Операция выбор Ы!

2 Позавчера (утро, день)

Утро было тяжелое. По ощущениям его можно было бы назвать похмельным, но я не пил лет шесть, а голова гудела, глаза не желали открываться, накатывали приступы тахикардии и, хотелось продолжить день, не вставая с кровати. Я нащупал телефон, соединился с Андрюхой и сообщил, что я сегодня не боец, фирма может прожить сутки без меня, что я умер, меня нет, машина не заводится, ключи от квартиры потерял и не могу выйти, если что, звоните.

Не пора ли к доктору Г.?!

С чудесным доктором Г. судьба меня свела лет семь назад. Я в то время был совершенно раздавлен тяжелой депрессией, разводом, переездом в чужой город, безденежьем, последствиями алкоголизма и еще массой внешних и внутренних факторов, не позволяющим мне даже выйти на улицу. Я лежал, и силы покидали меня. Это уже были не только душевные муки, это был полный разлад организма, не позволяющий совершать элементарные действия. Хуже всего, я не мог понять причин, считал себя неизлечимым и только мой единственный в то время друг — моя жена Аллуся (Я называю ее Люся), держала мой скорбный дух на этой стороне. Плача, я мечтал, что откроется дверь и войдет светило науки, скажет, что лечение стоит 5 000 долларов, продлится месяц, и я забуду все как страшный сон. Но врачи пожимали плечами, говорили, чтобы не выдумывал, принимал витамины и бегал трусцой. «Скорая», узнав надоевший адрес, отказывалась ехать на вызов. Я отчаялся.

Не помню, кто посоветовал нам обратится к доктору Г. - психиатру, невропатологу, психоаналитику, психоневрологу и много еще всяких «психо» и «невро». Я молча согласился и, сжав зубы, на такси (я еще боялся открытых пространств!), поехал сдаваться в отделение к доктору. В помещении отделения (на территории психушки!) я не обнаружил ни решеток на окнах, ни дюжих санитаров, ни скорбных душой… Евроремонт, тапочки на входе, ковры и улыбчивые симпатичные сестры с размером груди не менее третьего. Настроение мое приподнялось. Доктор Г — щуплый тридцатипятилетний, похожий на провинившегося подростка, сообщил мне, что случай мой не трудный, давно известный науке, поддающийся лечению, схема отработана, стоит тридцать долларов с медикаментами и длится три недели. Я решил, что он меня не понял, горячо объяснил ему всю сложность ситуации, красочно обрисовал страшные симптомы, изображал посещавшие меня судороги и всячески пытался выделиться из общего строя нервно больных. Доктор печально улыбался, кивал головой, часто моргал левым глазом (тик), вызвал грудастую сестру и отправил меня оплачивать лечение и получать таблетки. Следуя за сестрой, я почувствовал эрекцию и уверенность в успехе. Лечение проходило амбулаторно, заключалось в приеме транквилизаторов, антидепрессантов, аутотренинге и легком гипнозе. Через неделю я почувствовал, что хочу на море, хочу шашлык, хочу устать на работе, хочу денег, новые туфли, пора побриться, сходить к стоматологу; и где мои друзья, и где я был, появились новые машины, вышли новые книги, скоро лето, жизнь, ёб твою мать, продолжается!

Незаметно, год за годом, я привыкал с своим страхам, научился передвигаться и ориентироваться в пространстве, делал первые шаги, вокруг меня соткались люди, из ничего, из минутных знакомств, появился преферанс, я увидел женщин на улицах. Ненужные лица пожухли, опали, их занесло снегом, осталось несколько неизлечимо близких, знающих все мои слабости, любящих меня за эти слабости, не жалеющих, а верящих в крепость моих костей, здравость рассудка и, радующихся моему клоунскому цинизму.

Печальный доктор предупредил меня, что депрессия не излечима, что с ней придется бороться всю жизнь, с ней надо быть внимательным, не надо привыкать к транквилизаторам… Упоенный, я не поверил, жрал таблетки, радовался жизни, постепенно пристрастился к лекарствам и, они стали неотъемлемой частью моей жизни.

Теперь я всегда вожу с собой парочку белых кружочков, мало ли что! стараюсь не злоупотреблять и все такое… Но сегодня дал себе поблажку, вылез из под одеяла, выпил чашку чая, проглотил минимальную дозу, сразу успокоился, хотя она не дошла еще до желудка, потом бутерброд, голова прояснилась, утренняя сигарета, телефон ожил новостями, проверил счет в банке (блага цивилизации!), деньги не пришли — ну и хрен с ними. Впереди день полный информации и лени. Я Свободен!

