Оружейных дел мастер

Глава 7

Наутро Данила вплотную занялся трофейной аркебузой. Вначале он отправил посыльного, или, точнее, Йонгас отправил посыльного к часовщикам за увеличительным стеклом.

Исследовав ствол, Разумовский пришел к выводу, что получен он простейшим способом, из полосы металла. После разогрева полосовую заготовку кузнечным способом загнули на оправке таким образом, что ее продольные кромки прилегали друг к другу встык, параллельно оси канала ствола. Этот стык сварили кузнечным методом и тщательно проковали, а затем полученный ствол скрутили.

Сварной шов в обычном стволе, располагавшийся параллельно оси ствола, часто был местом разрушения при стрельбе. Чтобы избежать этого, простой сваренный ствол начинали повторно нагревать в центральной части и скручивали вдоль оси по всей длине так, чтобы сварной шов имел форму винтовой линии. Этот прием делал шов значительно менее нагруженным при выстреле. Судя по всему, серым гоблинам подобная методика уже известна.

Данила призадумался. С одной стороны, способ отливать приемлемые стволы есть, хотя стали, из которых отлит первый, еще надо будет испытать на прочность. Однако даже в идеальном случае вооружить такими мушкетами получится только гвардейцев-полуорков, а их, судя по всему, мало. Нужен способ изготовления ствола полегче.

Вариантов, в принципе, маловато. Простейший — навитой ствол, получаемый путем навивания металлической полосы на оправку по спирали и проковывания. Почти то же самое, что и обычный скрученный ствол, чуток получше, но разве что чуток. Второй способ — ствол, кованый на оправке. Да, он будет куда как лучше, но процесс очень трудоемкий, а оружия надо много и быстро.

Вариант с глубоким сверлением Данила отбросил сразу: для этого нужны станки, которых в средневековье, даже таком продвинутом, нет, они появятся много позже, да и сверла Байснера для сверления стволов — тоже вещи, которые на коленке не забацать.

Самой большой проблемой на этом этапе была неопределенность. Во-первых, еще неизвестно, что там у алхимиков с порохом получится. Во-вторых, вопрос в том, какова должна быть бронебойность гипотетической «пищали Разумовского». Сварганить простейшую фитильную аркебузу — дело одно, однако аркебузы эти на Земле вышли из употребления с появлением большого числа латников, против которых аркебузная пуля оказалась неэффективной, потому был изобретен мушкет.

Больше всего Данила боялся, что в этом относительно продвинутом средневековье доспехи могут оказаться лучше, чем в свое время были на Земле, и если так, то даже мушкетов может оказаться недостаточно.

Потому Разумовский обратился к Йонгасу с просьбой найти солдат, которые воевали в злополучной битве и могли бы точнее указать прочность вражеской брони. Эльф отвез его через полгорода в заведение, похожее на госпиталь, к одному капитану-пехотинцу, сумевшему, получив в сражении несколько ран, выбраться с поля боя живым. Рассказанное им удручало.

— Я однажды дрался с одним тархалонцем, лет пятнадцать назад это было. Он носил броню, купленную у дварфов, а их доспехи прочней любых иных, жадные коротышки знают секреты прочных сплавов… Так я умудрился секирой прорубить ему налокотник, когда он пытался удар мой парировать. Знатный удар был, может быть, лучший в моей жизни… А давеча, как у Сигны мы дрались, довелось с ублюдками сойтись в рубке. Поганые карлики носят доспехи с виду плохонькие, но крепкие, что твоя крепостная стена…

— Карлики? Гоблины то есть?

— Да гоблины — ерунда, шмякнул разок и в порошок растер… Орки-карлики. Гоблины набрали среди своих убогих безмозглышей самых-самых маленьких… Орки, в смысле, обычные орки, своих низших родственников выродками кличут, а самых мелких — карликовыми выродками. Но этот «карлик» — только для орка карлик. А так он ростом будет чутка повыше гоблина, почти как я, и уж точно не слабее меня, а обычным людям против них ой как тяжко… Было очень неприятно обнаружить, что из двадцати тысяч гоблинов самих гоблинов только треть, а вот остальные — все карликовые орки… В общем, я одного такого недомерка хряпнул со всего размаху, уж не слабее, чем тархалонца того, а его наплечник только треснул. Ну и рука под ним тоже сломалась, ясное дело. Так что я готов ручаться, доспехи на нем были как дварфовские, а может и прочнее. А может, и не прочнее, просто я за пятнадцать лет постарел слегка… Но если обычные, наши доспехи, или там тархалонские, я колол легко — Эртэс свидетельница, не раз я сукиных детей разрубал от плеча до пояса, расколов и наплечники, и нагрудники — то вот доспех выродка не осилил так разрубить…

Рассказ капитана был особо печален тем, что сам солдат хоть и не обладал никакими орочьими признаками вроде цвета глаз или клыков, но здоровяк был редкий по человеческим меркам. Конечно, до полуорка Гаскулла ему далеко, но что-то неуловимое в чертах лица напоминало Даниле о тех двух орках, которые спасли его в лесу. Не иначе, есть среди предков капитана и кто-то из орочьего племени. Стало быть, человек очень сильный, раз может раскалывать обычные доспехи, но если даже ему не по плечу доспехи врага — стало быть, не преувеличивают, говоря об их качестве.

Данила пожелал ему скорее поправляться и в сопровождении Роктис вернулся к карете.

