Опьяненные зноем

7

Вернувшись в Толливер-хаус, Шарлотта нашла в почтовом ящике обещанный аванс за кулинарную книгу. Немного жалея о сердитом письме, которое успела отправить издателю, она тем не менее поспешила в банк. Вернувшись домой, Шарлотта позвонила на фирму, занимавшуюся установкой сигнализации, и ей пообещали прислать специалиста к трем часам дня. Она назвала фамилию Толливеров, и результат не заставил себя ждать. На всякий случай она решила обследовать оружейную комнату. Свой выбор Шарлотта остановила на "Смите и Вессоне" 1888 года, "Винчестере" 1909-го и еще на фехтовальной рапире. Она, правда, понятия не имела, как всем этим пользоваться, и не нашла боеприпасов, но все же решила, что эти три предмета покажутся достаточно грозными тому, кто снова захочет бродить по дому без спросу.

Хватит с нее привидений и всего прочего.

Еще один рабочий день, увы, был потерян из-за Дункана Толливера, но зато вечер обещал быть приятным. Наполнив ванну и добавив в воду немного ароматического масла, Шарлотта с наслаждением погрузилась туда, прихватив с собой детектив с Ниро Вольфом. Дункан все же не давал ей покоя и здесь. Она то и дело вспоминала его высокую крепкую фигуру, внимательный взгляд таинственно поблескивающих голубых глаз и ощущала на губах вкус его губ.

А еще она напомнила себе, что Дункан имел нахальство вообразить, будто она, как ребенок, придумала глупую историю только для того, чтобы увидеться с ним. Но отчего ее так задела его насмешка? Ведь, откровенно говоря, она не могла ручаться, что в самом деле слышала тогда чьи-то шаги.

Этот человек, будь он проклят, нарушил ее мирное и надежное существование! Даже в ванне он не дает ей покоя! Проклиная Дункана, Шарлотта вылезла из воды, завернулась в огромную купальную простыню и с книгой в руке направилась к кровати.

Когда она вытерлась, надела халат и как следует расположила свой арсенал, на часах было уже семь сорок пять.

— Ну и ну, Баттерфилд, ты решила переполошить ночью весь Нашвилл… — бормотала она, заползая в кровать и устраиваясь рядом с винтовкой. Револьвер лежал на мраморном столике, стоявшем возле кровати, а фехтовальная рапира находилась у стены, между кроватью и столиком. С исправной сигнализацией и оружием она почувствовала себя в полной безопасности. И, что самое приятное, ей снова было хорошо одной. Решительно отогнав мысли о Дункане, она раскрыла книгу.

Как раз в середине той главы, где Арчи, сопоставив факты, решает, кому надо добывать красный стул, до нее донесся долгий гудящий звук. Книга вылетела из Шарлоттиных рук, а сердце ее отчаянно заколотилось, поскольку сигнал даже и не думал умолкать.

Тревога!

Она схватила "Винчестер", выпрыгнула из кровати и услышала грохот, донесшийся из кухни, а затем ругань и весьма отчетливый возглас:

— Шарлотта! Чтоб вас черти драли, скорей сюда!

— Дункан!

Бросив винтовку на кровать, она кинулась со всех ног в кухню. Дункан открыл коробку сигнализации, проклиная Шарлотту и всех подряд.

— Скорее отключите эту проклятую штуку!! — орал он.

Так. Надо вспомнить, как это делается. Ключ — где же он? Она махнула Дункану.

— Сейчас! Подождите!

В спальне она быстро нашла ключ в ящике со своим нижним бельем и бегом вернулась на кухню. Сигнал звучал громко и настойчиво. Шарлотта немного замешкалась, и Дункан снова стал изрыгать проклятия. Наконец, покопавшись несколько минут, показавшихся им обоим невыносимо долгими, Шарлотта отключила сирену.

Когда вдруг стало тихо, Дункан злобно поддал ногой стул и сердито зарычал. Шарлотта заметила, что он одет небрежно, но, разумеется, дорого — в черные брюки из отличной шерсти и рубашку, тоньше которой ей, пожалуй, не приходилось видеть. С опозданием она вспомнила о том, что вечер был очень теплым и что на ней очень легкая ночная рубашка. Но на этот раз она решила не смущаться. Разве она виновата, что он не постучал?

— Я не ждала вас, — просто сказала она.

— Кажется, я становлюсь уже слишком старым для подобных приключений, — пробурчал Дункан.

