Операция "C-L"

2

Путник, который не пожалел бы времени и отправился на 297-й километр, или, говоря более прозаично, любопытный, явившийся на место катастрофы, очутился бы на равнинной, хорошо просматриваемой местности, прорезанной двухколейной железной дорогой. При ее строительстве не потребовалось ни возводить насыпи, ни рыть котлованы. Поворот, который тут делает железнодорожное полотно, почти неприметен из-за большой протяженности. А идущий поезд хорошо виден на большом расстоянии и издали похож на детскую заводную игрушку.

Слева и справа от железнодорожного полотна поблескивают пруды, вырытые для осушения местности, и простираются болотистые луга, которые перемежаются с участками золотистой пшеницы, а в низинах - с зелеными коврами свеклы и с более темными, словно чем-то обрызганными, посевами клевера. На уходящем вдаль горизонте виднеются утонувшие в тумане белесые рощицы. А белые кубики деревенских домишек и разбросанные хутора словно скрылись подальше от проходящих поездов, оставив у полотна лишь деревья и кустарники.

Метрах в ста от участка 297,3 км, приблизительно у 297,4 км, железная дорога пересекает неширокое, малооживленное шоссе. Ярослав Ленк смотрел в левое окно по ходу движения поезда № 2316. Наискосок от Войтиржа благодушествовал, вытянув ноги, сержант Врана. Сам Войтирж, предлагавший ему кофе, стоял. Ящик с двадцатью миллионами лежал в углу напротив Враны, находясь все время у него на глазах.

Это несколько запоздалое описание всех обстоятельств и фактов, сделанное Ярославом Ленком, кроме него, не может подтвердить никто на свете.

Было у нас, правда, и несколько свидетелей, видевших все со стороны.

297-й километр расположен между двумя будками стрелочников, № 59 и № 60. Стрелочник поста № 59 проводил, как и полагается, поезд и вернулся в будку. Потом ему показалось, что где-то вдали загремело. Это его удивило, ведь стояло безветрие и тишь, и белые перистые облака не предвещали грозы. Стрелочник снова вышел из будки и оглядел небосвод и железнодорожное полотно. «Мне почудилось, что выстрелили из нескольких орудий, - сказал он в своих показаниях. - И я увидел, как на горизонте поднимается коричневый дым. Тогда я послал телеграфный запрос, но мне ничего не ответили».

Стрелочник поста № 60 поезда не дождался. Вместо этого в результате благоприятных акустических условий до него докатился грохот взрывной волны. Он ясно увидел столб дыма. Естественно, стрелочник решил, что что-то произошло, и тоже послал телеграфный запрос. А первый стрелочник в это время звонил уже по телефону. Таким образом, они установили, что поезд № 2316 остановился в пути, и очень скоро железнодорожное начальство узнало причину этого.

Не прошло и двух часов, как мне уже было поручено вести расследование. Вместе со своими сотрудниками я немедля отправился на место происшествия, которое, очевидно, нельзя было считать просто несчастным случаем. Наша машина неслась с бешеной скоростью. Путь был неблизкий, и мы добрались туда только ночью.

Местные органы безопасности, железнодорожная охрана, пожарники, врачи и санитары уже трудились с большой самоотверженностью, когда я прибыл на место.

Сразу же после взрыва они допросили свидетелей, работавших неподалеку в поле. И запоздалое свидетельство Ярослава Ленка лишь логически дополнило их достоверный и довольно согласованный рассказ. Но как раз в свидетельстве Ленка и таилось это дьявольское противоречие, то подлинное «детективное зерно», которое вводило нас в заблуждение.

Люди в поле смотрели вслед поезду. Обычное психологическое переключение, своего рода отвлечение среди монотонной работы, короткая передышка. Было там и двое ребятишек. Оставив игры, они махали и кричали пассажирам.

