Опыт поколений

Глава 15

Как же оказывается хорошо, когда просыпаешься утром в нормальной постели, где рядом не лежат ещё двадцать человек в попытке перехрапеть друг друга, благодать. Понять все прелести обычной, казалось бы, жизни, можешь только тогда, когда перед этим получил возможность побаловать себя каким нибудь экстремальным вариантом.

Полный переезд, на новое место, занял у нас четыре дня, это если считать день, когда люди Ерёмина закончили консервировать построенный нами городок. Бросать его на произвол судьбы не стали, как всё дальше сложиться одному богу известно, это мы уже проходили. Сегодня вроде в хоромах живёшь, а завтра снова на улице можешь оказаться. То что построено своими руками никуда не денется, если конечно, какие нибудь агрессоры снова не попытаются наезд устроить. В день открытия станции, я успел, до вечера, перебросить на неё людей Ухова, которые сразу же занялись осмотром судна, они и ночевали на нём, на берег только гонца за продуктами присылали. А чем на корабле хуже, двигатель завели, теплом себя обеспечили, даже свет у них самый настоящий, от лампочки, а не как у нас от керосинки.

Вторым заходом перевёз остальных моряков, которые тоже не отходят от посудины по сей день, как они её делить собираются, даже думать об этом пока не хочу. К вечеру, этого же дня, сюда доставили все продукты из лагеря и гражданских, а на третий день забрали разведку, связистов, успевших свернуть протянутую линию и весь мелкий и крупный инструмент.

А вчера вечером водитель привёз и группу Ерёмина, так что теперь мы все обитаем на станции и утром у нас, как в старые добрые времена, гудит гудок, правда паровозный, подавая сигнал о том, что пора просыпаться и собираться на работу.

Разбудил меня, так же как и вчера гудок. Хорошо конечно, когда будильник есть, но вот когда он, можно сказать, под самым ухом ревёт, то рано или поздно наступит время и кто нибудь не выдержит, и поколотит машиниста. Не знаю, кто как, а я долго такого точно не выдержу.

Потянулся на широченном диване, приходя в себя от неожиданного свиста на улице, вылез из под одеяла, сунул ноги в комнатные тапочки и прямо в пижаме вышел в коридор, пойду умываться. Вместе с кабинетом мне достались и кое какие вещи старого хозяина, росточка он видно был не маленького, потому что мне подошло практически всё. Отобрал то, что буду носить прямо сейчас, отдал девчонкам, они вчера всё простирнули, выгладили и вечером я уже щеголял в новой пижаме, демонстрируя её зашедшему на огонёк Сутягину.

Весь второй этаж, мужской, поэтому ходим здесь свободно, только переход стараемся проскочить по быстрому, что бы не смущать людей живущих внизу. В моём крыле, кроме меня поселились все командиры, в количестве пяти человек, они перетащили себе койки из комнаты левого крыла, выдернули оттуда пару тумбочек и сдвинув столы на середину, вполне нормально устроились. На другою половину заселили всю разведку, по моему личному указанию, если разведка это элита, то и жить она должна в более комфортных условиях, чем остальные. Заняли они правда только одну комнату, решили что вдевятером им места вполне достаточно будет, а вторую я оставил так сказать на перспективу, она пока стоит закрытой.

Сегодня у нас знаменательный день, после проверки всех систем и распределения обязанностей, в свой первый рейс, под началом нового капитана, должен выйти в море наш траулер. Корабль оказался именно траулером, а ни чем то иным, всё очень просто в трюме у него лежит трал, значит и судно так называется. На должность капитана заступил мичман Ухов, не потому что он первый приехал и должность себе застолбил, а потому, что до службы, два года, ходил в море в качестве рыбака, на чём то похожем. Команду себе он подбирал, тоже по такому принципу, сначала в штат принимают всех, кто имеет понятие о рыбной ловле на сеть, само собой мотористов, тех кто нёс вахту в качестве рулевого и только потом подходящих людей, на разные другие должности. Всего на это занятие привлекли четырнадцать человек, все бывшие моряки, не нашлось среди гражданских и пехотинцев нужных людей, а так бы и им не отказали.

По этому поводу, после завтрака, запланировано торжественное отплытие, правда в качестве почётных гостей и провожающих будем только мы с Роговым, но думаю и нас достаточно. Я на мероприятии буду, как начальник станции, а Рогов в качестве смежника, вот уже, как два дня, под ним находится рыбный комбинат, работники которого ждут не дождутся поставки продукции, на переработку.

Второй день я питаюсь в ресторане, как и все остальные жители нашего привокзального посёлка. И пускай меню пока что не отличается разнообразием, и делать заказ на различные блюда даже и пытаться нечего, но вот всё то, что тебе полагается, на момент посещения ресторана, приносят официанты. Их у нас аж два, вернее две, ровно столько же сколько и поварих. Обстановку в заведении решили не менять и не упрощать внешний вид помещения, на столах так же застелены скатерти, лежат приборы и еду приносят в нормальных тарелках, с такими незатейливыми рисунками, на тему лесной живности. Люди от всего этого получают массу удовольствия и надо заметить, не смотря на то, что в основном имеют пролетарское происхождение, ведут себя подобающе. Каждый завтрак, обед и ужин, превращается в маленькое представление, в котором все мы одновременно и зрители, и актёры.

Торжественное мероприятие, как и полагается, началось с построения и доклада капитана, старшему по званию, о готовности корабля к отплытию. Затем я сказал пламенную речь, в стиле пролетарских ораторов и даже закончил её лозунгом на тему: «Даёшь больше рыбы, большой и маленькой». После этого моряки погрузились на борт корабля и отплыли, но совсем не далеко. Не смотря на то, что у них солярки полный бак, а это примерно шесть тысяч литров, решили начать её экономить с первого же рейса. Да и смысла плыть, куда то далеко пока нет, экипаж на сработался. Многие матросы, функции которые им поручили, будут выполнять впервые в жизни, пускай и имея за плечами краткий курс обучения от капитана. И ещё, не определились с самым главным вопросом, а есть ли в здешнем водоёме рыба. Может тут водится только килька или тюлька, с хамсой, а ячейки у нашего трала такие, что такая рыбёшка в них на долго не задержится. Так что пока рыбачить будем в прибрежной зоне.

Что же пожелали морякам удачи, можно и сухопутными делами заняться. Пойдем с Роговым осматривать рыбозавод, по его словам они полностью готовы к приёму рыбы. Нашлись среди нас люди которые и засолить её смогут, и в копчении толк знают, только вот из специй у нас только одна соль, но спасибо и на том, что хотя бы её поставили и надо заметить, что расщедрились сверх меры. Из пяти вагонов, что стоят на станции, два оказались с ней родимой, хоть бери да продавай.

Для начала мичман оставил у себя десять человек, с учётом того, что ему придётся самому заготавливать дрова для коптилен, потом пилить их на мелкие чурбаны, стараясь получить, как можно больше стружки, заниматься разгрузкой и обеспечивать порядок в помещениях. Всё конечно зависит от того, сколько рыбы удастся поймать, может и среди этих лишние будут. Но пока они все при деле, с утра шесть человек уехали за дровами, у нас только ёлки и сосны рядом растут, а им такие не подходят, вот и катаются почти за километр, за разными лиственными породами. Двое готовят коптильни, ещё двое пилят дрова, мы даже ни кого от сюда не привлекаем для строительства дороги, которая должна будет соединить завод и станцию, хотя волокиты с ней навалом.

Жилые помещения в этом здании заняли работники предприятия, матросы траулера, и десяток пехотинцев, работающих на прокладке дороги, им пришлось под жилье забрать все пустующие кабинеты. Кроватей конечно не хватило на всех, но пока так перебиваются, топят побольше и говорят, что и на полу спать нормально. А вообще это наша проблема, отсутствие спальных принадлежностей и мест, где их можно использовать.

