Карина увидела, как Симон поднялся, прислонил гитару к большому камню и зашагал по тропинке с той стороны плато. Она подождала, чтобы никто не смотрел, встала и медленно пошла следом. Она и сама не знала зачем. Просто что-то случилось, что-то, отчего ей нужно было поговорить с Симоном. Среди деревьев было темно, но Карина много раз ходила по этой тропинке. Сортирный путь, как они ее называли, вел к развалинам бараков на каменоломне, но никто никогда дальше половины пути не уходил.
– Симон, ты там? – шепотом позвала она. – Симон?
– Я здесь!
Справа от тропинки послышались звуки. Потом Карина увидела, как Симон выходит из-за деревьев, на ощупь застегиваясь. Они остановились друг напротив друга – сантиметров на двадцать ближе, чем встали бы при свете дня. Темнота словно толкнула их друг к другу. Они оказались так близко, что Карина ощутила легкий зуд внизу живота. Смешно. Это же Симон, которого она знает с детского сада. И все же каким-то удивительным образом он уже не прежний Симон, а совершенно другой человек.
– Короче, я подумала… – Она поежилась. – Крутая новость, про гастроли. Поздравляю. – Из-за травы слова выходили невнятными, словно обжигали рот.
– Спасибо!
– Когда едешь?
– В понедельник.
– Ясно. – Карина глубоко вдохнула, поколебалась. Ее прервал звук – где-то в лесу треснула ветка. Она вздрогнула:
– Что это?
– Ничего особенного.
– Как по-твоему, здесь кто-то есть?
– Да кому здесь быть. Все остальные ведь наверху? – Симон махнул рукой в сторону каменного лба, где снова заорал бумбокс.
– Не они. Кто-то другой. – Несколько секунд они молча прислушивались, но слышали только собственное дыхание и звуки, долетавшие со стороны каменоломни. Карина сглотнула.
– Олень-людоед вернулся, – усмехнулся Симон. – Интересуется, какого хрена мы тут вытворяем.
– Думаешь? – Карина хотела прогнать страх, но он крепко вцепился в нее.
– Ну. Кстати, а чего у тебя глаза такие? Что-то случилось?
Карина не ответила. Прикусив нижнюю губу, она продолжала вслушиваться.
– Глупость какая-то, – пробурчала она. – Пьяный бред.
– Ты о чем?
Карина помотала головой.
– Ну давай, говори! – Симон взял ее за руку. Прикосновение не было неприятным – скорее наоборот. Карина глубоко вдохнула и на пару секунд задержала дыхание.
– Короче, за неделю до конца школы мы с Мари ехали в автобусе домой. Нам было скучно, и мы начали вспоминать, какие песни нам нравились в восьмидесятые.
Симон рассмеялся.
– Окей, и одна из вас затянула “Never gonna give you up” Рика Эстли?
– Ну хватит.
– Извини. Продолжай. Вы ехали в автобусе и обсуждали музыку восьмидесятых.
– И я ляпнула, что среди моих любимых была “When doves cry”.
– “Принс”. Хорошая песня.
– Конечно! – Карина посветлела. – И мы начали напевать. Та-да-да Та-да-да. Та-да-да-да. А потом… Мы уже говорили о чем-то другом, и тут одна из нас снова завела, а другая подхватила. Та-да-да, и мы ржали так, что чуть не описались. Не особо по-взрослому, но сам понимаешь – неделя до окончания гимназии. Вроде как попустило.
Симон кивнул.
– А на следующее утро. – Карина запнулась. – Обещай не смеяться.
– Слово скаута. – Симон клятвенно вскинул руку.
– Ну. „Да я сама понимаю, звучит по-идиотски. – Карина почувствовала, что краснеет.
– Давай же, говори.
– Ладно, но ты правда не смейся! – Карина сделала над собой усилие. – На следующее утро после того разговора в автобусе у меня на подоконнике лежала мертвая птица. Белый голубь.
Несколько секунд было тихо, а потом Симон захохотал.
– Блин, Симон, ты обещал. – Карина ткнула его кулаком в грудь.
