Герои пьес Камю, как правило, подчинены философскому доказательству. В "Калигуле" речь идет о логике абсурда. Протестуя против того, что люди смертны и несчастны, нежный и чувствительный Калигула переходит от абсурда к нигилизму, царство которого становится царством жестокости и издевательства над человеком. Но разрушение в конечном счете ведет к саморазрушению. Калигула признается в совершенной ошибке: "Я выбрал не тот путь, он ни к чему меня не привел.
Моя свобода — это нехорошая свобода". Такая "самокритика" императора с течением времени выглядит почти что пародией. Сюжет "Недоразумения" можно прочитать в том обрывке газеты, который обнаруживает Мерсо в тюремной камере: "Некий чех уехал из своей деревни, надеясь нажить себе состояние. Он действительно стал богатым и через двадцать пять лет вернулся на родину с женой и ребенком.
Его мать и сестра содержали в родной деревне гостиницу. Желая сделать им приятный сюрприз, он, оставив жену и ребенка в другой гостинице, явился к матери. Она не узнала сына. Шутки ради он вздумал снять номер.
Он показал свои деньги. Ночью мать и сестра убили его молотком и, ограбив, бросили тело в реку. Утром пришла жена и, ничего не зная, открыла, кто у них остановился. Мать повесилась, сестра бросилась в колодец".
Это весьма точный пересказ пьесы, писать которую было уже излишне. Мерсо посчитал, что "этот чех в какой-то степени получил по заслугам: зачем было ломать комедию?". Создатель Мерсо в предисловии к американскому изданию своих пьес в 50-е годы высказал примерно ту же мысль и добавлял относительно морали пьесы, что "в несправедливом или безразличном мире человек может спастись и спасти других благодаря самой простой искренности и верному слову". Ему стоило сказать, считает Камю: "Вот я, вот мое имя",— и все было бы по-другому. Театральное изображение "недоразумения", имеющее целью "заставить говорить на языке трагедии современных персонажей", само по себе получилось недоразумением.
Во многом более интересна пьеса "Праведники", написанная через год после "Осадного положения". В ней Камю ставил моральную проблему допустимости индивидуального терроризма и разрешал ее на основе своеобразного равенства: за жизнь жертвы террорист обязан отдать свою жизнь, иначе это будет убийство. Разрешение вопроса, впрочем, довольно сомнительное, о чем можно судить сейчас с достаточной основательностью, когда мир захлестнула волна терроризма.