрайбер прибыл в США и работал в Школе авиационной медицины на базе ВВС Рэндольф (бывшая Рэндольф Филд). В дополнение к зарплате, получаемой от правительства США, Шрайбер недавно получил чек от правительства США на сумму 16 000 долларов США - примерно 150 000 долларов США в 2013 году - в качестве компенсации за якобы утраченное имущество его бывшего берлинского дома. (Шрайбер утверждал, что русские украли все его имущество в отместку за то, что он работал на американцев). На эти деньги Шрайбер купил дом в Сан-Антонио и автомобиль , а своего сына записал в местную среднюю школу. Даже восьмидесятичетырехлетняя теща Шрайбера была перевезена жить в Техас по линии ВВС США. Можно сказать, что доктор Шрайбер жил американской мечтой. Но осенью 1951 г. эта мечта была неожиданно прервана бывшим следователем по расследованию военных преступлений доктором Леопольдом Александером и выжившей в концлагере Яниной Иванской.
ГЛАВА 18.
Downfall
Осенью 1951 г. жизнь доктора Леопольда Александера в Бостоне вернулась в нормальное русло. Прошло четыре года с тех пор, как он выступал в качестве эксперта-консультанта при военном министре во время Нюрнбергского процесса над врачами. После возвращения на родину доктор Александер продолжал выступать против медицинских преступлений, экспериментов над людьми, проводимых без их согласия, и медицины в условиях тоталитарных режимов. Он стал одним из авторов Нюрнбергского кодекса - свода принципов проведения исследований, которыми сегодня руководствуются врачи во всем мире. Первым принципом Нюрнбергского кодекса является абсолютная необходимость информированного добровольного согласия. Доктор Александер читал лекции, писал статьи и занимался медицинской практикой. Суд над врачами глубоко затронул его , о чем свидетельствуют почти пятьсот страниц дневниковых записей. При каждом удобном случае он оказывал безвозмездную помощь жертвам нацистского режима.
Однажды осенью 1951 г. с доктором Александером связалась группа помощи под названием "Международное бюро спасения". Группа занималась организацией медицинской помощи нескольким выжившим узникам концлагерей, над которыми нацистские врачи проводили эксперименты во время войны , и спросила, может ли доктор Александер помочь. Доктор Александер связался со своим другом и коллегой из бостонской больницы Beth Israel Hospital, главным хирургом доктором Джейкобом Файном, и они помогли организовать доставку выживших в лагере на лечение в Массачусетс. Одной из таких женщин была двадцатисемилетняя Янина Иванска, бывшая узница концлагеря Равенсбрюк. 14 ноября 1951 г. Янина Иванская прибыла в порт Нью-Йорка на борту греческого океанского лайнера SS Neptunia.
На суде над врачами Янина Иванска большую часть своих показаний давала, стоя рядом с доктором Александером, указывая на свои повреждения и предоставляя судьям профессиональный медицинский анализ того, что с ней делали нацистские врачи во время войны. Показания Иванской были признаны одними из самых весомых свидетельств, представленных на процессе. В Равенсбрюке хирург Ваффен-СС доктор Карл Гебхардт сломал ей ноги и удалил куски голеней. Затем доктор Гебхардт приказал намеренно заразить хирургические раны Иванской бактериями, чтобы вызвать гангрену, и обработать их сульфатными препаратами, чтобы проверить, насколько они действенны. То, что Янина Иванска выжила, было не более чем чудом. Сейчас, девять лет спустя, она продолжает испытывать сильную физическую боль. Из-за разрушения голеней она ходила прихрамывая. Цель поездки в США заключалась в том, чтобы в больнице Beth Israel в Бостоне Иваньской сделали операцию, которая помогла бы облегчить эту боль.
Доктор Гебхардт был непосредственным подчиненным генерал-майора доктора Шрайбера в Равенсбрюке. Гебхардт был одним из двадцати трех обвиняемых на процессе врачей. Он был признан виновным, приговорен к смертной казни и повешен во дворе тюрьмы Ландсберг в июне 1948 года. Доктор Шрайбер работал на ВВС США в Техасе.
В тот же месяц, когда Янина Иванска приехала в США, в одном из медицинских журналов появилась короткая заметка о том, что врач из Германии по имени Вальтер Шрайбер только что стал сотрудником Школы авиационной медицины ВВС США в Техасе. По стечению обстоятельств доктор Леопольд Александер был постоянным читателем этого журнала. Когда он наткнулся на имя Шрайбера на сайте - он был знаком с показаниями доктора Шрайбера на Нюрнбергском процессе над главными военными преступниками, - Александр был потрясен. Он сразу же написал директору Массачусетского медицинского общества. " Я считаю своим долгом проинформировать Вас о том, что, согласно имеющимся данным, доктор Шрайбер является совершенно нежелательным дополнением к американской медицине, фактически - непереносимым", - пояснил Александр. "Он был вовлечен как соучастник до и после факта в худшие из военных преступлений в области медицины, совершенных нацистским правительством во время войны, и являлся ключевой фигурой в извращении этических норм представителей медицинской профессии в Германии во время войны". Доктор Александер потребовал запретить доктору Вальтеру Шрайберу заниматься врачебной практикой в США. Не получив ожидаемого ответа, он обратился в газету Boston Globe.
8 декабря 1951 г. в Сан-Антонио (штат Техас) в 22.30 раздался телефонный звонок доктора Вальтера Шрайбера. Он находился в Америке уже три месяца, и для него это был необычный час для телефонного звонка. Доктор Шрайбер не был дежурным врачом больницы, ожидающим сообщения о больном пациенте. В качестве врача-исследователя на авиабазе Рэндольф он проводил большую часть времени, читая лекции по секретным вопросам для небольшой группы других врачей.
Иногда он хвастался перед другими врачами тем, что в его области есть чрезвычайно редкие . Он говорил коллегам, что особенно ценен для американских военных, поскольку его знания настолько эзотеричны. Доктор Шрайбер знал все, что можно было знать о зимней войне и войне в пустыне. О гигиене, вакцинах и бубонной чуме. В офицерском клубе Школы авиационной медицины, где он читал лекции, он мог быть громким и хвастливым, излагая в высшей степени ангажированную версию своей яркой жизни. Ему нравилось рассказывать длинные истории о себе: как он был в советском плену после падения Берлина; как он провел годы в печально известной Лубянской тюрьме в Москве; как он лечил фельдмаршала Паулюса на русской конспиративной квартире, когда Паулюс заболел. Но что доктор Шрайбер никогда не обсуждал ни с кем на базе ВВС Рэндольф, так это то, чем он занимался до падения Берлина - с 1933 по 1945 год.
Шрайбер ответил на телефонный звонок, и его встретил человек, который представился как г-н Браун .
"Я звоню из "Бостон Глоб", - сказал Браун.
Г-н Браун не спросил у Шрайбера его имени. Вместо этого Браун спросил, дозвонился ли он до "номера телефона 61-210 в Сан-Антонио, штат Техас". Доктор Шрайбер ответил Брауну, что номер правильный.
Наступила пауза. Позже доктор Шрайбер вспоминал в военной разведке, что он спросил у г-на Брауна, что ему нужно в это время суток.