Вот что рассказывают свидетели:

«Поезд шел на полной скорости, когда из вагона, идущего сразу за паровозом, неожиданно вырвалось высокое желтое пламя, ослепительно-белое в центре. Потом образовалась воронка и раздался оглушительный грохот. Взметнулся столб коричневого дыма высотой метров тринадцать, а за ним взвихрились частички сажи, искры, полетели щепки».

Потом испуганных и онемевших свидетелей потряс страшный лязг и скрежет металла, треск рушившегося дерева - словно яростная буря крушила лес.

Люди в поле видели эту картину в подробностях, каждый из них что-то заметил и запомнил. Так, совсем рядом с ребятишками упал кусок искореженного железа. Залетели в поле и обломки горящего дерева.

Все в один голос утверждают, что хорошо видели, как паровоз с прикрепленным к нему тендером накренился и сошел с рельсов. Оторвавшись от поезда, он оглушительно загрохотал по шпалам и щебенке полотна. Казалось, он вот-вот свалится с низкой насыпи и перевернется. Но в этот миг паровоз, повисший на краю насыпи, остановился, задержанный упавшим тендером. Оттуда потоком лилась вода, сыпался уголь. Из паровоза с пронзительным свистом вырывались большие клубы пара.

От почтового вагона уцелела только платформа, словно вбитая в колею чудовищным молотом. Пол вагона и стены были охвачены пламенем. Два следующих вагона накренились в разные стороны под углом в тридцать градусов, у первого взрывом оторвало переднюю стенку и часть крыши. Вагон загорелся. Второй вагон словно разрезали пополам. Остальные вагоны не сошли с рельсов, но второй вагон ударил в третий, а тот в четвертый. Все прочие вагоны повреждений не имели.

Взрыв произошел, вероятно, внутри почтового вагона. Об этом говорили не только показания свидетелей, но и следы на месте происшествия. Специальная комиссия, вскоре сюда прибывшая, составила следующий протокол:

«Центр взрыва находился внутри вагона, в его передней части. Мина на рельсах или какой-либо иной способ взрыва извне исключается.

После внимательного изучения обломков вагона почти наверняка установлено, что была применена смесь сильных взрывчатых веществ - тротила и гексогена, - называемая тротилгексогеном. Взрывчатое вещество гексоген в смеси с тротилом во время войны довольно часто применяли немцы в минах или других зарядах из-за его огромной взрывчатой силы.

Каким способом была взорвана эта смесь, точно не выяснено. Обычно прибегают к взрывателю или капсюлю или запаливается шнур и пламя приводит к взрыву, но для этого нужны особые условия, которых, очевидно, здесь не было. Если судить по установленным фактам, запал был поставлен на определенное время. Вряд ли кто из пассажиров почтового вагона мог подорвать мину. Сделано это неизвестной личностью.

Взрыв в точно определенное время был обусловлен следующим: серная кислота, приток которой регулируется, разъедает перегородку и проникает внутрь, соприкасаясь с хлорэтаном, смешанным с сахаром. Хлорэтан загорается и воздействует на взрыватель, который и подрывает мину. Не исключено, что был использован и другой способ взрыва, скажем, с помощью часового механизма. Мина, правда, могла быть подорвана и иначе.

Количество взрывчатки колебалось примерно от 1 до 2 килограммов. Взрыв произошел в относительно замкнутом пространстве, на площади 30 - 35 кубических метров. Пространство это можно считать замкнутым, хотя, согласно свидетельству проводника вагона, с одной стороны окна были открыты. В эпицентре взрыва давление исчислялось в 2000 атмосфер. На расстоянии 8 - 10 сантиметров оно уже падало до 1000 атмосфер. Для расчета давления на стенки вагона можно использовать таблицу, составленную профессором Покровским. Если исходить из нее, то взрывная волна на расстоянии 2 метров от места взрыва уже имеет давление в 7 атмосфер. Правда, можно предположить, что при взрыве такого сильного вещества, как тротилгексоген, давление в вагоне было порядка 10 - 20 атмосфер.