— Что-то не так? — спросил Йонгас, завидев мрачного, как ночь, инженера.

— И не говори. Судя по всему, задачка сделать оружие, пробивающее вражеские доспехи, значительно сложнее, чем я думал. Достать доспех, сделанный дварфами, возможно?

— Вполне, в королевском арсенале их немало.

— Мне понадобится один, самый крепкий. В качестве эталона для проверки оружия.

— Хорошо.

Вернувшись во дворец, Данила засел за расчеты. По всему выходило, что если обычный мушкет при весе в семь-девять килограммов и калибре свыше двадцати миллиметров пробивал пятидесятиграммовой пулей обычный латный доспех на дистанциях до двухсот метров, то против более крепкого доспеха его может оказаться недостаточно. И что тогда? Увеличить калибр и заряд пороха? Надо еще и стенки ствола утолщать, вырастет масса, вырастет отдача. А их увеличивать некуда, мушкет и так полустационарное оружие, из которого стреляли только с подпорки. Нарезное оружие решило бы проблему, но оно — вопрос лет, а не жалкого месяца.

Конечно, если порох, сделанный алхимиками, будет хорош, а стволы — прочными, можно будет просто увеличивать заряд пороха, в итоге пуля получит большую дульную энергию и большую пробиваемость. Но тут уж все упирается в алхимиков. Справятся или нет? Даже если да, проблема отдачи все равно никуда не денется.

Оказалось, про волка слово — а волк уж в хлеву. Появилась Роктис и сообщила, что Данилу вызывают к королю: алхимики пожаловали.

В зале совещаний Разумовский застал целую толпу разномастных адептов алхимической науки, выстроившуюся у стены с пакетами, склянками, сумками и свитками, некоторые пришли прямо в своих рабочих фартуках и передниках. За столом восседали король, несколько незнакомых Даниле советников и давешний министр алхимии.

— Они принесли свои микстуры, — коротко и без приветствия сказал король, — проверяй.

Данила уселся за стол и сказал:

— Нужны свеча, тонкие лучины и какая-нибудь чашка.

По распоряжению министра-алхимика все это немедленно появилось на столе, затем он вызвал первого из своих коллег, тот поставил перед Данилой несколько склянок, в каждой из которых на дне — на палец порошков.

Проверка заняла добрый час, но уже в самом начале стало ясно: бинго. Хорошо горящая смесь получилась у каждого присутствующего, у некоторых по два-три разных состава. Троим удалось получить не пороховую мякоть, а гранулированный порох приличного качества. Данила опросил ученых на предмет простоты рецепта и остановился на самом простом, почти классическом рецепте с минимальными отличиями.

— Но у меня горит лучше, быстрее и ярче солнца!! — нарушив дворцовый этикет, с обидой в голосе завопил тощий человек лет сорока с подпаленной бородой, источающей запах горелых волос.

— Так-то оно так, — согласился главный алхимик, — но, почтенный Флорн, сколько у вас там компонентов в рецептуре? Два десятка. А надо сей порошок готовить бочками.

Даниле, на самом деле, было трудно отказаться от соблазна использовать гораздо более эффективный состав, но времени просто нет.

— Не исключено, что мы будем и этот рецепт использовать, — сказал он, — но не сейчас. Как первую волну серой чумы отобьем — будем улучшать оружие и порох. Но пока пойдем самым простым и быстрым путем. Но это еще не все. Сейчас король выделит рабочих, и вы, министр, вместе с изобретателем рецепта наладите массовое производство.

Министр скосил вопросительный взгляд на короля, Валлендел кивнул:

— Выполняйте.

— Так, а к остальным господам алхимикам есть еще одно дело, — сказал Данила, — подойдите поближе, сейчас я объясню вам, что такое пороховой стопин[13]. Он представляет из себя пучок хлопчатобумажных нитей, пропитанных калиевой селитрой и обмазанный снаружи сметаноподобной смесью пороховой мякоти с клеем. Обычно такой шнур горит со скоростью… ну, в палец по длине, пока вы скажете «раз».

— Фитиль, что ли? — спросил один из алхимиков.

— Не совсем. Фитиль должен гореть долго, а огнепроводной шнур — быстро. Так вот, необходимо изобрести такой шнур, который вспыхивал бы от огня, горел бы не быстрее, а лучше — на длину пальца за «раз, два, три». Более того, этот шнур должен загораться, даже если мокрый, или быть непромокаемым.

Как только озадаченные ученые мужи ушли, Данила повернулся к королю.

— В общем, дело такое. Изготовить в срок много оружия не получится, а тем более — не получится научить солдат с ним обращаться. Нам надо выиграть время, и я уже примерно знаю, как это сделать. Чтобы разработать конкретный план, мне еще многое надо узнать о нашем враге и его диспозиции. Надо бы собрать военный совет. Кроме того, мне нужен доспех, сделанный дварфами, чтобы проверить пробивную силу гоблинской аркебузы.

Валлендел печально покачал головой:

— Выиграть время вряд ли получится, ибо некем. Сейчас у меня, благодаря гребаной суке, под двести тысяч беженцев из Тархалона и других стран, но большинство из них — женщины и дети, мужчины — люди неслуживые и перепуганные, из них армию сделать еще только предстоит, муштруем каждый день, но… Они не будут сражаться, не имея надежды, а людей верных и благородных, которые пойдут на смерть, не дрогнув, у меня почти не осталось, у Сигны полегли лучшие из лучших…

— Эм-м-м… гребаная сука — это «серая чума»? — уточнил Данила.

