Оракулы перекрестков

Глава 21

Присев над очередным кустом, Бенджамиль с Максудом ухватились за вытяжное кольцо. Четыре сильных мужских руки потянули сетку наверх, но картофельный кокон с сухим треском лопнул, и его содержимое осталось в лунке, перемешанное с комьями земли.

— Черт, — досадливо сказал Максуд. — Кажется, я сетку порезал.

Бенджамиль сунулся было выбирать картошку, но Макс велел не заниматься глупостями.

— Не трать время, — сказал он, направляясь к следующему кусту. — Лучше тележку подгони поближе.

Бен, проваливаясь и спотыкаясь, покандыбал к тележке. Консоль удобно легла в грязные ладони, и тележка, наполненная уже почти на треть, двинулась вперед. Максуд загодя предупредил, что очень важно следить за колесами. Он сказал: «Забуксуем в лунке — п…ец, на себе будем вытаскивать», и Бен следил вовсю. Проехав вперед с запасом шагов в пять, он отпустил консоль и огляделся. Сначала он увидел Макса, потом парня, которого все звали Хрящ, потом бритого крепыша, на три ряда обогнавшего всех прочих. Потом взгляд Бенджамиля задержался на картофельных зарослях метрах в пятнадцати от ловкого коротышки. Кусты слегка шевелились, и Бен подумал, что это странно, поскольку ночь выдалась теплой и совершенно безветренной. Он пригляделся повнимательнее, и ему опять померещилось слабое движение.

— Макс, — позвал Бенджамиль вполголоса. — Ма-акс!

Максуд поднял голову.

— Гляди. — Бен указал рукой в сторону непоседливых кустов. — Там кто-то есть или мне только кажется?

Максуд быстро обернулся, и в этот момент Бенджамиль ослеп. Серо-желтое поле, серо-желтые кусты, серо-желтая фигура Максуда — все утратило очертания, растворилось в ярко-оранжевой вспышке. Сразу за вспышкой на Бенджамиля обрушился громовой голос, идущий разом со всех сторон. «Господи! — мелькнуло в помутившемся от ужаса мозгу. — Мы крали чужой картофель. Теперь мы будем наказаны слепотой». В следующий миг Бен различил слова: «…находитесь на охраняемой частной территории! Немедленно встаньте во весь рост и положите руки на затылок, иначе мы будем вынуждены…» Следом за словами раздался яростный рев Максуда и ударившие один за другим два оглушительных выстрела: «Ба-ба-бау-у!» Затем мир вокруг взорвался, и уши Бенджамиля перестали различать звуки. Он больно налетел на что-то грудью, шарахнулся в сторону, запнулся и полетел вверх тормашками.

Потом был провал. Какое-то время Бен не знал, кто он и где он. Потом рассудок вернулся вместе со вкусом земли на оскаленных зубах, и Бенджамиль догадался сорвать с себя низкочастотные очки. Он вовсе не ослеп, напротив, со всех сторон бил яркий свет веерных прожекторов, а по полю метались серые тени. Он не оглох, просто со всех сторон стреляли. Проведя короткую ревизию своих мыслей, Бен пришел к выводу, что голова его в относительном порядке, и, пересилив страх, кое-как встал на четвереньки с твердым намереньем ползти на поиски Максуда. Но Максуд нашелся сам. Вывалившись невесть откуда, он сгреб фатара в охапку и поволок за опрокинутую тележку.

— Попали! — проорал он Бену прямо в ухо, когда они оказались в относительной безопасности. — Бульдосы нам капкан подставили! Кто убит, кто нет, непонятно! Нужно пробираться к лесу! У тебя патроны еще есть?!

Бен ошалело кивнул и полез в кобуру.

— Прорвемся! — Максуд размазал по щеке кровь. — Прикрываем друг друга по очереди. Стреляй во всякого, кто поднимет голову. Пока ты стреляешь — я бегу, пока я стреляю — ты бежишь. Понял?

Бен кивнул.

— Ты первый! — Макс указал рукой направление. — Только туда, иначе попадешь на колючку. Ну, суки! — Он быстро высунулся из-за тележки и открыл беглый огонь, прижимая к земле неведомого противника.

Обдумывать и планировать свои действия было некогда. Не имея в голове ровным счетом ни одной здравой мысли, Бенджамиль привстал на карачки, чтобы ринуться вперед, но то, что он увидел, заставило его отшатнуться обратно к тележке и заорать:

— Макс! Макс! Он улетает!

Грузопассажирский прыгун висел над лесом, оглашая окрестности пронзительным клекотом. Непривычно яркая струя выхлопа била вниз, прямо в кроны высоких деревьев.

