Оракул с Уолл-стрит 1

Глава 4 Премия

К середине дня стало ясно, что мои знания из двадцать первого века не всегда были преимуществом. Иногда они превращались в помеху. Серия неловких моментов началась за обедом в столовой фирмы.

— Можно к вам? — спросил я, подходя к столу, где сидели Эдвардс и Прайс.

— Конечно, Стерлинг, — кивнул Эдвардс. — Как продвигается презентация для Харрисона?

— Работаю над ней, — ответил я, ставя на стол поднос с сэндвичем и кофе.

— Слышали о твоем выступлении на совещании, — Прайс покачал головой. — Смелый ход для стажера.

Я пожал плечами и достал портсигар, который нашел в кармане пиджака Стерлинга. Открыв его, я вытащил сигарету, поднес ее ко рту и… замер.

Я не курил уже лет десять и понятия не имел, как обращаться с этими старомодными сигаретами без фильтра.

— Что с тобой, Стерлинг? Забыл, как курить? — усмехнулся Прайс.

— Доктор сказал ограничить курение из-за головных болей, — выкрутился я, неловко возвращая сигарету в портсигар.

— Кстати о странностях, — подхватил Эдвардс. — Ты сегодня дважды пытался использовать настольную счетную машину как пишущую машинку. И смотрел на телефон так, будто впервые его видишь.

— Просто рассеянность, — я почувствовал, как щеки начинают гореть.

— А еще ты назвал мисс Петерсон «офис-менеджером», — добавил Прайс. — Все знают, что она секретарша Харрисона.

Черт, я действительно использовал термин из будущего, который в 1928 году звучал как нечто из научной фантастики.

— Просто оговорился, — пробормотал я. — В Йеле так называли административных сотрудников.

— В Йеле? — Эдвардс поднял бровь. — Ты же говорил, что бросил после второго курса.

Еще одна ошибка. Я путался в деталях биографии Стерлинга.

— Я имею в виду, что слышал этот термин там, — я попытался исправиться.

— Ты сегодня странный, Стерлинг, — покачал головой Прайс. — Еще страннее, чем обычно.

Ситуация стала еще хуже, когда после обеда меня попросили отправить телеграмму клиенту в Чикаго. Я стоял перед телеграфным аппаратом, не имея ни малейшего представления, как с ним обращаться.

— Первый день на работе, Стерлинг? — с сарказмом спросил проходивший мимо Ван Дорен. — Ты смотришь на телеграф так, будто это марсианская технология.

— Просто обдумываю, как лучше сформулировать сообщение, — ответил я.

— Конечно, — закатил глаза Ван Дорен. — Потому что формулировки лучше обдумывать, уставившись на клавиатуру аппарата. Особенно если ты отправлял десятки телеграмм за последние месяцы.

К счастью, мимо проходила мисс Петерсон, секретарша Харрисона.

— Мистер Стерлинг, если вам нужно отправить телеграмму, я могу помочь, — сжалилась она над моим замешательством.

— Спасибо, мисс Петерсон, — с благодарностью ответил я. — Это срочное сообщение для мистера Эббота в Чикаго.

Когда она занялась телеграммой, Ван Дорен тихо произнес, проходя мимо:

— Что с тобой сегодня, Стерлинг? Ты как будто с луны свалился.

Эта фраза была ближе к истине, чем он мог предположить.

Апогей моей неуклюжести наступил, когда Харрисон вызвал всех стажеров в кабинет для проверки знаний. Он задавал вопросы о текущих рыночных реалиях, и каждый должен был отвечать без подготовки.

— Прайс, текущая учетная ставка Федерального резерва? — начал Харрисон.

— Четыре с половиной процента, сэр, — четко ответил тот.

— Ван Дорен, крупнейшие держатели акций United States Steel?

— J. P. Morgan Co., Mellon Bank и группа европейских инвесторов во главе с Ротшильдами, сэр.

— Эдвардс, объем торгов на Нью-Йоркской фондовой бирже вчера?

— Четыре миллиона шестьсот тысяч акций, сэр.

— Стерлинг, — Харрисон повернулся ко мне, — структура капитала Radio Corporation of America и текущее соотношение цены к прибыли?

Я замер. RCA была одной из самых перегретых акций конца 1920-х, но конкретные цифры по состоянию на июнь 1928 года?

— RCA имеет шесть с половиной миллионов обыкновенных акций в обращении, — начал я, надеясь, что память о прочитанных исторических материалах не подведет. — Текущая цена около восьмидесяти пяти долларов за акцию, что при прибыли… — я запнулся, не зная точных данных.

