Оракул

Позвольте мне рассказать, что случилось. Он всегда был моей противоположностью. Где я был светом, был тьмой. Когда я пел, он хранил молчание. Когда я шел попустыне и любовался юркими зверьками, жаркой синевой и желтизной, он прятался в норы под землей и уходил глубоко-глубоко, в жерла вулканов и красный огонь.

Он мой брат, мой близнец, мое отражение.

Мир принадлежит нам, но сначала мы никак не могли поделить его. Мы боролись. Знаете ли вы, каково это драться с самим собой, правая рука против левой, палец против пальца?

Земля содрогалась под звуки наших схваток.

Но спустя века, спустя долгие эпохи однажды мы услышали чей-то смех. Смех этот журчал, как капли воды, и поэтому мы, истощенные, обернулись и посмотрели на нее.

Она сидела на земле, и ее платье текло, как река; в нем жили рыбы, угри и водоросли.

И я сказал (или это сказал он? ):

— Кто ты, Госпожа?

И она ответила:

— Та, из-за которой вы боролись.

Мечтает ли пустыня о дожде?

Склон был покрыт предательской каменистой осыпью. Камни разъезжались под ногами. Сетис бежал вниз, поскальзываясь и поднимая тучи пыли, набрав полные сапоги песка. Впереди темным силуэтом маячила могучая спина Орфета; мальчишка, спустившийся еще ниже, был едва виден, его присутствие угадывалось только по шороху шагов и грохоту соскальзывающей вниз гальки.

Когда Сетис добрался до подножия холма, от усталости у него подкашивались ноги. Последние несколько метров он даже не сбежал — съехал, раскинув руки, врезался прямо в поджидавшего его Орфета. Согнувшись пополам, музыкант уперся руками в колени, переводя дыхание. Сетис опустился на корточки.

Холмы вокруг были безмолвны.

Лишь вдалеке лаяли собаки.

Деревенские жители приближались. Они хорошо знали местность, и с ними были псы. Сетис нахмурился.

— Чего они за нами гонятся? Я бы не сказал, что отчим сильно опечалился, потеряв тебя.

— Прибыль, — коротко бросил Орфет.

— Но если он считает нас официальными Искателями...

— Не считает. Люди Аргелина не стали бы ходить вокруг да около, как мы. Они вооружены и прибыли бы верхом, с полудюжиной писцов и кучей роскошных халатов, чтобы обрядить мальчика. Принесли бы охапку даров для отца мальчика, его деда и всех остальных родственников, кто отважится выползти за дверь. Будь у нас побольше времени, мы бы тоже могли так все обставить. — Орфет двинулся дальше, взметая ногами пыльные облачка. — Он решил сам доставить мальчика Аргелину...

Сетис посмотрел на Алексоса. Мальчик шагал молча, понурив голову. Он казался хрупким и усталым; вид у него был растерянный, как будто слова Орфета не имели для него ни малейшего значения.

— Он плохо с тобой обращался?

Алексос пожал плечами и посмотрел на Сетиса тревожным, неспокойным взглядом.

— Да. Но Бог должен знать, что такое боль. Иначе как он почувствует ее у своего народа?

Содрогнувшись, как от холода, Сетис взглянул на Орфета. Тот хрипло рассмеялся.

— Слыхал, бумагомарака? Что-то подобное не раз говорил и старик, а потом улыбался как ребенок. Архон, хорошо, что ты вернулся.

Алексос ответил:

— И я тоже рад, что ты со мной, Орфет. Я ждал тебя.

Он остановился, обвел взглядом окрестные холмы.

— Однажды я, кажется, видел это место во сне.

Это была Стеклянная Долина. Сетис никогда не бывал здесь, но многое слышал, и рассказы эти не вселяли радости. Теперь он понял, почему.

Дорога уводила в непроходимое скалистое нагорье. Странная порода, из которой оно слагалось, отчасти походила на базальт, черный и блестящий; ее грани тускло поблескивали, отражая звездный свет. Быть может, много веков назад вся эта стекловидная масса изверглась из жерла вулкана, а может, некий чудовищный жар расплавил здешние камни, превратив их в хаотическое нагромождение пиков, куполов, зловещих остроконечных утесов. Сетис провел пальцем по краю одного из камней и, выругавшись, отдернул руку: острая кромка рассекла кожу почти до кости, из раны тотчас же закапала кровь.

По обе стороны от тропинки вырастали причудливые башенки с витыми шпилями, перекрученные колонны, будто выплавленные в неком чудовищном горне, стеклянные утесы сверкали и переливались бесчисленными искрами; отражения множились, искажая формы и преувеличивая мимолетные движения, и путникам казалось, что рядом с ними, крадучись, идет кто-то еще.

Целая толпа зеркальных призраков, мерцающих и безмолвных.

Они карабкались все выше и выше. Миновав очередной поворот, Сетис поднял глаза и увидел, что небо стало светлее, будто налилось легким пурпурным сиянием. Сперва он решил, что близится заря, но потом сообразил, что до восхода еще далеко. Тогда он понял, что это сама Долина испускает слабое призрачное свечение. Чем выше они поднимались, тем четче он различал фигуры своих спутников: их кожа наливалась призрачной бледностью, глаза прятались в глубоких тенях.

Позади, совсем недалеко, лаяли собаки. Деревенские жители подошли к устью Долины.

— Быстрее! — прошептал Орфет.

Путники бросились бежать. С боков, высоко над их головами смыкались блестящие каменные стены. Они ворвались в лабиринт туннелей, словно выплавленных в древнем базальте, свернули в первый попавшийся коридор, потом в следующий, стараясь держаться южнее. Звездный свет, пробиваясь сквозь стеклянную крышу, растекался тусклыми расплывчатыми пятнами.

Застучали по камням когтистые лапы. Собаки лаяли, подвывали. Злобно кричали люди.

— Они сюда не войдут! — Собственный голос изумил Сетиса: слова, произнесенные шепотом, усилились эхом, многократно отражаясь от сверкающих стен. — Собаки трусят.