Максуд откатился за спасительный металлический корпус и закричал:

— Он не улетает! Он сюда летит. Руди хочет нас подобрать.

Прыгун по очень пологой и боязливой дуге действительно поплыл к полю, и сердце Бенджамиля застучало с утроенной силой. Он вспомнил, что очень давно слышал от кого-то, будто прыгуны действительно могут выполнять перемещения по очень короткой дуге, но для этого требуется уйма горючего и недюжинное мастерство пилота. Если чудесный, волшебный, божественный Руди посадит аппарат перед оградой, то они наверняка спасены.

Несколько пуль, выбивая снопы искр, с отвратительным визгом срикошетили от края тележки. Бен автоматически пригнулся, а когда вновь поднял голову, прыгун-восьмитонник лопался в воздухе, разрываемый на три части огненным бутоном взрыва. Еще не веря в происходящее, Бен смотрел, как обломки, разваливаясь на лету, рушатся на пологий склон, по которому всего сорок минут назад он катил тележку вслед за Максудом. «Мне все это снится, — отстраненно подумал Бен. — И поле, и Максуд, и тележка, и белесый след от ракеты, словно скальпелем разрезавший черное небо. Нужно только поплотнее зажмуриться, и все исчезнет».

— Теперь нам кранты, — стеклянным голосом сказал Максуд.

Он неожиданно поднялся во весь рост и, изрыгая проклятия, принялся, как заведенный, стрелять по бегущим к тележке фигурам. Расстреляв остатки обоймы, Максуд быстро присел и завозился с пистолетом. Его бледное лицо с блестящими провалами глаз оскалилось бешеной улыбкой. Крепко ухватив Бена за шиворот, он подтянул его к себе так, что их головы соприкоснулись.

— Теперь беги! — коротко сказал Макс

Он передвинул рычажок на пистолете и опять вскочил на ноги. Один за другим грохнули два взрыва, кто-то тонко, по-женски завизжал. Корпус тележки опять брызнул искрами. Максуд шагнул вбок, оступился и начал кулем оседать на мягкую землю. Бенджамиль метнулся к нему, подхватил, волоком потянул к укрытию. Голова Максуда судорожно вздрагивала.

— Что?! Что?! — закричал Бен, захлебываясь в водовороте ужаса.

Максуд захрипел.

— Что?! — Бен, пачкаясь в чем-то липком, принялся дрожащими пальцами расстегивать ворот мокрого комбинезона.

— Все, — хрипло сказал Максуд, во рту его что-то булькнуло. — Беги к лесу. Может, успеешь…

Его сильное тело мучительно выгнулось и обмякло. Размазывая по щекам кровь и слезы, Бенджамиль поднялся на колени и начал стрелять в темноту. Он не хотел никого убивать и не знал, кого ненавидеть, он стрелял в безысходность и в собственное отчаяние, с каждым выстрелом выплевывая из себя сгусток запекшегося черного ужаса. А когда ствольная коробка бессильно отъехала назад и палец несколько раз остервенело нажал на спуск вхолостую, Бенджамиль отшвырнул бесполезный пистолет и побежал. Он бежал, рыская из стороны в сторону, спотыкаясь, едва не падая, но вновь и вновь чудом оказываясь на ногах. В его душе больше не было страха, была упрямая злая уверенность в том, что он должен, обязан уйти живым. Пули повизгивали вокруг его втянутой в плечи головы, пули стегали по рыхлой земле и по картофельным кустам, но он уже не боялся.

Он совсем не думал, между какой парой столбов перерезана проволока, и почти не удивился, когда попал в нужный проход. Выскакивая на асфальтовую дорожку, он заметил, что следом за ним бежит еще кто-то в костюме цвета истлевшей травы, но останавливаться уже не мог, не имел права. И он мчался, прыгая через срезанные под корень деревья, моля неведомого вершителя своей судьбы об одном: не дать ему запнуться и упасть.

Предательский склон встретил его порослью молодых колючек. Склон был на стороне загонщиков. Но и это уже не могло его остановить. Не снижая темпа, он проломился сквозь колючие заросли и, оставляя за правым плечом исходившие жирным горячим дымом останки прыгуна, помчался среди темных стволов. Последняя шальная пуля, щелкнув, сшибла ветку над его головой. «Спасен! Спасен! Спасен!» — билось в пустой голове.

— Похоже, этот последний. — Йохан Шнайдер тупым носком шипованного ботинка ткнул неподвижное тело в пятнистом комбинезоне. — Ариф!.. Нойман! — Он обернулся в сторону темного силуэта, бродившего неподалеку, и помигал фонарем. — Иди сюда!