— Продолжайте, Стерлинг, — холодно произнес Харрисон.

— При прибыли около двух долларов на акцию дает коэффициент P/E примерно сорок два целых пять десятых, — закончил я, сделав довольно точное предположение.

Харрисон удивленно поднял бровь:

— Верно. Хотя большинство аналитиков округляют до сорока трех. Теперь скажите мне, это высокий или низкий коэффициент по историческим меркам?

— Чрезвычайно высокий, сэр, — ответил я, не задумываясь. — Исторически средний P/E для промышленных компаний составляет от десяти до пятнадцати.

— И что это значит для инвестора?

Я понимал, что Харрисон проверяет не только мои знания, но и мою лояльность духу времени. Сказать правду — что RCA катастрофически переоценена и через полтора года ее акции рухнут на девяносто пять процентов — значило нарушить негласный кодекс бычьего рынка.

— Это означает, что инвесторы верят в экстраординарный потенциал роста радиовещания, — дипломатично ответил я. — Они готовы платить премию за акции компании, которая определяет будущее отрасли.

— Хорошо сказано, — кивнул Харрисон. — Хотя я заметил тень сомнения в вашем взгляде. Вы не разделяете этот оптимизм?

Все взгляды обратились ко мне. Опасный момент.

— Я восхищаюсь достижениями RCA, сэр, — осторожно начал я. — Но как аналитик не могу игнорировать исторические прецеденты. Активы, торгующиеся с таким высоким P/E, требуют особого внимания к управлению рисками.

В кабинете повисла напряженная тишина.

— Занятно, — наконец произнес Харрисон. — Большинство молодых людей сейчас ринулись бы покупать RCA, не задумываясь. Ваша осторожность… необычна. — Он сделал паузу. — Джентльмены, вы свободны. Стерлинг, задержитесь на минуту.

Когда остальные вышли, Харрисон внимательно посмотрел на меня:

— Откуда такой скептицизм, молодой человек? Это не типично для вашего поколения.

— Мой отец потерял все на текстильной фабрике, сэр, — ответил я, используя реальную историю Стерлинга. — Он всегда говорил, что успешный бизнес должен приносить реальную прибыль, а не обещания будущих доходов.

— Мудрый человек, — кивнул Харрисон. — Хотя слишком осторожный для нынешних времен. — Он встал из-за стола. — Знаете, Стерлинг, у меня есть для вас особое задание. Только что я получил запрос от одного из наших важнейших клиентов — Саймона Вестона. Нефтяной магнат из Оклахомы, сколотил состояние на месторождениях Кушинга. Теперь хочет диверсифицировать инвестиции. Завтра он прибывает в Нью-Йорк.

— Чем я могу помочь, сэр?

— Подготовьте краткий анализ промышленного сектора — сталь, автомобили, химикаты. Выделите три-четыре компании, которые, по вашему мнению, имеют самые сильные фундаментальные показатели. И сделайте это к завтрашнему утру. Встреча с Вестоном в десять часов.

— Да, сэр, — кивнул я, понимая, что это шанс зарекомендовать себя.

— И, Стерлинг, — добавил Харрисон, — рекомендуйте компании, в которые вы сами вложили бы деньги. Не те, которые сейчас модно покупать.

Выйдя из кабинета, я почувствовал смешанные эмоции. С одной стороны, день был полон неловкостей и ошибок. С другой — я получил уникальную возможность повлиять на инвестиционные решения крупного капиталиста.

Остаток дня я провел в библиотеке, анализируя промышленные компании США. К шести вечера, когда большинство сотрудников уже разошлись, я подготовил список из четырех компаний, которые, как я знал из своих исторических знаний, переживут Великую депрессию:

1. General Electric — электроэнергетика, лампы, радио, бытовая техника

2. Procter Gamble — мыло, гигиенические товары, бытовая химия

3. Standard Oil of New Jersey (будущий Exxon) — нефтепереработка, топливо

4. American Telephone Telegraph — телекоммуникации

Это не самые «горячие» акции 1928 года, но компании с прочными финансовыми основами, производящие товары, которые будут нужны даже в тяжелейшие времена.

Я составил подробный анализ каждой, используя последние доступные финансовые отчеты. Приложил диаграммы, показывающие их стабильный рост и устойчивость во время предыдущих рыночных спадов.

Голос застал меня врасплох:

— Все еще здесь, Стерлинг?

Харрисон стоял у входа в библиотеку, готовый уходить, с пальто и шляпой в руках.