Проскочив, пока что пустой цех разделки и подготовки, вышли к коптильням, двое матросов, в тельниках, во всю кочегарили, бегая туда сюда, от одной коптильни к другой, из которых, во время открытия дверей, дым выходил наружу.

— Это чего тут, так всё время будет? — спросил я Рогова, стараясь не закашлять.

— Нет, мужики проверку делают, надо же знать сколько стружки ложить, что бы рыба не сгорела или не дай бог, не осталась сырой. У каждой коптилки свой норов, к ним прежде чем чего то делать, приноровиться надо.

— А коптить когда будите?

— Сначала пускай рыбы наловят, а через денёк и мы приступим.

— А чего так поздно? — не унимался я с вопросами.

— Нормально, посмотрим, что ещё за рыбу приволокут, может дня то и маловато будет. Её же в рассоле надо держать, а каждая рыба им по разному пропитывается.

— Не знал, что в этом деле так много тонкостей.

— Что ты, я и сам не знал, пока меня мои мастера не просветили. Повезло нам с ними, не будь их мы бы, к примеру, с тобой тут много накоптили.

— Это уж точно.

Больше разговаривать в таком дыму я не смог и мы вышли на улицу, а от туда через ворота зашли на склад, где хранилась соль. Здесь на полу стояло десятка два бочек с водой.

— А зачем воду в них налили? — спросил я у мичмана.

— Проверку проходят на живучесть, мы же не знаем, как долго они тут сохли. Поэтому и решили проверить, прежде чем класть рыбу и рассолом заливать.

— Да и насолили бы мы с тобой тоже много — усмехнулся я.

— Нет, в этом деле я у них главный. Чего чего, а засолить сумею, я с детства рыбу солил, я же сам из Тагонрога, у нас там рыбы навалом — гордо возразил мне Рогов.

Мы поговорили ещё о разных видах рыбы, о том какую доводилось ловить моряку, о гастрономических пристрастиях, каждого из нас и о том, что не мешало бы с первого улова нажарить, давно ставшего деликатесом, продукта и накормить всех до отвала. А затем я оставил мичмана дожидаться корабля, на пристани и отправился на вокзал, там сегодня Ерёмин должен зенитки устанавливать, на новое место. Прошёл вырубленные и выкорчеванные кусты, добрался до лесополосы, где наши мужики во всю валят лес, во главе со старшиной и пройдя между ёлок, вылез на булыжную мостовую. Вот сколько не смотрю на это здание, что стоит в конце площади, всё не перестаю любоваться им, умели же раньше строить, даже представлять не хочу, как бы смотрелась на его месте панельная пятиэтажка, к примеру.

Обогнул здание справа и сразу же наткнулся на машущего руками матроса, чего то яростно доказывающего Ерёмину.

— О чём спор — поинтересовался я у них.

— Вот командир, я ему доказываю, — обратился ко мне матрос, которого я успел уже запомнить, но имени его так и не знал — что орудие здесь надо ставить, между вокзалом и складом, а вагоны растолкать в стороны. Позиция что надо будет, сможем контролировать почти всю округу. Мы же не можем знать откуда противник подойдёт, у нас же нет о нём ни каких развед данных. А вдруг он со стороны моря попрёт, так мы раз орудие крутанули, пока его братишки у берега сдерживать будут, а потом и их прикрыть сможем, ежели они драпанут. Тоже самое и со стороны леса и главное вокзал у нас всегда под прикрытием, а в нём оборону проще держать. И чего, скажешь не прав я?

— Что думаешь, сержант, парень дело говорит? — спросил я Ерёмина.

— Может и так, а куда прикажите, цистерны отгонять и как их там караулить?

Я задумался, конечно Ерёмин прав, когда горючка можно сказать всё время на глазах находится, то как то спокойнее, а с другой стороны и моряк всё верно изложил.

— Окапывайтесь здесь, место хорошее. Со стороны леса к нам только пешие подойти могут, думаю против них орудие применять не придётся, поэтому вы его в сторону моря нацельте. Пока так, а там видно буде. А второе куда ставить решили?

— Я предлагаю так же, как и это, только с другой стороны вокзала. Там надо парочку ёлок спилить и обзор нормальный будет — высказал своё мнение матрос.

— А ты чего скажешь? — спросил я у сержанта.

— Если это здесь стоять будет, тогда и по второму у меня возражений нет. Вот только что делать будем, ежили со стороны леса, кто объявится?

— Пока давай так сделаем, а если какие нибудь изменения в обстановке произойдут, тогда и решать будем. Вон возьмём паровоз, да все вагоны в тупик отгоним.

Хотя всю имеющуюся у нас горючку, оставлять без присмотра, я наверное ни за что бы не стал. Но решать сейчас чего то, не имея даже представления откуда может подойти вероятный противник, не хочу, зачем загружать и так перегретые мозги.

Поднялся на чердак, здесь Сутягин с разведчиками местность изучает, пока остальные руками работают он решил, что ему можно и мозгами малость пораскинуть. Отсюда всё вокруг очень хорошо просматривается, вот и пытается разведчик определить самые слабые места в нашей будущей обороне. А по мне, как ты их не выискивай, все по любому не закроешь.

— Ну и на чём остановились? — спросил я его, подходя к смотровому окну.

— На чём, минировать подходы будем, вот на чём.

— Это ты хорошо придумал, давай лучше взорвём всё здесь на хрен, так ещё спокойнее будет. Минировать, а если к нам люди начнут выходить, ты что же думаешь, машинист зря гудит по десять раз на день. Вот пойдут они по твоему минному полю и вдруг, кто то из них, подорвётся, весело тебе будет.

— Я товарищ лейтенант между прочим, бывал на фронте и всё прекрасно понимаю, что и как надо делать. А зачем по вашему — перешёл Сутягин на вы — надписи существуют предупредительные, возле минного поля? Так вот, докладываю, как раз для таких идиотов, чтобы не шлялись, где попало. А вот если мы сейчас пляж с обеих сторон не заминируем, то Рынок, рано или поздно они всё равно про это место прознают, нас здесь всех прямо и закопают. Ты что же думаешь, одним нам тут нравится, так и нет, как говорят в Одессе.

— Ещё один одессит нашёлся, по нахватался словечек и думаешь за него сойдёшь. Да с твоей мордой, хоть вон на немецком шпрехай, бесполезно маскироваться. Ты мне лучше поведай, как сами твои поля преодолевать будем, не можем же мы, как ты понимаешь, всё время в заперти сидеть.

— Кому надо будет выходить тот узнает, а остальным нечего шляться без дела, куда попало. Один такой у нас уже был и где он теперь, на Рынок подался, или ты товарищ командир запамятовал.

И возразить нечего, на такой упрек. Но вот минировать всю округу, как то не нормально, это что же получается мы здесь одни хорошие, а все вокруг плохие. Сомневаюсь я, что это правильно.

— Ладно вы продолжайте тут, а я пойду, вечером поговорим.

— Обязательно поговорим, товарищ командир.