"Являетесь ли Вы тем человеком, который проводил эксперименты над телами живых польских девочек, интернированных в немецкие концентрационные лагеря во время Второй мировой войны?" спросил Браун.
Шрайбер заявил Брауну, что никогда не был связан с экспериментами подобного рода. "Я никогда не работал в концлагере", - сказал Шрайбер. "Я никогда в жизни не проводил, не заказывал и не потворствовал экспериментам над людьми любой национальности".
Браун сказал Шрайберу, что он предполагал, что прошел расследование, прежде чем его привезли в Америку для выполнения секретных работ в ВВС США.
"Я подвергся тщательному расследованию", - сказал Шрайбер.
Браун поблагодарил Шрайбера. Он сказал, что просто проверяет историю, которую ему передал врач из Бостона, доктор Лео Александер.
Доктор Шрайбер повесил трубку. Он никому не рассказывал о звонке в тот вечер.
На следующее утро газета Boston Globe опубликовала взрывную статью с броским заголовком: "Бывший нацист занимает высокий пост в ВВС США, утверждает здешний медик". Новости быстро дошли до Техаса. Доктор Шрайбер был вызван в Управление специальных расследований (OSI) на авиабазе Рэндольф, чтобы сообщить подробности телефонного разговора с г-ном Брауном, состоявшегося накануне вечером. Шрайбер подтвердил, что "во время Второй мировой войны он занимал в Вермахте должность, аналогичную должности генерального хирурга армии США". Но его история, его борьба, как он рассказал следователю, была намного больше, чем это. Шрайбер рассказал о своем пленении в Берлине, о своей жизни в качестве военнопленного в Советской России, о том, как он "выступал в качестве свидетеля обвинения на Нюрнбергском процессе по военным преступлениям". Шрайбер рассказал, что за "притворное подчинение" русским он был "удостоен высокой должности в восточногерманской политзее". Но вместо того, чтобы занять эту должность, он сбежал. Шрайбер солгал Управлению специальных расследований, заявив, что встречался с доктором Лео Александером в Нюрнберге. Сам доктор Александер дал ему "чистое заключение".
Шрайбер заявил следователю ВВС, что он уверен в том, что за всем этим стоят русские. По словам Шрайбера, он недавно написал рукопись под названием "За железным занавесом", и, хотя он еще не нашел издателя, он полагает, что русским удалось заполучить ее копию. " Он считает, что [советская разведка], возможно, пытается оклеветать его, утверждая, что он занимался жестокими экспериментами на людях", - написал в своем отчете следователь. Полный текст заявления Шрайбера был передан в штаб ВВС. Сотрудники службы безопасности авиабазы Рэндольф не имели такого допуска, который позволил бы им получить доступ к досье JIOA доктора Шрайбера или его отчету по безопасности OMGUS. Они не имели ни малейшего представления о том, кем на самом деле является Шрайбер. Им, конечно же, не было известно, что он был нацистским идеологом и бывшим генеральным хирургом Третьего рейха. Все, что могли знать в Школе авиационной медицины, - это то, что он был немецким ученым, участвовавшим в операции "Скрепка". На предприятии уже работали тридцать четыре немецких ученых.
14 декабря к делу подключилось ФБР . Доктор Леопольд Александер, обвинитель Шрайбера в Бостоне, был всемирно известным авторитетом в области медицинских преступлений. К его обвинениям следовало отнестись серьезно. Но ВВС не желали сразу же отказываться от доктора Шрайбера . Чтобы заручиться его поддержкой, среди заинтересованных лиц была распространена служебная записка под грифом "Секретно", в которой говорилось о "профессиональных и личных качествах доктора Уолтера Шрайбера". В служебной записке говорилось: "Он обладает аналитическим складом ума, критичностью суждений, объективностью и большим объемом подробной и точной информации". Шрайбер обладал "ноу-хау в области профилактических мер по охране здоровья военных и гражданских лиц в условиях тотальной войны". Он обладал "подробной информацией о медицинских проблемах в связи с войной в пустыне и "Арктике"" и "внес вклад в "Атлас эпидемиологии Цейсса" [sic]. Он был "ключевым" военнопленным в России в течение трех с половиной лет [и] имеет возможность предоставлять авторитетную информацию и выступать в качестве консультанта по жизненно важным медицинским вопросам в России".
В связи с возмущением общественности по поводу статьи в "Глоуб" ситуация быстро обострилась. В дело вмешался Пентагон, и вопрос был передан в офис генерального хирурга ВВС США. Эту должность теперь занимал не кто иной, как Гарри Армстронг, недавно получивший звание генерал-майора. Армстронг понимал, что ситуация может очень быстро выйти из-под контроля. И вряд ли кто-то мог потерять больше, чем он, как в личном, так и в профессиональном плане. При содействии доктора Хубертуса Штругхольда Гарри Армстронг лично завербовал для работы в авиамедицинском центре ВВС США в Гейдельберге 58 бывших нацистских врачей, пять из которых были арестованы за военные преступления, четверо предстали перед судом в Нюрнберге, двое были осуждены в Нюрнберге, а один был оправдан и затем вновь принят на работу в ВВС США для работы в Америке, после чего был признан некомпетентным и уволен. Это ничего не говорит о тридцати четырех врачах, которые впоследствии были приняты на работу в Школу авиационной медицины, многие из которых были идеологами нацизма, а также бывшими членами СС и СА. Скандал с Шрайбером мог вызвать эффект домино, высветив нежелательную биографию доктора Штрюгхольда, доктора Бенцингера, доктора Конрада Шефера, доктора Беккера-Фрайзенга, доктора Шредера, доктора Руффа и многих других.
Генерал-майор Гарри Армстронг обратился к директору разведки ВВС с письмом по поводу генерал-майора д-ра Шрайбера. " Комендант Школы авиационной медицины ВВС США ( ), авиабаза Рэндольф, штат Техас, сообщил мне , что недавно они направили в Ваш офис запрос на новый контракт [для] доктора Вальтера Шрайбера до июня 1952 года", - писал Армстронг. "По последним данным, доктор Шрайбер мог быть причастен к военным преступлениям в области медицины в Германии во время Второй мировой войны, и его присутствие в этой стране вызвало значительную критику. Вследствие этого, по твердому убеждению нашего ведомства, Медицинская служба ВВС не может связывать себя с доктором Шрайбером после истечения шестимесячного контракта, по которому он сейчас работает". Более того, - сказал Армстронг, - "возможно, будет целесообразно расторгнуть этот контракт еще до его истечения". Армстронг пообещал, что комендант Школы авиационной медицины генерал-майор Отис Бенсон "согласен с этой рекомендацией". Генерал Бенсон имел не меньше оснований желать, чтобы скандал со Шрайбером тихо исчез. После войны Бенсон занимал должность технического руководителя немецких ученых, работавших в авиамедицинском центре ВВС в Гейдельберге.
Через две недели после скандала доктору Шрайберу сообщили, что его контракт не будет продлен. Генерал Бенсон сообщил об этом лично. По словам Шрайбера, Бенсон также предложил секретный альтернативный план, связанный с дальнейшей карьерой Шрайбера в Америке. Под присягой Шрайбер поклялся, что на сайте генерал Бенсон "заявил , что он уверен, что мои услуги могут быть использованы в других ветвях власти или в медицинских школах, и предложил свою помощь в подборе для меня должности".