— Йоклол возьми, я так прямо и сказал? — выругался король.

— Это Роктис, — мрачно пояснил Йонгас, — по ее совету королева Латанны объявила, что убьет любого беженца, ступившего в Латанну из Арлансии… И теперь беженцы остаются здесь, дальше им некуда бежать, вот и вынуждены сражаться.

Данила приподнял бровь сильнее:

— Так она еще и чужеземным королевам советчица?

— Она мне советчица, — сказал Валлендел, — а я уже согласовал план с Латанной… В общем, Йонгас, значит, военный совет соберем прямо после обеда, а аудиенции с послами и королями перенесем на вечер… Ну или ночь. А пока… Так, бегом принести сюда доспех, подаренный моему отцу королем дварфов.

Слуги бросились выполнять приказ, а в дверь вошел еще один лакей и доложил:

— Пожаловали министры, ваше величество. Министр-кузнец, министр-горняк, министр финансов. А также ожидает в приемной знать, числом девятнадцать сиятельств.

— Сиятельства подождут. До завтра. Или до лучших дней. Каннета и Вюрфа ко мне сюда просить, Кадиаса в меньший зал совета пригласить. Йонгас, с этого момента пусть в меньшем зале решает все дела мастер… Кстати, мастер из чужого мира, тебя как звать-то?

— Разумовский.

— Да я язык сломаю такое произнести, — посетовал Валлендел.

— Ну или Данила, если попроще.

— А, вот это другое дело. Йонгас, мастера Данилу веди в меньший зал. Если там буду нужен по любым вопросам — зови. А я по всем остальным делам тут заседать буду.

— Понял, — кивнул эльф, и позвал жестом Данилу: — сюда.

Выйдя в коридор, Разумовский задал Йонгасу интересующий его вопрос:

— Это… А почему король про Роктис… так нехорошо высказался?

— Он ее терпеть не может. Точнее, может, но с трудом.

— Почему?

— Потому что она чистокровнейшая дроу, их никто не любит. Роктис поначалу держала себя в рамках принятых среди порядочного народа правил, но за последние десять лет совсем оборзела.

— Эм-м-м… не знаю, стоит ли такое говорить, но я думал — она любовница короля…

Эльф мрачно рассмеялся:

— Ничего бредовее в жизни не слышал. Король мне как-то сказал, что при первом взгляде на нее у него мурашки по коже пошли…

Данила вздохнул.

— Тогда вынужден признаться, что ничего не понимаю. Она ведет себя так, словно ей можно все, в том числе отрезать мне уши. И это при том, что король ее терпеть не может? Я думал, слуги в опале должны вести себя тише воды, ниже травы…

Йонгас повернул в другой коридор и указал на лестничную площадку:

— Нам туда. Скажем так, поначалу Роктис действительно вела себя тихонько и скромненько, сидела на самом нижнем этаже темницы и старалась лишний раз на глаза не попадаться не то что покойному королю или страже — даже слугам…

— Хм… то есть, она не под замком сидела?

— Да нет, просто ее там поселили… Она же подземница. Покойный король Рейнар однажды, двенадцать лет назад, возвращался из поездки по стране и наткнулся на Роктис, когда она, ослепшая и истощенная, бродила по полю, куда ноги несли… Повезло гадине, что король навстречу попался, а не кто-то из люда попроще… могли бы и убить.

— За что? И я уверен, что она не слепая…

— За то, что дроу. Раз в твоем мире их нет, поясню: дроу, подземные эльфы, самые подлые и коварные из всех. Ну, не считая серых гоблинов. Они поклоняются кровожадному божеству, безжалостны, бессовестны, беспринципны. В их языке нет слов «честь», «справедливость», «любовь», «дружба», «сострадание». Они вне понятий добра и зла, дроу всегда поступает только так, как ему выгодно, и нет такого злодеяния, на которое он ради этой выгоды не пойдет. Дроу, особенно высокородные, помешаны на власти и статусе, доходит до того, что младший сын знатного Дома может убить старшего, то есть своего брата, чтобы самому стать старшим. Добавь сюда, что женщины-аристократки приносят в жертву своей богине младенцев мужского пола, если в семье уже есть двое сыновей.

— Боже мой, как?! — ужаснулся Данила.

— Вот так. Женщины дроу вообще не испытывают любви к своим детям.

— Да я ушам своим не верю! Такого быть не может! Не иначе, басни да молва все искажают!

Йонгас хмыкнул:

— А я не из басен знаю. Ты заметил, что у меня кожа с сероватым оттенком? Моя прапрабабка — чистокровнейшая благородная дроу, и она все еще жива и здравствует, к счастью, далеко отсюда. От нее я все это и знаю. А ее муж, мой прапрадед, был старшим сыном благородного Дома. Его убил ударом в спину младший брат.

— Невероятно… Но, может, Роктис не такая?

— Такая же. Она родилась и выросла в Подземье, в обществе подземных дроу слабые, добрые, наивные, мягкосердечные долго не живут. Там ты либо такой же, как все, либо до совершеннолетия не доживаешь. Ложь, хитрость, интриги, предательства, удары в спину, и все это ради того, чтобы подняться на одну ступеньку в их социальном укладе… Самый быстрый способ сделать карьеру — через белые тапочки, надеваемые на конкурентов и вышестоящих. Общество дроу насквозь этим пропитано. Теоретически, дроу могут жить лет до семи сотен, но под землей до трехсот доживают единицы, а ненасильственная смерть там — огромная редкость. Как ты думаешь, почему Роктис оказалась на поверхности, на грани гибели? Потому что дома, под землей, нажила себе врагов. И там у нее шансов выкрутиться уже не было.