— Мой отчим войдет. — Алексос был бледен. — Он не станет терять такое богатство.

Сетис невесело рассмеялся.

— Разве мы не говорили, что Аргелину ты не нужен? Что у него есть собственный Претендент?

Мальчик пожал плечами.

— Я Архон. Какое мне дело до Аргелина? Все егопоступки не имеют никакого значения.

— И, я очень надеюсь, долго он не проживет, — пробормотал Орфет. Он схватил мальчика и подтолкнул его вверх по лестнице из скользких камней, внезапно преградившей им путь. Топот ног за спиной слышался уже совсем близко; казалось, преследователи вот-вот выскочат из-за ближайшего поворота. С трудом карабкаясь вверх, Сетис понял, что пешком от погони не уйти. Орфет тоже это понимал:

— Сюда!

Последняя ступень лестницы, покрытая причудливыми разводами трещин, вывела их в идеально круглую — словно громадный воздушный пузырь в расплавленной толще стекла — пещеру.

В глуби пещеры стояла непроглядная темнота, на полу громоздились высокие кучи круглой стеклянной гальки.

Другого выхода из пещеры не было!

— Что дальше?

— Спокойно! — Орфет по локоть погрузил руки в высокую кучу стеклянных капелек, зачерпнул пригоршню и принялся задумчиво их рассматривать. У него в ладонях скользили и постукивали тысячи гладких шариков.

— Придумал. Мы столкнем на них эти груды.

— Этим их не остановишь!

— У тебя есть идеи получше, писака?

Идей у Сетиса не было. Разве что одна — вернуть мальчишку селянам.

— В худшем случае просто перегородим им лестницу. Выиграем время. Готов? Архон, ты готов? — Орфет нагнулся, широко расставив руки, и сгреб шуршащую груду стекла. Но Алексос не обратил на него внимания. Он опустился на колени и обхватил плечи руками.

— Царица Дождя, — прошептал он.

— Что?! — Сетис в ярости навис над мальчиком. — Шевелись!

— Она здесь! Она пришла!

Мальчишка явно сошел с ума. Все они чокнулись, хотя бы потому, что позволили втянуть себя в эту заварушку. Оказаться запертым в воздушном пузыре с толстым фанатиком и воплощенным Богом! Уж лучше бы он и дальше вел дела с Шакалом.

— Вставай! — Сетис схватил Алексоса за тонкую руку и почувствовал, что мальчик дрожит всем телом. Алексос поднял глаза. Глаза эти изумили Сетиса. Они изменились, стали узкими и холодными, как у змеи. Потом Алексос заговорил, и слова его сочились ядом.

— Не прикасайся ко мне!

Сетис поспешно отдернул руку. Пальцы стали влажными и холодными, как лед.

— Где я?

«В моем саду».

Она улыбнулась.

— Здесь очень красиво.

Здесь и вправду было красиво. Бескрайнее поле зелени, влажное и переливчатое. Над головой смыкались кроны деревьев, таких огромных, каких она никогда в жизни не видела, с густой листвой, дающей прохладную тень. И вода, вода из бесчисленных родников. Она с плеском бежала по гладким камням, струилась среди папоротников и мшистых валунов, над зелеными от водорослей лицами фавнов и нимф, словно выгравированных неугомонной пляской водяных струй под радугами водопадов.

Все вокруг журчало и сочилось влагой. Лепестки осыпались в прохладные колодцы. Яркие неведомые птицы порхали и щебетали нежные, незнакомые песни.

Сады Царицы Дождя.

— Значит, я умерла? — Она огляделась, увидела, что сидит на каменной ступеньке. Возле нее в глубокой синей чаше лежали шесть апельсинов. Их цвет изумил ее. Она взяла один из плодов и начала чистить, глубоко вонзая ногти в толстую кожуру, обрывая ее, и по пальцам ее струился сладкий сок. От терпкого запаха рот наполнился слюной.

«Разве ты чувствуешь себя мертвой?»

— Нет. Но там была змея... — Ее пальцы на миг остановились, потом она разломила апельсин и жадно впилась зубами в сочную мякоть. — Мне очень хочется пить! И жарко.

«Мирани! Нам нужна твоя помощь. Ты можешь зачерпнуть воды ладонями и вылить на ступеньки?»

Она рассмеялась. По подбородку стекал сладкий сок.

— Вызвать дождь? Вот как он, значит, делается...

«Пожалуйста. Поскорее. Я не хочу возвращаться к Калиму».

Это имя ничего ей не говорило. Она бросила апельсиновую корку в ручеек и смотрела, как та, крутясь, уплывает, исчезает под низким зеленым пологом. Потом сложила ладони лодочкой, зачерпнула воды и выпила, и снова зачерпнула. И еще раз.

«Скорее!»

— Вот так?

Она разжала пальцы. Вода выплеснулась на ступени, смочила пыль, потекла, побежала.

Это была вода. Настоящая вода. Сетис в изумлении отступил на шаг.

— Боже мой, — хрипло прошептал он. — Смотрите!

Орфет обернулся.

Море стеклянных капелек вздымалось и посверкивало. Шарики стукались друг об друга, перетекали один в другой, сливались в сверкающую массу, струились вокруг ног Сетиса, пенились, наливались неожиданной тяжестью, срывались с края лестницы фосфоресцирующим каскадом. Орфет пошатнулся; схватился за стену и издал победный клич.

— Архон! — взревел он. — Вот это да!

Изумрудная, освежающая вода. Она с грохотом падала вниз, и оттуда, из темноты доносились крики людей, смытых безудержным потоком, унесенных прочь.

Сетис вцепился в Алексоса, подтащил его к гладкой стене пещеры, лихорадочно озираясь по сторонам, ослепленный вихрем брызг, оглушенный рокочущим ревом.

Откуда она взялась?

Как это может быть?!

Алексос крепко держался за него. Он, казалось, спал на ходу. И тут Сетис заметил свет — не призрачное мерцание воды над камнями, а настоящий — бледный и холодный — отблеск зари. Орфет тоже увидел его: шатаясь под напором воды, раздвигая грудью белую пену, музыкант с усилием брел сквозь поток.