В Бостоне этот вопрос продолжал вызывать интерес прессы. История Янины Иванской стала новостью, о которой людям было интересно читать. Несмотря на то, что с ней сделали во время войны, Янина Иванская была энергичной, красивой, вызывающей доверие молодой женщиной; не восхищаться ее стойкостью было практически невозможно. После освобождения из Равенсбрюка она переехала в Париж, где работала журналистом на радиостанции "Свободная Европа". Она также работала парижским корреспондентом нескольких польских газет в Западной Европе.
Когда над Иванской проводились эксперименты в Равенсбрюке, ей было всего семнадцать лет. Находясь в заключении, она и еще несколько женщин-заключенных предприняли замечательные шаги, чтобы вывести за пределы лагеря информацию о том, что творили нацистские врачи в Равенсбрюке. С целью донести свою информацию до Ватикана, Би-би-си и Международного Красного Креста Иванска и еще четыре женщины отправили секретные сообщения своим родственникам за пределами лагеря. Примечательно, что французский заключенный по имени Жермен Тиллион сфотографировал раны женщин, а затем тайно вывез из лагеря рулон пленки. Эта история была напечатана в польской подпольной прессе во время войны, оповестив мир о медицинских экспериментах в Равенсбрюке. В конце концов, как и надеялись женщины, эта история была подхвачена BBC.
Теперь, когда история со Шрайбером набирала обороты, в январе 1951 г. агенты ФБР по адресу организовали в Бостоне допрос Янины Иванской. Под присягой и по фотографии она опознала доктора Шрайбера как высокопоставленного врача, руководившего медицинскими экспериментами в Равенсбрюке.
"Откуда вы знаете, что доктор Шрайбер, которого вы видели в концлагере в Германии в 1942 и 1943 годах, - это тот самый доктор Вальтер Шрайбер, который сейчас находится в Сан-Антонио?" - спросил ее агент ФБР.
"Три недели назад приезжали журналисты из газеты Boston Post, показали мне около 50 фотографий и спросили, знаю ли я, [кто из них] доктор Шрайбер", - рассказала Иванска. Она рассказала, что без труда выбрала фотографию Шрайбера из пятидесяти представленных ей. "Я видела это лицо в группе врачей в Равенсбрюке", - сказала она. "После этого они спросили меня, знаю ли я имя Шрайбера. Я ответила: "Я знаю имя Шрайбера". "
Доктор Шрайбер в отдельном интервью заявил, что не имеет никакого отношения к экспериментам в Равенсбрюке, никогда не посещал концлагеря и не встречался с Яниной Иванской, которая обвиняет его в возмутительных действиях. В ответ Янина Иванская сказала следующее: "Доктор Гебхарт [sic].... сделал мне операцию на ногах. Во время первой перевязки после операции я с ним разговаривала. Я спросила доктора Гебхарта, зачем они делают операцию, и получил ответ: "Мы можем провести эксперимент, потому что вы приговорены к смерти". На моих ногах вытатуирован номер: Т. К. М. III. Если доктор Шрайбер не может вспомнить мое имя, то я уверен, что он может вспомнить номер эксперимента".
Янина Иванска заявила, что уверена в том, что доктор Шрайбер был в концлагере, она видела его своими глазами. По ее словам, после того как были сделаны операции семидесяти четырем женщинам, в концлагере состоялась конференция врачей.
"Присутствовали ли вы на конференции врачей?" - спросил агент ФБР.
"Да, потому что каждую женщину, на которой проводился эксперимент, приводили в [конференц-зал], и Гебхарт объяснял другим врачам, что он сделал".
"Помните ли Вы дату проведения конференции доктора Гебхарта и доктора Шрайбера по поводу Вашего эксперимента?".
"Я думаю, что это было примерно через три недели после [операции] 15 августа 1942 г.", - сказала Янина Иванска.
"Умер ли кто-нибудь из людей, над которыми проводились эксперименты, в результате этих экспериментов?"
"Да. Пятеро умерли через 48 часов после операции, а шестеро были расстреляны после операции", - сказала Иванска.
"Известны ли вам имена тех, кто погиб в результате операции?"
"Список находится у меня дома. Я отправил имена в Организацию Объединенных Наций. У них есть все документы. Эксперимент проводили семьдесят четыре человека".
"Есть ли у вас сведения о том, отдавал ли доктор Шрайбер распоряжение о проведении этих экспериментов?"
" Я не знаю, отдавал ли он приказы . Знаю только, что он был очень заинтересован в этом", - сказала она.
Вернувшись в Техас, доктор Шрайбер начал разрабатывать план своего побега в Аргентину. Он написал своей замужней дочери Элизабет ван дер Фехт, которая жила в Сан-Исидро в Буэнос-Айресе. Он просил ее передать ему на информацию о том, как можно быстро получить визу. ФБР перехватило почту Шрайбера.
"Я смогу получить визу для всех вас в течение четырнадцати дней", - пообещала дочь Шрайбера. "Честно говоря, мы всегда боялись, что произойдет нечто подобное.... Все начиналось так хорошо и казалось прекрасным. Ваш красивый дом, ваша новая мебель....". Она заверила отца, что может помочь получить документы, необходимые для въезда в Аргентину. "Если, отец, ты хочешь, чтобы мы предприняли какие-то шаги, пришли нам необходимые документы", - писала Элизабет. "В любом случае риск будет гораздо меньше, чем если бы тебе пришлось ехать в Германию. Ради всего святого, не возвращайся назад".
К середине января в JIOA приняли решение. Объединенный комитет начальников штабов принял решение о необходимости репатриации д-ра Шрайбера. "Причина запроса на репатриацию: Д-р Шрайбер в принципе не является ученым-исследователем, и поэтому его полезность для Школы авиационной медицины весьма ограничена", - говорилось в служебной записке. "Недавняя критика и негативная огласка [были] направлены против Школы авиационной медицины в связи с обвинениями в том, что доктор Шрайбер, будучи высокопоставленным нацистским медицинским чиновником, был связан с жестокими экспериментами над жертвами концлагерей. Школа авиационной медицины и Генеральный хирург не желают брать на себя ответственность за Шрайбера... в связи с вышеупомянутой критикой".
Штаб армии в Гейдельберге (Германия) с этим не согласился. 5 февраля 1952 г. армия передала в JIOA сообщение с грифом "Секретно", написанное скороговоркой. "Рекомендую принять меры для удержания Шрайбера в США. Субъект обладает бесценной разведывательной информацией о России и является выдающимся специалистом в своей области".
