Оптимистка

Вторник, 23 августа

Кейт

Я проснулась в 10.37 утра в чертовски хорошем настроении. В последнее время я могу позволить себе роскошь поспать подольше, что было чуждо мне практически всю жизнь.

Мэдди должна быть на работе, поэтому я вытаскиваю свой ноутбук и пытаюсь найти адрес близлежащего продуктового магазина. Есть один совсем недалеко, я могу дойти до него пешком. Спускаюсь на лифте в гимнастический зал и тридцать минут бегаю на дорожке, потом иду в душ, беру кошелек и телефон и направляюсь за покупками. На выходе из здания обнаруживаю, что вывеска Старбакс тянет меня к себе, как бабочку на огонь. Я не особо люблю все эти модные кофейни. Мне нравятся маленькие, семейные заведения. Тем не менее, я уже в дверях. Заказываю большую кружку черного кофе. Знаю, это раздражает их. Предполагается, что я должна использовать какое-то претенциозное название. Но я вечность не была в подобных местах и отчаянно хочу кофе. У меня нет времени изучать их гигантское меню, чтобы сделать такой заказ, который понравится им.

Мне задают стандартный набор вопросов:

— Молоко, соевое молоко или сливки, не содержащие молока?

— Нет, спасибо.

— Аромат?

— Нет, спасибо. Просто черный кофе.

В ожидании, перекатываюсь с пяток на носок. Когда мне, наконец, подают кофе, так и хочется сказать «ну, давай, иди к мамочке», но вместо этого говорю:

— Огромное спасибо, — особо выделяя слово «огромное».

Наконец, добираюсь до магазина и закупаюсь необходимыми продуктами. По счастью, у них оказался маленький кофейник на две чашки, который достался мне со скидкой за пятнадцать долларов. По дороге обратно держу мешок с продуктами в одной руке, а в другой крепко сжимаю кофейник с таким видом, как будто это Святой Грааль.

Вернувшись домой к Мэдди, решаю немного прибраться. Полагаю, она много работает и ей некогда, потому что в квартире чертовски грязно. Я, конечно, тоже не Мисс Чистюля, но думаю, это меньшее, что я могу для нее сделать. Прошлась пылесосом и привела в порядок кухню и ванные. Закончила около пяти, как раз, когда Мэдди вернулась с работы.

В пять пятнадцать она заявила, что умирает с голоду, так как у нее с утра не было ни крошки во рту и что я просто обязана попробовать суши в баре, находящимся вниз по улице. Я не фанат суши. Знаю, это святотатство в некоторых кругах, к тому же, я вегетарианка. Этот факт существенно снижает разнообразие выбора, а если принять во внимание и мою нелюбовь к рису, то становится понятно, что делать мне там нечего. Но, естественно, я не хочу выглядеть неблагодарной, все-таки я — гость, поэтому говорю ей:

— Отлично, пойдем.

Ресторан набит под завязку, но Мэдди знает метрдотеля по имени, так что нам быстро находят свободный столик.

— Ты часто сюда приходишь? — спрашиваю, потрясенная от такого обслуживания

— Нет, только два раза в неделю.

Киваю головой. Я уже начинаю привыкать к тому, что просто киваю, будучи в шоке от ее образа жизни. Моя мать прожила так всю свою жизнь, поэтому, полагаю, мне не стоило бы так удивляться, все-таки они сестры. Должно быть, тяга к роскошной жизни передается по наследству, хотя мы с Грейс определенно избежали этого.

Начинаю изучать меню в поисках чего-нибудь съедобного и вдруг понимаю, что Мэдди заказывает нам мартини. Мои глаза расширились по пять копеек, но она уже уставилась в меню.

— Что ты будешь заказывать?

Я нагибаюсь и шепчу ей:

— Мэдди, мне всего лишь девятнадцать. Подруга, мне нельзя употреблять спиртное. — Не то, чтобы я совсем не выпиваю, но определенно не настроена на это сегодня. К тому же, у меня даже нет фальшивого удостоверения личности на случай, если официант решить проверить его.

Она прерывает меня взмахом руки.

— Я здесь частый гость.

Это что, типа все объясняет? Я пожимаю плечами и поднимаю брови.

— Хорошо.

Когда принесут выпивку, я отдам ее Мэдди. Что-то подсказывает мне, что она не откажется.

