Орлы в Диких землях

Глава IV

Они ушли, так и не найдя часового. Вопреки здравому смыслу, Тулл подумывал выслать патрули на его поиски, но, неожиданно услышал возбужденные голоса ребятишек, играющих в догонялки; голоса раздавались из глубины деревьев, и он решил, что риск слишком велик. Дети могли легко добраться до береговой линии, а их присутствие означало, что поблизости находится деревня. Даже в небольшом поселении было бы больше копий, чем у его людей. Фенестела и Винициус не стали спорить с его решением; Азмелькарт тоже был явно напуган.

Еще один человек погиб до того, как они вышли в открытое море. Слишком сильно наклонившись, когда вытаскивали якорь, он упал за борт головой вниз. Вода была неглубокой – не более чем в четыре человеческих роста, – но под тяжестью своей кольчуги он утонул, как камень. Луций, хороший пловец, снял свою кольчугу и нырнул вслед за несчастным, но из–за мути в воде не смог его найти. При этой второй потере воцарилась мрачная атмосфера. Ветераны Виниция, потерявшие теперь еще одного товарища, недовольно перешептывались друг с другом. Не было слышно даже обычного пения германцев. Даже Азмелькарт был грустен; у него все еще было кислое лицо после нагоняя Тулла, но ему хватило ума попридержать язык.

Стремясь поскорее убраться подальше от злополучного берега, гребцы вскоре отвели корабль на полмили, на безопасном расстоянии от страшных песчаных отмелей. Повернувшись носом на восток и подняв парус, они погрузились в работу, позволив тяжелому физическому труду отвлечь их мысли от мрачных событий ночи. Туман рассеялся, но низкая облачность осталась. Тулл ненавидел такую погоду, да еще на воде, когда человек не знает, где кончается суша или море и начинается небо. Однако с запада дул попутный ветер, и это означало, что они, наконец, смогут пройти приличное расстояние. Желая забыть беднягу, который лежал где–нибудь с перерезанным горлом или был повешен в роще, он подошел к скамейкам гребцов и взял у германца весло.

Его присутствие не осталось незамеченным; именно Улыбка отпустил первую шутку на его счет, что–то о том, что дела идут плохо, когда старикам приходится грести. Понимая важность поддержки коллектива, Тулл рассмеялся вместе со всеми. В свою очередь, он подшутил над Улыбкой, который весело воспринял его шутку. Чтобы не отстать, Эврисакий подшутил над Туллом, а он отплатил другой шуткой. Его готовность принять участие в солдатской перебранке подействовала; вскоре на скамейках для гребли со всех сторон раздались непристойные остроты. Через некоторое время, зная, что кто–нибудь может обнаглеть и перейти черту, а также, что он почувствовав свой возраст, Тулл передал весло германцу, у которого его взял, и присоединился к Фенестеле и Виницию на носу. К счастью, Азмелькарт был на корме, и, по мнению Тулла, лучше бы там и оставался.

Затем Эврисакий запел, старую знакомую маршевую песню. Удивленный его глубоким, певучим голосом и наслаждаясь мелодией, Тулл слышал ее сотни раз за все годы, но не так часто с тех пор, как ушел из армии, – он вдруг обнаружил, что подпевает. Воодушевленный энтузиазмом ветеранов, Эврисакий спел еще одну хнакомую песню, а потом еще одну. Настроение поднялось, и даже германские матросы выглядели счастливее.

Позже в тот же день они миновали остров, который Виниций назвал Фабарием, «Бобовым островом», названным так легионерами Друза более четверти века назад. Фабарий для своих жителей – части племени фризов – был свидетелем ожесточенных боев. Войска Друза одержали победу, но те славные дни давно прошли. Сейчас в море, без окружения римского флота, Тулл был рад проплыть мимо этого острова, не увидев ни одной лодки.

Фабарий располагался немного западнее устья реки Амисия, которая отмечала самые восточные точки высадки кораблей Германика во время его войны с Арминием. Это место у устья реки, хорошо видимого с левого борта, стало поворотным моментом в их путешествии. Хотя Виниций бывал еще дальше на востоке. На просьбу Тулла рассказать о следующей части путешествия так, как он это делал до их отъезда, тот объяснил, что береговая линия здесь везде почти одинакова такая же, как та, мимо которой они плывут от озера Флево.

