Когда Сара, притворившись, уснула в соседней комнате, Наталия, уже тоже слегка опьянев, задала почти дремлющему Монахову вопрос, мгновенно приведший его в чувства…
– Как вы сказали? Литвинова? Ирочка? Да, конечно, мы были с ней знакомы… – Он оглянулся, словно боясь, что его могут услышать, и уже более тихим голосом продолжал: – Она умерла…
– Я знаю… Понимаете, сегодня, вернее, уже вчера я была на поминках в лицее…
– Да-да, я знаю… Это была моя идея… И мои деньги, разумеется… Но почему вас это интересует?
– Понимаете, я оказалась на этом поминальном обеде совершенно случайно, и знаете, что меня больше всего поразило? То, что никто, кроме директора лицея, не сказал ни слова об Ире… Почему? Мне еще в прошлом году кто-то говорил, что у вас с ней был, кажется, роман… Вот я и подумала, может, вы мне что-нибудь расскажете о ней…
– Вы спрашиваете меня просто из праздного любопытства, я понимаю… Все люди любопытны, а женщины тем более… Я не осуждаю вас… Так что вас интересует: сама Ира или наши отношения?
– Все! Вы человек неординарный, вы просто источаете энергию… Кроме того, вы умный. Вот мне и захотелось узнать, что нашли вы в Литвиновой, и ваше мнение о ее смерти…
– Ирочка Литвинова… Понимаете, она была тоже неординарна, что ни говори… От нее исходил свет. Когда я увидел ее впервые в лицее (у них с моим сыном был конфликт), то понял, что она нуждается в защите… Она, Ирина, была настоящей… Бескомпромиссной, принципиальной, волевой, решительной… Я давно уже не видел таких женщин… Хотя у меня их было, признаюсь, немало… Но вот таких, как Ирина, почти нет… Сегодняшняя женщина гибкая, хитрая, корыстная, хищница и… вы уж извините меня, продажная… Оно и понятно, кто не любит деньги? Уверен, что деньги были нужны и Ирочке… Она и не скрывала это от меня, но спать со мной наотрез отказалась… Она говорила так: вы, мол, Константин Андреевич, можете меня сколько угодно возить на своей роскошной машине, делать дорогие подарки, но спать с вами я все равно не буду… замуж вы меня все равно не возьмете, а так… не хочется грязи…
– Вот так прямо и сказала?
– Представьте, да… У меня были подобные инциденты и с другими женщинами, но они в конечном счете ломались, вы понимаете, о чем я, да? А с Ирочкой это не прошло…
– А зачем вам было так искушать ее? Просто чтобы развлечься?
– Если честно, то поначалу да. Но потом я решил жениться на ней… И знаете, что она мне заявила?
– Приблизительно знаю… Что она любит Самсонова, журналиста…
– Вот именно… И тогда я сделал все, чтобы его взяли в Москву, на телевидение…
– Так это вы его отправили? А разве вы ничего не знали о Захарченко, его друге, который ухаживал за Ирой?
– Нет, меня не интересовали никакие захарченки… Вот Самсонов был действительно помехой…
– И что же было потом?
– Вот посмотрите на меня… Как вы думаете, я могу еще нравиться женщинам?
– Наверное… Вы очень обаятельны…
– Я старая калоша… Но она влюбилась в меня… Ирочка Литвинова полюбила меня… И знаете, как я об этом узнал? Я простыл, а она за мной ухаживала… И потом, когда я выздоровел, у нас была такая страсть… Она вернула меня к жизни…
– Вы хотите сказать, что она стала наконец-то вашей?..
– Почти… То есть страсть-то была, да я подкачал… Но она сказала, что для нее это не имеет значения… Она… мы с ней стали друзьями, хотя она и позволяла ласкать себя… А я страдал… Я не люблю проигрывать…
– А что было потом?
– Я перевел на ее счет в банке крупную сумму денег, чтобы она ни в чем не нуждалась и жила в свое удовольствие, и сказал ей об этом. А потом сделал ей официальное предложение… И вот на следующий день, как раз это было первого ноября, она ко мне не пришла… А второго числа ее нашли на берегу реки… Я ее едва узнал… Над ее лицом поработали раки… Господи, какой ужас!..
Наталия подумала о том, но женщины, связавшие каким-то образом свою жизнь с этим человеком, почему-то заканчивали свою жизнь трагически… Но почему?
– Я не знаю, почему мне не везет с женщинами… Вернее, это им не повезло со мной…
– А сейчас вы собираетесь жениться на Саре?
– Это она вам сказала?
– Нет, просто, когда мы только вошли, вы назвали ее «лапуней», а так обращаются в основном к близким людям…
– Все правильно… Сара чем-то напоминает мне Ирочку… Она такая же решительная, жесткая и организованная… Кроме того, не забывайте, что я живой человек и тоже страдаю от одиночества… По-моему, это так естественно… Да и Сара тоже совсем одна… Я доверяю ей, вот в чем все дело…
– У вас есть сын? – Наталия все то время, что находилась в квартире Монахова, пыталась увидеть где-нибудь фотопортрет Германа, но так ничего такого и не заметила.
– Да. Но он шалопай…
– Что это значит?
– А то, что он совершенно от рук отбился… Учится плохо, учителя на него жалуются… Начал курить, распробовал пиво… А один раз я застал его здесь с какой-то девицей… Понимаете, он же не дурак… Он же понимает, что я люблю его и что все, что есть у меня, рано или поздно будет принадлежать ему… Он считает, что ему все позволительно…
– А где он, кстати? – спросила Наталия дрогнувшим голосом.
