Осел у ямы порока

19

– Товарищ директор подождите минуточку, можно к Вам обратиться? – уже за дверью проходной закричал я. – Подождите!

– В чем дело? – чуть испуганно встрепенулся директор, потеряв на миг свою важную осанку. – По какому вопросу?

– По личному я.

– По личному приходите в понедельник с четырнадцати до семнадцати часов в мой кабинет, а сейчас мне некогда и я ведь тоже имею право на отдых. Я ведь тоже человек из крови и плоти.

– Я по Вашему личному делу. Именно только по Вашему. Послушайте меня, пожалуйста.

– По-моему? – директор так высоко вскинул густые брови, что те почти уперлись в верхний край лба. – Это, о каком же моем личном деле мы можем говорить с Вами? Интересно.

– Вас хотят убить! – выпалил я ключевую фразу своего сообщения, подготовленную во время кратковременной гонки преследования за директором.

– Меня? – вроде, как не поверил мне собеседник, но заинтересовался, и мы спустились с ним к ближайшей лавочке у проходной.

Я начал рассказывать всё по порядку, начиная с трагической гибели дяди Феди. Сначала я рассказывал стоя, но вскоре мы сели. Сказ мой директора заинтересовал, озадачил и вроде бы как даже чуть-чуть напугал. Он несколько раз переспросил меня о том, кто еще знает об угрозе его жизни. Узнав, что никто кроме нас двоих не знает, он раз пять повторил слово «Интересненько!» и стал уточнять детали, особенно имена и фамилии. Но деталей особых-то и не было. Я ведь всё, что знал, честно рассказал. Мне-то таить совершенно нечего. Тут такое дело, что чего-то и утаить страшно. После выяснения этого факта директор закурил и предложил закурить мне, я, конечно же, не отказался. Когда мы немного накурились, весьма озадаченный мною руководитель спросил кого-то невидимого в настоящее время:

– И что же это за гнида меня заказала? И ведь не узнаешь сейчас. Довериться ведь никому нельзя. Ведь любой заказчиком может оказаться. Окопался он на комбинате и козни зловредные готовит. Вот так задачка. Сразу за один присест и не решишь.

– Может нам в милицию сейчас пойти? – предложил я, как мне показалось достаточно умную вещь.

– В милицию, говоришь. Нет, я пока не пойму что к чему и милиции опасаться буду. Сам же рассказывал, как Мутного замочили и кто замочил. Нет, в милицию сейчас никак нельзя. Надо сначала немного самому разобраться.

Он закурил еще и я с ним тоже, потом он поинтересовался моим именем, где живу, и тоже представился официально, как директор комбината.

– Слушай Андрей, – задумчиво начал он после завершения процесса взаимных представлений. – Доверится мне на комбинате некому, разве, что кроме тебя. Поэтому и прошу у тебя помощи. Помоги мне, а уж я потом с тобой рассчитаюсь. Я понимаю, что впутываю тебя в опасное дело, но очень прошу помочь. У меня просто другого выхода нет, и помощи пока ждать не от кого, только от тебя. Я по роду своей деятельности старался не вступать ни с кем в дружеские отношения и видишь, как оно повернулось. Помощи мне теперь точно ждать неоткуда. Помогай ты, если, конечно сможешь.

Я, не избалованный вниманием больших руководителей, конечно же, выразил согласие, но совершенно не понимал, в чём я могу помочь Павлу Викторовичу, так именно звали директора. Наверное, он тоже пока не понимал, но он думал.

– Эх, узнать бы кому Павел про диктофон сказал, – молвил во время думы директор, – тогда б мы с тобой в миг разобрались что – к чему. Эх, узнать бы? Только как? Он-то тебе никаких намеков не делал?

Я снова отрицательно закачал головой. Мы ещё раз закурили. В это время на парадное крыльцо комбината стали по очереди выбегать мои напарники. Я хотел подойти к ним, но Павел Викторович, пресек это мое хотение и крикнул тете Гале, чтобы она позвала начальника караула. Тетя Галя не подкачала и начкар через минуту стоял перед директором, как Сивка-Бурка перед дураком из сказки. Своевременно данными начальнику караула указаниями я был немедленно освобожден от несения караульной службы и оставлен рядом с директором в покое. Мы опять думали, но думали по-разному, и очень скоро я на деле убедился в преимуществах высшего образования перед неуверенным средним. Павел Викторович кое-что придумал. Он переспросил меня о дате моего последнего разговора с Пашей и снова громко позвал начальника караула и прошептал ему что-то на ухо. Начкар сразу же убежал, несмотря на свой преклонный возраст, достаточно резвой рысью. Явился он скоро с большим таинственным пакетом. Директор молча отдал пакет мне, и мы также молча пошли в неизвестном, опять же мне, направлении.

