Осада и штурмъ Текинской крепости Геокъ-тепе (съ двумя планами) (старая орфография)

VІІІ Ночь въ крѣпости послѣ штурма. — Баранта. — Побѣдители кушаютъ. — Утро 13-го января. Освобожденные плѣнники-Персы. — Движеніе малыхъ отрядовъ въ пески и къ Асхабату. — Раздача крестовъ. — Отъѣздъ Скобелева въ передовыя отрядъ. — Текинскія племена изъявляютъ покорность. — Грамоты Скобелева

Утомленныя дневнымъ боемъ и преслѣдованіемъ по пескамъ, войска къ. вечеру вернулись на тѣ самыя позиціи, гдѣ еще такъ недавно шла ожесточенная борьба. Возвращаясь изъ преслѣдованія, генералъ Скобелевъ приказалъ обратить особенное вниманіе на холмъ Геокъ-Тепе и немедленно же приступить къ укрѣпленію этого мѣста, которое должно было составить цитадель для прочнаго удержанія за собой крѣпости. Гарнизономъ па этомъ холмѣ было оставлено шесть ротъ пѣхоты, двѣ мортиры, ра четырехъ-фунтовыхъ и два горныхъ орудія.

Странный видъ представляла крѣпость послѣ штурма. Извилистые проходы между кибитками, входы въ землянки, валы и внутреній ровъ усѣяны были трупами, умирающими ранеными. Небольшая кала, расположенная саженяхъ во ста отъ холма, была биткомъ набита женщинами и дѣтьми и изъ ихъ утомленной груди уже временами только вырывались сиплые вопли и стоны. Во мракѣ ночи, смѣнившей день штурма, изрѣдка вспыхивали огоньки и раздавались сухіе ружейные выстрѣлы, то на аванпостахъ, то на стѣнѣ, то между кибитками, въ которыхъ успѣли скрыться, во время дневнаго боя, текинцы. Нѣкоторые, пользуясь наступившею темнотою, старались пробраться въ пески черезъ выходы.

А, неѣвшіе цѣлый день, побѣдители, не обращая вниманія на эту стрѣльбу, массами тащили муку, курдючье сало, масло и крупу; другіе гнали и тянули на веревкѣ телятъ и барановъ, несли куръ и все, что можно было ѣсть.

Не смотря на утомленіе, солдаты толпились вокругъ костровъ, натащивъ изъ кибитокъ сковородъ, желѣзныхъ листовъ, "кунгановъ" и прочей утвари и все это пекло, жарило и варило… Тутъ приготовлялисъ и лепешки, и галушки, и плоскіе хлѣбы, жаркое въ разомъ видѣ и изъ разнаго мяса; при атомъ вырѣзались отборнѣйшіе куски, а остальное бросалось въ сторону.

Надъ холмомъ и лагеремъ, гдѣ еще такъ недавно раздавались выстрѣлы и носились облава пороховаго дыма, теперь стоялъ дымъ отъ костровъ, чадъ кипящаго сала; ворчала на сковородахъ баранина и слышался веселый говоръ, прерываемый взрывомъ веселаго хохота. Особенно причудливый видъ представлялъ холмъ, озаряемый колеблющимся пламенемъ костровъ. По стѣнамъ стояла рѣдкая цѣпь часовыхъ. У воротъ караулы. По временамъ, внутренность крѣпости пересѣкали, по разнымъ направленіямъ, казачьи разъѣзды и пѣхотные патрули…

Вдругъ вспыхиваетъ гдѣ нибудь большое пламя и снопъ искръ, какъ фейерверкъ, озаряетъ ночной мракъ; это пылаютъ кибитки, подожженыя какимъ нибудь забулдыгой… На пожаръ ѣдетъ патруль.

— Что это вы, подлецы, тутъ зажгли? кричитъ старшій. — Вы всѣ кибитки хотите спалить, что ли? Мало вамъ, дуракамъ, что вамъ позволили все брать тутъ; нѣтъ, надо еще жечь! Потушить сейчасъ! Ну!., ты чего стоишь? бери лопату и засыпай…

И начинается тушеніе пожара…

Около одного изъ костровъ, на холмѣ сидитъ человѣкъ пять солдатъ. Огонь горитъ въ ямкѣ; тутъ же прилажено два тагана и молодой солдатикъ въ текинскомъ халатѣ, который онъ неизвѣстно зачѣмъ надѣлъ, и съ лицомъ, выпачканнымъ жиромъ и глиной, хлопанетъ около большаго чугуннаго котла и сковороды. Въ котлѣ кипятъ отборнѣйшія части молочнаго теленка и нѣжнѣйшія части куръ, а на сковородѣ поджариваются "самыя лучшія" лепешки… Всѣ ѣдятъ уже не въ первый разъ и по атому выраженіе лицъ нѣсколько серьезное и спокойное. ѣда сопровождается бесѣдою.