— А я думала, вы любите рисковать.

— Но я предпочитаю не чувствовать себя при этом идиотом!

— Вы же могли постучать.

— Я стучал.

— О!

— Чем это вы занимались?

— Читала.

— Читали? — взревел Дункан. — В таком случае, какого черта вы мне не открыли?

— Я не слышала, как вы стучали. Я… видите ли, Ниро Вольф разбирался в крайне запутанной истории, и я… — Она вздохнула. — Мой брат не рассказывал вам, как бывает, если я читаю?

— Как ни странно, рассказывал, — рыкнул Дункан.

Потом он начал смотреть — нет, разглядывать ее, скользить глазами вверх и вниз по ее стройной фигуре, позабыв о приличиях. Шарлотта тоже забыла обо всем, что хотела сказать, и, опустив голову, поглядела на себя. Ночная рубашка была из очень тонкого бледно-желтого шелка, и она смогла позволить себе купить ее только благодаря тому, что эта рубашка почти восемь дюймов[8] не доставала до коленок. Две длинные узкие бретельки спускались с плеч примерно к середине груди… Одного взгляда было довольно, чтобы увидеть то, что было под рубашкой. Дункан двинулся к ней осторожно, но в то же время очень решительно, а Шарлотта почему-то приросла к месту.

— Моя маленькая мошенница… — пробормотал он, приближаясь.

Сердце ее забилось часто, но как-то легко, совсем иначе, чем от страха.

— Вам что-нибудь нужно? — спросила она.

— Ммм, — неопределенно выдохнул он и положил руки ей на бедра. — Разумеется, нужно.

Его руки опустились ниже, коснулись ее ног, осторожно приподняли рубашку и принялись поглаживать гладкую кожу. Затаив дыханье, Шарлотта заглянула ему в глаза и глубоко вздохнула. Прошептав его имя, она прильнула к нему.

— Я хотела, чтобы ты пришел, — пролепетала она, запрокидывая голову и находя его губы. — Поцелуй меня, Дункан, пожалуйста, поцелуй…

Она ждала прикосновения его губ, ждала его объятий, и сама обвила руками его талию. От Дункана исходил пьянящий запах крепкого табака и мужского одеколона.

Смутно, словно издалека, она услышала вой сирены.

"Сирена", — подумала Шарлотта рассеянно и запрокинула голову, чтобы Дункану было удобнее целовать ее шею.

Значит, вот как бывает, когда влюбляешься…

Она улыбнулась своим мыслям.

Сирены выли все громче.

Неожиданно Дункан выпрямился, выругался коротко, но громко и отчетливо и запустил руки себе в волосы. Чертыхнувшись вдобавок, он посмотрел на Шарлотту.

— Пойди надень что-нибудь, дорогая! Это полиция.

— Ой! — вскрикнула Шарлотта, начиная понимать, что происходит. — Ой! Тревога! Я забыла… Боже!

Дункан легонько шлепнул ее по одному месту и повторил свою просьбу, присовокупив:

— Может быть, у тебя найдется что-нибудь поплотнее?

Шарлотта быстро убежала в спальню.

Будучи Толливером и главным виновником происшествия, Дункан взял на себя переговоры с полицейскими. Шарлотта, в свою очередь, заверила их, что он не жулик, и пообещала, что подобной путаницы больше не будет. Поворчав, полицейские уехали.

Дункан с улыбкой взглянул на Шарлотту, которая с довольным видом сидела на диване, Поджав под себя ноги. Голова у нее, как обычно, была лохматая, но, пока он ждал полицейских у входа, она успела натянуть на себя кофту от спортивного костюма и вельветовые брюки, изношенней которых он, пожалуй, еще не видел. Скорей всего, решил Дункан, она надела все это прямо на ту прозрачную рубашонку.

— Тебе смешно? — недовольно спросил Дункан.

— Мне? Нет. То есть да.

— Попросил бы вас быть серьезнее, леди. Если о том, что произошло, станет известно…

— Тебе это не повредит.

— Бессовестная! — Высмотрев на столе графин с янтарной жидкостью, Дункан решил, что самое время выпить. — Твои братцы предупредили меня, что ты куда изобретательней, чем может показаться на первый взгляд.

— Братцы? Ты хочешь сказать, что успел пообщаться и с Робертом?