Слез с чердака и пошёл к себе, на сегодня у меня запланировано очень важное дело, но им займусь после обеда. До него осталось пол часа, а на сколько застряну в пакгаузе, на котором для начала надо ещё и замки сбить, не знаю. Поэтому спокойно поем и только потом проверю, есть ли что нибудь за воротами склада, закрытыми на два здоровенных замка, от которых ключей в моей связке не нашлось. За прошедшие дни мы проверили всё, кроме этого места, не хотелось мне раньше времени вскрывать его, а вдруг там чего нибудь особо ценное обнаружиться, сразу пост выставлять надо, а это ещё минимум трёх человек отвлекать от работы. За вагонами и так круглосуточно присматривают, ещё бы, целая цистерна спирта у всех на виду, поэтому их мы на второй день и проверили. Помимо соли обнаружился вагон с немецким оружием и боеприпасами, вот откуда у Сутягина желание всё кругом заминировать, в крайних ящиках он там мины нашёл, ещё вагон с обмундированием, опять же вражеским и вагон с каким то оборудованием в ящиках, что там конкретно, тоже пока не рассмотрели. Теперь вот дошла очередь и до склада. Может быть там чего нибудь из съестного для нас оставили, а то, на мой взгляд, два вагона соли и не одной буханки хлеба, полный перебор. Конечно тех продуктов, которые привезли в последний раз на долго хватит, с учётом того, что часть населения самоликвидировалась, кое что добывают охотники и надеюсь чего нибудь привезёт корабль. Но это мы такие умные и умелые, а те кто первый раз ступил на эту землю, как им быть, попади они сюда в наше отсутствие. Вот и я о том же, соль запивать водой, это, как не крути, самое настоящее издевательство над свободной личностью.

На обед сегодня подавали супчик с домашней лапшой, на второе пшённую кашу, с мясом и тушёнкой, а на третье слабенький чаёк, вперемежку с мёдом. Вполне сытно и калорийно, лично я не видел, чтобы на тарелках у кого нибудь, что то осталось.

Зашёл поблагодарить девчонок за вкусный обед, перекинулся с ними парой фраз о погоде и климате в мужском коллективе, и отправился на склад, предварительно взяв у железнодорожников кувалду и лом.

Пакгауз представляет собой обычный склад, только находится он рядом с железнодорожной веткой и построен так, чтобы из вагона было удобно разгружать в него товар, пол вагона и склада, находятся на одном уровне. Конкретно этот, в длину был метров сорок, в ширину около восьми, с двускатной крышей покрытой черепицей. Ворота у него имелись одни, расположены они по середине здания, ширина их метра три, по высоте доходят почти под самую крышу, стало быть, что то около четырёх. Замки на них не игрушечные, таким при желании, запросто человека пришибить можно, даже жалко ломать их, но выхода нет. Попробовал сначала кувалдой сбить, не вышло, то мимо колочу, то слабо бью, боясь попасть куда нибудь в другое место, взялся за ломик, с ним вроде проще.

На совесть делали запоры, ни чего не скажу, не меньше получаса провозился, пока оба не сдёрнул. Ну что, теперь можно и внутрь пройти, но не дай бог там пусто, утоплю котёнка, к чертям собачьим.

Ворота открывались с трудом, не то чтобы я обессилил, а просто задумано так, что бы не лазили за них, кому не попадя. Одна створка на мертво прикована к бетонному полу мощным металлическим штырём, а вот вторая открылась, пропуская свет в тёмное помещение, не имевшее окон абсолютно. Что там в концах, мне отсюда не разглядеть, да и не важно пока это, важно то, что склад забит под крышу и это очень радует. Не знаю обнаружится ли здесь еда, посмотрим, но вот то, что здесь много нужного нам, вижу. Первое, что бросилось в глаза, высокая стопка полосатых матрацев, куча связанных по несколько штук, между собой, подушек и не маленькая горка коричневых шерстяных одеял. Давно надо было залезть сюда, у нас люди на полу спят, а тут такое богатство. Прошёл к противоположной стене, пытаясь разглядеть в темноте, что там дальше лежит, ну хотя бы рядом с проходом. Было много коробок, ящиков, бумажных свёртков, а в самом конце, с правой стороны от входа, штабеля досок и бруса. Да создаётся впечатление, что одному мне здесь не разобраться и не справиться. Что же надо кого то ещё привлекать, только вот кого?

Поразмышлял, на эту тему и пришёл к выводу, что лучше кандидатуры, чем Васька Сутягин, всё равно не найду. Мало ли чего здесь найдём, он хотя и балобол, но в случае чего молчать будет, а как другие себя поведут, вопрос. Хорош ему на сегодня минированием мозг забивать, пускай руками поработает. Прикрыл ворота, дошёл до площади, вышел на её середину и громко крикнул:

— Сутягин, вниз спускайся, дело есть.

Прихватив две керосиновых лампы мы отправились к складу. Сержанта не надо было долго уговаривать отложить свои, очень срочные дела на сегодня. Стоило мне только намекнуть, что идём потрошить пакгауз, как он отправил своих помощников на прокладку дороги, а сам забежал на кухню попить водички и вот мы уже в пути. До склада двести пятьдесят метров и преодолели мы их в рекордно короткий срок, уж очень не терпится рассмотреть его содержимое. Меня хлебом не корми, а дай чего нибудь поискать, раскопать и в конечном счёте, затырить, не смотря на то, что такие дела требуют достаточно больших физических затрат. Сутягину такие вещи тоже всегда нравились, на сколько я помню, по предыдущим нашим походам. Так что шли мы на работу, можно сказать, как на праздник.

Зажжённые лампы светили тускло, но хватило и этого освещения, чтобы увидеть, помещение находится в идеальном состоянии, казалось, что его пропылесосили, как раз перед нашим приходом, от пола до потолка. Все вещи, лежавшие открыто, ящики и коробки, а так же бутылки и банки, и многочисленные свёртки, не имели на себе не малейшего намёка на наличие грязи или плесени, на них даже пыль отсутствовала.

— Вот это номер, когда же их сюда занесли, что кругом такая чистота? — спросил меня сержант.

— Да вот как раз перед твоим приходом, я и затащил.

— Хорош заливать, я же серьёзно спрашиваю, сам что ли не видишь в каком состоянии всё находится. Не может так барахло, долго лежащее на нетопленом складе, выглядеть.

— Васька мне как то всё равно, почему оно так выглядит, главное то, что оно здесь есть. Понял?

— Как не понять — ответил сержант, продолжая осмотр и не очень вникая в мои слова.

Одна половина склада была полностью заставлена громоздким ширпотребом, вроде кроватей, стульев, тумбочек и необходимыми в быту мелочами, типа керосиновых ламп, свечей, различных инструментов, металлических и стеклянных ёмкостей, а так же плотно заколоченными деревянными ящиками. Определить, что в них, без вскрытия, не получается. Здесь же были и виденные мной ранее матрацы и прочие спальные принадлежности, а так же некоторое количество, тканей в рулонах. Другая же его часть, приняла на себя доски, различного размера бруски, стекла в деревянной таре, а так же ящики разных, размеров, изготовленных из дерева и тонкой фанеры. Пару из них мы вскрыли, в одном оказались гвозди, во втором петли на двери. Намёка на продукты, ни в одной из половин пакгауза, не обнаружили.

— Вась, давай ещё парочку дёрнем — предложил я Сутягину — нам бы замки не помешали, не держать же склад закрытым.

— Давай, про замки я и сам думал. Только для начала перекурим, а потом займёмся. Не возражаешь?

— Нет, кто же откажется от перекура.

Мы вышли на воздух и тут же заскочили обратно, в темноту склада. Увиденное на рельсах, метрах в двухстах от него, заставило это сделать мгновенно. Там бодро вышагивало, не меньше десятка эсэсовцев, в характерны для них чёрных шинелях и до зубов вооружённых. Во всяком случае пулемёт на плече, у одного из них, я заметить успел.

— Видал? — спросил я сержанта, нервно улыбаясь.

— А то нет — ответил он, стаскивая автомат, висевший на спине.

— Чего делаем?

— Валить всех будем, когда ближе подойдут.

Наверное соглашусь, переговоры вести с этими вояками наверняка нет смысла, я бы ещё попытался поговорить, с обычной пехотой или какими нибудь гражданскими, немецкой национальности, а с фанатиками, которые обычно попадают в такие войска, воздержусь.

Из склада выходить не стали, за кирпичными стенами уютнее себя чувствуешь, когда противника в пять раз больше.

— Ты чего лыбишься? — шёпотом спросил Сутягин.