– Где? Думаю, что остался ночевать у своих друзей… Ему утром звонили Жорж и Лари… Что вы так удивляетесь? Жора и Валера, если вас так больше устроит… Но им больше нравится, когда их зовут Жорж и Лари… Это самые близкие друзья моего сына и, кроме того, являются сыновьями моих друзей, Зименкова и Котельникова… Мне бы хотелось, чтобы они так и дружили дальше… Тоже шалопаи, как и Гера, но способные и учатся куда лучше его… Я вас не утомил своими разговорами о сыне?
– Нет-нет, что вы… А вы не могли бы показать мне его фотографию?
– Могу, конечно… – Он тяжело встал и пошел вразвалочку в другую комнату, как раз ту, где спала Сара. Вернулся через минуту. – Представляете, спит как сурок… Она такая милая, эта Сара… А вот и мой Герман… – И он протянул Наталии фотоснимок.
«Это он. Какой ужас…»
– Красивый мальчик, верно?
– Давайте еще выпьем… – Наталия налила в бокал Монахову остатки коньяка. – До утра еще все равно далеко…
Она посмотрела, как он выпил, и почувствовала себя страшно виноватой. Ну вот она добилась чего хотела… А что дальше?
То, что они были как-то близки с Литвиновой, еще не доказывает связь их романа с ее самоубийством… Ей бы радоваться, что она, предположим, выходит замуж за Монахова или, во всяком случае, что сумела его в себя влюбить… Разве что она утопилась с горя, когда узнала, что Самсонов, которого она боготворила, бросил ее, наплевав на ее чувства и уехав в Москву?.. Это мало походило на правду.
Решив, что отступать поздно и что теперь, когда она выяснила, что Герман, который был у нее вчера утром и которого она видела в морге, является (вернее, являлся) сыном Монахова, ей не оставалось ничего другого, как задать ему остальные, не менее важные, на ее взгляд, вопросы:
– Скажите, Константин Андреевич, Герман не говорил вам, куда и с кем он сегодня пойдет или поедет… У него была машина?
– Нет, я ему не разрешал ездить на машине… Пускай сначала поучится, сдаст на права, а там посмотрим…
– Ему вчера никто не звонил?
– Звонили Лари и Жорж…
– И все?
– Не знаю… Меня днем-то дома не было…
– А когда вы видели его последний раз?
– Часов в девять или в половине девятого… А почему вы меня об этом спрашиваете?
– Вам лучше еще выпить, Константин Андреевич… Мне нужно вам сказать что-то очень важное… И я не знаю, как подготовить вас к этому страшному известию…
Монахов вытаращил глаза и побледнел.
– Это связано с Германом?
– Да… С ним случилось несчастье…
– Они убили его, да? Эти скоты убили его? – Он поднялся, и Наталия увидела, как сжались его кулаки.
– Он погиб… – выдохнула она и опустила голову. Ей казалось, что она сделала все правильно: утром ему бы все равно позвонили и сообщили…
– Что с ним сделали? – услышала она словно издалека его голос. Он стал выше и тоньше.
– Я видела его в морге… Знаете, его как будто загрызла собака…
– Собака? Да вы что, с ума сошли?! Какая еще собака?
– Большая и черная, – неожиданно для себя сказала она. – Пока никто ничего не знает…
– Значит, вы пришли ко мне не случайно? И Сара все знала?
– Не сердитесь на нее… Она сильно переживает… Мы не знали, как вам это сообщить… Кроме того, мне важно было посмотреть на его фотографию, чтобы удостовериться в том, что я видела именно его… Вот потому-то я и спросила, не звонил ли кто ему утром или в обед… Понимаете, его нашли на кладбище, а это означает, что кто-то его туда вызвал… телефонным звонком или запиской…
– Записка? Да, была… Тридцать первого… Я сам достал ее из почтового ящика. Обычный белый листок, сложенный вчетверо, а на нем синими чернилами написано «Герману». Я прочитал, конечно…
– Ну и что там было?
– Там было написано: «1 ноября в 3 часа в „Арлекино“. А.». Я так понял, что ему какая-нибудь девица назначила свидание. Я еще спросила его, кто такая эта А., и он ответил, что это какая-то Настя…
– Настя, Анастасия… Вполне может быть…
Монахов встал.
– Я пьян, я едва стою на ногах… А может, мне все это приснилось? Скажите, я сплю? Где мой сын?
– Мне очень жаль… – Наталия тоже поднялась, подошла к нему и взяла его за руку. – По-дурацки все получилось… Вы извините меня, Бога ради, что я немного использовала вас… Расспрашивала о Литвиновой…
– Что? – Он посмотрел на нее, как на привидение, но потом, очевидно, вспомнив что-то, закачал головой: – Да-да, Ира Литвинова… В вас говорило не просто любопытство… Вы самая настоящая садистка… Сначала вы говорили мне об Ирочке, чтобы помучить меня, а потом захотели посмотреть, как я буду реагировать на смерть сына? Да кто вы такая, чтобы ставить надо мной такие эксперименты?
– Вы ошибаетесь… И если вы в чем-то не уверены, то спросите лучше у Сары… Она вам все объяснит, кто я и чем занимаюсь…
– Вы упиваетесь чужим горем… Уходите, я не могу вас видеть…
Она видела, как у него трясутся руки, и сама почувствовала озноб.
– Я могу отвезти вас в морг…
– А что прокуратура? Они знают о том, что случилось? – Он быстро трезвел, его уже колотила дрожь, а говорил он отрывисто, словно челюсти ему сводило судорогой.
– Прокурор Логинов ждет вас внизу, в машине…
Он поднял голову и с удивлением взглянул на нее:
– Игорь Валентинович? Вы уж простите тогда меня… Я уже совсем ничего не соображаю…