—Ну что, вернемся к еде. Что тебя заинтересовало? — Мэдди радостно пожирает глазами меню.

— Вообще-то, я вегетарианка. Какой у меня есть выбор? — Я быстро пробегаю по ассортименту в попытке найти хоть что-то с овощами.

Она опять отмахивается от меня со словами:

— Я закажу на двоих.

В это время официант приносит наши напитки.

К тому моменту, как официант заканчивает расставлять тарелки с заказанными блюдами на столике, я понимаю, что весь стол заставлен длинными тарелками с разноцветными роллами, ярко-розовой и белой рыбой и кучей васаби. Я в шоке.

— Мэдди, тут какая-то ошибка. Здесь слишком много еды.

— Нет, это все наше.

Я хмурюсь.

— Но здесь как минимум шесть тарелок, а нас только двое.

Она пожимает плечами и смотрит на меня так, как будто я изъясняюсь по-японски.

— В суши мало калорий. К тому же, ты не знала, что выбрать, так попробуй всего понемногу.

Я опять киваю, наверное, уже в сотый раз.

—Хорошо. Мэдди, скажи какие из них без мяса, а то для меня они все одинаковы.

Она начинается смеяться так, как будто я сказала что-то ну очень смешное.

— Думаю, вот эти две тарелки тебе подойдут.

— Ты думаешь или знаешь? Мой желудок не готов к испытаниям.

Она морщит нос.

— Кейт, это отвратительно.

— Извини, я просто говорю, как есть. Если неподходящая еда попадет мне в желудок, реакция будет незамедлительной.

Она все еще морщит нос.

— Просто попробуй суши вот с этих двух тарелок. Все будет в порядке

Я доверяю ее выбору лишь на тридцать процентов. К сожалению, все блюда на столе пахнут для меня рыбой, поэтому я решаю последовать совету Мэдди. Откусываю небольшой кусочек. Непонятный вкус. Я не могу определить, где тут рис, а где рыба. В любом случае, с каждым куском мне приходится сдерживать рвотный рефлекс. Съедаю три куска, запивая каждый большим количеством воды.

Мэдди приканчивает оба мартини и огромное количество суши. Когда нам предлагают взять с собой оставшуюся еду, она отказывается. Я не шучу. Если бы эти суши не пахли так погано, я бы растянула на два дня то, что она сейчас собирается просто выбросить.

Когда приносят чек, она достает кошелек, а потом аккуратно бьется головой о стол. У нее явно тяга к драматизму.

— О боже, я, должно быть, забыла кошелек дома. — Она смотрит на меня щенячьими глазами и становится очевидным, что платить придется мне. — Без проблем. Я заплачу. — Все-таки я ее гостья и это меньшее, что я могу сделать за то, что она позволила мне пожить у нее несколько дней.

Она толкает мне счет. Я в ужасе. Сто семьдесят три доллара! У меня в кошельке только три бакса, поэтому протягиваю свою единственную кредитную карту. Ту, которую берегла на непредвиденный случай. Ту, которую стараюсь вообще не использовать. Я довольно экономна с деньгами, и не потому, что скряга, а потому что каждый месяц мне нужно оплачивать счета. Никто другой за меня этого не сделает.

Я всегда оставляю немного денег на развлечения или чтобы помочь друзьям, попавшим в затруднительное положение. Но вот сейчас я просто выбросила эти деньги на ветер, потратив их на ужин. Убеждаю себя, что все в порядке, так что к моменту возвращения официанта, я примирилась с тем фактом, что эта ситуация — еще один жизненный опыт и когда-нибудь я, скорее всего, просто посмеюсь над этим.

Мэдди извиняется и удаляется в уборную, пока я расписываюсь в квитанции. К моменту ее возвращения, мой желудок начинает издавать булькающие звуки. Это напоминание о том, что очень скоро мне придется платить за то, что я только что съела.

Мы несемся домой, и я едва успеваю дойти до ванной, чтобы не уделать штаны. Кульминационный момент моего суши-опыта носит яростный, взрывной характер.