Вот же любитель задавать вопросы, на которые у меня самого нет ответа. Не нравится ему видите ли, что я улыбаюсь, тебе то какая печаль от этого.

— Весело мне — ответил я, в тот самый момент, когда нервы сдали окончательно.

А сразу за этим произошло, что то невообразимое. Я вышел из ворот, ни сколько не волнуясь о том, что немцы практически в десяти шагах и начал поливать их свинцом из автомата, и делал это до тех пор пока, не кончились патроны в обойме.

— Ты чего выскочил, ждать же договаривались — заорал сержант, после того, как следом за мной прекратил стрелять.

— Надоело ждать, шли они как то медленно.

— А. Ну тогда ладно, я и сам ждать не люблю, ты же знаешь.

Немцев оказалось всего то семь человек и двое из них раненые, повязки им наложили явно до встречи с нами. Это наверное нас и спасло, что их мало было, потому что по нам не успели произвести ни единого выстрела, хотя почти на каждом висит по два, а у кого и по три автомата, и пулемёт имеется, не показалось значит.

Пока стояли возле склада, к нам успели подтянуться люди, находившиеся в непосредственной близости, от этого места, так что первым к убитым подошёл Ерёмин.

— Откуда только они взялись? И как тихо то подкрались гады, не перехвати вы их здесь, товарищ лейтенант, наделали бы они у нас дел. Сволочи и здесь спокойно жить не дают.

— А я говорил, минировать все подходы надо, а ты мне зачем, да зачем — высказал мне свои претензии Сутягин.

— Уговорил, для начала пляж заминируем, пока так, а по остальному позже решим. Лучше трофеями займитесь.

— Не нужны мне помощники, сейчас всё сам по быстрому сделаю, А ты Ерёмин лучше яму копать начинай, чего им тут прохлаждаться.

Мужики занялись делом, а я сел прямо на перроне пакгауза и тупо уставился в одну точку. Как мне это всё надоело, эти бесконечные разборки, переезды, наезды, убийства, когда нибудь это закончится или так и придётся всю оставшуюся жизнь, только и заниматься тем, что кого то убивать, от кого то самому бегать и кого то, от чего нибудь спасать. Может всё дело в том, что я вышел не на своей остановке и мне всего то надо, взять да и проехать ещё парочку, и всё изменится к лучшему. Кто бы только сказал, в какую сторону ехать.

Замки на складе нашлись, причём разные и врезные, и висячие, так что оружие с убитых немцев мы прямо в пакгаузе оставили, сюда всё равно ближе к вечеру приходить, барахло разное выдавать, кому чего для нормальной жизни не хватает. Повесили с Сутягиным на ворота, примерно такие же по размеру, что я до этого испортил и отправились в порт, по моим прикидкам скоро траулер вернуться должен, договаривались, что как начнёт вечереть они причалят.

Рогов уже стоял на пирсе, в ожидании посудины, её кстати не вооружённым глазом видно и мы к нему присоединились, втроём ждать веселее.

— Ну как там у них Витя, трал хотя бы вытащили? — спросил я мичмана.

— Не знаю, от сюда не видать, оптику надо.

— Чего то мы про это не подумали. Васька, ты же вроде у немчуры чего то там прихватил?

— Так я его на складе оставил, сам же сказал всё там кинуть.

— Расскажите, как вы на них напоролись? Ребята разное говорят — спросил меня Рогов, прервав разговор относительно трофейного бинокля.

— Как, вышли перекурить, а они прямо на нас по железке, из леса, топают. Мы обратно на склад, ждать стали, когда ближе подойдут, чтобы всех разом прихлопнуть, а потом лейтенант вышел из ворот и как косой их покромсал. Мужики, которые закапывали немцев, рассказали потом, что штук по десять в каждом дырок было, так что командир им, за всех нас приветов отправил — ответил ему Сутягин вместо меня, не много приукрасив события.

— Это хорошо, жаль только, что меня с вами не было, я бы такой случай тоже не упустил.

Мы замолчали, у мужиков есть что вспомнить, из прошлой жизни, а я помолчу с ними за компанию.

Время шло, вот уже и сумерки темнота начала проглатывать, а кораблик ещё далеко от причала, что то задержались наши в море. Соскучились так сильно по нему, что даже возвращаться не хотят? Пришлось нам собрать сухих брёвен, палок и разных веток, для костра, собрали много, хватило на два. Мичман сказал, что второй лишним не будет, в темноте причаливать сложно, так что хотя бы так подсветим, нашим отважным мореплавателям, путь домой.

Скрежет металла, трущегося о дерево, мы услышали, когда совсем стемнело. На траулере имелся прожектор, которым моряки себе и подсветили, когда причаливали, но и наш огонёк им наверняка лишним не был. Один из матросов спрыгнул с борта на пирс, ему скинули, с носовой части судна, канат, он ловко поймал его и стал наматывать на громадную металлическую тумбу, затем тоже самое сделал с тем, что сбросили с кормы и только после этого к нам вышел Ухов.

— Как дела Коля? — с показным безразличием, спросил капитана Рогов.

— Да как тебе сказать, сам толком не разберу. Вроде и не зря сплавали, но сдаётся мне, что не сезон сейчас тут, хотя рыба в море есть — ответил Ухов.

— Мичман, ты не в государственной думе на заседании, яснее говори, люди знать хотят, мы сегодня рыбу жрать будем или как? — не выдержав встрял я в разговор двух моряков.

— Рыбу то? — переспросил меня Ухов.

— Нет рябчиков — передразнил я его, окончательно теряя терпение.

— Докладываю, товарищ лейтенант, рыбу жрать будем. Мы уже попробовали её, пока все живы, но вот, как её называют, хоть убейте, не знаю, дома такой не разу не видел.

— А какая она из себя, ну хотя бы по размеру — поинтересовался Сутягин, оставшийся, так же как и я, без ужина.

— Вася, не поверишь, больше чем по пол метра длиной есть и килограмма по три где то, весом. Но это один вид, а другие по меньше будут, но на вкус тоже ни чего.

— Николай, от доклада не отвлекайся — прервал я дружескую беседу моряка и разведчика — сколько всего выловить смогли?

— Не могу знать товарищ командир, весов то на судне не имеется.

— Так чего на глаз прикинуть не смог?

— Ну если только так, приблизительно. Думаю где то пол тонны будет, говорю же не много.

— Ни хрена себе не много, — вскрикнул от услышанного Васька — это мы только одну рыбу можем всем скопом неделю лопать.

— Ага, неделю, а на счёт того, что запас должен быть, не подумал — вернул я его на землю.

— Зачем нам запас, командир, в любое время вышли в море и взяли сколько надо — вывернулся он.

— Нет Вася, тут ты не прав, вот к примеру завтра можем и не выйти. Барометр показывает, что дождь намечается, так что командир прав — поддержал меня капитан траулера.

— Ну да, он всегда прав. Откуда только всё знает? — пробурчал сержант.

Ждать, когда начнут выгрузку, мы с Сутягиным не стали, нам надо идти на склад, заниматься выдачей. Предупредив обоих мичманов, о том чтобы отправляли своих и желательно побыстрее, не до утра же нам этим заниматься, ушли, по дороге обсуждая улов, дальнейшие перспективы на него и то, на сколько вкусная рыба в этом море. А вот последним лучше бы не занимались, послеобеденный стресс и отсутствие ужина, дало о себе знать, в животе заурчало так, что пришлось по дороге зайти на кухню и выклянчить у поварих, парочку лепёшек.