— Вверх! Вверх! Смотри!

Да, дорога вверх действительно была, но ей ужасно не хотелось по ней идти. Уж лучше спокойно лежать тут, на зеленой траве, и чувствовать, как ее мягкие стебельки щекочут ноги.

— Карабкайтесь! — кричал Орфет, перекрывая грохот водопада. — Там расселина. Можно вылезти через нее.

— Нет, — лениво ответила она. — Не сейчас...

«Надо, Мирани! В земле всегда есть трещины и проходы. По ним ходят Боги, поднимаются из Иного Царства, из ручьев и из тьмы».

— Я не Бог. Мне и здесь хорошо...

"Оракул — это трещина в нашем мире".

— Знаю. Но мне хочется спать.

«И вода, она поднимается, поднимается из глубоких колодцев, ведь правда? Сделай, как он говорит, Мирани. Прошу тебя!»

И они полезли вверх по черным блестящим камням. Сетис поскользнулся, ударился локтем и выругался. Мальчик впереди двигался легко и радостно, словно полз не по грязной расселине в скале, а весело скакал по игровой площадке. Орфет, шагавший сзади, хрипел и пыхтел, с трудом протискивая свое могучее тело сквозь узкую трещину.

Все время вверх и вверх. Сквозь кромешную темноту, до тех пор, пока черные камни не начали бледнеть, становясь прозрачными, как будто живая кожа земли раскололась и выпустила их. Сверху протянулась рука, и она увидела его у себя над головой, впереди. Это был юный Бог из храма, он склонился над ней и сказал: «Осталось совсем немного, Мирани. Вот увидишь. Мы выберемся».

Наверху и в самом деле занимался рассвет. Над пустыней набухала заря, и, когда Сетис выполз на поверхность, над горизонтом, словно приветствуя его, брызнуло лучами солнце. Запыхавшийся Алексос стоял к нему спиной и с широкой улыбкой на устах смотрел на восток. За их спинами тянулись длинные тени и, дробясь в причудливую мозаику, переплетались на камнях. Простирающееся до самого небосклона море переливалось блестками, темное, как вино.

— Да помогите же вылезти! — голос Орфета был хрипл. Они вытащили великана из расселины, и он обессиленно рухнул на песок, кашляя и хватая воздух широко открытым ртом.

Сетис утер пот с лица.

Все трое промокли до костей.

Руки были прохладны. Они касались ее горящего лица, как вода, и она решила, что всплывает из глубины бассейна, через устилающий поверхность белоснежный ковер лепестков гибискуса. Лепестки облепили ее лицо, застилая взор даже после того, как она открыла глаза, даже когда солнечные лучи ворвались через распахнутое окно в ее комнату.

«Молодец, Мирани», — произнес голос.

— Мирани, это я. Ты меня слышишь?

Солнечные лучи озарили встревоженное лицо Криссы.

Она пытается спрятать Бога

Сетис стоял на палубе, завернувшись в широкий плащ, и смотрел на Порт. С такого расстояния его никто не узнает, но он все равно накинул на голову льняной капюшон и уткнулся подбородком в скрещенные руки, чувствуя, как гладкое горячее дерево обжигает кожу.

Море было глубоким и синим. В нескольких метрах от корабля, разрезая плавниками воду, резвились дельфины. Справа чужеродной громадой вздымался из воды огромный Остров с крутыми склонами, покрытыми россыпью ярких цветов, среди которых паслись козы. Его венчала россыпь белых храмовых построек, высился украшенный изразцами фасад Храма.

Он никогда не бывал на Острове. Туда не допускался почти никто из мужчин. И он понятия не имел, как туда проникнуть...

Орфет храпел внизу. Он завалился спать сразу после того, как они в Пресции подкупом уговорили купца взять их на борт: устроился в самом темном углу трюма, потел и посапывал. Мальчик всю дорогу просидел на палубе; Сетис искоса поглядел на него. Юный Архон свесил ноги за борт и восторженно наблюдал за дельфинами. С самого утра он не съел ни крошки и не произнес ни слова.

Корабль входил в Порт. Сетис мрачно глядел на берег. Дома громоздились один на другой, облепив обрывистые склоны потухшего вулкана водопадом белых крыш, стен, арок, лестниц. Извивались, сбегали к воде узкие улочки. На самом краю пустыни под палящим солнцем сверкал белым мрамором дворец Архона.

Стояла тишина. Даже отсюда он чувствовал, как изнемогает Город под тяжкой подушкой нестерпимого зноя. Полотняные шторы на окнах были опущены, стены и изразцы раскалились так, что больно дотронуться, ослепительный свет резал глаза. Улицы были пустынны: горячие камни мостовой обжигали даже сквозь сандалии. Краска на рыбацких лодках коробилась и вздувалась пузырями.

Когда корабль встал на якорь и матросы спустили паруса, он вдохнул неизменную рыбную вонь, сквозь которую пробивался аромат пряностей вперемешку со сладковатым запахом гниющих фруктов. Осторожно, стараясь не поднимать головы, окинул взглядом сбившихся в группки людей. Рыбаки, купцы, просто бездельники, пестрые компании жителей дальних стран и пустынных кочевников. Трое, нет, четверо солдат Аргелина сидят в тени, закинув ноги на бочку.

Труднее всего будет с солдатами. Сегодня утром, отплывая из Пресции, он, как ему показалось, заметил на берегу Калима — тот яростно проталкивался сквозь толпу. Но корабль был уже слишком далеко, и он не разглядел его как следует, а когда спросил Алексоса, мальчик только пожал плечами и ничего не сказал. Что пользы от Бога, который не дает ответов? Если Калим скакал верхом весь день, он вполне мог добраться до Порта раньше них и теперь поджидать на пристани. Сонный вечер может таить в себе ловушку. Если же он пошел прямиком к Аргелину...

Сетис выпрямился.

— Приведи Орфета, — велел он, и мальчик все с той же восторженной улыбкой на губах юркнул в трюм. Можно ли отправлять Архона на посылки? Этого он не знал, хотя после вчерашнего потопа в пещере Алексос несказанно пугал его. Ему хотелось поскорее доставить его к Мирани и выйти из игры.