Ряда островов с плоскими местами, где можно было пристать к берегу, одним из которых был Фабарий, здесь было множество. Виниций предупредил, что здешним туземцам нельзя доверять. Например, ночные вылазки на часовых в этих местах не были чем–то необычным, но соплеменники не нападали и при дневном свете, если убедительно продемонстрировать им свою силу. Азмелкарт был весьма проницателен, как и многие подобные ему купцы, перевозившие товары для торговли с народами этого побережья. Римская керамика и вино были здесь очень желанными предметами; то же самое касалось мелких изделий из стекла и серебра, которые он привозил, чтобы обменять или подарить вождям.

После нескольких дней плавания очертания земли резко повернули на север. Длинная узкая полоска суши, которая в обратную сторону вела к Геркулесовым столбам. Здесь Виниций потер свой амулет–фаллос, отвращающий зло, и сказал, что они носят то же название, что и проход Маре Нострум между Испанией и Африкой, и образуют такой же пролив в холодное море, который ведет далеко на восток. Виниций никогда ничего не делал, кроме как поворачивал на восток, держа ориентир на полуостров по левому борту; Азмелькарт тоже никогда не заплывал на восток по холодному, продуваемому ветрами морю, но он знал финикийцев, которые там бывали. – Кто знает, правда ли это, – сказал Виниций, – но говорят, что там такие холодные земли, что люди все время носят меха.

Тулл содрогнулся: – Какие фурии занесли тебя туда? Зачем ты плавал в эти места?

Виниций потер большой и указательный пальцы правой руки: – По той же причине, по которой мужчины делают разные глупости.

– Монеты. – В устах Фенестелы это слово прозвучало слишком ядовито. – Я вступал в легионы не из–за деньги. Я сражался и проливал кровь ради другого.

– А мы сейчас здесь, как раз , ради денег, – сказал Тулл, посмеиваясь.

Фенестела нахмурился: – Может, и так, но, если дело дойдет до потасовки мы будем сражаться не ради денег.

– Мы будем сражаться ради друг для друга, как было всегда, – согласился Тулл. Он взглянул на Виниция. – Разве не быстрее было бы пройти поперек этого полуострова и найти корабль на другой его стороне? Понадобились бы мулы, проводник и так далее, но это ведь можно было организовать.

– Однажды Азмелькарт попробовал так поступить. Судя по всему, произошла катастрофа, – сказал Виниций. – На них напали где-то в болотах, и им пришлось развернуться так и не пройдя это проклятое место. Плавание вокруг полуострова занимает гораздо больше времени, но в целом это проще. – Он снова потер свой амулет. – Если только на нас не обрушится шторм или что–нибудь подобное.

– Я начинаю понимать, почему янтарь такой дорогой, – печально сказал Тулл. – В любом случае, мы окажемся в дерьме...

– Если не перестанем ныть, а извлечем из этого побольше пользы, – нараспев произнес Фенестела, заканчивая старую военную поговорку.

– Совершенно верно, – подтвердил Тулл, подмигивая Виницию, который тоже улыбнулся.

Прошло пол-месяца, и хорошее настроение Тулла давно испарилось. Они без труда обогнули оконечность полуострова, хотя пережили не один, а целых два шторма подряд. Первый разорвал их недостаточно быстро зарифленный парус на лоскуты, а затем день и ночь швырял их, как лист на ветру. Трое человек упали за борт, два германских члена экипажа и один ветеран; к счастью, не погибло в пятеро больше людей. Второй шторм был не таким сильным, но он унес их в море, на восток, к скованной льдом пустыне, о которой говорил Виниций. Когда ветер и волны, наконец, улеглись, потребовалось несколько дней грести, чтобы снова увидеть береговую линию.

Моральный дух команды был низким; на скамейках гребцов раздавалось недовольное бормотание. Потасовки между ветеранами и членами экипажа грозили разразиться на каждом шагу. Тулл справился с ситуацией с помощью комбинации своих старых уловок, угрожая и уговаривая ветеранов и следя за тем, чтобы им три раза в день выдавалось вино. Капитан поступил точно также с германцами, и вместе они сохранили непрочный мир.