Подобное давление обладает огромной разрушительной силой. Доцент Демидов считает, что взрывная волна оказывает на человека смертельное действие уже при давлении в 3 атмосферы. Человек без опасности для здоровья может вынести давление взрывной волны только до 0,2 атмосферы.

Нельзя исключить, что мина могла быть введена извне. Скажем, мог быть использован противотанковый снаряд, каким был в прошлой войне немецкий фаустпатрон, американская базука или английский PIAT. Эти снаряды имеют направленное действие. Например, головка фаустпатрона легко пробивала броню толщиной свыше 20 сантиметров, в то время как мина без направленного действия не пробивает и более тонкую броню.

В данном случае мина могла, не пробив стену вагона, влететь между решеток через открытое окно и взорваться внутри».

Все это так, но взрыв извне, пожалуй, исключается, ведь никакой подозрительной личности на 297,3 километре в то время замечено не было.

Вряд ли можно подозревать людей, работавших в поле.

В показаниях машиниста приводится скорость, с которой шел поезд в момент взрыва. Позже выяснилось, что именно это обстоятельство исключительно важно для нашего следствия.

Машинист рассказывает следующее:

«К тому времени я уже минут десять шел со скоростью 70 км в час, отвечающей данному участку пути. К счастью, это была средняя скорость, которую я не имел права превышать. В тот момент…»

И так далее.

Машинист отделался сильными ушибами и переломом левой руки. Кочегара ранило серьезнее: у него было сломано три ребра, на плече рваная рана и ожоги второй степени.

Пассажирские вагоны были заполнены на две трети. К счастью, среди пассажиров не было ни одного смертного случая. Пострадавшим оказали быструю и своевременную помощь.

Всех пассажиров переписали, согласно их документам, не только в интересах железнодорожного начальства, но и для наших нужд. В результате среди пассажиров было обнаружено два спекулянта, одному из которых перебило носовую кость, так что он пропутешествовал под следствие прямо в бинтах. Но это был наш единственный улов.

Начавшаяся паника была остановлена с помощью двух железнодорожных охранников из первого вагона У одного из них все лицо было залито кровью, другой получил несколько ранений, форма висела на нем клочьями. Но оба сохраняли спокойствие и выдержку. Они энергично организовали первую помощь, создав из непострадавших пассажиров санитарные группы. Они-то с самого начала поняли, что случившееся не является простым железнодорожным происшествием, и приказали всем пассажирам не покидать поезда.

Им помогали проводники, которым было известно лишь то, что в почтовом вагоне переправляется какой-то груз государственной важности. Начальник поезда в момент взрыва отдыхал в небольшом купе предпоследнего вагона. Он сидел на скамье, упираясь ногами в противоположное сиденье. Именно такое положение и спасло начальника поезда во время взрыва. Он не получил никакого ранения.

Но одному проводнику пришлось худо. Он стоял в дверях купе и беседовал с пассажирами, когда вагон внезапно остановился и двери с огромной силой захлопнулись, ударив проводника в бок. Вылетевшее оконное стекло поранило его, но он участвовал во всех спасательных работах до тех пор, пока не потерял сознания.

Когда я прибыл к месту происшествия, там уже царило относительное спокойствие. Всех пассажиров, чьи документы были проверены, увезли к вечеру на поезде, шедшем вне расписания, или на санитарных и прочих машинах. Вскоре пришел аварийный техпоезд с лебедкой. Сейчас он стоял, освещая пути. Движение поездов было остановлено на неопределенное время. Пока шел подробный осмотр места происшествия, а это могло продолжаться долго, нельзя было начинать расчистку путей. На лицах представителей железнодорожной администрации отражалась тревога. Они хорошо представляли, чем может грозить дальнейшая задержка движения. Прибыв на место, я приступил к расследованию.