— Мы втроем выпили сегодня пива. Они оба отметили, что ты обладаешь удивительной способностью всегда выходить сухой из воды. Насколько я понял, твой последний возлюбленный, пожелавший стать тебе надежной опорой, сбежал, поджав хвост.

— Ты, наверное, имеешь в виду Теодора? Бедняжка. Он ни разу не смог обыграть меня в слова, а когда мы поехали вместе в Оприлэнд, я его ужасно унизила. Правда, я тогда еще не знала, что у него чувствительный желудок… Я бы и одна прокатилась на пушечном ядре, но он даже слушать об этом не пожелал. Мы прокатились два раза — это было потрясающее ощущение, ты когда-нибудь пробовал?

— Нет, — сухо ответил Дункан.

— Я забыла, ты же больше всего любишь залезать на скалы… В общем, бедняге Теодору стало совсем плохо. Я пошла есть сосиски, а он едва добежал до ближайшего туалета. Он был зеленей лягушки. На этом все между нами и закончилось. — Пожав плечами, она вздохнула. — Почему-то когда я нравлюсь мужчинам, им хочется меня защитить. Это все, наверное, из-за моих волос.

Дункан, взяв стакан, подошел к камину. Дело было вовсе не в ее волосах, но сейчас он не мог ей этого объяснить.

— А тебе нравятся мужчины, которым хочется тебя защитить?

— Сама не знаю. Вообще-то вряд ли. Меня такие мужчины утомляют.

Дункан удивленно поднял брови.

На щеках Шарлотты вспыхнули два ярких пятнышка.

— Я не так выразилась! Я хотела сказать, что люблю делать то, что мне нравится, а поскольку то, что нравится мне, — это не то, что обычно нравится современным самостоятельным женщинам, мужчины думают, что я нуждаюсь в защите. — Шарлотта замолчала, удивленно взглянула на Дункана и добавила: — Не пойму, зачем я тебе все это рассказываю? Ведь единственное, в чем я, как и все остальные, нуждаюсь, — это в том, чтобы меня понимали. Ничего удивительного, что я все еще одна! Но меня совсем не тяготит одиночество.

Вспомнив, как тоскливо ей было, когда она заползала в постель с книжкой про Ниро Вольфа, она отвернулась, чтобы не смотреть на Дункана. Он был ужасно утомительным мужчиной, но вот защитить ее он как раз и не стремился. Он изводил ее почти целую неделю, пугал ночами, сегодня днем сказал, что ей нечего беспокоиться насчет загадочных шагов, которые она слышала прошлой ночью. По-настоящему заботливый мужчина проводил бы ее до дому и провел бы ночь рядом, вооружившись до зубов! Но все равно он ее утомляет… Она не может забыть его, не знает, когда он свалится ей на голову, волнуется из-за него.

— Ты, кстати, не сказал мне, зачем пришел, — заметила Шарлотта, по-прежнему стараясь не глядеть на него.

— Я ведь пригласил тебя поужинать, помнишь?

— Помню.

— Ты что, решила, что я передумал только из-за того, что ты разозлилась и ушла?

— Да, я разозлилась. Ты же теперь поверил, что я слышала ночью шаги.

— Дорогая, прости, мне ужасно жаль, что я сомневался в том, что ты говоришь правду.

Шарлотте нравилось, что он называет ее "дорогая", и она хотела ему об этом сказать, но за окном послышался шум подъехавшей машины. Она насторожилась, желая, чтобы это оказался вчерашний грабитель.

— Дункан…

Он поднял палец, показывая ей, чтобы она молчала.

В дверь постучали.

— Толливер! — крикнул мужской голос. — Откройте, черт вас дери!

— Кажется, это Питер Барнаби, — удивленно сказала Шарлотта.

— Да, — с досадой подтвердил Дункан.

Через две минуты репортер сидел в кресле эпохи королевы Анны со стаканом бурбона[9] в руке. Он узнал о том, что в Толливер-хаусе сработала сигнализация, увидел машину Дункана и теперь хотел знать, что случилось.

Дункан с беспечным видом сел напротив Барнаби и вытянул ноги.

— Если я решил поухаживать за женщиной, то какое до этого дело лучшему репортеру "Телеграммы"? — спросил он небрежно.

Шарлотта чуть было не возмутилась, но что-то в тоне Дункана заставило ее промолчать.