В дело вмешалось Управление Верховного комиссара США: "Все репатриации персонала скрепки, если они не являются добровольными, оказывают определенное негативное влияние [на] программы JIOA", - говорилось в служебной записке. "Просьба согласовать с G2 Army до принятия окончательного решения о репатриации". В штабе ВВС получила поддержку еще одна идея. Почему бы не помочь доктору Шрайберу "переехать" в Аргентину? С этой целью майор Д.А. Рой из армейской разведки G-2 связался с аргентинским генералом Аристобуло Фиделем Рейесом по адресу , чтобы обсудить "возможность использования услуг доктора медицины Уолтера Пола Шрайбера". Майор Роу поинтересовался, "можно ли каким-либо образом... использовать его таланты в Аргентине". Первоначально армия намеревалась разрешить талантливому доктору Шрайберу иммигрировать в США, пояснил майор Ро, но, к сожалению, ситуация изменилась. "Согласно действующему законодательству, его допустимость в качестве иммигранта в США сомнительна из-за столь тесной связи с нацистской армией", - пояснил майор Ро. В Аргентине нет таких иммиграционных законов, запрещающих въезд бывшим высокопоставленным нацистам. Было бы здорово, если бы они помогли".
Столкнувшись с отказом Верховного комиссара Джона Дж. Макклоя, JIOA пересмотрела свою позицию по репатриации и вместо этого привела доводы в пользу продления пребывания доктора Шрайбера. "Семья Шрайбера может подвергнуться репрессиям в связи с тем, что ранее сообщалось о его побеге из-под российского контроля", - пишет JIOA. Если репатриация нецелесообразна, Шрайбер может быть оставлен в стране путем выдачи визы". Вышеизложенное является дополнительным основанием для желательности въезда по иммиграционной визе". Но затем появился новый документ, помеченный только для глаз JIOA и подлежащий хранению в секретном досье Шрайбера. Сорокалетняя жена Шрайбера , Ольга, тоже была нацисткой со стажем. Согласно официальным документам НСДАП, она вступила в нацистскую партию 1 октября 1931 года, за несколько лет до прихода Гитлера к власти.
С каждой неделей эта тема становилась все более актуальной. Общественность все больше возмущалась тем, что бывший нацистский генерал и предполагаемый военный преступник до сих пор живет в США, а его трудоустройство в ВВС США до сих пор находится под вопросом.
Форум врачей, объединяющий врачей из 36 штатов, обратился с письмом в Сенат. "Если бы доктор Шрайбер был найден и задержан во время Нюрнбергского военного трибунала, - пишут врачи, - то практически наверняка он был бы привлечен к суду вместе со своими сообщниками, многие из которых были приговорены к пожизненному заключению или повешены за свои преступления. Вместо этого данный человек сейчас находится в США и работает на наши ВВС". Врачи единогласно рекомендовали "немедленно выслать доктора Шрайбера из США [и] провести тщательное расследование обстоятельств, приведших к въезду доктора Шрайбера в эту страну и его назначению на службу в ВВС".
Последнее требование было гораздо более угрожающим для ВВС, чем могли предположить врачи из Physicians Forum. Если бы Сенат провел слушания по расследованию "аналогичных назначений немецких врачей, ранее занимавших важные посты в вооруженных силах Германии во время Второй мировой войны", вся программа Paperclip могла бы быть раскрыта. Головы бы покатились. История Шрайбера могла бы дойти до Объединенного комитета начальников штабов, а скандал - до президента США.
С поразительной степенью высокомерия доктор Шрайбер давал одно интервью СМИ за другим, заявляя о своей невиновности и называя все обвинения в свой адрес "ложью".
"Я не борюсь за продление своего контракта, - заявил Шрайбер в интервью газете Washington Post, - Я борюсь за справедливость , и буду продолжать это делать, пока жив". Он сделал вопиюще ложное заявление, заявив: "Я никогда не был членом штаба верховного командования вермахта". В другом интервью он заявил: " Я никогда не работал в концлагере ." Позже в интервью он уточнил, что действительно "посетил" один лагерь в Восточной Померании, не зная, что это концлагерь. По словам Шрайбера, его очень короткая работа там заключалась в проверке "отчета о проведении дезинфекции" для группы девушек, чье "белье было продезинфицировано ДДТ". "После моего приезда, через четыре дня, девочки были найдены чистыми и без вшей", - сказал Шрайбер.
Д-р Шрайбер держал ВВС и Объединенный комитет начальников штабов на мушке, и, скорее всего, он это знал. Если бы хоть один из этих высокопоставленных американских чиновников был вынужден признать то, что действительно было известно о Шрайбере - то, что было известно всегда, - это был бы скандал первой степени. Вместо этого ложь была пущена на самотек. "Пока мы не выясним основные факты, - заявил директор JIOA полковник Бенджамин В. Хекемайер в интервью журналу Time, опубликованном на сайте в эксклюзивной беседе с репортером по имени Мисс Моран, - человек должен получить здесь всеамериканское обращение, а не быть бездельником".
В кулуарах Гарри Армстронг, генеральный хирург ВВС, выступал за отстранение Шрайбера. Но в своих заявлениях для прессы он сохранял фасад поддержки. Нет никаких доказательств его вины, кроме того, что он служил своей стране во время войны так же, как я служил своей", - заявил генерал Армстронг в интервью агентству Associated Press. Легендарный газетный обозреватель Дрю Пирсон смотрел на ситуацию по-другому. Он взял стенограммы Нюрнбергского процесса над врачами и процитировал их в статье "Washington Merry-Go-Round". " Вот факты, касающиеся нацистского врача , который избежал Нюрнбергского процесса над военными преступниками и сейчас работает на ВВС в Рэндольф Филд, штат Техас, - пишет Пирсон, - брыкающихся, кричащих молодых польских девушек удерживали эсэсовцы и насильно оперировали.... Нюрнбергский документ № 619 также показывает, что Шрайбер был вторым в списке видных медицинских работников, откомандированных на два дня в СС.... Человеческие жертвы также использовались в экспериментах над тифом в концентрационных лагерях Бухенвальд и Нацвайлер. Смертельный вирус передавался от людей к мышам и обратно в попытке создать живую вакцину". В ответ на это Шрайбер заявил: "Нюрнбергский военный трибунал преследовал и привлекал к ответственности виновных в этих преступлениях".
Это заявление еще больше возмутило доктора Лео Александера и бостонского адвоката Александра Харди, бывшего главным обвинителем на процессе над врачами. Они составили десятистраничное письмо президенту Трумэну. "Он не был обвиняемым, но, вне всякого сомнения, несет ответственность за медицинские преступления", - пояснили Харди и Александер. "Он, безусловно, был полностью осведомлен о том, что над заключенными концлагерей систематически проводились эксперименты врачами медицинской службы, в которой он был генералом.... подчиненные Шрайбера проводили эксперименты, поощряемые Шрайбером", который, в свою очередь, обеспечивал "предоставление материалов и средств [и] проведение конференций".
Харди и Александер привели показания пяти коллег-врачей Шрайбера, давших показания на Нюрнбергском процессе над врачами о том, что Шрайбер курировал множество медицинских программ Рейха, связанных с "гигиеной", в ходе которых во имя научных исследований в жертву приносилось бесчисленное количество людей. Сюда вошли подробности экспериментов с желтой лихорадкой, эпидемической желтухой, сульфаниламидами, эвтаназией с помощью фенола, а также печально известная программа вакцинации против тифа "с 90% смертностью". В письме Александра Харди и доктора Александера президенту Трумэну генерал-майор доктор Вальтер Шрайбер представлен не только как военный преступник самого худшего порядка, но и как садист и лжец. Часть письма была обнародована. "Трумэна призывают выслать врача", - гласил заголовок в газете "Нью-Йорк Таймс". Гарри Армстронг обратился к Форуму врачей с письмом, в котором заверил их, что Шрайбер будет немедленно возвращен в Германию.