— Заканчиваю анализ для мистера Вестона, сэр, — ответил я.

— Покажите, что у вас получилось, — Харрисон подошел к моему столу.

Я передал ему папку с подготовленными материалами. Он быстро пролистал страницы, и я заметил, как его брови поднимаются все выше.

— Проктер и Гэмбл? — он выглядел удивленным. — Мыло и стиральный порошок?

— Компания с сильным балансом, стабильным денежным потоком и продуктами, спрос на которые сохраняется в любой экономической ситуации, — пояснил я. — Их дивидендная политика одна из самых последовательных на рынке.

— А где RCA? United States Steel? General Motors? — перечислил Харрисон. — Это то, что все рекомендуют сейчас.

— Вы просили меня выбрать компании, в которые я сам вложил бы деньги, сэр, — напомнил я. — Это мой личный выбор, основанный на анализе фундаментальных показателей, а не на текущих рыночных тенденциях.

Харрисон задумчиво постучал пальцами по столу.

— Вы знаете, что Вестон — бывший бурильщик? Человек, который большую часть жизни провел на нефтяных вышках? Он любит рисковать.

— Именно поэтому я предлагаю ему баланс, сэр, — ответил я. — Если часть его капитала будет в этих стабильных компаниях, он сможет позволить себе более рискованные инвестиции в других областях.

Харрисон внимательно посмотрел на меня.

— Необычный подход. Но… в нем есть смысл. — Он закрыл папку. — Хорошо, Стерлинг. Я представлю эти рекомендации завтра. Если Вестон последует вашему совету, и инвестиции окажутся успешными, вы получите премию от фирмы.

— Спасибо, сэр.

— Но если он сочтет это слишком консервативным и уйдет к нашим конкурентам… — Харрисон не закончил фразу, но угроза была ясна.

— Я уверен в своем анализе, сэр, — твердо сказал я. — Эти компании могут не показать взрывного роста в ближайшие месяцы, но в долгосрочной перспективе они защитят капитал мистера Вестона лучше, чем модные сейчас акции.

— Долгосрочная перспектива, — повторил Харрисон задумчиво. — Редкий взгляд в наши дни, когда все смотрят на завтрашние котировки. — Он протянул руку. — Хорошего вечера, Стерлинг. Увидимся завтра на встрече с Вестоном.

Когда дверь за ним закрылась, я позволил себе улыбку. Возможно, день был полон неловкостей, но я только что сделал первый шаг к цели. И шаг этот оказался на удивление успешным.

Вечерний Нью-Йорк 1928 года пульсировал энергией. Возвращаясь домой, я видел переполненные спикизи, слышал доносящиеся из них звуки джаза. Наблюдал шикарные автомобили и нарядных людей, спешащих на ночные развлечения. Эпоха действительно ревела, не подозревая о приближающейся тишине Великой депрессии.

Поднимаясь по лестнице своего дома, я встретил мисс Ходжес.

— Поздно возвращаетесь, мистер Стерлинг, — заметила она. — Тяжелый день?

— Необычный, — ответил я. — Но, кажется, успешный.

— Рада это слышать. Кстати, вас снова искал тот журналист, мистер Риверс. Оставил вам записку.

Я взял сложенный лист бумаги. Через плотную бумагу просвечивали буквы, набранные на печатной машинке:

«Стерлинг, нужно срочно встретиться. Дело не только в вашем отце. Обнаружил связь между Харрисоном и Continental Trust. Это больше, чем мы думали. Завтра, 8 вечера, „Черный кот“ на Бликер-стрит. Р.»

— Спасибо, мисс Ходжес, — я убрал записку в карман.

— Не связывайтесь вы с этими газетчиками, мистер Стерлинг, — покачала головой пожилая женщина. — От них одни неприятности.

— Я буду осторожен, — пообещал я.

В квартире я первым делом снял пиджак и развязал галстук. Мой первый день в 1928 году подходил к концу.

Несмотря на все неловкости и ошибки, я чувствовал, что начал закладывать фундамент будущего успеха.

У меня есть шанс повлиять на инвестиционные решения нефтяного магната. Возможность узнать какие-то тайны о Харрисоне от журналиста Риверса. И еще есть шестнадцать месяцев, чтобы подготовиться к величайшему финансовому краху в истории.

Я подошел к окну и посмотрел на огни вечернего Нью-Йорка. Адаптация к этому миру будет непростой, но уже завтра может принести первые реальные плоды.

Следующий день начался с сюрприза. Когда я вошел в офис «Харрисон Партнеры», мисс Петерсон встретила меня у входа:

— Мистер Стерлинг, мистер Харрисон ждет вас в своем кабинете. Немедленно.