С обеих сторон железнодорожное полотно охраняли вызванные сюда работники органов безопасности. За ними теснились многочисленные любопытные. Пришлось отдать приказ посторонним разойтись.

Кроме наших машин остались только белая санитарная машина и фургон для перевозки мертвых, стоявшие у низкой насыпи.

В санитарной машине сидел врач, уже немолодой, очень усталый человек. Он присоединился к моей довольно многочисленной группе, состоявшей теперь, кроме сотрудников органов безопасности, из представителей железнодорожной администрации, начальника охраны, двух железнодорожных охранников, сопровождавших поезд, начальника поезда, различных специалистов, прибывших к месту происшествия, и двух железнодорожных стрелков.

Недалеко от пересечения железной дороги и шоссе прыгала по рытвинам, раскачиваясь на ходу, еще одна машина, которая бросала впереди себя дрожащие конусы света. Оттуда вышла группа из четырех сотрудников министерства внутренних дел.

Местность вокруг погрузилась во тьму, казавшуюся еще плотнее оттого, что место происшествия освещали перекрестные лучи прожекторов. Страшная груда, прикрытая одеялами и вагонными занавесками, всем тем, что оказалось под рукой, находилась в таинственной полутьме. По моей просьбе один из прожекторов повернули и осветили эту груду, сняв одеяла.

Последствия взрыва в почтовом вагоне были ужасны.

Сержанту Вране оторвало голову. Туловище в сгоревшем дотла мундире было отброшено на сорванную переднюю стенку вагона, лежащую между рельсов. Шрамека взрывом разнесло на куски, выбросив из вагона. Огонь его почти не коснулся. Войтиржа погребли обломки в углу вагона, как раз против того места, где, согласно позднейшему рассказу Ярослава Ленка и малоприметным следам, которые мы с трудом обнаружили, стоял ящик с двадцатью миллионами. Два охранника с нечеловеческими усилиями вытащили Войтиржа из-под рухнувшего перекрытия, где его, как в печи, поджаривал огонь. У него была перебита грудная клетка и переломаны конечности. Спасти его не удалось.

Старшего лейтенанта Ленка нашли метрах в шести от вагона. Он лежал на обломке боковой стенки вагона с пробитым черепом. Железный прут оконной решетки вонзился ему в спину и повредил позвоночник.

«Два смертельных ранения, - сказал усталый доктор, мужественно остававшийся на месте происшествия. - Когда я явился сюда, он уже не подавал никаких признаков жизни. Мы отправили его первым. Я бы не удивился, если б он умер в дороге».

Как сообщили мне по рации, пока что Ярослав Ленк был жив. В больнице, куда его поместили, было установлено, что у него задеты головной и спинной мозг и имеется внутреннее кровоизлияние. В этой больнице не могли сделать ему срочную операцию, крайне рискованную и сложную. Операционный стол с необходимым рентгеновским оборудованием и хирург, который мог бы отважиться на подобную операцию, были только в Праге. И Ярослава Ленка переправили туда самолетом. Никто, правда, не верил, что он попадет на операционный стол живым.

Для дальнейшего подробного осмотра усеянной обломками местности нам не хватало дневного света. И я приказал заняться только такими работами, которые не были связаны с риском и огромным физическим напряжением.

В первую очередь я поручил разыскать оружие людей, сопровождавших почтовый вагон. У меня имелись все номера. Оружие собрали довольно быстро. Автомат Враны, весь искореженный, лежал рядом с ним. Кобура с пистолетом еще висела на окровавленном ремне, который в некоторых местах приварился прямо к телу и при первом же прикосновении рассыпался. И пистолет и автомат были с полными обоймами.

Пистолет Войтиржа отыскали в углу вагона, он расплавился от высокой температуры взрыва. Следы этого мы обнаружили на теле Войтиржа; из пистолета тоже не стреляли.

Пистолет Шрамека, с полной обоймой, лежал на железнодорожном полотне у третьего вагона. Его нашли как раз перед моим приходом. Он каким-то образом попал на крышу вагона вместе с клочьями окровавленной одежды, которые так и остались там, а пистолет соскользнул вниз.