Директор JIOA полковник Хекемайер был спрошен журналом Time, что собираются делать ВВС, если после завершения расследования они признают доктора Шрайбера виновным в военных преступлениях. "По этому вопросу я должен буду получить указания из офиса министра обороны", - ответил Хекемайер. Может ли Шрайбер быть привлечен к ответственности, спросил корреспондент Time?
" Мы не собираемся устраивать нюрнбергский [sic] процесс через три года после закрытия судебных процессов", - заявил Хекемайер. Наконец, министр ВВС Томас Финлеттер сделал публичное заявление о том, что доктор Шрайбер будет снят с контракта и помещен под военную опеку. Он должен немедленно покинуть Соединенные Штаты.
Но доктор Шрайбер отказался покидать Соединенные Штаты. Вместо этого он собрал свою семью, покинул Техас и отправился в Сан-Франциско. Там Шрайберы поселились вместе с замужней дочерью Доротеей и ее мужем Уильямом Фраем в своем доме на Ридж-роуд, 35, в Сан-Ансельмо. Как Доротея работала в Кэмп-Кинге, когда ее отец был там постовым хирургом, так и ее новый муж, Уильям Фрай, служил в Кэмп-Кинге в качестве армейского следователя разведки. Переехав в Америку в июле 1951 года, супруги с тех пор жили в Калифорнии.
Прошло более месяца. Форум врачей получил новую информацию о Шрайбере, которую 24 апреля 1952 г. передал президенту Трумэну вместе с телеграммой с пометкой "Срочно". К телеграмме прилагался документ, из которого следовало, что бригадный генерал Отис Бенсон, командующий Рэндольфской полевой школой авиационной медицины, "добивался для доктора Шрайбера продолжения работы в США, предпочтительно "университетского назначения"", после того как ВВС уже пообещали, что Шрайбер вскоре покинет Соединенные Штаты.
Самое возмутительное, по мнению врачей, заключалось в том, что ВВС США вступили в сговор с целью удержать Шрайбера в Соединенных Штатах. В своем письме президенту Трумэну они процитировали слова генерала Бенсона из письма, которое он написал декану Миннесотской школы общественного здравоохранения в поисках новой работы для Шрайбера в частном секторе. "Я люблю и уважаю этого человека, но он слишком горяч для меня, чтобы держать его здесь за счет государственных средств", - сказал генерал Бенсон о Шрайбере. По его словам, плохая пресса была не более чем "организованным медицинским движением против него, исходящим из Бостона от медиков еврейского происхождения". Совет директоров Physicians Forum потребовал от президента Трумэна приказать генеральному прокурору начать расследование этого дела.
Через несколько дней подполковник Г.А. Литтл, представлявший Объединенный комитет начальников штабов, прилетел в Калифорнию, чтобы встретиться с доктором Шрайбером в доме его дочери "с целью убедить доктора Шрайбера немедленно отправиться в Буэнос-Айрес, независимо от возможностей трудоустройства, которые могут появиться или не появиться через [наш] офис". По словам Литтла, визит прошел успешно.
"Мы были очень радушно приняты доктором Шрайбером и провели в беседе с ним около двух часов", - писал подполковник Г.А. Литтл в конфиденциальном отчете для Объединенного комитета начальников штабов. В обмен на "транспортировку в Южную Америку" и "средства на проезд", а также "пособие на проезд для семейной группы Шрайбера" доктор Шрайбер согласился немедленно покинуть США. "Добровольный и немедленный отъезд Шрайбера в Буэнос-Айрес обеспечит удовлетворительное решение для всех заинтересованных сторон". Сумма, которую Шрайберу заплатили за отъезд, никогда не раскрывалась и не упоминается в его рассекреченном досье по операции "Скрепка".
22 мая 1952 г. доктор Шрайбер и его семья были доставлены военным самолетом с базы ВВС "Трэвис" в Калифорнии в Новый Орлеан, штат Луизиана. Там они сели на корабль, направлявшийся в Аргентину. По прибытии в Буэнос-Айрес их отвезли на машине в американское консульство и выдали документы, разрешающие им остаться в стране. Организацией занимался генерал Аристобуло Фидель Рейес . ВВС оплатили полицейскую охрану доктора Шрайбера и его семьи на время перехода. Было важно, чтобы переселение Шрайберов в Южную Америку прошло гладко. Слишком много было американских чиновников, чья репутация не устояла бы, если бы факты были раскрыты.
Слушания в Сенате так и не состоялись, а генеральный прокурор так и не возбудил дело. В Аргентине доктор Шрайбер купил дом и назвал его Sans Souci ("без забот") - по названию летнего дворца в Потсдаме (под Берлином) Фридриха Великого, короля Пруссии. Согласно личным семейным документам, последним стремлением Шрайбера было доказать, что он родился бароном и происходит от прусской королевской фамилии. "Вследствие того, что официальное расследование показало, что помимо его собственных выдающихся заслуг, - говорится в семейных документах , - оберштабсарцт (военно-медицинский врач) Вальтер П. Шрайбер получил "официальное" разрешение добавить к своей фамилии "фон"". В личных документах не указано, кто дал это официальное разрешение. Шрайбер умер в сентябре 1970 г. в Сан-Карлос-де-Барилоче, штат Рио-Негро, Аргентина.
ГЛАВА 19.
Сыворотка правды
Когда доктор Шрайбер отплыл в Аргентину, программа допросов в рамках операции "Синяя птица" в лагере Кинг расширилась и стала включать " использование наркотиков и химических веществ при проведении нетрадиционных допросов". Доктор Курт Бломе в этот период был постовым врачом лагеря "Кинг". Согласно служебной записке в его рассекреченном деле иностранного ученого, Бломе работал над "Army, 1952, Project 1975" - сверхсекретным проектом, который сам так и не был рассекречен. После этого досье Блома становится пустым.
"Синяя птица" была переименована в "Артишок", - пишет Джон Маркс, бывший сотрудник Госдепартамента и специалист по программам ЦРУ по контролю сознания. Целью программы допросов "Артишок", поясняет Маркс, было " изменение поведения с помощью скрытых средств ." По словам администратора программы Ричарда Хелмса - будущего директора ЦРУ - использование наркотиков было средством достижения этой цели. " Мы считали, что наша обязанность - не отстать от русских или китайцев в этой области, и единственным способом выяснить, каковы риски, было тестирование ЛСД и других наркотиков, которые можно было использовать для управления поведением человека", - сказал Хелмс в интервью журналисту Дэвиду Фросту в 1978 году. Для проведения этих противоречивых экспериментов с допросами были привлечены другие американские спецслужбы. "В 1951 году директор ЦРУ одобрил связь с разведками армии, флота и ВВС , чтобы избежать дублирования усилий , - пишет Маркс. "Армия и флот искали наркотики правды, в то время как главной заботой ВВС были методы допроса сбитых летчиков". После окончания войны в различных родах войск США были разработаны передовые программы спасения в воздухе, на суше и на море, частично основанные на исследованиях, проведенных нацистскими врачами. Но и Советский Союз добился значительных успехов в области спасательных программ, что создало новую серьезную проблему. Если сбитый американский летчик или солдат будет спасен русскими, то, по мнению ЦРУ, он почти наверняка будет подвергнут нетрадиционным методам допроса. Цель операции "Синяя птица" заключалась в том, чтобы попытаться предсказать, какие методы могут быть использованы советской стороной в отношении американских солдат и летчиков. Одним из так называемых препаратов "сыворотки правды", исследованиями которых, по мнению ЦРУ, наиболее активно занимались советские специалисты, был ЛСД. В одном из отчетов ЦРУ, позднее переданном в Конгресс, говорилось, что "Советы закупили большое количество ЛСД-25 у компании Sandoz... предположительно, достаточное для 50 млн. доз ." Так считало ЦРУ. Позднее анализ этой информации показал, что аналитик ЦРУ, работавший над отчетом, допустил ошибку в десятичных знаках при расчете доз. На самом деле Советский Союз закупил у компании Sandoz ЛСД в количестве, достаточном для проведения нескольких тысяч тестов, что далеко не соответствует пятидесяти миллионам.
