Оппозиция, или как противостоять Путину

Бунтэтничности и наша ответственность

Начав разговор о народах, мы вынуждены обратиться к проблеме этничности. Человек— существо общественное. С самого возникновения человека как вида он существует как общности — семьи соединялись в роды и общины, из них возникали племена, развитие государства превращало племена в народы, населяющие страны. Племя, народность, народ, национальность, нация — для всех них этнос является общим, «родовым» понятием. У нас в этом смысле обычно применяется слово «народ».

Придерживаясь различных представлений о происхождении этничности, большинство ученых признает, что общность людей, сложившаяся как этнос, есть присущая человеческой истории форма жизни, подобно тому как животному миру присуща форма биологического вида. Из этого следует, что развитие человеческой культуры происходило не путем ее равномерной беспорядочной «диффузии» по территории Земли, а в виде культурных сгустков, создателями и носителями которых и были сплоченные общности — этносы.

Наши представления об этносах и народах выражены в понятиях Просвещения. С конца XIX века мышление нашей интеллигенции находилось под сильным влиянием исторического материализма (марксизма) — одной из главных концепций Просвещения. В отношении этничности (и связанных с ней понятий народа и нации) конкурирующие с марксизмом либерализм и национализм принципиально не отличались.

Русская культура, воспринявшая идеалы Просвещения, приняла и его универсализм — идею о прогрессе и движении к единому человечеству, соединенному общими ценностями. Русская культура дополнила и усилила этот универсализм православной идеей всечеловечности. Для нас это дополнение было очень важно — и Российская империя, и Советское государство исключали ассимиляцию народов как технологию. Те, кто хотел, вливались в состав русских, остальных не принуждали. Представление о межнациональном общежитии основывалось на образе семьи народов.

Но XX век обнаружил крах универсализма Просвещения. Начатая в России цепь национальных революций, слившаяся в большую мировую революцию, была вызвана нежеланием народов влиться в глобальную систему западного капитализма на правах его периферии. Первая мировая война расколола и сам Запад. Затем важная его часть впала в фашизм и радикально отвергла универсализм Просвещения. При этом соблазн фашизма охватил культурный слой Запада в гораздо большей степени, нежели это проявилось в политической сфере.

Сразу после Второй мировой войны была разрушена колониальная система Запада — при этом этническое самосознание вырвалось с такой силой, которая не укладывалась в рамки рациональности Просвещения. Прошло еще немного времени — и потерпела катастрофу система межнационального общежития, созданная в Российской империи и затем в СССР. И в ответ на все это — неолиберализм, откат к истокам, слепой фундаментализм Просвещения в его самой механистической версии.

Американский философ Фукуяма даже провозгласил, что мы дожили до «конца истории». А на самом деле история нашего времени просто пошла другим путем — вместо классовой борьбы на арену вырвалась борьба в этнических и националистических доспехах. И эти общественные явления оказались гораздо сложнее вроде бы понятных социальных. Так, за последние десятилетия в разных частях мира произошли массовые убийства и настоящие акты геноцида под знаменами разных форм национализма.

Взрывы этнического и национального сознания опрокинули все исторические предсказания левых, правых и центристов XX века. Нам говорили, что эти формы сознания окончательно исчезнут под влиянием индустриального капитализма, демократического государства и глобализации. На деле за период с 1980 по 1995 г. в мире произошли 72 гражданские войны на этнической, национальной, религиозной и расовой почве. После 1995 г. обстановка еще более обострилась.

Нежелание либеральных философов оторваться от индивидуализма, представляющего человека «свободным атомом», делает общественное сознание неспособным принять вызовы реальности. Отказ от реализма в понимании быстротекущих процессов загоняет часто мысль в наихудший коридор из всех возможных. Если учесть, какую силу набрал Запад и его «пятые колонны», то либеральный фундаментализм надо считать угрозой существованию человечества. Само явление этничности как одного из наиболее мощных видов человеческой солидарности целиком выпало из сферы внимания европейской культуры. Этничность стала рассматриваться как экстравагантная и архаичная особенность «диких», почти мифических народов, живущих где-то в сельве или тайге.

В 1990 г., когда уже стали обыденным явлением этнические войны в Азии и Африке, а затем и в самой Европе (Кавказ, Балканы), я работал в университете в Испании. На одном семинаре я задал коллегам вопрос, как они представляют себе понятие этничности. Уважаемый профессор университета Сарагосы ответил мне, что в Европе этничности давно нет, она сохранилась как реликтовое явление лишь у малых народностей самых слаборазвитых стран. Это при том, что испанские газеты ежедневно уделяли 10–20 % своей площади сепаратизму и терроризму баскских организаций, выступающих под флагом этнического национализма.