Погода и плохое самочувствие были не единственными их невзгодами. Однажды днем на скрытой песчаной отмели у входа в бухту корабль сел на мель. К счастью, утренний прилив на рассвете следующего утра поднял уровень воды чуть выше пояса. Благодаря тому, что каждый человек на борту, включая Азмелькарта, стал толкать судно, им удалось его освободить. Это произошло не так уж и быстро. Подобно волкам, почуявшим раненого оленя, воины местного племени стали гнаться за ними от берега на десятке небольших суденышек. Забыв о неприязни и конфронтации, ветераны и германские матросы гребли так слажено, что увели корабль за пределы досягаемости местных жителей.

Испытывая нехватку съестных припасов из–за потери за бортом и порчи от соленой воды, они сошли на берег после дня плавания к югу от залива с песчаной отмелью. Водой в источнике они пополнились, но отправленные на охоту люди вернулись всего с несколькими птицами. С урчащими животами, недовольные, они были вынуждены снова выйти в море, когда на берегу появилась пара молодых людей с рыболовными сетями. Обратившись в бегство при виде корабля, они обязательно вернулись бы с вооруженными воинами, как сказал Тулл Азмелькарту. К его чести, финикиец не стал спорить.

На следующий день, добравшись до известного капитану прибрежной деревни, они обменяли немного глиняной посуды на пару овец, которых быстро разделали и приготовили на костре. Настроение у всех поднялось, когда они утолили свой голод и жажду с помощью дополнительного количества вина. Слепому было очевидно, что обильный запас – на чем настаивал Тулл перед отъездом из Ветеры – жизненно важен в такие моменты, но это не помешало Азмелькарту стать похожим на чернослив, когда вино стали разливать второй и третий раз. Только вмешательство Виниция сдержало Тулла ударить финикийца, когда тот пришел скандалить.

– Эти люди слишком много пьют. Не забывай, кто тебе платит, – пригрозил Азмелькарт, сверкнув острыми, как у крысы, зубами в сторону Тулла, как грызун, загнанный в угол. – Я!

– Почему бы тебе не подумать о том, кто вскоре будет защищать твое горло, когда его захотят перерезать из–за серебра в твоем кошельке, – прорычал Тулл в ответ.

Взгляд Азмелькарта стал ядовитым; он впился взором в Виниция, который, не желая идти против Тулла, пожал плечами. Затем торговец отправился к германским членам экипажа, ища у них поддержки, но те довольные вином и признавая лидерство Тулла и умение его людей обращаться с оружием, не очень-то его и слушали.

Между Туллом и Азмелькартом возникло неприятное напряжение. По мнению Тулла, это было похоже на запах в нужнике, когда канализация забивается экскрементами. Однаков его случае не помогла бы ни промывка труб десятком ведер воды, ни проветривание воздухом. Азмелькарта придется терпеть, пока они не достигнут места назначения – слава богам, всего в дне пути отсюда – где он начнет заниматься своими делами. Только после этого корабль сможет вернуться в Ветеру. Тулл уже решил, что все время будет находиться на носу, независимо от погоды. Азмелькарт укрылся в своей палатке на корме, и там оставался все время.

«Если избегать встреч с финикийцем, это все, о чем ему нужно беспокоиться до того момента, как он снова увидит Сирону и Артиону, – решил Тулл, – то это будет считаться небольшой жертвой».

Они прибыли на место на следующий день, подгребая туда по спокойному морю. У всех было хорошее настроение, даже у Азмелькарта. Небольшое по римским меркам поселение, тем не менее, было самым большим, которое они видели с тех пор, как покинули Ветеру. Оно раскинулось вдоль береговой линии, представляя собой скопление низких зданий, окруженных частоколом. Дым поднимался к небу от сотен костров; запах тухлой рыбы и человеческих испражнений наполнял липкий воздух. На каменистом берегу на небольшом расстоянии друг от друга были построены две грубые пристани; к ним было привязано по меньшей мере с десяток судов. Еще больше покачивалось на мелководье по обе стороны. Большинство, по–видимому, были торговыми судами, остальные небольшими суденышками, используемыми местными жителями для рыбной ловли. Дети играли на берегу; у небольшого ручья, впадающего в море, женщины стирали и выбивали одежду на камнях. Седобородый старец склонился над рыболовной сетью, заделывая дыры.

– Не похоже, чтобы здесь было что–то особенное, – сказал Тулл.

– Это не так. – Каким–то образом Азмелькарт материализовался рядом с ним. Глаза финикийца заблестели. – И янтарь, и меха здесь самые лучшие в этих местах.