Для проведения экспериментов в рамках операции "Синяя птица" с использованием ЛСД и других наркотиков ЦРУ объединилось с армейским химическим корпусом. Первоначальные исследования и разработки проводились офицерами Отдела специальных операций, которые работали на засекреченном объекте под названием Building No. 439 - одноэтажном здании из бетонных блоков, расположенном среди похожих друг на друга зданий в Кэмп-Детрике, чтобы не выделяться. Практически никто за пределами SO Division не знал о том, что внутри здания ведутся совершенно секретные работы. Работа Отдела оплачивалась из средств Штаба технических служб ЦРУ (TSS), входящего в состав Тайной службы ЦРУ; многие из его полевых агентов были отобраны из числа старших бактериологов, работавших в Детрике. Одним из таких агентов отдела SO был д-р Гарольд Бэтчелор, человек, стоявший за "Восьмым шаром", который консультировался с д-ром Куртом Бломом в Гейдельберге в 1947 году. Другим агентом отдела SO был д-р Фрэнк Олсон, бывший армейский офицер и бактериолог, ставший оперативным сотрудником Агентства, чья внезапная гибель в 1953 году едва не привела к развалу ЦРУ. Эти два человека были направлены в Кэмп-Кинг для работы над программой, включавшей нетрадиционные методы допроса.
В апреле 1950 г. Фрэнку Олсону был выдан дипломатический паспорт. Олсон не был дипломатом, но паспорт позволял ему перевозить вещи в дипломатической почте, которая не подлежала досмотру сотрудниками таможни. Фрэнк Олсон начал совершать поездки в Германию, прилетая во Франкфурт и совершая короткую поездку в Кэмп-Кинг. В одном из редких сохранившихся официальных документов по этой программе заместитель директора Центральной разведки Аллен Даллес направил Ричарду Хелмсу и заместителю директора ЦРУ по планам Фрэнку Виснеру секретную записку , в которой говорилось о конкретных методах допроса, которые будут использоваться. "В нашей беседе 9 февраля 1951 года я изложил вам возможности дополнения обычных методов допроса применением наркотиков, гипноза, шока и т.д. и подчеркнул оборонительные аспекты, а также наступательные возможности в этой области прикладной медицинской науки", - писал Даллес. "Прилагаемая папка 'Interrogation Techniques,' была подготовлена в моем медицинском отделе, чтобы предоставить Вам подходящую информацию". Кэмп-Кинг был идеальным местом для проведения этих испытаний. Для проведения допросов "Артишока" предпочтительнее было использовать зарубежные объекты, поскольку иностранные правительства "разрешали определенные виды деятельности, которые не разрешались правительством США (например, сибирская язва и т.д.)".
Следующая рекордная поездка Фрэнка Олсона состоялась 12 июня 1952 года. Олсон прибыл во Франкфурт из военного аэропорта Хендон (Англия) и совершил короткую поездку на запад в Оберурсель. Там на конспиративной квартире под названием Haus Waldorf проводились эксперименты по допросу Артишока. " В период с 4 июня 1952 года по 18 июня 1952 года группа IS&O [Управление инспекции и безопасности ЦРУ]... применила технику "Артишок" в двух оперативных случаях на конспиративной квартире", - говорится в меморандуме "Артишок", написанном для директора ЦРУ Даллеса и являющемся одним из немногих сохранившихся меморандумов, не уничтоженных Ричардом Хелмсом в бытность его директором ЦРУ. Два человека, которых допрашивали на конспиративной квартире в Кэмп-Кинге, "могли быть классифицированы как опытные агенты профессионального типа и подозревались в работе на советскую разведку". Это были советские шпионы, захваченные организацией Гелена, которая теперь находится в ведении ЦРУ. "В первом случае использовались легкие дозы наркотиков в сочетании с гипнозом для наведения полного гипнотического транса", - говорится в служебной записке. "Этот транс сохранялся в течение примерно одного часа и сорока минут допроса с последующей полной амнезией". План был прост: накачать шпионов наркотиками, допросить их и вызвать у них амнезию, чтобы заставить их забыть .
Еще один сохранившийся меморандум, относящийся к этой малоизвестной главе истории холодной войны, принадлежит доктору Генри Ноулзу Бичеру, главному анестезиологу Массачусетского госпиталя в Бостоне и советнику ЦРУ и армии по методам "Артишока". Бичер отправился в Германию, чтобы наблюдать за происходящим в лагере Кинг. Он был коллегой доктора Леопольда Александера в Бостоне и, как и Александер, являлся ярым сторонником Нюрнбергского кодекса, первым принципом которого является информированное согласие. И все же в одном из самых странных случаев диссимуляции времен холодной войны доктор Бичер участвовал в секретных, спонсируемых правительством медицинских экспериментах, которые не предполагали согласия. Бичеру платили ЦРУ и ВМФ за консультации по поводу того, как лучше вызвать амнезию у советских шпионов после того, как их накачали наркотиками и допросили, чтобы они забыли, что с ними сделали.
По словам его коллеги по Детрику бактериолога Нормана Курнойера, доктор Фрэнк Олсон вернулся из Германии в свой кабинет в Детрике в тяжелом моральном состоянии. " Ему пришлось нелегко после того, как Германия ... [д]рузья, пытки, промывание мозгов", - объяснял Курнойер спустя десятилетия для документального фильма, снятого в 2001 году для немецкого телевидения. По словам Курнойера, Олсону было стыдно за то, чему он был свидетелем, и эксперименты в лагере Кинг напомнили ему о том, что делали с людьми в концентрационных лагерях. Вернувшись в Америку, Олсон задумался о том, чтобы оставить свою работу. Он сказал членам семьи, что подумывает о новой профессии - стоматолога. Вместо этого он остался работать на объекте по производству биооружия, став на некоторое время начальником отдела СО по адресу . Он продолжал работать над совершенно секретными программами по биологическому и химическому оружию в офисе ЦРУ в Детрике, в здании № 439.