— М-да… Мне просто не верится, что настолько милое создание может быть настолько злым… И уж тем более не понимаю, почему она пользуется такой вседозволенностью.

— Так вышло. Покойный король был редкий добряк, вот и подобрал бедолагу. Да и потом, лет уже триста, как дроу в Арлансии не показывались, так что ненависть к ним постепенно превратилась в страшилки для малышей. Люди рассказывают детям, что ночью дроу выходят из-под земли, и если услышат плач — забираются в дом, хватают непослушное чадо и уволакивают под землю. К слову, это правда. Единственная причина, по которой они выходят на поверхность — устроить резню эльфам на потеху своей богине.

В общем, король ее подобрать подобрал, а что дальше с ней делать — без понятия. Пытался эльфам сбагрить, вначале городским, потом лесным — мы отказались, ясное дело. Так и осталась жить в темнице. Зрение постепенно восстановилось, оказалось, что она большой знаток магии, ядов и пыток. Ну и зелья разные варит. Но десять лет назад покойного короля отравили, и Роктис его буквально с того света вытащила, хотя все лекари и маги говорили, что дело безнадежно. Вот с тех пор она в фаворе стала. А принцу Валленделу тогда было только тринадцать, и отца он очень любил. Ну и на радостях понаобещал ей очень много чего, теперь приходится выполнять обещания, хотя он и тогда Роктис боялся.

А теперь уже привык кое-как. Проблема в том, что Роктис феноменально умная, даже по нашим меркам. Сумела понять, что такое благодарность. Вообще говоря, дроу этого лишены напрочь. Неважно, как часто и как сильно слуга помогал своему господину, когда он становится бесполезным — от слуги избавляются. В лучшем случае просто прогоняют.

В голову обычного дроу в принципе не укладывается понимание причин, из-за которых человек может сторицей платить за одну-единственную услугу, оказанную много лет назад, но Роктис — поняла. А дальше все просто. Стоило ей осознать свою неприкасаемость… В общем, из очень вежливой и почтительной со всеми без исключения, изо всех сил старающейся быть полезной, Роктис превратилась в то, что Валлендел теперь называет «гребаной сукой». Было дело, старого короля критиковали за то, что пригрел во дворце «темную ведьму», король как-то рассердился и пообещал за такие речи зашить болтунам рот. Вот тут-то Роктис и пошла вразнос, поняв, что ей теперь плевать на всех, кроме, ясное дело, короля.

— Она мне угрожала отрезать уши и еще намекала, что и убить может.

Йонгас мрачно фыркнул:

— Скажем так, Роктис слишком умна для этого. Как бы нагло себя ни вела, она прекрасно знает, до каких пределов может злоупотреблять королевской милостью без риска лишиться оной. Всячески форсить — это само собой, а вот рисковать, испытывая королевский фавор на прочность, Роктис не станет.

— Все равно я не понимаю, как можно доверять тому, для кого ложь, коварство и предательство — норма…

— А вот тут все предельно просто. С дроу во многом легко иметь дело, потому что при всем своем коварстве они очень предсказуемы. Выгода и статус. Ради собственной выгоды дроу не только пойдет на любое преступление. Он будет держать слово, выполнять обещания, откажется от мести, простит любое оскорбление, словом, будет делать все, что угодно — если это выгодно. С дроу всегда можно договориться, от него всегда можно откупиться. Роктис можно доверять всецело по той лишь причине, что больше ей некуда деваться. Ее больше не примут ни в одном месте на белом свете. В определенном понимании, Роктис достигла мечты любого дроу: у нее могущественный покровитель, выше которого никого нет, и потому она, со своей извращенной точки зрения, вторая в королевстве после короля, так как зависит только от него и никому больше неподвластна. Где еще она займет такое положение? Нигде. Потому она королю — почти что самый верный сторонник. Кстати, нам вот в эту дверь и мы пришли.

Кадиас, тот самый седоусый кузнец, уже ждал там. Данила поздоровался с ним, сразу же послал дежурившего у двери слугу в свою комнату за чертежными принадлежностями, стволом и оправкой и, когда все было доставлено, положил на стол перед Кадиасом лист бумаги.

— Вот что надо сделать, — сказал он, чертя схему. — Во-первых, ствол пройти разверткой, чтобы канал был идеально ровный и гладкий. Затем вот здесь, с торца, надо нарезать внутреннюю резьбу покрупнее и сделать винт-заглушку с ручками, чтобы можно было легко отвинчивать и завинчивать, а сам винт должен держаться очень туго. Вот тут, сверху, надо просверлить отверстие. Затем ствол следует закрепить на специальном станке, вроде треноги вот такой. Когда это будет сделано, мы сможем испытать и прочность стали, и силу пороха. И если испытания пройдут успешно — начнем делать оружие. А еще надо сделать свинцовых шариков точно по размеру канала ствола, но на толщину волоса меньше, и банник, такую щетку для прочистки ствола. Сколько времени на это потребуется?

Кузнец внимательно рассмотрел чертеж.

— К вечеру управлюсь. Отправлю помощника к литейщикам, чтобы шарики отлили, а щетку эту скорнякам поручу сделать.