Это направление привело нас к небольшому двухэтажному особняку, где, как, оказалось, проживал Павел Викторович. И еще оказалось, что жил он временно один из-за отъезда остальных членов семьи на отдых к иностранному теплому морю. Директор усадил меня в мягкое кресло, угостил рюмкой ароматного коньяка и раскрыл тайну принесенного мною пакета. В пакете лежали кассеты видеонаблюдений службы охраны за тот день, когда я отдал злополучный диктофон Паше. Молодец Павел Викторович, это ж надо про такое смекнуть. На кассетах всё прерывисто и неестественно двигалось, и скоро на фоне этой неестественности я заметил себя. Вот он я, бодро шагаю к проходной и вот я же, но уже на обратном пути. Директор заметил время и стал рыться в пакете, выискивая следующую кассету для просмотра. На следующей кассете я увидел вертушку моего нынешнего поста и к великому удивлению своих же напарников – Кузьмича с тетей Галей. Они были также веселы и довольны друг другом, а заодно и тяготами караульной жизни.

– Счастливые люди, – вторично за этот вечер я позавидовал коллегам. – Вот что значит любовь.

Однако зависть была весьма кратковременной и быстро сменилась радостью удачи с приличной грустью сожаления о потере друга. На экране Паша был ещё живым и двигался куда-то по своим живым заботам. Он на немного замер перед охранниками, видимо делая им замечания с указаниями, и свернул к лестнице в административно-управленческое крыло. Директор опять нырнул в пакет и зашуршал там мелким зверем. Павел Викторович прекрасно знал, что делать и главное как делать, третья кассета тоже оказалась результативной. По широкому коридору опять размашисто шагал Паша. Директор замер в серьезном напряжении, предвкушая радость удачи. Тот за кем мы следили, вел нас к своей цели. К нитям таинственного заговора и страшный паук был уже рядом. Только кто же он? Эх, знал бы Паша к чему идет. В миг бы он тогда остановился, и не сидели бы мы сейчас здесь с самим директором «Хмельной Забавы» в глубоких подозрительных раздумьях. И вот Паша взялся за ручку двери.

– Вот сволочь! – заорал Павел Викторович. – Вот пригрел гадюку на мохнатой груди. Я же его тварь из производственного отдела вытащил. Кто он был там? Кто? Дрянной экономистик с трясучей попой, а я его начальником ревизионного отдела целого комбината сделал. И вот она, благодарность. Получите Павел Викторович. Видишь, Андрюха как бывает. Вот это да. Вот уж не ожидал. На кого угодно думал, только не на него, хотя мысли кое-какие иногда проскакивали. Скользкий тип, потому как улыбчивый очень.

– А может не он? – решил я заступиться за неведомого мне злодея.

А вдруг, правда, не он? Ведь всякое в жизни бывает, пошел Паша совсем по другому делу, в мы тут такие скоропалительные выводы делаем. Вдруг напраслину на человека наводим. Покоя его лишаем. Нельзя так, надо разобраться сначала.

– Он, он, – вскочил директор и стал крутить круги вокруг моего кресла. – Теперь-то я уже уверен. Точно он. Я предполагал что-то подобное, но честно тебе скажу, не верил, что так быстро и нагло он мне изменит. Вот сволочь. Значит, говоришь, сорок тысяч за меня давал. Обидно, что так дешево заценили мою голову. Обидно, я думал побольше стою, ну хотя бы тысяч пятьдесят. Вот так Вадим Алексеевич. Вот так Вадик – «Логичней логичного».

– Как? – удивился я, услышав, что-то очень знакомое.

– «Логичней логичного» – присказка у него такая есть. Дурацкая присказка, но он её часто говорит. В полчаса раза два точно скажет.

– Была такая присказка в диктофоне, была, – подтвердил я на этот раз подозрения Павла Викторовича. – Я ещё удивился, как это может быть «логичней логичного». Значит, наверное, правда он. Присказка-то эта точно в диктофоне была.

– Он, он. Вот ведь злодей. Эх, Андрей, понимаешь, как тяжело в людях разочаровываться, а вот приходится.

– Может в милицию пойти, – опять сунулся я со своим предложением в рамках законности.

– В милицию сейчас никак нельзя, – опустился за стол директор. – Вадик-то наверняка не один дело планировал. Вдруг в милиции его сообщник есть. Рано нам с тобой туда идти, Андрюша. Рано. Давай сами попробуем разобраться. Сейчас я его сюда вытащу, чтобы поговорить по душам. Только сперва надо его бдительность усыпить. Я тебя представлю, как своего племянника из Тураева. Скажем, что учишься ты заочно на экономическом, и тебе консультация по организации учета спирта понадобилась. Он, как все тупые люди, любит свою ученость показать. А там дальше по ходу дела, как-нибудь, и расколем. Справимся вдвоем-то, Андрюха? Я сейчас только тебе верю, золотой ты мой человек. Только в тебя.