Я поспешил через торговый зал, чувствуя на себе взгляды коллег. Что случилось? Неужели Харрисон передумал насчет моих рекомендаций?

В кабинете я застал Харрисона в компании крупного мужчины с загорелым лицом и мозолистыми руками, явно не типичного обитателя Уолл-стрит.

— А, Стерлинг! — Харрисон выглядел необычайно оживленным. — Познакомьтесь с мистером Саймоном Вестоном. Он приехал раньше, чем планировал.

— Так это вы тот молодой человек, который предлагает мне вкладываться в мыло и телефоны? — пророкотал Вестон с заметным техасским акцентом.

— Да, сэр, — я пожал его руку. — И в электричество, и в нефтепереработку.

— Присаживайтесь, молодой человек, — Вестон указал на стул. — Я хочу услышать ваши объяснения лично. Ваш босс пытался убедить меня, что это разумные инвестиции, но мне кажется, что эти акции слишком… скучные.

Я глубоко вздохнул и начал:

— Мистер Вестон, вы сколотили состояние на нефти. Ресурсе, который всегда нужен людям, верно?

— Верно, сынок, — кивнул он.

— Мои рекомендации основаны на том же принципе. Procter Gamble производит то, без чего невозможно обойтись — мыло, стиральный порошок, зубную пасту. General Electric обеспечивает электричеством растущую страну. ATT соединяет Америку телефонными линиями. А Standard Oil перерабатывает нефть, которую добывают такие люди, как вы. — Я сделал паузу. — Это не просто компании, мистер Вестон. Это основы современной цивилизации.

Вестон внимательно слушал.

— Все говорят о радио, автомобилях, стали, — продолжил я. — Это быстрорастущие отрасли, и они действительно впечатляют. Но задумайтесь: что происходит, когда рост замедляется? Что происходит, когда рынок корректируется, как это неизбежно случается?

— Вы предсказываете падение рынка, молодой человек? — прищурился Вестон.

— Я предсказываю, что люди всегда будут мыться, звонить по телефону, включать свет и заправлять свои автомобили, — ответил я уверенно. — Независимо от того, идет рынок вверх или вниз. Вы построили свою империю на понимании человеческих потребностей, мистер Вестон. Я лишь предлагаю расширить этот же принцип.

Вестон откинулся в кресле, барабаня пальцами по подлокотнику. Его обветренное лицо с глубокими морщинами казалось непроницаемым.

— Харрисон говорил, что вы необычный молодой человек, — произнес он наконец. — Теперь я вижу, что он не преувеличивал. — Он повернулся к Харрисону. — Сколько этому парню? Двадцать два? Двадцать три?

— Двадцать два, сэр, — ответил я сам.

— И где вы научились так мыслить? Не в колледже, я уверен. Я сам никогда не переступал порог университета, но знаю, чему там учат сейчас молодежь.

— Мой отец, сэр, — я использовал историю Стерлинга. — Он управлял текстильной фабрикой и всегда говорил: ищи компании, которые остануться на плаву, даже если корабль начнет тонуть.

Вестон кивнул, словно это объяснение его удовлетворило.

— Знаете, почему я стал миллионером, мистер Стерлинг? — спросил он. — Потому что всегда доверял своему чутью. А сейчас мое чутье подсказывает, что в ваших словах есть смысл.

Он повернулся к Харрисону:

— Роберт, я хочу, чтобы вы инвестировали два миллиона по схеме, предложенной этим молодым человеком. — Он поднял руку, предупреждая возражения. — Я знаю, что это консервативный подход. Остальные три миллиона мы вложим по вашим рекомендациям. В сталь, автомобили и все эти ваши модные радиокомпании.

Я с трудом сдержал улыбку. Два миллиона долларов 1928 года, вложенные в компании, которые переживут Депрессию! Это было победой, даже если Вестон еще разбавлял их рискованными активами.

— Отличное решение, Саймон, — Харрисон выглядел удовлетворенным. — Уверен, что оба подхода принесут вам достойную прибыль.

— Надеюсь, — кивнул Вестон, поднимаясь. — А теперь, если вы не возражаете, я хотел бы осмотреть биржу. Никогда не видел вблизи всю эту суматоху.

— Конечно, я организую вам экскурсию, — Харрисон встал. — Мисс Петерсон сделает все необходимые приготовления. Стерлинг, вы свободны. И… хорошая работа.