Собаки заметались по квартире, услышав, как Люся возвращается с работы. Сегодня у нее первая смена, с 7 до 9, тоже целый день свободна; я улыбнулся, радуясь ее приходу, поставил оба телефона на вибровызов, чтобы не нарушали хрупкого покоя.

На протяжении дня Андрюха пару раз пытался ворваться в мой тихий мир звонками на производственную тему, я вяло отвечал, стараясь не задействовать весь головной мозг. Он понял мое состояние (не первый год дружим), пожаловался на собственную головную боль, пожелал выздоровления и отстал. Люся выгнала меня из-за компьютера, воздвигла вокруг себя стену из монитора, пепельниц и чашек и, нырнула в ОТВЕТЫ. С некоторых пор я приобрел в ее лице конкурента на право обладания доступом в Сеть.

Я попытался почитать журнал «Максим». Сначала полистал, разглядывая глянцевых блондинок, потом анекдоты, но Люся меня отвлекала, громко озвучивая вопросы, на которые отвечала, называла всех полудурками (полностью согласен!), включила на полную катушку «Сплин», я сдался и пришел на кухню пить чай и участвовать в ее игре. Мы здорово повеселились, придумывая короткие и, как нам казалось, смешные ответы. Ближе к вечеру позвонила Галя (она служила народу в качестве депутата, а я был ее помощником), попросила свозить свалившихся на ее голову родственников из далекого теперь Калининграда по местам их детства. Я любил Галю и легко согласился, тем более легко, что не ждал от нее немедленных дивидендов. Иногда человеку приятно делать то, что не требует особых усилий.

— Завтра в 11 подъеду к вам, — подвел я итог получасовых переговоров и реверансов.

— Да, Сереж, буду признательна.

— Ну, вот и договорились. Я давно не был в Бахчисарайском дворце. Прокатимся.

— С меня чебуреки.

— Все, Галина Николаевна, до завтра. Ждите в 11, - я решительно прервал разговор, который мог продолжаться еще час. Галя самозабвенно любила поболтать.

Полтора года назад я свалил дела фирмы на Андрюху, чтобы нырнуть в иллюзорный мир листовок, мандатов, выборов, митингов и предательств. Стройки, заказчики, договоры, накладные — ему; телеэфиры, реверансы, интриги и каннибализм — мне. Все честно… Он делает деньги, я делаю связи. Это был наш общий план — хватит ждать от власти подачек, пора самим становиться властью! Смело, наивно и дорого. Во всех отношениях… Хуже всего, что на этом пути я не встретил интересных, для меня, людей. Скучно, скользко и мелочно… За небольшим исключением… Одним из таких исключений была Галя — зайчик-энерджайзер, душа и мозг, шоколад и Бастилия, шампанское и слезы, маленькая, шустрая, острая на язык, редкий случай современного донкихотства… Безнадежный, щемящий душу, великий диагноз!

Я обрадовался завтрашнему небольшому путешествию — в предвыборной гонке был недельный штиль, связанный с законодательством (на днях должен быть дан официальный старт) — Люся пыталась собраться с нами, но возвратиться к обеду мы не могли и, она бы не успела на свою работу к трем часам. Быстро забыв об этом, Люся углубилась в компьютер. Натянув свитер и джинсы, я отправился на автомойку. Внутри моя «десятка» выглядела так, словно в ней возили глинозем из ближайшего карьера. Окружающие к этому привыкли, называли меня свиньей, но Галины гости из Калининграда моей мятущейся натуры могли не оценить. Внезапный приступ чистоплотности стоил мне 20 долларов. Расстроенный, я позвонил Андрюхе и предложил открыть мойку, стать богатыми упырями, наживаясь на слабости человека к порядку. Он быстро согласился, прибавив, что мойщицами должны быть мулатки с силиконовыми сиськами и, в бикини. Мы еще пару минут мастурбировали на эту тему, считали возможные барыши, чуть не купили форд «Мустанг» и съездили в Европу.

Следующий день был на диво солнечным и томным. Я подъехал к месту встречи с Галей и ее родственниками минут на пять раньше, но они уже топтались на улице в теплых куртках (дома у них уже, видимо, зима). Галя представила мне приятного старика — родного брата своего отца, его сына, бывшего офицера и его супругу. Я немедленно забыл, как их зовут. Старика мы усадили на переднее сидение, Галя с остальными разместилась сзади. Все было мило и не принужденно. Меня немного расстраивала собственная инициатива не курить в машине, чтобы не мешать пассажирам. Они в свою очередь убеждали меня в том, что курение им не помешает, а наоборот, облегчит жизнь, но я оставался непоколебим.