Сегодня выдавали только матрацы и комплектующие к ним, выдачу кроватей и тумбочек, кому они понадобятся, перенесли на утро, освещение у нас отсутствует, поэтому с такими габаритными вещами в потёмках лучше не ходить, реально можно покалечится. Во время отсутствия клиентов разобрались с трофеями. Оружия у нас примерно пол вагона, поэтому к нему отнеслись спокойно, перенесли в дальний угол и сложили там на одном из ящиков, по больше. А вот всё остальное изучили досконально, меня интересует в основном содержимое ранцев и документы убитых, из которых возможно удастся определить из какого года они к нам прибыли. А Василия заинтересовала коллекция часов, своих у него нет, были до этого, но во время болезни пропали, так что он сейчас пытается определиться, какие себе оставить, а какие по друзьям раздать. Внутри ранцев обнаружилось много полезных, а вернее ценных вещей, которые здесь наверняка пригодятся. Как только я их обнаружил, то тут же стал внимательно изучать все бумаги, находившиеся при убитых, понятно, что прочесть я ничего не смогу, да и не к чему мне это, а вот с цифрами разобрался. Примерную дату и месяц, перехода я и так знаю, наверняка это конец ноября, начало декабря, а вот год определил из маленького кожаного блокнотика, исписанного мелкими не понятными буквами. Думаю это дневник, одного из убитых и скорее всего офицеров, так вот последняя запись в нём была двадцать девятого, одиннадцатого, сорок четвёртого года. Содержимое ранцев меня не удивляет, после установления года, народ запасался чем мог на чёрный день, а он, как известно, у них был не за горами.

В пяти ранцах, из семи, нашлось порядочное количество золотых украшений, среди которых было и не мало зубных коронок, прикоснуться к которым я не смог, потому что догадываюсь откуда они появились в этих мешочках. Высыпав содержимое всех на лист промасленной бумаги, взятой здесь же, на складе, позвал Сутягина:

— Васька, оставь ты свои часы, посмотри сюда лучше.

Сержант не хотя отложил на деревянный ящик изучаемые трофеи, поднял с пола свою лампу и подошёл.

— Ни хрена себе. Где взял? — поблескивая глазами спросил он меня.

— Где взял там уже нет, опоздал ты паря, не там рылся.

— Да ладно тебе, думаешь если бы я нашёл, то всё зажилил. Можно подумать один ты у нас такой правильный, я бы тоже всё сдал в общий котёл, ну может только вот это колечко себе на память оставил.

Он потянул руку к массивной мужской печатке, с изображением какого то животного, на широкой, золотой пластине, из прямо таки рыжего металла.

— Не лапай своими загребущими клешнями народное добро — прикрикнул я на него, отодвигая руку — тебе только дай посмотреть, потом больше никогда ничего не увидишь.

— Жмот — попытался оскорбить меня сержант.

— От жмота слышу, — парировал я — ты бы лучше мозгами пошевелил, с какого перепугу у них с собой столько оружия было.

Сутягин задумался, а может просто сделал вид, что пытается думать, потому что сам не отводил взгляда от кучи золота. И почему этот металл так на людей действует, вот лично мне всё равно есть оно у меня или нет, конечно не плохо что есть и я тоже рад этому, но лишь потому, что на него пожрать купить можно и всё.

— Чего молчишь или совсем никаких мыслей по этому поводу?

— Ну почему же сразу не каких, есть одна. Из боя они выходили, вот и захватили всё с собой, наверняка решили, что от них не отстанут.

— Уже не плохо, ещё бы узнать, где им довелось повоевать, там или здесь.

— Да как же про то узнаешь, спрашивать то не кого, ты всех приголубил.

— Ни я один между прочим, мы с тобой оба решили что нам языки без надобности. Ладно хрен с ними, народ то где, они чего думают мы тут сидеть до ночи будем. Короче торчим здесь ещё десять минут и всё, жрать пойдём.

— Чего жрать, где сейчас тебя накормят?

— Не боись Вася, есть место, накормят, так и быть возьму, и тебя туда, с собой.

За десять минут никто не появился и за вторые десять тоже, их нам как раз хватило чтобы собраться и закрыть ворота. Так что ушли мы с чувством до конца выполненного долга перед товарищами.

На ужин пошли ко мне, для такого случая припасено у меня пару банок тушёнки, пол коробки печенья, а старый хозяин кабинета позаботился чтобы всё это попадало в организм не на сухую. В серванте у него оказалась приличная коллекция вин и коньяка, некоторые бутылки правда уже открыты и не очень ясно, как долго, но думаю в нашем случае слишком привередничать нет смысла.

Утром, за завтраком, наконец то попробовали местную рыбу, понравилось всем, без исключения. А по внешнему виду, та которую пожарили, напоминает лосось или горбушу, по мне так очень приличная рыба, она и дома стоила немалых денег, а здесь за неё вообще можно просить столько, сколько не стыдно будет. Что касаемо других выловленных пород, то посмотрю на них позже, когда засолят и закоптят, а прямо сейчас иду с группой Кашина на разведку, Сутягин ночью сам порывался, после второго стакана вина, но по утру решили, что ему и здесь работы хватит, мины расставлять на пляже, дело не совсем простое, ну и на складе кому то надо показаться.

Во время ночной беседы, пришли к решению, что надо проверить ту сторону, откуда немцы вышли. Вдруг они с нашими, где то совсем рядом схлестнулись и кому нибудь, там, требуется помощь, а мы так и будем сидеть на месте. Много людей для этого дела нет необходимости брать, пробежимся вчетвером, разомнём косточки и обратно, а толпой ходить, только времени больше потеряешь. И честно говоря не хочется мне сидеть на складе и барахло выдавать, пускай Васька пару часов там по околачивается, ему это занятие больше нравится.

Вышли сразу после завтрака, прошлись все вместе, что то около километра, по лесу, а потом я с Загребиным ушёл ближе к пляжу, а Кашин и Семёнов так и остались по лесу бродить. В качестве связи использовать будем свист, а в экстренном случае можно и в воздух стрельнуть.

Погода начала портится часа через два, после выхода, не зря Ухов сегодня в море не вышел и нас вчера о дожде предупреждал. Не согласовал он с небесной канцелярией самую малость, вместо дождя повалил мокрый снег и резко похолодало. А кроме этого подул приличный ветерок, как раз нам в лицо и поэтому я решил зайти обратно в лес, там не так задувает, а по уму надо переждать не погоду в наших землянках, до них на много ближе будет, чем обратно возвращаться. Свистеть бесполезно, при таком ветре лопнуть можешь, а тебя всё равно никто не услышит. Пришлось стрельнуть разок, мужики выстрелили в ответ. Встретились, где то по середине маршрутов, потолковали не много и зашагали по направлению к старому месту жительства, до него километра три осталось не больше.

Снег сыпал с каждой минутой сильнее и сильнее, его мокрые хлопья падали на лицо, пытались залепить глаза и пробраться за шиворот. Порывы ветра кидались на нас, как бездомные собаки, охраняющие свою территорию, завидев конкурента, на сахарную косточку. Мерзкая погода, никогда мне не нравилось такое буйство природы. Дальше шли не обращая ни какого внимания на то, что творится по сторонам, голову приходилось держать лицом в низ, поэтому вполне можем чего нибудь и проглядеть, но сейчас не до чужих следов, самим бы не затеряться.

— Вот и зима началась, а говорили, что её здесь не бывает — проговорил идущий рядом Ваня Кашин.

— Кто это тебе говорил, откуда такой умник сыскался? — спросил его я.

— Да не помню уже, в разговоре, кто то из мужиков погоду сравнивал, нашу и здешнюю. Из матросов, по моему, вот он нам и рассказал, что если снега, до сих пор, здесь ещё не было, то уже и не будет.

— Что тебе сказать, придём привет ему передай от меня, пускай дальше травит, если заняться не чем.

— Это уж как водится.

Снег только усиливался, уже за десять метров ничего не видно, сплошная белая стена стоит. А самое плохое то, что подмораживать стало, ещё же подумал утром, надо бушлат новенький одеть, так нет жалко стало.