Кроме того, надо было еще уладить дела с Шакалом.

Мысль о готовящемся преступлении навалилась на него привычным ужасом, но тут из трюма показались две огромные руки и, подтянувшись, на палубу выбрался Орфет. Зевая, он оглядел пристань. Его глаза опухли, щурились от яркого света. Но Сетис уже успел убедиться, что от проницательного взгляда музыканта не укрывается ничего.

— Четверо людей Аргелина...

— Думаешь, ждут нас?

— Может быть. — Музыкант поскреб обожженное солнцем лицо. — И Мирани не видно...

— Вряд ли она сюда придет.

Орфет согласно хмыкнул.

— И мы ни за что не поведем его ко мне в дом. — Голос Сетиса был тих. На берег сбросили причальный конец, корабль качнулся и стал тереться бортом о каменные ступени. Орфет вцепился в поручень.

— А куда же еще?

— Нет, — твердо возразил Сетис. — С меня хватит! Теперь он твой. Отведи его на Остров. Делай что хочешь, только оставь меня в покое.

— Ах ты, нахальный мальчишка. — Орфет, казалось, забавлялся. — А кто спас твою шкуру там, в пустыне? Я! Хочешь, я расскажу девчонке о твоей золотой брошке? — Внезапно он посерьезнел. — Глянь-ка туда.

Матросы принялись выкатывать с судна груз — бочонки с маслом Их обнаженные спины блестели от пота. Между ними проскользнул худощавый человек. Он что-то сунул в руку одному из матросов и через мгновение снова исчез, словно растворился в полумраке тенистых переулков.

— Это же твой отец!

Сетис тоже его узнал. Он взглянул на солдат. Никто из них ничего не заметил.

Матрос устало вскарабкался по трапу.

— Тебе письмо.

Он бросил тоскливый взгляд на заколоченную бочку с водой и опять побрел вниз.

Орфет развернул листок.

— Какие-то каракули, — презрительно бросил он и передал письмо Сетису.

Тот торопливо прочитал:

«За домом следят. За мной, наверно, тоже. Девочка будет ждать у Моста со стороны города за одну стражу до заката. Приведите мальчика туда. И ради Бога, выпутывайся из этой беды. У меня все хорошо».

Письмо не было подписано, но Сетис узнал корявый почерк. Он быстро поднял глаза и оглядел тенистые устья переулков.

— Ну? — шепотом спросил Орфет.

Сетис улыбнулся. С плеч свалилась одна из на время забытых тревог, и на душе стало немного теплее.

— Моя сестра выздоравливает.

— Что еще?

— Мирани будет ждать нас у Моста за одну стражу до заката.

— У Моста! Как мы туда попадем?

Сетис посмотрел на Алексоса. Тот лежал на животе и бросал в синюю глубину радужные рыбьи чешуйки.

— Спроси у Архона. Может, он сумеет превратить нас в рыб.

Дверь закрылась. Мирани тотчас же села на кровати, хотя от этого ужасно закружилась голова.

— Скорее, Крисса, послушай! Окажи мне одну услугу.

Они впервые остались наедине. Все утро возле постели Мирани сидели то Ретия, то Каллия, то Иксака. Ретия откровенно скучала, остальные вышивали, или болтали, или пробовали духи из стеклянных флаконов на полке, пока комната вконец не пропиталась терпкими ароматами.

Крисса испуганно ойкнула.

— Сиди смирно. Тебе до вечера нельзя вставать!

— Со мной ничего не случится.

— Это чудо, Мирани, ты понимаешь? Тебя укусил Бог.

— Это был не Бог. — Голова у нее болела, тело покрылось потом. Мирани откинулась на подушки и тихо, но настойчиво проговорила:

— Сделай для меня кое-что. Но это тайна. Пообещай.. нет, поклянись, что никому не расскажешь, даже Гермии.

Голубые глаза Криссы широко распахнулись.

— Я так и знала, — прошептала она. — Я так и думала, что ты что-то затеваешь.

Она подошла к изголовью, склонилась к подруге, сгорая от любопытства.

— Что? Какой-то мальчик? Ой, Мирани, никогда бы не подумала, что ты...

— Тише. — Болтать было некогда. Близился вечер, и с минуты на минуту могла вернуться Ретия. — Надень плащ и выйди к материковому концу Моста. Подожди там, но так, чтобы тебя никто не видел. Придут два человека, один молодой, другой постарше, толстый. С ними будет мальчик...

— Ой, Мирани...

— Десятилетний мальчик.

Крисса умолкла, изумленно взметнув брови.

— Десятилетний?

Мирани схватила ее за руку.

— Крисса, послушай. Любовная интрижка здесь ни при чем. Пойми это, наконец. Мальчик — один из Претендентов в новые Архоны. Я уверена, что он и есть настоящий Архон, Воплощение Бога На Земле. Я в этом не сомневаюсь!

Светловолосая девушка в замешательстве покачала головой.

— Но ведь Претендентов разыскивает сам Аргелин. Их должно быть девять. И их приводят прямо к нему в дом.

— Да, приводят — тех, кого хочет Аргелин. Послушай, мне некогда объяснять, но мне кажется, что Аргелин и Гермия хотят посадить на трон послушного им Архона. Того, кого они сами выберут. Они станут править через него, а этого допустить нельзя.

Крисса чуть не плакала.

— Не говори глупостей! Гермия разговаривает с Богом...

— Нет! — Мирани глубоко вздохнула и призналась: — Она только делает вид. А Бог разговаривает со мной, Крисса. Со мной!

Воцарилась тишина. Через открытое окно в комнату влетал легкий морской ветерок, шевелил газовые занавески.

Крисса в ужасе смотрела на нее.

Мирани поспешно добавила:

— Понимаю, тебе кажется, что я в бреду, но я говорю правду.

— Как?! Как он это делает?!

Шепот был полон панического ужаса. Мирани почувствовала, что рука Криссы отдернулась.