Площадь возле Ханского дворца была пустынна, несколько лотков с псевдовосточными кустарными изделиями, орехами и сигаретами. Молодой татарин в оранжевом жилете, надетом поверх джинсовой куртки, за 2 доллара предложил охранять мою машину от всех земных напастей. У меня было хорошее настроение, я заплатил ему, припарковался в указанном месте и, мы с калининградцами отправились осматривать дворец. Последний раз я здесь был лет двадцать назад. Мне казалось, что я все помню, но, войдя, я изменил мнение. Детские впечатления испарились, осталось только любопытство и удивление. Гости побежали фотографироваться возле достопримечательностей, я сел на скамейку под старым деревом и закурил. На входе под аркой стоял милиционер с рацией на боку и наблюдал, как я достаю сигареты, потом отвернулся и скрылся в дежурном помещении. Татарин-фоторгаф раскладывал на соседней скамейке цветные халаты и тюбетейки. Иногда он поглядывал на меня, оценивая как потенциального клиента, но что-то в моем внешнем виде сказало ему, что к его услугам я прибегать не собираюсь, он установил цифровой аппарат на треногу и сел прямо на свой реквизит. С дерева падали крупные каштаны, катились по брусчатке, я поднял несколько и стал сжимать их в ладонях, перекладывая из одной в другую. В голове было звонко от тишины.

Мимо прошли две девушки-туристки иностранного вида, симпатичные, но блеклые, улыбнулись мне приветливо и равнодушно, удаляясь навсегда из моего поля зрения, к выходу, в автобус, мимо других, сидящих на скамейках чужих людей. За ними в теплой пустоте черепной коробки потянулся кильватерный след, пенясь, расширяясь, в этой белой полосе плескались стаи красивых женщин, которых я успел полюбить, и люблю, сотни не очень красивых и умных, с которыми встречался в постели, совсем страшненьких и добрых, их лиц уже не вспомнить — они обесцветились алкоголем, прятались за стеной табачного дыма… Все это мои женщины, совсем разные и одинаково жадные, желающие быть единственными, они и были единственными в каждый, отдельно взятый промежуток времени, я радовался им, старался не врать, но врал, получая взамен их одиночество. Уже не помню имен, но рад, что встретился с каждой, лелею эти подарки судьбы и смакую их соленую томительную грусть и яростное понимание бесперспективности дальнейших отношений.

Развалившись на скамейке, я радовался, что согласился сюда поехать, что день такой теплый, что телефон молчит и калининградцы сами себя развлекают.

Пора купить дачу!

Вся моя жизнь состоит из этих «пора». Пора купить новый компьютер, съездить в Прагу, сделать ремонт, вылечит зубы, бросить курить… А кто-то уже и в Вене побывал, улыбаясь фарфоровыми голливудскими зубами, отправив мне фотоотчет по Интернету с помощью ноутбука за три тысячи баксов, а Лексус он приобрел без пакета курильщика, так как уже бросил..

Еще чуть-чуть и я начал бы кусать себя за пятки от собственной не состоятельности, от хронического опоздания на поезд жизни, но тут появилась Галя со своими родственниками и в сопровождении экскурсовода. Мне предложили осмотреть гробницы крымских ханов Гиреев и я согласился, хотя не люблю кладбищ. Место захоронения находилось за простой железной калиткой явно сделанной советскими сварщиками, но саркофаги мне неожиданно понравились. В них была какая-то сила. Чувствовалось, что здесь похоронены воины и правители, а не булочники и кузнецы. Я вспомнил татарина-фотографа, его глаза, светящиеся мечтой получить несколько рублей у туристов, и не поверил, что он является потомком Великих Ханов. Хотя я тоже мало напоминаю Петра Первого, что не мешает мне быть о себе непомерно высокого мнения. Молодой (по сравнению со своим отцом) калининградец восторженно снимал на китайский цифровик могилы и пытался показать мне на маленьком мутном дисплее результат съемок. Я не мог ни черта разобрать, но с энтузиазмом обсуждал с ним достижения современной электроники.