Закончив тщательно прочищать свой кишечник, решаю просто поваляться в кровати и почитать. С девяти тридцати, начинаю смотреть на часы каждые пять минут. В десять начинаю ходить из угла в угол. К десяти тридцати я практически протерла дорожку на ковре. Руки все мокрые от того, что я вцепилась в телефон мертвой хваткой. Смотрю на него вот уже пятнадцать минут. В Калифорнии все еще рано. Говорю себе, что, скорее всего, он на пляже. Но что, если он пришел домой и просто избегает меня, потому что вчера мы оба чувствовали себя не в своей тарелке. Черт, Кейт, да позвони ты ему и все узнаешь, иначе неизвестность сведет тебя с ума. Нахожу его номер и нажимаю на кнопку вызова.

На экране появляется фотография смеющегося Гаса с длинными, обесцвеченными палящим солнцам волосами, свисающими на один глаз. Второй же, кажется, подмигивает мне. Когда я набираю его номер, то всегда сначала смотрю на снимок, перед тем, как приложить трубку к уху. Таким образом, он вроде как приветствует меня в своей особой, свойственной только ему, манере. Я начинаю улыбаться и расслабляюсь. Раздалось уже четыре гудка, и я ожидаю, что после пятого включится голосовая почта, но он отвечает на звонок.

— Пожарная станция. У телефона Гас. Вы поджигаете, мы тушим. — Он прерывисто дышит.

— Эй, чувак, где горит?

Гас делает несколько вдохов, пытаясь успокоить дыхание.

— Прости, выгружал из машины свою доску для серфинга. Я слышал, что звонит телефон, но чертова дверь оказалось заперта.

— Я думала, что на твоей машине сломаны замки.

— Так и было. Но, как видишь, теперь это не так. Не понимаю, что происходит. Наверное, где-то что-то замкнуло.

— Может, тебе стоило бы поменять машину? — вношу свое предложение, только потому, что знаю, оно вызовет дискуссию.

— С чего бы это? — Он притворяется оскорбленным до глубины души. Мы развлекаемся так, по меньшей мере, раз в неделю.

— Ну, не знаю, наверное, потому что твой грузовик 1989 года выпуска. Или потому, что у него на спидометре больше 300000 миль. Или потому, что в нем постоянно что-то ломается. — Я буду безумно расстроена, если он избавится от него. Мне нравится эта машина, главным образом потому, что она представляет из себя кусок дерьма. Но он так печется о ней, что я с наслаждением подшучиваю над ним.

— Подруга, к ней просто нужно приноровиться. У моей малышки есть характер. — Его защитная речь эффектна.

Я смеюсь.

— Знаю. Мне нравится твой грузовик и его нрав. — А потом я меняю тему разговора.

— Как волны?

— Хреново. Полагаю, туристы и все, кому не лень в округе взяли в аренду доски, и пошли покорять волну. Это полный капец. Почему люди думают, что если они посмотрели пару фильмов о серфинге, то уже можно пытаться встать на доску, чтобы поубивать здесь всех. Знаешь, когда мне было шесть лет, и я попал на родео, то мне до ужаса понравился парень, катающийся верхом на быке. Но при всем этом мне же не пришло в голову самому запрыгнуть на животное, чтобы повторить. Ведь есть же какие-то правила, этикет, черт возьми.

— Да.

— Как прошел твой второй день в Миннесоте?

— Неплохо. Вечером мы с Мэдди наелись суши.

— Суши? Ты же терпеть их не можешь. — Как приятно знать, что где-то там есть тот, кто знает о тебе все.

— Ага. Ну не то, чтобы и я им понравилась. Мэгги перепутала, какие из них с рыбой, а какие без.

— Подруга, только не говори, что тебя посетил мясной понос. — В его голосе слышится беспокойство за меня на пару с весельем. Гас, так же, как и я, уже много лет не ест мясо, поэтому прекрасно знает, что может натворить с пищеварительной системой даже маленький кусочек мяса.

— Так и есть. Было просто отвратительно.

— Капец. Мне жаль, — говорит он, сам смеется тем грудным смехом, который мне так нравится.

—Тебе смешно только потому, что не ты был тем, кто практически наделал в штаны перед тетей, которую едва знает. — Я тоже смеюсь, радостная от того, что мы нормально общаемся, а не молчим как вчера.

Он начинает смеяться еще громче, а потом делает глубокий вдох, пытаясь успокоиться.

— Прости, Оптимистка. Мне было необходимо расслабиться.

Гас еще несколько раз хихикает, а потом замолкает. А я опять начинаю нервничать.