— Не знаю, как. Его голос звучит у меня в голове. Или я слышу его через Оракула.

Крисса опустилась на кровать. Она, похоже, онемела от страха. Мирани в тревоге добавила:

— Он сказал мне, что нужно делать. Все будет хорошо! Мы думаем...

— Кто это — мы?

Мирани неуверенно смолкла.

— Их имена не имеют значения. Если ты их не знаешь, то не сможешь и выдать.

Это было ошибкой. Крисса в испуге отпрянула.

— Ох, Мирани, во что ты ввязалась! Это заговор против Храма! — Она вскочила. — Я не желаю в это впутываться. Не хочу, и все!

Снаружи, на террасе, послышались тихие голоса Они приближались, беседуя. Ретия и Гермия...

Теперь осторожничать стало некогда.

Мирани встала на колени и заявила тихим, но твердым голосом:

— Сделай это для меня, Крисса, а то я больше никогда не буду с тобой разговаривать. Я не шучу! Доставь мальчика на Остров. Отведи его в Храм и спрячь там.

— В Храме ?

— Да! А где же еще спрятать Бога?!

Крисса раскрыла было рот, но не успела издать ни звука Дверь распахнулась, в комнату влетела Гермия. Она прямиком подошла к кровати и спросила:

— Как ты себя чувствуешь, Носительница?

Мирани сжалась, словно ее ударили плеткой.

— Мне уже лучше. Спасибо.

Она обвела взглядом комнату. Крисса стояла рядом оцепенев от ужаса. На мгновение Мирани показалось, что она вот-вот выпалит все, что услышала, завопит, что не сможет ничего сделать, ни за что не станет... Гермия, не оборачиваясь, сказала:

— Можешь идти, Крисса. С ней побудут Ретия и Каллия.

Наступила мучительная пауза.

Потом, не произнеся ни слова, Крисса направилась к двери. Обернувшись, она бросила на Мирани один-единственный озадаченный взгляд. Дверь захлопнулась.

Мирани без сил откинулась на подушки, расслабила измученное болью тело. Крисса все сделает! Должна...

— Ты сможешь встать на ноги к Ритуалу Обители Собранных Пожитков? — холодно спросила Гермия.

— Да, конечно.

— Странная произошла вещь. — Гермия подошла к окну и стала смотреть на синее море. На ней было белое платье — оно колыхалось на ветру — и высокий головной убор Гласительницы. Вид, как всегда, суровый и спокойный, и на миг само предположение о том, что она может быть предательницей, показалось Мирани смехотворным. Но потом она обернулась и резко спросила: — Почему Бог предостерег тебя, Мирани? Чем ты его обидела?

Лицо Мирани залилось краской.

— Не знаю, — прошептала она.

Гермия подошла к кровати.

— Не знаешь? Я спросила Оракула, Он со мной говорил. Он недоволен тобой. Говорит, что ты скрываешь от него какую-то тайну. Открой мне эту тайну, Мирани. От Бога не должно быть никаких секретов!

Гермия села на шелковые простыни. От нее исходил легкий аромат лаванды и лимона. Пальцы заканчивались длинными острыми ногтями: она взяла со стола маленький ножик для разделки фруктов, покрутила его в руках.

Мирани отпрянула, вжалась в подушки. И тихо проговорила:

— У меня нет секретов от Бога, Гласительница.

Гермия молчала, лишь еще крепче сжала ножик. Дыхание бесшумно вылетало из приоткрытых губ.

Дверь открылась, и в комнату вошла Ретия. Села. Вид у нее был скучающий.

Гласительница торопливо встала.

— Кто за тобой послал?!

Ретия удивленно посмотрела на нее.

— Ты, Гласительница. Ты мне сказала...

— Это неважно! Молчи! — Она бросила фруктовый ножик на простыню и резко повернулась к двери. — Я помолюсь за тебя, Мирани, — это прозвучало как угроза.

Когда она ушла, Мирани рухнула на подушки и облегченно закрыла глаза. Она слышала, как Ретия ожесточенно втыкает иголку в ткань и протягивает нитку, а откуда-то издалека сквозь этот шорох доносится тихий плеск волн у подножия утеса.

Со всех сторон ей грозят опасности! При мысли о них у Мирани закололо в боку. Но она поправится и сегодня ночью придет на Ритуал в Шестой Дом.

Да, это чудо, что она осталась жива.

"Ты спас меня, как и обещал, — подумала она. И добавила призывно: — Где ты теперь?"

Ответом ей было молчание.

Он играет в Бога

Наверное, за отцом следили люди Шакала. Аргелин никак не мог узнать, что Сетис направляется в Алектро. Хотя сотник в гарнизоне наверняка запомнил его... Сетис крадучись пробирался по замусоренному переулку, надвинув на лицо капюшон и держа наготове миску для подаяния, чтобы сунуть ее под нос всякому, кто приблизится. Он почесал нарисованные на щеках язвы и погрузился в тревожные раздумья.

Орфет застонал, будто в страшных мучениях. Он испускал подобные стоны каждые несколько секунд и при этом беспрестанно звонил в колокольчик, какие носят прокаженные. Сетису это уже изрядно надоело.

— Переигрываешь, — сказал он.

Музыкант пожал плечами, поправил грязные повязки на лице.

— Мне доводилось играть в театре. Я знаю, что такое переигрывать.

Они прошли уже полпути. Крутые улочки Порта опустели, солнце палило нещадно. За ними следили лишь голодные кошки, и Алексос давно уже снял свои повязки и шел сзади, веселый и беспечный.

— Посмотри-ка на него! — возмутился Сетис. — Да его всякий узнает!

— Он весь в грязи и синяках. — Орфет осторожно заглянул за угол, но тотчас же отпрянул, выругавшись так свирепо, что Сетис похолодел.

— Что?!

— Солдаты. Хватай его.

Сетис подбежал к мальчишке, схватил его и прижал к стене. Орфет бросился на землю; оба прикрыли лица, выставили чаши для подаяния.

— Свернись калачиком, — велел Сетис мальчику. — Как будто спишь.