— Мужики давайте левее брать, не заблудиться бы — крикнул я, идущим рядом.

Вот же повезло с погодой, первый раз такой снегопад и я, как на зло, его в пути встретил, одни неприятности от этих немцев.

Землянки слава богу не проскочили, а шансов на это было предостаточно, ветер стал с такой силой рвать всё вокруг, что даже лес загудел и ветки начал сбрасывать с деревьев. Пришлось его совсем покинуть и как оказалось вовремя, буквально только вышли на просвет, прошли шагов двадцать и упёрлись в родной пригорок, а тут и до землянок рукой подать. Проверять ничего не стали, сразу же пошли к своей, она среди всех не только самая тёплая, но можно сказать и самая родная.

Выдернули брёвнышко, которое прижимало двери, затем отодвинули её, зашли внутрь, запуская туда свежий, морозный воздух, огляделись, вроде бы всё в порядке, даже дрова на растопку на месте. Сыростью пахнет конечно, но от этого никуда не деться, то что за стенами земля родимая, даёт о себе знать.

— Ваня, за тобой печка, а мы за дровами, может на ночь придётся остаться — отдал я распоряжение Кашину.

По такой погоде это вполне возможно, не хотелось бы конечно тут ночевать, успел отвыкнуть от спартанских условий, но желания идти десять километров в метель, даже не смотря на то, что ветер будет дуть в спину, нет ни какого. Дрова нашлись только возле землянок, которые расположились у самой кромки леса, не близко, придётся пару раз за ними ходить, а ветер всё крепчает. Не предусмотрели мы, что можем вернуться сюда в ближайшее время, так обрадовались роскошным апартаментам, а надо было всего то, не много по больше дровишек в землянке оставить, на всякий случай и всё.

Брошенное жильё прогревали долго, уже успели и перекусить, и отдохнуть, а внутри всё равно не уютно, и запах прелых брёвен, так никуда и не делся.

— Всё таки хорошо командир, что станцию нашли. Нет и здесь можно было бы перезимовать, но там веселее. Умыться утром, пожалуйста, крантик открыл и вода побежала, по нужде сбегать, тоже рядом, а кровать с белой простынкой, так про неё сейчас лучше и не вспоминать — решил, видно от скуки, поговорить Семёнов.

— Согласен, там лучше и самое то главное, вовремя мы нашли её — поддержал я тему.

— Вот мне интересно, станция немецкая, вагоны тоже, заводик явно ихний, а где же народишко, почему пусто кругом было? — спросил Загребин.

— А вот на этот вопрос даже я тебе не дам ответа, хотя поболее вашего тут проживаю.

Не поймешь ни хрена, как тут у них всё устроено, почему так делают и вообще поди разберись, зачем мы им сдались.

— Да, не поймёшь, а мне ещё вот чего не ясно, почему именно нас сюда кинули, за какие такие заслуги. Это получается с фронта забрали и в тыл отправили или даже на курорт, на отдых. Так что ли? — высказал своё мнение Кашин.

— Какой же это курот, жить негде, жрать не дают, а тут ещё и погода испортилась. Если бы сами себе не добыли харчь и хотя бы вот эту землянку не выкопали, уже бы давно передохли все — возмутился Семёнов.

— А на передовой скажешь лучше было, там ещё между прочим и в атаку ходить приходилось, забыл уже? — не успокаивался Иван.

— Ничего я не забыл, а ты забыл как нас перед этой атакой кормили и ты не сам за кухней бегал, а она к тебе приезжала. Так что надо ещё разобраться почему мы здесь оказались, так может статься, что за провинность какую ни будь отправили — возразил ему Загребин.

— Это типа в штрафбат что ли? — спросил я его.

— Чего ещё за штрафбат такой, не слыхал раньше про такое? — удивился моему вопросу Захар.

— Это батальон такой, куда собирают всех, у кого, как раз, какая нибудь провинность имеется, а потом кидают на самые опасные участки — пояснил я.

— Вот, точно в штрафбат этот нас отправили, так и есть. А этот, курортом ещё обозвал, не смешил бы народ.

— Выходит командир и тебя с нами в этот батальон отправили? — спросил Кашин.

— Нет, меня на курорт, я только поезд перепутал. Чего спрашиваешь, можно подумать, что я сейчас не с вами здесь сижу, а где то в доме отдыха прохлаждаюсь.

— А если с нами, то значит ты командир нашего батальона и мы теперь к тебе не иначе, как к командиру батальона обращаться должны. Так?

— Да мне всё равно, как обращаться будите, хоть генералом называйте. Вот если бы ты завтра утром не меня спрашивал, чего у нас на завтрак, а я тебя, тогда другое дело. А так, что лейтенант, что командир, что генерал, разницы ни какой.

— Не скажи, во первых так по уставу положено, а во вторых так солиднее. Вот представь, пришли к нам новые бойцы, а ты к ним подходишь и говоришь: — Попрошу ваши документики. Ну они то, сё, и к тебе с вопросом: — А ты сам кто такой будешь? Ты спокойно так, достаёшь папироску, закуриваешь и отвечаешь: — Я товарищи, командир батальона лейтенант Дёмин. Звучит?

— Звучит, звучит. Ты только позабыл, что с куревом у нас ни как и у меня с ним тоже, отношений ни каких.

— Так это я так, для солидности. В кино видел такое, до войны ещё.

Все замолчали, каждый вспоминал своё, до войны. В кино бы я сейчас тоже сходил с удовольствием, на что нибудь смешное. Боевиков мне и здесь хватает, причём я сам тут артистом работаю, да ещё и в главной роли.

— Ладно мужики, вы как хотите, а я на боковую. Снег кончится будите, а нет так до утра не трогайте.

Никто меня так и не разбудил, пришлось самому подыматься, не смог больше валяться с закрытыми глазами. Мужики ещё храпят, наверное поздно легли, будить не буду, на улице наверняка темно, пока не рассветёт всё равно никуда не тронемся. Заглянул в печку, дрова прогорели, но угольки кое где светятся, подкину парочку поленьев, до того, как уходить будем, успеют прогореть.

Пока эти сони дрыхнут схожу за водой, ещё вчера приметил, что ведро в колодце хватило у кого то ума оставить. Тихо отодвинул двери, ровно на столько, чтобы самому пролезть, увидел, что не ошибся, светать ещё не собирается, но полная луна светит ярко и белый снег помогает ей, не заблужусь. В образовавшуюся щель проскользнул на улицу, потом поставил сколоченный из жердей щит, служивший дверью, на место и собрался было пойти к колодцу, но не смог. Жалко стало портить такую красоту, снега нападало за ночь много, его подморозило, образовав сверху хрустящую корочку, он спрятал под своим покрывалом всю грязь, которую до этого мы тут намесили, а тут опять я, со своими грязными сапожищами. Так и остановился, почти у самого входа, вдыхая морозный воздух, не в силах растоптать картину небесного автора. Не знаю сколько бы я так ещё мог простоять, но забрезжил рассвет, подавая сигнал о том, что пора сменить лирическое настроение на рабочее.

— Всё мужики, двинули, встречаемся здесь же ровно через четыре часа — ещё раз согласовал я срок, отпущенный на осмотр округи.

Я и Загребин, снова в паре и так же осматриваем всё, что примыкает к пляжу, вплоть до самой дороги, у которой только недавно закрыли пост наблюдения, а Кашин с напарником, пройдутся по лесу, углубляясь в него на столько, на сколько хватит времени. Возвращаться домой прямо с утра нет смысла, дел там сверх срочных нет, с едой у нас пока что порядок, а когда ещё сюда появится желание идти, не знаю.

Я решил пройтись до дороги тем путём по которому была проложена связь, а обратно, когда сил будет меньше, вдоль берега. Снег таять и не собирается, а местами сугробы намело, как на крайнем севере, поэтому пешие прогулки, сегодня, потребуют полной отдачи. Двигаемся мы не торопясь, нам надо пройти примерно шесть километров, а в распоряжении четыре часа, так что есть время внимательно проверить, когда то обжитые нами места.