Барнаби фыркнул и сказал Дункану все, что он об этом думает. Шарлотта обиделась, но предпочла смолчать. Она и сама понимала, что в своих потертых брюках и спортивной кофте не выглядит подходящей парой для Дункана Толливера, но тем не менее со стороны Питера Барнаби было бестактно намекать на это. Ей даже захотелось, чтобы Дункан вскочил и схватил репортера за горло.

Дункан, разумеется, сдержался. Он улыбнулся и провел пальцем по ободку стакана.

— Слушайте, Толливер, — не унимался Барнаби, — девушек вроде этой вы жуете, а потом выплевываете, когда они вам надоедают.

Шарлотта подпрыгнула на диване, спустила ноги на пол и чуть было не набросилась на Барнаби с кулаками. "Врежь-ка ему, Дункан", — подумала она.

Дункан, однако, продолжал молча улыбаться.

— Может, тогда я вам расскажу, что знаю? — Барнаби сделал глоток бурбона и с удовлетворением вздохнул. — Во-первых, ваша Шарлотта Баттерфилд — специалист по истории Юга. Немножко чудаковатая, насколько я слышал, но не богатая, не слишком преуспевающая и не красавица.

— Это уж на чей вкус.

— Во-вторых, она снимает этот дом у Тельмы Толливер. Познакомились они, когда Баттерфилд начала работать над своей кулинарной книгой. У старушки большие денежные затруднения. Она хочет, чтобы ее внучатая племянница, Мэри-Джо, после ее смерти взяла на себя заботы об этом мавзолее, но той это едва ли будет под силу. И вот Шарлотта, добрая душа, сняла дом, чтобы проводить в нем занятия и отдалить хоть немного неизбежный крах. Понимаете меня?

Дункан спокойно попивал свой бурбон.

— Пока вы не открыли мне ничего нового.

— Допустим. В-третьих, я навестил старушку Тельму. Она бедна как церковная мышь, Толливер, и не может купить себе нового платья, чтобы прикрыть свои старые кости.

Шарлотта неожиданно почувствовала симпатию к Питеру Барнаби. Она покосилась на Дункана, который совсем не казался смущенным или виноватым.

— Она моя очень далекая родственница, — сказал он равнодушно.

Барнаби произнес краткое непечатное слово, а потом продолжил:

— Конечно. А вы знаете, сколько всего осталось Толливеров? Четверо. Вы, ваш старик, Мэри-Джо и старушенция. Вам, разумеется, и в голову не приходит, что вы можете помочь Тельме дожить по-человечески последние дни. Я всегда знал, что вы бессердечный негодяй, Толливер. Во всяком случае, Тельма, кажется, и не подозревает, что вы в Нашвилле. Она считает, что все Дунканы Толливеры безответственны и безрассудны.

Шарлотта была уверена, что Дункан не стерпел бы подобных упреков от нее, но она же не лучший репортер газеты, которую он намерен купить! Она всего-навсего женщина, которую он начал жевать, чтобы потом выплюнуть.

— Ну и что дальше? — вкрадчиво спросил Дункан.

— Дальше? В-четвертых, я решил узнать, как идут дела у этой вашей малышки. И знаете, что выяснилось? В прошлую среду она должна была проводить здесь урок рукоделия. И, представьте, ее учениц разогнал призрак одного из ваших предков — генерала конфедератов. Похож на старого негодяя как две капли воды — голубые глаза, темные волосы, высокого роста. Одет в мундир. Не смотрите так на Шарлотту. Кстати, если бы она сама мне об этом рассказала, то я бы не тратил времени попусту. Но она не рассказала.

Дункан пожал плечами и даже изобразил удивление.

— Чего только не сделает влюбленный мужчина, чтобы привлечь внимание красивой молодой женщины, — сказал он небрежно.

— Заткнитесь, Толливер.

— Может, вы все-таки будете называть меня "мистер Толливер"? Я, возможно, скоро стану вашим боссом…

Барнаби расхохотался.

— А еще вы, возможно, станете посмешищем для всего Нашвилла, если я напишу об этой истории.

— А зачем вам это нужно?

— Потому что, в-пятых… — Барнаби сделал паузу, чтобы его слова произвели большее впечатление на Дункана, — я позвонил вашему старику в Сан-Франциско и кое-что узнал. Похоже, вы приехали в Нашвилл не только чтобы купить "Телеграмму", но и чтобы наложить лапу на этот дом. Вы прекрасно знали, что Тельма не захочет продавать дом вам. И решили заполучить его иным способом, который тоже едва ли устроит ваших бедных родственниц и Шарлотту, которая оказалась причастной ко всей этой истории совершенно случайно.