Алексос рассмеялся, но послушался. В знойном воздухе жужжали мухи. Сетиса укусил комар.

— Не говори ни слова, — в отчаянии шепнул он Орфету. — Они ищут тебя.

В следующую секунду из-за угла показались солдаты. Вооруженный эскорт. За ними на плечах шести обливающихся потом рабов проплыли, покачиваясь, носилки. Занавески были отдернуты.

Внутри сидел мальчик. Маленький, с гладким сытым лицом. На нем был роскошный красный халат с золотым шитьем — как в нем, должно быть, жарко в такой зной подумал Сетис, но мальчика это, казалось, ничуть не тревожило. Он возлежал на шелковых подушках и что-то пил из кубка. Рядом сидела женщина с лицом, скрытым под вуалью, и другая — помоложе, темноволосая.

Мальчик встретился взглядом с Сетисом и привстал.

— Стойте! — крикнул он.

— О боже, — простонал Орфет.

Рабы остановились.

— Опустите носилки. — Тонкий голос мальчика звучал повелительно, но, прежде чем рабы успели повиноваться, к нему подскочил капитан стражи.

— Господин, тебе нельзя...

— Не указывай мне, что можно, а чего нельзя. Кто здесь Архон — я или ты?! Я хочу подать милостыню этим нищим.

— Это опасно, господин. Вдруг они больны...

Мальчик насупился. Женщина в вуали — должно быть, его мать — встревоженно сказала:

— Вели слугам продолжать путь.

— Нет. — Мальчишка выглянул из паланкина. — Эй, ты. Подойди сюда! Если я Архон, то ничем не заражусь, правда?

Сетис не мог сдвинуться с места. Орфет застонал. На этот раз они влипли по-настоящему. Из-за угла во главе отряда всадников выехал генерал Аргелин.

Музыкант напрягся, изготовившись к прыжку. Сетиса парализовало от страха.

— He делай глупостей, — прошипел он сквозь стиснутые зубы. — Сиди спокойно!

— Что происходит? — Голос Аргелина звучал устало, он изнемогал от жары. — Тео, сейчас же сядь обратно в носилки.

— Дядя, я хочу подать этим людям монетку.

— Тогда брось ее и езжай дальше. Они больны. — Он сверкнул глазами на носильщиков. — ЖИВО! Пока Претендент не заразился! Шкуры спущу!

Сетис услышал чьи-то шаги. Он поднял глаза и увидел Алексоса: тот вскочил, подошел к носилкам и со странной улыбкой на устах посмотрел снизу вверх на мальчика.

— Ты и правда Архон? — спросил он.

Мальчик взял у матери монетку и бросил ее, гордясь собой.

— Да. Купи себе воды.

Серебряная монетка звякнула о мостовую и покатилась к ногам Орфета. Пальцы толстяка схватили ее.

На миг Сетис испугался, что Орфет швырнет ее обратно, потом оба застыли от ужаса, услышав, как Алексос произнес:

— Быть Богом очень больно. Ты это знаешь? Люди будут считать, что тебе ведомы ответы на все вопросы. Будут ждать, что ты принесешь дождь. Серебряные капельки. Ты можешь заставить их падать с неба, как эту монетку?

Мальчик глядел на него удивленно, с легким испугом Сетис неловко поднялся на ноги, подковылял поближе, но тут мальчик завопил: «Дядя!», и в следующее мгновение Аргелин ударом хлыста сбил Алексоса с ног. Тот отлетел к Сетису, и оба упали, корчась от боли.

— Продолжайте путь, — рявкнул генерал.

Носилки, качаясь и дергаясь, медленно поплыли дальше.

Генерал подозвал одного из стражников.

— Вышвырни этих оборванцев из Порта! Через Пустынные ворота.

— Так точно, господин. А ну, вставайте!

У Алексоса носом пошла кровь. Он коснулся красной струйки и испуганно посмотрел на перепачканный палец. Орфет выругался сквозь зубы:

— За это он поплатится жизнью...

— Заткнись. — Поднявшись на ноги, Сетис посмотрел на стражника. Тот был молод и сейчас, после ухода генерала, заметно нервничал. Копье у него было парадное; он выставил его, ткнул Сетиса в грудь и заявил:

— Не вздумайте подойти ближе, псы паршивые. А ну, шагайте. Вперед!

Этот было подарком судьбы. Никто больше на них не смотрел, никто не пытался заговорить. Тройку хромающих, избитых, безмолвных нищих провели под конвоем прямо к Пустынным воротам и вышвырнули на дорогу.

— И не вздумайте возвращаться, — пригрозил напоследок стражник и велел задвинуть засов.

Снаружи было еще жарче. Над пустыней колыхалось знойное марево, в жухлой траве стрекотали тысячи цикад. Сетис отхлебнул драгоценной воды, Орфет отпил большой глоток и передал флягу Алексосу.

— Выпей, Архон. Скоро мы доставим тебя в безопасное место.

На дороге к Мосту не было ни путников, ни паломников. Они долго брели, еле передвигая ноги, а когда, наконец, добрались до берега моря, то, мечтая хотя бы о клочке тени, рухнули в колючие кусты дрока у обочины. Последними каплями воды Орфет промыл длинную ссадину на лице у мальчика.

— Напрасно ты заговорил с ними, дружок — проворчал он.

— Орфет, я должен был с ним поговорить. Для него это — всего лишь игра. Он играет в Бога.

— Недолго ему осталось играть.

— Такие игры никогда не кончаются. В душе он будет играть вечно.

— Как скажешь, Архон. А сейчас полежи и отдохни, ладно? Мы о тебе позаботимся. Теперь ты со мной.

Алексос слабо улыбнулся.

— Я рад, что ты пришел за мной, Орфет. И ты, Сетис.

Сетис пожал плечами.

— Когда станешь Архоном, тогда и сочтемся.

Мальчик кивнул и лег, закрыв глаза. Потом очень тихо, так, чтобы не услышал Орфет, прошептал:

— Рядом шакал. Я его чувствую...