— А потом я эти снимки перенесу на компьютерный диск и распечатаю, — делился со мной своими знаниями Коля (вспомнил, как его зовут!), — очень удобно!

Я всячески изображал из себя папуаса, чтобы доставить ему удовольствие. Тут завибрировал мой КПК «Леново», я ответил на Люсин звонок, и увидел Колины глаза. У него был вид английского джентльмена, который в присутствии дам, показывал виртуозную езду на велосипеде, но упал, при этом разодрав на заднице брюки. Я мысленно проклял свой дорогущий телефон, который всем своим видом показывал, кто в каком веке живет. Коля решил, что я живу в XXІІ. Я покраснел.

— Сейчас мы по едем в Свято-Успенский монастырь, — сообщила нам Галя, — красотища, тебе там нравится? (Это мне).

Я неопределенно пожал плечами: я там не был, много слышал, но, не был. Для крымчанина это стыдно, но я не настояний крымчанин. Галя посмотрела на меня, как на язычника, но от комментариев воздержалась.

— После монастыря поедим чебуреков, — только и сказала она.

Мы сели в машину, дорога была не долгой и через пять минут мы были на месте. Всю поездку Галя нас пугала трудным подъемом к монастырю, который насчитывает 800 ступенек, но она привыкла, и мы сможем. Я начал сомневаться в своих способностях. Однако, страхи были не обоснованы. Охранник, вооруженный шлагбаумом, увидев на пассажирском сиденье старика, пропустил нас дальше, чем положено. Мы подъехали практически к самому монастырю, оставили машину на узком пятачке у обочины и прошли остаток пути до входа, разглядывая странные дома на другой стороне ущелья, врезанные прямо в скальную породу.

На площадке возле монастыря стояла палатка с религиозными аксессуарами — свечами, иконами, крестами, молитвенниками и святой водой. Я всегда покупал что-нибудь в не знакомых местах, но был так поражен видами монастыря, что испытал благоговейный ужас, который испытывали идолопоклонники впервые увидев христианские соборы. Я поднимался по крутой каменной лестнице в часовню и меня окружали вырезанные прямо в скале лики святых, таблички с названиями православных монастырей со всего света, архангелы со злыми глазами, я впервые понял, что я червь, что наказание не избежать, я ускорил шаг, я готов был принять наказание. На верхней террасе, перед дверью в часовню стояли две женщины в белых платочках и шептали молитвы. Я увидел, что дверь закрыта, надпись на листке бумаге сообщала о каком-то перерыве. Заглянув через парапет в пропасть, я начал спускаться ни чуть не разочарованный. На встречу мне попались Коля с женой, которых я обогнал на подъеме. Коля фотографировал, хотя множество табличек предупреждали, что этого делать нельзя. Узнав, что часовня закрыта, они продолжили подъем, а я спустился вниз к Гале и старику.

Женщина в палатке поинтересовалась, что бы я хотел купить. Мне понравился крест из масляного дерева с распятием, на котором сзади было написано Jerusalem. Он лежал отдельно и стоил 25 долларов.

— Он из Иерусалима? — спросил я.

— Из Иерусалима.

Я стал его разглядывать, он был приятный на ощупь, и какой-то необычный, словно не из нашего измерения.

— Возьму этот, — я достал деньги, а женщина чуть все не испортила, вытащив из хрустящего полиэтиленового пакета еще десяток крестов на выбор. Я, вдруг, растерялся, мне казалось, что он такой один, именно для меня лежал здесь, настроение изменилось, я схватил первый попавшийся и пошел к машине. Нести в руках его было не удобно, встречные люди оборачивались на мою дорогую, по их меркам, покупку, и я спрятал крест под куртку.

Позвонил Андрюха:

— А как ты смотришь на тойоту «Короллу»?

— Тойота есть тойота.

— В салоне парень из банка кредит обещает. Если я Судзуки продам, то денег на первый взнос хватит, в месяц 380 баксов платить…

Я сел в машину и закурил.

… - ты позавчера меня убедил. Ремонт подождет…

Меньше всего мне сейчас хотелось брать на себя ответственность за какие-то свои советы, мне не хотелось обсуждать тойоты, «кубики», передние стеклоподъемники и чужие обои.

— … я что, на этих дровах буду ездить?! Знаешь сколько она реально жрет? Знаешь?

— Десять литров, — брякнул я не задумываясь, рассматривая только что купленный крест.

— А двенадцать не хочешь?!!!!

Меня не удивило, что машина с литровым двигателем требует столько топлива на сто километров. Плевал я на ОПЕК и всех нефтетрейдеров вместе взятых.