Полуобгоревший автомат Ленка застрял среди обломков почтового вагона, на него вылилась жидкость из небольшого огнетушителя, это-то и спасло часть автомата от огня, иначе его тоже разорвало бы на куски; и в этом случае твердо можно было сказать, что из автомата не стреляли и что во время взрыва он находился у Ярослава Ленка, так как за ремень зацепился кусок погона. Пистолет Ленка не пострадал, только порвалась кобура.

Все эти факты свидетельствовали о том, что в почтовом вагоне в момент взрыва царило спокойствие и у его пассажиров не было причин для тревоги.

Из двух ключей от ящика с деньгами мы нашли лишь один, у Войтиржа. Второго не было и в помине. Нашлось и кое-какое личное имущество четырех пострадавших. В портфеле, обнаруженном в нескольких десятках метров от железной дороги, оказались три сопроводительных письма. Остальные документы, судя по всему, были уничтожены огнем.

И только одна находка не принадлежала ко всем этим, я бы сказал, естественным последствиям таинственного взрыва. Так называемый французский разводной ключ среднего размера и современной конструкции, слегка закопченный, но на вид совершенно новый. Он застрял в трещине вагонного пола и подходил для гайки или болта размером примерно в три четверти пальца. Во взорвавшемся вагоне еще и теперь оставалось немало подобных болтов.

В резком свете прожекторов мы рассмотрели на резьбе ключа мелкие царапины. Значит, ключом уже пользовались при какой-нибудь монтажной операции в почтовом вагоне.

Мы попытались насадить ключ на гайку, крепящую оконную решетку, один из прутьев которой повредил позвоночник Ленка. Ключ подошел.

Но сама мысль, что кто-то из четырех пассажиров почтового вагона имел этот ключ при себе и пользовался им в дороге, казалась нам нелепой. Скорее всего, его забыли в вагоне железнодорожники. Правда, это еще надо было установить. В обязанности Ленка и Враны входил внутренний осмотр вагона. И пожалуй, они должны были заметить этот ключ. И все же подозрение, что именно этим ключом тайно вмонтировали мину, напрашивалось само собой.

При первом допросе Ленка не спросили о французском ключе. Прошло еще некоторое время, прежде чем я рискнул задать ему этот вопрос. Он ответил, что ни о каком французском ключе ничего не знает.

Вскоре после тою, как начальник поисковой группы принес в вагон, превращенный в наш временный штаб, полуобгоревшую пачку банкнот, случайно найденную в траве, один из моих сотрудников, Трепинский, доложил о прибытии дрезины с заместителем министра финансов и директором Национального банка Будинским.

И тут нам пришлось приостановить всю работу по классификации предметов, протоколам, передаче сообщений и тому подобное - но совсем не для торжественной встречи прибывших. Между 286,0 и 286,1 километрами, то есть на расстоянии одиннадцати километров от места взрыва, водитель дрезины увидел в кустарнике, растущем вдоль железнодорожного полотна, пестрый лоскут. Увидел он его потому, что один из прожекторов дрезины случайно пришел в движение, слегка повернулся и бросил сноп света влево от полотна.

Остановив дрезину, водитель повернул назад, к тому месту, где луч света упал на подозрительный предмет. Так случайное движение прожектора привело к важному открытию.

В кустарнике была найдена девушка лет шестнадцати. Ей выстрелили в голову, в упор. Неизвестный преступник убил ее и, судя по отчетливым следам, оттащил в ближайшие кусты.

Пассажиров дрезины сопровождал охранник. Он направился к кустам и остался там стоять на карауле.

На место происшествия сразу прибыл наш врач, установивший, что девушку убили около восемнадцати часов, то есть как раз в тот момент, когда взлетел в воздух почтовый вагон поезда № 2316.