– Сколько времени тебе понадобится? – спросил Тулл, довольно вежливо.

– Это зависит от янтаря и мехов, – беззлобно ответил Азмелькарт.

– А если хорошо подумать? – Тулл представил себе, как трудно ему будет. Между германскими членами экипажа, исчезнувшими в тавернах, и ворами, пытающимися проникнуть на корабль, у него почти не будет отдыха, когда они пришвартуются.

– Два дня,... может быть, три. – Азмелькарт бросил на него тяжелый взгляд. – Мы останемся, пока я не закончу свои дела и не останусь доволен.

Тулл ответил ему пристальным взглядом: – Или пока я не почувствую угрозу опасности, чтобы уйти.

– Мы не на войне. Угроза здесь может исходить от грабителей и мелких воришек, а не от вооруженных людей, – с усмешкой сказал Азмелькарт. Он не стал дожидаться ответа Тулла, вместо этого втянув капитана в дискуссию о том, сколько места для мехов он может выделить на корме и между скамьями для гребли.

Раздраженный тем, что он позволил торговцу одержать верх в споре, Тулл позаботился о том, чтобы все ветераны знали, что нужно будет надеть доспехи и оружие, как только корабль будет пришвартован. – Я хочу, чтобы вы были готовы ко всем неожиданностям в любое время, – сказал он им. – Каждый должен даже спать в своей кольчуге, пока я не разрешу ее снять.

Никто не стал спорить, даже Катон.

По указанию косоглазого человека, вышедшего на веслах навстречу кораблю, – как он утверждал, начальника пристани, – они пришвартовались в конце самого западного причала. Позиция понравилась Туллу; она позволяла быстро отступить, если в этом возникнет необходимость.

Азмелькарт взобрался на грубо сколоченный настил еще до того, как была привязана последняя веревка. Тулл был готов. – Катон. Эврисакий. Улыбка. Луций. Медведь. Магнус. Фенестела. Все на причал!

– Но, Тулл … — начал было Виниций.

– Что, ты собираешься делаешь? – На лице Азмелькарта отразились боль и недоумение.

– Создаю тебе достойный эскорт, – сказал Тулл.

– Это торговое поселение, а не вражеский лагерь. Если я войду туда с восемью людьми за спиной, каждый подонок на многие мили вокруг узнает об этом к ночи. Они подумают, что у меня при себе огромное состояние в серебре. Если корабль не разграбят здесь, на нас нападут при первой же возможности, как только мы отправимся домой. – Презрение сочилось из голоса Азмелькарта. Он улыбнулся Туллу, но в его улыбке не было доброты. – Двух человек будет достаточно. Ты и еще один.

Тулл вздернул подбородок в жестком признании; обрадованный, Азмелькарт чуть ли не прихорашивался.

– Ты не знал этого, господин, – пробормотал Виниций. – Я должен был тебе сказать.

– Да, ты должен был, – сказал Тулл, взбешенный тем, что его выставили дураком перед всей командой.

– Кого ты берешь с собой? – нетерпеливо спросил Фенестела.

– Ты остаешься здесь, дружище, – сказал Тулл. – Я хочу, чтобы в конце причала были наблюдатели, а на корабле было достаточно людей на вахте, чтобы ничего не упускали из вида. Ни рыбаков, ставящих парус, ни женщин, стирающих белье. Я даже хочу знать сеолько из воды выпрыгнуло рыбок. Также установи график дежурств. Доставьте свежие продукты – мясо, если сможете, и пиво, или что там у них есть вместо вина. Вы с Виницием за главных, пока я не вернусь. Ясно?

Фенестела, как смог, скрыл свое разочарование. – Да, господин.

– Возьмите меня, господин, – сказал Эврисакий. Еще несколько человек тоже пробормотали о своем желании пойти с ним.

– Твоя очередь еще настанет, – сказал Тулл миролюбиво. Его взгляд переместился. – Катон. Ты пойдешь со мной.

Здоровяк неуклюже подошел, ухмыляясь. – Ожидаете неприятностей, господин?

– Я всегда ожидаю неприятностей, – произнес Тулл так, чтобы Азмелькарт не услышал. – И я бы поспорил, что ты надежный человек, если будешь рядом со мной. Я прав?

– Есть, господин, – пророкотал Катон.