Я уже направился к двери, когда Вестон окликнул меня:

— Молодой человек! — Он достал из внутреннего кармана пиджака чековую книжку и ручку. — Я всегда вознаграждаю хороший совет. — Он быстро что-то написал, оторвал чек и протянул мне. — Считайте это личной благодарностью.

Я взглянул на чек и с трудом сдержал изумление. Пять тысяч долларов. В 1928 году это были огромные деньги — годовой доход успешного бизнесмена или пятилетняя зарплата рабочего.

— Мистер Вестон, я не могу…

— Можете, — отрезал он. — Если я заработаю на ваших рекомендациях, это будет ничто по сравнению с моей прибылью. А если потеряю, — он усмехнулся, — что ж, тогда вы заработали эти деньги, заставив меня диверсифицировать часть капитала.

— Благодарю вас, сэр, — я аккуратно сложил чек и убрал его в карман.

Выйдя из кабинета Харрисона, я чувствовал на себе взгляды всего торгового зала. Новости в таких местах распространялись со скоростью света. Уже к обеду все знали, что стажер Стерлинг каким-то образом впечатлил нефтяного магната Вестона и заработал личный бонус.

— Ну, ты даешь, парень, — присвистнул Бейкер, присаживаясь ко мне за ланчем. — Как тебе это удалось?

— Просто сделал свою работу, — пожал я плечами, пытаясь скрыть триумф.

— Ага, скромничаешь, — покачал головой Бейкер. — Говорят, старина Вестон выписал тебе чек на кругленькую сумму.

Я ничего не ответил, но улыбка, видимо, выдала меня.

— Черт! — воскликнул Бейкер. — Значит, правда. Сколько?

— Достаточно, чтобы начать собственный инвестиционный портфель, — уклончиво ответил я.

— И что ты будешь покупать? — в его глазах загорелся интерес. — RCA? Steel Trust?

— Думаю, я буду следовать своим же рекомендациям, — ответил я. — Procter Gamble, General Electric, ATT и Standard Oil.

Бейкер разочарованно откинулся на спинку стула:

— И все? Никаких горячих акций? Стерлинг, ты разбогатеешь через двадцать лет с такой стратегией. К тому времени мы с ребятами будем уже на яхтах в Средиземном море.

Я лишь улыбнулся, вспоминая, что произойдет через шестнадцать месяцев.

— Время покажет, Бейкер. Время покажет.

В конце дня Харрисон снова вызвал меня в свой кабинет.

— Стерлинг, — начал он без предисловий, — Вестон остался очень доволен. Более того, он рассказал о вас Джеймсу Фуллертону.

— Фуллертону? — переспросил я, мысленно перебирая исторические знания.

— Владельцу сети универмагов на Среднем Западе, — уточнил Харрисон. — Он управляет капиталом в двенадцать миллионов долларов и ищет новые возможности для инвестиций. Я хочу, чтобы вы подготовили для него такой же анализ, как для Вестона.

— Да, сэр, — кивнул я, чувствуя растущее волнение.

— И еще, — Харрисон выдвинул ящик стола и достал конверт. — Ваша премия от фирмы. Тысяча долларов. Честно говоря, не припомню, чтобы стажер получал такую сумму, но сделка с Вестоном того стоит.

— Спасибо, сэр, — я принял конверт, стараясь не выдать своего изумления.

— Не благодарите, — Харрисон откинулся в кресле. — Заработайте еще. И, Стерлинг… — он сделал паузу. — Я заметил, как вы вздрагиваете от шума тикера и избегаете пользоваться телеграфом. Если у вас какие-то проблемы после той аварии, не стесняйтесь сказать. Я могу организовать помощь.

— Все в порядке, сэр, — заверил я его. — Просто небольшие головные боли иногда.

— Хорошо, — кивнул он. — Можете идти. И помните презентация для фермеров с Среднего Запада все еще должна быть у меня в понедельник.

Выйдя на улицу после работы, я глубоко вдохнул вечерний воздух Нью-Йорка 1928 года. За один день я заработал шесть тысяч долларов.

Сумму, равную примерно девяносто пяти тысячам долларов 2024 года. Это отличный стартовый капитал для моей инвестиционной стратегии.

Теперь оставалось выяснить, что знал журналист Риверс о Харрисоне, Continental Trust и смерти отца Уильяма Стерлинга. Но эта встреча подождет до вечера. А сейчас мне нужно было найти брокера, который поможет мне сделать первые инвестиции.

Я сжал в кармане конверт с премией. Моя новая жизнь в 1928 году только начиналась, и начиналась она очень удачно.