Не обнаружив ничего примечательного добрались до того места, где дорога поворачивает на пляж. Прежде чем выйти на неё, обошли густые заросли, которые даже без листвы не позволяют, нормально разглядеть что за ними и в тот самый момент, когда растительность оказалась позади, наткнулись на немецких мотоциклистов. Они стояли на переметённой местами дороге и на наше счастье оба к нам спиной. Один из них, здоровенный детина, в кожаном плаще, каске и с коричневой кобурой на поясе, медленно, заливал горючие в бензобак из металлической канистры, второй точно в такой же форме, только с автоматом на плече, справлял малую нужду, на обочине. Нам до них надо было преодолеть метров сто пятьдесят, раньше пройти такое расстояние мы смогли бы за минуту, но выпавший вчера снег, в данный момент, этого сделать не даст. И времени на раздумья у нас нет, хотя и думать долго, как поступить с внезапно появившимися солдатами, нет необходимости.

— Мой с канистрой, стреляем только после того, как кто нибудь обернётся. Пошли. — прошептал я стоящему рядом разведчику.

Бежать не стали, после кросса хрен в кого попадёшь, да и услышать они могут, как мы будем ломиться. Пошли тихо, стараясь ничем не греметь и не хрустеть, держа на прицеле ничего не подозревавших, заблудившихся путников.

Первым свои дела закончил тот, что заливал, хотя мне казалось, будет наоборот. Он опустил канистру, закрыл её, потом взял крышку бензобака, лежавшую на заднем сиденье, аккуратно закрутил её и стал протирать бак тряпочкой, которую всё это время держал в руке. Я, в свою очередь, продолжал внимательно следить за ним и гадал, обернётся он или нет, но немец благоразумно продолжал смотреть только в одну сторону, продлевая таким образом секунды своей жизни. Всё за него решил тот, что захотел перед смертью облегчиться, он резко обернулся, продолжая делать то, чем и до этого занимался, и что то сказал однополчанину, а потом перевёл взгляд сначала на меня, а потом на остановившегося и прицелившегося Загребина. Закричать они не успели, оба упали словно подкошенные, тот который обернулся, на бок, прямо в снег, а мой на мотоцикл, уткнувшись лицом в коляску. Вот теперь можно и пробежаться, вдруг кто нибудь из них ещё жив и попытается выстрелить в ответ, хитрецов среди этой нации хватает. Думаю норму ГТО мы оба сдали, потому что рванули с места так, как напуганные лоси, не обращая внимания на мелкие кустики и сугробы под ними. Добежав до места, я тут же сдёрнул с мотоцикла своего немца, запачкает сейчас всё, потом хрен отмоешь на таком морозе. Но фриц видать при жизни был аккуратистом, потому что всё после себя оставил в идеальной чистоте, даже кожаный плащ у него оказался абсолютно целым, моя пуля попала ему в затылок и застряла где то внутри. Сняв с него кобуру, я избавил его от бляхи висевший на груди, очков, каски, верхней одежды и отволок на несколько метров от дороги, что бы не пугал своим видом прохожих. Затем вернулся к мотоциклу, проверил содержимое канистры, там ещё что то булькало, я поставил её в коляску, туда же кинул пистолет и плащ, а ещё тёплую каску напялил себе на кожаную кепку и держа в руках очки подошёл к Загребину, всё ещё продолжавшему возиться со своим обоссанцем.

— Чего ты с ним так долго возишься?

— Документы забираю — ответил разведчик.

— А на хрена они тебе?

Он посмотрел на меня, потом на немца и пожав плечами сказал:

— Не подумал, чего то я растерялся малость.

— Ты сними с него очки и каску, без них кататься холодно будет.

Пока Захар выполняет моё поручение, проверю чего у них в багажнике имеется. Открыл крышку, на которой крепилась запаска и обнаружил там пару ранцев, и две запасных обоймы к пулемёту, не густо. В ранцах тоже ничего существенного не нашлось, пару банок сосисек и три пачки галет, да ещё какая то мелочёвка, не богатый немец нам попался, не то что пару дней назад. Но всё это ерунда, по сравнению с тем, что мотоцикл удалось захватить, нам давно не хватает такой техники, которая мало бензина жрет и на которой можно далеко ездить. Конечно для таких дел можно и лошадок использовать, но бегает она, по сравнению с этим железным конём, на много медленнее.

— Ну чего, закончил? — снова обратился я к Загребину.

— Да плащ никак не сниму с этого гада.

— И зачем он тебе?

— Так ты же у своего забрал.

— У моего то он целый, а ты своему три пули в спину всадил и как ты его после этого носить собираешься?

— Опять не подумал. Слышь лейтенант, не выспался я чего то сегодня, вот и гоню дурку.

— Ладно, домой приедем выспишься, а сейчас кидай барахло в коляску и отгоним транспорт, за дюны. Хочу я ещё малость по дороге пройти, посмотреть, откуда эти вояки к нам пожаловали.

Мотоцикл спрятали за углом, оттащили его за крайний бугорок и оставили, надеюсь с ним за два часа, что у нас остались до возвращения, ничего не случится. Можно было конечно и на нём прокатиться, но вдруг у этих, в кожаных плащах, друзья поблизости остались, тогда они смогут с нами за своих товарищей, очень просто поквитаться.

— Сейчас выходим на дорогу, так что ты давай просыпайся и следы от сапог смотри не прозевай, вполне возможно они не одни здесь объявились. В случае чего сразу в лес беги, на рожон не лезь.

— Ну ты мне прямо, как салаге объясняешь.

— Всё, без лишних соплей, твоя сторона правая, пошли.

Миновали место, где захватили мотоцикл и метров через триста вошли в лес, как то сразу потемнело и желания идти дальше поубавилось, но возвращаться обратно, сразу же, не солидно, хотя очень хочется. Пока только вижу следы от мотоцикла, по середине дороги, но не забываю просматривать и обочину, Захар тоже вперёд не вырывается и головой крутить не забывает. Вроде отпустило и не так здесь темно и страшно, как сначала показалось, так что пару километров проверить можно. Продвинутся по дороге мы успели на километр с лишним, прежде чем образовался первый поворот, в него входили осторожно, страхуя друг друга и внимательно отслеживая обочину.

— Ну чего, может обратно повернём? — спросил Загребин — Сколько идём, а только следы от мотоцикла и попадаются.

— Давай за следующий поворот заглянем и вернёмся, он тут рядом, метров триста до него.

— Ну что же, можно и дальше пройтись почему бы и нет.

Следующий поворот был налево и дорога там поворачивала, под очень крутым углом, а дальше шла прямо, на большом расстоянии, поэтому я и хочу за него заглянуть, если и там ничего нет, то можно спокойно возвращаться.

— Захар, с твоей стороны обзор начнётся, смотри внимательнее.

— Будь спок командир, не первый год замужем.

Почему Загребин открыл огонь я сначала догадался, а только потом увидел, в кого он именно стреляет. Всё произошло, как раз у того самого поворота дороги, к которому мы шли и надо же было такому случится, что наша встреча, с пешими немцами, произошла именно здесь, как будто специально кто то нам в этом месте стрелку забил. После первого же выстрела товарища я завалился в сугроб и удачно залёг за ветвистую ёлку, пытаясь рассмотреть в кого он стреляет. Появились они через несколько секунд, было их трое, в обычной пехотной форме, в эрзац шинелях и с опущенными на уши пилотками, замёрзли сволочи. Но согреться мы им не дадим, позиция у меня убойная, все на мушке и одного кажется Загребин уже подранил. Дал длинную очередь и попал, оба немца согнулись и стали валиться на дорогу, промахнуться с сорока метров я могу конечно, но только не из положения лёжа.