Шарлотта уставилась на Барнаби.

— Купить Толливер-хаус? — спросила она.

— Купить, украсть — почем я знаю! Значит, вам он ничего не сказал? Так-так, Дункан… — Барнаби откинулся в кресле и допил свой бурбон. — Теперь вам придется во всем признаться.

— А что вы хотите узнать?

— Почему сегодня сюда приезжала полиция?

— Сигнализация сработала, когда я вошел. Шарлотта спала, а я не захотел ее будить.

— Она что, с вами заодно?

— То есть?

— То есть она уговаривает Тельму продать вам дом?

— Не думаю.

— А к чему эти игры в привидение?

— Романтическая фантазия.

— Послушайте, Толливер…

— Нет, это лучше вы послушайте меня. — Дункан произнес это очень тихо, но в его голосе послышалась угроза, заставившая Барнаби выпрямиться в кресле, а Шарлотту спрыгнуть с дивана. — Вам не о чем писать. Совершенно не о чем. Дурацкие беспочвенные умозаключения и бессмысленные слухи, добытые из вторых рук. "Телеграмма" — не та газета, чтобы печатать подобный бред, а вы не тот человек, чтобы его сочинять. Даю вам три секунды, чтобы уйти. Раз…

— Дункан!

— Два.

Барнаби кивнул Шарлотте и предусмотрительно удалился.

После того как за ним закрылась дверь и его машина затарахтела на подъездной дорожке, Дункан допил бурбон, поднял стакан и, ни слова не говоря, швырнул его в очаг. Ударившись о каминную полку, стакан разбился вдребезги.

— Вы только что разбили два доллара, — сказала Шарлотта.

— Радуйтесь, что я не разбил башку Барнаби! — Дункан метнул на нее взгляд. — Или вашу, черт побери!

— Мою? А я-то тут при чем?

— Если бы вы не пошли к Барнаби… Но он, черт его побери, отличный репортер! Сообразителен, мерзавец…

Шарлотта кивнула.

— По-моему, тоже. Знаете, уже поздно. Я иду спать. А вы поезжайте домой. Если у вас снова появятся романтические фантазии, считайте, что вы меня уже пожевали и выплюнули. Доброй ночи, мистер Толливер.

— Шарлотта!

Шарлотта сделала вид, что не слышит его, решительно направилась в спальню, закрыла за собой дверь и даже заперла ее. Арсенал был на месте. Она взяла винтовку и, всхлипывая, стала проклинать Дункана, Питера Барнаби, пять поколений Толливеров и, наконец, саму себя. Еще больше расстроившись, она швырнула винтовку в камин, желая, чтобы и она разлетелась вдребезги, как стакан.

Вместо этого винтовка взорвалась.

Шарлотта, взвизгнув, бросилась на пол, слыша, как трещит дерево, с грохотом открывается дверь и Дункан кричит:

— Шарлотта!

Она расслышала в его голосе страх и встала на четвереньки, но он, подскочив, уже обхватил ее за талию и поднял на руки.

— Что здесь происходит…

— Винчестер… я же не знала, что винтовка заряжена.

— Ты могла снести свою дурную голову!

Шарлотта пошмыгала носом и, оправившись от испуга, немного отодвинулась, но не высвободилась из рук Дункана.

— А как бы ты объяснил это Питеру Барнаби? — ехидно спросила она, показывая на его руки. — Еще одна романтическая фантазия?

Дункан сузил глаза, на его скулах заиграли желваки, и Шарлотта увидела, что ему не до смеха.

— Не дури, Шарлотта, — сказал он. — Я решил, что ты погибла.

— И перед твоими глазами побежали чудовищные заголовки:

МИЛЛИОНЕР — ИСКАТЕЛЬ ПРИКЛЮЧЕНИЙ НАХОДИТ МЕРТВОЕ ТЕЛО ДОЧЕРИ МЕХАНИКА ИЗ ЧАТТАНУГИ… СОБИРАТЕЛЬНИЦА РЕЦЕПТОВ ДЛЯ КУЛИНАРНОЙ КНИГИ СНОСИТ СЕБЕ ГОЛОВУ, ЧТОБЫ УДОВЛЕТВОРИТЬ РОМАНТИЧЕСКУЮ ФАНТАЗИЮ МИЛЛИОНЕРА…

— Прекрати!