— Мертвяк? — Нойман, шаря вокруг себя световым конусом, вразвалочку подошел к старшему драйверу отряда.

— Мертвее не бывает.

Ариф Нойман осветил плечи и голову лежавшего. Правая сторона черепа была разворочена, волосы, стриженные коротким гребнем, слиплись от черной запекшейся крови.

— Чисто сработано, — сказал Нойман.

— Какие у нас потери? — Шнайдер, прищурившись, повернулся в сторону ярко освещенного картофельного поля.

— Шестеро раненых, четверо тяжело. — Нойман тоже оглянулся на поле, по которому неторопливо двигались фигурки стоксгардов. — Хансу кисть оторвало, когда тот ублюдок начал палить из подстволки.

Шнайдер досадливо поморщился:

— Сам виноват, я ему говорил, чтобы не совался.

Нойман покивал головой:

— Не повезло.

— Прыгуна из клиники уже вызвал? — деловым тоном спросил Шнайдер.

Нойман взглянул на часы:

— Минут через сорок будет. От Вейта Хофмана.

— Хорошо. — Шнайдер опять посветил фонарем на труп налетчика. — А хорьков сколько положили?

— Шесть трупов, четверо раненых, все тяжело, один ушел в лес.

— Молодец, Арви! — Старший драйвер дружески потрепал помощника по плечу. — И парни твои молодцы. Хорошая работа! Хвалю.

Нойман вяло козырнул.

— Будь на хорьках дефендеры, мы бы так легко не отделались, — мрачно сказал он, снимая каску с прозрачным забралом. — Это какими надо быть идиотами, чтобы не думать про броники?

— Здесь ты не прав, Арви, дефендеры они принципиально не носят, — проговорил Шнайдер назидательно. — Для них это «кляйба», вроде как трусость до боя.

Ариф Нойман скептически усмехнулся.

— Ты вот что, — сказал Шнайдер, демонстративно притрагиваясь к мочке левого уха, — своих раненых готовь к погрузке, а хорькам окажи первую помощь. — Он поднял оттопыренный палец и выразительно провел им по горлу. — Кстати, как их состояние? До прибытия полистопов дотянут?

— Даже не знаю, — громко сказал Нойман озабоченным голосом. — Все тяжелые. Вполне могут и передохнуть.

— Если не имеешь медицинской страховки от корпорации, то глупо надеяться на хорошее медицинское обслуживание, — согласился Шнайдер, и оба мужчины негромко засмеялись.

— А что с тележками делать? — спросил Нойман.

— Не знаю. — Шнайдер призадумался. — Пока сложи на них трупы, а там видно будет. И немедленно займись ранеными хорьками! Мы же не хотим, чтобы мастеру Питу вдруг пришлось отчитываться перед начальством за плохое обращение с гостями из Сити?

— Почем ты знаешь, что хорьки из Сити? — скептически поинтересовался Нойман. — Может, это простые крысы из буфера?

— Знаю. — Шнайдер ткнул ботинком труп ситтера. — Уж арси от трэча я на слух всегда отличу. Ладно, расклад такой: какая группа пострадала меньше других?

— Вторая, — доложил Нойман.

— Оставь на поле вторую группу, пусть охраняют территорию, ждут медиков и стопов. Кто у них командир?

— Шайне.

— Ага… Нужно послать пару ребят в лес. Так вроде огня не видно, но могли остаться очаги, а если пожар пойдет верхами, нас с тобой за яйца подвесят. Если что, пусть Шайне вызывает пожарных. Остальным отдыхать. И, вот еще: того парня, что убежал, надо догнать. У Шайне есть собака?

— Найдется.

— Поставьте ее на след. Нечего ситтеру по лесу шляться. Да! И, как окажешь помощь раненым, вызывай стопов.

Нойман кивнул.

— Вопросов нет? — Шнайдер похлопал стволом автомата по голенищу ботинка. — Ясно все?

— Так точно!

— Выполняй!

Нойман опять козырнул и шатающейся тяжелой рысцой побежал к полю.

Старший драйвер еще раз глянул на труп, потом на останки прыгуна и неторопливо пошел за помощником.

— Маркус! Шайне! Полянский! Эль-Мансур! Ко мне! — проорал Нойман, замедляя бег возле стойки ограждения с порванной проволокой. — И побыстрее, мать вашу!

На поле произошло некое быстрое, невнятное, но вполне осмысленное движение. Не прошло и минуты, а командиры групп уже стояли перед помощником стардрая.