— Вот и отлично. Вечером мы будем знать, на что рассчитывать.

Как только он ушел, Йонгас повернулся к Даниле:

— И что дальше? Кто еще нужен из мастеров?

— Литейщики.

— Будет через десять минут.

Эльф справился быстро: нужный министр, хорошо одетый толстяк со следами ожогов на щеке, появился очень быстро.

— Это министр Радвэн, а это — мастер-оружейник Данила, — коротко представил их друг другу Йонгас.

— Итак, министр Радвэн. Необходимо, чтобы ваша гильдия приступила к изготовлению вот таких пустотелых шаров, и тут вот дырочка. Их надо отливать из чугуна, и чтобы стенки были как можно тоньше, но сам шар должен быть достаточно крепким.

Данила набросал схему, задал размеры и, вспомнив про Гаскулла, дорисовал шар побольше.

Литейщик изучил схему и спросил:

— Сколько их надо? Два?

— Сотни поначалу. А потом — тысячи. Много-много тысяч.

Тот с сомнением почесал подбородок.

— Проблематично. Чтобы отлить один шар, надо сделать вначале специальный глиняный шар-наполнитель, на нем отлить чугунный и потом через дырочку размельчить и выковырять глину…

— Можно сделать проще. Отливаете отдельно полушария. Затем спаиваете вместе.

— Хм… Отличная идея. У нас уйдет денька два на изготовление формы, чтобы сразу отливать по десятку полушарий, а потом… Потом мы сможем делать их в день хоть по сто штук. Или даже больше, если сделаем форму побольше… или больше форм. Проблема только в материале. У нас чугуна-то маловато будет, король требует сталь на оружие и доспехи, все железо на сталь идет, и самого железа у нас все меньше, сегодня отольем партию заготовок на оружие и партию на доспехи — и почти ничего не останется.

— Новый караван из шахт придет дня через два, — сказал Йонгас.

— Значит, на доспехи не лейте, — решил Данила, — оружейная сталь может понадобиться мне прямо завтра, а на доспехи тратить не нужно. Лейте шары.

— Король приказал — лить на доспехи. Мне пока жить не надоело.

— Тогда идем к королю прямо сейчас и он изменит свой приказ.

Йонгас приподнял бровь:

— Не уверен, что идея хорошая… Но ладно. Поглядим.

Валлендел как раз что-то обсуждал с несколькими дворянами, двое в доспехах, остальные в шелках и бархатах, но тоже видно, что люди военные.

Данила вошел сразу после того, как слуга доложил о его прибытии.

— Господа, прошу прощения, что перебиваю. Король, необходимо, чтобы ты отменил приказ лить сталь на доспехи, так как я нуждаюсь в чугуне.

Несколько дворян возмущенно вытаращились, видимо, им не понравилось вторжение, но промолчали.

— Доспехи — вопрос первостепенной важности, — возразил король, — мне надо хоть во что-то одеть почти сотню тысяч новобранцев!

— А зачем? Все равно доспех не спасает от аркебуз. Если алхимики не подкачают, уже дня через два-три у тебя появится оружие, которым можно будет сдержать врага какое-то время, но для этого мне нужен чугун. А самое простое оружие, готовое к применению, я покажу уже этим вечером.

— Звучит заманчиво, да ум ушам не верит, — заметил один из дворян.

— Если б ты видел мой мир — еще и глазам своим не поверил бы, — отрезал Данила, — к тому же, мне будет достаточно лишь того железа, что запланировано на сегодняшнюю выплавку.

— Хорошо, так и сделаем, — решил король, — почтенный Радвэн, лейте то, что говорит мастер Данила.

— Спасибо, — сказал инженер, — я в таком случае удаляюсь.

В коридоре он сказал, обращаясь к Йонгасу:

— Что-то странно эти дворяне на меня смотрели…

— Угу, — хмыкнул эльф, — небось, они первый раз слышали, чтобы неизвестно кто, даже не дворянин, вот так запросто королю «тыкал» вместо «ваше величество».

— Упс… Виноват. Мне как-то забыли прочитать лекцию по дворцовому этикету, — с сарказмом сказал Данила.

Как только литейщик отбыл, инженер уселся за стол и вытер пот со лба.

— Упарили меня эти лестницы… Так, мне бы пообедать не мешало, а к вечеру необходимо… Ну, три доспеха. Первый — дварфовский, для испытания фузеи. Второй — для меня, латный пластинчатый в целях безопасности. И третий надо надеть на манекен. Взять типа чучело, одеть в воинскую одежду и доспехи и выставить в том зале, где вечером король совет соберет. Покажу кое-что. А пока мне, кроме обеда, еще бутылку самого крепкого пойла, которое только есть, чтобы горело ясным пламенем.

— А ты будешь достаточно трезв после этого? — усомнился Йонгас.

— Я не пить его буду.

— А что тогда?!

— Увидишь сам. Долго объяснять.

Сразу после обеда Т'Альдин встал, держа на кончике ножа кусок мяса, и попытался накормить пленницу, но та лишь презрительно отвернулась.

— Так что с твоим планом? — полюбопытствовал Ар'Кай, — ты придумал, как с ней объясниться?

— Нет. Она нас не понимает, и тут ничего не поделать. Но я знаю, где найти того, кто поймет.

— О чем ты?!

Т'Альдин усмехнулся и снял с шеи пленницы цветастый, расписанный цветами и птицами шарф:

— А ты сам как думаешь?