Дункан сказал это сдержанно, но так твердо, что Шарлотта замолчала. Его пальцы впились ей в бедра. Глаза внимательно смотрели на нее. Они были серьезными.

— Прости меня, — лаконично попросил он.

— За что?

— За все. Я разогнал твоих учениц, обвинил тебя в том, что ты хочешь обмануть женщину, которой ты решила помочь, а теперь еще это… — Дункан чертыхнулся, но, когда он заговорил снова, его голос был глубоким, мягким и очень нежным. — Милая, Барнаби ведь меня провоцировал. Я же не мог ему объяснить, что принял тебя за мошенницу. Он придумал все насчет моего отца, чтобы втянуть меня в разговор. Я и в самом деле, уезжая из Сан-Франциско, думал, что, возможно, захочу отреставрировать Толливер-хаус — разумеется, с согласия Тельмы или ее наследников. Прости меня, Шарлотта. Ты из-за меня влипла во всю эту дурацкую историю.

Постепенно Дункан успокоился. Шарлотта заметила это по его тону, по его рукам, глазам. Она же все еще была напряжена, как сжатая пружина.

— Но отчасти я и сама виновата. Я ведь сразу пошла к Барнаби.

— Я об этом подумал, но, ей-Богу же, это не повод, чтобы стрелять в себя, дорогая. — Кажется, к Дункану возвращалось чувство юмора. Но ей все еще было не до смеха.

— Я не стреляла в себя!

— Значит, ружье само выстрелило?

— Я его бросила.

— Ты бросила ружье?

Шарлотта указала рукой на камин.

— Вон оно. "Винчестер" 1909 года. Я не думала, что оно заряжено.

Дункан пораженно смотрел на дымящуюся винтовку. В карабине явно взорвались патроны.

— Куда безопаснее и дешевле кидаться двухдолларовыми стаканами, — сказал он наконец. — А зачем тебе понадобилась эта дурацкая винтовка?

— Я вооружилась, — с достоинством ответила Шарлотта. — На всякий случай: если грабитель снова придет, а сигнализация не сработает.

— Значит, если бы я вошел к тебе в спальню, ты бы пристрелила меня…

— Я… я ведь считала, что винтовка не заряжена.

— И ты не проверила?

— Я же не знала, как.

— Внешность действительно обманчива, — со вздохом заметил Дункан.

Подняв голову, Шарлотта посмотрела на сломанную дверь, и сердце ее вдруг замерло, когда она подумала, что могло случиться.

— Ты сломал мою дверь, — сказала она.

— О, — томно ответил Дункан, — я решил сломать ее, как только ты закрылась в спальне.

— Ты… что, прости?

— Шарлотта, брось притворяться такой наивной.

— А я и не наивная. Я просто не поняла…

— Неужели? — Его руки скользнули по ее спине, замерли на талии, и он притянул ее к себе. Его губы оказались так близко, что она ощущала его дыхание. — По-моему, я говорю очень ясно.

— О чем, Дункан?

Прижав ее к себе еще теснее, он ответил:

— О том, как сильно я хочу тебя…

Шарлотта не успела ответить. Дункан нашел своими губами ее губы, но лишь слегка коснулся их, словно хотел подразнить ее. Ей вдруг показалось, что он вот-вот возьмет себя в руки, снова извинится, и на этом все кончится. Она заметила, что его глаза смеются, и поняла, что он угадал ее мысли. Да, она не хотела, чтобы он уходил. Дункан поцеловал ее снова. Ее руки, словно они не зависели от нее, сами сомкнулись на его спине. Пальцы, легко пробежав кверху, погладили шею и зарылись в густые волосы.

Ей показалось, что она хотела этого давно… всегда.

Шарлотта чувствовала, как огонь начинает охватывать ее и распространяется по всему телу. Губы ее зовуще приоткрылись. Она первая попятилась к кровати, чувствуя, что у нее слабеют коленки. Дункан подхватил ее на руки и опустил на мягкий матрас.

— Ну, теперь ты начинаешь понимать, дорогая? — спросил он, нежно глядя на нее.

Шарлотта кивнула.

— Я не такая уж наивная.

— Я так и думал.

Приподняв спортивную кофту, он обнаружил под ней тонкую рубашку. Шарлотта не знала, должна ли она чувствовать себя смущенной. Вообще-то она не была одета для соблазнения. Нет, ночная рубашка была вполне выразительной… Но вот спортивная кофта и брюки… Едва ли они могут возбуждать…

— Дункан.