Тулл похлопал его по плечу и подумал: «Я на полпути к тому, чтобы завоевать его преданность».

Стоя позади Азмелькарта, торговавшегося из–за кусочков редкого голубого янтаря, Тулл переминался с ноги на ногу. Кольчуга была на нем всего час, а поясница уже ныла. «Как, во имя всех богов, я мог носить его целыми днями?» – подумал он. Стыд от признания своего дискомфорта означал, что он скорее умрет, чем позволит кому-либо об этом узнать, поэтому он огляделся по сторонам в поисках неприятностей, убеждаясь, что никто не обращает особого много внимания на его работодателя.

«Это место – дерьмовая дыра», – заключил он. Таким было его первоначальное впечатление на пристани, таким оно и не изменилось. Немощеные улицы по щиколотку утопали в клейкой грязи, которая воняла всем мерзким, что только там находилось. В переулках между одноэтажными домами с соломенными крышами было еще хуже: по пути он заметил двух мертвых собак и что–то, очень похожее на человеческий труп. Занятый наблюдением за Азмелькартом, он не имел возможности заглянуть ни в какие лавки, но то, что он увидел, не произвело на него впечатления. Даже Ветра, бывшая в свое время помойкой, была лучше этого богами забытого места.

То, что торговцы янтарем были не отсюда, было ясно. Не имея собственного помещения, они сидели на корточках на каждом доступном открытом пространстве, одетые в меха, бородатые, с одинаково острыми глазами. Свернутые одеяла служили им витринами, пригоршни разбросанной соломы – полами магазинов. Мужчины с дубинками и копьями стояли позади них в качестве охраны.

– Красивая штука, – тихо сказал Катон. – Посмотрите на этот предмет.

Продавец услышал. Безошибочно угадав, чего хотят возможные покупатели, он показал неправильной формы кусочек, который был наполнен тысячами крошечных пузырьков. Он произнес какое-то слово на местном языке.

Тулл спросил его, что это по–германски, и был рад получить ответ. – Это Кнокен, костяной янтарь, как его здесь называют – сказал он Катону.

– Понял, господин. Я говорю по–германски. Мою мать звали Марси.

Тулл сделал мысленную пометку спросить об этом Катона, когда представится возможность. Заметив раздраженное выражение лица Азмелькарта, он махнул продавцу рукой, мол, нет, спасибо, и жестом показал, что тот должен продолжать разбираться с финикийцем.

«Собранный на тайных песчаных побережьях далеко на востоке или выловленный из моря, янтарь был совершенно необычным камнем», – подумал Тулл. В основном он был желтого, оранжевого или коричневого цвета, попадался также редкий синий сорт, такой как те, за которые торговался Азмелькарт, и темные, почти черные цвета. Костяной янтарь имел бесконечные вариации, но больше всего Тулла заинтересовали комочки с застывшими внутри насекомыми. Он всем сердцем жаждал купить Артионе вещицу с пчелой внутри; одна такая продавалась неподалеку на улице. Если повезет, на каком–нибудь этапе представится возможность ускользнуть и купить его. Сердце Тулла сжалось; они с Артионой расстались в натянутых отношениях. Она не простила бы ему ухода; утром в день его отъезда все, что он услышал от ее сгорбленной фигуры под одеялами, было: – «Уходи. Я тебя ненавижу».

Он опустил глаза. Азмелькарт закончил торговаться. Продавец отложил пять кусочков синего янтаря и выкрикнул цифру на местном диалекте. Он протянул мозолистую руку; Азмелькарт осторожно отсчитал в нее сорок динариев.

– Интересно, за сколько он их продаст, господин? – сказал Катон.

– Тебе следует так же поступить со своими деньгами, – посоветовал Тулл.

– Я не знаю, на что обращать внимание с точки зрения качества, господин.

– Спроси Виниция. У него нюх на такие вещи.

Катон ухмыльнулся: – Я так и сделаю, господин.

– ... Переходим к следующему. – Азмелькарт сгреб свои покупки в кожаную сумку и встал.

Человек, которому он только что заплатил, громко запротестовал. Рыча от ярости, он вгрызся зубами в один из динариев и швырнул его Азмелькарту, выкрикивая слова как на германском, так и на местном наречии. Его тяжеловесы схватились за оружие. Тулл уловил слова «плохой и серебро» и интуитивно понял, что произошло. – Ты подсунул ему какие–нибудь подделки? – прошептал он на ухо Азмелькарту. Сальная улыбка, которую он получил в ответ, сказала ему все. Тулл виновато улыбнулся продавцу янтаря и сказал по–германски: – Ошибка. Ошибка. Сколько монет плохие?