В рассказе-антиутопии Хорхе Луиса Борхеса «Тлен, Укбар, Orbis tertius» (1944) говорится о том, как ему странным образом досталась энциклопедия страны Тлен. В ней были подробно описаны языки и религии этой страны, ее императоры, архитектура, игральные карты и нумизматика, минералы и птицы, история ее хозяйства, развитая наука и литература — «все изложено четко, связно, без тени намерения поучать или пародийности». Но весь этот огромный труд был прихотью большого интеллектуального сообщества («руководимого неизвестным гением»), которое было погружено в изучение несуществующей страны Тлен. Жители этой страны были привержены изначальному тотальному идеализму.

Либеральный философ Дж. Грей в своей грустной книге «Поминки по Просвещению» называет всю современную западную политическую философию «политическое мышление в духе страны Тлен». Он пишет, что ошибочное представление человека как индивида привело к бессилию либеральной мысли. Она отбрасывает этничность и национализм как труднодоступное пониманию отклонение от нормы. По словам Грея, «подобное понимание господствующих сил столетия… не предвещает ничего хорошего современной политической философии или либерализму».

Какой позор, что наша российская интеллигенция, начиная с поколения Горбачева, впала в это же самое либеральное мышление «в духе страны Тлен»! Сколько крови уже пролилось из-за этого на нашей земле.

Почему представления Запада об этничности так оторвались от реальности? Реформация, а затем Научная революция (возрождение атомизма) произвели в Западной Европе культурную мутацию, породив совершенно новое представление человека о себе самом. Человек стал индивидом, свободным атомом, и это было закреплено как непререкаемая догма. Эта догма, подкрепленная словом великих писателей и ученых, школьными учебниками и газетами, вошла в массовое сознание европейцев. Она поддерживалась и всеми институтами буржуазного общества — и укладом капитализма, и образом жизни атомизированного человека, и социальными теориями.

Когда мы приняли этот уклад и эти теории, сразу попали в мясорубку — огромных денег и сил, которые защищают от нее западного человека, у нас не было и не будет. Но ведь уже видно, что западная политическая философия фатально ошибочна! Как же можно продолжать ей следовать? В ней различие культур рассматривается как эфемерная, несущественная случайность в человеческой жизни и истории. Нас сегодня убеждают, что Россия — часть европейской цивилизации. Скажешь, что культура у нас другая, а тебе отвечают: «Да, но это мелочи». Нас загоняют в «страну Тлен» — а там что с нами сделают?

Мы видим страшный провал того мышления, с которым Запад подходит к проблеме народа — и перенимаем это мышление. Это ужасно, и чем дальше от советской культуры и советской школы, тем страшнее та яма, в которую мы сползаем.

Агрессивный национализм порожден именно Западом и вызван отчаянными попытками атомизированного человека найти новое основание для солидарной общности. Современный индивид, лишенный подлинной основы для самоутверждения, реанимирует архаические пласты и значения культуры. Это он делает в поисках исцеления от страха жизни чужих среди чужих в западных городах, представляющих собой «всеобщие чужбины».

Попыткой вырваться из этого страха индивида объясняет психолог Э. Фромм возникновение расизма и «мифа крови» как радикальных и архаичных проявлений этничности: «Человек, освободившийся от пут средневековой общинной жизни, страшился новой свободы, превратившей его в изолированный атом. Он нашел прибежище в новом идолопоклонстве крови и почве, к самым очевидным формам которого относятся национализм и расизм».

Этот «страх перед чужими» был вызван разрушением общины, лишением человека того космического чувства, при котором он чувствовал себя в мире как в доме. Советский человек совершил великое дело— сумел перенести дух общины в трудовой коллектив индустриального общества. И вот, это наше национальное сокровище грубо растаптывают. Какая носорожья тупость!

Наши либеральные «цивилизаторы», которые думают, что несут свет «отсталому народу», как раз и стали агентами архаизации нашей жизни — и не только в хозяйственном плане, но и в плане межэтнического общежития. Каких страданий это уже нам стоило. А ведь был урок перед глазами — западные колониальные режимы как раз и привели к возникновению «племенного» сознания в захваченных ими землях. А теперь они сокрушаются по поводу «трайбализма, чья мощь оказалась одним из сюрпризов, а в своей ультранационалистической форме — одним из проклятий XX века».