— Что, милая?

Он снял с нее кофту и приподнял рубашку, открыв обнаженную кожу ночному воздуху, своему жадному взору… и рукам.

— О, твои руки! — простонала Шарлотта.

— Что мои руки, любовь моя?

Голос его был таким нежным, что Шарлотта перестала стыдиться говорить вслух то, о чем она думала.

— У тебя чудесные руки, — пробормотала она. — Чудесные…

Дункан ласково рассмеялся и принялся поглаживать ее гладкий твердый живот.

— Рад, что ты их одобряешь, — прошептал он.

Его руки ненадолго замерли возле ее груди, и, глубоко вздохнув, он стал касаться ее сосков самыми кончиками пальцев. Она почувствовала, как ее руки впиваются в его предплечья, ей хотелось, чтобы эти чудесные пальцы так и оставались на груди.

Но Дункан вместо этого осторожно снял и отбросил в сторону ее рубашку. С откровенностью, которая лишь сильнее возбуждала ее, он любовался ее телом.

Потом его руки, погладив ее плечи, опустились снова вниз, на живот. Шарлотта видела над собой темные пряди его волос, упрямый подбородок, и она погладила его по голове, коснулась мочек ушей и наконец провела рукой по подбородку.

Дункан тяжело дышал и опускался ниже, так что она могла касаться лишь его густых волос на макушке.

Его руки скользнули за поясок ее брюк, и крючок сам расстегнулся, освобождая ему дорогу. Он снова нашел ее губы.

Прерывистым хрипловатым голосом он сказал:

— Ты сейчас будешь моей, Шарлотта.

Нащупав молнию, он раскрыл ее и, проникнув внутрь, раздвинул ей бедра, ощущая ответное желание.

Но когда Дункан поднялся, чтобы раздеться, а Шарлотта стала снимать брюки, что-то случилось. Желание не прошло, оно было столь же сильным и настойчивым, но к нему добавилось и то, что имело отношение к чувствам.

Шарлотта смотрела, как Дункан сдирает с себя рубашку, и горло ей сдавил комок, а на глаза навернулись слезы. Чувствуя душевную боль, она понимала, что влюбилась в него. Она вдруг поняла это так же отчетливо, как и то, что он всего-навсего хочет, чтобы она принадлежала ему.

Она не чувствовала ни обиды, ни злости, ни растерянности. Она сразу поняла, что ей делать.

— Дункан, — сказала она спокойно. — Я не могу. Ты должен уйти.

Дункан держал в руках рубашку. У него была восхитительная грудь. Она не могла оторвать глаз от его мускулистых плечей.

— Ты не можешь — почему? Что случилось?

Он придвинулся к ней, но она отпрянула. Только бы он не коснулся ее, иначе она пропала. Нежность, которую она видела в его глазах, и без того была пыткой. Неужели она ошибается? Опустив голову, Шарлотта заметила, что ее грудь с каждым вздохом наливается, а соски розовеют и делаются твердыми. Дункан не верил, что она вдруг охладела к нему.

— Может, мы поговорим завтра? — сказала она. — Я уверена, что смогу объяснить…

— Плевать я хотел на твои объяснения! Ты думаешь, тебе позволено зазывать мужчину в постель, а затем давать ему коленом под зад как раз тогда, когда…

— Зазывать! — Шарлотта гневно взглянула на него, радуясь, что его слова разожгли в ней как раз именно те чувства, которых ей сейчас не хватало. — Это ты вломился ко мне!

Дункан сощурил глаза и вдруг заговорил очень сдержанно:

— А может, это я двинулся к постели? А кто извивался подо мной так…

— Прекрати! Прошу тебя, Дункан, уходи.

— Шарлотта, так не получится. Мы ведь оба этого хотим. — В доказательство своих слов он накрыл руками ее грудь. — Я слышу, как бьется твое сердце, дорогая, — пробормотал он, — давай не будем останавливаться.

С решительностью, которой она от себя не ожидала, Шарлотта, отпрянув, схватила простыню и быстро завернулась в нее.

— Ты не понимаешь, — сказала она, и голос ее дрогнул. — Я… В общем, Дункан, все это будет значить для меня куда больше, чем для тебя. — Она отвернулась. Наконец она все сказала. — Пожалуйста, уходи, — повторила она.