— Гас? — Пытаюсь как-то сдержать эмоции, но голос выдает меня с головой.

— Да, — протяжно говорит он, как будто уже зная, о чем пойдет разговор.

— Давай будем честны друг с другом? Это... произошло. Мы не можем делать вид, как будто ничего не случилось. Нам нужно поговорить.

Он громко выдыхает.

— Согласен.

На какое-то время возникает пауза, никто не хочет начинать первым. Наконец, Гас открывает рот.

— Послушай, знаю, мы были пьяны, как бы избито это ни звучало, поэтому произошло то, что произошло. У меня не было грандиозных планов напоить и соблазнить тебя.

Он что, пытается поступить по-рыцарски? Нам все равно нужно обо всем поговорить.

— Я не была пьяна. Я выпила два стакана вина за четыре часа. Ты тоже выпил едва ли больше меня. Ты зол? Я не хочу, чтобы между нами была недосказанность. Знаешь, я тоже этого не планировала.

— Да, я знаю. — Определенно он говорит искренне.

Некоторое время мы молчим.

— Ты еще здесь? — спрашиваю я.

— Ага.

— Так, что мы будем делать? Не думаю, что для таких случаев есть какая-нибудь инструкция. — Мой голос спокоен, но внутри все трясется. Ненавижу это состояние. Обычно, я ничему и никому не позволяю волновать себя. Уже несколько месяцев я не чувствовала себя подобным образом.

А потом он тихо, робко спрашивает:

—Ты сожалеешь?

С шумом выдыхаю воздух из легких. С ним уходит и небольшая часть моей нервозности.

— Ты что, действительно меня об этом спрашиваешь? Гас. Ты же знаешь меня. Мой девиз: — Никаких сожалений. — Сожаление ведет к сомнениям, злости, огорчению, а я не могу себе позволить ничего из этого.

—Да.

Мы опять молчим несколько секунд. Я жду, что он продолжит, но Гас всегда молчалив, когда что-то обдумывает, поэтому я просто даю ему время.

Когда сил терпеть уже не остается, я спрашиваю:

— А ты сожалеешь?

Он фыркает, и мне не понятно, то ли от раздражения, толи от чего-то еще. Но когда Гас начинает говорить, я понимаю, что ему смешно.

—Оптимистка, мне, черт возьми, двадцать один год. У нас был секс. Как ты думаешь?

Он прав. Но я хочу четких ответов. А не еще больше вопросов.

— Но это был секс со мной!

— Подожди. — Я слышу щелчок зажигалки и то, как он глубоко вдыхает сигаретный дым, делая первую затяжку.

— Тебе нужно бросить курить, — тихо ворчу я. Это привычка. Я постоянно ругаю его за то, что он курит. Даже, если не вижу и не чувствую запаха табака в воздухе, все равно должна сказать об этом.

Гас делает еще одну затяжку и я слышу, как он выдыхает.

— Я знаю, но давай не будем сейчас об этом. — Неожиданно его голос становится грустным. Я немедленно прекращаю нападки и даю ему возможность докурить, потому что это его успокаивает. Так же, как меня игра на скрипке. На сегодня я прощаю ему эту слабость.

— Прости, — извиняется он. — Я не знаю... это была ты, но это было... То, что случилась несколько дней назад... я не знаю...

Я не произношу ни слова, потому что знаю, что он пытается подобрать правильные слова. Гас всегда был таким. Он — творческий человек и никогда не разбрасывается словами. Поэтом я жду. Я всегда была терпеливой.

— Я могу поговорить с тобой как просто парень, а не друг? Так, как будто ты тут ни при чем? —Сейчас на другом конце трубки спокойный, разумный, честный Гас.

Мой Гас.

— Ну, если так нужно…

—Та ночь была невероятна. — Его голос звучит оживленно. Обычно он говорит так, когда демонстрирует мне новую песню или, когда ловит гигантскую волну, которая несет его до самого берега. — Может, это и звучит слащаво, но ты перевернула мой мир. — Тут он прав, действительно слащаво. Но это же Гас. Я знаю, что это идет от чистого сердца, потому что он никогда не смущался говорить со мной обо всем. — У меня было много, очень много девушек, но эта ночь была другой. Не случайной. Это было... не знаю… единение душ. У меня никогда такого не было. Я не мог насытиться тобой. — Он вздыхает и его голос становится тише. — А потом все закончилось, и ты уехала из города.