Сетис оторопело уставился на него. Потом встал и медленно осмотрелся. До самых стен Порта тянулась голая, поросшая кустарником пустошь. Вдалеке, через пустыню, мрачной громадой вырисовывался Город Мертвых, словно скопление тьмы в угасающем свете. Позади него, далеко на западе, солнце садилось за Лунные Горы, таинственный хребет на самом краю света вереницу зловещих зубчатых пиков, за которую еще никто не заходил. А далеко в море, в сумеречной дымке, которая, казалось, поднимается из его благоуханных садов, вырисовывались бледные очертания Острова.

— Сядь. — Орфет со вздохом прислонился к камням и размотал грязные повязки. — Что-то она опаздывает. Ты уверен, что она...

— Уверен!

— Как ты думаешь, за нами следят?

— Нет. — Он сел. Может быть, мальчишка имел в виду настоящего шакала? Или он как-то узнал, как могут узнавать только Боги, о гробнице Состриса?

Но Алексос, похоже, уже уснул, свернувшись калачиком на раскаленной земле. Орфет с нежностью смотрел на него.

— Погоди, пока он станет Архоном. Тогда все переменится.

— И дождь пойдет? — У Сетиса пересохло в горле.

— Что?

— Дождь пойдет? Последний-то не сумел этого добиться...

— Он и есть последний. — Музыкант приподнялся, опираясь на руку. — И дождь пойдет, и еды у всех будет вдоволь, и налоги снизят. И генерал будет новый.

— Надо полагать, ты? — Сетис повернулся к нему. — У тебя что, действительно хватает глупости думать, будто ты сможешь убить Аргелина и занять его место? Ты добьешься только того, что мы все погибнем. Все — и Мирани, и я, и отец, и он!

Орфет пристально посмотрел на него, потом сказал:

— Да, у меня хватает глупости. И у тебя тоже. Потому что для того, чтобы Алексос стал Архоном, Аргелин должен умереть. Другого выхода нет, а мы уже призваны на службу Богу. Думаешь, ты сможешь запросто выйти из игры, вернуться в свой писцовый зал, снова зарыться головой в пыль и документы? Ничего не выйдет! Потому что Бог уже произнес твое имя. Ты зашел слишком далеко и назад не вернешься. Никто из нас не вернется. Даже если захотим...

Несмотря на жару, у Сетиса мороз пробежал по коже. Он с трудом поднялся на ноги.

— Могу уйти хоть сейчас!

Орфет криво ухмыльнулся.

— Не выйдет.

— Смотри.

— Он тебе не позволит. Пока все не кончится.

Сетис облизал пересохшие губы.

— Я иду домой. И больше ты меня не увидишь.

Но он не успел сделать ни шагу. Внезапно Алексос привстал и шепнул:

— Кто-то идет!

Сетис обернулся и увидел на Мосту фигурку в светлом платье.

Он торопливо зазвонил в колокольчик, надвинул капюшон и вышел на дорогу.

— Подайте, госпожа! Поесть, попить! — захныкал он. — Ради Бога!

Девушка остановилась, затаив дыхание, накидка соскользнула с ее лица Она была невысока, светловолоса очень красива. Не Мирани.

Она посмотрела на них, потом на мальчика. Прошептала:

— Это он ?

И тут Алексос поступил очень странно. Он подошел к ней и взял за руку. Потом торжественно поцеловал эту руку. Это был жест взрослого мужчины.

— Я Архон, — сказал он.

Девушка зарделась. Она опустилась на колени, потом снова поднялась и проговорила, всхлипывая от страха:

— Я должна отвести его в Храм.

— Где Мирани? — прорычал Орфет.

— В постели. Ее укусил Бог... Змея.

— Кто ты такая?

— Крисса. Та, Что Вкушает Пищу Для Бога. Теперь слушайте...

— Откуда нам это знать? — торопливо спросил Сетис. Девятеро всегда носили маски. Он никогда не видел ни одной из них с открытым лицом — никого, кроме Мирани.

Девушка нетерпеливо топнула ногой.

— Потому что это так! Я же сказала! Я должна отвести его в Храм, и надо торопиться. Пока Гермия не узнала!

Она дрожала от страха. Сетис взглянул на Орфета, но великан взял мальчика за плечи и подтолкнул вперед.

— Вот он, твой счастливый случай, — прорычал он Сетису. — Иди в Город и возвращайся к своей работе. Можешь нас оставить.

— А вдруг это ловушка? — Сетис разрывался на части. С одной стороны, ему хотелось поскорее выпутаться из этой истории, но в то же время он сильно (так сильно, что сам удивлялся этому! ) тревожился за мальчика и Орфета. Алексос рассудительно покачал головой.

— Не бойся, Сетис.

— Да, не бойся. — Орфет поглядел на девушку. — С ним ничего не случится. Потому что я пойду с ним!

Девушка побледнела от страха.

— Нельзя! — вскричала она — Это же Храм! Туда могут войти только Девятеро и Бог! А любого другого, если поймают, замучают до смерти.

Орфет сорвал с лица повязки и почесал потную голову.

— Что скажешь, Архон?

Алексос протянул великану руку. Его темные глаза с любопытством рассматривали Криссу.

— Я бы хотел, чтобы ты вошел и увидел мой дом, Орфет, — с гордостью сказал он.

Шестой Дом был огромен и уже почти наполнился припасами. Вокруг золотого саркофага сложили мебель, изготовленную специально для этого случая, — позолоченные резные столы, кресла, изящную кровать.

Штабеля тканей и постельного белья, лампы, статуи, комоды с одеждой, деньги... К стене прислонили огромный веер из страусовых перьев; по парчовой шторе с узором из обезьян в зеленом лесу плясали пузатые тени огромных кувшинов с маслами, духами и притираниями. В отполированном до блеска бронзовом зеркале Мирани увидела тусклое отражение своего лица.

Ритуал закончился, и шестой из Девятерых, Иксаке, предстояло провести ночь в этом Доме. Она в страхе озиралась по сторонам. Среди теней беззвучно двигались слуги и могильщики, приносили все новые и новые кувшины, вазы, горшки.