- Еще не известно, - сказал я, становясь в отличие от взволнованных представителей министерства на более реалистическую точку зрения, - связано ли это преступление со взрывом поезда. На первый взгляд одно с другим не связано. Преступление совершено на расстоянии одиннадцати километров от взрыва, вне радиуса наших интересов. Это - дело уголовного розыска, а не наше. Их компетенция. Правда, довольно подозрительно совпадение места и времени обоих происшествий. Если местные органы не возражают, мы позвоним в Прагу.

Возражений не последовало. Все понимали, что в интересах расследования происшествия на километре 297,3 важно как можно быстрее и тщательнее расследовать преступление на 286-м километре. Или оно станет для нас одним из составных моментов взрыва, или мы оставим его в стороне. В результате угрозыск выслал к нам группу из пяти человек; они прибыли скорым поездом через четверть часа после нашего вызова по рации.

А тем временем мы вели расследование на 297-м километре, не принимая во внимание происшествие на 286-м. Двадцать тысяч пачек банкнот, переправляемых в почтовом вагоне, составляли в комплекте так называемую серию «C-L».

К утру мы уже не сомневались, что она полностью уничтожена.

- Серию можно легко заменить, - заявил представитель министерства финансов, собираясь вместе с Будинским в обратный путь, чтобы лично сделать отчет обо всем происшедшем, - но только после письменной гарантии, что она уничтожена до последней купюры.

- До двадцати четырех часов вы получите рапорт, составленный со всей ответственностью, - ответил я ему.

Путь на дрезине от неблизкой железнодорожной станции до 297-го километра был гораздо удобнее, чем тряска на машине по ухабистой полевой дороге. Представитель министерства, тронутый судьбой неизвестной молодой девушки, занимался обстоятельствами этого преступления гораздо больше, чем происшествием с двадцатью миллионами.

Среди пяти сотрудников пражской группы угрозыска выделялся молодой худощавый паренек в очках с толстыми стеклами. Довольно симпатичный на вид. Все звали его между собой Карличек. Но полное его имя было Карел. Кто знает, почему его так называли. Вероятно, он всем пришелся по душе, этот ловкий, быстрый паренек, который оказывался всегда под рукой и в то же время был скромен, не назойлив, ему не приходилось долго и нудно все растолковывать. Руководитель группы старший лейтенант Скала прислал Карличека ко мне. Поморгав, видно, по привычке, Карличек сказал:

- Никто над этой бедняжкой не надругался. Ее просто застрелили. Она, видимо, из деревушки поблизости, никаких вещей при ней не было, только летнее платье, что на ней. А может, убийца все прихватил с собой вместе с велосипедом.

- С каким велосипедом? - спросил я.

- Да у нее был велосипед, довольно старый. На подошвах туфель мы нашли свежие царапины от педалей с зубчатыми краями, без резиновых шин. Об убийце тоже кое-что известно. Справа, по ту сторону полотна, если смотреть по движению поезда, пшеница примята, видно, кто-то лежал в ней. И на меже следы от покрышек.

Да, угрозыск действовал быстро. К концу нашей работы Карличек уже подкинул мне новые факты. Вскрытие установило, что выстрел был сделан из автоматического пистолета калибра 7,65 в голову, почти в упор. Пуля застряла в черепе, ее уже достали и отправили на микроскопическое исследование.

Никаких следов борьбы или насилия не обнаружено. Однако врач, производивший вскрытие, установил у девушки почти трехмесячную беременность.

- Наверное, уже разыскивают какого-нибудь женатого лесника.

- Значит, - сказал я, - это самостоятельное преступление и с нашим происшествием не связано.

- Возможно, - ответил Карличек, слегка пожав плечами. - Только мне кажется, что девушку тащили в кусты двое.

- Двое?

- Да, похоже, что двое, - заморгал, словно оправдываясь, Карличек. - Хотя такое дельце этот женатый кавалер мог бы провернуть в одиночку.