— Знаешь, Андрюха, давай перезвоню, когда в город въеду. У меня тут люди. Не удобно говорить.

— Все, жду. Съездим вместе в салон. Галя там, с тобой рядом?

— Да, — соврал я.

— Ну, удачи, — на связи.

— На связи.

На обратном пути, все молчали, переваривая чебуреки и отдыхая от впечатлений. Приятный, не суетливый день подходил к концу. Как мало их в жизни — дней, когда ты не занят борьбой за существование, не озабочен карьерным ростом и позиционированием в среде себе подобных. Когда мы подъезжали к городу, позвонил Саня Квакин — мой старый друг и соратник по партийной тусовке.

— Привет, старая лошадь, — ты где? — он всегда говорил бодро и, чуть взвинчено.

— Привет. Подъезжаю к городу.

— Когда будешь? — он что-то жевал и, мне послышалось «бушешь».

— Минут через двадцать. И прекрати жевать, когда со старшим по званию разговариваешь.

— Жрать хочется. Аллюся дома?

— Дома.

— Так я у тебя подожду. Может котлетой меня угостят…

— Жди. Если все съешь — пойдешь в магазин…

— Конечно, съем!

— Все, Саня, не могу разговаривать. Жди. Скоро буду.

— Ага. Не спеши. Котлет мало.

— Все, отстань. Я за рулем.

— Так ты через сколько будешь?

— О-т-ссс-т-а-нь! Я занят.

Когда я вернулся домой, мне на встречу не кинулись собаки — они с заискивающими мордами сидели возле ног Квакина, который что-то поглощал за обеденным столом на кухне. Люся сидела напротив Сани и курила.

— Привет, кися, — улыбнулась она, — кушать будешь?

— А что-то осталось? — засмеялся я, стукнув Квакина по спине.

— Не мешай… Приперся… Кто тебя ждал? — Квакин даже не обернулся, продолжая поглощать яичницу с колбасой.

— Буду. Но, сначала — чай, — я поцеловал Люсю в нос и примостился рядом с ней. Она поднялась со стула и начала колдовать возле плиты. Я посмотрел на розовощекого Квакина. — какие черти тебя принесли?

— Не могу разговаривать. Дай докушать. Ты мешаешь моему пищеварению.

— У, ты мой толстячок! Кушай-кушай… — я взял со стола вилку и подцепил из Саниной тарелки кусок жареной колбасы.

— МММммм! — замычал он возмущенно.

— Тихо. Сейчас собак натравлю, — пригрозил я.

— Они уже мои. Я их подкормил, пока ты делал вид, что работаешь… И выгулял…

— О-о! Мы становимся хорошими добрыми мальчиками, — у меня от удивления поднялись брови, — но, должен предупредить — денег нет.

— На хрен мне твои деньги? Я по серьезному делу…

— Тем более, денег нет.

— Блин, прекрати, поговорить надо, — Саня нахмурился.

Люся поставила передо мной на стол пол-литровую чашку с чаем и деликатно вышла из кухни.

— Телевизор посмотрю, — объяснила она.

Квакин доел и поставил тарелку в мойку. Я молча наблюдал за его действиями, прихлебывая из чашки душистую жидкость.

— Я по поводу списков кандидатов в депутаты, — начал Саня разговор, споласкивая руки под краном.

— Только не сейчас, я тебя умоляю. Про что угодно, хоть про серебряные рудники, хоть про виртуальные миллионы, про ураганы давай, про погоду… Только не про списки… Они мне последний месяц поперек горла стали…

— Дело такое, — продолжал Саня усаживаясь за стол. Его не тронул мой трагический голос. — через три дня надо от нашей партии подавать эти списки в избирательную комиссию. Как только они там окажутся, их зарегистрируют — все, обратного пути нет… Я до сегодняшнего дня был третий в городской совет… Вполне проходное место… Но, вдруг оказывается, что твой Шеф договорился с моим… И я уже буду пятым… А вперед протолкнули двух людей из вашего штаба…

— Кого? — насторожился я. Это была совершеннейшая неожиданность.

— Моню Тульского и еще одного бизнесмена. Совершенно левого. Первый раз вижу…

— Моню? — я был поражен своей непосвященности.

— Да.

— Вот это цирк… Моню… Ну… А… А второй кто?… Не важно… Списки партийная конференция утверждает… Она ведь у вас прошла уже, и списки утвердили?