— С тобой ничего не случится. Снаружи стоит стража, — успокоила ее Мирани. И задумалась: а зачем здесь, собственно, стража? Разве кто-нибудь осмелится сюда войти? Даже у грабителей не хватит наглости...

— Знаю. — Иксака зажгла последнюю лампу. Среди груд пожитков плясали тени, тускло поблескивали золото и бронза — Спасибо за то, что побыла со мной, Мирани, но все будет хорошо. В конце концов, это вроде как ночное бдение в Храме. Я не боюсь Архона.

Сейчас, пожалуй, не боишься, подумала Мирани. Сама она с ужасом ждала того дня, когда наступит ее очередь бодрствовать возле гроба. Кивнув на прощание, она сказала: " До завтра", — и выскользнула из Дома.

Вокруг нее черным лабиринтом раскинулся Город Мертвых. Она миновала стражников, пересекла широкую, продуваемую всеми ветрами площадь перед зиккуратом, вздымавшимся высоко в небо. Дым гигантского костра на вершине темной пеленой застилал звезды.

Ночь была жаркой. Она решила не оставаться с Иксакой. Во время церемонии у нее не было случая поговорить с Криссой; всякий раз, когда она пыталась приблизиться, рядом неизменно оказывалась Ретия. Лишь однажды ей удалось поймать взгляд голубых глаз подруги, испуганно взиравших сквозь узкие прорези в сине-серебристой маске.

Надо было выяснить, доставили ли мальчика в Храм. А для этого придется пойти туда именно сейчас, когда все разошлись.

— Мирани!

Голос был тих, и она тотчас же остановилась. В первый момент ей почудилось, что это говорит Бог. Потом она оглянулась и увидела его.

Он поджидал ее возле ворот. Она перебежала через исчерченную полосами лунного света пустую площадь, скользнула в спасительную тень.

— Сетис! Вы его нашли?

— Нашли...

У него усталый вид, подумала она.

— Как это было?

— Кошмар. Отчим мальчика — Алексоса — пустился за нами в погоню. Я думал, что мы оторвались от него в Порту, но он наверняка пошел к Аргелину. Пришла твоя подруга и забрала мальчика и Орфета в Храм.

— Орфета! — ужаснулась Мирани. — Я не говорила брать его туда!

— Он ни за что не хотел оставлять мальчика одного. Говорит, что тот Архон. Это удивительно, Мирани, до чего хорошо они знают друг друга! Это меня даже пугает. А мальчик сотворил воду, он добыл воду из камней!

Что-то шевельнулось в ее памяти; она попыталась поймать ускользающее воспоминание, но оно, словно змея, уползло сквозь туннель в глубины разума и затаилось, невысказанное.

— Из камней?!

— Да. Та девушка сказала, что тебя укусила змея.

Мирани покраснела.

— Мне уже лучше. Иногда голова кружится, но я поправилась.

Но Сетис уже не слушал ее. Он отстранился, и она поняла, что он пытается на что-то решиться. В свете луны блеснули его темные волосы, шнурок от кошелька на шее.

— Мирани, выслушай меня. Я не хочу больше в этом участвовать. Я сделал все, что ты просила, привел мальчика. Теперь я выхожу из игры. Я тебя не предам, никому не скажу ни слова. Но больше не проси меня ни о чем. Орфет — он опасен. Он фанатик! Он на все способен! А мне надо думать об отце и Телии.

Мирани смотрела на языки пламени над зиккуратом. Разочарование в юноше было ударом; оно обжигало, как страх. Она прошептала:

— Если считаешь нужным...

— Возьми. — Он что-то протянул ей; пальцы нащупали твердую вещицу, завернутую в плотный лен. — Считай это приношением Богу. Я его случайно нашел...

— Нам будет не хватать тебя...

Дачто мы вообще сможем без его помощи?!"

Он пожал плечами в своей высокомерной, раздражающей манере.

— Удачи тебе во всем. Надеюсь, все... уладится.

— Уладится?

— Ну, ты понимаешь...

— Ты хочешь сказать, что я не погибну. Что Орфет не погибнет...

Сетис нахмурился.

— Да.

— Что Аргелин не уничтожит нас всех и не возьмет после этого власть? Что он не станет тиранить людей сильнее, чем делает это сейчас?

— Послушай, ты должна понять...

— О, я понимаю. — Его удивила горечь, прозвучавшая в ее голосе. — Ты такой же, как все остальные! Счастлив, если еды и воды вдоволь. Будешь вдвойне счастлив, если сумеешь подкупом, шантажом и угрозами проложить себе дорогу наверх, стать первым архивариусом. И пропади пропадом весь остальной мир!

Он отступил на шаг, с трудом сдерживая гнев.

— Я этого не говорил. Но раз ты так обо мне думаешь...

— Думаю. И мы без тебя обойдемся! — Она плотнее запахнула тонкую накидку. — Богу не нужен жалкий самодовольный писец. Орфет был прав!

Она хотела уйти, но он схватил ее за руку.

— Да что ты знаешь о труде?! Доводилось ли тебе беспокоиться о том, как прокормить семью, отказывать себе во всем, экономить каждый грош, чтобы уплатить за воду? Всю жизнь я был беден, как храмовая мышь. Ты представить себе не можешь, как низко я опускался, чтобы добыть для них воду и еду! Посмотри на себя! Богатая, избалованная, и еще считаешь, что слышишь Бога. Мы все слышим Бога, Мирани, для этого не нужен Оракул!

— Пусти!

Он разжал пальцы; она в ярости отдернула руку.

— И не говори мне, что твоя семья определила тебя в Девятеро честным путем, а не подкупом. — Он презрительно усмехнулся. — Просто так тебя бы ни за что не приняли...

Лунный луч прочертил между ними серебристую дорожку. Рука Мирани стиснула неожиданный подарок. На миг ему показалось, что она бросит сверток ему в лицо, но она развернулась и убежала по каменным плитам внутреннего двора к скрытым среди теней Вратам.

Он молча смотрел ей вслед, сгорая от гнева и стыда.