И постсоветские страны испытывают сейчас нарушение этнического равновесия вследствие интенсивных потоков миграции. И невежество политиков в вопросах этничности сегодня очень дорого обходится и мигрантам, и местному населению, и государству.

Это невежество выражается уже в языке, на котором говорят и политики, и чиновники, и СМИ, когда касаются этнических проблем. Чего стоит хотя бы дикий в своей нелепости термин «лицо кавказской национальности»! Когда возмущение этим термином достигло порога, в газетах («Комсомольская правда», 2003) стали писать: «приметы злодея: кавказской народности, на вид — 25 лет». Политики озабочены защитой прав русских за рубежом, например, права школьников на изучение русского языка в Латвии. Об этом говорят как о защите прав соотечественников, хотя и это нелепо. Уже более 15 лет как Латвия — иное государство, русские в ней борются не за возвращение в Россию, а за получение латвийского гражданства, никаких оснований называть их соотечественниками нет (скорее подойдет устаревшее слово «соплеменники»). Напротив, едва ли не большинство абхазов имеют гражданство России, но их соотечественниками называть не принято, хотя они-то как раз точно соответствуют этому понятию.

В результате возникают напряженность и эксцессы, на которые и общество, и государство отвечают на удивление тупо, лишь подливая масла в огонь или закладывая мины замедленного действия. Самой обычной реакцией на межэтнические конфликты являются обычно проклятья в адрес «национализма и ксенофобии», которые раздаются с трибун всех уровней, и милицейские репрессии, загоняющие «дьявола национализма» в подполье. Никто не желает и слышать о «непередаваемой значимости» этнического самосознания. Между тем, как пишет видный ученый-этнолог, эти конфликты говорят об отчаянном усилии людей, «чтобы восстановить те условия жизни, при которых некогда удовлетворялись определенные потребности; чтобы вырваться за вновь окружившие их стены, даже если они только плод фантазии, и попасть туда, где они могут считать себя дома и где, объединившись со своими, они смогут вновь обрести в некоторой степени то, что можно обозначить как чувство физической и эмоциональной безопасности». Эти конфликты — важный симптом социального неблагополучия, но их просто подавляют, нисколько не думая о лечении самой болезни.

Для нас в России проблемы этничности имеют особую значимость. Мы погрузились в глубокий и затяжной кризис, из которого придется выбираться еще очень долго. Взрыв этничности, порожденный культурным и политическим кризисом перестройки, был подпитан развалом хозяйства. Грубое и даже насильственное разрушение общей мировоззренческой матрицы советского народа, глумление над символами национального самосознания и подрыв коллективной исторической памяти создали в массовом сознании провал, который мог быть заполнен только различными версиями идеологий, включающих этнические составляющие. И московские, и местные элиты, и теневые, в том числе преступные, силы в России и за рубежами использовали эти конъюнктурные идеологии в целях мобилизации людей для решения своих политических и экономических задач, чаще всего разрушительных. Те, кто пытался этому сопротивляться, не имели инструментов, чтобы понять происходящее, и не имели языка, чтобы его объяснить людям.

Чем дальше развивается этот кризис и чем большие зоны сознания и обыденной жизни охватывает создаваемый реформой хаос, тем сильнее обостряется у человека потребность вновь ощутить себя частью целого, частью устойчивой социальной общности, создающей если не реальные, то хотя бы иллюзорные защиты стабильного бытия. И в этой ситуации вечного переходного периода самым доступным и очевидным ответом становится идентификация себя с этнической группой. Этническая принадлежность в обществе, столь уродливо расколотом социальными противоречиями, оказывается едва ли не единственной консолидирующей силой. Реформа генерирует и радикализует этничность в России.

Мы не можем закрывать на это глаза в надежде, что все образуется само собой. Мы даже не можем ожидать, что эти проблемы осознает и разрешит государство — и оно, и политические партии, и все институты общества не на высоте этих проблем. Процессы возникновения, демонтажа и пересборки всей этнической структуры России носят «молекулярный» характер и протекают на всех уровнях общества. Мы все лично — их участники и действующие лица. Мы сможем овладеть этой частью нашей трагической реальности только в том случае, если все примем участие в ее изучении, трезвом осмыслении и осторожном обсуждении на всех площадках и форумах.

Здесь — важное поле для теоретической работы и борьбы оппозиции. Пока что она уходит от этой жгучей проблемы, но уйти от нее невозможно, надо осваивать накопленные в мировой науке знания, изучать богатый опыт Российской империи и СССР и формулировать свои установки.

2007 г.