— Ты… ты к эльфам собрался?!

— Ты возражаешь?

В этот момент заголосили все наперебой, пришлось рявкнуть, чтобы заткнулись и говорили по одному. Первой высказалась Каэлис.

— Это безумие. Ты просто приведешь их к нам, после того как они тебя схватят.

— У нас заложница, и это все меняет.

Вмешался Ар'Кай:

— Худшая из возможных идей! У нас заложница всего одна, будь их у нас столько же, сколько и нас…

— Правда худшая? Тогда перережь себе горло, по твоей логике, это не так плохо. Ты совершаешь большую ошибку, меряя эльфов по себе. Как ни старайся, но нам не дано влезть в их шкуру, понять их образ мышления. Они не такие, как мы. И я знаю, что эльфам важнее спасти одного своего, чем убить десяток нас. Мы в безопасности, пока у них есть шансы вернуть заложницу живой. А промедлим — поисковый отряд может наткнуться на наше укрытие уже днем.

— И с чего ты это взял?

— Я много чего знаю. Просто держал свои знания при себе, раньше они могли бы стоить мне жизни.

— Где собираешься искать их селение?

Т'Альдин снова усмехнулся, предвкушая, какой эффект произведут его слова:

— Мне незачем искать поселок. Я и так знаю, где он находится.

— Но… откуда?!

— И это еще не последний мой козырь.

— Сдается мне, ты задумал примерно то же, что прежде — Лу'уд, — мрачно сказала обычно молчаливая Саами'Дан.

Т'Альдин опасался, что такие подозрения возникнут, но и тут у него есть ответ.

— В общем, слушайте меня внимательно. Планов у меня два. Первый позволит спастись мне и всем тем, кто будет делать, что я говорю. И потому заткнитесь и выполняйте, я не собираюсь объяснять вам то, чего вы все равно понять не способны. Пока меня не будет — за заложницу отвечаете головами своими. А если с ней все же что-то случится — у меня действительно есть второй план, запасной, гораздо более рискованный. И он предусматривает возможное спасение только для меня одного ценой ваших жизней. Всем все понятно? У нас всех есть шанс, пока заложница цела и невредима. Если она пострадает или умрет — нам, скорее всего, конец.

— Ты собрался договариваться с эльфами? — спросил Ар'Кай.

— Именно так. Они единственные, с кем есть шанс договориться.

Нужный ручей Т'Альдин отыскал легко и двинулся вверх по его течению. Через два часа быстрой ходьбы впереди замаячила живая изгородь из чрезвычайно густых кустов с шипами, за ними — частокол, на дереве за ним — гнездо часового, прикрытое деревянными щитами. Грибы-визгуны перед кустарником пока не видны, но Т'Альдин знал, что они там есть.

Тщательно прячась, он обошел селение по кругу, пока не нашел главную тропинку, ведущую прямо к воротам. Достал из кармана шарф пленницы и двинулся прямо к воротам. Визгунов глушить «кругом тишины» не стал, позволив им возвестить о своем прибытии, и как только они взвыли, с кустарника поднялись тысячи светлячков. Ночь сразу стала светлее.

Т'Альдин вытянул в сторону руку с шарфом, который держал за край, позволив второму концу свободно колыхаться от несильного ветерка, и остановился. В следующий момент через ограду наружу полетели ярко светящиеся предметы: часовые разбросали кристаллы-светильники. Парочка их упала неподалеку от непрошеного гостя, но Т'Альдин только прикрыл глаза рукой.

За стеной — возгласы, суматоха, звон оружия. Стрелы пока не летят — и то хорошо. Но эльфы в поселке наверняка растеряны и напуганы. Напуганы, потому что илитиири все-таки нашли их деревню. Растеряны, потому что визитерам из Подземья не свойственно стучаться в главные ворота. Они готовятся отражать атаку, но пока еще не знают: непрошеный гость пришел один.

Очень скоро Т'Альдин заметил и самих эльфов, выглядывающих из-за частокола и из смотровых гнезд. Он остался стоять неподвижно, держа в руке шарф. Вскоре из-за стены со свистом полетели ввысь стрелы со светящимися кристаллами вместо наконечников, освещая дальние подступы к поселению. Так прошло еще некоторое время, пока, наконец, его не окликнули.

— Зачем ты пришел и откуда у тебя этот шарф?

Язык илитиири, сильно ломаный, но понятный. Что ж, первый пункт плана удался.

— Меня зовут Т'Альдин из Дома Шасс'Кэрр, уже несуществующего, я пришел поговорить, а не как враг, и пришел один. Шарф позаимствовал на время у одной из вас, которая в этот момент… гостит у нас.

Некоторое время прошло в относительной тишине. За оградой совещались и спорили. Чуть погодя скрипнули ворота, одна створка приотворилась ровно настолько, чтобы Т'Альдин мог протиснуться.

— Входи. Оружие оставь снаружи.

Он смотал шарф и положил в карман, затем отцепил от руки самострел, отстегнул от пояса саблю, рядом с ними на землю легли оба кинжала. Протиснулся в ворота, и те сразу закрылись за ним.

Т'Альдин оказался в полукруге из по меньшей мере полусотни воинов, не считая десятка старейшин-магов. Все держат наготове сабли и луки, в него, правда не целятся, и то хорошо.

— Говори, зачем пришел, — велел один из старейшин, на вид лет пятьсот, но держится прямо и гордо, — но вначале — где та, у которой ты взял шарф?