– Восемь, – последовал возмущенный ответ.

Азмелькарт что–то пробормотал себе под нос насчет того, чтобы уйти. Тулл ничего этого не хотел слышать. Железной хваткой схватив финикийца за плечо, он развернул его так, что Азмелькарту пришлось повернуться лицом к продавцу янтаря. – Извинись и дай ему дюжину динариев, – сказал Тулл.

– Он сказал «восемь»! – голос Азмелькарта сорвался на возмущенный крик.

– Я знаю, но ты дашь ему дюжину, чтобы он не разболтал всем, что тебе нельзя доверять. – Тулл крепче сжал руку, и Азмелькарт взвизгнул.

– Хорошо, хорошо. – Он неохотно протянул восемь динариев, а затем, с жалкой попыткой казаться извиняющимся, еще четыре.

Продавец янтаря не поблагодарил, а подсластитель ничего не изменил. Тулл и его спутники все еще были неподалеку, когда он начал рассказывать мужчинам с обеих сторон о том, что произошло.

Азмелькарт, казалось, ничего не заметил. – Как ты посмел? –прошипел он. – Восьми было бы достаточно.

– Если ты собираешься использовать фальшивые монеты, то вручай им не больше пары монет. Пятую часть суммы, на которую ты что-то покупаешь? – фыркнул Тулл. – Нужно быть слепым, чтобы не заметить, когда их так много.

– Мне и раньше это сходило с рук, – произнес Азмелькарт. – Это отличные копии.

Туллу захотелось свернуть финикийцу шею. Сквозь стиснутые зубы он сказал: – Мой совет - избегать этого трюка до конца нашего пребывания здесь.

Азмелькарта, казалось, это не убедило, но настороженное отношение следующих двух продавцов янтаря, так как по-видимому, слухи распространились быстрее, чем они передвигались по помещению, насторожило Тулла, и заставило купца изменить свое мнение. В последующие часы финикиец больше не пытался хитрить и, в конце концов, заявил, что готов вернуться на корабль.

Утомленный до слез и разозленный жульничеством Азмелькарта, Тулл был только рад подчиниться. «Пусть в следующий раз Фенестела или Виниций пойдут выполнять капризы Азмелькарта». – решил он.

Чей–то голос громко крикнул что–то по–германски, и ему ответил другой. Тулл навострил уши. Единственное из германской речи, что он услышал здесь, была неправильно произносимая ругань местных жителей. Они втроем поравнялись с прилавком, где продавали медовуху, и его взгляд скользнул по собравшимся перед ним людям. Изумление охватило Тулла: там, ясно как день, находился херусский воин, которого он узнал. Сейчас он был остаревший, с когда-то черными волосами и бородой, тронутыми сединой, но в нем безошибочно можно было узнать одного из подручных Арминия. Они с Туллом мельком столкнулись друг с другом в лесу в тот день, когда искали орла Восемнадцатого.

«У херуска, по меньшей мере, сейчас полдюжины соратников, а нам не нужны неприятности», – подумал Тулл. Он повернул голову, отводя взгляд, и сильно толкнул Азмелькарта локтем. – Поторапливайся, – сказал Тулл. – И не спрашивай почему.

Азмелькарт бросил на него ядовитый взгляд, но подчинился.

Как только они отошли на безопасное расстояние, Тулл объяснил ситуацию. – С этого момента нам придется держаться в тени, – сказал он. Катон нахмурился и сказал, что было бы лучше вернуться и посносить им головы, в то время как Азмелькарт все время угрожал и бушевал, что недопустимо ограничивать его деловые интересы из–за какой-то горстки дикарей. Он поднял такой шум, что в конце концов Тулл, вздохнув, сказал ему, что попытается выяснить, сколько там херусков. Если бы их было немного, как, похоже, думал Азмелькарт, им не о чем было бы беспокоиться. Тулл не высказал вслух своего беспокойства по поводу того, что эти воины могли быть частью более крупной группы соплеменников.

Если бы это оказалось так, им угрожала бы серьезная опасность.