- А почему вы так думаете?

- У девушки были раскинуты руки. Если бы ее тащил за обе руки один, они были бы вытянуты вдоль тела.

Что ж, либо это ценное наблюдение, либо какая-то литературно-детективная фантазия. Я глянул на Карличека внимательнее.

- Возможно, это и будет вторым ключом к тайне, - добавил он, словно его выводило из себя мое молчание. - Ведь один у вас уже есть. Французский.

- Я с удовольствием ознакомлюсь с результатами вашего расследования, - сказал я ему на прощание, - мы скоро отбываем. Зайдите ко мне в Праге.

Он пообещал мне почти с воодушевлением.

- Знаете, товарищ капитан, - добавил он, - если мотивом убийства окажется несчастная любовь, это будет отвратительно. В основе любви должно лежать нечто более высокое, чем чувственная страсть, только это ее освящает и делает прочной. Иначе любовь примитивна, чистая физиология, голос природы.

Но ему не удалось продолжить свои рассуждения: отечески похлопав паренька по тонкой спине, я отослал его. В вагоне, служившем нам пристанищем, меня с нетерпением ожидал наш штаб. Мы должны были закончить рапорт министерству, редактирование которого прервал приход Карличека. Суть сообщения сводилась к следующему:

«В результате проведенного расследования можно предположить, что серия «C-L», кроме незначительного количества, полностью уничтожена. Свое заключение мы основываем на мнении специалистов».

Наши трофеи были весьма убедительны. От ящика с деньгами во взорванном почтовом вагоне остались лишь щепки, а на уцелевшей части крыши вагона - обрывок бумажной ленты. Из-под обгоревших обломков мы вытащили несколько обугленных грязных купюр и старательно собрали каждую кучку пепла. Вскоре установили, что тончайшим слоем пепла покрыто почти все вокруг.

Погода была отличная, что и дало прекрасные результаты при осмотре более отдаленной от полотна местности. Мы подвели итог своим находкам. Две целые купюры лежали между рельсов шагах в пятидесяти от поезда. Там же нашли и клочки других купюр. Еще одну купюру с малозаметными следами крови разыскали далеко от поезда, шагах в сорока от железнодорожного полотна. Пачку с обожженным углом, но целую, частично обгоревшие купюры, пепел, клочки, смешанные с травой и землей, куски жести, стекло… все это мы тщательно собирали, исследовали, разбирали, раскладывали. Собственно говоря, вся земля вокруг была вскопана и перекопана сантиметр за сантиметром. Таким образом мы установили, что радиус действия взрыва распространяется шагов на триста вокруг. За этой чертой уже не было найдено никаких признаков пепла или сажи.

Значит, мина была установлена прямо в ящике, ведь его разнесло, можно сказать, на атомы. Казалось, целью взрыва была ликвидация двадцати миллионов, и четверо бедняг погибли только потому, что оказались там волею случая.

Для наших финансовых органов было важно как можно скорее пустить в оборот новую денежную серию, и поэтому требовалось установить, действительно ли серию «C-L» можно считать полностью уничтоженной.

- Да, она наверняка уничтожена, - прозвучал ответ специалистов. - Согласно нашим данным, большая часть денег сгорела в первый же момент от чудовищной температуры, которая образовалась при взрыве. Попробуйте бросить бумагу в горящую печь, где температура несколько сот градусов! От нее и следа не останется. В нашем же случае бумага в момент взрыва превращается в микроскопический пепел. Он еще и до сих пор летает в воздухе. Рекомендуем исследовать образцы растений и почвы на расстоянии, большем, чем радиус взрыва.

Да, работа специалистов была тщательной и кропотливой. Так, например, в разных местах воздух набирали в резиновые баллончики, а пепел и пыль сметали тонкими щеточками и всасывали специальным пылесосом с вагонных крыш.

И, только убедившись, что сделано все возможное, мы освободили этот участок пути для работы железнодорожников.