— Как я уже сказал, у нас в гостях, я к вам, она к нам. С ней не случилось ничего плохого, правда, она на нашем языке не говорит, и объяснить словами, что мы приглашаем в гости, а не берем в плен, нам не удалось. Но я уверен, что это недоразумение можно будет уладить, как только у нас будет переводчик, способный передать наши извинения за возможную неучтивость…

— Побереги слова, дроу. Что тебе нужно?

Т'Альдин медленно оглядел лица собравшихся. Недружелюбные — это еще очень мягко сказано, возможно, идея прийти сюда не такая уж и удачная. Но выхода нет.

— Вам будет очень странно это слышать, но я пришел просить о помощи.

— Помощи? — удивился старейшина и переспросил, выговаривая слово по слогам: — ты сказал — «по-мо-щи»?

— Да, вы поняли меня совершенно верно. У меня для вас очень радостное известие… наш город мертв. Вымер от чумы. Нападать на вас больше некому. Я не знаю, что происходит в Гло'карнасе, нашем втором городе, но опасаюсь, что и там то же самое. Мы — маленький отряд кадетов, ходили в патрулирование. За три дня, что нас не было, вспышка неизвестной заразы выкосила весь город. Затем драуки вынудили нас подняться на поверхность до того, как мы сумели подготовиться. Некоторые из нас уже погибли, нас осталось в живых всего одиннадцать, включая меня.

Известие действительно впечатлило эльфов, когда кто-то из понимающих перевел остальным, но лишь слегка, и Т'Альдин догадывался, почему. Не верят.

— Вот как… И какой же помощи ты ждешь от тех, кто множество веков терпел кровопролитные набеги твоего народа?

— Прежде мы надеялись добраться поверху до гор, лежащих далеко отсюда в стороне, куда уходит Солнце, но поняли, что это нам не по силам. Я пришел просить вас принять нас к себе.

Старейшины с каменными лицами перевели его слова остальным, и толпа буквально взорвалась хохотом. Плохой знак, но и Т'Альдин еще не исчерпал свои козыри.

— Вот тебе и наш ответ, — сказал старейшина, — но мне воистину любопытно, как настолько немыслимая идея пришла тебе в голову.

— Среди вас, в вашем поселении, живут другие илитиири, разве нет? По крайней мере, два года назад я их видел.

— Ну если ты их видел, — вмешался другой старейшина, — то это значит — ты был среди тех, которые два года назад напали на нас. И теперь тебе еще хватает наглости у нас помощи просить? Они лишь лицом на вас похожи, но выросли среди нас, и душой и сердцем они как мы, вовсе не как вы. Принять вас, злобных, лживых и коварных? Это невозможно, даже если все, что ты рассказал о своем городе — правда, а не ловушка!

Т'Альдин приподнял бровь.

— Вот как? Что ж, сейчас вы перестанете смеяться. — Он вытянул руку и указал пальцем вглубь селения: — Вон там, в дальнем конце, у самой ограды, где ручей, текущий через селение, вытекает наружу, стоит дом с двумя танцующими единорогами на крыше. Два года назад в нем жили молодая женщина и две маленькие девочки. Одна совсем маленькая, вторая немного старше. В пространстве между потолком и кровлей хранились корзины с сушеными ягодами, а в комнате с лестницей, по которой поднимаются в это пространство, на стене висел доспех, выкрашенный в зеленое и синее.

Пока он говорил это, лица старейшин начали вытягиваться от удивления.

— Откуда ты это знаешь?! — выкрикнул кто-то из толпы на очень корявом языке илитиири.

— А ты сам как думаешь? — спокойно ответил Т'Альдин, — два года назад вы подкараулили в засаде и истребили один из двух наших отрядов. И я был единственным выжившим. А теперь угадайте с одного раза, где я провел два дня и одну ночь, пока вы обшаривали округу в поисках отбившихся? С той стороны ограды есть дерево, с которого можно перебраться на другое дерево, а оттуда с ветки — на крышу дома с единорогами, не потревожив визгунов. Вы думали, что сумели сохранить в тайне местоположение своего селения? Вы ошибались. Все эти два года я знал, где ваш поселок, я знал, как пробраться в него незамеченным.

Он обвел толпу взглядом. Все молчат, потрясенные, ужаснувшиеся.

— Что, вам уже не смешно? Да-да, в любую ночь в течение этих двух лет ударный отряд мог пробраться в ваше селение и устроить резню, когда вы ожидали бы этого меньше всего. И даже если бы вам удалось отбить нашу атаку, та ночь стала бы для вас ужасной трагедией. Вам интересно, почему этого не случилось? Многие из вас и членов ваших семей живы сейчас только потому, что тот, кого вы назвали злобным и коварным, сохранил вашу тайну и не выдал, что знает, где ваш поселок.

Т'Альдин выдержал эффектную риторическую паузу и продолжил:

— А что могло бы быть? Разведав ваше селение и скрытный путь внутрь, я заслужил бы огромное одобрение как высшего совета жриц нашего города, так и моего собственного Дома. И во главе карательного отряда поставили бы меня. И после ночи огня и крови мой Дом Шасс'Кэрр вознесся бы в число самых влиятельных, матрона моего Дома, моя мать, была бы щедро одарена милостью Ллос и поднялась высоко вверх по лестнице иерархии высших жриц. А я, тогда двадцативосьмилетний кадет, сразу стал бы одним из самых знаменитых командиров, и может быть, одним из очень немногих мужчин, удостоившихся милости Ллос. Мгновенная карьера, от молокососа-кадета до командира не только своего Дома, но и всего города. И все дальнейшие налеты шли бы только под моим командованием.