— Соберут внеочередную. И проголосуют. Завтра.

— Вот, блин… Новости… Что я могу сделать?

— Ты можешь со своим Шефом поговорить, чтобы меня на месте оставили?

Я задумался.

— Сань, это не так просто… Я в такие вещи не посвящен. Не могу же я к нему заявиться и сказать — не пори, мол, чушь. Оставь моего друга… Наверняка, они уже все решили… И какое я имею право вмешиваться?

Саня погрустнел.

— Ну ты же с ним плотно общаешься…

— Ква, не станет он слушать. Скажет — «я перед тобой свои обязательства выполнил?» Выполнил. «Ты в списках?» В списках. «А это — мои дела. Не лезь.» Все… Конец разговора. Это дела другой партии, другого штаба. «Ты, Серега, здесь разберись, со своей работой». И, будет, в принципе, прав…

— Но это же кидалово, по отношению ко мне…

— Кидалово… Но у вас же там не овцы в партии… Не голосуйте на конференции за новый список. И все дела! Они ничего не поделают.

— Ладно, переговорю с кем смогу… Если с ними уже не договорились, пока я раскачиваюсь…

— Вот-вот. Не теряй время. Это же всех касается, кто после тебя в списках стоит. Их ведь тоже сдвигают…

— Обоссуться, боюсь. Не привыкли лезть на рожон. Ты же знаешь наших, проституток наших. Проглотят. А может и нет. Тоже пахали на выборы, как верблюды.

— Ну вот, не паникуй, поговори с людьми, созвонись… Поддержат многие, я думаю.

— Ой, как надеюсь… Но есть у меня еще запасной ход. Папка со списками заверенными у меня. Вот она, папочка, сейчас покажу. Возьму и подам втихаря, зарегистрирую в комиссии… А там — пусть хоть на головах ходят. Обратного пути не будет.

Саня вышел в коридор и вернулся с коричневой кожаной папкой. Подмигнул озорно.

— Все тут списочки, с печатями, подписями, протоколами… Ношу с собой, не расстаюсь.

— Гммм. Спер, что ли?

— Ха, уметь надо, — развеселился Саня.

— Ты не резвись сильно. Без поддержки ничего не получится. Выкинут из партии — и гаплык всей карьере…

— Я с председателем городской организации договорился. С Юркой. Ты его знаешь… Обещал поддержать, в случае обострения.

— Я его плохо знаю. Смотри, чтобы первый тебя не сдал…

— Не сдаст. Мы с ним закорешились…

— Ну-ну… Закорешились. Много ты на выборах людей встретил, на кого положиться можно? — я удивился Саниной наивности.

— На Юрку можно положиться. Он нашего возраста, еще не успел скурвиться.

— Да, много ты знаешь… Но, Моня, Моня… Не ожидал. Резвый пидор. Я ж его и приблизил к Шефу… Вот так… Знаешь, я поговорю с Шефом. Не съест он меня.

— Спасибо, старик… Выручишь. Много я от этого не жду, но хоть какая-то поддержка.

— Хорошо, Саня, завтра и поговорю…

Когда он ушел, я пересказал Люсе нашу с Саней беседу. Она не видела ни какого практического смысла в моем разговоре с Шефом. Я с ней, в принципе, был согласен.

— Значит так, — подвел я черту, — попробую, если столкнусь с ним. Специально на беседу напрашиваться не буду. Он этого не любит, когда лезут со скользкими проблемами.

— Правильно, кися, — согласилась Люся, — давай я ванну наберу. С морской солью. Сегодня купила.

Горячая вода с ароматом моря, быстра заживила неприятные царапины от размышлений о Моне, Шефе и несправедливом отношении к Квакину. На следующее утро эта проблема не казалась мне такой уж животрепещущей и требующей моего личного вмешательства. И я благополучно о ней забыл до самого вечера, пока мне не позвонила Санина жена Ритка.

Мы не хотим заглядывать в будущее, даже если оно присылает нам на кухню знаки в лице старых друзей, висит перед глазами дымными табачными вензелями, складывается в магические слова из газетной белиберды — слишком страшно, может нарушить покой и выделение желудочных соков. Лучше пройти мимо, отмахнувшись от назойливого шепота в ухо — «ТЫ — следующий!»

«… список кораблей ни кто не прочтет до конца. Кому это нужно — увидеть там свои имена?» — преследовал меня БГ по радио и на МР3 — плеере, но я был глух.

Пора навестить Романова!