Не зная Фрэнка Олсона, ЦРУ расширяло свою программу "Артишок" новыми способами, включая более широкое использование ЛСД в "нетрадиционных допросах" с помощью секретных средств. Привязать подозреваемого советского шпиона к стулу и накачать его наркотиками, как это делалось в лагере Кинг в Хаус Вальдорф, было одним из способов заставить шпиона выдать свои секреты. Но ЦРУ интересовало, что произойдет, если вражескому агенту тайком, не зная о том, что его накачали наркотиками, ввести такое средство, как ЛСД. Будет ли такая амнезия эффективной? Может ли она вызвать лояльность? Как много, если вообще что-то, из пережитого будет запомнено? На эти вопросы ЦРУ хотело получить ответы. Директор Технической службы доктор Сидни Готлиб, заика с косолапой ногой, решил, что первые полевые испытания должны быть проведены на людях из отдела СО без их ведома. Одним из тех, кто был выбран для экспериментов, стал доктор Фрэнк Олсон.
За неделю до Дня благодарения, в ноябре 1953 г., шесть агентов отдела СО, включая Фрэнка Олсона и нового начальника отдела СО Винсента Рувета, были приглашены на выходные на конспиративную квартиру ЦРУ в западной части штата Мэриленд под названием Deep Creek Lake. Там сотрудников Детрика встретили директор TSS Сидни Готлиб и его заместитель, химик Роберт Лашбрук. Одной из целей встречи было обсуждение новейших секретных средств отравления людей биологическими агентами и отравляющими веществами, в том числе теми, которые были приобретены по всему миру Фрицем Хоффманом, ученым из химического корпуса, участвовавшего в операции "Скрепка". Вторая цель заключалась в том, чтобы тайно ввести ЛСД в организм шести бойцов подразделения SO и записать происходящее. После ужина во второй вечер Роберт Лашбрук тайно добавил ЛСД в бутылку Cointreau. Невольным подопытным было предложено выпить, и все офицеры, кроме двух, выпили аперитив; у одного из них было больное сердце, а другой воздерживался от алкоголя. У Фрэнка Олсона была ужасная реакция на ЛСД. Он стал психологически неуравновешенным и не мог спать. Его начальник, Винсент Рувет, который также принимал ЛСД, описал свой опыт отравления ЛСД как " самый пугающий опыт, который я когда-либо испытывал или надеюсь испытать". Теперь ЦРУ получило ответ, по крайней мере, на один из своих вопросов: тайное отравление ЛСД не приводит к амнезии.
Когда наступило утро понедельника, Рувет, как обычно, пришел на работу в 7:30. В здании Детрика № 439 его ждал очень взволнованный доктор Фрэнк Олсон. Олсон сказал Рувету, что он потрясен тем, что произошло на озере Дип-Крик. Он хотел уволиться или быть уволенным. Рувет посоветовал ему дать время на решение проблемы и вернуться к работе. Но когда на следующее утро Рувет пришел на работу в 7:30, он снова застал там Фрэнка Олсона. Психическое состояние Олсона значительно ухудшилось, и Рувет решил, что ему необходима медицинская помощь. Он позвонил в штаб-квартиру Агентства в Вашингтоне и рассказал Роберту Лэшбруку о том, что происходит. Фрэнк Олсон был посвящен в самые противоречивые программы ЦРУ по модификации поведения и контролю сознания. Если бы у него случился психоз на публике, он мог бы случайно проговориться, что было бы весьма иронично, поскольку именно в том, чтобы заставить человека выдать свои секреты, и заключалась программа отравления ЛСД. Если бы Фрэнк Олсон заговорил, Агентство получило бы кошмар наяву.
" У доктора Олсона были серьезные проблемы , и ему требовалась немедленная профессиональная помощь", - написал Лэшбрук в отчете ЦРУ после инцидента. Лашбрук приказал Винсенту Рувету немедленно доставить Олсона в штаб-квартиру. Оттуда двое мужчин отвезли Олсона в таунхаус в Нью-Йорке по адресу 133 East Fifty-eighth Street. Там Олсон встретился с врачом, состоящим на службе в ЦРУ, по имени Гарольд Абрамсон. Абрамсон не был психиатром. Он был аллергологом и иммунологом, работавшим над экспериментами по переносимости ЛСД для ЦРУ и имевшим допуск к секретности. Фрэнк Олсон рассказал доктору Абрамсону, что страдает от потери памяти, растерянности, чувства неадекватности и ужасного чувства вины. При этом доктор Абрамсон отметил, что, казалось бы, у Олсона была отличная память, и он мог легко вспоминать людей, места и события по первому требованию. Другими словами, все проблемы Фрэнка Олсона были в его голове .
На следующее утро Роберт Лэшбрук и Винсент Рувет повезли Фрэнка Олсона на очередной визит к другому сотруднику ЦРУ, Джону Малхоланду, полуизвестному нью-йоркскому фокуснику. Как и доктор Абрамсон, фокусник Джон Малхолланд имел секретный допуск к работе в TSS. Малхолланд обучал агентов ЦРУ тому, как применять "искусство фокусника в тайной деятельности". Одной из его специализаций была " доставка различных материалов невольным субъектам". Во время визита Олсон заподозрил в происходящем и попросил его уйти. На следующий день Фрэнк Олсон стал слышать голоса. Он сказал доктору Абрамсону, что ЦРУ пытается отравить его, что уже было сделано, по крайней мере, один раз. Винсент Рувет вернулся в Мэриленд, чтобы побыть с семьей на День благодарения; Абрамсон и Лэшбрук решили поместить Фрэнка Олсона в санаторий Chestnut Lodge в Роквилле, штат Мэриленд. Удобно, что в штате ЦРУ имелись врачи.
Роберт Лашбрук и Фрэнк Олсон провели последнюю ночь в Нью-Йорке, в отеле Statler на углу Седьмой авеню и Тридцать третьей улицы. Им был предоставлен номер 1018A , расположенный на десятом этаже. Пообедав в ресторане отеля, Олсон и Лэшбрук вернулись в свой номер, чтобы выпить и посмотреть телевизор. Олсон впервые после отъезда из дома позвонил жене и сказал, чтобы она не волновалась - он скоро вернется домой. Затем он лег спать.
Примерно в 2:30 ночи Олсон вывалился из окна гостиницы и упал с высоты более ста футов на улицу. Согласно заключению коронера, Олсон ударился о землю ногами, как бы вставая, упал назад и проломил череп. Ночной менеджер отеля Statler Арманд Пасторе услышал удар и выбежал на улицу. Он обнаружил, что Олсон лежит на асфальте, еще живой. По словам Пастора, его глаза были открыты, и он пытался что-то сказать. Но слов не последовало, и через несколько мгновений Фрэнк Олсон испустил последний вздох.
Пастор поднял голову, чтобы посмотреть, из какой комнаты вышел Олсон. Он увидел, что одна из оконных штор в комнате, расположенной высоко наверху, торчит, как будто штора была опущена, когда Олсон врезался в нее. Пастор отметил, какая это может быть комната. Когда приехала полиция, он провел их на десятый этаж и в комнату 1018A, причем использовал для входа пропуск менеджера. Там, в ванной комнате, агент ЦРУ Роберт Лэшбрук сидел на сиденье унитаза в нижнем белье, подперев голову руками. Лашбрук уже успел сделать два телефонных звонка. Первый звонок был сделан директору технической службы ЦРУ Сиднею Готлибу, человеку, который вместе с Лашбруком отравил Фрэнка Олсона ЛСД чуть больше недели назад. Второй звонок был сделан на ресепшн отеля, чтобы сообщить о самоубийстве Олсона. Когда на место происшествия прибыл детектив нью-йоркской полиции Джеймс У. Уорд, он задал Роберту Лашбруку несколько вопросов, на которые Лашбрук ответил только словами "да" и "нет". Лашбрук не назвал себя агентом ЦРУ.