— И красивыя, братцы, бабы у текинцевъ, только горя имъ теперь много…

— Пропади онѣ совсѣмъ-бабы! говоритъ унтеръ-офицеръ, баловство одно… Теперь, сказываютъ, опять въ степу пойдемъ…

— А много, братцы, сегодня накрошили текинца…

— Да; отучили собакъ по чужое мясо ходить…

— Распростились это мы другъ съ другомъ, слышится въ другомъ мѣстѣ; ночь была темная, наволочная; перевезли орудію и ящикъ съ патронами съ траншей… А командиръ-то и говоритъ: "смотри, братцы, когда взрывъ будетъ, тогда мы съ третьей ротой бросимся"… Вотъ "преслѣдовалъ" взрывъ, тутъ закричали всѣ "ура!" Не утерпѣли сердца наши… бросились… Тутъ у насъ спервоначалу одного убили; ну, Богъ съ нимъ! впередъ, братцы! на стѣнку, скорѣе на стѣнку!

— Какъ заняли этотъ самый шиханъ (холмъ), прерываетъ артиллеристъ, а текинцы густо, густо побѣгли въ пески; а мы-то по пути изъ орудія-то имъ… жарили, жарили… вотъ такъ натѣшились!.. Постояли посмотрѣли; въ скоромъ времени генералъ Скобелевъ въ погоню за "имъ"; охоту отбилъ шутить съ русскимъ… Возвратился это онъ на шиханъ, заѣхалъ съ той стороны: "ну, братцы, говоритъ, спасибо вамъ, что не выдали!"…

— Яшинъ! слышится подальше.

— Чаго?

— Что-то мнѣ неможится… Возьми тѣсто, да пожарь лепешки-то… Животъ болитъ…

— Жарь самъ: у меня у самаго животъ болитъ…

Видно досыта покушали, на текинскій счетъ, побѣдители!..

Съ разсвѣтомъ 13 Января, стрѣльба въ крѣпости еще разъ возобновилась на нѣсколько часовъ. Это стрѣляли часовые на аванпостахъ и на стѣнахъ по тѣмъ текинцамъ, которые успѣли скрыться ночью въ песчаныхъ барханахъ и въ ямахъ крѣпости и пробовали бѣжать въ пески. Тутъ ихъ погибло еще человѣкъ двѣсти; нашихъ же было ранено только двое.

Обширная внутренняя площадь крѣпости, уставленная тысячами кибитокъ, была занята нашими солдатами и казаками; они бродили изъ кибитки въ кибитку и брали все, что ни попадало подъ руки. Добыча состояла главнымъ образомъ изъ ковровыхъ издѣлій, серебряныхъ украшеній и денегъ.

Для сбора оружія и провіанта, которые предназначались въ казну, посылались особыя команды: онѣ стаскивали мѣшки въ общіе бунты, около которыхъ ставились часовые. Все остальное, съ утра до вечера, разбиралось нашими солдатами. "Аламанъ" производился довольно спокойно и добродушно, потому что съ избыткомъ хватало на всѣхъ.

При взятіи крѣпости, было освобождено довольно много рабовъ-персовъ, которыхъ солдаты, въ пылу боя, узнавали по трусливому и униженному виду и оковамъ, которыя они волокли на ногахъ. Только что ихъ освободили, недавніе рабы бросились… не драться, а грабить.

Какой-то старый персъ съ двумя другими, помоложе, даже еще не снявъ какъ слѣдуетъ цѣпей съ своихъ ногъ, поймалъ поскорѣе двухъ ишаковъ и какого-то облѣзлаго верблюда л до того ихъ навьючилъ коврами и всякой всячиной, что, подъ массою груза, отъ верблюда были только видны ноги и голова, а отъ ишаковъ даже ничего не было видно. Въ такомъ только видѣ онъ рѣшился отступить изъ крѣпости; но у воротъ былъ задержанъ карауломъ.