Он печально улыбнулся и обвел толпу глазами.

— Так вот, скажите мне, почему я, злобный, подлый, кровожадный, корыстный и бесчестный дроу, отказался от столь заманчивых возможностей? Вы молчите? Да, вы молчите, потому что ответ сам по себе настолько же невероятен, как и произошедшее. Вам просто не может прийти в голову простая мысль, что я никогда не был вам врагом.

Да, мой народ сделал все возможное, чтобы посеять вражду между нами. Да, он сделал все возможное, чтобы я вырос со жгучей ненавистью к вам в моем сердце. Но несмотря ни на что, тот, кого вы привыкли считать злейшим вашим врагом, на деле таковым не оказался.

И многие из вас сегодня живы лишь потому, что я никогда не желал враждовать с вами и не захотел делать карьеру такой ценой. И вы все еще не верите мне, я вижу это по вашим глазам. У вас нет иного объяснения моему поведению, но вы слишком сильно привыкли не верить нам и ненавидеть нас. И мысль о дроу, который никогда не желал вам зла, все еще не укладывается в ваши головы. Вы хотите знать, почему? Ночь и два дня я провел в вашем селении, в одном из ваших домов. Я слышал, как та женщина вечером поет своим дочерям перед сном. Я бы еще понял, зачем, если б они плакали и не хотели засыпать, но они не плакали. И я завидовал им, потому что моя мать мне никогда не пела. Я никогда не получил от нее и ласкового слова. И пока сам не услыхал, не смог бы даже представить себе мать, поющую своим детям. Но то было два года назад. И тогда мысль остаться среди вас меня даже не посетила, я не сомневался, что вы убили бы меня сразу же. Теперь… теперь мне все равно было страшно идти к вам, но другого выхода не осталось. Нам не выжить в мире, который ненавидит нас, хотя вся наша вина лишь в том, что мы родились в неудачном месте. Все остальные в моем отряде — кадеты в возрасте до двадцати пяти, они никогда не были наверху. Они никогда не ходили в налет на вас. Все, что у них есть против вас — это тщательно взращенная старшими, но беспочвенная ненависть. Меня тоже учили ненавидеть вас, но все старания моих воспитателей пошли прахом, стоило мне лишь раз услыхать, как мать поет своим детям. Остальные кадеты еще моложе меня. Не отворачивайтесь от нас лишь потому, что наш народ приучил вас бояться и ненавидеть нас, мы слишком молоды, чтобы в этом была наша собственная вина.

В воздухе повисла тишина. Услышанное оказалось слишком невероятным для всех и каждого, и только сотню ударов сердца спустя по толпе пошел гомон. Старейшины начали переговариваться между собой, затем один из них сказал, обращаясь к Т'Альдину:

— Даже если мы поверим в твой рассказ, поверим, что ты не такой, как все дроу, поверить в то, что и все остальные в твоем отряде, как ты, не представляется возможным. Ты просишь нас пригреть на груди целый выводок тварей, которые опаснее гадюки.

— Напротив, — возразил Т'Альдин, — в нас вы найдете самых преданных сторонников, просто потому, что больше нам деваться некуда. Никто из нас не сможет предать вас, потому что предавать не для кого: мы последние из нашего города. Но я уверен, что многое в их сознании изменится, когда они узнают, что жить так, как жили мы в Подземье — не единственный и не самый лучший способ жить.

Старейшины снова переговорили, и тот, которого Т'Альдин счел самым главным, повернулся к нему с выражением решительности на лице.

— Что ж, в таком случае я объясню тебе один аспект, который здесь наверняка отличается от того, к чему ты привык. Ты сказал, что пришел как проситель, но просить, удерживая заложника, тут не называется просьбой. А договариваться с тобой мы ни о чем не будем, верить дроу на слово — наихудшая мысль, а кроме слов, ты ничего больше не принес. С рассветом наш боевой отряд отправится на поиски, но если заложница вернется живой и невредимой до рассвета, тогда мы сделаем вид, что верим, будто вы пришли не как враги, воины останутся дома, а ты сможешь прийти еще раз, теперь уже действительно как проситель. Все, что я могу обещать тебе наперед — в самом худшем случае мы дадим вам время убраться прочь с миром, и учти, что это с нашей стороны не уступка, а знак доброй воли. Если тебе нечего больше сказать — ступай.

Т'Альдин чуть подумал и ответил:

— Дайте мне письмо на вашем языке с распоряжением привести нас сюда. Иначе наша, эм-м, гостья просто не пойдет домой, чтобы не привести нас следом. А еще лучше — пошлите пару воинов, потому что если я принесу письмо, она все равно не поверит мне, подумает, что подделка.

Старейшина снял со своей шеи странный сигиль на цепочке:

— Поверит, если дашь ей это. А, и еще я забыл сказать, что под теми горами, куда ты собирался вначале, уже давно нет городов дроу.

— Почему?

— Землетрясение, очень сильное. Это произошло еще когда меня на свете не было. Большинство тамошних дроу поднялись на поверхность… И ассимилировались. И ныне их потомки подобны вам лишь внешне. И ненавидят подземных дроу еще сильнее, чем все остальные, потому что знают, какие вы, лучше кого-либо другого.