— Гас, — говорю я, пытаясь ободрить его, и себя заодно. Потому что я была согласна со всем, что он только что сказал.

Слышу, как он прикуривает еще одну сигарету.

— Знаю, знаю, — говорит он. Я молча ожидаю, потому что не совсем понимаю, куда ведет нас этот разговор. Но я абсолютно уверена, что человек на другом конце провода, и дружба с ним для меня — весь мир. Он мой лучший друг. Всегда им был. Он все, что у меня есть.

— Оптимистка, я не хочу обманывать тебя. Знаю, мы не можем быть вместе. Черт, я даже не уверен, хочу ли этого вообще. Ты знаешь, я против отношений. Без обид. Не хочу оскорбить тебя. Просто... ты была моей лучшей подругой целую вечность. Мы все делали вместе. Мы вместе прошли через такое дерьмо. А потом... бац! Ты переезжаешь за тысячу километром, меня ожидает непонятно что со звукозаписывающей студией, да еще то, что мы занимались сексом. Лучшим сексом в моей жизни. С тобой, моей лучшей подругой. И я чувствую себя так, будто... не знаю... как будто... всему конец. Но я не могу потерять тебя. Мне нужна моя лучшая подруга.

Он даже не представляет, насколько прав. Иногда я думаю, что он читает мои мысли.

— Проклятье, Гас. И когда ты только успел стать философом?

Я хотела сделать ему комплимент, но он, конечно, все неправильно понял. Ненавижу телефоны. При разговоре необходимо физическое взаимодействие. Мне нужно видеть собеседника, его телодвижения и невербальные сигналы. Мне нужно, чтобы видели меня.

Так же, как и Гасу. Он раздражен, несмотря на то, что выговорился.

— Оптимистка, давай без шуток. Блять, я пытаюсь быть честным с тобой.

— Я не шучу. Я абсолютно серьезно. — Терпеть не могу недопонимания. —Черт, мне бы так хотелось видеть тебя сейчас. Нужно зарегистрироваться в скайпе или чем-то подобном, потому что эта фигня по телефону совсем не то. — Я раздраженно фыркаю. В наших отношениях это в порядке вещей. Мы настолько хорошо друг друга знаем, что можем общаться просто посредством фырканья, вздохов и мычанья, передавая, таким образом, сообщения и эмоции, которые большинство людей выражают словами. И мне это очень нравится.

—Я согласна со всем, что ты только что сказал. Уверена и в том, что сказала до этого; я не хочу, чтобы между нами была недосказанность. Я люблю тебя. И ты это знаешь. Я всегда буду любить тебя. Но я не могу потерять тебя. Прямо сейчас мне больше всего нужен лучший друг, так что тут и говорить не о чем. Вспомни, ты разговариваешь с Кейт Седжвик, одиночкой по жизни.

— Не говори так, — обрывает он меня на полуслове.

Он прав.

— Я знаю, прости... Просто даже, несмотря на то, что сейчас мы живем каждый по себе... я хочу знать, мне необходимо знать, что я всегда могу набрать твой номер. Если нужно пожаловаться на учебу.

Он опять прерывает меня.

— Ты никогда не жалуешься, Оптимистка. Даже если бы ты и хотела, то ничего бы не вышло. Ты же отличница, чудо в перьях.

Я смеюсь, потому что он всегда подкалывал меня по поводу оценок, особенно после того, как я закончила школу с отличием. Тем не менее, Гас гордился мной, потому что так поступают лучшие друзья. Он не понял, что я имела в виду отнюдь не учебу. Поэтому продолжаю:

— Ну, а что делать, когда мне жизненно необходимо, чтобы ты погуглил вегетарианский ресторан поблизости, а я сама не могу этого сделать, потому что у меня допотопный телефон без интернета, я не знаю Миннесоты и не хочу опять подхватить мясной понос.

Он еще раз прерывает меня.

— О господи, ты бежишь впереди паровоза. Тебе так не кажется? У них вообще есть вегетарианские рестораны в Миннесоте? Разве там нет своего рода закона против вегетарианства? Это ведь все-таки Средний Запад. Предполагается, что они едят мясо на завтрак, обед и ужин. Ведь так?

Я говорю:

— Или потому что мне просто нужно слышать твой голос, потому что ты мой друг, моя семья, мое прошлое. Потому что ты — это я.