Нойман, как обычно, был краток, и вскоре трое из четверых командиров отправились командовать своим группам «отбой», а злой и недовольный Шайне, бормоча под нос проклятья, побежал разыскивать своего кинолога.

Рузняк нашелся не сразу. Он курил, присев за перевернутой тележкой, и стряхивал пепел в валявшуюся рядом чужую каску, видимо потерянную кем-то из раненых. Увидев Шайне, он сунул сигарету в рыхлый чернозем и вскочил на ноги. Шайне дважды открыл и закрыл рот. Больше всего на свете ему хотелось размахнуться и со всей силы двинуть кинологу в оттопыренное ухо. Но бить в ухо было, к сожалению, нельзя, и вместо этого Шайне только до хруста сжал кулаки да несколько раз вдохнул и выдохнул воздух через ноздри.

Рузняк смотрел на отца-командира круглыми испуганно-наглыми глазами. Курение в неположенном месте считалось проступком, но не слишком серьезным. Рузняк пытался сообразить, чем он мог вызвать гневное трепетание ноздрей начальства, и ничего не мог припомнить. Ну, не лез в герои! Ну и что? Делал все по инструкции: лежал, бежал, даже пуля по каске чиркнула один раз…

— Собака в вездеходе? — тихо и зловеще спросил Шайне.

— В вездеходе. — У Рузняка слегка отлегло от сердца. — А где ей еще быть?

Он хотел добавить, что из автомата Грета стрелять не умеет, но вовремя сдержался.

— Тащи свою тварюгу сюда, — сказал Шайне, немного успокаиваясь.

— Зачем? — подозрительно спросил Рузняк.

— Работать! — сказал Шайне, опять наливаясь злостью. — Хорька в лесу ловить!

— А почему Грета? — неприязненно поинтересовался Рузняк, мгновенно наглея. — У Греты передатчик барахлит и аккумулятор разряжен. Пусть бы Крюгер свою Ко́ру тащил, она у него в порядке.

Насчет аккумулятора он слегка привирал, зато про передатчик говорил чистую правду.

Шайне качнулся взад-вперед и наконец заорал. Он орал о том, как его достал долбаный собаковод со своей долбаной Гретой, как ему хочется, чтобы однажды Грета откусила Рузняку башку, и что если этого не сделает Грета, то это сделает он, Артур Шайне, и не подавится, и не облюется. Ошалевший от такого напора Рузняк даже отступил назад.

— Чтоб через пять минут здесь была! — Шайне не удержался и сунул-таки собаководу кулак под нос.

— Слушаюсь, — запоздало отрапортовал Рузняк и потрусил к вездеходу.

В вездеходе было тепло и душно. Грета лежала под боковыми сиденьями в собственном контейнере. Рузняк вытянул контейнер на середину салона, включил питание и ввел девятизначный код. Грета, оживая, чуть шевельнула острой конусообразной головой. Каждому кретину ясно, что механизм такого класса, как Грета, лучше вообще не отключать. Но инструкцию по применению служебных собак составляли люди, которым до уровня среднестатистического кретина еще карабкаться и карабкаться. Пока собака запускала и тестировала контуры своего мертвого организма, Рузняк присел рядом и закурил. Он с интересом следил, как один за другим загораются миниатюрные датчики по бокам узкой морды. Вид оживающего робопса доставлял ему удовольствие. Он вообще любил смотреть на Грету, не без основания полагая ее верхом инженерной мысли и, в некоторой мере, своей собственностью. В отличие от бытовых моделей, на настоящих служебных робопсов никогда не надевают декоративных покрытий. Насколько знал Рузняк, их даже не производят. Никаких мохнатых ушек, хвостиков колечком, глаз-бусинок. Изолируют только суставы для защиты рабочих поверхностей, но изолирующее вещество скорее похоже на прозрачный гель. Рузняк неторопливо затягивался, выпускал дым через ноздри и любовался на свою питомицу. Тонкие, чуть изогнутые стальные лапы, узкий обтекаемый корпус, ляжки, прикрытые пружинными дисками амортизаторов. От механизма исходило едва слышное гудение. Пасть Греты чуть приоткрылась, словно собака ненавязчиво демонстрировала кончики острых, никелированно блестящих клыков. Рузняк протянул руку и осторожно провел вдоль холодной гладкой спины… Затем, спохватившись, он погасил сигарету о рант ботинка, помахал в воздухе ладонью, разгоняя табачный дым, ловко выпрыгнул из салона и поманил за собой Грету.

Нойман и Шайне дожидались его возле проволочной ограды.

— Поживее, мать твою! — еще издали крикнул Нойман.