– Ну сорри. Просто это так…
– Глупо. Ну да, понимаю. Блондинка с большими сиськами. – Карина скрестила руки на груди и отвернулась.
– Нет, нет. Я не это имел в виду. Прости. – Симон прекратил смеяться. – Ты совсем не дурочка. Но ты же не думаешь, что голубь может вот так просто влететь в окно?
– Не может, потому что я бы проснулась от шума. При этом голубь не был ранен. Он просто лежал на подоконнике, как будто спит. Почти красивый, хотя как-то неприятно красивый. Я решила, что нас кто-то подслушал и шел за мной до дома. С тех пор мне и мерещится.
– А тебе не кажется, что кто-то подшутил над тобой? Кто еще был в автобусе?
Карина задумалась.
– Машина Алекса была в ремонте, и они с Бруно сидели в самом конце. Еще куча малышни, младший брат Мари и его одноклассники. Ты тоже там был, но сидел, как всегда, в наушниках и не слышал нас.
– В таком случае главный подозреваемый – Алекс. Ты же знаешь, что он устроил после того, как мы посмотрели “Крестного отца”?
– Напихал Бруно в подушку конского навоза. Идиотская история, весь поселок слышал.
– Он это назвал “лошадиной подушкой”. – Симон усмехнулся. – Бруно с ним две недели не разговаривал. Ребячество, но смешно.
Карина несколько секунд смотрела на него, а потом вздохнула.
– Наверное, ты прав. Очень может быть, что это кретинская выдумка Алекса. – Ей хотелось, чтобы по голосу было ясно: Симон ее убедил. Но обмануть себя не получилось.
– Или у меня мозги заскучали, решили сделать жизнь поинтереснее. – Карина опустила руки. – Иногда мне все просто до смерти надоедает. Понимаешь?
Симон кивнул, но ничего не сказал.
Несколько секунд они молча стояли в темноте и смотрели друг на друга. Сердце у Карины билось тяжко, но не только от страха. Симон сегодня точно был какой-то другой. Такой зрелый, интересный, такой…
Повинуясь порыву, Карина вдруг шагнула вперед, обхватила Симона за шею и прижалась губами к его губам. Языки встретились, все слилось в один возбуждающий вкус – слюна, трава, алкоголь. Тела прижались друг к другу, и Карина ощутила, как быстро он наливается.
– Возьми меня с собой, – выдохнула она Симону в ухо. – Возьми меня с собой в Стокгольм. Мы можем жить в одной квартире, я отложила деньги. Симон, только мы с тобой.
Она хотела поцеловать его, но Симон вдруг отстранился. Положил руки ей на плечи, глубоко вдохнул.
– А как же Алекс?
– Алекс, – фыркнула она. – Алекс придурок. Так всю жизнь здесь и просидит. Олимпиада, не Олимпиада – когда ты в последний раз слышал рассказы о роскошной жизни борцов? – Карина запнулась на последних словах и выпалила их, словно боялась опоздать.
Она взяла Симона за руки и положила его ладони себе на талию, прижалась к нему. Все еще жесткий.
– Ну их к черту – Алекса, Неданос, все к черту. Свалим отсюда. Только ты и я. – Карина снова хотела поцеловать его, но Симон отодвинул ее. Карина разозлилась.
– Ты же хочешь. – Она крепче прижалась к его промежности. – Чувствую, что хочешь.
– Слушай, Карина… – Симон отступил, расцепил объятия и поднял руки. – Я не могу.
Его прервал звук быстрых шагов, камешки катились по склону. Луч карманного фонарика ослепил их.
– Вот вы где, – заорал Бруно. – Вы чем занимаетесь, мы же собирались купаться? Поставили фонарики и все такое. Пошли!
– Сейчас. – Симон заслонил глаза от света и покосился на Карину. Когда Карина увидела выражение его лица, у нее перехватило дыхание. Не возбуждение, не страх, что Бруно застал их вместе. Нечто другое, что ударило ее в живот, будто ржавым ножом. Сострадание.
Этот повернутый на музыке задрот Симон Видье, который годами вздыхал по ней и который наверняка несколько раз в неделю предавался влажным фантазиям о ней, пожалел ее.
Да как он посмел.