Гас становится серьезным.

— Я всегда рядом. Тебя ждут потрясающие открытия, Оптимистка. Ты будешь самой лучшей в мире учительницей.

Я не напрашиваюсь на комплименты, но мне безумно приятно от этих слов. Я всегда хотела стать преподавателем для детей с ограниченными возможностями.

— Я буду рада стать и просто учителем, не самой лучшей в мире. А вот ты будешь самой яркой рок звездой, которую видел этот мир.

— И я буду давать концерты, чтобы оплатить счета. Звучит? Не думаю, что выдержу еще шесть месяцев на этой гребаной почте.

Гас, как и я, не напрашивается на комплименты, но мне нравится их делать. Не для того, чтобы подлизаться, а просто высказать то, что идет от самого сердца.

— Ты такой талантливый, ты станешь великим Густав Хосорн. Только не позволяй своему эго взять над тобой верх. Хорошо?

Я пошутила по поводу эго, но Гас серьезно отвечает мне:

— Для этого у меня есть ты, Оптимистка. Просто продолжай напоминать мне, что я просто Гас... и не настолько крут, как твердят все эти лживые ублюдки.

— Заметано. — Не могу удержаться, чтобы не добавить: — Но ты крут. — Он должен это знать. Гас — самый одаренный музыкант, которого я видела, а я встречала многих. До недавних пор музыка была моей жизнью. Мы с Гасом посещали частную музыкальную школу в Сан-Диего, которая называлась «Академия». (Она находилась вниз по улице от того места, где мы оба жили). Гас играл на гитаре, пианино и пел. Я играла на скрипке. В Академию съезжались люди со всей страны. У нас учились до ужаса талантливые дети, но Гас стоял особняком. Он всегда воодушевлял меня.

Последние два года он выступает со своей группой. Гас пишет музыку и стихи. Почти каждые выходные они играют в местных барах по всей южной Калифорнии, Несколько месяцев назад исполнительный директор успешного музыкального лейбла побывал на их концерте в Лос Анджелесе и подписал с ними контракт. Две недели назад они закончили записывать свой первый альбом. Гасу не нравится, когда их музыку как-то классифицируют, но вообще, они играют на гитарах альтернативный рок. Они великолепны, а Гас — их сердце, их лидер. Он станет успешным и знаменитым.

Гасу надоело быть серьезным, и он снова начал шутить.

— Подруга, предполагается, что ты станешь противоядием для моего раздутого эго. Отомри.

Я смеюсь. Похоже, разговор подходит к концу, и я рада, что он заканчивается на хорошей ноте. Мы опять как прежние Кейт и Гас.

Но потом его голос становится серьезным и даже немного нервным.

— Оптимистка?

Я начинаю нервничать.

— Да?

— Я задам один вопрос? И больше никогда не подниму его снова.

— Конечно. — Это больше похоже не на вопрос, а на утверждение.

Он нервно хихикает.

— Я не прошу мне льстить, — говорит Гас спокойно. — Но мне нужно знать, чтобы закрыть эту тему. — Я съеживаюсь, потому что думала, что мы уже все решили.

— Тебе понравилось? Ну, знаешь, у тебя были другие парни и все такое... но со мной... было ли как-то по-другому?

Я молча улыбаюсь, потому что разговор совсем не о том, о чем подумала я. Гас — парень и его эго отчаянно нуждается в похвале. Как уже было сказано, я не расточаю комплименты направо и налево. Они настоящие, искренние. Поэтому я честно отвечаю:

—Ты перевернул мой мир.

—Подруга, только не надо преувеличивать. — Он думает, что я насмехаюсь над ним, копируя его слащавую, но искреннюю фразу.

— Это не так. Как только мы кладем трубки, я немедленно загружаю скайп. Послушай, Гас, это была лучшая ночь в моей жизни.

— Гм. — Я улавливаю улыбку в его голосе. Его эго получило то, чего хотело.

— Только не возгордись, — подшучиваю я над ним.

— Слишком поздно. Я люблю тебя, Оптимистка.

— Я тоже, Гас.

— Спокойной ночи.

— Спокойной ночи.

С восстановленным спокойствием духа включаю ноутбук и ищу загрузочный файл для Скайп. Я собираюсь до мельчайшей детали разобраться в программе. А после этого пойду спать.