— Ты что, поспать успел? — спросил он, когда Рузняк и Грета остановились возле него и Шайне на уставном расстоянии.

— Никак нет, мастер помдрай! — сейчас же ответил Рузняк. — Собака разогревалась.

Нойман скептически хмыкнул. Шайне помалкивал, глядя куда-то в сторону.

— Разрешите приступать? — спросил Рузняк.

— Пошли уже. — Нойман махнул рукой в сторону пустоши с вырубленными деревьями.

Рузняк задал Грете примерное направление следа, и в течение следующих десяти минут они ходили по пустоши вслед за сосредоточенной и деловитой робопсиной.

— По-моему, он левее бежал, — подал голос Шайне.

Поискали левее, и через пару минут собака действительно взяла след, неспешно поводя мордой, пробежала шагов тридцать и, приподняв переднюю лапу, замерла возле мертвого ситтера с гребнем на голове.

— Экая дура, — устало сказал Нойман. — Перенастраивай ее, парень, снимай задачу.

— Если этот лежит здесь, то второй бежал во-он там, — сказал Шайне не очень уверенным тоном.

Нойман недовольно скривился в сторону командира группы и указал совсем в другую сторону.

— Там… — сказал он, — там поищем.

Не прошло и пяти минут, как собака взяла нужный след. К удивлению Рузняка, Нойман особой радости по этому поводу не изъявил.

— Молодец, — сказал он, обращаясь то ли к собаке, то ли к собаководу, ткнул пальцем в крышку панели настроек и добавил: — Открой.

«Это еще зачем?» — подумал Рузняк. Он нагнулся и отомкнул панель. Нойман присел рядом с собакой и начал тыкать толстым пальцем в кружочки сенсоров. Рузняку захотелось сказать: «Если сами такие умные, так чего мне деньги платите?» Он открыл было рот и сразу закрыл. Нойман снимал все блоки и устанавливал уровень воздействия на отметку F. Если помощник старшего драйвера отряда программирует робопса на уровень F, то лучше не задавать глупых вопросов вслух, а то самого однажды найдут в овраге со сломанной шеей.

Нойман захлопнул крышку и поднялся.

— Действуй, — сказал он, отступая в сторону.

— След! — негромко скомандовал Рузняк.

Криставирусный процессор Греты был настроен на его голос, и собака внимательно подняла морду, потом вытянула шею, принюхиваясь. Она прошла несколько шагов, фиксируя в блоках биллектронной памяти запах и форму следа, затем просигналила готовность и замерла, будто блестящее металлопластиковое изваяние.

— Взять! Фас! — Рузняк чуть подтолкнул робопса вперед.

Грета бесшумно сорвалась с места. Пригибая голову к земле, она заскользила между пнями, в мгновение ока достигла заросшего зеленью склона и, все убыстряя бег, растворилась в темноте сосняка. Какое-то время Рузняку чудилось, будто он различает отблески лунного света на ее полированных боках.

— Теперь будем ждать сигнала. — Нойман, щурясь, смотрел на темную громаду леса.

— Долго ждать придется, — сказал Рузняк, засовывая руки в карманы.

— Почему долго?! — Помдрай был так удивлен, что даже забыл сделать стоксгарду замечания за неуставную позу.

— Так у нее передатчик неисправен… Я командиру группы докладывал. — Рузняк видел в слабом лунном свете, как у Шайне непроизвольно перекосился рот. — И аккумулятор разряжен процентов на шестьдесят.

Нойман повернулся к Шайне. Было ощущение, что он примеривается, как бы половчее врезать командиру второй группы под дых. Рузняк даже вперед подался, чтобы лучше видеть, но Нойман только крякнул и отвернулся. Шайне отчетливо выдохнул. Нойман сплюнул под ноги и сказал:

— Ни хрена! Далеко он уйти не успел. За час тварь его нагонит. А там… видно будет… Все свободны.

Нойман забросил автомат на плечо и вразвалку двинулся к ограждению.

— Стоксгард Рузняк, — зловеще-официальным тоном вполголоса сказал Шайне. — Объявляю вам взыскание по службе. Стоимость ремонта собаки вычту из вашего жалованья.

Он развернулся и торопливо зашагал следом за Нойманом. Кинолог долгим взглядом проводил его спину.

— Сука — сказал он сквозь зубы. — Бл…кая рожа. Чтоб тебя черти взяли.

В левом ухе пронзительно пискнуло

— Александр Рузняк, — прошелестел информатор корпоративной сети. — За употребление нецензурно-религиозных слов вы оштрафованы на десять марок. Примите к сведенью.