— Ты как? — спросил я товарища, находившегося практически всё это время на открытом месте.

— Нормально, не попали — ответил он.

Стал выбираться из укрытия, сделать это оказалось не просто, сюда попал за три секунды, а вот обратно. Пока снег отгрёб, ветки раздвинул, кое как просунул между ними голову, мой напарник уже подошёл к лежавшим на дороге и стал собирать трофеи. И вот в это самое время, словно чёрт из табакерки, из-за поворота выскакивает ещё один немец и почти в упор расстреливает Загребина, я конечно тоже выстрелил в этого психа, но смог только отомстить ему за товарища, этим выстрелом, а не спасти его.

— Твою же мать и откуда ты взялся, на нашу голову — говорил я убитому мной солдату, продолжая всаживать в негу пулю за пулей.

Вот же хрень, ну какого чёрта он полез к ним, говорил же, будь внимательнее, а он трофеи собирать и чего ему там надо было. Я высадил в несчастного немца всю обойму, так и не смог остановиться, пока патроны не кончились. Потом долго стоял и смотрел на его истерзанное тело, не понимая зачем я это сделал и только после того, как повернулся к убитому товарищу, понял. Мне страшно подходить к нему, я не знаю чего мне делать дальше.

Я вез убитого разведчика, в коляске мотоцикла и никак не мог успокоится. Кому нужна была эта проверка дороги, чего я там хотел обнаружить? Ну пошатались бы фрицы по пляжу, да через несколько дней сами бы и передохли с голоду. Так нет полез, видел же что не в себе мужик, с утра у него всё из рук валилось и делал всё не в попад. Мог же развернуться и уйти обратно? Конечно мог, только вот теперь то чего про это думать дело сделано. Нет больше разведчика Загребина, пал смертью храбрых, в бою с немецкими оккупантами.

Разобрать, где наш холм находится, смог только когда поравнялся с ним, всё сливается на белом снегу. Остановился, вытащил убитого товарища из коляски и положил прямо на снег, ему сейчас холод уже не страшен, это меня чего то малость поколачивает, но скорее всего от нервов.

— Полежи пока, сейчас наших приведу, пускай поговорят с тобой на прощание.

Не знаю вот только, как им в глаза смотреть буду, они же друг другу, как братья здесь стали.

— Мужики вы здесь? — крикнул я в открытую землянку.

— Я здесь командир — ответил мне слабый голос.

— Семёнов ты? — пытаясь что то разглядеть в темноте, спросил я.

— Это Кашин, ранен я.

— Ваня, ты где не вижу ни хрена.

— В самый конец иди, здесь я, думал немцы по следу пойдут вот и забрался сюда. А Семёнов там остался, не смог я к нему пробиться, надо потом забрать его будет.

Я чиркнул спичку и только после этого разглядел Кашина. Он сидел в самом углу землянки, оперевшись спиной о стену и держа в руках автомат. Фуфайка была расстёгнута и я увидел на груди разведчика большое красное пятно.

— Сейчас на свет вытащу, перевязать надо. Сильно тебя зацепило.

— Не надо командир, бесполезно это. С таким ранением и медсанбате редко кто выживает, так что со мной всё. Захарка то чего не пришёл, позови его.

— Убили его Ваня, на берегу его я оставил.

— Вот значит, как. Всех сразу положили, а может так оно и лучше.

— Вот что командир, обещай, что нас всех вместе похоронишь, в одну значит могилу. Прошу тебя, как друга и Кирюху обязательно найди. Не оставляй им его.

— Где они вас накрыли?

— Километра полтора отсюда, а может меньше. По моим следам иди, там увидишь. Сам смотри не дайся им, там ещё остались — еле выговаривая слова ответил Кашин.

— Найду не сомневайся.

Я подошёл ближе, наклонился к умирающему солдату, пытаясь разглядеть его лицо, но так и не смог, темно в землянке.

— Прощай Ваня, жив останусь твою просьбу исполню. Прости.

Ответа я не услышал, а может его уже и не кому было мне давать. Думать про это сейчас нельзя, мне сейчас злость в себе копить надо, но так что бы она через край раньше времени плескаться не начала.

Вернулся к мотоциклу, снял с него пулемёт, одел поверх фуфайки трофейную кобуру, за ремень воткнул три колотушки, найденные у убитых на дороге немцев и пошёл обратно.

Кашин оказался прав, немцы его отпускать не захотели. Заметил я их у самой кромки леса, они как раз только выходили, к стоявшим в той стороне, нашим землянкам. Насчитал я их аж восемь человек, многовато на меня одного, но отступать поздно, да и желания этого делать нет, ну абсолютно никакого. Не то что бы я решил погибнуть, как герой или так мне захотелось именно сейчас отомстить, за своих товарищей, совсем не поэтому. Устал я сегодня сильно, чтобы куда то бегать, поэтому здесь останусь, запрыгну в окопчик между землянками и буду ждать, когда подойдут ближе, а там уж, как сложится.

Сколько прождал, пока немчура обшмонает наши землянки не знаю, время не засекал, наверное не много, потому что не успел замёрзнуть, а в снегу это вам не у печки греться. Понял, что они пошли в мою сторону по тому, что стало слышно, как немцы переговариваются между собой и разговор их становится всё громче и громче. Вот и подходят, а я до сих пор не решил, как мне войну начинать, сначала гранаты кинуть, а потом стрелять или наоборот. Начну пожалуй с пулемёта, а то потом могут не дать высунуться.

Приподнял над окопом только макушку, предварительно сняв каску и кепку с неё, и насыпав снежка на волосы, для маскировки. Далековато ещё до них, метров триста пожалуй, ждать надо. Привалился к стеночке, той которую почему то не облепило снегом, взял в руки пулемёт, закрыл глаза и стал настраиваться, прямо как спортсмен перед стартом, а голоса звучат всё громче. Уже отчётливо слышу, как кто то из идущих, засмеялся. Что же иметь хорошее настроение перед смертью, не каждому суждено.

Считаю до десяти и начинаю стрелять. Один, два, на счёт три я почему то вскочил, кинул своё оружие на бруствер и слева на право, дал очередь, получая приличную отдачу в плечо. Потом повторил ещё разок, в обратном направлении, по уже лежащему, примерно в пятидесяти метрах, врагу и сполз в окоп. Поставил пулемёт к стенке, вытащил все гранаты, открутил крышки и по очереди, с перерывом секунд в десять покидал их в нужную сторону. Затем прихватив автомат пополз к землянке, где лежал Кашин, от туда лучше видно, чего там на полянке получилось, да и позицию поменять надо, гранаты и в мою сторону могут кинуть.

Сложилось все удачно, убил я конечно же не всех, но то что ранил всех поголовно, это без сомнения. На снегу лежали окровавленные люди и никто из них не пытался выстрелить в мою сторону. Жалко гранат больше не осталось, придётся наводить порядок в ручном режиме.

Семёнова я нашёл на много ближе, примерно в полукилометре, от нашего жилья. Удивляться этому не стоит, раненому Кашину эти метры тяжело дались. Приволок я его сначала к землянке, где лежал Ваня, а потом по очереди доставил их к погибшему другу. Затем притащил дрова, плеснул на них бензин и разжёг костёр, вроде и песок в низу, копать наверняка не сложно будет, но не чем мне копать, кроме каски, поэтому предварительно отогрею землю, а потом начну рыть братскую могилу.

Управился со всеми делами к ночи. Похоронив ребят, занялся немцами, утащил их обратно в лес, от куда они сюда и пришли. Закапывать их не стал конечно, но ветками закидал, люди всё таки. Мотоцикл прятал в кусты уже в полной темноте, но оставлять его на всеобщее обозрение не хочется, мало ли кто тут по ночам может шляться.