Я кивнул, а директор вытащил свой мобильник. Гость явился так быстро, что будто только ждал сигнала. Павел Викторович изобразил удивительную радость на лице, и не спеша, поведал предателю нашу «легенду». Гость вроде бы на нее купился и стал мне рассказывать, какую-то заумную тягомотину, то и дело называя статьи каких-то законов постановлений правительства да каких-то писем министерства финансов. Директор же изображая радушного хозяина, собирал на стол. Мудро Павел Викторович придумал. Сейчас подпоит Вадика и в пьяном виде закрутит вопросов круговерть, а в пьяном виде редко, кто правды не скажет. Не зря на Руси говорят:

– Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Здесь всё узнать можно, только вопросы с умом задавай да чарку почаще наливай. С умом да подходцем.

Никакого детектора лжи не надо, налей водяры побольше и всё узнаешь. Не то, что сам выложит, а даже уговаривать будет, чтобы выслушали его тайну.

– Молодец Павел Викторович! – мысленно восхищался я, наблюдая за действиями директора. – Молодец, не зря ему такой важный пост доверили. Голова, причем голова светлая. Таких еще поискать надо.

А он подмигнул мне и шепнул, как бы вроде по-родственному:

– Сходи-ка Андрюша на балкон и принеси огурчиков маринованных. Балконная дверь на кухне, а огурчики там сразу увидишь. Такая красота от глаз не укроется. Помоги мне по хозяйству немного племянничек.

Пока я ходил за огурцами, накрытие стола закончилось, всё было уже налито и мы сели. Павел Викторович, видимо вживаясь в роль моего дяди, старательно за мной ухаживал. Он положил мне в тарелку две огромных столовых ложки салата жирно сдобренного майонезом, сообщив при этом, этот салат он приготовил самолично и мой родственный долг его попробовать. Только не знал вот Павел Викторович про моё отношение к майонезу. Не знал он, что объелся я этим продуктом в пятилетнем возрасте, да так крепко объелся, что теперь самая маленькая толика этой приправы вызывала у меня тяжелые позывы к опорожнению желудка неестественным образом. Если бы мой названный дядя знал эту особенность моего организма, то не стал бы меня так усердно потчевать. Да и я тоже хорош, надо было отказаться потверже, а я не смог. Мы выпили по приличному фужеру коньяка, и я под настойчивым приглядом Павла Викторовича съел три вилки коварного блюда. Думал, пронесет. Не пронесло. Буквально через минуту почуял я неприятную тяжесть в желудке. Тяжесть повозилась по моим внутренностям и поползла к горлу.

– Я схожу в туалет Павел Викторович, – вежливо и торопливо отпросился я, сдерживая из последних сил коварный продукт в пределах своего организма.

– Да что ты спрашиваешь? – махнул рукой директор. – Ты, считай, что у себя дома, а дома чего спрашивать? Ну, вылитая сестра моя Маша, тоже такая деликатная. Помню…

Что помнил Павел Викторович, я уже не узнал, и хорошо, что не узнал, если б захотел узнать, то точно б до нужного места не добежал. А вот не узнал и успел. Правильно ведь говорят: меньше знаешь – легче жизнь. Короче, успел я вовремя и так напугал унитаз директора, что тот, наверное, теперь при смыве заикаться всегда будет. Ушел в него весь салат, прихватив с собою коньяк и бесплатный обед из заводской столовой. И так мне стало легко после этого, что заулыбался я до боли на скулах. Гораздо полегче мне стало, чем было всего минуту назад. Только зря мне так показалось, временной была победа над коварным продуктом. Затаился майонез. Притих и вдарил мне по голове, да так крепко, что я не к столу сел, а на мягкое кресло. Что со мною случилось, не знаю, но сознание куда-то улетало. Хотя я и крепился, но тьма застилала мои глаза, а в голове что-то стучало громким набатом. Так плохо мне никогда не было, но показать свою слабость перед директором я не решился из большого уважения и на его вопрос о самочувствии только махнул рукой. Этот взмах унес мои последние силы, и я стал проваливаться в темную бездну, проклиная неведомого мне человека, придумавшего майонез. Эх, знал бы он, какую мне неприятность несет, мешая свою съедобную смесь. Всё, полетел, а может всё-таки еще посопротивляться вдруг навалившейся немощи.