— Ты это что? сказалъ начальникъ караула; мало тебѣ, подлецу, что тебѣ свободу дали, да и жизнь сохранили… Ибрагимовъ!

— Чего изволите!

— Переведи ему это… Мало тебѣ подлецу? Дай ему въ шею! Свалить все это… Бери, братцы, кому требуется… Мало тебѣ? Дай, дай ему еще разъ! переведи ему это… А теперь — вонъ изъ крѣпости!

Такъ и ушелъ старикъ ни съ чѣмъ, сохраняя воспоминаніе о русскихъ подзатыльникахъ.

Послѣ занятія Денгиль-Тепе и пораженія текинцевъ на ихъ главной позиціи, начинается дѣйствіе малыхъ отрядовъ. Генералъ Скобелевъ, не желая дать опомниться непріятелю отъ впечатлѣнія, произведеннаго погромомъ 12-го января, немедленно, послѣ однодневнаго отдыха, приступилъ въ возобновленію военныхъ дѣйствій. 14-го января, отрядъ Куропаткина былъ двинутъ на Асхабатъ.

17-го января, генералъ Скобелевъ присоединился къ отряду Куропаткина, а 18-го Асхабатъ былъ занятъ безъ боя. Жители вышли съ покорностью. Кавалерія, подъ начальствомъ Эрнстова, двинулась далѣе, на Аннау.

Въ день занятія Асхабата, нѣкоторые почетные люди (ханы, сердари) прислали командующему войсками слѣдующее заявленіе:

"Да будетъ извѣстно всѣмъ сердарамъ и генераламъ Бѣлаго Царя, что текинскіе жители, не имѣя понятія о своей слабости, оказывали сопротивленіе противъ воли могущественнаго Бѣлаго Царя, за что подвергнуты теперешнему наказанію. Теперь бѣдные жители желаютъ изъявить свою покорность. Для житья не имѣютъ кибитокъ, а для жизни не имѣютъ припасовъ. Если милостиво возвратите мѣста и жилища, то нѣсколько человѣкъ явятся въ вамъ для принятія подданства подъ присяжнымъ условіемъ. Въ настоящее время они боятся васъ. Если въ отвѣтъ на это пришлете письмо о томъ, чтобы жители не боялись, а явились, то тогда они въ скоромъ времени соберутся"…

Генералъ Скобелевъ относился сначала довольно недовѣрчиво ко всѣмъ этимъ мирнымъ заявленіямъ. Тѣмъ не менѣе, въ тотъ же день онъ приказалъ разослать по селеніямъ двѣ слѣдующихъ прокламаціи:

I. "Объявляю всему ахалъ-текинскому населенію, что силою войскъ Великаго моего Государя, крѣпость ваша, Геокъ-Тепе взята и защитники ея перебиты, а семейства, какъ ихъ, такъ и тѣхъ, которые бѣжали изъ крѣпости находятся въ плѣну у побѣдоносныхъ, ввѣренныхъ мнѣ, войскъ; поэтому приглашаю все оставшееся населеніе Ахалъ-Теке повергнуть свою судьбу на безусловное милосердіе Государя Императора, причемъ поставляю въ извѣстность, что жизнь, семейства и имущество изъявившихъ покорность будутъ въ полной безопасности, какъ и всѣхъ прочихъ подданныхъ Его Величества, Бѣлаго Царя.

"Напротивъ того, всѣ сопротивляющіеся Его побѣдоноснымъ войскамъ и отнынѣ продолжающіе упорствовать въ безразсудномъ сопротивленіи будутъ истреблены, какъ разбойники и преступники"…

II. (Отвѣтъ на первое текинское посланіе).

"Въ отвѣтъ на письмо объявляю, что войска могущественнаго Бѣлаго Царя пришли сюда не раззорять жителей Ахалъ-Текинскаго оазиса, а напротивъ, усмирить и водворить въ нихъ полное спокойствіе съ пожеланіемъ добра и богатства.

"Если жители текинцы отъ малаго до старшаго придутъ ко мнѣ съ покорностью или вышлютъ своихъ представителей, то они будутъ мною приняты.

"Великъ Бѣлый Царь, несокрушимо Его вѣчное могущество, неисчерпаемо Его Царское милосердіе, а впрочемъ, какъ сами знаете"…