Доктор Лашбрук был доставлен на допрос; убийство еще не было исключено. В участке детектив Уорд попросил Лашбрука вывернуть карманы . Среди содержимого оказались бумаги с адресами доктора Гарольда Абрамсона в Нью-Йорке и санатория Chestnut Lodge в Роквилле, штат Мэриленд. На вопрос о профессии Лашбрук ответил детективу Уорду, что он химик военного министерства и что Фрэнк Олсон был ученым в Кэмп-Детрик, а Олсон был психически болен. Детектив Уорд позвонил доктору Абрамсону, который подтвердил рассказ Лашбрука, умолчав о том, что тот также работал на ЦРУ.
Через два дня детектив Уорд передал дело № 125124 начальнику своего участка. Было установлено, что смерть Фрэнка Олсона была самоубийством. Дело было закрыто.
Если прав греческий философ Гераклит, и война - отец всего сущего, то американская нацистская научная программа была гнусным ребенком Второй мировой войны. Операция Paperclip, в свою очередь, породила множество чудовищных потомков, включая операции Bluebird, Artichoke и MKUltra. До того как Фрэнк Олсон стал участвовать в программах ЦРУ по отравлению и допросам, он занимался исследованиями и разработками в области доставки биологического оружия воздушным путем. Олсон работал в области исследований биологического оружия с 1943 года. Во время войны он был принят на работу первым директором Детрика Айрой Болдуином. После войны доктор Олсон стал гражданским ученым в Детрике. В 1950 г. он поступил на работу в Отдел специальных операций и вошел в состав группы, которая тайно проверяла, как может распространиться биологическое оружие, если его использовать против американцев.
В конце 1940-х - начале 1950-х годов Олсон путешествовал по США, наблюдая за полевыми испытаниями, в ходе которых биологические агенты распылялись с самолетов и пылеводососов в Сан-Франциско, на Среднем Западе и Аляске. В одних полевых испытаниях использовались безвредные имитаторы, в других - опасные патогены, как показали слушания в Сенате . Один из таких опасных экспериментов был проведен Олсоном и его коллегой из Детрика Норманом Курнойером. Они отправились на Аляску и наблюдали за распылением бактерий с самолетов, чтобы посмотреть, как патогены будут рассеиваться в условиях, похожих на суровую русскую зиму. " Мы использовали споры, - пояснил Курнойер, - которые очень похожи на сибирскую язву, так что в этом смысле мы сделали нечто некошерное. Потому что мы подхватили ее по всей территории [Соединенных Штатов] через несколько месяцев после проведения испытаний". Третьим человеком, участвовавшим в секретных испытаниях вместе с Курнойером и Олсоном, был доктор Гарольд Батчелор, бактериолог, который научился технике воздушного распыления у доктора Курта Блома, с которым Батчелор консультировался в Гейдельберге. Олсон и Батчелор также проводили секретные полевые испытания в закрытых помещениях по всей Америке, в том числе в метро и в Пентагоне. Для этих испытаний Отдел специальных операций использовал относительно безвредный патоген, который имитировал распространение смертельного патогена. По результатам расследования этих секретных испытаний, проведенного Конгрессом, они были признаны "ужасающими" по своей обманчивости.
Будучи частью команды тайных отравителей, будь то в тундре на Аляске или на конспиративной квартире в лагере Кинг в Германии, доктор Фрэнк Олсон и его коллеги нарушили Нюрнбергский кодекс, который требует информированного согласия. Как бы ни сложились обстоятельства, великая трагедия жизни и смерти Фрэнка Олсона заключалась в том, что его неотъемлемое право на защиту от вреда со стороны правительства и врача было нарушено по приказу тех самых людей, которым он посвятил свою жизнь.
Эта новая война, "холодная", стала отцом своих собственных мрачных событий.
ЧАСТЬ
V
ГЛАВА 20.
В темных тенях
Холодная война стала полем битвы, отмеченным двойным языком. Маскировка, искажение и обман принимались за реальность. Истина была обещана в сыворотке. И операция "Скрепка", родившаяся на пепелище Второй мировой войны, стала разжигающим инцидентом в этом зале зеркал.
Однако в 1952 г. темп операции "Paperclip" начал замедляться, поскольку между JIOA и ЦРУ возникли конфликты по поводу политики в отношении нового западногерманского правительства. Немецкие официальные лица предупредили Верховного комиссара Джона Дж. Макклоя, что операция "Скрепка" нарушает правила НАТО и даже собственную политику Америки в отношении управления Германией. 21 февраля 1952 г. Макклой направил Государственному секретарю США служебную записку, в которой выразил свою обеспокоенность тем, что если операция Paperclip не будет ограничена, то она может привести к "жестокой реакции" со стороны официальных лиц Западной Германии. Поскольку Макклой больше не выражал безудержного энтузиазма по поводу операции Paperclip, JIOA начала терять свою некогда несокрушимую хватку в отношении этой программы. Но ЦРУ не было связано той же политикой НАТО, что и Объединенный комитет начальников штабов, и поэтому ЦРУ продолжало делать то, что оно делало - а именно, вербовать нацистских ученых и офицеров разведки в качестве советников в Кэмп-Кинг. Пятилетнее партнерство между двумя ведомствами начало разрушаться.
Представители JIOA пришли в ярость, наблюдая за тем, как ЦРУ переманивает немецких ученых и техников из списков "Ускоренной скрепки". В ответ на это, несмотря на просьбы Макклоя не делать этого, зимой 1952 г. JIOA подготовило к отправке во Франкфурт группу из двадцати человек для проведения вербовки. В состав делегации входили новый заместитель директора JIOA полковник Герольд Краббе, генерал Уолтер Дорнбергер и пять неназванных ученых из Paperclip, которые уже работали в Америке. Когда Макклой узнал об этой поездке , он попросил Госдепартамент вмешаться и отменить ее, опасаясь, что она вызовет гнев немецких официальных лиц, что и произошло. Поездка все равно состоялась.
Между американскими официальными лицами и ведомством канцлера Конрада Аденауэра был достигнут компромисс , согласно которому JIOA и ЦРУ согласились прекратить набор новых ученых, но могли продолжать работать с теми учеными, которые оставались в первоначальном, одобренном президентом Трумэном, списке из тысячи человек. Официальные цифры в разных группах рассекреченных документов сильно разнятся, но в это время в США находилось около шестисот ученых из Paperclip, то есть около четырехсот немецких ученых все еще числились в списке . JIOA переименовала Paperclip в Defense Scientists Immigration Program, или DEFSIP, а ЦРУ переименовало одно из направлений своей деятельности в программу National Interest, но большинство сторон по-прежнему называли все это операцией Paperclip.